Сержант. Держите его, братцы. Скрутите ему руки. Я забрал его пистолеты. Солдаты хватают Эдстейстона. Эдстейстон. А, вы так! Будьте вы прокляты! (Бьет сержанта коленом под
      ложечку и яростно дерется с солдатами.) Сержант (катается по земле, громко стонет, не в силах вздохнуть). Ох! Ой!
      Убил! Святой Никола Угодник! Ох! Клэр. Караул! Убивают! На помощь! Нарышкин (хватает ее и зажимает ей рот). Свяжите его по рукам и ногам.
      Десять тысяч розог, если упустите его.
      Клэр высвобождается и, набросившись на Нарышкина,
      принимается яростно его колотить.
      Ой... ай! Смилуйся, матушка. Клэр. Негодяй! На помощь! На помощь! Полиция! Нас убивают! На помощь!
      Сержант, поднявшись на ноги, приходит на выручку
      Нарышкину и хватает Клэр за руки, давая Нарышкину
      возможность снова зажать ей рот. Тем временем
      Эдстейстон и солдаты катаются по земле. Наконец солдаты
      валят его на землю и, заломив за спину руки, связывают
      их под коленями. Затем, обхватив ему грудь широким
      ремнем и продев через обе завязки шест, поднимают
      Эдстейстона, беспомощного, как цыпленок, приготовленный
      для жарки, чтобы унести. Все это время Эдстейстон,
      естественно, не молчит.
      Эдстейстон (с трудом переводя дух). Вы еще обо мне услышите. Развяжите меня,
      черт вас подери! Я пожалуюсь послу. Я напишу в "Правительственный
      вестник". Англия в щепки разобьет ваш игрушечный флот и погонит вашу
      оловянную армию до самой Сибири. Пустите меня! Черт вас подери! Будьте
      прокляты! Какого дьявола вы хотите? Я... я... я...
      Солдаты уносят его, и дальнейшее нам не слышно.
      Нарышкин (с криком отдергивает руку от лица Клэр и, как безумный, трясет
      ею). Ай!
      Сержант в удивлении отпускает Клэр.
      Она укусила меня, маленькая чертовка! Клэр (с отвращением отплевываясь и вытирая рот). Как вы смеете совать свои
      грязные лапы мне в рот?! Тьфу! Сержант. Смилуйся, ангел наш. Смилуйся, матушка. Клэр. Не смейте называть меня так! Где полиция? Нарышкин. А мы и есть полиция в Санкт-Петербурге, маленькая злючка. Сержант. Видит бог, матушка, вас трогать не ведено. Мы делаем, что
      приказано. Вы-то крепкие и здоровые, а я так, видно, калекой и помру.
      Англичанин-батюшка сильный и могучий, ломит, как медведь. Они мне все
      кишки раздавили. Разве мы, люди бедные, можем драться с таким опасным
      противником! Клэр. Так тебе и надо! Куда они понесли капитана Эдстейстона? Нарышкин (злорадно). К императрице, красотка. Он оскорбил императрицу. Он
      получит сто ударов кнутом. (Смеется и выходит, потирая укушенный
      палец.) Сержант. Он почувствует только первые двадцать, барышня-голубушка, бог
      милосердный приберет его душу задолго до того, как они дойдут до конца. Клэр (находя поддержку в непобедимом снобизме). Они не посмеют тронуть
      английского офицера. Я сама пойду к императрице; она, верно, не знает,
      кто такой капитан Эдстейстон... кто такие мы. Сержант. Подите, красавица, подите, помоги вам Никола Угодник. Клэр. Без дерзостей! Как мне попасть во дворец? Сержант. Во дворец может войти кто хочет, милушка. Клэр. Но мне нужно увидеть императрицу. Я должна с ней поговорить. Сержант. Увидите, увидите, матушка-голубушка. Дадите бедному старому
      сержанту целковый, и Никола Угодник велит ему вас спасти. Клэр (порывисто). Я дам тебе... (она готова сказать: "пятьдесят рублей", но
      предусмотрительно удерживается) ...что же, я готова дать тебе два
      рубля, если смогу поговорить с императрицей. Сержант (радостно). Благослови вас господь, матушка. Пойдемте. (Идет впереди
      нее). Это дьявол попутал вашего любезного, что он попортил мне кишки и
      чуть дух не вышиб. Мы должны прощать своих ближних.
      СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
      Треугольный альков, отделенный от огромной дворцовой
      бальной залы аркой, завешенной тяжелыми портьерами. Свет
      приглушен красными абажурами на свечах. В стене,
      примыкающей к той, где прорезана арка. дверь.
      Единственный предмет меблировки - очень красивое кресло
      у арки. В зале танцуют полонез под звуки военного
      оркестра.
      В дверь входит Нарышкин, за ним солдаты, несущие
      Эдстейстона, все еще привязанного к шесту Измученный,
      угрюмый, он не издает ни звука.
      Нарышкин. Стой! Снимите арестованного с шеста.
      Солдаты плюхают Эдстейстона на пол и вытаскивают шест.
      Нарышкин склоняется над ним и говорит издевательски.
      Ну, вы готовы к пыткам? Это личный застенок императрицы. Могу я быть
      чем-нибудь полезен? Вам стоит только намекнуть. Эдстейстон. У вас все зубы целы? Нарышкин (удивленно). При чем тут?.. Эдстейстон. Его величество король Георг Третий потребует шесть из них, когда
      известие о том, что вы сделали со мной, достигнет Лондона. Так что
      берегитесь, черт вас подери! Нарышкин (испуганно). О, уверяю вас, я только выполняю приказ. Лично я
      ненавижу пытки и спас бы вас, если бы мог. Но императрица горда, а
      какая женщина простила бы нанесенное вами оскорбление? Эдстейстон. Будьте вы прокляты! Нарышкин (чуть не со слезами). Право, я не виноват. (Солдатам, грубо.) Вы
      получили приказ? Помните, что должны делать, когда императрица отдаст
      распоряжение?
      Солдаты отдают честь.
      Нарышкин выходит, раздвинув на мгновение портьеры и
      впустив в альков звуки музыки и яркий свет канделябров
      из бальной залы. Когда портьеры смыкаются за ним, свет
      исчезает, музыка приглушается. Внезапно оркестр
      перестает играть; Нарышкин возвращается, делает
      предостерегающий жест; солдаты становятся по стойке
      "смирно". Нарышкин отводит портьеры в стороны, чтобы
      пропустить внутрь Екатерину. Она в пышном парадном
      облачении, при всех императорских регалиях. Екатерина
      останавливается с суровым видом у самого входа. Солдаты
      падают на колени.
      Екатерина. Выполняйте приказ.
      Солдаты хватают Эдстейстона и грубо бросают к ногам
      императрицы.
      Екатерина (холодно глядя на него.) So [Итак (нем.)]. Мне пришлось посылать
      за вами дважды. Лучше бы вы пришли в первый раз. Эдстейстон (плаксиво-раздраженным тоном). Я не приходил ни в первый, ни во
      второй раз. Меня приносили. Чертовское нахальство, вот как я это
      называю. Екатерина. Думайте, прежде чем говорить. Эдстейстон. К чему? Полагаю, что вы очень величественны и красивы, но мне
      вас не видно, и я вас не боюсь. Я - англичанин, вы можете похитить
      меня, но не запугать. Нарышкин. Не забывайте, к кому вы обращаетесь! Екатерина (в ярости от его вмешательства). Помни, что собаки должны молчать!
      Нарышкин съеживается.
      А, вы, капитан, помните, что, хоть я и славлюсь своим милосердием, есть
      пределы терпению даже у императрицы. Эдстейстон. Как человек может хоть что-нибудь помнить, когда он связан по
      рукам и ногам таким дурацким образом? Я с трудом дышу. (Делает
      безуспешную попытку освободиться.) Видите? Будьте милосердны, ваше
      величество: велите меня развязать. Право, вы должны извиниться передо
      мной. Екатерина. Думаете, вам удастся выйти сухим из воды, если будете
      апеллировать к моему чувству юмора, как Потемкин? Эдстейстон. Чувству юмора?! Ха-ха-ха! Это мне нравится. Хорошенькое чувство
      юмора, превратить человека в чучело и ожидать, что он не отнесется к
      этому всерьез. Послушайте, велите распустить веревки; пожалуйста. Екатерина (садясь). С чего бы мне это велеть, скажите на милость? Эдстейстон. С чего бы? Да с того, что они врезаются мне в тело. Екатерина. Страдание многому нас учит. Хорошим манерам, к примеру. Эдстейстон. Конечно, если вы просто злюка и нарочно причиняете мне боль, мне
      больше нечего сказать. Екатерина. Монархам, сэр, иногда приходится прибегать к необходимой и даже
      целебной строгости... Эдстейстон (прерывая ее, раздраженно). Кря! Кря! Кря! Ква! Ква! Ква! Екатерина. Donnerwetter! [Черт возьми! (нем.)] Эдстейстон (продолжает очертя голову). Это не строгость, это дурачество. И
      если вы думаете, что исправляете мой характер или чему-нибудь учите, то
      вы ошибаетесь. Возможно, это доставляет вам удовольствие... что ж, если
      так, это вам чести не делает. Екатерина (внезапно набрасывается на Нарышкина). Чего ухмыляешься? Нарышкин (в ужасе падает на колени). Смилуйся, матушка, я и так ни жив ни
      мертв. Екатерина. Ты будешь не жив, а мертв, и очень скоро, если еще раз забудешь,
      в чьем ты находишься присутствии. Ступай вон! И забери своих людей.
      Нарышкин крадется к дверям. Солдаты - за ним.
      Стоп. Подкатите это (указывая на Эдстейстона) поближе.
      Солдаты повинуются.
      Не так близко. Я ведь не просила подать мне ножную скамеечку.
      (Отпихивает Эдстейстона ногой.) Эдстейстон (внезапно взвизгивает). А-а! Я должен попросить ваше
      императорское величество не тыкать меня вашей императорской ножкой под
      ребра. Я боюсь щекотки. Екатерина. Вот как? Тем больше оснований относиться ко мне с уважением.
      (Остальным.) Ступайте вон! Сколько раз я должна повторять приказание,
      прежде чем его выполнят?! Нарышкин. Матушка, мы принесли орудия пытки. Может, понадобятся? Екатерина (негодующе). Как ты смеешь упоминать о таких мерзостях передо
      мной, либеральной монархиней?! Ты всегда будешь дураком и дикарем,
      Нарышкин. Эти реликвии варварства похоронены, слава богу, в могиле
      Петра Великого. У меня более цивилизованные методы. (Протягивает ногу к
      Эдстейстону и щекочет его). Эдстейстон (истерически вопит). Ай! Ой! Уй! (В бешенстве.) Если ваше
      величество сделает так еще раз, я напишу в лондонский
      "Правительственный вестник". Екатерина (солдатам). Пошли вон! Ну! Пять тысяч розог тому, кто будет здесь,
      когда я скажу следующее слово!
      Солдаты опрометью выбегают.
      Нарышкин, ты что - кнута захотел?
      Нарышкин, пятясь, поспешно выходит из алькова. Екатерина
      и Эдстейстон остаются одни. В руке Екатерины золотой
      скипетр. Вокруг него обернут свежий французский памфлет
      под названием "L'Homme aux Quarante Ecus" ["Человек с
      сорока экю" (франц.)]. Она спокойно разворачивает его и,
      устроившись поудобнее, принимается читать, словно она
      одна в комнате. Несколько секунд проходит в полном
      молчании. Екатерина все больше и больше углубляется в
      чтение, памфлет все больше и больше забавляет ее.
      Екатерина (очень довольная каким-то пассажем, переворачивает страницу).
      Ausgezeichnet! [Отлично! Превосходно! (нем.)] Эдстейстон. Хм-хм!
      Молчание. Екатерина продолжает читать.
      Екатерина. Wie komisch. [Как забавно (нем.)] Эдстейстон. Гм-гм! Гм-гм!
      Молчание.
      Екатерина (сама себе, восхищенно). Какой удивительный писатель - господин
      Вольтер! Как ясно он вскрывает безрассудство этого безумного плана
      добывать весь государственный доход путем поземельного налога! Как он
      уничтожает его своей иронией! Как он умеет одновременно убедить и
      рассмешить! Не сомневаешься, что его остроумие и проницательность в
      экономических вопросах убили это предложение раз и навсегда в глазах
      образованных людей. Эдстейстон. Ради всего святого, мадам, неужели вы намерены держать меня
      здесь связанным, пока вы обсуждаете богохульства этого гнусного
      еретика? Ай!
      Она снова пускает в ход носок туфли.
      Ай! Ой! Ай! Екатерина (невозмутимо). Вы хотели сказать, что господин Вольтер - самый
      большой филантроп и самый великий философ, не говоря уж о том, что он
      самый остроумный человек в Европе? Я правильно вас поняла? Эдстейстон. Разумеется нет. Я хочу сказать, что его книги следует сжечь на
      лобном месте.
      Она щекочет его.
      Ай! Ой, не надо. Я потеряю сознание. Ай... не могу больше... Екатерина. Вы изменили свое мнение о господине Вольтере? Эдстейстон. Как я могу изменить о нем свое мнение, когда я член англиканской
      церкви.
      Она щекочет его.
      Ай! Ой! О боже, он все что хотите. Филантроп, философ, красавец, ему
      надо поставить памятник, черт его подери!
      Она щекочет его.
      Ай! А-а-ай! Нет, нет. Бог его благослови!.. Боже, храни его; сильный и
      славный, здравствуй на радость нам, здравствуй на страх врагам... Пусть
      вечная слава осенит его чело! Пусть его имя занесут на скрижали
      истории. (Без сил.) Ну, теперь вы меня отпустите? И послушайте, когда
      вы меня щекочете, мне видны ваши щиколотки, это неприлично, Екатерина (вытягивая ногу и любуясь ею). Вам это зрелище неприятно? Эдстейстон. Приятно, приятно, только (подчеркивая каждое слово), ради всего
      святого, не щекочите меня больше. Екатерина (откладывая памфлет). Капитан Эдстейстон, почему вы не пришли,
      когда я послала за вами? Эдстейстон. Мадам, я не могу разговаривать, когда я связан таким манером. Екатерина. Вы все еще восхищаетесь мной так же, как утром? Эдстейстон. Как я могу вам ответить, когда я даже не вижу вас как следует?
      Дайте мне подняться и посмотреть. Сейчас я не вижу ничего, кроме ваших
      и своих ног. Екатерина. Вы все еще намерены написать обо мне в лондонский "Вестник"? Эдстейстон. Нет, если вы отпустите веревки. Быстро развяжите их, у меня
      темнеет в глазах. Екатерина. Право ? (Щекочет его.) Эдстейстон. Ай!.. Ой! Ведьма! Екатерина. Что? (Снова щекочет его.) Эдстейстон (вопит). Нет, ангел, ангел! Екатерина (нежно). Geliebter. [Любимый (нем.).] Эдстейстон. Я не понимаю по-немецки, но звучало это нежно. (Истерически.)
      Матушка, красавица, душенька, ангел, не будьте жестокосердны, развяжите
      меня. Прошу вас. Умоляю вас. Пожалейте меня. Я с ума сойду. Екатерина. Вам и положено сойти с ума от счастья, если императрица обращает
      на вас свое благосклонное внимание. Когда императрица дозволяет вам
      видеть ее ноги, вы должны их целовать. Капитан Эдстейстон, вы
      бестолковы. Эдстейстон (негодующе). Ничего подобного! Обо мне даже в депешах упоминали
      как о весьма толковом офицере. И позвольте предупредить ваше
      величество, что я не так беспомощен, как вы думаете. Английский посол
      находится рядом в зале. Стоит мне закричать, и он будет здесь. Как
      тогда вы будете выглядеть, ваше величество? Екатерина. Хотела бы я посмотреть, как английский посол или кто-нибудь
      другой посмеет войти сюда без моего разрешения. Эти портьеры покрепче,
      чем каменная стена в десять футов толщиной. Кричите сколько влезет.
      Плачьте. Ругайтесь. Визжите. Вопите. (Безжалостно щекочет его.) Эдстейстон (как безумный). Ай! Ой! А-а-а! Перестаньте! Боже! А-а-а-а!!!
      В ответ на его крики в бальной зале поднимаются шум и
      суматоха.
      Голоса из бальной залы. Назад. Сюда нельзя. Держите ее. Приказ императрицы.
      Об этом не может быть и речи. Нет, душенька, туда нельзя. Вы здесь не
      пройдете. Вы в Сибирь захотели? Не пускайте ее туда. Тащи ее назад. Вас
      запорют. Бесполезно, мадемуазель, вы должны подчиняться приказу. Эй,
      стража! Пришлите сюда несколько человек. Держите ее! Голос Клэр. Пустите меня. Там пытают Чарлза. Я все равно пройду! Как вы
      можете танцевать, словно ничего не происходит?! Пустите меня, говорю
      вам! Пус... та... те... меня! (Вбегает через арку, никто не
      осмеливается последовать за ней.) Екатерина (поднимаясь в сильнейшем гневе). Как ты посмела?! Я тебе покажу! Клэр (дерзко). Бабке своей показывай! Не пугайте, не страшно! Где мой Чарлз?
      Что тут с ним делают? Эдстейстон (кричит). Клэр, ради бога, развяжи меня скорей! Клэр (видит его и кидается на колени рядом с ним). О, как они посмели так
      связать тебя?! (Екатерине.) Злая ведьма! Русская дикарка! (Принимается
      яростно распутывать веревки.) Екатерина (овладевая собой огромным усилием воли). Держи себя в руках,
      Екатерина, держи себя в руках. Будь философом. Вся Европа смотрит на
      тебя. (Заставляет себя сесть.) Эдстейстон. Тише, любимая, это императрица. Называй ее "ваше императорское
      величество". Называй ее "Северная Звезда; матушка-голубушка", - она это
      любит, - только скорее освободи меня. Клэр. Лежи спокойно, милый, я не могу распутать веревки, когда ты все время
      дергаешься. Екатерина (бесстрастно). Лежите спокойно, капитан. (Щекочет его ногой.) Эдстейстон. Ай! Ой! А-а-а! Клэр (внезапно уясняет себе положение вещей и, охваченная ревностью,
      перестает сражаться с веревками). Так вот как тебя пытали? Екатерина (невозмутимо). Это любимый способ пытки Екатерины Второй,
      мадемуазель. По-моему, капитану он очень нравится. Клэр. Ну, если ему это нравится, можете продолжать. Извините за
      беспокойство. (Встает и хочет уйти.) Эдстейстон (вцепляясь бульдожьей хваткой в подол ее платья). Не уходи. Не
      оставляй меня тут. Развяжи меня. (Так он говорит, но во рту у него
      платье, и слова звучат нечленораздельно.) Клэр. Отпусти. Где твое достоинство? Хватит того, что ты смешон, хочешь еще
      и меня поставить в глупое положение? (Вырывает у него платье). Эдстейстон. Ой! Ты чуть не выдернула у меня все зубы; ты хуже, чем Северная
      Звезда! (Екатерине.) Матушка-голубушка, у вас доброе сердце, самое
      доброе во всей Европе. Сжальтесь надо мной. Смилуйтесь. Я вас люблю.
      Клэр разражается слезами.
      Развяжите меня. Екатерина. Ну, чтобы доказать, насколько русская дикарка добрее английской,
      - хотя я, к сожалению, немка, - так и быть! (Наклоняется, чтобы
      высвободить его из пут.) Клэр (ревниво). Не беспокойтесь, благодарю вас. (Набрасывается на веревки, и
      в четыре руки они освобождают Эдстейстона.) Встань на ноги, будь
      любезен, и веди себя хоть с каким-то достоинством, если ты не
      окончательно деморализован. Эдстейстон. С достоинством! Ой! Я не могу. У меня все онемело. Мне ни за что
      не встать! О боже, как больно!
      Они хватают его за плечи и поднимают.
      Ой! Ай! М-м-м-м-м!... Ангел мой, матушка-царица, никогда ни с кем так
      не делайте. Лучше выпорите кнутом, убейте, поджарьте на медленном огне,
      отдубасьте палками, отрубите голову, повесьте, четвертуйте, но не
      щекочите связанного. Екатерина. Ваша барышня, видно, все еще думает, что вам это понравилось. Клэр. Я сама знаю, что я думаю. Между нами все кончено. Ваше величество
      может оставить его себе: мне он не нужен. Екатерина. Я не заберу его у вас ни за что на свете, хотя должна признаться,
      он - душенька. (Треплет его по щеке.) Клэр (фыркает). Душенька! Куда дальше! Эдстейстон. Не сердись, любимая; в этой стране все так называют друг друга.
      Я это тебе докажу. (Екатерине.) Будьте добры, ваше величество, позовите
      сюда князя Потемкина. Екатерина (с удивлением, высокомерно). Это еще зачем? Эдстейстон. Затем, чтобы сделать мне одолжение.
      Екатерина добродушно смеется, подходит к арке и
      раздвигает портьеры; оркестр начинает играть рейдовак.
      [Чешский танец.]
      Екатерина (повелительно). Потемкин!
      Музыка внезапно обрывается.
      Эй, князь! Ко мне! Играйте, болваны, чего встали?
      Музыка возобновляется.
      Из бальной залы вбегает сержант и подхватывает портьеры.
      Появляется Потемкин, танцующий в паре с Варенькой.
      Екатерина (Потемкину). Английский капитан хотел тебя видеть, душенька.
      Екатерина вновь садится в кресло; Потемкин показывает
      преувеличенно низким поклоном, что он - к услугам
      английского капитана. Варенька проходит позади
      Эдстейстона и Клэр и становится справа от нее.
      Эдстейстон. Вот, вот. (Обращается к Клэр.) Ты заметила, моя любовь,
      "душенька". Если ее величество даже его называет "душенькой", виноват
      ли я, что она и меня так зовет? Клэр. Все равно. Ты не должен был так делать. Я очень сердита и обижена на
      тебя. Эдстейстон. Они связали меня, дорогая. Мне было с ними не справиться. Я
      дрался изо всех сил. Сержант (у входа). Они дрались, как лев, как медведь. Видит бог,
      барышня-красавица, они мне все кишки выдавили. Эдстейстон. Неужели ты бросишь меня, Клэр (умоляюще), Клэр, Клэр! Варенька (тронутая его горем, молит, сложив руки). Ах, душенька, ангелочек,
      ягненочек, он же любит вас, любовь так и светится в его глазах.
      Простите его. Потемкин (бросаясь от императрицы к Клэр и падая перед ней на колени).
      Простите его, простите его, херувимчик! Дикая уточка! Звездочка!
      Райская птичка! Бриллиантик в небесной короне! Клэр. Это просто смешно! Варенька (становясь на колени). Простите его, простите его, прелесть,
      куколка, фея, спящая на лепестках розы. Клэр. Ну хорошо, хорошо, только оставьте меня в покое. Сержант (падая перед ней на колени). Простите его, простите его,
      барышня-красавица, не то всемогущий вас высечет. Видит бог, всем нам
      нужно прощение. Клэр (кричит во все горло). Прощаю! Прощаю! Потемкин (весело вскакивает с колен и, подойдя к Клэр сзади, хватает ее в
      охапку). Обними ее, герой славной битвы при Банкер-Хилл! Целуй ее, пока
      она не сомлеет. Сержант. Получай ее, батюшка, во имя Николы Угодника. Варенька. Она хочет, чтобы вы осыпали ее с ног до головы тысячью
      поцелуйчиков. Клэр (горячо). Ничего подобного!
      Потемкин кидает ее в объятия Эдстейстона.
      Ах!
      Оба в замешательстве отскакивают друг от друга и стоят
      как истуканы.
      Екатерина (подталкивая Эдстейстона к Клэр). Ничего не поделаешь, капитан.
      Это Россия, а не Англия. Эдстейстон (собравшись с духом, церемонно целует Клэр в лоб). Я не против. Варенька (возмущенно). Только один поцелуй! И в лоб! Рыба! Поглядите, как я
      поцелую своего урода дядю. (Обвивает шею Потемкина руками и осыпает его
      горячими поцелуями.) Сержант (тронутый до слез). Святой Никола Угодник, благослови твоих агнцев! Екатерина. Теперь вы понимаете, почему я люблю Россию больше всего на свете? Нарышкин (появляясь в дверях). Ваше величество, экспонат для нового музея
      прибыл. Екатерина (взволнованно встает и идет к завешенной арке). Идемте. Я ни о чем
      другом не могу думать, кроме моего музея.
      Под аркой она останавливается и обращается к
      Эдстейстону, который бросился за ней следом, чтобы
      раздвинуть портьеры.
      Капитан, желаю вам всего того счастья, которым вас наградит этот
      ангелочек. (Тихо, на ухо.) Я могла бы наградить вас еще большим, но вы
      не пожелали. Прощайте. Эдстейстон (целует ей руку и, вместо того чтобы выпустить ее, держит в обеих
      руках нежно и несколько покровительственно). Вы были так добры ко мне,
      ваше величество, что, право, я не могу с вами расстаться, не дав вам
      совета - простого здравого английского совета. Екатерина (выдергивает у него руку и отскакивает как ужаленная). Совета!!! Потемкин Безумный, поберегись! Нарышкин } (восклицают Совет императрице! Сержант одновременно). Никола Угодник! Варенька Ха-ха-ха! (Приглушенный взрыв смеха.) Эдстейстон (идя следом за императрицей и продолжая мягко, но назидательно).
      В конце концов, хотя ваше величество, конечно, великая императрица, я
      все-таки мужчина, а вы только женщина. Екатерина. Только жен-н... (У нее перехватывает дыхание.) Эдстейстон (тем же тоном). Поверьте мне, это русское сумасбродство никуда не
      годится. Я вполне ценю ваше пылкое сердце, от которого оно проистекает,
      но вы заходите слишком далеко, это вряд ли назовешь хорошим вкусом,
      это... прошу прощения... просто неприлично. Екатерина (иронически). So? Эдстейстон. Не думайте, что я не нахожу вам оправданий. Я знаю, что ваше
      величество были весьма несчастливы в браке... Екатерина (в ярости). Alle Wetter!!! [Черт возьми!!! (нем.)] Эдстейстон (сентиментально). Не говорите так, ваше величество. Не поминайте
      его лихом. В конце концов, он был вам муж, и, какие бы у него ни были
      недостатки, вам не пристало плохо думать о нем. Екатерина (задыхаясь от ярости). Я не выдержу! Эдстейстон. Право, я уверен, что на самом деле он любил вас; и вы в глубине
      сердца любили его. Екатерина (овладевает собой величайшим усилием воли). Нет, Екатерина. Что
      скажет Вольтер? Эдстейстон. Какое имеет значение, что скажет этот низкий насмешник? Покажите
      пример Европе, мадам, сделав то же, что собираюсь сделать я. Вступите
      снова в брак. Выйдите замуж за хорошего человека, который будет вам
      опорой и поддержкой в старости. Екатерина. В ста... (Снова теряет дар речи.) Эдстейстон. Да, всем нам суждено состариться, даже самым прекрасным из нас. Екатерина (с трудом переводя дыхание, падает в кресло) Благодарю вас. Эдстейстон. Вы еще больше поблагодарите меня, когда детки соберутся у ваших
      ног, а муженек будет зимним вечером сидеть у камина... да, я забыл, что
      у вас, несмотря на холода, нет каминов; какое слово тут лучше
      употребить - печка? плита?.. Екатерина. Какое хотите. Можно и печка. Эдстейстон (поддавшись порыву). Ах, мадам, упраздните печки. Поверьте мне,
      ничто не сравнится с добрым старым камельком. Домашний очаг, долг,
      счастье означают для нас одно, и нигде мы так этого не ощущаем. как в
      гостиной у камина. (Оборачиваясь к Клэр.) Ну, любовь моя, мы не должны
      задерживать императрицу, ей не терпится посмотреть новый экспонат для
      ее музея, которому мы, разумеется, желаем всяческого процветания. Клэр (холодно). Я лично ее не задерживаю. Эдстейстон. Что ж, до свиданья. (Трясет руку Потемкину.) До сви-да-а-анья,
      князь; заходите к нам в гости, если будете в Англии: Спайер-вью,
      Дипдин, Литл Магфорд, Девон. Для вас мы всегда дома. (Вареньке, целуя
      ей руку.) До свиданья, мадемуазель, до свиданья, матушка, если мне
      будет позволено назвать вас так один разок.
      Варенька подставляет лицо для поцелуя.
      Э?.. Нет, нет, нет, нет, нет. Это, знаете, совсем ни к чему. Шалунья.
      (Сержанту.) До свиданья, мой друг. Выпей за наше здоровье. (Дает ему на
      чай.) Сержант. Никола Угодник приумножит ваши плоды, батюшка. Эдстейстон. До свиданья, до свиданья, до свиданья, до свиданья, до свиданья.
      Они выходят, пятясь: Эдстейстон - кланяется Клэр
      приседает; все остальные внимают им: Потемкин и Нарышкин
      - в полном ошеломлении, Варенька - в детском ужасе,
      Екатерина - с непроницаемым спокойствием. Когда
      Эдстейстон скрывается из виду, она встает с кресла и,
      стиснув кулаки, поднимает глаза и руки к небу. Потемкин,
      пробудившись от оцепенения, одним прыжком, как тигр,
      кидается к ее ногам.
      Потемкин. Что с ним сделать? Спустить с живого кожу? Отрезать веки и
      поставить на солнце? Вырвать язык? Что? Что? Екатерина (открывая глаза). Ничего. Но, ах! если бы я только могла
      заполучить его себе в... в... Потемкин (ревниво рычит). В любовники?! Екатерина (с не поддающейся описанию улыбкой). Нет, в экспонаты, в музей.