Но что эта желтоглазая шепталка способна на такое сильное колдовство – не знали ни Лютава, ни Лютомер, ни другие ратиславльские волхвы.

– Она никогда не делала ничего такого, – еле выговорила потрясенная Лютава, когда брат назвал ей хорошо знакомое имя. – Никогда! Я бы знала!

– Да, не делала, – согласился Лютомер. – Но это ведь не значит, что она не может. Если бы я, скажем, никогда на людях не брал в руку меч, никто и не знал бы, что я умею им пользоваться. А я упражнялся бы себе в лесу и скоро стал бы сильнее всех. И все узнали бы об этом, когда их головы полетели бы с плеч. То есть когда уже стало бы поздно. А она разве мало ходит по лесам?

– Ходит. – Лютава кивнула. – То травы собирать, то свекра проведать… Кто же ее научил-то? Неужели сам Просим?

Просимом звали старого свекра Галицы. По дряхлости лет тяжелое ремесло бортника стало ему не по силам, лазить по высоким деревьям он уже не мог, оставив работу сыновьям, а сам только выискивал места для новых бортей, давал советы и привозил князю собранный мед – бортные угодья принадлежали Вершине. Мелкий, сухой, въедливый старикашка сдавал так много меда, что за ним угнаться никто не мог, и говорили, что он знает какие-то особые «пчелиные слова». А теперь выходило, что не только бортями он занимается и не только «пчелиные слова» знает…

А то, что Галица может больше, чем говорит, Лютава заподозрила уже некоторое время назад. Кто пытался весной приворожить Далянку к Хвалису? Галица. Лютава бы этого так не оставила, если бы не приехал оковский княжич Доброслава, который сначала отвлек ее от прочих забот, а потом и вовсе похитил их с сестрой Молинкой и увез в землю вятичей – там, ей, конечно, стало не до Галицы. И в тот день, уже после их возвращения, когда Хвалис пытался подглядывать за обрядом вызывания дождя и она, Лютава, гналась за ним по лесу, как волчица за олененком, – на кого она наткнулась? На Галицу. Замилина челядинка кланялась лбом в землю и уверяла, что это она была в кустах на берегу – простите дуру! И Лютава действительно никого рядом с ней не обнаружила, в то время как Хвалис находился где-то поблизости! И даже волки не сумели взять его след – тот, кто спрятал от нее Хвалиса, замел и следы. Но когда Хвалис исчез из Ратиславля, разбирать вину Галицы стало не нужно, да и не хотелось лишний раз связываться с ее хозяйкой – Замила целыми днями причитала по сыну, и князь Вершина, тоже его любивший, ходил хмурый и неразговорчивый. И Лютава махнула рукой, подумав, что без Хвалиса и Галица им не опасна. Выходит, зря она так подумала?

– Значит, время пришло меч из ножен вынуть, ты это имеешь в виду? – тихо спросила Лютава. – Для них?

– Похоже на то. Но ты подумай, а кому это нужно? Допустим, я бы сейчас умер. Хвалиса-то нет.

– Но Бороне князем не бывать. Так что оно выгодно одной Володаре.

Брат и сестра смотрели друг на друга. Хвалис родился от чужеземной пленницы и находился в бегах, а Бороня не был родным сыном Вершины, и, поскольку его родной отец умер, не будучи князем, сын навек утратил право когда-нибудь занять престол. В ряду наследников за Лютомером следующим шел старший из сыновей Володары – Ратко, которому сейчас исполнилось всего пять лет. И самой Володаре было бы очень глупо уничтожать прочих наследников, пока ее сын не может постоять ни за себя, ни за нее, ни за угренскую землю. А княгиня Володара далеко не дура!

– А вы про месть забыли, – вставил Хортомил. – Она, хвалиска-то, зла на вас, как тыща леших, что из-за вас ее сыночка из дома прогнали. Вот и того…

– Из-за нас? – возмутилась Лютава. – Я, что ли, его за руку к реке тянула?

– Ты его там застала. – Чащоба кивнул, соглашаясь с Хортомилом. – Стало быть, в Замилиных глазах ты и виновата. Это Хортим правильно говорит.

– Да и избавиться от вас ей по-всякому выгодно, – добавил Серогость. – Если не ты, Лют, то с Бороней Хвалис на равных потягаться может. Отец-то любит его. А те мелкие пока еще подрастут! Лет семь еще про запас у них есть. Вы двое им как кость в горле. Вот и прислали, – он кивнул на пояс, – чтоб или ты, или она, а кто-нибудь да укололся.

– Дуры они соломенные! – бросила Лютава. – Все же на глазах произошло – любой пень поймет, что все из-за пояса! Если травить, то медленно, чтобы дня через три, чтоб никто уже связать не мог…

– За три дня я бы все понял и зелье бы нашел, – сказал Лютомер. – Нас так просто не изведешь. Так что здесь она правильно решила. Меня убивать надо быстро – а если дать мне время, то им же хуже будет.

– А теперь что будет?

– Ну что, дальше-то поедем? – спросил Хортомил. Бойники негромко переговаривались.

– Поедем. Хазары никуда не делись.

Лютава обдумывала, как извлечь отравленную иглу из-под пряжки так, чтобы не уколоться. Кое-кто предлагал просто бросить пояс в реку, но избавляться от него еще рано. Для отыскания истинного виновника этой смерти он был просто необходим.

Лютомер тоже об этом думал и решил не спешить. Подобрав с травы рушник, он снова свернул пояс кольцом, пряжкой внутрь, чтобы на иголку никто случайно не наткнулся, и завернул опасный подарок в ткань.

– Ладно, хватит воду толочь. Двинулись, – сказал Лютомер, убирая сверток в берестяной короб, который нес за плечами Теребила. – Галица никуда не денется, а хазары ждать не станут. Не трогай смотри.

– Что я, дурной?

На повороте тропы к займищу показалась лошадь, которую вел под уздцы Гуляй. Дядька Хортогость, шедший рядом с волокушей, увидел лежащее на земле тело Плакуна и издалека развел руками: ну, ребята, ни на час вас без присмотра оставить нельзя…

Широкая тропа над берегом Угры шла только одна, и приехали гости сухим путем или приплыли по реке – разминуться с ними никак не получится. Вопрос был только в расстоянии – насколько те приблизились. У бойников имелись свои лодки, хранившиеся в сарае на берегу, но решили идти по суше, чтобы ничего не пропустить. По пути заглядывали во все придорожные веси – тут на пять или шесть верст тянулось гнездо рода по прозванью Светеничи. Веси, где в два двора, где в семь-восемь, все принадлежали внукам и правнукам старого Светеня, давно уже похороненного возле священного Солнце-Камня. Среди бойников имелось двое парней родом из Светеничей – Зимовец и Негожа. Кланяясь родичам, Зимовец везде расспрашивал о хазарах, но Светеничи только разводили руками. Наоборот – они сами были бы не прочь услышать что-нибудь от бойников, поскольку слухи о вчерашнем похищении и побоище сюда уже дошли.

– Девок, говорят, прямо с поля покрали? – спрашивали Светеничи.

– С реки. Чуть-чуть до вас не доехали.

– Сохраните чуры!

Только в самой крайней веси Светеничей отец и сын, ездившие еще дальше по реке на ловлю, подтвердили, что во владениях следующего гнезда, Березельцев, они слышали о хазарах.

– Встречали мы на буграх Летника, Гумнарева младшего зятя, так он сказал, что у Мироколичей в веси и правда стоят какие-то хазары. Да он, Летник, и приврать может…

До веси старого Мирокола оставалось еще несколько верст. Чуть-чуть передохнув, бойники тронулись дальше и вскоре оказались на месте. Вся Мироколова весь состояла из пяти землянок в одной связке, населенных подросшими и женившимися внуками самого Мирокола, но и дед был еще довольно крепок и среди старейшин Ратиславльской волости пользовался уважением.

Еще издалека бросились в глаза две ладьи, лежащие на берегу. Ладьи были чужие – на десяток гребцов каждая, приспособленные для перевозки большого количества людей и товаров. Во всей волости такие имелись только у самого князя да кое у кого из богатых бояр, но те все угряне знали. Эти же, судя по всему, сработали где-то на Оке.

Народ был занят на полях, но сам Мирокол оказался дома. Должно быть, женщины и ребятишки завидели новых гостей, потому что, когда Лютомер во главе своих побратимов подошел к деревянным столбам-чурам, обозначавшим границу обжитого пространства, старейшина уже встречал их, опираясь на палку, – такой же, как деревянные деды-охранители, высокий, тощий, с длинной бородой и суровым лицом.

– Здравствуй, отец! – Лютомер поклонился.

– Здравствуй и ты, варга! – Старик приветливо кивнул. – И ты к нам? «Волков» привел? Небось ради гостей наших чужедальних?

– Так они у вас?

– Стоят, есть такое дело.

– Хазары?

– Говорят, они.

– С миром пришли? Не обижают вас?

– Да вроде нет пока. За постой серебра обещали.

– Ну, веди к гостям.

– А ты почто приехал-то? – настороженно спросил старик. Находясь в его доме, хазары пользовались правами на защиту, и неожиданное появление бойников внушило старику опасение за их участь. Все-таки бойники так называются, потому что живут добычей, а хазары – чужие здесь, и ничто, кроме законов гостеприимства, их не защищает.

– Поговорить с ними приехал, отец. А то те молодцы, что от них вперед ушли, такие чудные басни рассказывают, что мы там все аж заслушались.

– Ну, идите, если поговорить. В избе у меня старший их живет, а остальные кто где.

– Много их?

– Самих четверо, да челяди еще два десятка голов. Были вои, да охотиться поехали, до сих пор не вернулись. Встречал ты их?

– Встречал. – Лютомер вздохнул. – А как вы с ними объясняетесь?

– А у старшего холоп с собой, по-нашему говорит. Налимом звать. Думаю, и сам славянских кровей, да такой… тусклый человечишка. Вон оно как – без родной земли остаться, и себя самого забудешь! – Старик сочувственно вздохнул, пропуская новых гостей в ворота.

Возившиеся во дворе между связками землянок две маленькие девочки оставили свои чурочки и вытаращили глаза на гостей; пятилетний мальчик в одной замызганной рубашонке бросил гонять кур и тоже вытаращился на приезжих, засунув грязный палец в рот. Дверь в землянку стояла широко раскрытой по теплому времени, чтобы пропустить побольше света. Внутрь прошли только Лютомер, Лютава и оба десятника, прочие бойники остались во дворе.

В землянке две женщины, молодая и постарше, возились в печной яме, девочка лет семи качала колыбель с младенцем, который, несмотря на это, время от времени принимался орать.

– Бабы, опять у нас гости! – крикнул Мирокол. – Квасу поднесите!

– Ой, варга! – Молодуха, первой узнав Лютомера, стала кланяться, поспешно вытирая руки о передник. – Сейчас, сейчас!

При этом она взволновалась и слегка покраснела, но в полутьме землянки этого никто не увидел, только Лютомер почувствовал ее волнение, как всегда ощущая чувства людей возле себя. Дело в том, что у молодой Жавровой жены три года не было детей, и разочарованный муж уже стал поговаривать, что вернет ее сродникам и возьмет другую. Принеся жертвы Яриле и Ладе, молодая Жавриха на прошлой Купале предложила богам плодородия еще одну «жертву», которую от их имени принял Лютомер, Ярила угренской земли, – и сразу понесла. Видно, тот самый младенец сейчас качался в люльке под матицей, и Лютомер мимоходом улыбнулся, глянув туда.

Но много думать об этом ему было некогда, ибо явился он сюда вовсе не ради того, чтобы проведать Жавриху и ее дитя. На лавках сидели двое незнакомцев, еще двое, судя по долетавшему храпу, спали на полатях, набираясь сил после длинной утомительной дороги. Сидевшие, оба мужчины средних лет, встали при виде новых гостей, сложили руки на животах и стали ждать, не теряя достоинства. Никакого страха или тревоги появление вооруженных мужчин им не внушило – похоже, они считали, что находятся в мире с жителями этой земли и ничего плохого от них не ожидали. Небольшие жидкие бородки, широкие, несколько плоские лица, широкие кафтаны, сшитые из холста и украшенные шелковыми полосами на подоле, по вороту, на рукавах и даже по боковым разрезам, башлыки из тонкого войлока за плечами, длинные косы на затылках обритых голов сразу указывали на хазар, причем довольно богатых. Но странно было встретить хазарских купцов не на Волге и не на Дону, а в дымной землянке простой веси на Угре. Так далеко в глубь славянских земель они обычно не забирались.

– Здравствуйте, гости, кто с добром пришел! – объявил Лютомер, остановившись посреди избы. – Я – варга Лютомер, старший сын князь Вершины Братомеровича, владетеля и повелителя Угры-реки и всего угренского племени. Хочу узнать, кто вы такие, откуда и зачем на нашу землю прибыли?

Из угла выскользнул еще один человек, не замеченный ранее, приблизился к одному из хазар, одетому в яркий желтый кафтан, и стал что-то тихо говорить, почтительно склонившись. Халат толмача был похожего покроя, но только шерстяной, тусклый и явно не новый, бороденка жиденькая, голова повязана какой-то сальной тряпкой, но черты лица выдавали славянина.

Выслушав перевод, хозяин желтого кафтана почтительно склонился перед Лютомером, то же сделал и его товарищ. Двое спавших, разбуженные шумом и разговором, поспешно спускались с полатей, приглаживали косы, оправляли кафтаны и тоже кланялись, еще не совсем уловив суть дела, но поняв главное – к ним явилась местная власть. На лицах была лишь легкая настороженность, без которой в чужих землях никто не обходится. Если бы у хазар изначально имелись враждебные намерения, они вели бы себя иначе. Но враждебности в их душах не улавливало даже обостренное чутье Велесова сына.

– Перед тобой, варга Лютомер, стоит торговый гость из города Итиль, стольного города Хазарской земли, где правит каган Яраслан и по его повелению дела вершит Езекия-бек, сын Обадии, да продлит Аллах его годы! – кланяясь теперь уже угрянам, заговорил толмач. Поглядев на его сильно выступающий нос и прислушавшись к выговору, который хоть и изменился за многие годы на чужбине, но еще узнавался, Лютомер определил в нем выходца из северного племени ильменцев. – Зовут его Арсаман Пуян, сын Карапая. Здесь же перед тобой его спутники: Карсак, Немет и Тунюк. Все это весьма почтенные и знатные люди, известные и уважаемые как в Итиле, так и в иных землях, где ведут торговлю: в Персии, в землях булгар по Волге и славян по Оке. Сюда они прибыли из славного города Твердина, где правит князь Святомер Дедомерович. Он и указал нам путь сюда, на Угру, где, как говорят, в изобилии имеются меха и прочие дары славянской земли.

– Да, все это у нас имеется. – Лютомер кивнул. – Сколько людей у купцов с собой?

– Кроме них самих, челяди еще девятнадцать человек, не считая меня.

– Воины? Охраняет их кто?

– С почтенным Арсаманом следует сестрич его, Чаргай, сын Туганаша, а с ним отряд в три десятка воинов, которые служат охраной купцам и их товарам. Ибо сердца людей полны зависти, а у купцов с собой немалые богатства.

Лютомер бросил быстрый взгляд сестре. Они не запомнили непривычных имен хазарского пленника, но звучало как-то похоже.

– Где же твой сестрич? – спросил Лютомер у старшего из купцов. – Что-то плохо он охраняет тебя – чужие люди приехали, а его и нет. А вдруг бы мы вас грабить собирались?

– Мой племянник поехал на охоту, дабы пополнить запасы мяса, – ответил тот, когда ему перевели вопрос. – Его нет уже более суток. Но я жду, что вот-вот он появится. Что же касается грабежа, то Святомер-бек^[4] заверил нас, что законы гостеприимства охраняют странников от посягательств. Надеюсь, ты не обманешь наших ожиданий, ибо иное оскорбит и ваших богов.

Лютомер мигнул Хортомилу. Поняв, что требуется, тот выбежал во двор и вскоре вернулся, неся белый полотняный сверток.

Знаком предложив купцу подойти к столу, Лютомер положил сверток и сдернул ткань. На свет появился хазарский воинский пояс с серебряными накладками.

Коротко охнув, Арсаман протянул к нему руку, но Лютомер быстро перехватил ее.

– Не трогай! – предостерег он. – Этот пояс научился кусаться, как ядовитая змея, насмерть! Вижу, ты его признал? Его носил твой сестрич?

Даже не дожидаясь перевода, и Арсаман, и сам Лютомер по лицам друг друга вполне поняли и о чем был спрошено, и что гость хотел ответить.

– Собирайтесь, гости торговые! – велел Лютомер. – Охраны своей вам не дождаться, так что поехали в Ратиславль. А по дороге уж я как-нибудь сам вас обороню.

Увидев пояс и решив, что племянника нет в живых, Арсаман и себя самого посчитал пленником. Воображение уже рисовало, как дикие склавины, не знающие истинной веры, отнимают все товары, а его самого со спутниками продают в рабство.

– Мне дано охранное слово самого Святомер-бека! – заговорил он. Видно был, что он сильно встревожился, но в переделку попал явно не в первый раз и не терял головы. – Мы – его гости на этой земле, нас охраняют законы гостеприимства, и если ты не признаешь их, то твои же боги покарают тебя и сам Святомер-бек придет искать мести за меня!

– Здесь хозяин не князь Святомер, а князь Вершислав угренский. Уж не знаю, сам ли князь Святко вас обманул, сказав, что и на Угре правит, или вы заблудились и не заметили, как его владения миновали. Про это мы позже поговорим.

– В чем ты нас обвиняешь?

– Вас пока ни в чем, если люди не жалуются. – Лютомер глянул на Мирокола, который, стоя у стола, с беспокойством вслушивался в их беседу. – А вот сестрич твой успел у нас так нашалить, что и своих за это бьют смертным боем. Что с ним делать – князь рассудит. Едем, время терять нечего. Или ты думаешь все твои дела торговые в этой веси и решить?

Убедившись, что он пока еще не пленник, Арсаман несколько приободрился. Отдав приказание челяди готовить товары к отъезду, он развязал кошель и выложил на стол перед Мироколом несколько новеньких блестящих дирхемов. Это была очень большая плата за сутки постоя, и хазарин бросил на Лютомера отчасти горделивый взгляд: знай, дескать, какие щедрые и достойные люди перед тобой! Оборотень только усмехнулся. Если купцу дорог племянник, то теперь ему придется выкупить того у Лютомера, которому пленник принадлежит со всеми потрохами по праву военной добычи. И богатство вуя в этом случае более чем кстати.

– Ну, если он за каравай хлеба по дирхему дает, то за чернявого того мы с него столько сдерем, что тебе ожерелья в три ряда сделаем! – весело шепнул Лютомер сестре.

– Эта красивая женщина – твоя жена? – спросил Арсаман, заметив, как они шепчутся.

– Что? – удивилась Лютава, а Лютомер поднял брови, думая, что толмач ошибся.

Перепутать мужнюю жену с незамужней девушкой так же невозможно, как принять мужчину за женщину, – девушка всегда носит косу и ходит с непокрытой головой, и даже праздничный венчик не должен прикрывать затылок. Замужняя же женщина обязательно закрывает косы, обвязанные вокруг головы, повоем и кикой, чтобы не сглазить невольно через свои волосы чужой для нее, мужний род.

– Это моя сестра. Разве ты не видишь? – Лютомер обвел рукой фигуру Лютавы, указывая на ее длинную косу.

– Я вижу, что женщины склавинов не закрывают свои лица и свободно разговаривают с любым мужчиной, с которым пожелают, – ответил хазарин. – Как я подумал, и замужняя женщина может сопровождать своего мужа в поездках.

– Ну, я тоже замужнюю хазарку от незамужней не отличу! – Лютомер улыбнулся. – Нет, это моя сестра. Она живет в моем доме и всегда сопровождает меня.

– Это хорошо, что Бог одарил тебя такой красивой и отважной сестрой. – Хазарин слегка поклонился. – Я вижу по ее лицу, что она к тому же умна и сведуща в разных вещах, а еще стройна, как серна у источника. Тот, чей дом она собой украсит, будет вечно благодарить Аллаха за эту удачу.

– А что такое серна? – не поняла Лютава.

– Это такая дикая и тощая коза, – пояснил Налим и удивился, когда все угряне во дворе разом закатились от хохота.

– Да уж, умеет человек доброе слово молвить! – проговорила Лютава сквозь смех.

Но, судя по взглядам, которые бросал на нее Арсаман, она и впрямь ему понравилась, и известие, что она не замужем, он принял с явным удовольствием. Видимо, у него на родине стройные и загорелые девушки пользовались большим успехом, чем здесь, где царила белокожая и пышнотелая красота.

Обратный путь занял остаток дня: хазары со своими товарами ехали по реке, Лютомер с дружиной сопровождал их по тропе вдоль берега. Он не боялся, что гости убегут, – куда на реке убежишь, да и зачем? Видимо, так же сопровождала их и собственная охрана, остатки которой сейчас сидели в Ратиславле под надежными запорами.

К Ратиславлю прибыли уже в сумерках. Бойников, тем более в сопровождении таких необычных гостей, сразу заметили, и народ кинулся навстречу. Узнав хазар, Ратиславичи загудели удивленно и негодующе, но близко к ладьям пока никто не подходил.

– Это гости торговые, мирные! – кричал Лютомер. – Помогите-ка, люди добрые, товары занести, там и для вас кое-чего найдется!

Послав за княжей челядью, он быстро устроил переноску хазарских товаров из ладей в кладовые, где сейчас было место, а сам повел купцов в братчину.

– Ну, здравствуй, волк Ярилин! – Князь Вершина радостно приветствовал сына. – А ты уже с добычей! Ну, рассказывай! А что же ты обновку свою не надел?

Он смотрел на старый, собственный пояс Лютомера, вместо которого ожидал увидеть новый, хазарский.

А Лютомер смотрел ему в лицо. Нет, князь Вершина не собирался его убивать. Он действительно хотел порадовать старшего сына этим поясом и сейчас чувствовал разочарование именно в этой надежде. Если для Замилы Лютомер был соперником и угрозой, то сам князь понимал, что его первенец в случае беды станет первой же его опорой и защитой.

Лютомер глянул на Любовидовну – но на лице женщины тоже не отражалось ничего, кроме обычного любопытства. Она, видно, уже и позабыла про пояс. Нет, она тут ни при чем.

В братчину поспешно вошла Замила, и Лютомер, спиной почувствовав ее появление, быстро обернулся. Она не рассматривала, какой на нем пояс, – ее раздосадовало уже то, что он жив. Никаких вопросов у него не осталось.

Но Лютомер не спешил обвинять ее. Какие у него доказательства, кроме чутья? Если уж объявлять войну тем двоим, кого князь Вершина особенно любит, то и оружие нужно весомое.

Да и не время сейчас.

Чтобы что-то доказать, нужно признание Галицы. Поэтому, едва оказавшись на княжьем дворе, старший княжич послал Хортомила найти челядинку.

– Получил я пояс хазарский, княже, получил. – Лютомер кивнул и не удержался – посмотрел на Замилу, чтобы хвалиска поняла по его взгляду, что он все знает об этом кусачем подарке. – И сам тебе дар ответный доставил. Может, говорил тебе Богомер, что ездил я вниз по реке поискать хазар, с кем наши лиходеи вчерашние пришли. Так я их нашел и к тебе привез. Во дворе дожидаются. Позволишь ли им войти?

– Что за хазары? – Князь Вершина подался вперед. – Такие же злыдни? Много их? Что за люди? Ты с ними бился?

– Без битвы обошлось, они вроде как люди мирные. Мужей четверо, челяди с два десятка, да там больше холопы. Представляются гостями торговыми, из Итиля. Прикажи допустить их сюда – сами тебе все расскажут.

Князь приказал, и вскоре четвертых хазар уже водили в братчину. Им с трудом расчистили место: Ратиславичи, подогретые вчерашними волнениями, все набились сюда: до смерти хотелось знать, что за гости и с чем прибыли.

Пока хазары, при посредничестве толмача (которого на самом деле звали не Налим, а Алим, что значит «ученый»), снова рассказывали, кто они и откуда, в братчину вошел Хортомил и протолкался к Лютомеру.

– Нет ее нигде, – чуть слышно шепнул он прямо в ухо вожаку. – С утра никто не видел. Бабы говорят, то ли в лес к родне пошла, то ли за травами.

– Поезжай со своими к Просиму, – шепнул в ответ Лютомер. – Если там, привезите. Не захотят отдавать – все равно берите, с мужиками потом разберемся.

Он не удивился тому, что хитрой девки нет в Ратиславле. Даже если бы ее черное дело сладилось, без разбирательств не обошлось бы и ее участие так или иначе выплыло бы наружу. А она, в отличие от любимой княжеской жены, рассчитывать на снисхождение никак не смогла бы.

Хортомил коротко кивнул и вышел, взглядом позвав за собой шестерых парней своего десятка.

– Сестрич твой, стало быть? – расспрашивал тем временем князь Вершина старшего из гостей.

– Истинно так, бек, – отвечал тот, почтительно кляняясь. – Это сын моей покойной сестры и ее мужа, отважного и доблестного Туганаша!

– Сын сестры – все равно что свой сын! Что же ты за сыном так худо смотришь? Сам вроде человек неглупый, знаешь, как на чужой земле себя вести надобно, чтобы хозяев не обидеть и себя под беду не подвести. А он вон что удумал!

– Я с трудом могу поверить своим ушам, бек! Еще когда твой старший сын, доблестный Ла… доблестный и отважный воин, – не вспомнив сразу славянское имя, Арсаман почтительно указал на Лютомера, – рассказал мне об этом, я подумал, что мой бедный раб перепутал славянские слова! Мой племянник разбойничал, похищал чужих женщин! Я умоляю тебя о милости: прикажи привести его сюда и допроси, чтобы и ты, и я услышали, как же все это вышло! Ведь ты еще не приказывал казнить его, он еще жив?

– Жив покуда! – Князь Вершина усмехнулся, видя отчетливый страх в глазах богатого купца, роскошный желтый кафтан которого внушал ему зависть, мало подобающую мужчине. – Богоня, распорядись!

Богомер сделал знак мужчинам, и те вскоре привели вчерашнего пленника, со связанными за спиной руками. Вид у него теперь был помятый и осунувшийся, но такой же гордый и непримиримый.

– Вы его там хоть кормили? – осведомился князь Вершина, окинув пленника взглядом. – Что-то он еле на ногах стоит.

– Кормили, да, говорят, не жрали ничего – ни он, ни другие, – доложили ему.

– А что им давали?

– Рыбы давали. Не хлеб же на этих образин тратить, самим нет!

– Они не взяли бы хлеб! – сказала Замила. – Им вера запрещает принимать пищу, приготовленную руками неверных, то есть всех остальных!

– Ну, было бы предложено! – Борелют развел руками.

Увидев своего вуя, пленник переменился в лице. На лице Арсамана отразились сложные чувства: и облегчение, и досада. Глядя на них, Лютомер понял, что купец с самого начала не одобрял желание племянника поохотиться, и тот, похоже, сделал это родичу назло. Теперь же он в полной мере наказан за непочтительность и ему стыдно – но только перед Арсаманом. Стоявших вокруг «склавинов» он по-прежнему в два зерна не ставил.

– Благодарю Аллаха, что вижу тебя живым, Чаргай! – сказал ему Арсаман. – У меня оставалось на это мало надежды. И хотя погибнуть в бою – великая честь для воина, все же проводить время в плену, в голоде и унижении – совсем не то, чего я желал бы для сына моей любимой сестры. Поведай же нам, как вышло, что тебя обвиняют в столь неблаговидном поступке – похищении почтенных и знатных женщин?

– Почтенных и знатных? – Чаргай бросил на князя взгляд скорее удивленный, чем почтительный или виноватый. – Тогда спроси лучше у него, почему их почтенные женщины ходят везде одни, без единого мужчины, без слуг, да еще и без одежды! Никогда ни моя мать, ни моя сестра, ни другие женщины из достойных семей не могли бы оказаться в лесу одни, да еще ничем не прикрытые! Я подумал, что эти женщины – пери, предназначенные для удовольствия тех, кому посчастливиться завладеть ими. А что ты и любой другой подумал бы на моем месте?

Алим открыл было рот, потом усомнился и бросил взгляд на хозяина. Арсаман закрыл лицо руками, будто в приступе неодолимого стыда, потом поднял глаза и вознес краткую молитву.

– Переводи! Нет, постой, – спохватился он. – Переводи меня.

Лютомер уже смеялся, без перевода поняв речь пленника, люди в недоумении поглядывали на него.

– Чего он такого веселого сказал, а, сыне? – Князь Вершина нахмурился.

– Вон, толмач перевести боится, – смеясь, ответил Лютомер. – Этот упырь говорит, что у них там женщины без мужчин по лесу не бегают и голыми не ходят. А раз ходят, значит, ничьи, бери кто хочет. Вот он и взял, какие понравились.

Алим закивал хозяину, который подыскивал слова объяснений: дескать, уже все объяснили. Ратиславичи гудели: кто-то смеялся, кто-то возмущался.

Арсаман поймал взгляд Замилы и понял: жена хозяина, обликом так не схожая со славянскими женщинами, его понимает и может стать его союзником.

– Произошло недоразумение, и ты, я надеюсь, поймешь это, бек! – снова обратился он к князю, кланяясь. – Мой племянник никогда не видел, чтобы почтенные женщины ходили без сопровождения мужчин и слуг, особенно когда одежды их… э, не дают представления об их знатности!

– Не видел он! То его беда! – отрезал Богомер. – Кто он такой, чтобы в чужую землю со своим обычаем ходить! Он наше племя оскорбил, наших богов разгневал! Не знал – так впредь будет знать!

Братчина одобрительно зашумела.

– Это что же, каждый теперь будет чего захочет творить, а потом оправдываться: не знал, дескать!

– Ратиславичи, тише вы! – прикрикнул князь Вершина, и народ приумолк. – Зачем нам их кровь – лучше мы с них за обиду виру возьмем!

– К тому же я должен сказать тебе, бек, что мы приехали сюда с соизволения Святомер-бека из Твердина! – торопливо вставил Арсаман, пытаясь дать общему гневу другое направление. – Он заверил нас, что эта земля подчиняется ему и что он позволяет нам пользоваться здесь всем, в чем у нас будет нужда!

– Опять князь Святко! – Богомер в досаде хлопнул себя по колену, и люди опять загомонили.

– Это он вас обманул! – закричал боярин Будояр, с трудом одолевая шум. – Князю Вершине и роду его принадлежит земля угренская, князь Святомер здесь не хозяин!

– Помоги нам, госпожа! – Другой хазарин, Тунюк, умоляюще сложил руки, обращаясь к Замиле, в которой узнал восточную женщину. – Только твое милосердие сейчас спасет нас!

– Так, выходит, во всем виноват князь Святко! – воскликнула она. – А эти люди находятся под защитой закона гостеприимства! Неужели ты нарушишь этот закон, князь Вершина?

– Ну, вот что! – Князь хлопнул по столу. Он уже продумал, что ему будет выгоднее. – Князь оковский этих людей обманул, а все из злобы к нам и зависти! Не будем же казнить невинных, не возложим на них чужую вину! А то, что оскорбили наших жен и дочерей, то пусть выкупят. Пусть Гореничам подарки дарят, чтобы обиды не держали. А сестрича твоего, гость, мой сын в полон взял, теперь его воля над ним. Хочешь выкупить – сам с ним договаривайся, дорого ли попросит.

Выслушав торопливый перевод, хазары принялись кланяться, прижимая руки к груди. Народ еще гудел, но теперь с новым чувством рассматривал роскошные кафтаны гостей. Если они в простой день цветное платье носят, значит, стало быть, богатство у них несчитанное, немереное!