Детектив с двойным прицелом

Я провел здесь уже целый месяц. Живу я в хижине, вместе с одним молодым человеком, которого зовут Сэмми Хильер. Ему лет двадцать пять; он единственный сын, и этим похож на меня; горячо любит свою мать и пишет ей письма каждую неделю. В этом он лишь отчасти похож на меня. Сэмми - существо робкое, а что касается ума, то... он явно не из тех, кто хватает звезды с неба, но в поселке его любят. Он милый, добрый малый, и когда я беседую с ним, то снова чувствую дружеское участие и поддержку, а это теперь для меня - и хлеб насущный, и отдых, и комфорт. Я бы хотел, чтобы подобное существо согревало "Джеймса Уокера". Ведь и у него были друзья, он так любил общество. Перед моими глазами встает картина нашей последней встречи в Денвере, весь трагизм ее! И в тот самый миг я принуждал себя заставить его уехать!
      Сердце у Сэмми Хильера добрее, чем у меня; мне думается, у него самое доброе сердце в поселке: ведь Сэмми единственный друг паршивой овцы нашего лагеря - некоего Флинта Бакнера и единственный человек, с которым Флинт разговаривает и кому разрешает с собою разговаривать. Сэмми сказал мне, что знает жизнь Флинта и что горе сделало его таким, каков он есть, и поэтому к нему следует относиться участливо. Право же, только в весьма вместительном сердце можно отыскать уголок и поселить в нем такого жильца, как Флинт Бакнер, если учесть все, что я о нем слышу. Пожалуй, эта маленькая деталь может дать тебе большее представление о характере Сэмми Хильера, чем самое подробное описание его. Однажды, беседуя со мной, Хильер сказал примерно так:
      - Флинт - мой дальний родственник, и он поверяет мне все свои горести. Так он облегчает сердце, а то бы оно у него лопнуло. Знай, Арчи Стилмен, нет на свете человека несчастнее Флинта Бакнера. Вся его жизнь - сплошные душевные муки; выглядит он куда старше своих лет, давным-давно он потерял покой. Никогда ему не улыбалось счастье, и он часто повторяет, что жизнь его все равно сущий ад и уж лучше бы ему поскорее отправиться к чертям в пекло.
      IV
      Настоящий джентльмен не позволит
      себе говорить голую правду
      в присутствии дам.
      Свежее, живительное утро в начале октября. Сирень и золотой дождь, озаренные победными кострами осени, сплетаясь, пылали над землей, словно волшебный мост, возведенный доброй природой для обитающих на верхушках дерев бескрылых созданий, дабы они могли общаться друг с другом. Лиственницы и гранаты разливали по лесным склонам искрометные потоки пурпурного и желтого пламени. Дурманящий аромат бесчисленных эфемерных цветов насыщал дремотный воздух. Высоко в ясной синеве один-единственный эузофагус застыл на недвижных крылах. Всюду царили тишина, безмятежность, мир божий.{26}
      Время действия - тысяча девятисотый год, октябрь. Место действия каньон Надежды, серебряный прииск в глубине округа Эсмеральда. Это уединенный уголок высоко в горах, вдали от дороги. Открыли его недавно. Обитатели считают, что здесь скрыты богатые месторождения серебра и что год-другой разведывательных работ внесет в этот вопрос полную ясность в ту или другую сторону. В поселке живут две сотни старателей, одна белая женщина с ребенком, несколько китайцев-прачек, пять индианок и дюжина бродячих индейцев в одеяниях из кроличьих шкурок, в потрепанных широкополых шляпах и ожерельях из жести от консервных банок. Здесь еще нет обогатительной фабрики, нет церкви и нет газеты. Поселок существует всего лишь два года. Он еще не заставил говорить о себе. Миру еще неведомы его название и местонахождение.
      По обе стороны каньона, точно стены, тянутся горы в три тысячи футов высотою. Длинная цепь беспорядочно разбросанных хижин вьется по его дну, лишь раз в сутки удостаиваясь поцелуя солнца, когда оно в полдень, выходя из-за одной горной гряды, переваливает за другую. Поселок протянулся мили на две в длину. Хижины расположены далеко друг от друга. Единственный рубленый дом - трактир. Можно сказать - это вообще единственный дом в поселке. Он стоит в самом центре и служит местом вечернего отдыха для здешнего населения. В трактире пьют, играют в карты и в домино. Играют и на бильярде, ибо там имеется стол под зеленым сукном - сплошные дыры, залепленные пластырем. Есть и несколько киев, только без кожи на конце, и выщербленные шары, которые катятся со страшным грохотом и ни с того ни с сего останавливаются где-то посередине стола. Есть там и брусочек мела, из которого торчит кусок кремня. Тому, кто умудрится положить шесть шаров с одного кия, дается право выпить и угостить всю компанию за счет заведения.
      Лачуга Флинта Бакнера последняя на южной окраине поселка, а его участок - с северной стороны, чуть подальше последней хижины на другом краю. Флинт Бакнер - мрачная личность. Он необщителен. Друзей у него нет. Тот, кто пытался с ним познакомиться, сожалеет об этом. Прошлое Бакнера никому не известно. Иные полагают, что оно известно Сэмми Хильеру, другие в этом сомневаются. Если спрашивают самого Хильера, то он отвечает отрицательно, заявляя, что о Бакнере он ровным счетом ничего не знает. У Флинта Бакнера есть подручный - кроткий юноша лет семнадцати, англичанин, с которым он очень дурно обращается на людях и без людей. Разумеется, пытались расспросить и этого паренька, но безуспешно. Фетлок Джонс - так зовут юношу, - говорил, что повстречался с Флинтом, когда искал жилу. В Америке нет у него ни родных, ни друзей, вот он и терпит грубое обращение Флинта ради жалованья, состоящего из копченой свинины и бобов. И больше от этого парня ничего нельзя добиться.
      Фетлок пребывал в рабстве у Флинта Бакнера уже целый месяц. С виду робкий и тихий, он медленно чах от оскорблений и унижений. Ведь кроткие натуры страдают особенно жестоко, может быть, сильнее, чем натуры более грубые, - те могут хотя бы вспылить и облегчить душу с помощью ругани или кулаков, когда последняя капля переполнит чашу терпения. Доброжелатели хотели выручить Фетлока из беды и не раз пытались уговорить его уйти от Бакнера, но юноше было страшно даже подумать об этом, и он неизменно отвечал: "О нет!". Пэт Райли, уговаривая Фетлока, как-то сказал:
      - А ну, бросай своего паршивого скареда - будь он проклят! - и переходи ко мне. Не бойся, я с ним управлюсь.
      Юноша поблагодарил его со слезами на глазах, но, содрогнувшись, сказал, что "боится так рисковать"; и еще добавил, что Флинт когда-нибудь поймает его один на один ночью - и тогда...
      - Ох, мистер Райли! При одной мысли об этом мне худо становится.
      Другие говорили:
      - Удери от него! А мы поможем. Махни-ка ночью к побережью.
      Однако все эти предложения не имели успеха. Фетлок говорил, что Флинт погонится за ним и притащит его обратно, просто так, по злобности своего характера.
      Люди только диву давались. Мучениям юноши не было конца, и так проходила неделя за неделей. Вполне возможно, что люди перестали бы удивляться, если бы узнали, чем Фетлок заполнял свой досуг. Он ночевал в сарайчике возле лачуги Флинта и по ночам, пересчитывая свои синяки и обиды, ломал голову все над одной и той же проблемой: как убить Флинта Бакнера и не быть уличенным в убийстве. Это была единственная отрада его жизни. Только этих часов он ждал с лихорадочным нетерпением, только в эти часы бывал счастлив.
      Сперва он думал применить яд. Нет - яд не годится! Ведь при дознании установят, где и кто достал отраву. А может, выстрелить в спину из-за угла, когда Флинт, неизменно в полночь, направляется домой? Нет... Что если кто-нибудь окажется поблизости и схватит его? Зарезать Флинта, когда он спит? А вдруг он не сразит его одним ударом и Флинт вцепится в него? Фетлок обдумал сотни различных способов, но ни один из них не годился, потому что даже в самом хитроумном таился роковой изъян - риск, возможность разоблачения. Нет, нужно найти что-нибудь другое.
      Фетлок проявлял терпение, бесконечное терпение. "Только не спешить", говорил он себе. Он покинет Флинта Бакнера не раньше, чем увидит его труп! И не к чему спешить, подходящий способ убийства будет найден. Где-то есть же такой способ... Он готов сносить побои, влачить это жалкое существование, пока не отыщет его. Да, да, должен быть способ, при котором убийца не оставит ни следа, ни малейшей улики. Только не спешить! Он найдет этот способ, и тогда - о, как хорошо тогда будет жить на свете! А покамест нужно всеми силами поддерживать свою репутацию тихони, и впредь, как и до сих пор, никто никогда не услышит от него ни единого недоброжелательного слова о Флинте Бакнере.
      За два дня до вышеупомянутого октябрьского утра Флинт Бакнер сделал кое-какие закупки и вместе с Фетлоком принес их в хижину: коробку со свечами они поставили в угол, жестяную банку с порохом положили на коробку со свечами, а бочонок с порохом поместили над койкой Флинта; огромное кольцо запального шнура повесили на крюк. Фетлок решил, что рытье мягкой породы на участке Флинта уже закончено и пора переходить к взрывным работам. Он уже видел, как взрывают породу, и кое-что смыслил в этом деле, только самому еще не приходилось этим заниматься. Догадка его оправдалась - настало время приступать к взрывным работам. Наутро хозяин и подручный отнесли к шахте шнур, бур и жестянку с порохом. Яма была уже в восемь футов глубиной, и чтобы забраться в нее, пользовались приставной лестницей. Они спустились в яму, и Флинт Бакнер приказал Фетлоку держать бур, даже не объяснив ему, как с ним надо обращаться, а сам занес молот. От первого же удара бур выскочил из рук Фетлока, словно так и положено.
      - Образина! Ублюдок черномазый! Кто же так держит бур? Подними его! Наставь опять! Держи! Прокля... Нет, я тебя выучу!
      Спустя час шурф был пробит.
      - Теперь заряжай!
      Юноша стал засыпать порох.
      - Болван!
      Страшный удар в челюсть свалил Фетлока с ног.
      - Поднимайся! Нечего скулить! Сперва засунь шнур. А теперь сыпь порох. Стой! Стой! Ты, как видно, решил засыпать его дополна? Из всех безмозглых молокососов, которых я... Подсыпь земли! А теперь песку! Примни! Стой, стой! О, дьявол!..
      Флинт схватил железную чушку и сам стал уминать заряд, чертыхаясь и богохульствуя, словно бесноватый. Затем он поджег шнур, вылез из шахты и отбежал на пятьдесят ярдов, Фетлок - за ним. Несколько минут они стояли и ждали. И вот с громовым грохотом в воздух взлетело огромное облако дыма и щебня, затем на землю обрушился каменный ливень, и вновь воцарилась безмятежная тишина.
      - Жаль, что тебя там не было, - заметил хозяин. Они снова спустились в шахту, расчистили ее, пробили еще один шурф и вновь его зарядили.
      - Эй, сколько шнура ты собираешься загубить зря? Ты что, не знаешь, сколько надо отмерить?
      - Не знаю, сэр.
      - Ах, не знаешь! Нет, этакого я за всю свою жизнь не видывал!
      И Флинт Бакнер вылез из шахты, крикнув Фетлоку:
      - Эй, болван! Ты что, весь день там намерен торчать? Отрежь шнур и поджигай!
      Несчастный, весь дрожа, взмолился:
      - Помилуйте, сэр, я...
      - Ты смеешь перечить мне? Режь шнур и поджигай!
      Юноша выполнил приказание.
      - Д-д-д-дьявол! Это называется отрезал! Всего минута до взрыва! Да что б тебя тут...
      В ярости Флинт Бакнер рывком вытащил из ямы лестницу и пустился бежать. Юноша оцепенел от ужаса.
      - О господи! На помощь! Спасите! Спасите! - молил он. - Что мне делать? Что мне делать?
      Он так и вжался в стену шахты, услышав, как потрескивает шнур, лишившись голоса, едва дыша. В полном оцепенении стоял он и смотрел на шнур. Через две-три-четыре секунды, разорванный в клочья, он взлетит в воздух. И вдруг его осенило. Он кинулся к шнуру и оторвал конец, торчавший наружу. Спасен! Полумертвый от пережитого страха, обессилевший, Фетлок рухнул на землю и все же успел радостно прошептать:
      - Он сам научил меня! Я же знал, что найду способ, если буду терпеливо ждать.
      Минут через пять Флинт Бакнер в смятении и тревоге подкрался к шахте и заглянул в нее. Сразу поняв, что произошло, он спустил лестницу, и Фетлок с трудом выбрался наверх. Юноша был смертельно бледен. Вид подручного усугубил смущение Флинта Бакнера, и он, изобразив на лице участие и даже раскаяние, отчего физиономия его по недостатку опыта в выражении подобных чувств выглядела весьма необычно, сказал:
      - Это все вышло случайно. Смотри, никому не рассказывай. От волнения я сам не знал, что делаю. А ты что-то плохо выглядишь. Хватит с тебя, сегодня ты достаточно поработал. Иди домой, поешь, чего захочешь, и отдохни. Это была просто оплошность от волнения.
      - Ох, и натерпелся же я страху, - ответил юноша. - Но я кое-чему научился и не жалею об этом.
      - Ни черта не стоит его ублажить, - пробормотал Флинт, провожая взглядом своего подручного. - Хотел бы я знать, проболтается он или нет? Жалко, что он уцелел.
      Но Фетлок воспользовался свободным временем отнюдь не для отдыха: нетерпеливо, лихорадочно, радостно он принялся за работу. По склону горы, прямо до самой хижины Флинта спускались густые заросли чапарраля. Основная работа велась в темном лабиринте этих густых и цепких зарослей. Остальное в сарайчике. Наконец, когда все было закончено, Фетлок произнес:
      - Если он боится, что я на него пожалуюсь, то завтра же его опасения рассеются. Он увидит, что я такой же теленок, как и всегда, и таким я буду для него весь завтрашний день. Еще один день... А послезавтра ночью все будет кончено, и ни одна собака не догадается, кто его убил и как это было сделано. И ведь надо же - он сам подал мне эту мысль!
      V
      Вот и следующий день наступил и кончился.
      Почти полночь. Через пять минут начнется новый день. Действие происходит в бильярдной. Грубые люди - в грубой одежде, в широкополых шляпах, в брюках, заправленных в сапоги, некоторые в жилетах, но все без курток - собрались вокруг железной печурки с румяными боками, дарящей благодатное тепло. Стучат бильярдные шары. И больше в доме ничего не слышно. А за окном уныло стонет ветер. Собравшиеся явно скучают и вместе с тем чего-то ждут. Пожилой старатель, неуклюжий, широкоплечий, с седеющими усами и угрюмыми глазами на угрюмом лице, поднимается, вешает на руку моток запального шнура, собирает еще кое-какие вещи и уходит, ни с кем не попрощавшись. Это - Флинт Бакнер. Как только затворяется дверь, раздается гул голосов.
      - Самый точный человек на свете, - замечает Джейк Паркер, кузнец. - Раз он поднялся, значит ровно полночь, можете не смотреть на часы.
      - И, сдается мне, это его единственная добродетель, - говорит Питер Хоус, старатель.
      - Черное пятно на всем нашем обществе, - говорит Фергюсон, рабочий компании "Уэллс-Фарго". - Будь я тут хозяин, у меня бы он раскрыл рот, а иначе проваливай подобру-поздорову! - И он кинул выразительный взгляд на трактирщика; но тот счел за лучшее его не заметить, потому что человек, о котором шла речь, был выгодным гостем и каждую ночь уходил домой, изрядно подзаправившись у стойки.
      - Послушайте, ребята! - обратился к приятелям Хэм Сандвич, старатель. А вы можете припомнить, чтобы он кого-нибудь из вас есть разок пригласил выпить?
      - Кто?! Флинт Бакнер?! Святая Мария!
      Эти саркастические реплики прозвучали в мощном хоре возмущенных голосов. После короткой паузы старатель Пэт Райли заявил:
      - Этот тип - сплошная головоломка, и его подручный ему под стать. Никак не могу их раскусить.
      - А кто же может? - сказал Хэм Сандвич. - Если эти двое - головоломки, то что ты скажешь о третьем? Коли зашла речь о первосортной сногсшибательной таинственности, так он их обоих заткнет за пояс. Ничего себе загадочка! А?
      - Еще бы!
      Все присоединились к этому мнению. Все, за исключением одного человека, который был новичком в поселке. Звали его Питерсон. Он заказал выпивку на всех и спросил, кто же этот таинственный номер три. Ответ последовал немедленно: Арчи Стилмен!
      - Он таинственная личность?
      - Таинственная личность! Он спрашивает про Арчи Стилмена? - воскликнул Фергюсон. - Да по сравнению с ним четвертое измерение - пустячок! (Фергюсон был человек образованный.)
      Питерсону захотелось узнать о местном чуде как можно подробнее. И разумеется, все захотели удовлетворить его желание, а потому все заговорили разом. Но тогда Билли Стивене, хозяин заведения, призвал общество к порядку: уж лучше пускай говорят по очереди. Он налил каждому по рюмке и велел начать Фергюсону.
      - Ну, во-первых, он еще малец, и это вроде бы все, что мы о нем знаем. Можешь качать из него, пока не выдохнешься, и все без толку: все равно ничего не выкачаешь - ни о его планах, ни о его профессии. А что до каких-нибудь подробностей про его главную тайну, тут и думать нечего, - он просто переводит разговор на другое, вот и все. А тебе остается гадать и гадать, пока не посинеешь от натуги - это пожалуйста! Ну а толку? Ни малейшего.
      - Что же это за тайна?
      - Не то зрение, не то слух, не то чутье, не то колдовство. На выбор что кому по вкусу; со взрослых - двадцать пять, детям и слугам - за полцены. А теперь послушайте, что он умеет делать. Вы можете уйти отсюда и скрыться.
      Пойдите куда-нибудь и спрячьтесь, все равно где. И он тут же, прямым ходом, направится за вами и ткнет в вас пальцем.
      - Что вы говорите?!
      - То, что вы слышите. Погода ему нипочем. Природные условия нипочем. Он их даже не замечает.
      - Да ну! А темнота? А дождь, снег?
      - Все равно. Ему на это плевать.
      - Подумайте! А туман?
      - Туман!.. Его взгляд пробивает туман, как пуля.
      - Ну, ребята, честное слово, - что он мне тут заливает?!
      - Все - истинная правда! - грянул хор голосов. - Шпарь дальше!
      - Так вот, сэр: к примеру, он может сидеть здесь в компании, а вы украдкой отправитесь отсюда в любую хижину и откроете книгу - да, сэр, хоть целую дюжину книг - и запомните номер страницы; и Арчи потом по вашему следу отправится в то самое место, где вы находитесь, откроет каждую книгу на той самой странице, назовет тот самый номер и никогда не ошибется.
      - Что же он - сам дьявол?
      - Да уж это многим приходило в голову. А теперь я расскажу вам про него удивительную историю. Позавчера вечером он...
      В этот миг снаружи послышался шум, дверь распахнулась, и в зал ворвалась возбужденная толпа, возглавляемая единственной белой женщиной в поселке, кричавшей:
      - Мой ребенок, моя девочка! Она пропала! Ради господа бога, помогите мне разыскать Арчи Стилмена! Мы нигде не можем его найти!
      И тут хозяин заведения сказал:
      - Присядьте, миссис Хоган! Сядьте и успокойтесь! Три часа тому назад Арчи заказал постель и лег спать. Видно, очень устал - как всегда, целый день таскался по глухим тропам в горах. Хэм Сандвич, сбегай-ка наверх и разбуди его. Он в четырнадцатом номере.
      Вскоре юноша спустился вниз в боевой готовности и попросил миссис Хоган рассказать, как все произошло.
      - Ах ты мой дорогой! Рассказывать-то мне нечего. Я сама была бы рада хоть что-нибудь знать. В семь часов я уложила ее спать, а когда сама собралась лечь, вижу - она исчезла. Бросилась я, золотце, в твою хижину, но тебя там не было, потом искала тебя, заглядывала в каждую лачугу внизу, а теперь вот поднялась сюда. Ох, как я извелась от страха и тоски! Но, слава богу, наконец-то я тебя нашла, а уж ты найдешь моего ребенка. Идем же, идем скорее!
      - Немедленно, сударыня! Я иду с вами. Сперва мы зайдем к вам домой.
      Все устремились за ними, чтобы принять участие в поисках. Южная половина поселка уже была на ногах - добрая сотня людей маячила у трактира сплошной темной массой, в которую были вкраплены мерцающие огоньки фонарей. Вся эта толпа распалась на шеренги по три-четыре человека, чтобы удобнее было идти по узкой дороге, и колонна быстрым маршем направилась к южной окраине поселка следом за своими предводителями. Через несколько минут они достигли жилья миссис Хоган.
      - Вот койка, - сказала миссис Хоган, - тут лежала моя девочка! В семь часов я уложила ее спать, а где она теперь - одному господу ведомо.
      - Дайте-ка фонарь, - сказал Арчи.
      Поставив фонарь на твердый глинобитный пол, он нагнулся, делая вид, что внимательно осматривает его.
      - Вот ее след, - сказал он и в нескольких местах коснулся пальцем земли. - Вот тут, там и вон там... Видите?
      Несколько человек опустилось на колени, изо всех сил стараясь хоть что-нибудь разглядеть. Кое-кому показалось, что они действительно различают нечто вроде следа; но остальные качали головой и чистосердечно признавались, что на твердой, гладкой поверхности нет таких следов, которые их глаза были бы в состоянии разглядеть.
      Один из них сказал так:
      - Возможно, что ножка ребенка оставила тут какой-то след, но каким образом, не понимаю.
      Юный Стилмен вышел из хижины, осветил фонарем землю, повернул налево, прошел три шага, все время внимательно вглядываясь.
      - Я вижу, куда ведет след, - сказал он. - Эй, кто-нибудь, подержите фонарь! - и быстро зашагал в южном направлении, а за ним, извиваясь по тропам глубокого ущелья, двинулась вся колонна сопровождающих.
      Так они прошли целую милю и достигли выхода из каньона. Перед ними лежала равнина, заросшая полынью, тусклая, бесконечная, призрачная...
      Арчи Стилмен дал команду остановиться.
      - Теперь главное - не сбиться с пути! - сказал он. - Нужно опять найти след.
      Он взял фонарь и прошел шагов двадцать, разглядывая землю. Потом промолвил:
      - Теперь пошли. Всё в порядке! - и отдал фонарь.
      Четверть мили он петлял среди кустарника, постепенно отклоняясь вправо, потом свернул в сторону и описал еще один огромный полукруг; потом снова свернул, с полмили прошел на запад и наконец остановился.
      - Тут бедная крошка выбилась из сил. Подержите фонарь. Можете посмотреть, вот тут она сидела.
      Но в этом месте расстилалась гладкая солончаковая площадка, твердая, как сталь, и ни у одного из собравшихся не хватило духу заявить, что его глаз способен различить на ней хотя бы единую вмятину. Несчастная мать, упав на колени, причитая и плача, целовала землю там, где недавно сидело ее дитя.
      - Но где же все-таки ребенок? - спросил кто-то в толпе.
      - Здесь ее нет. Уж это-то мы своими глазами видим.
      Арчи Стилмен описал круг по всей площадке, держа в руке фонарь, будто отыскивая следы.
      - Ну и ну! - вскоре произнес он с досадой. - Вот этого я уж не понимаю.
      Он опять обошел площадку.
      - Что за штука! Она же здесь была, это ясно, и никуда отсюда не уходила. Это тоже ясно. Вот так задача! И я не могу ее решить.
      Несчастная мать впала в отчаяние.
      - О господи боже! О пресвятая дева! Ее утащило какое-то крылатое чудовище! Я больше не увижу своего дитятка.
      - Не унывайте, - успокаивал ее Арчи. - Мы ее найдем! Не унывайте, сударыня!
      - Да благословит тебя бог за эти слова. Арчи Стилмен! - ответила мать и, схватив руку юноши, с жаром ее поцеловала.
      В этот момент Питерсон, новичок, с усмешкой зашептал на ухо Фергюсону:
      - До чего же ловкий фокус - отыскать это место! Вряд ли стоило тащиться в этакую даль! Любое другое место подошло бы с тем же успехом, а?
      Фергюсона возмутила эта инсинуация, и он запальчиво возразил:
      - Выходит, ты намекаешь, что ребенка здесь вовсе не было? А я говорю был, и если тебе пришла охота попасть в переделку, то...
      - Ну, вот и отлично! - протянул Арчи Стилмен. - Подите сюда, взгляните-ка! Он же все время был у нас перед самым носом, а мы его не заметили!
      Толпа ринулась к месту, где якобы отдыхал ребенок, и много пар глаз тщились с великой надеждой разглядеть то, чего касался палец Арчи. Последовала пауза, за ней - всеобщий вздох разочарования. Затем Пэт Райли и Хэм Сэндвич в один голос воскликнули:
      - Что это значит, Арчи? Тут же ничего нет!
      - Ничего? А это, по-вашему, ничего? - И Арчи быстро обвел пальцем какой-то контур. - Вот, вот... Теперь узнаете? Это же след индейца Билли. Ребенок у него.
      - Благодарение господу! - вскричала мать.
      - Забирайте фонарь, - распорядился Арчи, - я знаю, куда идти. За мной!
      Он пустился бегом, то ныряя в заросли полыни, то вновь появляясь, и, пробежав так ярдов триста, скрылся за песчаным холмом; остальные поспешили следом и нагнали его. Он стоял и ждал их. В десяти шагах маячила чья-то лачужка - серая бесформенная груда из тряпья и старых попон, через прорехи которой мерцал слабый свет.
      - Идите вперед, миссис Хоган, - сказал юноша, - вы по праву должны войти первой.
      Все кинулись наперегонки с миссис Хоган к пристанищу индейца Билли и увидели одновременно с нею все, что происходило внутри. Индеец Билли сидел на земле. Подле него спал ребенок. Мать сжала свое дитя в судорожном объятии, заключив в него и Арчи Стилмена, и, заливаясь благодарными слезами, сдавленным, прерывающимся голосом низвергла золотой поток славословий и ласкательных эпитетов из той неисчерпаемой сокровищницы, какую являет собой только ирландское сердце.
      - Я - она - находить близко, - рассказывал индеец Билли, - она там спать, очень много устала, лицо мокрое. Думать, плакала. Я приносить домой, кормить, она очень много голодная, потом снова спать.
      Счастливая мать в безмерной благодарности, презрев все ранги, облобызала и индейца Билли, назвав его "ангелом господним в ином обличий".
      И если только индеец Билли состоял в такой должности, то он и в самом деле был "в ином обличий", о чем красноречиво свидетельствовало его одеяние.
      В половине второго ночи все участники процессии ворвались в поселок, распевая "Когда Джонни идет домой", размахивая фонарями и поглощая напитки, которыми их подкрепляли на протяжении всего пути. Затем все собрались в трактире, превратив начало утра в конец веселой ночи.
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ
      I
      На следующий день потрясающая сенсация взбудоражила весь поселок: величественного вида иностранец, с внушительной осанкой и непроницаемым лицом, прибыл в трактир и записал в книгу приезжих имя, которое стольких приводило в трепет:
      Шерлок Холмс
      Эта новость перелетала из хижины в хижину, с участка на участок; побросав инструменты, люди ринулись к центру притяжения. Некий старатель оповестил о выдающемся событии Пэта Райли, чей участок находился по соседству с участком Флинта Бакнера, и Фетлок Джонс, услышав новость, едва не упал в обморок.
      - Дядюшка Шерлок! - пробормотал он себе под нос. - Везет как утопленнику! Угораздило же его появиться, как раз когда... - Но тут Фетлок впал в мечтательную задумчивость и вскоре успокоился. "Впрочем, его-то мне бояться нечего. Всем, кто его знает так, как я, отлично известно, что он способен раскрыть преступление, только когда сам его подготовит заранее, запасется всеми уликами и сыщет какого-нибудь парня, который согласится совершить это преступление согласно его инструкциям. Ну а на этот раз улик не будет! Так в чем же он сможет здесь показать свой талант? Ни в чем. Нет, сэр, все подготовлено! Но если б я рискнул отложить это дело... О нет, так рисковать я не намерен. Флинт Бакнер отправится на тот свет сегодня же вечером. Без проволочек!" Но тут перед Фетлоком возникло еще одно препятствие: "дядюшка Шерлок, конечно, захочет сегодня вечером поговорить со мной о семейных делах. Как же мне от него отделаться? Около восьми часов я должен на несколько минут попасть к себе". Это было весьма затруднительное обстоятельство, из-за которого Фетлоку пришлось немало поломать голову. И все же выход был найден: "Мы пойдем прогуляться, а я на минутку отлучусь и оставлю его на дороге, так чтобы он не видел, что я сделаю. Лучший способ сбить сыщика со следа - это не отпускать его от себя, когда готовишься совершить преступление. Да, это самый безопасный ход. Я возьму его с собой".
      Тем временем всю дорогу перед трактиром запрудили жители поселка, в надежде хоть одним глазком взглянуть на Великого Человека. Однако Великий Человек сидел в своем номере и не выходил. Слегка повезло только Фергюсону, кузнецу Джейку Паркеру и Хэму Сандвичу. Трое восторженных поклонников великого сыщика-ученого засели в сарайчике для хранения задержанного багажа, расположенном напротив окон занимаемого сыщиком номера и отделенном от него лишь проходом в десять - двенадцать футов шириной, и просверлили в ставнях глазки.
      Ставни у мистера Холмса были наглухо закрыты, но вскоре он их распахнул. Жуткое и вместе с тем радостное волнение охватило троих наблюдателей, внезапно очутившихся лицом к лицу с выдающейся личностью, с этим сверхчеловеком, слава о котором гремит по всему миру! Вот он сидит перед ними - не легенда, не призрак, а реальность из плоти и крови: протяни руку - и можно его потрогать.
      - Вы только взгляните на эту голову! - с благоговением в голосе воскликнул Фергюсон. - Бог ты мой! Вот это голова!
      - Еще бы! - почтительно согласился кузнец. - А гляньте на этот нос, на эти глаза! Ум, говорите? Целая бочка!
      - А бледный какой! - заметил Хэм Сандвич. - Это все от мыслей, вот от чего! Черт подери! Остолопы вроде нас даже понятия не имеют, что значит по-настоящему мыслить!
      - Куда уж нам! - подтвердил Фергюсон. - То, что мы считаем мыслями, просто-напросто чепуха на постном масле.
      - Верные твои слова, Фергюсон. А гляньте на этот нахмуренный лоб! Вот это, скажу я вам, острота мысли - так и сверлит, все вглубь, вглубь, в самое что ни на есть нутро! Должно быть, напал на какой-то след.
      - Так и есть! Попомните мои слова! Вы только взгляните, какой мрачный, какой бледный и торжественный, - ни одному покойнику его не переплюнуть!
      - Где там! Ни за какие денежки! И ведь это все у него наследственное! Он же четыре раза умирал, это даже историки описали. Три раза своей смертью, а один раз - от несчастного случая. Говорят, от него несет сыростью и холодом, как от могилы. А еще говорят...
      - Т-сс! Смотрите! Приложил большой палец к правой шишке на лбу, а указательный - к левой. Клянусь своей второй рубахой, его мозговая машина сейчас шпарит на полный ход!
      - А то как же! А теперь он глядит на небо, поглаживает усы и...
      - А теперь поднялся и пальцем правой руки на пальцах левой пересчитывает улики. Видите? Вот дотронулся до указательного, теперь - до среднего, а теперь - до безымянного...
      - Стоп! Застрял...
      - Глядите, как сморщился! Видно, не может разобраться в этой улике. А вот...
      - А вот улыбается! Ну прямо тигр! Глядите, остальные пальцы перебрал одним махом. Значит, понял, в чем дело! Понял, будьте покойны.