– Прошу тебя, назови цену, за которую ты согласен вернуть свободу моему слишком пылкому и неосмотрительному племяннику, о доблестный и милосердный воин! – Арсаман тем временем кланялся Лютомеру. – А моя дружба и благодарность к тебе и твоей прекрасной сестре, – он бросил быстрый взгляд на Лютаву, – поистине будет безгранична!

– Ну, завтра посмотрим, что у тебя хорошего есть, может, и сыщем что-нибудь подходящее, – посмеиваясь, ответил Лютомер. – А если не найдем ничего по нраву, не обессудь – мне конюх хороший давно нужен! Ведите-ка его обратно покуда, соколы! – Он кивнул своим бойникам. – Пусть еще ночку в овине скоротает, подумает, как надо обычаи чужой земли уважать. А нам восвояси пора, дядька Хортогость, чай, заждался, все глаза проглядел!

Чаргая увели, Лютомер и Лютава, простившись, тоже вышли. Арсаман старался не подать вида, но чувствовал досаду, что даже при нем его благородного племянника снова заперли, как преступника. Но купец молчал, понимая, что сейчас не время обижаться. Все могло сложиться для них гораздо хуже.

Однако самих купцов теперь считали здесь гостями и посадили за столы. Замила поднесла первую чашу Арсаману – больше никто из княжеских жен все равно не стал бы приветствовать чужаков.

– Благодари Аллаха за его великую доброту к тебе и твоему племяннику! – ломаным, почти позабытым арабским языком шепнула она. – Будет счастье, если он посидит в темнице еще только ночь. Старший сын бека – оборотень, он волк, безжалостный и беспощадный. В этой стране у вас только один друг – это я.

Она не могла разговаривать с купцом долго и отошла, но он бросил ей вслед благодарный взгляд. Не от хорошей жизни Арсаман Пуян забрался так далеко в эту дикую страну, и хоть один друг был ему здесь очень нужен.

Глава 3

С самого утра на Волчий остров явился княжеский паробок по имени Ячмень – от имени хазар пригласить Лютомера вести переговоры о выкупе. Но застал он там только дядьку Хортогостя, руководившего упражнениями младших.

– Варги нету дома, да и волхва в лесу – нет тут никого, ступай себе, – неприветливо буркнул он.

– А где же варга?

– Много знать хочешь – любопытные долго не живут.

Знатный хазарский гость и его доблестный племянник могли бы обидеться, если бы узнали, как мало Лютомер сейчас о них думал и какой ничтожной особе предпочел целиком уделить свое внимание, время и силы. Хортомил, которого он еще вчера послал на займище Просима искать Галицу, там ее не обнаружил. Лютомер его неудаче не слишком удивился – найти ее у свекра было бы слишком просто. А чем дальше он раздумывал над этим делом, тем яснее становилось, что все здесь далеко не просто, а, наоборот, гораздо сложнее, чем казалось на первый взгляд.

Займище, где жил со своими немногочисленными домочадцами старый бортник, находилось не слишком далеко, и Лютомер пошел пешком. Ходьба его не утомляла, да и разница во времени мало что решала. Сейчас главным было встать на след.

И след действительно имелся. Лютомер умел даже в человеческом облике брать след по запаху, как это делают волки и собаки, но он умел и другое, причем на это другое умение полагался больше. Он умел видеть память вещей, а ведь тропинка и деревья по ее сторонам тоже помнят, кто мимо них проходил. Настроившись внутренне на образ Галицы, Лютомер так отчетливо ощущал ее присутствие, словно она шла впереди и он все время видел ее спину. Она проходила тут совсем недавно, чуть больше суток назад. Вчера на рассвете, когда они с Лютавой и бойниками выходили с Ратибоева займища на поиски хазар, а несчастный Плакун мчался к ним, везя за пазухой свою смерть, она, сотворившая эту смерть, шла вот этой тропой, в другую сторону от Ратиславля. Может быть, она все-таки на займище, просто Хортомил не сумел ее найти? Ведь она вмиг сумела спрятать Хвалиса так надежно, что его не нашла даже Лютава, – обмануть и отвести глаза простым бойникам ей удалось бы еще легче… Если они не ошибаются и она дйствительно умеет гораздо больше, чем они раньше думали.

Но найти Галицу и тем более Хвалиса на Просимовом займище Лютомер не рассчитывал. Чутье ему подсказывало, что простые решения здесь не помогут. Чтобы взять след зверя, нужно прийти на место, где он точно был. А что этим местом станет займище Просима, где обитает семья покойного мужа Галицы, Лютомер не сомневался.

Быстрым и неслышным «волчьим» шагом он шел по тропке, не спуская «внутренних глаз» с образа Галицы, и пытался вспомнить и собрать в кучу все, что он о ней знает. А это оказалось не так легко. Ведь никто и никогда раньше не обращал на нее особого внимания. Она была как воротный столб, мимо которого каждый день проходишь по десять раз и не замечаешь, пока однажды он вдруг не кинется тебе наперерез и не вдарит по лбу!

Ее мать, Северянка, жила в Ратиславле холопкой и тоже имела славу знахарки. От кого она родила дочь, никто не задавался вопросом – ну, погуляла девка на Купалу как следует, так оно богами и задумано. Имело значение только то, что молоко у Северянки еще не кончилось, когда княжеская рабыня-хвалиска родила очередного младенца. Это был ее третий ребенок: двое первых умерли новорожденными, и с третьим, как все думали, будет то же. Но то ли потому, что под рукой оказалась подходящая кормилица, то ли судьба такая, но мальчик выжил. Видимо, тогда-то Северянка и подружилась с Замилой: после родов та была слаба, ничего еще не понимала в языке и обычаях, всего боялась и твердо верила, что старшая жена князя ее ненавидит и постарается погубить вместе с ребенком. На самом деле Семилада тогда не обращала на нее особого внимания, никак не предполагая, что князь Вершина так привяжется к этой смуглой черноглазой женщине и ее сыну.

Под присмотром кормилицы Хвалис проводил первые годы своей жизни, играл с ровесницей – молочной сестрой. Лютомер, будучи старше их на шесть лет, не обращал никакого внимания ни на черноволосого мальчика, ни на его подружку. В возрасте двенадцати лет Лютомер переселился в Варгу и потерял из виду Северянку с ее дочерью. Когда и как умерла Северянка, когда Галица вышла замуж, когда и почему овдовела – ничего этого он не знал, потому что какое ему было дело до какой-то холопки? Только теперь он начал с опозданием понимать, что все это, пожалуй, очень важно. Ведь умение плести чары, убивающие через крохотную каплю крови, не падает с неба. Такое умение нельзя найти под кустом или получить в подарок. Его выращивают в течение долгих лет, причем под чьим-то мудрым и внимательным руководством. Чтобы найти выход в Бездну и получить возможность пользоваться ее силой, нужно долго и притом умело ходить по тропам Нижнего мира.

Но малейшая щель грозит прорывом из Бездны в мир. Во все времена находились люди, желающие за счет силы Бездны увеличить свою собственную силу, не задумываясь о последствиях для мира в целом. И столько, сколько существует человеческий род, «нижние» волхвы стоят на страже, оберегая границу от проникновений и прорывов. И первый неусыпный страж среди них – сам Велес, Страж Пограничья. Обнаружив чью-то попытку открыть такую щель, Лютомер не мог и не имел права отступить, пока не найдет виновного и навсегда не пресечет его попытки в этом роде.

Вчера, вернувшись домой, он призвал на совет Лютаву, надеясь, что сестра, которая еще семь лет прожила в Ратиславле, когда он уже оттуда ушел, помнит больше. Но и Лютава не замечала за Галицей никакой особой мудрости. Та вообще не походила на злую ворожею: не дичилась и не сторонилась людей, была всегда весела, общительна, приветлива, лучше всех знала все окрестные новости и хорошо разбиралась в простых житейских делах. Больше всего, как казалось, ее заботили поиски нового мужа. Причем она не обделяла благосклонным вниманием ни молодых парней, ни вдовцов, ни женатых мужчин, за что два или три раза какая-нибудь баба пыталась, сорвав убогий вдовий повой, драть ей волосы. И это – сильная колдунья? Даже сейчас Лютомер с трудом в это верил. И снова вспоминал свое же сравнение насчет меча: если я не буду упражняться на глазах у людей, никто и не догадается, что я это умею. А когда догадается, будет поздно. Его грызла досада, что он так опозорился, оказался слеп, как щенок. Какая-то баба обдурила его, сына Велеса! Эта досада подогревала его охотничий азарт, внушала желание непременно найти знахарку, взять за горло и доподлинно выведать – что, как и зачем.

– Если сама она не могла, может, духом-покровителем обзавелась? – только и смогла предположить Лютава. – Но откуда у нее покровитель? Старая уже, кому она нужна?

– Почему – старая? – Лютомер пожал плечами. – Они с Хвалисом одногодки, ведь ее мать его кормила. А Хвалис всего на год старше тебя!

Лютомер усмехнулся: сестра сама себя почти что обозвала старухой.

– Все равно! – не сдавалась Лютава. – Духов-покровителей при посвящении получают, а то ты не знаешь! А какое посвящение в ее-то годы! Семь лет назад надо было! А теперь-то что?

– Так, может, она тогда и получила? Семь лет назад?

– И Темяна ничего не заметила?

– Видать, без Темяны обошлись.

И снова они могли лишь в недоумении смотреть друг на друга. Пройти посвящение без руководства волхвов почти невозможно. А волхв уж точно увидит, избран ли посвящаемый богами или духами, и если избран, то какими. Избранному меняют имя – давая то, какое подскажут боги. Именно так Лютава, в детстве звавшаяся Нележей, получила свое имя в честь одного из воплощений Марены, а Лютомер – свое, в честь Ярилы. Да и сама бабка Темяна тоже стала Темяной, когда при посвящении ее выбрала Темная Мать – Марена. Но с Галицей ничего такого не произошло, да никто и не ждал. Кто она и кто ее мать? Однако вот ведь! Обойтись без волхвов можно, только если сильный дух сам выберет себе человека и сам скажет ему об этом. Но тот, не обученный и не защищенный силой и мудростью волхвов, станет не хозяином, а рабом этого духа.

– Пойти, что ли, к Темяне поговорить? – предположила Лютава. – Может, она что-то знает?

– Сходи, – одобрил Лютомер. – А я к Просиму схожу. Сдается мне, что он скорее бы Галицу такому научил, чем бабка Темяна.

На одной из полян Лютомер заметил мужчину с косой и рослую женщину с граблями. Это был средний сын Просима со своей женой – пашен бортники не пахали, но корову и несколько коз держали, поэтому выкашивали все лесные полянки и прибрежные луговины. Младшего сына, еще не женатого, и самого старика нигде видно не было – должно быть, у них нашлись другие дела. Обойдя краем, чтобы не попадаться на глаза, Лютомер свернул на едва заметную тропку, ведущую к займищу.

Несколько раз он приметил борти, расположенные на высоких деревьях и помеченные княжеским знаком. Возле дупла висел на крепкой веревке обрубок здоровенной колоды. Это нехитрое приспособление служило защитой от медведей – чем сильнее косолапый оттолкнет досадную помеху, преграждающую дорогу к дуплу, тем сильнее она с размаху вдарит по бурой голове. Лютомер усмехнулся на ходу: а болтают, будто Просим знает какие-то особые «медвежьи слова», позволяющие договориться с лесным хозяином. Лучше, чем колодой по голове, никакое слово не убедит.

Вскоре лес впереди поредел, показалось займище: изба, хлев, клеть-кладовка, баня за общим тыном из толстых бревен, с медвежьим черепом над воротами. Створки были открыты, след Галицы вел прямо туда.

Дойдя до ворот, Лютомер вдруг остановился и замер, присматриваясь. Из ворот наружу вел другой след этой женщины, почти такой же свежести. Получалось, она пришла и сразу ушла, а более новых следов не имелось. Причем ушла она не одна. Рядом с ней отпечатался образ молодого парня – младшего Просимова сына.

Не заходя в ворота, Лютомер пошел по новому следу. Тот обогнул тын и вывел на узкую тропинку к лесу. Дойдя до опушки, он вдруг исчез – кончился, как отрезало. Лютомер даже огляделся, словно ожидал увидеть Галицу и парня сидящими на ближайших соснах. Разумеется, там никого не оказалось.

Но люди не летают, и как эти двое пришли на это место своими ногами, так должны были и уйти, хоть в какую-нибудь сторону. Лютомер принялся ходить широкими кругами, отыскивая потерянный след. Но земля и сосны молчали. Пропавших они не помнили. Ну, допустим, Галица, в свете ее новых способностей, могла обернуться галкой и улететь. Но куда она дела парня? В клюве унесла? В перышко обратила? Такого не сумел бы даже сам Лютомер.

Делать было нечего. Эта опушка ничего не могла ему дать. Вернувшись по тропе к займищу, Лютомер неслышно проник за ворота.

Дети, мальчик лет пяти и девочка чуть постарше, играли во дворе и замерли, вдруг увидев рядом незнакомца. Кроме полуседой головы при молодом лице и мощной фигуре, в его внешности не было ничего особенного. Даже накидку из волчьей шкуры он по жаркому времени оставил в Варге, а узоры на рубахе и поясе такие крохи еще не умели различать. Но дети особенно проницательные создания, они сразу поняли: к ним явился тот самый волк, которым их всегда пугали, если они не слушались. Но почему сейчас, не ночью, среди бела дня, когда они не делали ничего плохого, а просто играли! А матери с отцом нет дома, только дед, а он хромой, еле ходит. И возится в хлеву – их съедят, а он ничего не заметит!

В хлеву действительно что-то стучало. Пройдя мимо застывших от ужаса детей, Лютомер неслышно встал на пороге. Старик возился в углу, отчищая стойло, но тут же выпрямился и обернулся, точно его тронули за плечо.

– А! – только и сказал он, увидев в двери высокую плечистую фигуру. – Волк за мной пришел! Ну, судьба такая. Бери, раз пришел. Детей не тронь только, они-то не виноваты.

– А ты, стало быть, виноват? – спросил Лютомер. – Выйдем-ка, а то воняет больно.

– А тебе что, коровий дух не по вкусу? – Просим ухмыльнулся. – По зимам-то как еще на него твоя серая братия бежит, вона какой тын взгородили, а и то через него прыгают.

Лютомер чувствовал, что старик не шутя видит в нем свою смерть, но относится к этому как к заслуженному наказанию и даже где-то избавлению. У старика было большое горе. И рубаха на нем была со знаками Марены – такие носят, когда в семье недавно кто-то умер. Причем рубаха старая, ношеная и застиранная. Ну, конечно. Ведь покойный муж Галицы Просиму приходился сыном.

– Я не за коровой пришел и даже не за тобой, – сказал Лютомер, когда они остановились во дворе перед хлевом, где уже припекало поднявшееся над лесом солнышко. – Я за твоей снохой-вдовой.

– Твои уж искали вчера, а у меня…

– У тебя ее нет, я знаю. Она приходила сюда вчера поутру и почти сразу ушла. Вон туда, к лесу. – Лютомер показал за тын. – Куда она ушла?

– К лешему! – Старик злобно сплюнул. – Там ее ищи, тебе оно сподручно.

– Подумай, старик, – спокойно предложил Лютомер. – Тебе труд невелик, а людям польза.

Старик скривился. Лютомер чувствовал, что имя Галицы вызывает в душе Просима тяжелую черную ненависть – но и он, Лютомер, тоже. Старик не видел разницы между ними, одинаково способными ходить в Нижний мир, и не понимал, что если Галица ищет проход в Бездну, то Лютомер, напротив, ищет способ ей помешать.

Так бывает нередко. Довольно многие простые люди боятся Велеса, считая его порождением и владыкой Бездны, в то время как он является ее стражем, не позволяющим силам Бездны проникнуть в мир. Боятся Марены, считая ее, богиню смерти, той самой Бездной, в то время как Велес и Марена оберегают нижние ярусы упорядоченного мира. Они принадлежат к Всебожью Родову и тем самым противоположны бездне в той же мере, что и боги Верхнего мира – Перун, Сварог, Макошь, Дажьбог. Так часто бывает – борющегося с каким-либо злом часто смешивают с самим этим злом, потому что привыкли видеть их рядом. Но Лютомер не обижался. Плохо только то, что от таких людей бывает труднее добиться помощи, если вдруг она нужна.

Ничего не добавив, Лютомер посмотрел на детей, бросивших игру и забившихся за поленницу. Однако в избу они не уходили – было страшно, но любопытно. И прежде чем старик сообразил, куда смотрит гость, и раскрыл рот, мальчик, его внук, вдруг вылетел из-за поленницы на четвереньках и разразился задорным щенячьим лаем. Девочка постарше, тоже на четвереньках, выбежала вслед за братом и несколько раз гавкнула – боязливо, но и предостерегающе, дескать, уходи, это наш дом! Лютомер, улыбнувшись, вдруг по-волчьи оскалил зубы и коротко грозно рыкнул – обоих «щенков» как ветром сдуло, только из лопухов за углом бани доносились возня и испуганное поскуливанье.

– Видел? – Лютомер перевел взгляд на Просима. Тот замер с открытым ртом, опираясь на измазанные в навозе деревянные вилы. – Не упрямься, дедушка, а то ведь внуки всю жизнь в собачьей шкурке проходят. Куда девка девалась?

– Говорю же – к лешему! – Просим отмер. Руки у него тряслись, лицо дрожало, в глазах горели злоба и тоска, но он знал, что с оборотнем ему не тягаться. – Знать ее не хочу, проклятую! Сам я виноват, дурень старый! Зачем в род ее взял! Упрямка привел – вот, говорит, отец, это жена моя! И ведь знал, что приворожила, да крепко – если отсушивать, то помрет парень! Выгнать бы их взашей, пусть бы жили, как знали, да нет, пожалел, сын все-таки, старший, опора и подмога! А ведь выгнал бы – хоть бы младшего уберег! Ведь знал! А теперь через нее и без детей, и без внуков останусь!

– Ты, старик, присядь, – предложил Лютомер и указал на чурбан для колки дров. – А то сердце лопнет от натуги. С мертвыми разговаривать – возни много, а у меня времени нет. Толком можешь рассказать?

– Толку тебе! Змея подколодная! Идем, покажу тебе толк! – Старик вдруг заторопился и заковылял к воротам, опираясь на вилы. Без опоры он уже не мог ходить, потому что нога, сломанная несколько лет назад при падении с дерева, срослась неправильно. – Идем! Покажу!

Лютомер пошел за ним. Старик, как он и думал, свернул за тын, прошел по тропинке к лесу, но не остановился там, где исчез след, а заковылял дальше. На ходу он что-то бормотал, но Лютомер не разбирал ни слова. В душе старика бушевали ненависть, горькое горе и отчаяние.

Тропинка скоро кончилась, потянулась низкая, заболоченная местность. Под ногами кое-где хлюпала вода, потом земля снова поднималась, моховые кочки сменялись травой и папоротниками. Старик все ковылял, хотя уже очень устал.

А потом Лютомер почуял запах гари.

– Вот! – Старик остановился возле невысокого холмика, совсем свежего, обложенного дерном. Серая лесная земля в тех местах, где этот дерн взяли, еще была хорошо видна. На вершине холмика стояли, привалившись друг к другу боками, два горшка, с кашей и сытой. – Вот тут мой Заревка! Вот тут мой голубчик!

И старик заплакал, упав на колени на свежий холмик и склоняясь головой к дерну.

Лютомер поднес руку к холмику открытой ладонью вперед, хотя уже все понял и так. Под холмиком лежало свежее кострище с костями молодого парня, умершего какой-то очень нехорошей смертью. И если бы не огонь и не умение самого Просима, парень на третью ночь после смерти пошел бы на старое место – к живым – и передушил бы всех до единого. Включая годовалого нетя, который сейчас поскуливает в зыбке, поскольку тоже думает, что он щенок.

На поляне был разлит дух свежей смерти. Марена заглядывала сюда не далее чем сутки назад. Однако дух еще три дня после смерти остается возле тела, потому раньше и не хоронят. А духа здесь, рядом с поспешно устроенной могилой, не было! Лютомер даже поднял голову и оглядел еловые лапы над собой, точно надеялся увидеть пропажу где-то там, хотя знал, что дух вообще нельзя увидеть глазами.

Старик все плакал, неловко вскрикивая и кашляя. Мало того, что младший сын пропал, так и он, отец, еще должен был запирать его в могиле чарами, как упыря и врага. И похоже, Просим понимал, в чем тут дело. Понимал, потому и устроил погребение так поспешно и теперь так сокрушается.

– Ты пробовал с ним говорить? – спросил Лютомер.

– Не отвечает, горемычный мой, – пробормотал старик, рукавом утирая лицо. – Не позволено ему…

Не позволено… Знать, кто-то не позволил. И этот загадочный «кто-то» находился неподалеку. Лютомер всем своим существом ощущал где-то рядом присутствие невидимого зла. Поначалу, отвлекшись на странную могилу, он его не заметил, но теперь это присутствие ощущалось все сильнее.

Лютомер оглядывал ближайший лес внутренним взором. Широкий черный след, не видный простому глазу, вел от этой могилы куда-то за ели… Вернее, из-за елей сюда. И там, чуть подальше, таилось какое-то совсем нехорошее место.

Лютомер сделал шаг. Даже он, оборотень, чувствовал себя неуютно и тревожно. Но идти было надо.

– Ступай, ступай! – крикнул старик ему вслед. – Нет, погоди! Я тебе покажу!

Тяжело припадая на ногу и опираясь на вилы, Просим обогнал Лютомера и скрылся за елями. Лютомер нагнал его возле ямы. Когда-то буря вывернула высокую ель из земли, образовалось углубление, в котором постепенно скопилась вода. Сейчас в яму свешивались корни, мох, но было заметно, что совсем недавно ее тревожили.

– Гляди-ка! – Тяжело дышащий старик указал ему черенком вил вниз. – Под воду гляди. Видишь?

И Лютомер увидел. На первый взгляд казалось, что на дне ямы под прозрачной рыжеватой водой лежит несколько круглых белых камней. Но он сразу понял, что это не камни. Это черепа. Три, четыре… Шесть… Да, шесть. Виднелось два костяка, остальные были перемешаны и разрознены. А потревожил эту яму Просим, когда вчера доставал оттуда тело своего младшего сына…

Уже догадываясь, что все это значит, Лютомер протянул ладонь в сторону черепов. Не сразу, неохотно, выпитые до дна кости все же откликнулись, перед глазами стали появляться смутные образы. Красовик из Переломичей, молодой мужик, недавно женившийся… Пошел на охоту и не вернулся. Шумила, старший сын излучинского старосты… Грач, рыбак… А, старый знакомый – Громник, холоп-кожемяка из Ратиславля. Его исчезновение Лютомер хорошо помнил – три года назад об этом много говорили, его искали и семья, и князь, и все недоумевали, куда кожемяка-то мог подеваться? Рыбак, ладно, мог из челна головой о камень навернуться, охотника в лесу медведь мог заломать или болото затянуть…

Вот оно, общее для всех болото. И никому – ни родне пропавших, ни князю, ни волхвам – не пришло в голову связать исчезновения людей с девчонкой из княжеской челяди, вчерашним ребенком. Который каким-то образом изловчился найти щель в Бездну и скармивать ей людей, чтобы взамен тянуть оттуда силу.

– Который… который тут Упрямка, не знаешь? – тихонько спросил старик. – Не разберу я… не отзывается…

– Вон тот, – Лютомер кивнул на один из черепов. – Достать?

– Достать бы… Погрести по-человечески… Жертвы принести… Да поможет ли? – Старик вздохнул и тяжело опустился прямо на мох. – Что толку кости ублажать, когда душа вся сожрана! Она ведь и к Подмоге подкатывалась. – Подмогой звали его среднего сына. – Сразу как овдовела, да уходить не хотела, все говорила, около тебя, батюшка родненький, хочу век вековать! Тьфу, возьми ее леший! Да слава чурам, парень уже женился тогда. А жена как увидела, куда эта дрянь свои глаза бесстыжие наставила, так волосья ей подрала, рожу расцарапала, а потом взяла в сенях косу да и погнала прочь со двора. Тогда та и ушла в Ратиславль обратно, растрепой. Вот ведь – девка глупая, а лучше меня поняла, что нечего эту лешачиху в доме приваживать!

Девка глупая и то догадалась… Лютомеру хотелось зажмуриться от мучительного стыда. Все оказалось еще хуже, чем он думал. Он считал, что вчерашнее покушение должно было сделать его первой жертвой колдуньи. А оказывается, этих жертв уже семь! Одного за другим, по человеку в год, она уводила мужчин в лес – сперва девчонка, потом замужняя женщина, потом молодая вдова. Все творилось под носом у волхвов и у него, Лютомера, но никто ничего не замечал! И это место! Он-то думал, что в Ратиславле и в окрестном лесу для него нет тайн. А оказалось, что вот здесь, в каких-то пяти верстах, много лет стоит открытым лаз из Нижнего мира, проделанный каким-то тамошним духом для своих целей. А он все эти годы бегал волком по округе, мог унюхать след любого зайчонка – а этого лаза не замечал.

– Но кто же ее научил? – Лютомер посмотрел на старика, скорчившегося на мху, как трухлявый гриб. – Я думал, ты, дед. А выходит, другой кто-то. Кто?

– Кто? – Просим уколол его взглядом. – А ты не понял, Велесов сын? От кого ее мать-то родила, ты знаешь?

– От кого?

– Вестимо, не княжеское это дело, за девками глядеть, кто с кем по кустам гуляет! – с издевкой продолжал старик. – А она, Северянка-то, на Купалу с лешим-батюшкой похороводилась. Вот и нагуляла.

Так бывает – в Купальскую ночь или во время новогодних колядок, при угощении умерших, когда грань между Этим Светом и Тем истончается и становится преодолимой, духи завладевают телами наплясавшихся до одури людей. Видно, и тогда какой-то парень впустил в себя лешего да и повстречал Северянку. Парень-то утром и не вспомнил ничего, а последствия сказались вот когда – через двадцать лет!

– Это ему жертвы? – Лютомер кивнул на черепа, но сам знал, что нет. Не водится в здешних лесах такого лешего, чтобы каждый год требовал человеческую голову. Такого лешего он сам бы загрыз… опыт имеется.

– Не ему. Он, батюшка, так много не просит. Ну, меду горшочек, хлеба каравай, молочка там… – Бортник, вынужденный жить в мире с Лесом, хорошо знал, как с ним обходиться. – А пуще всего слово доброе, он и доволен. А тут иное дело.

– Какое? Начал, так говори, дед. – Лютомер пристально взглянул на бортника, стараясь подавить досаду. – Ты с этой тварью лучше всех, выходит, знаком. Поучи уж нас уму-разуму, хоть и с опозданием. Может, хоть кого-нибудь уберечь успеем. Или думаешь, что она больше за Подмогой твоим никогда уже не придет, косы убоявшись?

– Да чтобы я ее на порог… Да я сам косу возьму!

– А как ты эту яму нашел? Недалеко ведь от займища. Неужели раньше здесь не ходил, за столько лет ни разу?

– Да ходил. Вон там у нас еще три борти, – старик кивнул куда-то на лес, – и я мимо ходил, и Упрямка… А там, за логом, излучинцев пашня была, три года пахали, теперь второй год как бросили, не заросло еще. Все ходили, – он опять сглотнул и замолчал, заново осознав, что из трех сыновей-помощников ему остался только один. – Да зачаровано было. А теперь, как меньшой пропал, меня прямо как ножом по сердцу. Чую – беда. Пошел, поклонился, попросил… Мне и показали… А так бы еще семь лет мимо ходил…

– Семь лет… – повторил Лютомер.

У него мелькнули сразу две догадки, разные, но дополняющие друг друга. Сейчас Хвалису девятнадцать лет, Галице, стало быть, тоже. Семь лет назад им было по двенадцать, и они принимали посвящения. Лютава говорила вчера: уж не обзавелась ли Галица духом-помощником – да только кто ей, дуре старой, помогать возьмется? Духов-помощников получают при посвящении. Но не все и не всегда, а только те, кто сумеет убедить духа служить себе, кто достоин этого своим происхождением, кому помогут старшие и мудрые… У Галицы не было ничего – ни мудрости, ни рода, ни наставников. Только мать-холопка и отец-леший. И этот-то отец мог научить ее, как привлечь духа Нижнего мира. Посредника между миром и Бездной. Эти не разбирают, что за человек. Они будут служить любому, кто их накормит. Но если Лютава в благодарность своим духам-покровителям разбрасывает по траве кусочки хлеба и брызгает молоком или медом, то духи Нижнего мира желают человеческой крови.

А спускаться вниз гораздо легче, чем подниматься вверх. Добывать оттуда силу проще, и плоды такой ворожбы зреют быстрее.

– Ты знаешь, дед, такие чары, чтобы семь лет духа кровью кормить? – спросил Лютомер.

– Дошло наконец! – угрюмо буркнул Просим. – Как пешком до Ирия! Есть такие чары. Семь лет духа кровью кормят, а он растет. И через семь лет помогать начинает. Вот она себе и вырастила.

Да уж, вырастила. Лютомер молчал, одолеваемый стыдом за свою слепоту и глупость.

– Ладно, слезами горю не поможешь. – Он встал и оправил пояс. При этом ему снова вспомнился хазарский «подарок», из-за которого и он мог оказаться там же, где сейчас был Просимов сын. – Вот что, дед. Если она вдруг появится, если ты хоть след ее в лесу учуешь, или расскажет кто, или птица чирикнет – сразу мне дай знать. Пришли кого-нибудь, пусть только скажут, что у Просима-де новости есть – я пойму. Она не только мой враг. Упыри всегда на старое место идут – она еще за твоими домочадцами придет.

– Пусть-ка придет, – пробормотал старик. – Уж я встречу…

Лютомер попрощался и пошел прочь. Через эту яму Галица проникала к своей щели в Бездну, но идти тем же путем Лютомеру было еще рано. Чтобы не оказаться утянутым в черную тьму, к такому походу надо как следует подготовиться.

Проходя мимо тына, он снял свое маленькое заклятье с Просимовых внуков, воображавших себя щенками, а взамен наложил на ворота другое, охранительное. А то ведь родители на покосе, а дед еще долго будет сидеть возле следа, уводящего в недоступные человеку пространства, где отныне крылся его кровный враг. И Лютомер был не склонен недооценивать возможности немощного старика.

Лютава тем временем побывала у бабки Темяны. Та выслушала ее молча, пытливо посматривая на внучку.

– Знала я, что кто-то в нашей волости Бездну кормит, – наконец сказала она. – Уж лет пять замечала.

– И что же? – воскликнула Лютава. – Что же не сказала?

– Пять лет назад от тебя еще толку не было. – Бабка слегка усмехнулась. – Да и от брата твоего. А потом… Я два последних года было думала, не вы ли?

Лютава даже не сразу поняла ее, а потом, поняв, покраснела от изумления и даже негодования.

– Мы? – только и выдавила она.

– Вы ведь… в Лесу Праведном живете. – Бабка с намеком посмотрела на нее. – У вас все не как у людей. Я и думала: может, хотите силой запастись, чтобы… свой Лес Праведный обезопасить?

– Да что ты, бабка! – Лютава чуть не заплакала от обиды. – Да разве мы можем? Да разве бы нам в голову пришло?

– Ладно! – Своей загрубелой морщинистой рукой бабка потрепала ее по голове. – Знаю, что не вы. А на кого мне поначалу было думать? Числомера тут у меня, на глазах. – Она кивнула на «зрелую Марену», которая сидела с шитьем тут же в землянке. Та только пожала плечами: дескать, а мне-то зачем? – Велерог тоже не станет, а больше никому и не суметь. А вы двое – вы сила, – задумчиво проговорила старуха. – В вас Велес и Марена живут, пока вы вместе. Разойдетесь – потеряете их. Ну, не совсем, но часть силы уйдет. А силу терять жалко. Не каждый это стерпит.

Лютава сидела, не поднимая глаз. Бабка, наверное, единственная в волости знала, насколько полна их связь друг с другом и каким образом детям волхвы Семилады удается собирать в себе так много силы Велеса и Марены.