– Это так странно… – как-то начала она, но тут же замолчала, словно посчитала свою речь неуместной.

– Что – странно? – невозмутимо спросил Торвард и лишь бегло глянул на нее, чтобы не выдать своего любопытства.

– Что я… Что мы все время одни. Целый день, с утра и до ночи. День за днем – и никто нас не видит, только лес. Ты когда-нибудь бывал один так долго?

– Нет. Никогда.

Торвард подумал при этом сразу о нескольких вещах. Во-первых, этим замечанием она еще раз выдала свое положение, хотя оно и так ясно. Только знатная девушка никогда не остается одна, будучи всегда окружена домочадцами, служанками, гостями, подругами… А во-вторых, что она права и он сам ощущал какое-то глубинное недоумение, второй день подряд встречая взгляд только одной пары глаз, а не десятков, всегда, везде, куда ни повернет голову. Он и сам привык день и ночь быть среди дружины: дома и в походе, на суше и в море, под крышей или в лесу. Он не осознавал одиночества только из-за того, что слишком привык быть в толпе, и сам Аскефьорд, живое продолжение его самого, в его мыслях был с ним здесь.

– А твои знают, где ты? – задал он вопрос, который продолжал его мысли об Аскефьорде.

– Нет, – ответила девушка. – Никто не знает. Ни один человек…

Она произнесла это так задумчиво-отстраненно, что Торвард понял: эти неведомые «свои» ушли очень далеко от нее не только по расстоянию, но и в мыслях. Ей было, может быть, вовсе и не к кому стремиться. Ему стало жаль ее, у которой нет своего Аскефьорда, захотелось помочь ей, исправить ее чувство одиночества – такая девушка заслуживает лучшей участи. Но для этого нужно знать, кто она и в чем ее сложности. Судя по ее ухоженному виду и хорошей одежде, желающие позаботиться о ней имелись; другое дело, хотела ли она доверить этим таинственным лицам заботу о себе? По всему выходило, что нет. Тут и камень изводился бы от любопытства, но девушка молчала, и на ее лице не отражалось желания рассказывать. Это было странно: всякая женщина любит поговорить, тем более когда с ней такое приключается. А эта молчит. Раньше Торвард считал всех сдержанных людей умными, но, несколько раз ошибившись, понял, что молчаливость может быть не только признаком умной сдержанности, но и следствием глупости, которой просто нечего сказать. Но здесь был явно не тот случай. Она слишком быстро находила ответ, слишком хорошо понимала его и не испытывала ни малейших затруднений при выражении своих мыслей. Просто ей было о чем подумать – иначе она не оказалась бы тут совсем одна, – а ему она не доверяла. Это он тоже понимал и старался не спугнуть ее излишним любопытством.

Задумавшись, она уходила в свои мысли так глубоко, что Торвард порой сомневался, а помнит ли она вообще о его присутствии. Вот он взял ее за плечо и остановил: она вздрогнула и подняла на него недоумевающий взгляд, словно не помнила, кто он такой. Он глазами и бровью показал ей на коричневую, с резким черным зигзагом на спине, гадюку, гревшуюся на солнце между камнями в двух шагах впереди. Эмбла сильно вздрогнула, подалась к нему и сама держала его за руку, пока он обводил ее стороной.

Крупный глухарь взлетел с сосны в нескольких шагах от них: от треска и грохота его крыльев девушка так содрогнулась, что Торвард засмеялся, но тут же схватился за лук и быстро согнул его, натягивая тетиву, а потом бегом кинулся вслед за птицей, бросив на бегу: «Стой здесь!», точно боялся, что такая задумчивая девушка потеряется, если отойдет хоть на шаг от этой сосны.

– Вот это я понимаю! – радовался он, вернувшись с обезглавленным глухарем в одной руке и луком в другой. – Ужин сам тебе навстречу вылетает! Я же тебе говорю: не пропадем! Только вот я сам виноват: поднял тебя слишком рано, ты же спишь на ходу. Не подумай, что я смеюсь, но, правда, по лесу немножко опасно ходить, как вельва во сне.

– Я не вельва! – И не подумав обидеться, Эмбла тяжело вздохнула. – Вельва все знает, даже больше, чем Один. А я ничего не знаю. Я – бенгельт. Это не переводится. На свете было таких только две: я и еще одна, ее звали Мис. Не слышал о ней?

– Боюсь, что нет. – Встряхивая тушку глухаря за лапы, чтобы стекла кровь, Торвард с откровенным сожалением покачал головой. Слово было явно эриннское, а если бы он лучше разбирался в преданиях эриннов, то мог бы сейчас кое-что узнать.

– Оно и к лучшему. – Эмбла снова вздохнула. – Ну, ладно, пойдем, я проснулась и буду смотреть под ноги.

Освободив стрелу из тушки, Аск потер ее о мох. Ингиторе бросилась в глаза бронзовая насечка на железном острие – руна Тюр, повторяющая очертания самой стрелы. Обозначает волю к победе, мужество, целеустремленность… и читается как «Т». Стрелы, как и все его оружие, красивые, дорогие, отлично сделанные – в общем, указывают на то, что владелец их – человек не простой. В какую сагу она забрела – где «зверь благородный», словно Сигурд, в одиночестве бродит по заколдованному лесу и ищет своего дракона?

Вскоре после этого они увидели сперва выкошенную полянку с двумя стогами, потом сенный сарай, потом тропинку, выбитую явно человеческими ногами, а потом и хутор (названия усадьбы это не заслуживало): дом под соломенной крышей, с обмазанными глиной стенами, амбар, хлев и еще какие-то мелкие строения за общим бревенчатым частоколом.

– Если хочешь, зайдем, – предложил Аск. – Купим хлеба или из одежды чего-нибудь, я не знаю, может, тебе что-то нужно?

Ингитора поколебалась. Рубашка на смену, к счастью, постиранная Халльгерд в последней усадьбе перед встречей с Бергвидом, у нее еще имелась, но отдохнуть в настоящем доме, помыться горячей водой, поесть хлеба или каши было бы совсем неплохо. За половинку одного звена серебряной цепи, которая соединяла застежки ее платья, она могла бы получить всего этого вдоволь. Но… показываться на глаза чужим людям, на Квиттинге, где, в ее представлении, правили Бергвид и Дагейда…

– Теперь тепло, помыться можно и в озере! – Приняв это мужественное решение, Ингитора все же не удержалась от вздоха. – Можешь считать меня трусихой, но я не хочу идти к чужим людям. А вдруг тут живет… – Она хотела сказать «лучший друг Бергвида», но не посмела произнести это имя и сказала вместо этого: – Какой-нибудь тролль-людоед. Мы не знаем, кому здесь можно доверять.

– А мне, значит, ты доверяешь?

– Пока не больше, чем приходится поневоле. Но ты уже видел, как я сплю, и не съел меня. А на их счет я и того не знаю. Под елкой отдохнем, ничего.

– Как скажешь! – Аск пожал плечами, и Ингитора мысленно отметила, что ей попался исключительно сговорчивый спутник. – Я о тебе забочусь. Сам я и зимой могу под елкой отдохнуть. А теперь лето – как говорится, летом дом под каждым кустом! Вообще-то это мудро. Нас с тобой всего двое, а серьезный боец у нас и вовсе один.

– А ты – серьезный боец?

– Очень серьезный, – спокойно, без хвастовства, но очень уверенно ответил он. Эта мысль была ему настолько привычна, что уже не служила поводом для бахвальства. – Но сейчас на деле доказывать не хотелось бы.

Ингитора посмотрела на него почти с благодарностью: она целиком разделяла это желание. Хватит с нее славных сражений.

– На свете есть только один великий воин, которому под силу меня одолеть! – с выразительной важностью произнес Аск. Ингитора покосилась на него: сохраняя торжественную серьезность на лице, он, кажется, в душе смеялся.

– И кто же это? – с некоторой подозрительностью осведомилась она.

– Имя сего непревзойденного героя – Флоси Лысый из фьорда Кривой Речки. Хотел бы я, чтобы ты на него взглянула!

Девушка, конечно, ничего не поняла, но Торвард рассмеялся, вспомнив Флоси бонда с его ростом, широкими плечами – и мордой добродушного козла. И с изумлением и восторгом понял, что сейчас тот зимний случай кажется ему очень забавным. Настолько забавным, что он охотно рассказал бы о нем всему Морскому Пути, чтобы люди тоже посмеялись. А тогда ведь казалось, что жизнь кончена! Дракон Судьбы на руке или привлекательная девушка рядом – а при девушках он всегда чувствовал прилив сил – тут помогли? Но той жуткой зимой, помнится, ему было не до девушек и он даже не понимал, зачем заботливые домочадцы их время от времени к нему присылают, – только злился, что его не могут оставить в покое и дать побыть одному! «Могучий Фрейр! – восхищенно думал Торвард, осознавая огромную перемену, неприметно свершившуюся в нем. – Да я никак выздоровел!»

До его цели, до Дракона Битвы, оставался еще неблизкий путь, но теперь Торвард чувствовал себя полным сил и прежнего задора и верил, что и Дракон Битвы его не минует. Удача идет к счастливому, оружие приходит к сильным.

Ближе к вечеру они нашли лесное озеро. Вокруг него росли большие старые ивы, свесившие ветви в воду и похожие каждая на какой-то зеленоводный шатер, а у дальнего берега плавали на поверхности темноватой воды красивые желтые кувшинки.

– Дальше не пойдем! – Аск остановился и бросил свой мешок на траву. – Не хочу всю оставшуюся жизнь мучиться совестью, что уморил благородную деву.

– Я могу пройти еще немножко.

– А ты куда-нибудь торопишься?

Ингитора покачала головой. Мысли о возвращении в Эльвенэс не доставляли ей никакой радости. Хоть она и не виновата, что сокровища Хеймира конунга попали к Бергвиду, а его сын, погубленный ее руками, так и остался в плену, предстать перед Хеймиром конунгом после всего случившегося ей совсем не хотелось. Даже если Эгвальд в конце концов и окажется на свободе, надежда на встречу с ним ее тоже не воодушевляла. Ей придется ему сказать, что ее жажда мести оказалась ошибочной и что любить его она тоже не может… Сейчас его образ уже не казался ей привлекательным – он был частью ее заблуждения, еще одним бледным мороком среди тех, что она навыдумывала, и никакой нежности не вызывал. Обрадуется он ее отказу или огорчится – приятного мало в том и в другом.

И что ей остается? Вернуться в Льюнгвэлир и выгнать оттуда Оттара – но что за жизнь ее там ждет? Та же самая, от которой она и пыталась сбежать, но теперь уже без надежды на избавление. Фру Торунн, хлеб, селедка, ковры… Коровы, куры, крашеная шерсть… Сплетни по праздникам в гостях…Думать об этом было так тягостно, что сам Медный Лес, ужасы которого молва явно преувеличила, казался ничуть не хуже Эльвенэса. А раз так, то и Эльвенэс может еще какое-то время обойтись без нее, а ей дать отдохнуть на этой чудной поляне, где так красиво и спокойно, спокойно…

– Ну, и я тоже не тороплюсь, – удовлетворенно отозвался Аск, скидывая на землю оружие, плащ, который он из-за жары нес на плече, и обезглавленную тушку глухаря. – Так ради чего нам изнемогать?

– Но ты же говорил, что твое дело не ждет?

– Ну, день-другой оно потерпит. До зимы всяко успеем, так что давай, устраивайся.

На самом деле устройством их ночлега, как и вчера, занимался он сам: притащил из леса целую охапку лапника, чтобы девушка не сидела на каменистой земле, устроил ей лежанку, развел огонь, пристроил Ингитору за ним присматривать, а сам взялся за глухаря. На ее беспомощность он ничуть не досадовал: Торварду нравились красивые белые руки Эмблы с длинными тонкими пальцами, которым так пошли бы золотые кольца, и он вовсе не хотел, чтобы вместо нее здесь оказалась какая-нибудь трудолюбивая рабыня. Ему нравилось смотреть на нее, а выпотрошить птицу он может и сам! Его гордость была гораздо выше такой ерунды.

В устье впадавшего в озеро ручейка он набрал глины, обмазал ею тушку и закопал в угли. Глядя, как он полощет в озере руки, Ингитора с грустью подумала, как бесполезно и бессмысленно оказалось здесь все, чем она так гордилась когда-то: и ее высокий род, и вся слава ее отца, и ее собственные познания, равно как и умение складывать стихи лучше всех в Слэттенланде.

– Постой! – Увидев, что Аск мочит в воде рукав, она подошла и прикоснулась к его локтю: – Дай я заправлю.

Он улыбнулся и охотно протянул ей руку. Она закатала ему рукав повыше, с невольным уважением скользнула взглядом по смуглой мускулистой руке, еще раз отметила, какой красивый у него браслет, марки полторы весом – узор с «хватающим зверем», широко известный в Морском Пути, хотя уже несколько устаревший, – обмотала рукав тесемкой, завязала, потом подняла глаза, встретила его веселый взгляд… и смутилась, поняв, о чем он думает.

– Ладно, никто не видит! – успокаивающе сказал он. – Я никому не расскажу, что ты завязывала мне рукава, клянусь Фрейром!^[4]

– Да уж, тебе к этому, как видно, не привыкать! – Ингитора через силу усмехнулась.

– Случалось! – скромно заметил он и отвел глаза, но тут же опять глянул на Ингитору, и по веселому блеску его темных глаз нетрудно было догадаться, что скромность его показная и настоящей даже не притворяется.

И вот тут она, как проснувшись, осознала, что рядом с ней уже два дня находится не просто «кто-то», а мужчина, молодой, близкого к ней рода и воспитания, более чем заслуживающий внимания! Притом сам он явно не «спит на ходу», а смотрит на нее и видит ее, хочет ее понять, интересуется ею, притом даже в том смысле, который здесь, в лесу, для нее нежелателен и опасен.

В ней словно что-то зашевелилось: так, должно быть, чувствует себя береза, когда весной ее согреет солнце, сок побежит по жилам, оттаявшая кора даст глубоко вздохнуть и она обнаружит, что вовсе не такая мертвая, как казалось зимой! Она молода и может расти! Смысл его взглядов, которые сегодня уже не раз делались слишком теплыми и проникающе-настойчивыми, Ингитора понимала прекрасно. И все вместе в ней вызывало странную смесь чувств: и радость пробуждения, и неловкость, и опасения, и досаду на все те мысли, которые вогнали ее в эту спячку!

Тролли с ними со всеми, кого сейчас с ней нет! Пусть Эгвальд ярл «в уютном корабельном сарае Аскефьорда» сам о себе позаботится немного, в конце концов, он уже взрослый! Пусть тролли съедят Бергвида, от которого она, слава асам, избавилась! А двое суток не замечать такого человека, как Аск, может только спящая вельва! Но раз уж ей пришлось ходить по глухим лесам наедине с чужим мужчиной, то надо быть осторожнее. И Ингитора поспешно вернулась к костру, стараясь сбросить со спины ощущение его провожающего взгляда.

Когда они поели, уже совсем стемнело и пришла пора укладываться спать. Ингитора умылась в озере, потом вымыла усталые ноги, снова радуясь, что суровая рабыня Халльгерд положила в ее мешок полотенце. Обойтись без золоченой миски можно, но вот вытираться подолом…

– Мыться будешь? – спросил Аск, покрепче связывая свои длинные волосы сзади. – Я могу отвернуться. И даже честно.

Его лица она не видела в темноте, но по голосу было слышно, что он улыбается, и Ингитора ответила даже слишком сурово, помня про «завязанные рукава»:

– Нет. Холодно.

– Ну, тогда отнеси к костру, сделай милость! – Аск расстегнул пояс и вручил его Ингиторе.

Толстый ремень с крупной серебряной пряжкой, с узором в виде того же «хватающего зверя», с серебряными бляшками, ножом, огнивом, точилом, кожаным кошелем, кольцами и петлями для меча и топора показался ей очень тяжелым (богиня Фригг, как он это на себе таскает!), – но она взяла его и торопливо пошла прочь от воды. Пояс еще был теплым, и в его твердом изгибе сохранилось какое-то смутное обаяние, ощущение того крепкого стана, который он только что обнимал. Почему-то это смутило Ингитору, и, подойдя к костру, она поспешно положила пояс на траву возле его плаща и оружия, словно он, пояс, таил какую-то опасность. Хотя какую же, в самом деле? В глаза ей бросился узор на одной из бляшек, изображавший фигуры мужчины и женщины, слившихся в объятии – и именно сейчас ее наполнил смятением этот вполне обычный, известный знак Фрейра и Фрейи, хотя у других она часто видела его раньше и не находила повода смущаться.

Словно вспомнив, как она устала, Ингитора торопливо улеглась на свою охапку лапника, отворотилась от огня и завернулась в плащ. От озера слышался плеск. Теперь, когда она его наконец заметила, присутствие Аска стало ее волновать само по себе, хотя она не понимала почему: она теперь ощущала его с такой ясностью, как будто каждое его движение затрагивало какие-то невидимые струны в ней.

Сначала она было задремала и не слышала, как Аск вернулся, но потом почему-то проснулась. Рядом с ее лицом лежал еще мокрый пучок желтых кувшинок с того берега озера, и Ингитора мимоходом обрадовалась этому маленькому подарку, но отчего-то ей стало тревожно. Костер совсем догорел, среди тьмы только звезды слегка посвечивали высоко в небе, и Ингитора всем существом почувствовала бескрайние и безлюдные пространства вокруг них. Она слышала многочисленные, таинственные звуки ночной чащи и буквально кожей ощущала отсутствие каких-либо стен между нею и Медным Лесом. В прошлые две ночи она была слишком утомлена и измучена, чтобы обращать на это внимание, но сейчас ей стало неуютно.

Ветер покачивал ветви ив, шуршал чем-то в лесу, а Ингиторе мерещилось, как скользит между стволами тень огромного волка с рыжеволосой ведьмой на спине, хозяйкой этих диких мест. Не открывая глаз, Ингитора лежала, слушая голоса ночи и стараясь заснуть. Шум ветвей казался необычайно громким, зловещим, и резкие крики ночных птиц, словно бы испуганных чьим-то грозным продвижением, тянули каждый раз встать и оглядеться. То и дело ресницы сами собой поднимались, и она бросала настороженный взгляд в темноту.

«Надо спать, я должна отдохнуть, завтра опять идти!» – убеждала себя Ингитора, закрыв глаза. Перед взором ее было темно, и вдруг в этой темноте зажглись четыре ярких огня. Два зеленых, на высоте человеческого роста, и два желтых над ними приближались стремительными скачками. Ингитора оцепенела от ужаса, не могла даже открыть глаза, даже понять, сон это или явь. Однажды она видела это, и видела наяву.

И только сейчас она вдруг осознала грозящую опасность. Да, сам Бергвид может искать ее только на побережье. Но у него есть покровитель и союзник, который дома именно здесь, среди этих лесов и озер, которому открыты здесь все пути! Ведьма с легкостью найдет ее след!

Собрав все силы, Ингитора дернулась, как будто рвалась из сети, вздрогнула, ахнула, открыла глаза и резко села. Прижимая к груди свой плащ, которым укрывалась, и дрожа всем телом, она лихорадочно огляделась, ожидая увидеть горящие Глаза Из Тьмы где-то рядом. Но было темно.

– Что такое? – раздался спокойный голос Аска с другой стороны погасшего кострища.

Голос был ровным, ясным, ничуть не заспанным, и он принес Ингиторе такое облегчение, словно благодаря ему-то она и пробудилась от тяжелого страшного сна, а ужасы остались там, за черной гранью, и теперь им ее не достать.

– Мне… Не могу спать, – еле выговорила она, с трудом переводя дыхание.

– Если из-за меня, то зря! – так же спокойно и чуть-чуть насмешливо отозвался Аск, не поднимая головы. – Я благородный человек и не пристаю к девушкам, которые не выказали желания иметь со мной дело. Я, конечно, понимаю, что очень невежливо пялил на тебя глаза весь день, но это не означает никаких таких намерений… Мне не нужно, чтобы девушка визжала и брыкалась, я люблю, когда меня обнимают. Так что ты можешь спать совершенно спокойно, я на твою честь покушаться не намерен. Ну, а если тебе холодно, то иди ко мне! – с той же спокойной готовностью предложил он. – Погрею.

– О богиня Фригг! Я вовсе не об этом! – воскликнула Ингитора, но между тем почувствовала облегчение, как будто ей внезапно подарили очень нужную вещь. Заверения насчет безопасности были совсем не лишними и устраняли не менее важную заботу по эту сторону сна и яви. – Здесь так тревожно, так неуютно! – с тоской воскликнула она, не зная, как объяснить свой страх. – Тебе хорошо, если ты в Медном Лесу ничего не боишься.

– Я этого не говорил, – невозмутимо ответил Аск и сел на своей лежанке, обхватив руками колени. Глаза Ингиторы привыкли к темноте, и теперь она различала очертания его фигуры. – Совсем ничего не боится только слабоумный, который не понимает, что делает и чем ему это грозит. У нас в усадьбе был один такой, Уффе Дурачок. Даже гусей пасти не мог, просто забывал про них. Все лазил по скалам, по самым опасным местам, и ни разу не сорвался. Другим и смотреть страшно, а ему хоть бы что. Он потом подавился рыбьей костью.

– И что мне до него за дело? – отозвалась Ингитора. Она не понимала, какая тут связь, но успокаивалась от самого сознания, что рядом с ней живой человек.

– Я к тому говорю, что смелые люди тоже боятся. Но трус боится и убегает, а смелый боится и идет. Ты ведь знала, что такое Медный Лес?

– Знала.

– И пошла?

– Да.

– Ну, значит, ты очень смелая. Так что тебе приснилось?

– Мне не приснилось. Я вовсе не спала. Я видела… Ах, не подумай, что я тоже, как ваш дурачок… Что я вижу духов наяву. Но я увидела то, что не здесь, а далеко. Мне так кажется… что это правда!

Ингитора запнулась, не зная, как сказать.

– Ничего в этом нет удивительного. – Аск пожал плечами. – Люди, которые видят то, что далеко, называются ясновидящими. У нас в Аскефьорде такие есть, я их знаю. И что это было? Что ты видела?

– Я видела… Два зеленых огня, а над ними два желтых, как две пары глаз. И они мчались быстрее лошади. Прямо ко мне.

От собственных слов Ингиторе снова стало страшно, мурашки хлынули вниз по спине и плечам, сковали руки, так что ей даже в самом деле захотелось перескочить со своей лежанки к нему поближе.

А ее спутник, проявлявший до того такую удивительную невозмутимость, вдруг изумленно свистнул и повернулся к Ингиторе. Он понял смысл ее видения гораздо лучше, чем она могла предположить. Через темноту он смотрел на нее, видя только белое пятно лица и безнадежно пытаясь разглядеть ее глаза. Это было поразительно: она заговорила о том, о чем он сам думал и не мог заснуть. Почему? Что она может об этом знать?

– Ты когда-нибудь видела это наяву? – чуть погодя с некоторой осторожностью спросил Аск.

Ингитора кивнула. Он не спрашивал, что это, а значит, был с этим видением знаком.

– Я же говорю, что ты очень смелая, – сказал он наконец со смесью удивления и уважения в голосе. – Ни одна женщина, сколько их ни есть, не пошла бы в Медный Лес, зная… про нее. А ты идешь. Да ты отважна, как богиня Скади!

– А ты про нее знаешь? – в свою очередь спросила она, пропустив похвалу мимо ушей.

– Знаю. Это… Да, встречи с ней нам едва ли удастся избежать. Я зря об этом не подумал, когда звал тебя с собой, потому что она обязательно захочет со мной повидаться. Но, скорее всего, это случится не сейчас, а позже, когда мы с тобой расстанемся и ты будешь в безопасности.

– Вот как! – Ингитора даже рассмеялась. – Ну, я тебя поздравляю: ты подобрал такую дивную приманку для нее, что она может появиться гораздо раньше! Я уверена, что она будет искать меня. Я, правда, тоже только сейчас сообразила. То, от чего я убежала, было гораздо хуже, так что никакой особой моей смелости в этом нет!

– Хуже? – Аск удивился и даже усмехнулся с недоверием. – Ты мудра, как вельва, если знаешь что-нибудь хуже нее!

– Знаю, представь себе! Лучше бы она сама меня съела, чем привела по моим следам Бергвида Черную Шкуру!

Ингитора сказала это, и пожалела, что сказала, и одновременно испытала облегчение – невысказанная тревога раздирала ее с такой силой, что не давала даже опустить голову на мешок, служащий подушкой.

Аск протяжно и многозначительно просвистел в ответ. Кто такой Бергвид, объяснять ему не требовалось.

– Н-да! – сказал он чуть погодя. – Понял, не дурак. Беру назад свои недостойные сомнения. Если бы я был девушкой, то от Бергвида Черной Шкуры я бы тоже побежал без оглядки в Медный Лес, даже если бы знал про Да… ну, про ту, которую лучше все-таки не называть.

– Вот именно! Лучше пусть меня съест ее жуткий волк, чем мне увидеть еще раз эту черную шкуру и эти пустые глаза… – Ингитора задохнулась при одном воспоминании и закрыла лицо руками. – Когда я там проснулась под кустом и увидела тебя, я подумала, это он, – зачем-то созналась она.

– Нет. Трудно найти в Морском Пути человека, который… – Аск даже не сразу подобрал подходящие слова. – Который больше меня был бы не Бергвидом. То, что сейчас мы живем на свете оба одновременно, досадная ошибка, и уже скоро она будет исправлена. То есть в живых останется только один из нас, и это буду я. И уже в обозримом будущем ни тебе, ни какой-то другой благородной девице не придется бояться Бергвида Черной Шкуры.

– Так ты хочешь его убить?

– А я недостаточно внятно выразился? Да, я собираюсь его убить.

– Если получится, как говорят умные люди! – насмешливо поправила Ингитора.

Аск усмехнулся тоже:

– Да, умные люди так говорят. Но я никогда не считал себя особенно умным! И не притворяюсь, так что имей в виду.

– И не надо! – Ингитора с горделивой небрежностью махнула рукой, и он отметил, как красиво эта белая рука смотрится в темноте: словно волшебная птица. – С меня достаточно того, что ты не посягаешь на мою честь. А здравым рассудком я и сама не отличаюсь, так что мы отличная пара!

– Вот и договорились! – Аск тоже рассмеялся в ответ. – А что, ты мою цель одобряешь?

– Я не знаю, сумеешь ли ты, но его надо остановить, – теперь уже безо всякого смеха сказала Ингитора. – Он сказал однажды… Сказал, что вымостит человеческими головами всю дорогу в Хель. Что даст своей матери столько спутников туда, сколько не имела ни одна женщина. Вот ты говорил – человека ведет его цель и делается его хозяином! А он… Его цель – месть, ты понимаешь, только месть, всем подряд, всем, кто родился в землях слэттов и фьяллей. Его цель не ведет, а гонит! Нет – она его съела! Это страшный человек! Он – уже не человек, его сожрала его месть! Это страшно! Это так гадко, так отвратительно! Он думает только о мести, больше ни о чем, и потому он уже мертв, ты понимаешь, мертв! Он не видит ни людей, ни обстоятельств, он не способен ни слушать, ни понимать! Он живет в своем мире, и этот мир – Хель! Он сам – ходячий кусок Хель среди живых! Месть тянет вниз, она служит только смерти! А он ничего другого не хочет знать, не может знать! Он – не человек, он дракон! Нидхёгг!

Ингитора почти кричала, сжимала кулаки перед грудью, стремясь выпустить тот ужас темной бездны, которую увидела в глазах Бергвида и едва ли когда-нибудь забудет.

– Да я знаю, – спокойно сказал Аск, и Ингитора замолчала, чувствуя, что он действительно знает и убеждать его не надо. И ей стало гораздо легче от ощущения, что другой человек понимает все то, что ее так мучает, тем более такой сильный и уверенный, как Аск.

А ему очень хотелось спросить, где и как она увидела Бергвида. Но он воздерживался, понимая, что воспоминания эти могут быть слишком неприятны. И ему в голову не могло прийти, что подобный ужас перед самим понятием мести может испытывать Ингитора дочь Скельвира, прозванная Мстительным Скальдом.

– Знаешь что… – подумав, сказал Аск. – Я все-таки думаю, что этих двоих мы с тобой сейчас можем не бояться. Эта, с желтыми глазами, тебя не тронет, пока я рядом. У меня есть одна вещь, которую она очень хочет получить, но непременно по доброй воле, так что сейчас ей невыгодно со мной ссориться. И Бергвида она сюда не приведет, потому что в последние годы он бегает не за мной, а от меня. Поэтому от свиданий они пока воздержатся. А если что, то я, поверь мне, не только глухарей умею потрошить. Так что спи.

Но Ингитора не надеялась скоро заснуть и продолжала сидеть, кутаясь в плащ и сжимая ткань у горла.

– Так значит, ты из Аскефьорда? – спросила она, вдруг вспомнив слово, которое зацепило ее в самом начале этого разговора. – Ты же сказал, что «у вас в Аскефьорде» есть ясновидящие.

– Да, – неохотно отозвался он, недовольный, что отчасти проговорился.

– Почему-то все фьялли, которых я встречала, были из Аскефьорда.

– Ну, вообще-то у нас там много народа, сотни три или даже больше. Это если считать только по берегам, а не вглубь. А кого ты еще встречала?

Ингитора поколебалась. Если сказать, что она видела Ормкеля Неспящего Глаза, то это как по ниточке вытащит и все остальное. Вплоть до его героической гибели под секирой Бергвида Черной Шкуры, а это воспоминание было и опасно, и болезненно само по себе.

– Если ты из Аскефьорда, то ты, наверное, знаешь вашего конунга, – вместо этого сказала она. – Говорят, у вас там его все рыбаки знают.

– Это правда.

– И ты знаешь?

– Ну, да, – еще более неохотно отозвался он. – В общем-то можно сказать, что я его знаю.

«Насколько каждый человек может утверждать, что знает самого себя!» – мысленно добавил он. Но вот сознаваться, что он сам в последние пять лет и является конунгом фьяллей, в его замыслы совершенно не входило. Для того он и оделся попроще, и бороду перестал брить перед этим походом, чтобы спрятать свой слишком знаменитый шрам на щеке и не оповещать любого встречного, что Торвард сын Торбранда самолично, притом в полном одиночестве, находится в глубинах Медного Леса.

– Это один торговец говорил. – Ингитора колебалась, не зная, стоит ли об этом продолжать. Начав расспрашивать, она неминуемо подошла бы слишком близко к той черте, за которой выдала бы саму себя. – Его звали Анвуд, он торговал шелками.

– Не знаю такого, – в задумчивости отозвался Торвард, а потом сообразил, что она говорит об Оддбранде Наследство. – А, знаю. Я так и подумал, что ты из Слэттенланда, – добавил он чуть погодя.

– Почему?

– Потому что Анвуд отправился в Эльвенэс. К Хеймиру конунгу. Постой! – Он вдруг быстро подался к ней и схватил за руку, так что Ингитора вздрогнула от неожиданности и отпрянула, и он выпустил ее. – Ты меня прости за нескромность, но… – с волнением и изумлением от пришедшей мысли заговорил он. – Ты, часом, не Вальборг, дочь Хеймира конунга?

– Вальборг? Я? – Ингитора изумилась даже сильнее, чем если бы он назвал ее настоящее имя, и сама подалась к нему. – С чего ты взял?

Мысль о том, что благоразумная йомфру Вальборг, отлично знающая, что можно, а что нельзя, вдруг оказалась бы на ее месте в этих лесах, была так нелепа, что Ингитора недоумевала, как могло возникнуть такое дикое предположение. То, что сама она в этой плачевной поездке заняла место Вальборг, сейчас не пришло ей в голову, потому что с самого начала она воспринимала это дело как свое и ничье больше.