*Двенадцатый день*. Слухи, кои вот уже двадцать лет все усиливались, глася, что глава нашего княжеского рода, отец земных племен, благороднейший, августейший и древнейший Адам (да будет мир с ним!) изъявил волю посетить отца моего в стольном его граде, ныне уже более не слухи, но истина. Приближается уже посольство, несущее весть эту. Велико ликование в городе и радость. Отец мой приказал первому своему министру приготовить все, как должно.
      *Тринадцатый день*. Прибыли нынче доверенные лица и донесли, что посольство остановилось в оазисе Балка в восемнадцати днях пути отсюда на юг.
      *Четырнадцатый день*. Нет в городе другого разговора, кроме как о великих новостях да о посольстве. На восходе солнца отправились в путь посланцы отца моего, пышно одетые, с дарами - везут они с собой и золото, и драгоценные камни, и пряности, и почетные одежды. Отправились они С развевающимися знаменами и под военную музыку, и блестящие ряды их двигались мимо, пока не утомили меня число их и шум. А толпы, что, крича, следовали за ними, и зевак, собравшихся на кровлях, ни один человек сосчитать был бы не в силах. Поистине, великий нынче день.
      *Пятнадцатый день*. Отец мой приказал подновить Пальмовый дворец для посла и его свиты. Восемьсот художников и искусных мастеров будут работать не покладая рук, дабы покрасить его, позолотить и подправить.
      *Шестнадцатый день*. Побывал в музее, дабы обозреть одеяния из фиговых листьев и странных недубленых шкур, кои носили прародители наши в раю в древние времена. А также Огненный меч, бывший в руце ангела. Ныне город безумствует из-за предстоящих событий, и в музей, говорят, пускают лишь малые тысячи из тех множеств, что ежедневно рвутся туда узреть сии реликвии. Дабы мог я видеть, как видят простолюдины, и слышать, как слышат простолюдины, и избавиться от докучных почестей, надлежащих сану моему, когда сам я являю собой зрелище, отправился я туда переодетым в простого мохака {14}, не обременив себя ни единым слугою. По обширным анфиладам покоев расхаживали сотни гидов, а за ними следовали сотни любопытных, и толковали они им все собранные здесь чудеса. И заметил я, что гиды эти показывают сокровища свои не наугад, но в строгом порядке, и речь их по застарелой привычке закостенела в неизменной последовательности слов, стала монотонной и лишенной всякого выражения, словно бы ее производила машина. Тот, за которым следовал я, уже четыреста лет занимал этот пост и все это долгое время каждый день отбарабанивал одну и ту же речь, так что ныне не властен уже был он над своим языком. Лишь только начинал он болтать, один Бог мог остановить его, пока речь сама собой не кончалась. Глупая риторика и напыщенность ее некогда, быть может, и звучали внушительно, ныне же, однако, могли только вызвать насмешливый хохот или слезу жалости - до того пресными и безжизненными они стали. Трижды прерывал я этого бедного дряхлого осла, дабы испытать его. И сбылось предугаданное мною: он сбивался и приходилось ему возвращаться обратно и начинать сначала. И было так: молвил он: "Узрите сие грозное оружие, угрюмую реликвию того ужасного дня, еще пылающую тем жадным огнем, что над потемневшими просторами Эдема отбрасывал багровый отблеск..." Я перебил его и задал вопрос о внушительном экспонате с надписью: "Подобие и изображение Ключа от Райских Врат, оригинал какового покоится в сокровищнице Каина в дальнем городе Енохе". Дряхлого гида сильно это смутило, и попытался он ответить мне, но не смог и раз, и два. А затем стал вспоминать место, на котором оборвал он заунывную свою речь, но не сумел, и опять заскрипел с самого начала: "Узрите сие грозное оружие, угрюмую реликвию того ужасного дня, еще пылающую тем жадным огнем, что над потемневшими просторами Эдема отбрасывал багровый отблеск..." И дважды еще я перебивал его, и каждый раз возвращался он к своему проклятому: "Узрите сие грозное оружие..." Но тут заметил он по смеху в толпе, что попался в ловушку, и обуял его гнев, и накинулся он на меня, говоря: "Хоть я человек незнатный и невысокий занимаю пост, но не пристало какому-то мохаку, невежливому юнцу, позорить мои седины насмешками". Впервые услышал я бранные слова, и рассердился, и чуть было не сказал: "По закону тот, кто оскорбляет отпрыска царского дома, повинен смерти". Но вовремя удержался и промолчал, решив в надлежащее время отдать его на распятие вместе со всей его семьей.
      Мне еще не доводилось видеть ничего подобного любопытству, с коим взирала толпа на Фиговые Листья. А ведь и не листья они вовсе, но лишь их скелеты, ибо мякоть вся давно сгнила и рассыпалась в прах, и уцелели только прожилки. Найдутся хулители и скажут, что всегда будут у нас подлинные райские одеяния, пока не переведутся на земле фиговые деревья и звери, дабы было чем подновлять сии священные сокровища. Я же ничего не скажу, ибо так будет благоразумнее. Но горько мне вспоминать, что в каждом из семи городов выставлен напоказ единственный подлинный и неподдельный Огненный меч, изгнавший наших праотцев из рая. Сие подвигает к сомнению.
      Тут прошла мимо прелестная идолопоклонница и затерялась в сомкнувшейся толпе. Я же предался мечтам и грезам и, утратив интерес к чудесам, меня окружавшим, удалился в дом свой.
      *Двадцатый день*. Поскорее бы с божьей помощью прибыло это посольство, ибо народ совсем потерял голову. Весь город занят только разговорами о сем великом событии и приготовлениями к оному. Однако минует еще много дней прежде, нежели надежды эти принесут плоды.
      *Двадцать седьмой день*. Да погибнет потомство Иавала! Да иссохнет рука, которой мало было создать благородный орган и чарующую арфу, и заперла она неугомонного дьявола в недрах ящика, дабы всякие бродяги исторгали из него вопли, крутя рукоятку, и называли их музыкой. Хотя не прошло еще и ста лет, как появилась эта новинка, но уже распространилась она по всем пределам, подобно чуме, и ныне в каждом городе бродяги из далеких стран крутят ручку этого страшного ящика в обществе друга своего обезьяны. Было бы это еще переносимо, если бы играли они разное, но на беду все эти ящики играют одну только песенку - новую песенку, вошедшую в моду лет тридцать назад; а теперь она, пожалуй, выйдет из моды, лишь захлебнувшись в этом нелепом потопе, о коем благочестивые дурни с плохим пищеварением пустословят и пророчествуют время от времени. Говорят, что ожидаемые празднества привлекли в город наш еще больше этих бродяг с ящиками, и стеклось их сюда полных восемьдесят тысяч, и все они без отдыха накручивают один слезливый мотивчик: "Поцелуй, Аггаг, свою мамашу". Поистине не могу я больше этого терпеть. Хоть бы и провалился Аггаг сквозь землю, и этого было бы мне мало, ибо велик мой гнев оттого, что он вообще родился и навлек на нас эту беду.
      *Второй день шестого месяца года 747*. Вчера прибыли посланцы отца моего, а с ними августейшее посольство. И отец мой встретил их торжественно у городских ворот. Процессия была весьма длинна, одеяния диковинны, и зрелище сие тешило глаз. Город весь обезумел от восторга. Не доводилось мне еще видеть такого шума и смятения. Всю ночь напролет каждый дом, каждая улица и все дворцы блестели огнями, и, те, кто пребывал на далеких восточных горах, говорили, что мнилось им, будто не город перед ними, но равнина, усеянная гранеными драгоценностями, кои сверкали и переливались, обворожая взгляд своим сиянием.
      Посол сообщил привезенную им весть, и сомнений более не остается. Адам приедет к нам, и срок уже назначен: год 787-й или следующий. Глашатаи возвестили об этом народу, и весь город шумно ликует. Отец мой приказал начать приготовления для надлежащего празднования столь знаменательного события. А теперь начнутся игры и другие развлечения в честь посла, и отец мой объявил о прекращении всяких работ на два месяца, пока будут длиться эти празднества.
      Перевод И. Гуровой
      ОТРЫВОК ИЗ СТАТЬИ В "РАДИКАЛЕ" ЗА ЯНВАРЬ 916 ГОДА
      "... Когда численность населения достигла пяти миллиардов, земле уже нелегко было прокормить их. Правда, войны, эпидемии и голодные годы приносили время от времени облегчение и уменьшали чудовищную напряженность положения. Поистине благодетельным явился памятный 508 год - год, когда голод, подкрепленный моровой язвой, скосил за девять месяцев сто шестьдесят миллионов человек: немного, конечно, но все же лучше, чем ничего. То же можно сказать и о последующих подобных годах. Однако от века к веку бремя численности населения становилось все более тяжким, все более грозным, и соответственно этому неотвратимо возрастала серьезность положения.
      Выйдя из младенческого возраста, люди почти не умирали. Средняя продолжительность жизни равнялась шестистам годам. Колыбели все наполнялись, наполнялись, наполнялись - без отдыха и срока; кладбища практически пустовали, могильщики бездельничали и едва могли прокормить свои семьи. Смертность составляла 2250 человек на миллион. Людей разумных это пугало, легкомысленные хвастали этим! Они вечно сравнивали численность населения в текущем десятилетии с численностью его в предыдущем и восторгались гигантским приростом - как будто он шел на пользу человечеству, которое и так еле-еле вырывало у земли достаточное пропитание.
      Но худшее было еще впереди! Естественно, мы надеялись не на благотворное влияние случайных эпидемий и голодных лет, поскольку оно бывало лишь кратковременным, а на спасительную помощь войн и врачей, которая казалась постоянной. Так посмотрим же, что произошло. За последние пятьдесят лет наука уменьшила эффективность врачей ровно наполовину. Ныне врач пользуется только одним смертоносным средством там, где прежде он пускал их в ход десять. Улучшение санитарных условий оздоровило гибельные в прошлом области. Было открыто, что большинство наиболее полезных и неизлечимых болезней вызывается микробами различных видов, и люди научились обезвреживать деятельность этих микробов. В результате желтая лихорадка, черная чума, холера, дифтерит и почти все прочие полезнейшие недуги превратились в забаву, с помощью которой можно не без удовольствия скоротать часок-другой, и полностью утратили всякую ценность для государства, став не опаснее несварения желудка. Замечательные достижения хирургии усугубили нашу беду. Теперь больной желудок просто иссекается, и человек чувствует себя отлично, не говоря уж о экономии на еде. Если человек лишается зрения или слуха, ему просверливают череп и возвращают утраченное. У него отрезают руки и ноги и заменяют их другими, приобретенными на механическом складе, и он начинает бегать и работать еще лучше, чем прежде. Если потребуется, ему сделают новый нос, новый кишечник, новые кости, новые зубы, стеклянные глаза, серебряный пищевод, - короче говоря, его могут разобрать на составные части и собрать заново, так что он станет вдвое прочнее и крепче. Все это проделывается с применением анестезирующих средств и наркоза, так что ему не грозит ни гангрена, ни боль. Это сделало войну почти бесполезной, так как из ста раненых, которые прежде умерли бы, теперь девяносто девять через месяц возвращаются в строй целехонькие.
      Каков же общий итог всей этой борьбы с микробами, санитарии и хирургии? Совершенно ужасающий - смертность _снизилась до 1200 человек на миллион!_ И глупцы радуются этому и хвастают этим! А дело обстоит очень серьезно. Если все пойдет так же, то население земного шара будет удваиваться за год. И со временем людям не то что сидеть, но и стоять будет негде.
      В чем же выход? Я не знаю. Длительность жизни слишком велика, смертность слишком низка. Среднюю продолжительность жизни следовало бы установить в тридцать пять лет - лишь кратковременный миг, - смертность довести до 20000 - 30 000 человек на _миллион_. Но даже и в таком случае численность населения будет удваиваться каждые тридцать пять лет, и со временем оно вновь неимоверно возрастет и поддержание жизни станет затруднительным.
      Так воздадим же честь тому, кто этой чести заслуживает: врач подвел нас, но война нас спасла. Правда, число убитых и раненых слишком ничтожно, чтобы оказать существенное влияние на ситуацию, однако нищета и опустошения - следствие войны - уничтожают миллионы и миллионы людей, освобождая место для иммигрантов. Война - грубый друг, но заботливый. Она не дает нашей численности превысить шестьдесят миллиардов и сохраняет жизнь недоедающему человечеству. Большего количества людей земной шар прокормить не может..."
      Перевод И. Гуровой
      МИР В ГОДУ 920 ПОСЛЕ СОТВОРЕНИЯ {7_7}
      ИЗ ДНЕВНИКА ДАМЫ, СОСТОЯЩЕЙ В ТРЕТЬЕЙ СТЕПЕНИ РОДСТВА
      Принимала сегодня Безумного Пророка. Он хороший человек, и, по-моему, его ум куда лучше своей репутации. Он получил это прозвище очень давно и совершенно незаслуженно, так как он просто составляет прогнозы, а не пророчествует. Он на это и не претендует. Свои прогнозы он составляет на основании истории и статистики, используя факты прошлого, чтобы предсказать, каким, вероятнее всего, окажется будущее. Прикладная наука - и только. Астроном предсказывает затмение, но это еще не значит, что он выдает себя за пророка. Вот Ной - пророк, и никто не питает большего почтения к нему и к его священному дару, чем этот скромный ученый, составляющий прогнозы и сопоставляющий возможное и вероятное.
      Я познакомилась с Безумным Пророком - или Безумным Философом (его называют и так и так), - когда он еще учился в университете в начале третьего века. Тогда ему было лет девятнадцать или двадцать. Я всегда питала к нему дружеские чувства, отчасти, разумеется, потому, что он мой родственник (хотя и дальний), но главное, потому, что он умен и благороден. Он задумал жениться, когда ему было двадцать четыре года и когда, собственно говоря, ни он, ни его избранница не могли позволить себе такую роскошь, как брак, ибо они были бедны и родители их страдали тем же недостатком. Обе семьи были достаточно респектабельны и даже находились в дальнем родстве со знатью, но, как говаривал Адам, "соловья респектабельностью не кормят", и начинать семейную жизнь, располагая только таким капиталом, было бы неразумно. Я посоветовала им подождать, и, конечно, они меня послушались, так как совет особы Первой Крови по обычаю всего человеческого рода был и остается законом. Но это были весьма нетерпеливые птенчики, страстно влюбленные друг в друга, и ждали они ровно столько времени, сколько требовалось, чтобы удовлетворить лишь самые насущные требования этикета. Мое покровительство доставило юнцу место преподавателя математики в его же университете и сохраняло это место за ним; он работал очень усердно и копил деньги. Бедняжки, они терпели эту, как они выражались, "отсрочку жизни", сколько могли, - но, прождав шестьдесят лет, они все-таки не выдержали и поженились. Она была очаровательным крысенком: стройная, гибкая, темноглазая, со щечками, как персики, и в прелестных ямочках, шаловливая, веселая, грациозная настоящее произведение искусства, настоящая поэма. По происхождению она чужестранка, и капелькой благородной крови в своих жилах обязана в конечном счете знатному вельможе, обитавшему в дальнем краю на расстоянии многих меридианов отсюда, - князю Прачкоу. Он - мой потомок через... имя я запамятовала, но во всяком случае, через род моей дочери Регины. Я имею в виду ту ветвь нашего рода, которая произошла от второго брака Регины. Он был троюродным братом... я забыла, как зовут и этого. Имя юной невесты было Красное Облачко - столь же чужеземное, как и ее происхождение. Оно, кажется, считалось наследственным.
      Молодые супруги жили в бедности - они бедны и сейчас, но счастливы не менее, чем многие богачи. Настоящей нужды они никогда не знали, так как благодаря моему покровительству он сохранял свое место и даже время от времени получал небольшую прибавку к жалованью. Их мирная жизнь омрачилась только одним горем, которое поразило их в конце первого столетия их союза, но и до сих пор отзывается болью в их сердцах. Шестнадцать их детей погибли во время железнодорожной катастрофы.
      Прежде чем прийти ко мне сегодня, Философ осмотрел двигатель, приводимый в действие этой удивительной новой силой - сжиженной мыслью. Двигатель произвел на него глубочайшее впечатление. Он сказал, что не видит причин, которые могли бы помешать этой силе вытеснить пар и электричество, поскольку она во много раз превосходит их по мощности, почти не занимает места и стоит гроши. Вернее, стоит гроши тресту, взявшему на нее патент. Это тот же трест, которому принадлежат все железные дороги и корабли на земном шаре - другими словами, весь мировой транспорт.
      "Пять лет назад, - сказал он, - над этой новой силой смеялись невежды, ее отвергали мудрецы, но так бывало со всяким новым изобретением. Так было с леографом, так было с адографом, так было с визгозаикографом, и так будет с каждым новым изобретением до скончания века. И почему люди не научатся делать выводы, только узнав результаты? Казалось бы, опыт должен был их этому научить. Как правило, нелепое на первый взгляд изобретение со временем оказывается весьма и весьма полезным, стоит только внести в него то или иное улучшение. Пять лет назад сжиженная мысль не имела никакой практической пользы и была только экспонатом на Дамской Выставке Имперской Академии. О промышленном или коммерческом ее применений не могло быть и речи из-за необычайной дороговизны производства, поскольку на этой ранней стадии использовалось только сырье, получаемое от государственных деятелей, судей, ученых, поэтов, философов, редакторов, скульпторов, художников, генералов, адмиралов, изобретателей и инженеров. Однако теперь, как говорит Мафусаил, его научились добывать и из политиков и идиотов, причем он с обычным сарказмом добавляет: "Но это - тавтология, ибо политик и идиот синонимы".
      Я придерживаюсь мнения, что мы только еще приступаем к развитию этой новой таинственной силы. Я убежден, что все известное нам ныне - пустяк по сравнению с тем, что будет открыто за ближайшие десятилетия. Как знать, не окажется ли она знаменитой и горько оплакиваемой Утраченной Силой старых легенд? Вам, милостивейшее сиятельство, как и всему свету, известны эти легенды, но вы не знаете истории. Совсем недавно были прочитаны глиняные таблички, найденные при раскопках древнего города на Двойном Континенте, и, когда перевод будет опубликован, народы мира узнают, что замечательнейший человек, прозванный "Феноменом", который в середине пятого века, выйдя из ничтожества, в течение нескольких лет покорил мир и привел все земные царства под свой державный скипетр, ныне находящийся в руках его сына, в своих гигантских трудах опирался не только на свой колоссальный военный, государственный и административный гений, но и на некую внешнюю силу, хотя его таланты, бесспорно, не имели ни равных себе, ни подобных. Сила эта получила в легендах, романтической литературе и поэзии название Утраченной Силы. Правда, молодой, никому не известный сапожник опустошил Двойной Континент огнем и мечом без помощи этой силы и покорил расположенные там царства, опираясь лишь на собственные дарования и на миллиард солдат, находившихся под командованием миллиона генералов, которых он обучил сам и которые подчинялись только его воле, не ограниченной назойливым вмешательством министерств или законодательных собраний, - покорил, оставив на бранных полях горы убитых и раненых. Однако остальной мир он завоевал, не проливая крови, если не считать одного случая.
      Теперь благодаря этим глиняным табличкам тайна открылась. "Феномену" стало известно, что некий Нэйпир, человек незнатный, но весьма ученый, написал в своем завещании, будто им найдено средство, с помощью которого можно в одно мгновение уничтожить целую армию, но он не откроет своего секрета, ибо война и без того уже достаточно ужасна и он не хочет способствовать тому/чтобы она стала еще более губительной.
      Сапожник-император сказал: "Этот человек был глуп - его изобретение вообще уничтожит войну" - и приказал, чтобы ему были доставлены бумаги ученого. Он нашел формулу, выучил ее, а затем сжег все документы. Потом он втайне создал эту Силу и вышел в одиночку сражаться со всеми монархами Восточного полушария, держа ее в кармане. Только одна армия успела выступить против него. Она развернулась в боевом порядке на огромной равнине, и он с расстояния в двенадцать миль взорвал ее так, что от нее остались только несколько пуговиц и обожженных лохмотьев.
      Он объявил себя владыкой мира, и власть его была признана единогласно. Как вам известно, его тридцатилетнее царствование было эпохой полного мира, но затем он в результате какой-то несчастной случайности взорвал себя вместе со своим аппаратом и одной из своих столиц, и его грозная тайна погибла вместе с ним. Затем вновь начались ужасные войны, которые продолжаются по сей день в наказание человечеству за его грехи. Но всемирная империя, которую он основал, была порождением мудрости и силы, и сегодня его сын сидит на ее троне так же прочно, как в те дни, когда он только взошел на него много веков тому назад".
      Это было очень интересно. Затем он начал объяснять свой "Закон периодических повторений" - а может быть, свой "Закон постоянства среднего интеллектуального уровня", - Но тут нас прервали. Ему была обещана аудиенция у Ее Величия, и придворный чиновник явился сообщить, что эта высокая честь будет оказана ему сейчас.
      ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ БЕСЕДЫ РЕДЖИНАЛЬДА СЕЛЬКИРКА, БЕЗУМНОГО ФИЛОСОФА, С ЕЕ ВЕЛИЧИЕМ, ИСПОЛНЯЮЩЕЙ ОБЯЗАННОСТИ ГЛАВЫ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
      "Наша замечательная цивилизация? Я не спорю против этого эпитета он правильно ее определяет, но мне решительно не нравится то глубокое и самодовольное восхищение, которое он подразумевает. Все рассказы - и особенно ваш, сиятельнейшая, - показывают, что светлая, мирная, невежественная, ничем не запятнанная цивилизация Эдема стоила тысячи миллионов таких цивилизаций, как наша. Что такое цивилизация, если взять это слово в точном его значении? В нравственном отношении - это подавление дурных страстей, повышение морального уровня; в духовном это сокрушение идолов, воцарение Бога; в материальном - хлеб и справедливость для возможно большего числа людей. Такова обычная формула, обычное определение, которое принимается всеми с полным удовлетворением.
      Наша цивилизация замечательна некоторыми внешними и мишурными чертами; она замечательна научными и техническими чудесами, замечательна материальной пресыщенностью, которую она называет развитием, прогрессом и другими красивыми словами; замечательна раскрытием сокровенных тайн природы и победами над ее упрямыми законами; замечательна своими неслыханными финансовыми и коммерческими достижениями; замечательна своей жаждой денег и равнодушием к тому, как эти деньги приобретаются; замечательна невероятными размерами частных состояний и щедростью, с которой они жертвуются на учреждения, способствующие развитию общественной культуры; замечательна своей вопиющей нищетой; замечательна неожиданностями, которые преподносит ей эта великая новорожденная "Организация", являющаяся самым последним и самым могучим созданием торгашеского интеллекта, творящая чудеса на транспорте, на заводах и фабриках, в области связи, собирания новостей, издания книг, журнализма, а также во всем, что касается защиты рабочих, угнетения рабочих, превращения рядовых членов всех национальных партий в покорных овец, закрытия государственной службы для сильных характеров и интеллектов или избрания продажных законодательных собраний, болтливых конгрессов и муниципалитетов, которые грабят свой город и за взятки покровительствуют ворам, проституткам, содержателям игорных притонов и сводникам. Это цивилизация, которая уничтожила простоту и безмятежность жизни, заменила ее спокойствие, ее поэзию, ее светлые романтические мечты и видения денежной лихорадкой, низменными целями, пошлыми желаниями и сном, который не освежает; она придумала множество видов бесполезной роскоши и сделала их необходимостью; она создала тысячи порочных стремлений и не удовлетворяет ни одного из них; она свергла бога и возвела на его престол серебреник.
      Религия из сердца переместилась в рот. Так говорит Ной. Было время, когда две секты, разделенные лишь одним волоском доктрины, сражались за этот волосок, убивали, пытали, мучили за него, умирали за него. Такая религия обитала в сердце. Она была необходима, она жила, она была сутью человека. Кто сражается сейчас за свою религию иначе, чем языком? Ваша цивилизация навлекла на себя потоп. Так сказал Ной, и он готовится".
      ОТРЫВОК ИЗ ЛЕКЦИИ
      Восемнадцатого числа состоялось ежемесячное заседание Имперского института. Места Сорока Бессмертных за двумя исключениями все были заняты. В этот вечер читал лекцию знаменитый профессор исторических прогнозов. Часть ее он посвятил двум законам Реджинальда Селькирка, чаще называемого "Безумным Философом", а именно - "Закону среднего интеллектуального уровня" и "Закону периодического повторения". После подробного обзора смежных проблем он сказал:
      "Я считаю, что законы эти доказаны. Согласно "Закону периодического повторения" ничто не может произойти единократно, все происходит снова, и снова, и снова - монотонно и однообразно. Природа не оригинальна: я хочу сказать - она почти не умеет изобретать новые предметы, новые идеи, новые театральные эффекты. Она обладает великолепнейшим, изумительнейшим и бесконечно разнообразным набором старых приемов, но никогда их не обновляет. Она повторяется, повторяется, повторяется, повторяется. Обратитесь к своей собственной памяти, К своему собственному опыту, и вы убедитесь, что это так. Создав человека, который ее удовлетворил, она остается верной ему, не отступает от него ни при каких обстоятельствах, повторяет его в десятках миллиардов копий. Физически и умственно средний человек всегда одинаков; нет ни малейшей разницы между первым выводком, средним выводком и последним выводком. Если вы спросите: "Но неужели вы И вправду считаете, что все люди одинаковы?", я отвечу - я сказал, что _средний_ человек всегда одинаков.
      "Но признайте, что некоторые индивиды намного превосходят средний уровень - по крайней мере, в интеллектуальном отношении".
      Да, отвечу я, но природа повторяет и _таких_ людей. Она повторяет все. Говоря метафорически, она установила общий интеллектуальный уровень человечества, скажем, в шесть футов. Возьмите миллиард человек, поставьте их вплотную друг к другу, и их макушки образуют плоскость, такую же ровную, как крышка стола. Эта плоскость воплощает интеллектуальную высоту массы, и она неизменна. Там и сям на расстоянии нескольких миль друг от Друга над ней примерно на один интеллектуальный дюйм, так сказать, возвышаются отдельные головы - это люди, отличившиеся в науке, юриспруденции, военном искусстве, коммерции и так Далее. На площади в пять тысяч квадратных миль вы обнаружите три головы, которые торчат еще на дюйм выше, - это люди, обладающие национальной славой, - и _одну_, которая выше этих голов дюйма на два-три, - голову человека, который (временно) обрел мировую славу. И наконец, где-то в пределах окружности земного шара вы за пятьсот лет ожидания обнаружите одну-единственную величественную голову, которая возвышается над всеми остальными, - это голова писателя, мудреца, художника, мученика, завоевателя, - короче говоря, человека, чья слава достигает звезд и не померкнет до конца времен; голова какого-нибудь колосса, неизмеримо превосходящего все человеческое стадо, какого-нибудь несравнимого и несравненного феномена вроде того, кто колдовством заключенных в нем сил превратил свой сапожный молоток в скипетр всемирной державы. Эта картина показывает вам обычного человека любой национальности; отдельных людей, наделенных более мощным интеллектом и приобретающих поэтому известность; еще более редких людей с еще большим талантом и более длительной славой; а эта последняя голова, одиноко возвышающаяся над просторами веков, воплощает предел того, на что способна Природа.
      Изменит ли она эту программу? Нет, до скончания века не изменит. Будет ли она вечно повторять ее? Да. Вечно и неизменно, снова и снова она будет повторять эти градации, всегда в одной и той же пропорции и всегда с регулярностью машины. На каждый миллион людей ровно столько-то однодюймовых знаменитостей, на каждый миллиард - столько-то двухдюймовых знаменитостей и так далее. И всегда один раз в эру - эта возвращающаяся одинокая звезда, не чаще, чем раз в эру, и никогда по две в одну эру.
      Если Природе нравится какая-нибудь идея, она следует ей неутомимо. Она создает равнины, она создает холмы, она создает горы и через большие промежутки ставит высокие пики, затем более величественные и редкие - по одному на континент, и наконец, самый величественный - в шесть миль вы-соты. К той же градации она прибегает и в лошадях: она создает их великое множество, и все они бегают с одинаковой и не такой уж большой быстротой, только некоторые - чуть быстрее; очень редко создает она двух-трех, которые бегают значительно быстрее, и раз за полстолетия знаменитость, которая пробегает милю за две минуты. И до конца времен Природа будет повторять эту лошадь каждые пятьдесят лет.
      "По "Закону периодического повторения" все, что произошло один раз, обязательно произойдет еще раз, и еще раз, и еще раз, и не беспорядочно, а через регулярные промежутки времени, причем каждое явление будет повторяться в своем собственном периоде, а не в чужом, подчиняясь своему собственному закону. Затмение солнца, прохождение Венеры перед солнечным диском, появление и исчезновение комет, ежегодный звездный дождь - все эти явления подсказывают нам, что Природа, которая любит периодические повторения на небесах, это та же Природа, которая управляет делами Земли. Так оценим же этот намек по достоинству.
      Есть ли какая-нибудь возможность опровергнуть закон самоубийств? Нет, он установлен. Если такое-то число самоубийств произошло в таком-то городе в прошлом году, примерно такое же число их произойдет ив этом году. И это число будет возрастать пропорционально росту населения год за годом. Если вам укажут численность населения через сто лет, вы сможете точно вычислить, какое количество самоубийств случится в этом далеком году.
      Погибнет ли эта замечательная цивилизация? Да, все гибнет. Возникнет ли она опять и будет ли существовать вновь? Да, ибо все, что бы ни случилось, должно случиться снова. И снова, и снова - и так вечно. Потребовалось более восьми веков для подготовки этой цивилизации. Затем она внезапно начала расти и, менее чем за сто лет, превратилась в несравненное чудо. Со временем она погибнет и будет забыта. Пройдут века, и она возникнет вновь, точно такая же, как была: все изобретения, все открытия повторятся в мельчайших подробностях. И снова она погибнет и возникнет через века, и вновь ослепит мир, как ослепляет его сейчас, вновь совершенная в каждой детали. Таков "Закон периодического повторения".