Зимою 1777 года, в унылый час между черной ночью и хмурым утром, миссис Даджен бодрствует в своем доме на окраине городка Уэбстербриджа, штат Нью-Хэмпшир, в кухне, которая в то же время служит и жилой комнатой. Миссис Даджен нельзя назвать привлекательной. Ночь, проведенная без сна, не красит женщину, а миссис Даджен и в лучшие минуты своей жизни кажется угрюмой и мрачной от суровых складок на лице, которые говорят о крутом нраве и непомерной гордости, обуздываемых окаменелыми догмами и традициями отжившего пуританства. Она уже немолода, но жизнь, полная трудов, не принесла ей ничего, кроме полновластия и одиночества в этом неуютном доме да прочной славы доброй христианки среди соседей, для которых пьянство и разгул все еще настолько заманчивее религии и нравственных подвигов, что добродетель представляется им попросту самобичеванием. А так как от самобичевания недалеко и до бичевания других, то с понятием добродетели стали связывать вообще все неприятное. Поэтому миссис Даджен, будучи особой крайне неприятной, почитается крайне добродетельной. Если не говорить о явных злодеяниях, ей все дозволено, кроме разве каких-либо милых слабостей, и в сущности она, сама того не зная, пользуется такой свободой поведения, как ни одна женщина во всем приходе, лишь потому, что ни разу не преступила седьмой заповеди и не пропустила ни одной воскресной службы в пресвитерианской церкви. 1777 год – это год, когда американские колонии, не столько в силу своих стремлений, сколько в силу закона тяжести, только что оторвались от Англии, и страсти, разгоревшиеся в связи с этим событием, нашли себе выход в вооруженной борьбе, в которой англичане видят подавление мятежа и утверждение британского могущества, а американцы – защиту принципов свободы, отпор тирании и принесение себя в жертву на алтарь Прав Человека. Здесь нет надобности вдаваться в оценку этих явно идеализированных представлений; достаточно сказать вполне беспристрастно, что воодушевленные ими американцы и англичане почитают своим высоким нравственным долгом истреблять друг друга как можно усерднее и что военные действия, направленные к достижению этой цели, находятся в самом разгаре, причем духовенство в том и другом лагере оказывает моральную поддержку воюющим, призывая на них божье благословение, каждый со своей стороны. Одним словом, обстоятельства таковы, что неприятная миссис Даджен сейчас далеко не единственная женщина, которая проводит ночи без сна в ожидании вестей. И не одна она засыпает под утро на стуле, с риском ткнуться носом в пламя очага. Голова уснувшей миссис Даджен прикрыта шалью, ноги покоятся на широкой железной решетке, этой ступени домашнего алтаря – очага с его священными атрибутами: котлом, таганами и огромным крюком, к которому подвешивается при обжаривании мясо. Против очага, сбоку от миссис Даджен, стоит обыкновенный кухонный стол, и на нем свеча в оловянном подсвечнике. Стул, на котором сидит миссис Даджен, простой, некрашеный, с жестким деревянным сиденьем, как и все прочие стулья в комнате, но спинка у него круглая, резная, и сиденье выточено в некотором соответствии с формами сидящего, так что, по-видимому, это почетное седалище. В комнате три двери: одна, по той же стене, что и очаг, ведет в спальню хозяйки дома; другая, как раз напротив, – в чулан для стирки и мытья посуды; входная дверь, с тяжелым замком, щеколдой и громоздким деревянным засовом, расположена в передней стене, между окном, которое находится посередине, и углом, ближайшим к двери в спальню. Между окном и дверью вешалка, при виде которой наблюдательный зритель сразу догадается, что никого из мужчин нет дома, так как на крючках не висит ни одной шляпы и ни одного плаща. По другую сторону окна стенные часы с белым деревянным циферблатом, черными железными гирями и медным маятником. Ближе к углу большой дубовый поставец, нижнее отделение которого состоит из полок, уставленных простой фаянсовой посудой, а верхнее – глухое и заперто на ключ. У стены, что против очага, рядом с дверью в чулан, стоит черный диван, безобразный до неприличия. При взгляде на него обнаруживается, что миссис Даджен не одна в комнате. На диване спит девочка лет шестнадцати – семнадцати, диковатая и робкая на вид; у нее черные волосы и обветренная кожа. На ней плохонькое платье – рваное, линялое, закапанное ягодным соком и вообще не слишком чистое; оно падает свободными складками, открывая босые загорелые ноги, и это позволяет предположить, что под платьем надето не слишком много. В дверь стучат, но не настолько громко, чтобы разбудить спящих. Потом еще раз, погромче, и миссис Даджен слегка шевелится во сне. Наконец, слышно, как дергают замок, что сразу заставляет ее вскочить на ноги.
      Миссис Даджен (с угрозой).Ты что же это не отворяешь? (Видит, что девочка уснула, и тотчас бурно дает выход накипевшему раздражению.)Скажите на милость, а! Да это просто… (Трясет ее.)Вставай, вставай сейчас же! Слышишь?
      Девочка (приподнимаясь).Что случилось?
      Миссис Даджен. Сейчас же вставай! Стыда в тебе нет, бессердечная ты грешница! Отец еще в гробу не остыл, а она тут разоспалась.
      Девочка (еще полусонная).Я не хотела. Я нечаянно…
      Миссис Даджен (обрывает ее).Да, да, за оправданиями у тебя дело не станет. Нечаянно! (С яростью, так. как стук в дверь возобновляется.) Ты почему же не идешь отворить дверь своему дяде, а? (Грубо сталкивает ее с дивана.) Ладно! Сама отворю, от тебя все равно никакого проку. Ступай, подложи дров в огонь.
       Девочка, испуганная и жалкая, идет к очагу и подкладывает в огонь большое полено. Миссис Даджен отодвигает засов и, распахнув.дверь, впускает в душную кухню струю не столько свежего, сколько промозглого и холодного утреннего воздуха, а заодно своего младшего сына Кристи – толстого придурковатого парня лет двадцати двух, белобрысого и круглолицего, закутанного в серый плащ и клетчатую шаль. Он, поеживаясь, спешит подсесть к огню, предоставив миссис Даджен возиться с дверным засовом.
      Кристи ( у очага).Бррр! Ну и холодище! (Заметив девочку и вытаращив на нее глаза.)Ты кто же такая?
      Девочка (робко).Эсси.
      Миссис Даджен. Да вот, поневоле спросишь. (К Эсси.)Ступай, девочка, к себе в комнату и ложись, раз уж ты по своей бесчувственности не можешь удержаться от сна. Твоя история такого свойства, что не годится даже для твоих собственных ушей.
      Эсси. Я…
      Миссис Даджен (повелительно).Вы не отвечайте, мисс, а покажите, что вы умеете слушаться, и делайте то, что вам говорят.
       Эсси, сдерживая слезы, идет через всю комнату к двери чулана.
      Да не забудь молитву прочитать.
       Эсси выходит.
      Если б не я, она бы вчера улеглась спать, словно ничего и не случилось.
      Кристи (равнодушно).А чего ей особенно убиваться из-за дядюшки Питера? Она ведь не родня нам.
      Миссис Даджен. Что ты такое говоришь, мальчик? Ведь она же его дочь – наказание за все его нечестивые, позорные дела. (Обрушивается на стул всей своей тяжестью.)
      Кристи (вытаращив глаза).Дочка дядюшки Питера?
      Миссис Даджен. А иначе откуда бы ей тут взяться? Мало мне было хлопот и забот с собственными дочерьми, не говоря уж о тебе и твоем бездельнике брате, так вот теперь еще возись с дядюшкиными приблудышами…
      Кристи (перебивает ее, опасливо косясь на дверь, в которую вышла Эсси).Тсс! Еще услышит.
      Миссис Даджен . (повышая голос).Пусть слышит. Кто боится господа бога, тот не боится назвать дела дьявола так, как они того заслуживают.
       Кристи, постыдно равнодушный к борьбе добра и зла, греется, уставясь на огонь.
      Что ж, долго ты еще будешь глаза пялить, точно осоловелая свинья? Какие новости привез?
      Кристи (сняв шляпу и плащ, идет к вешалке).Новость тебе священник объявит. Он сейчас придет сюда.
      Миссис Даджен. Какую новость?
      Кристи (привстав, по детской привычке, на цыпочки, чтоб повесить шляпу, хоть теперь в этом вовсе нет надобности, произносит тоном безмятежного спокойствия, который плохо вяжется с содержанием его слов).Отец-то помер тоже.
      Миссис Даджен (остолбенев).Твой отец!
      Кристи (насупившись, возвращается к огню и продолжает греться, уделяя этому занятию значительно больше внимания, чем разговору с матерью).Что ж, я, что ли, виноват? Когда мы приехали в Невинстаун, он уже лежал в постели, больной. Сперва он и не признал нас. Священник уселся подле него, а меня прогнал. В ночь он и помер.
      Миссис Даджен (разражаясь сухими, злобными рыданиями).Нет, уж это слишком, это слишком! Братец его, который всю жизнь позорил нас, угодил на виселицу как мятежник; а твой отец, вместо того чтобы сидеть добром дома, со своей семьей, поскакал за ним – и вот теперь умер и все бросил на меня одну. Да еще эту девчонку прислал, чтоб я с ней нянчилась! (Резким движением надвигает шаль на лоб.)Грех это, вот я что скажу. Грех, да и только.
      Кристи (помолчав немного, с тупой скотской радостью в голосе).А денек-то, видно, славный будет.
      Миссис Даджен (передразнивая его).Денек славный… А у самого только что отец умер. Да есть ли у тебя сердце, мальчик?
      Кристи (упрямо).А что ж тут такого? Выходит, если у человека отец умер, так ему и про погоду слова сказать нельзя?
      Миссис Даджен (с горечью).Хорошее утешенье мне мои дети. Один сын – дурак, другой – пропащая душа, ушел из родного дома и живет среди цыган, контрабандистов и преступников, самого отребья людского.
       В дверь стучат.
      Кристи (не двигаясь с места).Это священник.
      Миссис Даджен (резко).Может, ты встанешь и впустишь мистера Андерсона в дом?
       Кристи нерешительно направляется к двери. Миссис Даджен закрывает лицо руками, так как ей в качестве вдовы надлежит быть убитой горем. Кристи отворяет дверь, и в кухню входит священник Антони Андерсон – человек трезвого ума, живого нрава и приветливого склада. Ему лет пятьдесят, и он держится с достоинством, присущим его профессии; но это достоинство вполне мирское, смягченное дружелюбной и тактичной манерой обхождения к отнюдь не наводящее на мысль о бесповоротной отрешенности от всего земного. По наружности это сильный, здоровый мужчина с толстой шеей сангвиника; уголки его резко очерченного, весело улыбающегося рта прячутся в складках мясистых щек. Без сомнения – превосходный пастырь духовный, но вместе с тем человек, способный взять лучшее и от здешнего мира и чувствующий некоторую неловкость от сознания, что уживается он с этим миром легче, чем подобало бы доброму пресвитерианину.
      Андерсон (снимая свой плащ и поглядывая на миссис Даджен).Ты сказал ей?
      Кристи. Она меня заставила. (Запирает дверь, потягивается, потом бредет к дивану, садится и вскоре засыпает.)
       Андерсон снова с состраданием смотрит на миссис Даджен, затем вешает плащ и шляпу на вешалку. Миссис Даджен вытирает глаза и поднимает голову.
      Андерсон. Сестра! Тяжко легла на вас десница господня.
      Миссис Даджен (упорствуя в своем смирении).Такова, стало быть, воля его, и я должна склониться перед ней. Но мне нелегко. Зачем только Тимоти понадобилось ехать в Спрингтаун и напоминать всем о своем родстве с человеком, приговоренным к виселице и (со злобой)заслужившим ее, если уж на то пошло.
      Андерсон (мягко).Это был его брат, миссис Даджен.
      Миссис Даджен. Тимоти не признавал его за брата, после того как мы поженились: он слишком уважал меня, чтоб навязывать мне подобного братца. А вы думаете, этот негодный себялюбец Питер поскакал бы за тридцать миль, чтобы взглянуть, как Тимоти надевают петлю на шею? И тридцати шагов не прошел бы, не из таких. Но как бы там ни было, я должна с покорностью нести свой крест. Слов меньше, толку больше.
      Андерсон (подойдя к огню и став к нему спиной; очень внушительно).Ваш старший сын присутствовал при казни, миссис Даджен.
      Миссис Даджен (неприятно пораженная).Ричард?
      Андерсон (кивнув).Да.
      Миссис Даджен (грозно).Пусть это ему послужит предостережением. Он и сам, верно, кончит тем же – распутник, нечестивец, безбожник!… (Вдруг останавливается – голос изменил ей – и с явным испугом спрашивает.)А Тимоти его видел?
      Андерсон. Да.
      Миссис Даджен (затаив дыхание).Ну?
      Андерсон. Он только видел его в толпе; они не разговаривали.
       Миссис Даджен облегченно переводит дух.
      Ваш муж был очень взволнован и потрясен ужасной смертью своего брата.
       Миссис Даджен усмехается.
       (Меняя тон, обращается к ней настойчиво и с оттенком негодования.)Что ж, разве это не естественно, Миссис Даджен? В эту минуту он подумал о своем блудном сыне, и сердце его смягчилось. Он послал за ним.
      Миссис Даджен (со вновь зародившейся тревогой).Послал за Ричардом?
      Андерсон. Да, но Ричард не захотел прийти. Он ответил отцу через посланного. И, к сожалению, должен сказать, это был дурной ответ, страшный ответ.
      Миссис Даджен. Что же он ответил?
      Андерсон. Что он всегда будет на стороне своего беспутного дяди и против своих праведных родителей, и в этом мире, и в будущем.
      Миссис Даджен (непримиримо).Он понесет кару за это. Он понесет кару за это – и здесь, и там.
      Андерсон. Это не в нашей воле, миссис Даджен.
      Миссис Даджен. А я разве другое говорю, мистер Андерсон? Но ведь нас учат, что зло бывает наказано. Зачем нам исполнять свой долг и блюсти закон господень, если не будет никакой разницы между нами и теми, кто живет как заблагорассудится и глумится над нами и над словом творца своего?
      Андерсон. Что ж, земной отец Ричарда простил его, а небесным его судиею будет тот, кто всем нам отец.
      Миссис Даджен (забывшись).Земной отец Ричарда был безмозглый…
      Андерсон (потрясенный).О!
      Миссис Даджен (слегка устыдясь).В конце концов, я мать Ричарда. Если уж я против него, кто вправе быть за него? (Стараясь загладить свой промах.)Присядьте, мистер Андерсон. Мне бы давно надо предложить вам, но я так взволнована.
      Андерсон. Благодарю вас . (Берет стул. стоящий перед очагом, и Поворачивает его так, чтобы можно было поудобнее расположиться у огня. Усевшись, продолжает тоном человека, который сознает, что заводит разговор на щекотливую тему.)Вам Кристи сказал про новое завещание?
      Миссис Даджен (все ее опасения возвратились).Новое завещание? Разве Тимоти … (Голос у нее срывается, и она не может договорить.)
      Андерсон. Да. В последний час он изменил свою волю.
      Миссис Даджен (бледнея от бешенства).И вы дали ему меня ограбить?
      Андерсон. Я был не вправе помешать ему оставить свои деньги своему сыну.
      Миссис Даджен. У него ничего не было своего. Его деньги – это те деньги, которые я принесла ему в приданое. Деньги мои и сын мой, и я одна могла решать, как тут поступить. При мне он никогда не отважился бы на такую подлость, и он это хорошо знал. Оттого-то он и улизнул исподтишка, точно вор, чтобы, прикрывшись законом, ограбить меня за моей спиной. А вам, мистер Андерсон, вам, проповеднику слова божия, тем зазорней быть сообщником в таком преступном деле.
      Андерсон (поднимаясь).Я не в обиде на вас за эти слова, сказанные в пылу горя.
      Миссис Даджен (презрительно).Горя!
      Андерсон. Ну, разочарования – если сердце подсказывает вам, что это более подходящее слово.
      Миссис Даджен. Сердце! Сердце! С каких это пор вы стали считать, что должно доверяться голосу сердца?
      Андерсон (с несколько виноватым видом).Я… э-э…
      Миссис Даджен (страстно).Не лгите, мистер Андерсон. Нас учат, что сердце человеческое неверно и лживо, что оно закоснело во зле. Мое сердце когда-то принадлежало не Тимоти, а его брату, тому самому нечестивцу, что только что кончил свои дни с веревкой на шее, – да, именно так, Питеру Даджену. Вы это знаете: старый Эли Хоукинс, чье место вы заступили в нашем приходе, – хотя вы не достойны развязать шнурки на его башмаках, – он вам рассказал об этом, вверяя заботу о наших душах. Это он предостерег меня и укрепил мой дух в борьбе против моего сердца; он настоял на том, чтобы я взяла в мужья человека доброго и богобоязненного, как ему казалось. Не это ли послушание сделало меня тем, что я есть? А вы – вы-то сами женились по влечению сердца, а теперь толкуете о том, что мое сердце подсказывает мне. Ступайте домой к своей красивой жене, мистер Андерсон, а меня оставьте и дайте мне помолиться спокойно. (Отворачивается, подпирает голову руками и, предавшись мыслям о несправедливости судьбы, перестает замечать его присутствие.)
      Андерсон (который и сам рад уйти).Да не допустит господь, чтобы я помешал вам обратиться к источнику всяческого утешения. (Идет к вешалке за плащом и шляпой.)
      Миссис Даджен (не глядя на него). Господь и без вас знает, что допускать и чего не допускать.
      Андерсон. И господь знает, кого прощать! И я надеюсь, что он простит Эли Хоукинса и меня, если когда-либо мы учили противно его закону. (Застегивает плащ, готовясь выйти.)Еще одно слово… по неотложному делу, миссис Даджен. Предстоит чтение завещания, и Ричард вправе присутствовать. Он здесь, в городе, но он великодушно заявил, что не хочет вторгаться сюда силой.
      Миссис Даджен. Он должен сюда прийти. Уж не воображает ли он, что ради его удобства мы покинем дом его отца? Пусть приходят все; и пусть приходят скорее и скорее уходят. Нечего полдня отлынивать от работы под предлогом завещания. Я буду готова, не беспокойтесь.
      Андерсон (делая два-три шага к ней).Миссис. Даджен! Я когда-то пользовался некоторым влиянием на вас. С каких пор я его утратил?
      Миссис Даджен (по-прежнему не глядя на него).С тех пор как женились по любви. Вот теперь вы знаете.
      Андерсон. Да, теперь знаю. (Выходит, погруженный в раздумье.)
      Миссис Даджен (про себя, думая о муже).Вор! Вор! (Сердито срывается со стула, сбрасывает шаль с головы и принимается за уборку комнаты к предстоящему чтению завещания. Для начала стул Андерсона водружается на прежнее место, а тот, на котором сидела она сама, отлетает к окну. Потом она окликает обычным своим суровым, гневным, повелительным тоном.)Кристи!
       Никакого ответа. Кристи крепко спит.
      Кристи! (Подходит и грубо трясет его.)Вставай сию же минуту! Не стыдно тебе? Отец умер, а он спит как ни в чем не бывало! ( Возвращается к столу ставит свечу на полку над очагом, вынимает из ящика красную скатерть и накрывает стол.)
      Кристи (неохотно поднимаясь).А что ж, по-твоему, нам теперь и спать нельзя, пока не кончится траур?
      Миссис Даджен. Ладно, хватит разговоров! Иди сюда, помоги мне переставить стол.
       Вдвоем они выдвигают стол на середину комнаты, так что сторона Кристи обращена к очагу, а сторона миссис Даджен – к дивану. Кристи при первой же возможности отходит к огню, предоставив матери одной окончательно устанавливать стол на место.
      Сейчас священник придет с адвокатом, и вся родня соберется слушать завещание, а ты все будешь нежиться у огня? Ступай, разбуди девчонку и потом растопи печку в сарае, здесь тебе завтракать не придется. Да смотри умойся хорошенько и приведи себя в порядок к приходу гостей. (Весь этот перечень приказаний она размечает действиями: подходит к поставцу, отпирает его, достает графин с вином, который, без сомнения, хранится там с последнего семейного торжества, вынимает также несколько стаканов – и ставит все это на стол. Затем следуют два блюда зеленого стекла; на одно она кладет ячменный пирог и рядом нож, на другое высыпает немного печенья из жестяной банки, потом две или три штуки откладывает обратно и тщательно пересчитывает остальное.)Смотри, здесь десять штук; так вот, чтоб их и оставалось десять, когда я оденусь и выйду сюда. И не вздумай выковыривать изюм из пирога. И Эсси скажи то же самое. Надеюсь, ты сумеешь принести стеклянный ящик с птичьими чучелами, не разбив его по дороге. ( Убирает банку с печеньем в поставец, запирает дверцу и заботливо прячет ключ в карман.)
      Кристи (мешкая у огня).Ты бы лучше чернильницу поставила для адвоката.
      Миссис Даджен. Вас не спрашивают, сэр! Ступай и делай, что тебе сказано.
       Кристи хмуро поворачивается, собираясь исполнить приказание.
      Погоди, сперва открой ставни, уже светло на дворе. Неужели я должна нести всю тяжелую работу в доме, а такой здоровый олух будет слоняться без дела!
       Кристи подходит к окну, вынимает железный брус из боковых скоб и кладет его на пол, потом растворяет ставни. За окном брезжит серое, пасмурное утро. Миссис Даджен берет подсвечник с полки над очагом, гасит свечу пальцами, предварительно послюнив их для этого, и снова ставит подсвечник со свечой на полку.
      Кристи (глядя в окно).Священникова жена идет.
      Миссис Даджен (недовольная).Как! Сюда идет?
      Кристи. Ну да.
      Миссис Даджен. С чего это ей вздумалось тревожить людей в такой час? Я еще даже не одета, чтобы гостей принимать.
      Кристи. А ты бы у нее спросила.
      Миссис Даджен (с угрозой).А ты бы научился разговаривать повежливее.
       Кристи, надувшись, шагает к двери. Она идет за ним, продолжая забрасывать его поручениями.
      Девчонке скажи, чтоб шла сюда, ко мне, как только позавтракает. Да пусть приведет себя в порядок, чтоб не стыдно было показаться на люди.
       Кристи выходит и захлопывает дверь у нее перед носом.
      Хорош, нечего сказать!
       В наружную дверь стучат. Миссис Даджен поворачивается и довольно негостеприимно кричит.
      Войдите!
       Джудит Андерсон, жена священника, входит в комнату. Джудит лет на двадцать с лишком моложе своего мужа, но по живости и энергии ей далеко до него. Она красива, изящна, женственна, и привычка к восторгам и ухаживаниям помогла ей составить о себе достаточно лестное мнение, чтобы в нем черпать уверенность, которая ей заменяет силу. Она мило и со вкусом одета; какие-то милые черточки в ее лице изобличают чувствительность, воспитанную склонностью к мечтам. Даже в присущем ей самодовольстве есть что-то милое, как в хвастливости ребенка. В общем – это существо, способное вызвать ласковое сочувствие в каждом, кто знает, как суров наш мир. Ясно, что Андерсон мог сделать и худший выбор, а она, как женщина, нуждающаяся в защите и опоре, не могла сделать лучшего.
      Ах, это вы, миссис Андерсон!
      Джудит (очень любезно, почти покровительственно).Не могу ли я быть вам чем-нибудь полезной, миссис Даджен? Чем-нибудь помочь по хозяйству, чтобы все в доме было готово, когда соберутся слушать завещание?
      Миссис Даджен (холодно).Благодарю вас, миссис Андерсон, у меня в доме всегда все готово к приему любых гостей.
      Джудит (снисходительно – дружелюбно). Да, это верно. Может быть, я вам даже помешала своим приходом.
      Миссис Даджен. О, одним человеком больше или меньше, не все ли это равно сегодня, миссис Андерсон? Раз уж вы пришли, оставайтесь. Только, если вас не затруднит, закройте дверь, пожалуйста.
       Джудит улыбается, как будто говоря: «Какая же я неловкая!», и запирает дверь движением, исполненным раздражающей уверенности в том, что она делает нечто очень милое и приятное.
      Вот так-то лучше. Теперь мне надо пойти прибраться немного самой. Вам, я думаю, нетрудно будет посидеть здесь, на случай, если кто придет раньше, чем я буду готова?
      Джудит (милостиво отпускает ее).Ну конечно, конечно. Положитесь на меня, миссис Даджен; и можете не спешить. (Вешает свой плащ и шляпку.)
      Миссис Даджен (почти с издевкой).Это, пожалуй, больше подойдет вам, чем помогать по хозяйству.
       Входит Эсси.
      А, это ты? (Строго.)Поди сюда, дай-ка я на тебя погляжу.
       Эсси робко приближается. Миссис Даджен хватает ее за руку и бесцеремонно поворачивает во все стороны, проверяя результаты ее попыток придать себе более чистый и опрятный вид – результаты, которые свидетельствуют о недостатке опыта и в особенности рвения.
      Гм! Это у тебя называется причесаться как следует? Сразу видно, кто ты есть и как тебя воспитывали. (Бросает ее руку и продолжает тоном, не допускающим возражений.)Запомни, что я тебе теперь скажу, и выполняй все в точности. Сядь там, в уголке, у огня; когда соберутся, не смей говорить ни слова, покуда тебя не спросят,
       Эсси пятится к очагу.
      Пускай родичи твоего отца видят тебя и знают, что ты здесь; они столько же обязаны заботиться, чтоб ты не умерла с голоду, сколько и я. Помочь во всяком случае должны бы. Но только не вздумай распускать язык и вольничать, точно ты им ровня. Поняла?
      Эсси. Да.
      Миссис Даджен. Ну вот, ступай и делай, что тебе сказано.
       Эсси, вся съежившись, присаживается на угол решетки, с той стороны очага, которая дальше от двери.
      Не обращайте на нее внимания, миссис Андерсон; вам известно, кто она и что. Если она вам станет докучать, вы только скажите мне, я ее быстро образумлю. ( Уходит в спальню, властно прихлопнув за собой дверь, как будто даже дверь нужно держать в строгости, для того чтобы она исправно делала свое дело.)
      Джудит (поучает Эсси и одновременно переставляет по-своему вино и печенье на столе).Ты не должна обижаться, если тетушка строга с тобой. Она очень хорошая женщина и желает тебе добра.
      Эсси (с тупым безразличием горя).Да.
      Джудит (раздосадованная нечувствительностью Эсси к утешениям и назиданиям и ее неспособностью оценить снисходительную любезность сделанного замечания).Надеюсь, ты не станешь дуться, Эсси?
      Эсси. Нет.
      Джудит. Ну вот, умница. (Ставит у стола два стула, спинками к окну, с приятным сознанием, что она более предусмотрительная хозяйка, чем миссис Даджен.)Ты знаешь кого-нибудь из родственников твоего отца?
      Эсси. Нет. Они никто не хотели с ним знаться; они слишком набожные. Отец часто поминал Дика Даджена, но я его ни разу не видела.
      Джудит (явно шокированная).Дик Даджен! Эсси, ты ведь хочешь быть хорошей девушкой, показать, что ты умеешь ценить добро, и своим достойным поведением заслужить себе место в этом доме?
      Эсси (без особого энтузиазма).Да.
      Джудит. Ну так никогда не произноси имени Ричарда Даджена, даже не думай о нем. Он дурной человек.
      Эсси. А что он сделал?
      Джудит. Ты не должна расспрашивать о нем, Эсси. Ты еще слишком молода, чтобы понять, что это значит – дурной человек. Он контрабандист. Он живет среди цыган, не любит свою мать и своих родных и по воскресеньям, вместо того чтобы ходить в церковь, дерется и играет в карты. Старайся никогда не подпускать его к себе, Эсси, и помни, что, водясь с подобными людьми, ты запятнаешь и себя, и весь наш женский род.
      Эсси. Да.
      Джудит (прежним недовольным тоном).Боюсь, что ты говоришь «да» и «нет», не дав себе труда подумать хорошенько.
      Эсси. Да. То есть я хотела сказать…
      Джудит (строго).Что ты хотела сказать?
      Эсси (сдерживая слезы).Только… мой отец тоже был контрабандист… и…
       В дверь стучат.
      Джудит. Ну вот, уже идут. Не забывай, Эсси, чему тебя учила тетушка, и будь умницей.
       Кристи приносит подставки с птичьими чучелами под стеклянным колпаком и чернильницу. То и другое он ставит на стол.
      Доброе утро, мистер Даджен. Будьте так добры, отоприте дверь: пришел кто-то.
      Кристи. Доброе утро. (Отодвигает дверной засов.)
       На дворе уже совсем рассвело и стало теплее, и Андерсон, который входит первым, оставил дома свой плащ. Вместе с Андерсоном является адвокат Хоукинс – жизнерадостный мужчина средних лет, в коричневых гетрах и желтых брюках для верховой езды, больше похожий на помещика, чем на стряпчего. Он и Андерсон, по праву представителей ученых сословий, возглавляют шествие. За ними следуют родственники. Впереди всех старший дядя, Уильям Даджен, – нескладный верзила с носом сливою, явно не принадлежащий к разряду аскетов и постников; его костюм и его боязливая жена не из тех костюмов и жен, по которым сразу узнается человек, преуспевающий в жизни. Младший дядя, Тайтэс Даджен, – маленький, поджарый человечек, похожий на фокстерьера; при нем огромная жена, которая кичится своим богатством; по всему видно, что ни ему, ни ей не знакомы затруднения, обычные в домашнем обиходе Уильяма. Хоукинс сразу же энергичным шагом направляется к столу и усаживается на стул, стоящий ближе к дивану, так как именно здесь Кристи поместил чернильницу; он ставит шляпу на пол и вынимает завещание. Дядя Уильям подходит к очагу, поворачивается к огню спиной и греет полы своего сюртука, бросив миссис Уильям одну у дверей. Дядя Тайтэс, который в семье слывет за дамского угодника, спешит к ней на выручку и, подав ей свободную руку, ведет к дивану, где затем и сам уютно устраивается между собственной супругой и женой брата. Андерсон вешает свою шляпу и отходит в сторону, ожидая случая перемолвиться словом с Джудит.
      Джудит. Она сейчас выйдет. Попроси их подождать. (Стучит в дверь спальни; дождавшись ответа, отворяет дверь и скрывается за нею.)
       Андерсон (занимая место за столом против Хоукинса).Наша бедная, скорбящая сестра сейчас выйдет к нам. Все ли мы в сборе?
      Кристи (у наружной двери, которую он только что захлопнул). Все, кроме Дика.
       Невозмутимость, с которой Кристи произнес имя нечестивца, оскорбила семейное нравственное чувство Дядя Уильям медленно и безостановочно качает головой. Миссис Тайтэс судорожно ловит носом воздух. Ее супруг берет слово.
      Дядя Тайтэс. Я надеюсь, он сделает нам одолжение и не придет. Я твердо надеюсь.
       Все Даджены издают одобрительное бормотание, кроме Кристи, который переходит к окну и занимает там наблюдательный пост. Хоукинс загадочно улыбается, как будто ему известно нечто такое, что сразу заставило бы их всех запеть по-другому, доведись им узнать это. Андерсон нервничает: торжественные семейные советы, особенно по траурному поводу, не в его вкусе. В дверях спальни появляется Джудит.
      Джудит (мягко, но внушительно).Друзья мои – миссис Даджен! (Берет стул, стоящий у очага, и пододвигает его миссис Даджен, которая выходит из спальни, вся в черном, держа в руке чистый носовой платок и прикладывая его к глазам.)
       Все встают, за исключением Эсси. Миссис Уильям и миссис Тайтэс извлекают столь же чистые носовые платки и тихо плачут. Трогательная минута.
      Дядя Уильям. Может быть, тебе легче станет, сестра, если мы прочитаем молитву?
      Дядя Тайтэс. Или споем гимн?
      Андерсон (с некоторой поспешностью).Я уже навестил сегодня нашу сестру, друзья мои. Испросим благословения в сердцах наших.
      Все (за исключением Эсси).Аминь.
       Все садятся, кроме Джудит, которая становится за стулом миссис Даджен.
      Джудит (Эсси).Эсси, ты сказала «аминь»?
      Эсси (испуганно). Нет.
      Джудит. Так будь умницей и скажи.
      Эсси. Аминь.
      Дядя Уильям (ободряюще).Ну ничего, ничего. Мы знаем, кто ты такая, но мы будем к тебе добры, если ты заслужишь это хорошим поведением. Все мы равны перед престолом всевышнего.
       Эта республиканская идея не встречает сочувствия у женщин, которые убеждены, что именно престол всевышнего – то место, где их превосходство, часто оспариваемое в этом мире, наконец будет признано и вознаграждено по заслугам.
      Кристи (у окна).А вот и Дик.
       Андерсон и Хоукинс оглядываются с приветливым выражением. Эсси поднимает голову, и сквозь ее тупое безразличие пробивается искорка интереса. Кристи, осклабившись, выжидательно смотрит на дверь. Остальные застыли в томительном предчувствии опасности, которою грозит Добродетели приближение Порока в неприкрытом виде. Дверь распахивается, и закоренелый грешник появляется на пороге, освещенный утренним солнцем, которое красит его явно не по заслугам. Он безусловно самый красивый в семье; только выражение лица у него дерзкое и язвительное, манера держаться глумливая и вызывающая; одежда живописно небрежна. Но лоб и рисунок губ изобличают непреклонность духа поистине удивительную, а глаза горят фанатическим огнем.
      Ричард (на пороге, снимая шляпу).Леди и джентльмены! Ваш слуга, ваш покорнейший слуга! (С этим откровенно издевательским приветствием он швыряет шляпу Кристи, который подпрыгивает от неожиданности, точно зазевавшийся вратарь, а сам выходит на середину комнаты, останавливается и непринужденно оглядывает все общество.)Какая радость написана на ваших лицах! Как вы все счастливы меня видеть! (Поворачивается к миссис Даджен, и верхняя губа у него зловеще приподнимается, обнажая клыки, когда он встречает ее полный ненависти взгляд.)Что, матушка, как всегда, соблюдаем приличия? Что ж, правильно, правильно.
       Джудит демонстративно отступает от него в дальний угол кухни, инстинктивно подобрав юбку, словно для того, чтобы уберечься от прикосновения заразы. Дядя Тайтэс спешит высказать ей свое одобрение, бросившись добывать для нее стул.
      Как! Дядюшка Уильям! Да мы с вами не видались с тех пор, как вы бросили пить. (Бедный дядя Уильям, сконфуженный, хочет возразить, но Ричард, дружески хлопнув его по плечу, прибавляет.)Ведь вы же бросили, верно? И хорошо сделали, а то уж очень усердствовали. (Поворачивает спину дяде Уильяму и направляется к дивану.) А где же наш честный барышник, дядюшкаТайтэс? Дядюшка Тайтэс, покажитесь. (Застигнув Тайтэса в тот момент, когда тот подставляет стул Джудит.)Ну конечно, как всегда, ухаживает за дамами.
      Дядя Тайтэс (негодующе).Стыдитесь, сэр…
      Ричард (перебивает его, насильно пожимая ему руку).Стыжусь, стыжусь, но и горжусь тоже – горжусь своим дядюшкой, всеми своими родственниками. (Снова оглядывает присутствующих.)Разве можно смотреть на них и не испытывать при этом гордости и удовольствия!
      Дядя Тайтэс, уничтоженный, возвращается на свое прежнее место.
       (Поворачивается к столу.)А, мистер Андерсон! Всё заняты добрыми делами, всё пасете свое стадо. Не давайте им сбиваться с пути, пастор, не давайте им сбиваться с пути. Ага! (С размаху усаживается на стол и берет в руки графин с вином.)Чокнемся, мистер Андерсон, за доброе старое время.
      Андерсон. Вы, кажется, знаете, мистер Даджен, что я не привык пить до обеда.
      Ричард. Со временем привыкнете, пастор. Вот дядюшка Уильям – так тот даже до завтрака пил. Верьте мне: от этого ваши проповеди только станут елейнее. (Нюхает вино и корчит гримасу.)Только не советую начинать с хереса моей матушки. Я его раз отведал тайком, когда мне было лет шесть, и с тех пор отличаюсь умеренностью. (Ставит графин на место и меняет тему.)Так я слыхал, вы женились, пастор? И говорят, ваша жена гораздо красивее, чем подобает доброй христианке.
      Андерсон (спокойно указывает на Джудит).Вот моя жена, сэр.
       Джудит встает и застывает в позе несокрушимой добродетели.
      Ричард (соскакивает со стола, повинуясь инстинктивному чувству приличия).Ваш слуга, сударыня. Не обижайтесь на меня. (Внимательно смотрит на нее.)Что ж, ваша слава не преувеличена, но, к сожалению, по вашему лицу видно, что вы добродетельная женщина.
       Джудит явно шокирована и опускается на свое место под возмущенно-сочувственный ропот дадженовской родни. Андерсон, который достаточно умен, чтобы понять, что подобные изъявления неудовольствия только забавляют и раззадоривают человека, задавшегося целью злить окружающих, сохраняет все свое благодушие.
      Но все равно, пастор, я вас теперь уважаю больше прежнего. Да, кстати; я как будто слыхал, что наш безвременно скончавшийся дядюшка Питер хоть и не был женат, но оставил потомство?
      Дядя Тайтэс. У него был только один внебрачный ребенок, сэр.
      Ричард. Только один! По-вашему, это пустяки? Я краснею за вас, дядюшка Тайтэс.
      Андерсон. Мистер Даджен, вы находитесь в присутствии вашей матери, удрученной горем.
      Ричард. Я весьма растроган ее горем, пастор. А кстати, где он, этот внебрачный ребенок?
      Андерсон (указывая на Эсси).Перед вами, сэр, и слушает ваши речи.
      Ричард (от неожиданности бросив паясничать).Как! Какого же черта вы мне об этом не сказали раньше? В этом доме дети довольно видят горя и без того, чтобы… (Мучимый угрызениями совести, бросается к Эсси.)Послушай, сестренка! Ты не сердись на меня, я не хотел тебя огорчить.
       Эсси поднимает на него взгляд, полный благодарности.
       (Выражение ее лица и следы слез на нем глубоко трогают Ричарда, и он кричит в бурном порыве гнева.)Кто заставил ее плакать?… Кто обидел ее? Клянусь богом…
      Миссис Даджен (встает и наступает на него).Придержи язык, богохульник. С меня довольно. Прочь из моего дома!
      Ричард. А почему вы знаете, что дом ваш? Ведь завещание еще не прочитано.
       Мгновение они смотрят друг на друга с непримиримой ненавистью, потом миссис Даджен, побежденная, тяжело опускается на место. Ричард решительным шагом проходит мимо Андерсона к окну и берется рукой за резную спинку стоящего там стула.
      Леди и джентльмены! Приветствую вас как старший сын своего покойного отца и недостойный глава этого дома. С вашего разрешения, пастор Андерсон, с вашего разрешения, адвокат Хоукинс. Место главы семейства – во главе стола. (Ставит стул с резной спинкой к столу, между священником и стряпчим, садится и тоном председателя обращается ко всем присутствующим.)Мы собрались здесь сегодня по прискорбному поводу: в семье скончался отец, дядя повешен и, должно быть, угодил в преисподнюю. (Сокрушенно качает головой.)
       Родственники цепенеют от ужаса.
      Вот, вот, так и надо; стройте самые постные мины (вз гляд его падает на Эсси, и тотчас же голос теплеет и тон становится серьезнее), только бы у девочки в глазах светилась надежда. (Живо.)Ну, адвокат Хоукинс, к делу, к делу! Читайте завещание, друг.
      Тайтэс. Мистер Хоукинс, не позволяйте приказывать вам и понукать вас.
      Хоукинс (любезно и предупредительно). Я уверен, что мистер Даджен не имел в виду ничего обидного. Я вас и секунды не задержу, мистер Даджен. Вот только надену очки… (Шарит по карманам.)
       Даджены переглядываются, предчувствуя недоброе.
      Ричард. Ага! Они заметили вашу вежливость, мистер Хоукинс. Они готовы к самому худшему. Стакан вина, покуда вы не начали, – прополоскать горло. (Наливает стакан, и подает ему, потом берет другой и наливает себе.)
      Хоукинс. Благодарю вас, мистер Даджен. Ваше здоровье, сэр!
      Ричард. И ваше, сэр! (Он уже поднес стакан к губам, но вдруг спохватывается, недоверчиво косится на вино и говорит с ударением.)Не будет ли кто-нибудь так добр дать мне стакан воды?
       Эсси, неотступно следившая за каждым его словом и движением, потихоньку встает, проскальзывает за спиной миссис Даджен в спальню, возвращается оттуда с кувшином в руке и, стараясь производить как можно меньше шума, выходит из дому.
      Хоукинс. Завещание написано не совсем таким слогом, каким пишутся обычно юридические документы.
      Ричард. Да, мой отец умер без поддержки закона.
      Хоукинс. Браво, мистер Даджен, браво! (Приготовляется читать.)Вы готовы, сэр?
      Ричард. Готов, давно готов. Да вразумит нас господь и да поможет нам принять с благодарностью то, что нам предстоит услышать. Начинайте.
      Хоукинс (читает).«Это есть последняя воля и завещание, составленное мною, Тимоти Дадженом, на моем смертном одре, в городе Невинстауне, по дороге из Спрингтауна в Уэбстербридж, сентября двадцать четвертого дня, года одна тысяча семьсот семьдесят седьмого. Настоящим я отменяю все ранее составленные мною завещания и заявляю, что нахожусь в здравом уме и знаю, что делаю, и что это моя настоятельная воля, согласная с моими собственными желаниями и чувствами».
      Ричард (взглянув на мать).Гм!
      Хоукинс (качая головой).Плохой слог, никуда не годный слог.
      «Моему младшему сыну, Кристоферу Даджену, назначаю и завещаю сто фунтов, из которых пятьдесят фунтов должны быть ему выплачены в день его свадьбы с Саррой Уилкинс, если она пойдет за него, и по десяти фунтов при рождении каждого ребенка, счетом до пяти».
      Ричард. А если она не пойдет за него?
      Кристи. Пойдет, раз у меня будет пятьдесят фунтов.
      Ричард. Хорошо сказано, брат! Дальше.
      Хоукинс. «Жене моей, Анне Даджен, рожденной Анне Примроз…» – вот видите, как он не разбирается в законе, мистер Даджен: ваша мать не родилась Анной, а была наречена так при крещении, – «…назначаю и завещаю пожизненную ренту в пятьдесят два фунта в год… (Миссис Даджен судорожным усилием сохраняет неподвижность под устремленными на нее взглядами.)…которые должны ей выплачиваться из процентов с ее собственных денег…» Ну что это за выражение, мистер Даджен? С ее собственных денег!
      Миссис Даджен. Очень правильное выражение, потому что это святая истина. Они все мои собственные, до последнего пенни. Пятьдесят два фунта в год!
      Хоукинс. «И за все ее благочестие и доброту поручаю ее милосердию детей, которых я всегда старался держать от нее подальше, насколько у меня хватало сил».
      Миссис Даджен. Такова моя награда! (Сдерживая накипающую ярость.)Вызнаете, что я об этом думаю, мистер Андерсон, вы знаете, как я это назвала.
      Андерсон. Ничего не поделаешь, миссис Даджен. Нужно терпеливо сносить выпавшие нам испытания. (Хоукинсу.)Продолжайте, сэр.
      Хоукинс. «Старшему моему сыну и наследнику, Ричарду Даджену, назначаю и завещаю мой дом в Уэбстербридже со всеми угодьями, а также прочее мое имущество…»
      Ричард. Ого-го! Упитанный телец, священник! Вот он, упитанный телец!
      Хоукинс. «…на нижеследующих условиях…»
      Ричард. Ах, черт! Есть условия?
      Хоукинс. «Именно: первое – что он не допустит, чтобы незаконная дочка моего брата Питера умерла с голоду или пошла по дурной дорожке из-за нужды».
      Ричард (с жаром, стукнув кулаком по столу).Принято!
       Миссис Даджен поворачивается, чтобы бросить злобный взгляд на Эсси, видит, что ее нет на месте, и в поисках оглядывается по сторонам; убедившись, что девочка без разрешения покинула комнату, мстительно поджимает губы.
      Хоукинс. «Второе – что он будет хорошо относиться к моей старой лошади Джиму…» (Снова качает головой.)«Джеймсу», вот как надо было написать, сэр.
      Ричард. Джеймс будет как сыр в масле кататься. Дальше.
      Хоукинс. «…и оставит у себя на работе моего глухого батрака Проджера Фестона».
      Ричард. Проджер Фестон каждую субботу будет пьян в доску.
      Хоукинс. «Третье – что он сделает Кристи свадебный подарок из числа тех красивых вещей, что стоят в парадной комнате».
      Ричард (поднимая ящик с птичьими чучелами).Вот тебе, Кристи.
      Кристи (разочарованно).Я бы лучше взял фарфоровых павлинов.
      Ричард. Получишь и то и другое. ( Кристи в восторге.)Дальше?
      Хоукинс. «Четвертое и последнее – что он постарается жить в ладу со своей матерью, поскольку она будет на это согласна».
      Ричард (с сомнением).Гм! Больше ничего, мистер Хоукинс?
      Хоукинс (торжественно).«В заключение я передаю свою грешную душу в руки творца моего, смиренно испрашивая прощения за все мои грехи и ошибки, и надеюсь, что он наставит моего сына на путь добра, так чтобы никто не мог сказать, будто я поступил неправильно, доверив ему больше, чем другим, в свой смертный час, здесь, на чужой стороне».
      Андерсон. Аминь.
      Дяди и тетки. Аминь.
      Ричард. А матушка не сказала «аминь».
      Миссис Даджен (встает, еще не соглашаясь без борьбы отдать то, что считала своим).А правильное это завещание, мистер Хоукинс? Вспомните: ведь у меня хранится настоящее, законное завещание, которое вы сами составляли, и там сказано, что все переходит ко мне.
      Хоукинс. Написано очень плохо и совсем не по форме, миссис Даджен, однако (любезный поклон в сторону Ричарда), на мой взгляд, покойный распорядился своим имуществом как нельзя лучше.
      Андерсон (предупреждая возражения миссис Даджен).Вас не о том спрашивают, мистер Хоукинс. Имеет ли это завещание законную силу?
      Хоукинс. Суд признает действительным это, а не то.
      Андерсон. Но почему, если то больше соответствует установленным образцам?
      Хоукинс. Потому что суд всегда постарается решить дело в пользу мужчины, а не женщины, особенно если этот мужчина – старший сын. Говорил я вам, миссис Даджен, когда вы меня звали составлять завещание, что это неразумная затея, и хоть бы вы и заставили мистера Даджена подписать его, он все равно не успокоится, пока не уничтожит его силу. Но вы не хотели слушать моего совета. А теперь вот мистер Ричард – голова всему. (Поднимает шляпу с полу, встает и рассовывает по карманам бумаги и очки.)
       Это служит сигналом, что пора расходиться. Андерсон достает свою шляпу с вешалки, подходит к очагу и заговаривает с дядей Уильямом. Тайтэс подает Джудит шляпку и плащ. Тетки, встав с дивана, беседуют с Хоукинсом. Миссис Даджен, теперь незваная гостья в своем собственном доме, стоит неподвижно: она подавлена несправедливостью закона по отношению к женщинам, но готовапринять его, как приучена принимать всякое тяжкое бедствие, усматривая в нем доказательство величия силы, его наславшей, и собственного ничтожества. Ибоне следует забывать, что в это время Мэри Уолстонкрафт еще только восемнадцатилетняя девушка и до появления ее «Защиты прав женщины» остается добрых полтора десятка лет. Миссис Даджен выходит из своего оцепенения, увидев Эсси, которая возвращается с полным кувшином воды. Она несет кувшин Ричарду, но миссис Даджен перехватывает ее по дороге.
      Миссис Даджен (с угрозой).Ты где была?
       Эсси, перепуганная, пытается ответить, но не может.
      Как ты смела уйти без спросу, после того что я тебе наказывала?
      Эсси. Он просил пить… (От страха у нее язык прилипает к гортани.)
      Джудит (строго, но не так сурово).Кто просил пить?
       Эсси без слов кивает на Ричарда.
      Ричард. Что? Я?
      Джудит (скандализованная).Эсси, Эсси!
      Ричард. Ах, да, верно! (Берет стакан и подставляет Эсси Она наклоняет кувшин, но у нее трясутся руки.)Что такое? Ты меня боишься?
      Эсси (торопливо).Нет. Я… (Наливает воду.)
      Ричард (отпив немного).Ого, да ты ходила к тому колодцу, что у
      ворот рынка, не иначе. (Пьет.)Чудесная вода! Спасибо тебе! ( К несчастью, в этот миг он замечает Джудит, на лице которой написано самое чопорное неодобрение его явной симпатии к пожирающей его преданным взором Эсси. Тотчас же к нему возвращается прежнее насмешливое озорство. Он ставит стакан на стол, демонстративно обнимает Эсси за плечи и ведет ее в круг гостей. Так как при этом миссис Даджен оказывается у них на дороге, то, поравнявшись с ней, он произносит.)С вашего разрешения, матушка! (И принуждает ее посторониться.)Тебя как зовут? Бесси?
      Эсси. Эсси.
      Ричард. Ну да, Эсси. А ты хорошая девочка, Эсси?
      Эсси (глубоко разочарованная тем, что он, именно он, тоже начинает с этого).Да. (Неуверенно смотрит на Джудит.)Я думаю… то есть я надеюсь…
      Ричард. Скажи мне, Эсси, слыхала ты когда-нибудь о том, кого называют дьяволом?
      Андерсон (возмущенный).Посовеститесь, сэр, такому ребенку…
      Ричард. Прошу прощения, священник; я не мешаю вашим проповедям, не прерывайте и вы моих. (Эсси.)Знаешь, Эсси, как меня называют?
      Эсси. Дик.
      Ричард (улыбаясь, треплет ее по плечу).Верно, Дик. Но не только Дик. Меня называют Ученик дьявола.
      Эсси. А вы зачем позволяете?
      Ричард (серьезно).Потому что это правда. Меня воспитывали в иной вере, но я с самого начала знал, что истинный мой наставник, повелитель и друг – дьявол. Я видел, что правда на его стороне и что только из страха мир подлаживается к тому, кто одержал над ним победу. Я втайне молился ему; и он утешал меня и не допустил, чтобы мой дух сломили в доме, где постоянно лились детские слезы. Я обещал ему свою душу и поклялся, что всегда буду стоять за него и в этом мире, и в грядущем. Это обещание и эта клятва сделали меня человеком. Отныне этот дом – его дом, и никогда здесь не заплачет ребенок; этот очаг – его алтарь, и ни одна живая душа не будет дрожать здесь от страха долгими темными вечерами. Ну (резким движением повернувшись к остальным), вы, добрые люди, кто из вас возьмет эту девочку из дома дьявола, чтобы спасти ее?
      Джудит (подойдя к Эсси и кладя ей руку на плечо).Я возьму. Вас надо заживо сжечь.
      Эсси. Но я не хочу! (Отступает назад, так что Ричард и Джудит оказываются лицом к лицу.)
      Ричард. Слышали, добродетельнейшая дама? Не хочет!
      Дядя Тайтэс. Берегитесь, Ричард Даджен. Закон…
      Ричард (угрожающе поворачивается к нему).Берегитесь вы сами. Через час здесь перестанут действовать все законы, кроме одного – закона войны. Я видел солдат на дороге в шести милях отсюда; еще до полудня майор Суиндон водрузит на рыночной площади виселицу для мятежников.
      Андерсон (спокойно).Что же тут опасного для нас, сэр?
      Ричард. Больше, чем вы думаете. В Спрингтауне он не того повесил, кого ему надо было; у Дадженов доброе имя, и он думал, что дядюшка Питер почтенный человек. Следующий раз он выберет самое уважаемое лицо в городе, только бы удалось обвинить его в мятежных речах. А ведь мы все мятежники, вы сами знаете.
      Все мужчины (за исключением Андерсона).Нет, нет, нет!
      Ричард. Да, вы мятежники. Пусть вы и не кляли короля Георга на всех перекрестках, как я, но вы молились о его поражении. А служили молебны вы, Антони Андерсон, и вы же продали семейную библию, чтобы купить себе пару пистолетов. Меня, может быть, англичане и не повесят: не такое уж назидательное зрелище – Ученик дьявола, отплясывающий в воздухе. Иное дело священник!
       Джудит, потрясенная, хватается за Андерсона.
      Или адвокат!
       Хоукинс усмехается с видом человека, который сумеет позаботиться о себе.
      Или честный барышник!
       Дядя Тайтэс рычит на него в ярости и страхе.
      Или пропойца, бросивший пить!
       Дядя Уильям жалобно стонет и трясется от ужаса.
      Вот это действительно прекрасное доказательство, что король Георг шутить не любит!
      Андерсон (с полным самообладанием).Успокойся, дорогая: он просто пугает нас. Никакой опасности нет. (Ведет жену к выходу.)
       Вслед за ними теснятся остальные, за исключением Эсси, которая остается подле Ричарда.
      Ричард (продолжает шумно издеваться).Что же вы, а? Есть среди вас охотники остаться со мной, поднять американский флаг на крыше дома дьявола и драться за свободу?
       Они торопятся выйти подталкивая друг друга в спешке. Кристи вместе с ними.
      Ха-ха! Да здравствует дьявол! (Видя, что миссис Даджен тоже направилась к двери.)Как, матушка! И ты уходишь?
      Миссис Даджен (мертвенно-бледная, прижимая руку к груди, как будто ей нанесен смертельный удар).Проклинаю тебя! В последний час свой проклинаю тебя! (Выходит.)
      Ричард (кричит ей вслед).Это принесет мне счастье.
      Эсси (робко).А мне можно остаться?
      Ричард (оглянувшись).Как! Они так испугались за свое тело, что позабыли о спасении твоей души! Ну конечно, оставайся. (Снова поворачивается к двери и возбужденно потрясает кулаком вслед ушедшим. Левая его рука, висящая неподвижно, тоже сжимается в кулак. Эсси вдруг хватает ее и целует, роняя на нее слезы. Он вздрагивает и оглядывается.)Слезы! Крещение дьявола! (Она, рыдая, падает на колени. Он ласково наклоняется, чтобы поднять ее.)Ну ничего, Эсси; такими слезами можешь поплакать немножко, если уж тебе очень хочется.

       Дом священника Андерсона стоит на главной улице Уэбстербриджа, неподалеку от ратуши. Жителю Новой Англии XVIII века он представляется много великолепнее простого фермерского дома Дадженов, но и в нем все настолько просто, что современный агент по недвижимости пустил бы оба дома внаем по одной цене. В жилой комнате такой же кухонный очаг – с котлом, с противнем для поджаривания хлеба, с подвижным железным крюком, чтобы подвешивать мясо, и с широкой решеткой, на которой стоит котелок и блюдо с гренками, смазанными маслом. Дверь, расположенная сбоку от очага, поближе к углу, не имеет ни филенок, ни металлических наличников, ни даже ручки; она сколочена из простых досок и запирается на засов. Стол простой, кухонный, покрыт коричневой домотканой скатертью, протершейся на углах; на нем лакированный поднос с чайной посудой: две толстые фаянсовые чашки с блюдцами, такая же полоскательница и молочник вместимостью не меньше кварты; в центре стола – деревянная дощечка, на которой лежит большой каравай хлеба и рядом квадратный полуфунтовый кусок масла в фаянсовой плошке. Большой дубовый шкаф, вделанный в стену напротив очага, служит не для декоративных целен, а для использования по назначению; на гвозде, вбитом снаружи в дверцу, висит домашний сюртук священника – знак, что хозяина нет дома, потому что, когда он дома, здесь висит его парадный сюртук. Высокие сапоги для верховой езды гордо красуются на полу возле шкафа – по-видимому, это их обычное место. Одним словом, кухня, столовая и гостиная священника еще не эволюционировали настолько, чтобы выделиться в три самостоятельных помещения; и с точки зрения нашего изнеженного века, он живет ничуть не лучше Дадженов. Но разница все-таки есть. Прежде всего, миссис Андерсон – особа значительно более приятная для семейной жизни, нежели миссис Даджен. На что миссис Даджен не преминула бы возразить, и довольно резонно, что у миссис Андерсон нет детей, требующих присмотра, нет кур, свиней и домашней скотины, есть постоянный, твердый доход, не зависящий от урожая и ярмарочных цен, есть любящий муж, за которым она живет как за каменной стеной, – короче говоря, что жизнь в пасторском доме настолько же легка, насколько она тяжела на ферме. Это все верно. Но объяснить факт – еще не значит его опровергнуть; и как ни мала заслуга миссис Андерсон в том, что она сумела сделать свой дом приятным и радостным, нужно признать, что ей это удалось в полной мере. Внешними вещественными знаками ее социального превосходства служат дорожка на полу, потолок, оштукатуренный в просветах между балками, и стулья – хотя и без обивки, но отполированные и покрашенные. Искусство представлено здесь портретом какой-то пресвитерианской духовной особы, гравюрой рафаэлевской «Проповеди святого Павла в Афинах» и подаренными к свадьбе часами рококо на полке над очагом, по сторонам которых выстроены в строгом порядке две миниатюры в рамках, две глиняные собачки с корзинками в зубах и две большие морские раковины. Очень украшает комнату низкое и широкое, почти во всю стену, окно с решетчатым переплетом, задернутое до половины высоты маленькими красными занавесками. Дивана в комнате нет; но около шкафа стоит нечто вроде деревянного кресла с резной спинкой, достаточно широкого для двоих. В общем, это как раз тот тип комнат, возврат к которому благодаря усилиям мистера Филиппа Уэбба и его последователей в искусстве интерьера стал в конце концов идеалом девятнадцатого века, хотя пятьдесят лет тому назад ни один уважающий себя священник не стал бы жить в такой комнате. Уже вечер, и в комнате темно, только уютно тлеют угли в очаге да в окно проникает тусклый свет масляных уличных фонарей; видно, что идет ровный, затяжной, теплый, не подгоняемый ветром дождь. На городских часах бьет четверть, и в комнату входит Джудит с двумя свечами в глиняных подсвечниках, которые она ставит на стол. От ее утренней самоуверенности не осталось и следа; она полна страха и тревоги. Подходит к окну и смотрит на улицу. Первое, что она видит там, – это ее муж, под дождем торопящийся домой. У нее вырывается короткий вздох облегчения, очень похожий на всхлип, и она поворачивается к двери. Входит Андерсон, закутанный в насквозь промокший плащ.
      Джудит (бросаясь к нему).О, наконец-то, наконец-то ты пришел! (Хочет обнять его.)
      Андерсон (отстраняясь).Осторожно, моя дорогая, – я весь мокрый. Дай мне раньше снять плащ . (Ставит перед очагом стул спинкой к огню, развешивает на нем плащ, стряхивает капли воды со шляпы и кладет ее на решетку очага и тогда только поворачивается к Джудит и раскрывает ей объятия.)Ну вот!
       Она кидается к нему на грудь.
      Не запоздал я? На городских часах било четверть, когда я подходил к дому, но городские всегда спешат.
      Джудит. Сегодня они, наверно, отстают. Я так рада, что ты уже дома.
      Андерсон (крепко прижимая ее к себе).Беспокоилась, голубка моя?
      Джудит. Немножко.
      Андерсон. Да ты как будто плакала?
      Джудит. Так, чуть-чуть. Не обращай внимания. Теперь уже все прошло.
       Звук трубы где-то в отдалении.
       (Испуганно вздрагивает и отступает к креслу с резной спинкой.)Что это?
      Андерсон (идет за ней, ласково усаживает ее в кресло и сам садится рядом).Король Георг, больше ничего, моя дорогая. Сбор в казармы, или сигнал на перекличку, или вечерняя зоря, или приказ седлать, или еще что-нибудь. Солдаты не звонят в колокол и не кричат в окно, если им что нужно, а посылают трубача, чтобы он переполошил весь город. Джудит. Ты думаешь, есть все-таки опасность?
      Андерсон. Ни малейшей.
      Джудит. Это ты говоришь, чтобы успокоить меня, а не потому, что а самом деле уверен.
      Андерсон. Милая моя, опасность всегда существует в этом мире для тех, кто ее боится. Существует опасность, что наш дом сгорит ночью, однако это не мешает нам спать спокойным сном.
      Джудит. Да, я знаю, ты всегда так говоришь; и ты прав. Ну конечно, прав. Только я, наверно, не очень храбрая – и в этом все дело. У меня сердце сжимается всякий раз, как я вспомню про солдат.
      Андерсон. Ничего, дорогая; храбрость тем дороже, чем больших она стоит усилий.
      Джудит. Да, должно быть. (Снова обнимает его.)Милый мой, какой ты храбрый! (Со слезами на глазах.)Я тоже буду храброй… вот увидишь: тебе не придется стыдиться своей жены.
      Андерсон. Вот и хорошо. Очень рад это от тебя слышать. Так, так! (Весело встает и подходит к огню, чтобы посушить башмаки.)Заходил я к Ричарду Даджену, но не застал его дома.
      Джудит (встает, не веря своим ушам).Ты был у этого человека?
      Андерсон. Да ничего не случилось, милая. Его не было дома.
      Джудит (едва не плача, как будто этот визит – личное оскорбление для нее).Но зачем ты туда ходил?
      Андерсон (очень серьезным тоном).Видишь ли, в городе ходят толки, что майор Суиндон собирается сделать здесь то же, что он сделал в Спрингтауне: взять самого отъявленного мятежника – ведь он нас всех так называет – и повесить его в назидание остальным. Там он ухватился за Питера Даджена, как за человека с худшей славой в городе; и все считают, что здесь его выбор падет на Ричарда, по тому же признаку.
      Джудит. Но Ричард сказал…
      Андерсон (добродушно, перебивая ее).Хо! Ричард сказал! Ричард для того и сказал, дорогая моя, чтобы напугать тебя и меня. Он сказал то, во что и сам, пожалуй, рад бы поверить, да простит его господь! Страшно представить, каково думать о смерти такому человеку. Вот я и решил, что нужно предостеречь его. Я ему оставил записку.
      Джудит (сердито).Какую записку?
      Андерсон. Да вот, что я хотел бы сказать ему несколько слов по делу, которое его касается, и буду очень рад, если он зайдет сюда мимоходом.
      Джудит (окаменев от ужаса).Ты позвал этого человека сюда?
      Андерсон. Именно так.
      Джудит (падает в кресло, прижав руки к груди).Хоть бы он не пришел! Господи, хоть бы он не пришел!
      Андерсон. Почему ты не хочешь, чтобы я предупредил его об опасности?
      Джудит. Нет, нет, пусть он узнает, что ему грозит… О Тони, скажи… это очень дурно – ненавидеть богохульника и дурного человека? Я его ненавижу. Он у меня из головы не выходит. Я знаю, он принесет нам горе. Он оскорбил тебя, оскорбил меня, оскорбил свою мать…
      Андерсон. А мы простим его, голубка, и все забудется.
      Джудит. Я знаю, знаю, что это дурно – ненавидеть кого-нибудь, но…
      Андерсон (подходит к ней; шутливо-ласковым тоном).Полно, дорогая, не такая уж ты грешница, как тебе кажется. Самый большой грех по отношению к ближнему – не ненависть, а равнодушие; вот истинно вершина бесчеловечности. В конце концов, моя дорогая, если присмотреться к людям, ты сама удивишься, до чего ненависть похожа на любовь.
       Она вздрагивает от непонятного волнения – даже испуга. Его забавляет это.
      Да, да; я говорю вполне серьезно. Вспомни, как многие из наших друзей, мужья и жены, мучают друг друга, подозревают, ревнуют, дня не дают друг другу дышать свободно – и, право же, больше похожи на тюремщиков или рабовладельцев, чем на любящих супругов. А теперь вспомни, каковы эти самые люди со своими врагами – щепетильны, сдержанны, независимы, исполнены достоинства, следят за каждым сказанным словом. Ха! Не приходило ли тебе когда-нибудь в голову, что любой из них, сам того не зная, больший друг врагу своему, чем собственному мужу или жене? Да вот хоть ты, моя дорогая: сама того не зная, ты, право же, больше любишь Ричарда, чем меня!
      Джудит. О, не говори так, Тони, даже в шутку не говори! Ты не знаешь, как во мне все переворачивается от таких слов.
      Андерсон (смеется).Ну, ну, не сердись, голубка! Он дурной человек, и ты его ненавидишь, как он того и заслуживает. А сейчас ты меня напоишь чаем, правда?
      Джудит (полная раскаяния).Ох, я совсем забыла! Заставила тебя ждать столько времени! (Идет к очагу и ставит котелок на огонь.)
      Андерсон (направляясь к шкафу и на ходу снимая сюртук).Ты зашила рукав моего старого сюртука?
      Джудит. Да, дорогой! (Хлопочет у стола, заваривая чай.)
      Андерсон (переодеваясь в старый сюртук и вешая на гвоздь тот, который он только что снял).Кто-нибудь заходил, пока меня не было?
      Джудит. Нет, только…
       В дверь стучат.
       (Сильно вздрагивает, выдавая свое напряженное состояние, и отступает к дальнему краю стола, с чайницей и ложкой в руках.)Кто это?
      Андерсон (подходит к ней и успокоительно треплет ее по плечу). Ну, ну, голубка. Не съедят тебя, кто бы там ни был.
       Она силится улыбнуться, едва сдерживая слезы. Он подходит к двери и распахивает ее. На пороге стоит Ричард, без плаща, в одной куртке.
      Надо было вам прямо поднять щеколду и войти, мистер Даджен. У нас просто, без церемоний. (Радушно.)Входите.
       Ричард непринужденно входит в комнату, останавливается у стола и неторопливо осматривается; когда ему на глаза попадается портрет духовной особы, он слегка морщит нос. Джудит упорно глядит на чайницу, которую держит в руках.
      Дождь перестал? (Затворяет дверь.)
      Ричард. Ну да, кой… (Ловит взгляд Джудит, которая в это мгновение быстро и надменно вскинула голову.)Прошу прощения, но (показывая свою вымокшую куртку)сами видите!
      Андерсон. А вы снимите куртку, сэр, и повесьте ее у огня: моя жена извинит вас. Джудит, подсыпь еще ложку чаю на долю мистера Даджена.
      Ричард (смотрит на него, нагло прищурившись).Эх, деньги – волшебная сила! Даже вы, пастор, стали со мной обходительнее с тех пор, как я сделался наследником своего отца!
       Джудит в негодовании роняет ложку.
      Андерсон (ничуть не задетый, помогает Ричарду стащить с плеч мокрую куртку).Я думаю, сэр, поскольку вы не отказываетесь от моего гостеприимства, не может быть, чтобы вы так дурно его истолковали. Садитесь, пожалуйста. (Держа куртку Ричарда в одной руке, другою указывает на кресло с резной спинкой.)
       Ричард, оставшись в одной рубашке, с минуту глядит так, как будто собирается ответить дерзостью, но потом, качнув головой, как бы в признание того, что священник одержал верх, послушно усаживается в кресло Андерсон сбрасывает свой плащ со спинки стула на сиденье и на его место вешает перед огнем куртку Ричарда.
      Ричард. Я пришел по вашему приглашению, сэр. Вы написали, что имеете сообщить мне что-то важное.
      Андерсон. Мой долг велит мне предостеречь вас.
      Ричард (быстро вставая).Вы собираетесь читать мне проповедь? Простите, но я охотнее прогуляюсь под дождем . (Делает движение к стулу, на котором висит его куртка.)
      Андерсон (останавливая его).Не пугайтесь, сэр; я не такой уж рьяный проповедник. Можете быть совершенно спокойны.
       Ричард невольно улыбается. Его взгляд теплеет, он даже делает движение
       рукой, словно извиняясь.
       (Видя, что его удалось приручить, заговаривает снова, на этот раз уже серьезным тоном.)Мистер Даджен, вам угрожает опасность.
      Ричард. Опасность? Какая?
      Андерсон. Вам грозит участь вашего дяди. Виселица майора Суиндон а.
      Ричард. Это вам она грозит, а не мне. Я ведь предупреждал вас, что…
      Андерсон (перебивая его, добродушно, но веско).Знаю, знаю, мистер Даджен, но в городе все другого мнения. Наконец, даже если б мне угрожала опасность, меня здесь удерживает долг, которым я не могу пренебречь. Но вы человек ничем не связанный. Зачем вам подвергать себя риску?
      Ричард. А вы думаете, велика будет потеря, если меня повесят?
      Андерсон. Я думаю, что жизнь любого человека заслуживает спасения.
       Ричард отвешивает ему иронический поклон. Андерсон кланяется в ответ так же шутливо.
      Прошу к столу. Выпейте чашку чаю, это вас предохранит от простуды.
      Ричард. Я замечаю, что миссис Андерсон не так уж настаивает на этом, как вы, пастор.
      Джудит (ее душит негодование, которое муж, по ее мнению, должен был бы разделить, давая Ричарду резкий отпор за каждый его оскорбительный выпад).Прошу вас – ради моего мужа. (Берет чайник со стола и ставит его на огонь.)
      Ричард. Знаю, что не ради меня самого, сударыня. (Встает.)Нет, пастор, я, пожалуй, не преломлю хлеба в вашем доме.
      Андерсон (живо).Объясните, почему?
      Ричард. Потому что в вас есть что-то такое, что мне внушает уважение и заставляет желать, чтоб мы с вами были врагами.
      Андерсон. Хорошо сказано, сэр. На таких условиях я согласен быть врагом и вашим, и чьим угодно. Джудит, мистер Даджен выпьет чаю с нами. Садитесь, на огне быстро настоится.
       Ричард смотрит на него слегка растерянно, потом садится и низко наклоняет голову, чтобы скрыть некоторое волнение.
      Я как раз только что говорил своей жене, мистер Даджен, что дружба…
       Джудит хватает его за руку и умоляюще смотрит на него, вложив столько пылкости в движение и во взгляд, что он сразу останавливается.
      Ну, ну, ладно! Оказывается, я вам об этом не должен говорить, хоть тут нет ничего такого, что могло бы повредить нашей дру… то есть я хотел сказать – вражде. Джудит вам лютый враг.
      Ричард. Если бы все мои враги походили на миссис Андерсон, я был бы самым добрым христианином в Америке.
      Андерсон (довольный, хлопает Джудит по руке).Слыхала, Джудит? Мистер Даджен, оказывается, умеет говорить комплименты.
       Кто-то приподнимает снаружи дверную щеколду.
      Джудит (вздрогнув). Кто там?
       Входит Кристи.
      Кристи (останавливается и, вытаращив глаза, глядит на Ричарда).Это ты тут?
      Ричард. Да, я. Проваливай отсюда, дурень! Миссис Андерсон не собирается угощать чаем все наше семейство сразу.
      Кристи (подходя ближе).Мать совсем плоха.
      Ричард. Что ж, она тебя послала за мной?
      Кристи. Нет.
      Ричард. Я так и думал.
      Кристи. Она меня послала за священником, чтоб он сейчас же пришел.
      Джудит (Андерсону).Выпей хоть чаю раньше.
      Андерсон. Я с большим удовольствием выпью его, когда вернусь, дорогая. (Берется за свой плащ.)
      Кристи. Дождя-то нету.
      Андерсон (бросает плащ и берет с решетки шляпу).Где сейчас твоя мать, Кристи?
      Кристи. У дядюшки Тайтэса.
      Андерсон. За доктором ты ходил?
      Кристи. Нет, она не велела.
      Андерсон. Сейчас же ступай за ним, я тебя догоню у его дома.
       Кристи поворачивается к двери.
      Погоди минутку. Твой брат, верно, хочет, чтоб ты ему рассказал поподробнее.
      Ричард. Вот еще! Он все равно ничего толком не скажет, да и мне ни к чему. (Свирепо.)Ну, марш отсюда, остолоп!
       Кристи уходит.
       (Добавляет несколько смущенно.)Мы и без него скоро все узнаем.
      Андерсон. Ну хорошо. Тогда, с вашего разрешения, я сам расскажу вам все, когда вернусь. Джудит, ты напои мистера Даджена чаем и задержи его тут до моего прихода.
      Джудит (побледнев и вся дрожа).Как, мне…
      Андерсон (перебивает, чтобы скрыть ее волнение).Моя дорогая, я ведь могу на тебя положиться?
      Джудит (делая жалкие усилия казаться достойной его доверия).Да.
      Андерсон (прижимая ее ладонь к своей щеке).Вы уж извините нас, стариков, мистер Даджен. (Идет к двери.)Я не прощаюсь – надеюсь, что еще застану вас здесь. (Выходит.)
       Ричард и Джудит следят за ним в окно, пока он не скрывается из виду, потом долго, молча, в замешательстве, смотрят друг на друга. Ричард, заметив, что у Джудит дрожат губы, первым приходит в себя.
      Ричард. Миссис Андерсон, мне очень хорошо известно, как вы ко мне относитесь. Я не собираюсь навязывать вам свое общество. Покойной ночи.
       (Снова направляется к очагу за своей курткой.)
      Джудит (становится у него на дороге).Нет, нет, не уходите! Пожалуйста, не уходите.
      Ричард (грубо). Почему? Вы ведь сами хотите, чтоб я ушел.
      Джудит. Да, но … (В отчаянии ломает руки.)О, если я вам скажу правду, вы потом все время будете меня мучить.
      Ричард (возмущенно).Мучить? Кто дал вам право так говорить? И после этого вы воображаете, что я тут останусь?
      Джудит. Я хочу, чтоб вы остались, но только (с неожиданной злостью, точно рассерженный ребенок)вовсе не потому, что мне это приятно.
      Ричард. Вот как!
      Джудит. Да, и уж лучше уходите. Только не вздумайте перетолковывать мои чувства. Я вас ненавижу и боюсь; и мой муж это знает. Если он вас не застанет здесь, когда вернется, он подумает, что я его не послушалась и прогнала вас.
      Ричард (с иронией).Тогда как на самом деле вы были так милы и любезны и оказали мне столь радушный прием, что я захотел уйти просто из упрямства. Так?
       Джудит, почувствовав вдруг, что силы у нее иссякли, падает на стул и разражается слезами.
      Перестаньте, перестаньте, сейчас же перестаньте. Не надо. (Прижимает руку к груди, как будто у него там рана.)Он меня поразил в самое сердце, выказав себя настоящим мужчиной. Теперь вы хотите еще растравить боль, выказав себя настоящей женщиной? Разве он не внушил вам, что вы, как и он сам, выше моих насмешек?
       Она перестает плакать и, постепенно успокаиваясь, смотрит на него с боязливым любопытством.
      Ну вот, теперь все в порядке. (Участливо.)Вам уже лучше, верно? (Подбодряющим жестом кладет ей руку на плечо.)
       Она тотчас же встает, приняв холодный и надменный вид, и смотрит на него с вызовом.
       (Мгновенно к нему возвращается прежний язвительный тон.)А-а, ну так-то лучше. Вы опять стали сами собой, и Ричард тоже. Что ж, сядем пить чай, как мирная, добропорядочная парочка, и будем дожидаться возвращения вашего мужа.
      Джудит (ей немного совестно).Да, конечно. Я… мне очень жаль, что я так глупо вела себя. (Наклоняется к очагу за блюдом с гренками.)
      Ричард. А мне очень жаль – из-за вас, – что я таков, как я есть. Позвольте… (Берет у нее из рук блюдо и несет к столу.)
      Джудит (идет за ним с чайником).Пожалуйста, садитесь.
       Он садится за стол со стороны шкафа; там стоит прибор-тарелка и нож. Второй прибор поставлен рядом, но Джудит садится напротив, со стороны очага, и пододвигает к себе поднос.
      Вам с сахаром?
      Ричард. Нет, но молока побольше. Позвольте положить вам гренки. (Кладет гренки на тарелку, стоящую перед соседним стулом, и потом передает ей вместе с ножом. Это сразу показывает, как хорошо он понял, что она умышленно села подальше от него, изменив своему обычному месту.)
      Джудит (смысл его поступка ей ясен).Благодарю вас. (Передает ему чашку чаю.)И себе тоже, пожалуйста.
      Ричард. Благодарю вас. (Кладет один ломтик на свою тарелку; она тем временем наливает себе чаю.)
      Джудит (замечая, что он ни к чему не притрагивается).Вам не нравится? Почему вы ничего не едите и не пьете?
      Ричард. А вы почему?
      Джудит (нервно).Я вообще не люблю чай. Вы на меня не обращайте внимания.
      Ричард (задумчиво оглядываясь по сторонам). Я все думаю… Чудно как-то. Я чувствую, как хорошо и покойно в этом доме. Я, кажется, никогда в жизни не отдыхал душой так, как сейчас; и все-таки я твердо знаю, что не мог бы здесь жить. Вероятно, домашний уют вообще не по мне. Но это очень хорошо; в этом есть что-то почти святое. (С минуту сидит в раздумье, потом вдруг тихо смеется.)
      Джудит (встрепенувшись).Чему вы?
      Ричард. Мне пришло в голову, что если б сюда заглянул сейчас кто-нибудь чужой, он принял бы нас за мужа и жену.
      Джудит (обиженно).Вы намекаете на то, что по возрасту вы мне больше подходите, чем мой муж?
      Ричард (изумленный таким неожиданным истолкованием).У меня и в мыслях ничего подобного не было! (Снова впадая в язвительной тон.)
      Оказывается, домашние радости имеют свою оборотную сторону.
      Джудит (сердито).Во всяком случае, лучше иметь мужем человека, которого все уважают, чем… чем…
      Ричард. Чем Ученика дьявола. Вы правы. Но я думаю, что это ваша любовь помогает ему быть хорошим человеком; точно так же, как ваша ненависть помогает мне быть плохим.
      Джудит. Мой муж так добр к вам. Он простил вам все ваши оскорбления и думает о том, как бы спасти вас. Неужели же вы не можете простить ему, что он гораздо лучше вас? Как вы смеете его унижать, ставя себя на его место?
      Ричард. Я?
      Джудит. Да, вы. Вы сказали, что если бы кто-нибудь заглянул сюда, нас приняли бы за мужа и… (Смолкает в испуге.)
       В окно видно, как к дому подходит взвод солдат.
      Английские солдаты! Господи, что им…
      Ричард (прислушиваясь).Шш-ш!
      Голос (за дверью).Стой! Четверым встать здесь. Двое – вперед, за мной!
       Джудит привстает, вслушиваясь и расширенными глазами глядя на Ричарда, который берет чашку и самым прозаическим образом принимается пить чай как раз в ту минуту, когда на двери, резко звякнув, взлетает щеколда и в комнату входит английский сержант в сопровождении двух рядовых, которые останавливаются у порога. Сержант быстрым шагом подходит к столу.
      Сержант. Прошу извинить за беспокойство, мэм, – служба! Антони Андерсон, именем короля Георга вы арестованы как мятежник.
      Джудит (делая движение в сторону Ричарда).Но это не…
       Он вскидывает на нее быстрый взгляд, не меняя выражения лица. Она закрывает рот рукой, которую подняла, чтобы указать на него, и стоит так, в безмолвном ужасе глядя на все, что перед ней происходит.
      Сержант. Ну, пастор, надевайте сюртук и пойдем.
      Ричард. Да, я иду. (Встает и делает шаг по направлению к своей куртке, но тут же спохватывается и, стоя спиной к сержанту, не поворачивая головы, медленно обводит глазами комнату, пока не замечает черный сюртук Андерсона, висящий на шкафу. С полным спокойствием подходит к шкафу, снимает сюртук и облачается в него. При мысли о том, что он выступает в роли пастора, ему становится смешно; он смотрит на свою руку в черном рукаве и лукаво улыбается Джудит, но ее побелевшее лицо говорит ему, что она мучительно старается осознать не юмор положения, а весь его ужас. Он поворачивается к сержанту, который в это время подошел к нему, пряча за спиной пару наручников, и говорит почти весело.)Вам когда-нибудь уже приходилось арестовывать человека в таком платье, сержант?
      Сержант (с инстинктивным уважением отчасти к черному сюртуку, отчасти к безупречному тону и поведению Ричарда.)Да пожалуй что нет, сэр. Разве только армейского капеллана. (Показывает наручники.)Прошу извинить, сэр, но служба…
      Ричард. Все понятно, сержант. Я здесь не вижу ничего зазорного. Благодарю за вашу деликатность. (Протягивает руки.)
      Сержант (оставляя его жест без внимания).Джентльмен джентльмена понимает, сэр. Не хотите ли сказать перед уходом словечко вашей хозяйке?
      Ричард (улыбаясь).Ну, мы ведь еще увидимся до того, как… э-э… (Он хотел сказать: «До того, как меня повесят».)
      Сержант (громко, с преувеличенной веселостью).Конечно, конечно. Даме не о чем беспокоиться. Но все-таки… (Понизив голос так, чтобы слышал только Ричард.)Другого случая не будет, сэр.
       С минуту они многозначительно смотрят друг на друга. Потом Ричард шумно переводит дух и поворачивается к Джудит.
      Ричард (отчетливо и с ударением).Моя дорогая…
       Джудит поднимает к нему жалкое, бледное лицо и хочет ответить, но не может, хочет подойти ближе, но не решается выпустить из рук край стола, за который ухватилась, ища опоры.
      Этот бравый джентльмен настолько любезен, что дает нам возможность проститься.
       Сержант деликатно отходит к своим людям, охраняющим дверь.
      Щадя тебя, он хотел скрыть истину, но лучше тебе знать все. Ты меня слушаешь?
       Она утвердительно кивает головой.
      Ты понимаешь, что я иду на смерть?
       Она кивает головой в знак того, что понимает.
      Помни, ты должна обязательно разыскать нашего друга, который только что был здесь. Ты понимаешь?
       Она кивает головой.
      Ты должна сделать так, чтобы опасность не коснулась его. Ни за что на свете не рассказывай ему о том, что меня ждет; а если он все-таки узнает, скажи, что он не может меня спасти: они повесят его, но не помилуют и меня. И скажи ему, что я верен своей религии, как он верен своей, и что он может положиться на меня до конца. (Поворачивается и хочет идти, но встречает взгляд сержанта, в котором как будто мелькнуло подозрение. Секунду он соображает, потом поворачивается снова к Джудит, и тень проказливой улыбки появляется на его сосредоточенном, серьезном лице.)А теперь, моя радость, боюсь, сержант не поверит, что ты в самом деле добрая и любящая жена, если ты не поцелуешь меня на прощанье. (Подходит ближе к ней и раскрывает объятия. Она отпускает стол и почти валится к Ричарду на грудь.)
      Джудит (слова душат ее).Я должна… это убийство…
      Ричард. Нет, только поцелуй. (Тихо, ей.)Ради него…
      Джудит. Я не могу. Вы…
      Ричард (прижимает ее к себе в порыве жалости к ее мучениям).Бедная девочка!
       Джудит с внезапной решимостью обхватывает его руками, целует и, выскользнув из его объятий, падает на пол в глубоком обмороке, как будто поцелуй убил ее.
      Ричард (торопливо подходит к сержанту).Идем, сержант, скорей, пока она не очнулась. Давайте наручники. (Протягивает руки.)
      Сержант (пряча наручники в карман).Не нужно, сэр, я вам доверяю. Вы настоящий человек. Вам бы солдатом быть, сэр. В середину, прошу вас.
       Солдаты становятся один впереди, другой позади Ричарда. Сержант распахивает дверь.
      Ричард (оглядываясь в последний раз).Прощай, жена! Прощай, родной дом! Приглушим барабаны и – вперед!
       Сержант делает головному знак трогаться. Все четверо гуськом быстро выходят из комнаты.
       Когда Андерсон возвращается от миссис Даджен, он, к удивлению своему, находит комнату как будто пустой и погруженной почти в полную темноту, если не считать отсветов от очага, – одна свеча догорела, а другая вот-вот догорит.
      Андерсон. Что же это такое?… (Зовет.)Джудит, Джудит! (Прислушивается – ответа нет.)Гм! (Идет к шкафу, достает из ящика свечу, зажигает ее от едва теплящегося огонька той, что стоит на столе, и при свете ее с удивлением оглядывает нетронутую еду. Потом вставляет свечу в подсвечник, снимает шляпу и озадаченно почесывает затылок. Этот жест заставляет его нагнуть голову, и тут он замечает Джудит – с закрытыми глазами, неподвижно распростертую на полу. Он бросается к ней, становится на колени, приподнимает ей голову.)Джудит!
      Джудит (просыпаясь; обморок ее перешел в сон. как следствие усталости после перенесенного волнения).Да? Ты звал? Что случилось?
      Андерсон. Я только что вошел и вижу – ты лежишь на полу, свечи догорели, чай в чашках совсем холодный… Что здесь произошло?
      Джудит (мысли ее еще блуждают).Не знаю. Я что, спала? Вероятно… (Растерянно умолкает.)
      Андерсон (со стоном).Да простит мне бог, что я оставил тебя одну с этим негодяем.
       Джудит сразу все вспоминает. С жалобным криком она хватается за мужа и вместе с ним встает на ноги.
       (Ласково обнимает ее.)Бедная моя голубка!
      Джудит (в исступлении прижимаясь к. нему).Что мне делать! О боже мой, что мне делать!
      Андерсон. Ничего, успокойся, моя дорогая, моя любимая. Это я виноват. Успокойся, теперь тебе нечего бояться… и ты ведь невредима, правда? (Отпускает ее, чтобы посмотреть, в силах ли она стоять без поддержки.)Ну вот, ну вот, все хорошо. Только бы ты была невредима, остальное все неважно.
      Джудит. Да, да, да! Я невредима.
      Андерсон. Хвала господу! Ну, а теперь успокойся. (Подводит ее к креслу с резной спинкой, усаживает и сам садится рядом.)Сядь, отдохни, ты мне все завтра расскажешь (видя ее отчаяние и неправильно истолковывая его)или не расскажешь совсем, если это тебе тяжело. Ну, ну! (Весело.)Я вот тебе свежего чаю заварю, это тебя сразу подкрепит. (Идет к столу и выливает чай из чайника в полоскательницу.)
      Джудит (напряженным, неестественным голосом).Тони!
      Андерсон. Что, дорогая?
      Джудит. Ты не думаешь, что это все нам только снится?
      Андерсон ( оглядывается на нее с тревогой, но продолжает весело и сосредоточенно хлопотать над чайником).Может быть, голубка, может быть. Но пусть уж тогда тебе заодно приснится чашка чаю.
      Джудит. Перестань, перестань шутить. Ты не знаешь… (Закрывает лицо судорожно сцепленными руками.)
      Андерсон (выдержка изменяет ему, он оставляет чайник и подходит к ней).Дорогая моя, что случилось? Я не могу больше, ты должна мне сказать. Это все моя вина; безумие было довериться ему.
      Джудит. Нет, не говори так. Ты не должен так говорить. Он… нет, нет! Не могу! Тони, не говори со мной. Возьми мою руку, обе возьми.
       Он берет ее руки недоумевая.
      Заставь меня думать о тебе, а не о нем. Опасность грозит, страшная опасность. Она грозит тебе, а я не могу заставить себя думать об этом, не могу, не могу! У меня все время он на уме. Его надо спасти… Нет, это тебя надо спасти… Тебя, тебя, тебя. (Вскакивает, как будто намереваясь что-то делать, куда-то идти.)О господи, помоги мне!
      Андерсон (не поднимаясь с места, мягко, но решительно удерживает ее руки в своих).Спокойней, спокойней, голубка… Ты точно не в себе.
      Джудит. Может быть… Что мне делать? Что мне делать? ( Вырывая у него руки.)Я должна спасти его. (Бросается к двери.)
       Андерсон, увидя это, поспешно встает. Но дверь в эту минуту стремительно распахивается и в комнату, задыхаясь, вбегает Эсси. Это неожиданное появление настолько неприятно Джудит, что сразу приводит ее в себя.
       (Резко и неприветливо она спрашивает.)Что тебе нужно?
      Эсси. Мне сказали, чтоб я шла к вам.
      Андерсон. Кто сказал?
      Эсси (вытаращив на него глаза, как будто его присутствие кажется ей удивительным).Вы тут?
      Джудит. Разумеется. Что еще за глупости!
      Андерсон. Не надо так сурово, дорогая моя. Ты ее испугаешь. (Становясь между ними.)Поди сюда, Эсси.
       Эсси подходит к нему.
      Кто тебя прислал?
      Эсси. Дик. Он мне это передал через солдата. Чтоб я сейчас же шла сюда и делала то, что велит миссис Андерсон.
      Андерсон (осененный догадкой).Солдат? О, теперь я все понял. Они арестовали Ричарда.
       Джудит заламывает руки в отчаянии.
      Эсси. Нет. Я спрашивала солдата. Никто Дика не трогал. Но солдат сказал, что взяли вас.
      Андерсон. Меня? ( Озадаченный , поворачивается к Джудит, ища у нее объяснения.)
      Джудит (вкрадчиво).Да, да, милый, я все понимаю. (Эсси.)Спасибо тебе, Эсси, что пришла, но ты мне пока не нужна. Можешь идти домой.
      Эсси (подозрительно). А вы верно знаете, что с Диком ничего не случилось? Может, он нарочно велел сказать, что это священника взяли? (С тревогой.)Миссис Андерсон, как вы думаете, может это быть?
      Андерсон. Если это так, Джудит, скажи ей правду. Все равно она узнает от первого встречного на улице.
       Джудит отворачивается и закрывает рукой глаза.
      Эсси (жалобно).Ой, что же ему теперь будет? Что ему теперь будет? Они его повесят?
       Джудит конвульсивно вздрагивает и бросается на стул – тот, на котором сидел у стола Ричард.
      Андерсон (треплет Эсси по плечу, стараясь ее утешить).Не думаю. Не думаю. Может быть, если ты наберешься мужества и терпения, мы как-нибудь найдем способ помочь ему.
      Эсси. Да, да, помочь ему… Да, да, да… Я буду умницей.
      Андерсон. Джудит, я сейчас же иду к нему.
      Джудит (вскакивая).Нет, нет! Ты должен уехать… уехать куда-нибудь далеко, где тебе не грозит опасность.
      Андерсон. Ха!
      Джудит (страстно).Ты хочешь убить меня? Ты думаешь, я могу так жить – день за днем цепенеть от страха при каждом стуке в дверь, при каждом шорохе шагов, ночь за ночью проводить без сна, прислушиваясь в смертельном ужасе – вот они идут за тобой?!
      Андерсон. А ты думаешь, легче будет сознавать, что я бросил свой пост и убежал при первом признаке опасности?
      Джудит (в отчаянии).Ты не уедешь. Я знаю. Ты останешься здесь… а я сойду с ума.
      Андерсон. Дорогая моя, твой долг…
      Джудит (исступленно).А, что мне долг!
      Андерсон (потрясенный).Джудит!
      Джудит. Я исполню свой долг. Я верна своему долгу. Долг велит мне сделать так, чтобы ты уехал, спасти тебя, а его предоставить его собственной судьбе.
       У Эсси вырывается крик отчаяния; она бессильно валится на стул у очага и тихо плачет
      А чувство подсказывает мне то же, что вот ей, – спасти его во что бы то ни стало, хоть для него самого гораздо лучше было бы умереть! Гораздо возвышеннее! Но я знаю: ты поступишь по-своему, как и он. Я бессильна. (Тяжело опускается в кресло с резной спинкой.)Я ведь только женщина. Я могу лишь одно – сидеть тут и мучиться. Но ты скажи ему, что я пыталась тебя спасти, что я все делала для того, чтобы тебя спасти.
      Андерсон. Дорогая моя, боюсь, что он гораздо больше беспокоится о собственном спасении, нежели о моем.
      Джудит. Замолчи! Или я возненавижу тебя.
      Андерсон. Ну, ну, ну! Мне надо уходить, а как я тебя оставлю в таком состоянии? Ты ведь не помнишь, что говоришь. (Поворачивается к Эсси.)Эсси!
      Эсси (поспешно встает и вытирает глаза).Да?
      Андерсон. Будь умницей, ступай на улицу и подожди меня там; миссис Андерсон не вполне здорова.
       Эсси смотрит на него недоверчиво.
      Не бойся, я сейчас выйду; и я пойду к Дику.
      Эсси. А вы верно к нему пойдете? (Шепотом.)Вы ее не послушаете?
      Андерсон (с улыбкой).Нет, нет, все будет в порядке. В полном порядке.
       Эсси идет к двери.
      Ну вот, умница. (Закрывает за ней дверь и возвращается к Джудит.)
      Джудит (она сидит прямая и неподвижная).Ты идешь на смерть.
      Андерсон (шутливо).Тогда, пожалуй, нужно надеть парадный сюртук. (Поворачивается к шкафу, принимаясь стягивать один рукав.)А где же… (Секунду смотрит в недоумении на пустой гвоздь, потом быстро оглядывается на очаг, идет к нему торопливым шагом и берет со стула куртку Ричарда.)Что это, голубка? Он ушел в моем парадном сюртуке?
      Джудит (по-прежнему не шевелясь).Да.
      Андерсон. Верно, солдаты ошиблись?
      Джудит. Да, они ошиблись.
      Андерсон. Так ведь он мог сказать им. Должно быть, очень растерялся, бедняга?
      Джудит. Да, он мог сказать им. И я тоже могла.
      Андерсон. Странно, странно это вышло… даже, можно сказать, забавно. Удивительно, как такие вот пустяки действуют на нас даже в самых… (Обрывает фразу и принимается натягивать куртку Ричарда.)Надо, пожалуй, отнести ему его куртку. Знаю, что он скажет! (Передразнивая язвительный тон Ричарда.)«Что, пастор, забеспокоились о моей душе, а заодно и о своем сюртуке?»
      Джудит. Да, именно так он и скажет. (Рассеянно.)Неважно. Больше я никогда не увижу ни тебя, ни его.
      Андерсон (поддразнивая ее).Та-та-та! (Садится с ней рядом.)Это ты так держишь обещание, что мне не придется краснеть за свою храбрую жену?
      Джудит. Нет, это я так его нарушаю. Я не в силах сдержать обещание, данное ему; почему же мне держать обещание, данное тебе?
      Андерсон. Оставь эти туманные фразы, моя дорогая. Они производят впечатление неискренних.
       Она глядит на него с невыразимым укором.
      Да, да, дорогая, вздор всегда неискренен; а моя милая девочка сейчас говорит вздор. Именно вздор.
       (Ее лицо темнеет; с безмолвным упорством она смотрит прямо перед собой и больше уже не поворачивается к нему, поглощенная мыслями о судьбе Ричарда. Он наблюдает за ней, видит, что его шутливый тон не оказал на нее никакого действия, и оставляет его, больше не пытаясь скрыть свою тревогу.)Я все-таки хотел бы знать, что так напугало тебя. Была борьба? Он сопротивлялся?
      Джудит. Нет. Он улыбался.
      Андерсон. Как тебе кажется, он понимал, что его ждет?
      Джудит. Он понимал, что ждет тебя.
      Андерсон. Меня?
      Джудит (без всякого выражения).Он сказал: «Нужно сделать так, чтобы опасность не коснулась его». Я обещала… и. не могу сдержать свое обещание. Он сказал: «Ни за что на свете не рассказывайте ему о том, что меня ждет». А я рассказала. Он сказал, что если ты узнаешь, тебе все равно не удастся его спасти – они повесят его, но не пощадят и тебя.
      Андерсон (вставая, в порыве великодушного негодования).И ты думаешь, я допущу, чтобы человек с такой душой умер как пес, когда достаточно нескольких слов, чтобы он умер как христианин? Мне стыдно за тебя, Джудит!
      Джудит. Он останется верен своей религии, как ты верен своей, и ты можешь положиться на него до конца. Так он сказал.
      Андерсон. Да простит ему господь! Что он еще сказал?
      Джудит. Он сказал: «Прощайте».
      Андерсон (в волнении шагает из угла в угол).Ах, бедняга, бедняга! Джудит, ты по крайней мере была с ним ласкова и сердечна на прощанье?
      Джудит. Я поцеловала его.
      Андерсон. Что? Джудит!
      Джудит. Ты недоволен?
      Андерсон. Нет, нет. Ты поступила правильно… ты поступила правильно. Бедняга, бедняга. (С глубокой печалью.)Погибнуть на виселице – в его годы! Ну, и потом что же, его увели?
      Джудит (устало). Потом ты оказался здесь; а до того я больше ничего не помню. Кажется, я лишилась чувств. Давай простимся, Тони. Я могу опять лишиться чувств. Как бы я хотела умереть.
      Андерсон. Полно, полно, моя дорогая. Ты должна взять себя в руки и быть рассудительной. Мне не грозит никакая опасность, ни малейшая.
      Джудит (с силой).Ты идешь на смерть, Тони, на верную смерть, – если только господь допустит, чтобы казнили невинных. Ты его не увидишь: тебя арестуют, как только ты назовешь свое имя. Солдаты приходили за тобой.
      Андерсон (как громом пораженный).За мной?!! (Его кулаки сжимаются, на шее вздуваются жилы, лицо багровеет, мешки под глазами набухают горячей кровью; тихий, мирный человек исчезает, превратясь в грозного и неукротимого воина.)
       Но Джудит, по-прежнему поглощенная своим, не смотрит на него; ее глаза устремлены вперед с твердостью, которая – словно отсвет твердости Ричарда.
      Джудит. Он назвался твоим именем, он пошел на смерть, чтобы спасти тебя. Вот почему он ушел в твоем сюртуке. Вот почему я поцеловала его.
      Андерсон (раздражаясь).Тысяча проклятий! (Голос его звучит властно и сурово, движения полны грубой силы.)Эй, Эсси! Эсси!
      Эсси (вбегая).Я здесь.
      Андерсон (стремительно).Беги в харчевню, живо, со всех ног! Скажи, пусть седлают самую сильную и быструю лошадь, какая только есть.
       Джудит поднимается и смотрит на него, задыхаясь, не веря своим ушам.
      Гнедую кобылу, если она в стойле. Только сейчас же, сию минуту. Сама ступай на конюшню и скажи там негру, что он получит серебряный доллар, если лошадь будет готова к моему приходу, и что я иду следом за тобой. Ну, беги.
       Эсси, повинуясь напору его энергии, стремглав вылетает из дома. Он хватает свои сапоги, бросается в кресло перед очагом и торопливо принимается надевать их.
      Джудит (у нее не укладывается в голове, что он способен на подобное).Ты не идешь к нему?
      Андерсон (возится с сапогами).К нему? А что пользы в этом? (Бормоча себе под нос, с трудом натягивает, наконец, один сапог.)К ним, вот куда мне надо . (Джудит, повелительно.)Достань пистолеты, я их возьму с собой. И деньги, деньги; мне нужны деньги – все, что есть в доме. (Наклоняется над вторым сапогом, ворча.)Велика прибыль для него, если я ему составлю компанию на виселице. (Надевает сапог.)
      Джудит. Значит, ты его покидаешь?
      Андерсон. Придержи язык, женщина, и достань мне пистолеты.
       Джудит подходит к шкафу и достает кожаный пояс, к которому прикреплены пара пистолетов, пороховница и патронташ. Она бросает все это на стол, потом отпирает один из ящиков и вынимает кошелек.
       (Хватает пояс и, надевая его, продолжает.)Если он в моем платье сошел за меня, почему бы мне в его платье не сойти за него? (Застегивает пряжку и оправляет пояс.)Похож я на него?
      Джудит (повернувшись к нему с кошельком в руке).Совсем не похож.
      Андерсон (вырывает у нее кошелек и высыпает его содержимое на стол).Гм! Увидим!
      Джудит (беспомощно опускается в кресло).Может быть, помолиться? Как ты думаешь, Тони?
      Андерсон (пересчитывая деньги).Молиться! Как будто молитвой можно отвести петлю от шеи Ричарда!
      Джудит. Бог может смягчить сердце майора Суиндон а.
      Андерсон (пряча в карман деньги, презрительно).Что ж, пусть попробует. Я не бог, и я должен действовать иначе.
       У Джудит дух захватывает от такого кощунства.
       (Бросает кошелек на стол.)На, убери. Я взял двадцать пять долларов.
      Джудит. Неужели ты совсем позабыл о том, что ты священник?
      Андерсон. А, ко всем… Тьфу! Шляпа, где моя шляпа? (Хватает шляпу, плащ, в лихорадочной спешке надевает то и другое.)Вот что, слушай. Если тебе удастся проникнуть к нему под видом жены, скажи – пусть придержит язык до утра; этого времени мне хватит.
      Джудит (мрачно).Ты можешь положиться на него до конца.
      Андерсон. Ты глупа, Джудит, просто глупа. (На мгновение обуздав свою бурную стремительность, говорит почти прежним тоном спокойной и внушительной уверенности.)Ты не знаешь человека, с которым живешь.
       Возвращается Эсси.
       (Сразу набрасывается на нее.)Ну что, готова лошадь?
      Эсси (задыхаясь).Будет готова, как придете.
      Андерсон. Отлично. (Направляется к двери.)
      Джудит (встает и невольным движением протягивает руки ему вслед).Ты даже не хочешь проститься со мной!
      Андерсон. И потерять еще полминуты? Вздор! ( Со стремительностью горной лавины исчезает.)
      Эсси (подбегает к Джудит).Он пошел спасать Ричарда да?
      Джудит. Спасать Ричарда! Нет, это Ричард его спас. Он пошел спасать себя. Ричард умрет.
       Эсси с криком отчаяния падает на колени, закрыв руками лицо. Джудит не замечает ее; она неподвижно смотрит прямо перед собой – туда, где ей чудится Ричард, идущий на смерть.

       Ранним утром следующего дня сержант отпирает дверь маленькой пустой приемной в городской ратуше, где разместился штаб английских войск, и приглашает Джудит войти. Она провела мучительную ночь, вероятно, полную лихорадочных видений, потому что даже сейчас, в реальной обстановке серенького, пасмурного утра, как только внимание ее перестают привлекать посторонние вещи, у нее вновь появляется тот же неподвижный, устремленный в пространство взгляд. По мнению сержанта, ее чувства заслуживают, уважения, и он относится к ней с добродушной участливостью солдата. Ладно скроенный мужчина, гордый своим чином и своим мундиром, он чувствует в себе все данные для того, чтобы, оставаясь в рамках почтительности, утешить и подбодрить ее.
      Сержант. Вот, мэм, здесь вы можете поговорить с ним спокойно и без помех.
      Джудит. Мне долго придется ждать?
      Сержант. Нет, мэм, минутку, не больше. Ночь он у нас пробыл в тюрьме, а сейчас его привели сюда, на суд. Вы не беспокойтесь, мэм: спал он, как дитя малое, а утром позавтракал на славу.
      Джудит (недоверчиво).Он в хорошем настроении?
      Сержант. В самом что ни на есть лучшем, мэм. Вчера вечером наш капеллан заходил к нему, и он у него выиграл семнадцать шиллингов в «три листика». И все поделил между нами, как настоящий джентльмен. Служба службой, мэм, это конечно; но вы тут среди друзей.
       Слышен приближающийся солдатский шаг.
      Ну, вот и он.
       Входит Ричард, непринужденно, без тени тревоги или подавленности. Сержант кивает сопровождающим его конвойным и показывает на ключ от комнаты, который он держит в руке. Конвойные уходят.
      Хозяйка ваша, сэр.
      Ричард (направляясь к ней).Как! Моя жена! Моя милая женушка! (Берет ее руку и целует с развязной, преувеличенной галантностью.)Сколько же времени вы дадите безутешному супругу на последнее прощанье, сержант?
      Сержант. Сколько можно будет, сэр. Мы вас не станем тревожить, покуда не соберется суд.
      Ричард. Но ведь уже время.
      Сержант. Время-то время, сэр, но вышла задержка. Только что прибыл генерал Бэргойн – Джонни-джентльмен, как он у нас прозывается, сэр, – а ему не меньше получаса понадобится, чтобы во всем найти непорядки. Уж я его знаю, сэр: я с ним в Португалии служил. Двадцать минут верных у вас есть, сэр, и, с вашего разрешения, я больше ни одной из них не отниму. (Выходит и запирает дверь).
       Ричард тотчас же оставляет свой развязный тон и обращается к Джудит и сердечно и искренне.
      Ричард. Миссис Андерсон, вы очень добры, что пришли. Как вы себя чувствуете после вчерашнего? Мне пришлось уйти, когда вы еще лежали без памяти, но я дал знать Эсси, чтобы она пошла вам помочь. Поняла она, что от нее требовалось?
      Джудит (задыхаясь и торопясь).О, забудьте про меня: я не для того пришла сюда, чтобы говорить о себе. Скажите мне, они в самом деле вас… (Она не договаривает: «повесят».)
      Ричард (с усмешкой).Ровно в полдень. По крайней мере именно в этот час они разделались с дядюшкой Питером.
       Джудит содрогается.
      Что, ваш муж вне опасности? Где он?
      Джудит. Он больше не муж мне.
      Ричард (широко раскрывает глаза).Что?
      Джудит. Я ослушалась вас. Я рассказала ему все. Я думала, он придет сюда и спасет вас. А он бежал.
      Ричард. Но ведь именно на это я и рассчитывал. Что толку, если бы он остался? Они повесили бы нас обоих, и только.
      Джудит (серьезно и укоризненно).Ричард Даджен, скажите мне по всей совести, что сделали бы вы на его месте?
      Ричард. То же самое, конечно.
      Джудит. Ах, почему вы не хотите говорить со мной попросту – честно и откровенно! Если вы так своекорыстны, зачем же вы допустили, чтоб вас арестовали вчера?
      Ричард (весело). Честное слово, миссис Андерсон, я и сам не знаю. Со вчерашнего вечера задаю себе этот самый вопрос и не могу никак найти причину – зачем я это сделал.
      Джудит. Нет, вы знаете – вы сделали это ради его спасения, потому что считали, что он достойнее вас.
      Ричард (смеясь).Ого! Ну нет! Это было бы очень возвышенно, слов нет, но я не настолько скромен. Нет, я сделал это не ради него.
      Джудит (после паузы, во время которой она смотрит на него со смущением во взгляде и медленно, мучительно краснеет).Тогда – ради меня?
      Ричард (рыцарски).Да, пожалуй, нельзя сказать, что вы тут вовсе ни при чем. Отчасти это было ради вас. Кстати сказать, вы дали им арестовать меня.
      Джудит. О, вы думаете, я не твердила себе это целую ночь? Ваша смерть будет у меня на совести. (В невольном порыве протягивает ему руку и говорит с глубоким чувством.)Если бы я могла спасти вас, как вы спасли его, самая жестокая казнь меня не испугала бы.
      Ричард (улыбаясь, берет Джудит за руку, но удерживает ее на расстоянии вытянутой руки).Я бы вам никогда этого не позволил.
      Джудит. Но ведь я могу спасти вас.
      Ричард. Как? Обменяться со мной платьем?
      Джудит (высвобождает руку и прикладывает палец к его губам).Не надо… (Она хочет сказать: «Не надо шутить».)Нет – открыть суду, кто вы такой на самом деле.
      Ричард (нахмурившись).Бесполезно: меня все равно не помилуют, а ему это может помешать уйти. Они твердо решили вздернуть тут сегодня кого-нибудь на страх всем нам. А мы вот, на страх им, покажем, что умеем стоять друг за друга до самого конца. Это единственная сила, которая может прогнать Бэргойна обратно за океан и сделать Америку свободной страной.
      Джудит (нетерпеливо).Какое все это имеет значение!
      Ричард (смеясь).В самом деле, какое это имеет значение? И что вообще имеет значение? Видите ли, миссис Андерсон, у мужчин иногда бывают чудные идеи, но женщины сразу видят их нелепость.
      Джудит. Женщины из-за них теряют тех, кого любят.
      Ричард. Ну, всегда можно полюбить кого-нибудь другого.
      Джудит (возмущенная).О! (С силой.)Вы понимаете, что идете на самоубийство?
      Ричард. Это единственный вид убийства, на который я имею право, миссис Андерсон. Не огорчайтесь: с моей смертью ни одна женщина не потеряет любимого человека. (Улыбаясь.)Обо мне, слава богу, некому пожалеть. Вы слыхали, что моя мать умерла?
      Джудит. Умерла!
      Ричард. Сегодня в ночь, от болезни сердца. Ее последним словом, обращенным ко мне, было проклятие. Что ж, вряд ли я предпочел бы ее благословение. Другие родичи не слишком станут сокрушаться по поводу моей смерти. Эсси поплачет день или два, но я позаботился о ней – я вчера тоже составил завещание.
      Джудит (после паузы, глухо). А я?
      Ричард (изумленный).Вы?
      Джудит. Да, я. По-вашему, мне все равно?
      Ричард (весело и грубовато).Ну, разумеется! Вы вчера довольно откровенно говорили о своих чувствах ко мне. То, что произошло потом, быть может, несколько смягчило их, но поверьте мне, миссис Андерсон, ни капли моей крови, ни волоска на моей голове вам не будет по-настоящему жаль. Вы еще порадуетесь, что избавились от меня, – вчера ли, сегодня ли, разница невелика.
      Джудит (голос у нее дрожит).Что мне сделать, чтоб вы поняли, как вы ошибаетесь?
      Ричард. Не беспокойтесь. Я готов вам поверить, что теперь вы ко мне относитесь чуть получше, чем прежде. Я только хочу сказать – сердце ваше не разобьется оттого, что я умру.
      Джудит (почти шепотом).Откуда вы знаете? (Кладет руки ему на плечи и пристально смотрит на него.)
      Ричард (пораженный – он угадал истину).Миссис Андерсон!
       На городских часах бьет четверть.
       (Овладевает собой, снимает ее руки со своих плеч и говорит почти холодно.)Простите, сейчас за мной придут. Слишком поздно.
      Джудит. Нет, не поздно. Вызовите меня как свидетельницу. Они не посмеют убить вас, когда узнают, как геройски вы поступили.
      Ричард (почти с усмешкой).В самом деле! Но если я не доведу дело до конца, где же тут героизм? Они увидят, что я просто-напросто провел их, и повесят меня за это как собаку. И поделом мне будет!
      Джудит (вне себя).Нет, вы просто хотите умереть!
      Ричард (упрямо).Совсем не хочу.
      Джудит. Так почему же не попытаться спасти себя? Я умоляю вас! Послушайте! Вы только что сказали, что спасли его ради меня – да, да (хватает его за руку, уловив его отрицательное движение), отчасти ради меня. Так спасите же теперь самого себя ради меня. И я пойду за вами на край света.
      Ричард (взяв ее за обе руки и слегка отстранив от себя, смотрит ей прямо в лицо).Джудит!
      Джудит (едва дыша, радостно вздрогнув при звуке своего имени). Да?
      Ричард. Если я сказал, желая доставить вам удовольствие, что то, что я сделал, я сделал хотя бы отчасти ради вас, – я солгал, как все мужчины лгут женщинам. Вы знаете, я много жил среди недостойных мужчин, да и среди недостойных женщин тоже. И вот я видел, что каждый из них становится порой и лучше и добрее именно тогда, когда он влюблен. (Он произносит это слово с чисто пуританским презрением.)Это научило меня не слишком ценить людей за добро, которое делается сгоряча. То, что я сделал вчера, я сделал с холодной головой, и сделал не столько для вашего мужа или (с беспощадной прямотой)для вас (она поникает, сраженная), сколько для самого себя. Никаких особых причин у меня не было. Знаю только одно: когда дело обернулось так, что надо было снять петлю со своей шеи и надеть ее на чужую, я попросту не смог. Не знаю, почему, – я сам себе кажусь дураком после этого, – но я не мог; и теперь не могу. Я с детства привык повиноваться закону собственной природы, и против него я не могу пойти, хотя бы мне угрожали десять виселиц, а не одна.
       Она медленно подняла голову и теперь смотрит ему прямо в лицо.
      То же самое я сделал бы для кого угодно и для чьей угодно жены. (Отпускает ее руки.)Теперь вам ясно?
      Джудит. Да. Вы хотите сказать, что не любите меня.
      Ричард (он возмущен; с бесконечным презрением).И это все, что вы поняли из моих слов?
      Джудит. Что же еще я могла понять… и что может быть хуже для меня?
       Сержант стучит в дверь. Этот стук отдается у нее в сердце.
      О, еще одну минуту! (Бросается на колени.)Умоляю вас…
      Ричард. Тсс ! (Кричит.)Войдите.
       Сержант поворачивает ключ в замке и отворяет дверь. Конвойные стоят у порога.
      Сержант (входя).Пора, сэр…
      Ричард. Я готов, сержант. Ну, моя дорогая. (Хочет поднять ее.)
      Джудит (цепляясь за него).Еще только одно – молю вас, заклинаю вас! Позвольте мне присутствовать на суде. Я была у майора Суиндон а; он сказал, что меня пустят, если вы попросите. Вы сделаете это. Это моя последняя просьба. Я никогда больше ни о чем не попрошу вас. (Обнимает его колени.)Вы должны, вы не можете мне отказать!
      Ричард. А если я сделаю это, вы будете молчать?
      Джудит. Буду.
      Ричард. Обещаете?
      Джудит. Обещаю… (Рыдания одолевают ее.)
      Ричард (наклоняется и берет ее под руку).Сержант, прошу вас, помогите мне.
       Выходят все трое: Джудит посередине, судорожно всхлипывая, мужчины поддерживают ее с обеих сторон.
       Между тем в зале совета все уже приготовлено для военного суда. Это большая комната с высокими стенами; посреди, на почетном месте, стоит кресло под балдахином красновато-коричневого цвета, на котором вытканы золотом корона и королевский вензель G. R… Перед креслом стол, накрытый сукном того же красновато-коричневого цвета; на нем колокольчик, массивная чернильница и письменные принадлежности. Вокруг стола несколько стульев. Дверь находится по правую руку от сидящего в почетном кресле – когда кто-нибудь в нем сидит; сейчас оно пусто. Майор Суиндон, бесцветный блондин лет сорока пяти, судя по виду, добросовестный, исполнительный служака, сидит у стола сбоку, спиной к двери, и пишет. Некоторое время он один в комнате; затем сержант докладывает о прибытии генерала, и по его приниженному тону можно догадаться, что Джонни-джентльмен успел сделать свое пребывание здесь довольно ощутимым.
      Сержант. Генерал, сэр.
       Суиндон поспешно встает. Генерал входит, сержант выходит. Генералу Бэргойну пятьдесят пять лет, он очень хорошо сохранился. Это светский человек, обладающий врожденной галантностью, что в свое время привело его к романтической женитьбе с увозом невесты; незаурядным остроумием, что позволяет ему писать комедии, которые имеют успех; и аристократическими связями, что помогло ему сделать блистательную карьеру. В его лице особенно примечательны глаза – большие, блестящие, умные и проницательные; без них, пожалуй, тонкий нос и маленький рот наводили бы на мысль о несколько большей разборчивости и меньшей твердости, чем требуется для первоклассного генерала. В данный момент глаза смотрят гневно и мрачно, губы сжаты, ноздри раздуваются.
      Бэргойн. Майор Суиндон, я полагаю?
      Суиндон. Так точно. Генерал Бэргойн, если я не ошибаюсь?
       Церемонно раскланиваются.
      Очень рад именно сегодня получить поддержку в вашем лице. Не очень веселое занятие – вешать этого злосчастного священника.
      Бэргойн (с размаху усаживается в кресло Суиндон а).Да, сэр, совсем не веселое. Публичная казнь – слишком большая честь для него; даже будь он служителем англиканской церкви, вы не могли бы придумать ничего более лестного. Мученичество, сэр, как раз по вкусу таким людям – это единственный способ прославиться, не обладая никакими талантами. Но, так или иначе, вы нас вынуждаете повесить его; и чем скорее он будет повешен, тем лучше.
      Суиндон. Казнь назначена на двенадцать часов дня. Все уже готово, Остается только судить его.
      Бэргойн (глядя на него с плохо сдерживаемым гневом).Да, только это – и еще, пожалуй, спасти собственную шкуру. Как вам нравятся спрингтаунские новости?
      Суиндон. Ничего заслуживающего внимания. Последние донесения были удовлетворительны.
      Бэргойн (встает в изумлении).Удовлетворительны, сэр? Удовлетворительны?! (Секунду смотрит на него в упор, затем добавляет, зловеще подчеркивая свои слова.)Очень рад, что вы так расцениваете положение вещей.
      Суиндон (озадаченный).Должен ли я понимать, что ваше мнение…
      Бэргойн. Я не высказывал своего мнения. Не в моих правилах употреблять те крепкие выражения, пристрастие к которым, увы, столь присуще людям нашей профессии. Если б не это, я, может быть, сумел бы высказать вам свое мнение о спрингтаунских новостях – новостях, о которых вы (строго), по-видимому, еще не слышали. Сколько времени вам требуется, чтобы узнать новости от ваших подчиненных? Вероятно, не меньше месяца?
      Суиндон (обиженно).Должно быть, сэр, донесение было доставлено вам вместо меня. Что-нибудь серьезное?
      Бэргойн (достает из кармана донесение и показывает ему).Спрингтаун в руках мятежников. (Бросает донесение на стол.)
      Суиндон (потрясенный).Со вчерашнего дня!
      Бэргойн. С двух часов ночи. Очень может быть, что сегодня к двум часам ночи в их руках окажемся и мы. Об этом вы не подумали?
      Суиндон (твердо).Если б это случилось, генерал, британский солдат сумеет постоять за себя.
      Бэргойн (желчно).А потому, вероятно, британскому офицеру незачем знать свое дело: британский солдат исправит все его промахи своим штыком. На будущее, сэр, я просил бы вас несколько больше щадить жизнь ваших людей и несколько меньше щадить собственные умственные способности.
      Суиндон. Прошу простить меня, сэр. Конечно, я не могу равняться с вами по уму и развитию. Я могу лишь делать все, что в моих силах, в остальном положившись на верность моих соотечественников.
      Бэргойн (с неожиданным сарказмом).Позвольте спросить вас, майор Суиндон, вы не пишите мелодрам?
      Суиндон (вспыхнув).Нет, сэр.
      Бэргойн. Какая жалость! Какая жалость! (Оставив саркастический тон и глядя ему прямо в глаза, веско и внушительно.)Сэр, отдаете ли вы себе отчет в том, что только два обстоятельства служат нам пока защитой от катастрофы – наша собственная бравада и неорганизованность колонистов? Но ведь они такие же англичане, как и мы с вами; и, кроме того, их шестеро на каждого из нас (с ударением)– шестеро против одного, сэр. А наши войска наполовину состоят из гессенцев, брауншвейгцев, прусских драгун и индейцев с томагавками. Вот те соотечественники, на верность которых вы собираетесь положиться! Теперь представьте себе: вдруг у мятежников найдется вождь? Вдруг спрингтаунские вести означают, что такой вождь уже нашелся? Что мы тогда будем делать? А?
      Суиндон (мрачно).Я полагаю, сэр, – исполнять свой долг.
      Бэргойн (с прежним сарказмом, махнув на него рукой, как на безнадежного дурака).Да, да, разумеется. Благодарю вас, майор Суиндон, благодарю вас. Вы вполне разрешили вопрос, сэр; пролили яркий свет на создавшееся положение. Как отрадно сознавать, что рядом со мною находится верный и опытный офицер, на которого я вполне могу опереться в столь серьезный момент. Я думаю, сэр, для нас обоих полезно будет, если мы без отлагательства приступим к казни вашего диссидента (звонит в колокольчик), – это даст выход нашим чувствам, тем более что мои правила лишают меня возможности отвести душу привычным для военного способом.
       Сержант появляется на пороге.
      Введите арестованного.
      Сержант. Слушаю, сэр.
      Бэргойн. И скажите всем офицерам, которые вам попадутся по дороге, что суд больше не может их ждать.
      Суиндон (сдерживаясь с большим трудом).Все члены суда давно готовы, сэр. Они уже больше получаса дожидаются, когда вам будет угодно открыть заседание. Все давно готовы, сэр.
      Бэргойн (кротко).И я тоже.
       Входят несколько офицеров и занимают места за столом. Один садится сбоку, напротив двери, и готовится вести протокол судебного заседания. Судя по мундирам, здесь представлены 9-й, 20-й, 21-й, 24-й, 47-й, 53-й и 62-й британские пехотные полки. Один из офицеров в чине генерал-майора королевской артиллерии. Среди прочих есть и немецкие офицеры – из полков Брауншвейгекого, Прусского драгунского и Гессенских стрелков.
      С добрым утром, джентльмены. Крайне сожалею, что пришлось побеспокоить вас. Вы очень любезны, что согласились уделить нам несколько минут своего времени.
      Суиндон. Угодно вам председательствовать, сэр?
      Бэргойн (теперь, на людях, он проявляет еще больше учтивости, внешнего лоска, изысканности в выражениях и язвительности в тоне).Нет, сэр. Я слишком ясно сознаю свое несовершенство, чтобы брать на себя так много. Я, если позволите, займу место у ног Гамалиила. (Подходит к крайнему стулу со стороны двери и, жестом пригласив Суиндон а занять почетное кресло, стоит, выжидая, покуда тот сядет первым.)
      Суиндон (крайне раздосадованный). Как вам угодно, сэр. Я лишь стараюсь исполнить свой долг при весьма затруднительных обстоятельствах. (Садится в почетное кресло.)
       Бэргойн, на время оставив свой деланный тон, садится тоже и, озабоченно нахмурив брови, углубляется в бумаги, размышляя о критическом положении, в котором он очутился, и о полнейшей никчемности Суиндона. Вводят Ричарда. Джудит идет рядом с ним. Их конвоируют четверо солдат под командой сержанта – двое впереди и двое сзади. Они проходят через всю залу, направляясь к противоположной стене; но Ричарда, как только он минует почетное кресло, сержант останавливает движением руки и сам становится за его спиной. Джудит робко жмется к стене. Четверо конвоиров выстраиваются в нескольких шагах от нее.
      Бэргойн (подняв голову и увидя Джудит).Что это за женщина?
      Сержант. Жена подсудимого, сэр.
      Суиндон (нервничая). Она просила меня разрешить ей присутствовать, и я подумал…
      Бэргойн (договаривая за него, с иронией).Вы подумали, что это доставит ей удовольствие. Понятно, понятно. (Мягко.)Подайте стул даме и устройте ее по возможности удобнее.
       Сержант приносит стул и ставит неподалеку от Ричарда.
      Джудит. Благодарю вас, сэр. (В благоговейном ужасе приседает перед Бэргойном, который отвечает величественным наклоном головы.)
      Суиндон (Ричарду, резко).Ваше имя, сэр?
      Ричард (с добродушным озорством).Полно вам! Что ж, вы меня привели сюда, даже не зная, кто я такой?
      Суиндон. Форма требует, сэр, чтобы вы назвали свое имя.
      Ричард. Ну, если форма требует, то мое имя Антони Андерсон, я священник пресвитерианской церкви.
      Бэргойн (с интересом).Вот как! Скажите, мистер Андерсон, в чем суть вашего учения?
      Ричард. С удовольствием изложу вам, если у вас хватит времени. Для полного вашего обращения мне потребуется не менее двух недель.
      Суиндон (обрывая его)›. Мы здесь не для того, чтобы обсуждать ваши убеждения.
      Бэргойн (с изысканнейшим поклоном в сторону злополучного Суиндона).Принимаю ваш выговор.
      Суиндон (смутившись).Но я не вам, я…
      Бэргойн. Ничего, пожалуйста. (Ричарду, крайне вежливо.)У вас есть политические убеждения, мистер Андерсон?
      Ричард. Насколько я понимаю, мы собрались здесь именно для того, чтобы это выяснить.
      Суиндон (строго). Вы намерены отрицать, что вы мятежник?
      Ричард. Я американец, сэр.
      Суиндон. Что, по-вашему, я должен думать после такого заявления?
      Ричард. По-моему, солдатам вообще думать не полагается, сэр.
       Бэргойна этот ответ приводит в такой восторг, что он почти готов примириться с потерей Америки.
      Суиндон (позеленев от злости).Арестованный, предлагаю вам воздержаться от дерзостей.
      Ричард. Ничего не поделаешь, генерал. Если вы решили повесить человека, вы тем самым даете ему в руки преимущество. Зачем мне быть с вами вежливым? Все равно – семь бед, один ответ.
      Суиндон. Вы не имеете права утверждать, будто у суда имеется заранее принятое решение. И потрудитесь не называть меня генералом. Я майор Суиндон.
      Ричард. Тысяча извинений! Я полагал, что имею честь беседовать с Джонни-джентльменом.
       Движение среди офицеров. Сержанту большого труда стоит удержаться от смеха.
      Бэргойн (с отменной любезностью).Кажется, Джонни-джентльмен – это я, сэр, к вашим услугам. Друзья обычно зовут меня генералом Бэргойном.
       Ричард отвешивает ему изысканно вежливый поклон.
       Надеюсь, вы, как джентльмен и человек разумный, несмотря на ваше призвание, поймете, что если мы будем иметь несчастье повесить вас, это произойдет исключительно в силу политической необходимости и военного долга, без малейшего личного недоброжелательства с нашей стороны.
       Ричард.Ах, вот как? Это, разумеется, совершенно меняет дело.
       Все невольно улыбаются; кое-кто из самых молодых офицеров, не выдержав, фыркает.
      Джудит (все эти шутки и любезности еще усиливают ее ужас).О, как вы можете!
      Ричард. Вы обещали молчать.
      Бэргойн (обращаясь к Джудит с подчеркнутой почтительностью).Поверьте, сударыня, мы бесконечно обязаны вашему супругу за его истинно джентльменское отношение к этой крайне неприятной процедуре. Сержант! Подайте стул мистеру Андерсону.
       Сержант исполняет приказание. Ричард садится.
      Ну-с, майор Суиндон, мы ждем.
      Суиндон. Мистер Андерсон, я полагаю, вам известно, к чему обязывает вас долг верноподданного его величества короля Георга Третьего?
      Ричард. Мне известно, сэр, что его величество король Георг Третий собирается меня повесить за то, что я не хочу, чтобы лорд Норт грабил меня.
      Суиндон. Это звучит крамолой, сэр.
      Ричард. Да. На то и рассчитано.
      Бэргойн (явно не одобряя такую линию защиты, но сохраняя вежливый тон).Не кажется ли вам, мистер Андерсон, что вы занимаете в этом вопросе – простите меня за резкое выражение – несколько вульгарную позицию? Стоит ли кричать о грабеже по такому пустяковому поводу, как почтовая пошлина, чайная пошлина или еще что-нибудь в этом роде? Настоящий джентльмен тем и отличается, что всегда платит с улыбкой.
      Ричард. Не в деньгах дело, генерал. Но когда тебя обирает безмозглый тупица и кретин вроде короля Георга…
      Суиндон (скандализованный).Тсс, сэр! Молчите!
      Сержант (совершенно потрясенный, громовым голосом).Молчать!
      Бэргойн (невозмутимо).У вас, я вижу, свой особый взгляд. Мое положение не позволяет мне вдаваться в это, разве только в частном разговоре. Но, разумеется, мистер Андерсон (пожимает плечами),если вы твердо решили быть повешенным…
       Джудит вздрагивает.
      дальнейшие разговоры излишни. Своеобразный вкус, однако! (Снова пожимает плечами.)
      Суиндон (Бэргойну).Будем вызывать свидетелей?
      Ричард. К чему свидетели? Если б наши горожане прислушивались к моим словам, вас встретили бы здесь баррикады на улицах, бойницы в каждом доме и жители с оружием в руках, готовые до последнего человека защищать от вас свой город. Но, к сожалению, вы пришли, когда мы еще не научились переходить от слов к делу; а потом было уже поздно.
      Суиндон (строго).Отлично, сэр, мы дадим вам и вашим горожанам урок, который не скоро забудется. Имеете вы еще что-нибудь сказать?
      Ричард. Думаю, что у вас могло хватить совести поступить со мной как с военнопленным и расстрелять меня как человека, а не вешать как собаку.
      Бэргойн (сочувственно).О мистер Андерсон, извините меня, но это рассуждение штатского. Вам не известно, видимо, каков средний процент попаданий у стрелков армии его величества короля Георга Третьего. Знаете вы, что произойдет, если мы вышлем взвод солдат расстрелять вас? Половина промахнется, а остальные такого натворят, что начальнику охраны придется приканчивать вас из пистолета. Тогда как повесить вас мы можем с совершенным знанием дела и к полному вашему удовлетворению. (Дружелюбно.)Я вам от души желаю быть повешенным, мистер Андерсон.
      Джудит (ей дурно от этих разговоров).Боже правый!
      Ричард (Джудит).Вы обещали! (Бэргойну.)Благодарю вас, генерал; об этой стороне дела я не подумал. Чтобы сделать вам приятное, я снимаю свои возражения относительно веревки. Настоятельно прошу повесить меня.
      Бэргойн (любезно).Двенадцать часов дня для вас удобно, мистер Андерсон?
      Ричард. Ровно в двенадцать я буду к вашим услугам, генерал.
      Бэргойн (поднимаясь).Джентльмены, вопрос исчерпан.
       Все встают.
      Джудит (бросаясь к столу).Нет, нет, не может быть, чтоб вы послали человека на смерть вот так, даже без настоящего суда, даже не задумавшись над тем, что вы делаете, даже… (Она не может найти слов.)
      Ричард. Так-то вы держите обещание?
      Джудит. Если я должна молчать, говорите вы сами. Защищайтесь, спасите себя: скажите им правду.
      Ричард (с тревогой).Я уже достаточно наговорил им правды для того, чтобы меня повесили десять раз, а не один. Еще слово, и вы навлечете опасность на других людей, а меня все равно не спасете.
      Бэргойн. Сударыня, наше единственное желание – по возможности избежать неприятностей. Неужели вам было бы легче, если бы мы затеяли здесь торжественную возню с переодеванием моего друга Суиндон а в черную мантию и так далее? Я лично считаю, что все мы должны быть благодарны вашему мужу за проявленный им такт и благоразумие джентльмена…
      Джудит (бросая слова ему в лицо).Вы сумасшедший! Неужели вам нипочем любое преступление, лишь бы только все было сделано по-джентльменски? Неужели вам нипочем убить человека, если только, убивая, вы облачены в красный мундир? (В исступлении.)Вы не повесите этого человека! Это не мой муж.
       Офицеры переглядываются и начинают шептаться; немцы спрашивают соседей, что такое сказала эта женщина. Бэргойн, на которого явно подействовал страстный упрек Джудит, сразу же приходит в себя при этом новом и неожиданном обороте дела. Ричард тем временем возвышает голос, стараясь перекрыть общий шум.
      Ричард. Джентльмены, прошу вас положить этому конец. Она никак не поверит, что меня невозможно спасти. Объявите судебное заседание закрытым.
      Бэргойн (голосом настолько спокойным и твердым, что при звуке его тотчас же водворяется тишина).Одну минуту, мистер Андерсон. Одну минуту, джентльмены. (Садится на прежнее место. Суиндон и офицеры следуют его примеру.)Сударыня, я хотел бы точнее понять ваши слова. Означают ли они, что этот джентльмен не ваш муж, или же только – как бы это выразиться поделикатнее – что вы ему не жена?
      Джудит. Я не понимаю, что вы хотите сказать. Я вам говорю, что это не мой муж, мой муж убежал. Этот человек выдал себя за него, чтобы его спасти. Спросите кого хотите, пусть остановят любого прохожего на улице и приведут сюда как свидетеля, – он вам сейчас же скажет, Антони Андерсон это или нет.
      Бэргойн (по-прежнему сохраняя полное спокойствие).Сержант.
      Сержант. Слушаю, сэр.
      Бэргойн. Ступайте на улицу и приведите сюда первого горожанина, который вам попадется навстречу.
      Сержант (направляясь к. двери).Слушаю, сэр.
      Бэргойн (ему вслед).Первого прилично одетого, трезвого горожанина, который вам попадется.
      Сержант. Слушаю, сэр. (Выходит.)
      Бэргойн. Присядьте, мистер Андерсон. Вы разрешите пока называть вас этим именем?
       Ричард садится.
      Присядьте и вы, сударыня, покуда приведут свидетеля. Дайте даме газету почитать.
      Ричард (негодующе).Как вам не стыдно!
      Бэргойн (с лукавой усмешкой).Если вы не муж ей, сэр, дело не представляет ничего серьезного… для нее.
       Ричард закусывает губу, вынужденный замолчать.
      Джудит (Ричарду, возвращаясь на свое место).Я не могла иначе . (Он качает головой. Она садится.)
      Бэргойн. Вы, конечно, понимаете, мистер Андерсон, что вам не следует возлагать надежды на этот маленький инцидент. Нам нужен кто-нибудь в качестве назидательного примера.
      Ричард. Понимаю. Думаю, что мои объяснения вам не понадобятся?
      Бэргойн. Если вы ничего не имеете против, мы предпочли бы показание беспристрастного лица.
       Сержант вводит Кристи, который испуганно озирается по сторонам; в руке у сержанта пакет с бумагами.
      Сержант (передавая пакет Бэргойну).Депеши, сэр. Доставлены капралом тридцать третьего. Так гнал, что едва живой добрался, сэр.
       Бэргойн вскрывает пакет и углубляется в чтение депеш. Содержание их оказывается настолько серьезным, что совершенно отвлекает его внимание от суда.
       (К Кристи.)Ну, ты! Шляпу долой и слушай, что тебе говорят. (Занимает позицию позади Кристи, который остановился с той стороны, где сидит Бэргойн.)
      Ричард (обращаясь к Кристи привычным своим задиристым тоном).Чего боишься, дурак: ты тут только за свидетеля, тебя никто вешать не собирается.
      Суиндон. Ваше имя?
      Кристи. Кристи.
      Ричард (Раздраженно).Кристофер Даджен. Простофиля несчастный! Полностью надо говорить.
      Суиндон. Арестованный, прошу не вмешиваться. Подсказывать свидетелю запрещается.
      Ричард. Ладно. Только предупреждаю, если вы хотите из него чего-нибудь вытянуть, надо тянуть клещами. Благочестивая матушка так потрудилась над его воспитанием, что не оставила ему ни разума, ни соображения.
      Бэргойн (вскочив на ноги, отрывисто, сержанту).Где человек, который это привез?
      Сержант. В караульном помещении, сэр.
       Бэргойн выходит из комнаты с поспешностью, которая заставляет офицеров переглянуться.
      Суиндон (к Кристи).Знаете ли вы Антони Андерсона, местного священника?
      Кристи. Еще бы не знать! (Как бы подразумевая, что Суиндон просто осел, если сомневается в этом.)
      Суиндон. Он находится здесь?
      Кристи (оглядываясь).Не знаю.
      Суиндон. Вы его не видите?
      Кристи. Нет.
      Суиндон. Вам как будто знаком арестованный?
      Кристи. Это Дик, что ли?
      Суиндон. Кто такой Дик?
      Кристи (указывая на Ричарда).А вот он.
      Суиндон. Как его зовут?
      Кристи. Дик.
      Ричард. Отвечай как следует, дурья башка! Какой я им Дик!
      Кристи. А что же ты, не Дик, что ли? Как же мне еще сказать?
      Суиндон. Обращайтесь ко мне, сэр. А вы, арестованный, помолчите. Скажите, кто этот человек?
      Кристи. Мой брат Дик – Ричард то есть, Ричард Даджен.
      Суиндон. Ваш брат?
      Кристи. Ну да.
      Суиндон. Вы уверены, что это не Андерсон?
      Кристи. Кто?
      Ричард (выйдя из себя).Я, я, я, чтоб тебя…
      Суиндон. Молчите, сэр.
      Сержант (кричит).Молчать!
      Ричард (сердито).Тьфу! (К Кристи.)Он думает, что я пастор Андерсон, и спрашивает тебя, верно это или нет. Отвечай ему и перестань ухмыляться, точно клоун.
      Кристи (ухмыляясь шире прежнего).Ты – пастор? Андерсон – священник, достойный человек, а Дик – пропащий; с ним порядочные люди и знаться не хотят. Он у нас дурной сын, а я хороший.
       Офицеры громко хохочут; солдаты улыбаются.
      Суиндон. Кто арестовал этого человека?
      Сержант. Я, сэр. Я его застал у священника в доме, за чайным столом наедине с этой дамой, без сюртука, совсем по-домашнему. Если он ей не муж, тем хуже для них.
      Суиндон. И он откликался на имя священника?
      Сержант. Да, сэр! Хотя, пожалуй, кроме как по имени, он ничем на священника не похож. Вот и наш капеллан вам скажет, сэр.
      Суиндон (Ричарду, с угрозой).Итак, сэр, вы, значит, пытались ввести нас в заблуждение. Ваше настоящее имя – Ричард Даджен?
      Ричард. Разобрались наконец!
      Суиндон. Даджен… это имя нам как будто знакомо.
      Ричард. Еще бы, Питер Даджен, которого вы убили, был мой дядя.
      Суиндон. Гм! (Поджимает губы и смотрит на Ричарда с многозначительной суровостью.)
      Кристи. Они тебя повесят, Дик?
      Ричард. Да. Убирайся отсюда, ты больше не нужен.
      Кристи. Так я могу взять себе фарфоровых павлинов?
      Ричард (вскакивая).Пошел вон! Пошел вон, ты, скотина безмозглая!
       Кристи, перепуганный, убегает.
       Суиндон встает. И все остальные тоже встают.
      Суиндон. Ричард Даджен! Поскольку вы пожелали выдать себя за священника Андерсона, вы им останетесь до конца. Казнь состоится сегодня в полдень, как и назначено; и если до этого часа настоящий Андерсон не явится, вы займете его место на виселице. Сержант, уведите арестованного.
      Джудит (в смятении).Нет, нет!
      Суиндон (раздраженно, опасаясь, как бы она не возобновила свои мольбы).Уберите эту женщину.
      Ричард (одним прыжком, с ловкостью тигра перемахнув через стол, хватает Суиндон а за горло).Негодяй!
       Сержант бросается на выручку с одной стороны, солдаты – с другой. Они хватают Ричарда и оттаскивают на прежнее место. Суиндон, которого бешеный наскок Ричарда опрокинул на стол, поднимается и приводит себя в порядок. Он хочет заговорить, но его предупреждает Бэргойн, только что появившийся в дверях с двумя бумагами в руке, белой и голубой – письмом и депешей.
      Бэргойн (подходит к столу, с рассчитанным хладнокровием).В чем дело? Что здесь произошло? Мистер Андерсон, вы меня удивляете.
      Ричард. Сожалею, если обеспокоил вас, генерал. Я только хотел придушить вот этого вашего подчиненного. (Яростно Суиндон у.)Ты раздразнил во мне дьявола своей грубостью с женщиной! Собака желтомордая, с каким удовольствием я свернул бы тебе шею. (Протягивает сержанту обе руки.)Наденьте на меня наручники, живо! Иначе я не отвечаю за себя.
       Сержант достает из кармана пару наручников и вопросительно смотрит на Бэргойна.
      Бэргойн. Майор Суиндон, вы оскорбили эту даму грубым словом?
      Суиндон (сердито).Разумеется, нет, сэр. Вам бы не следовало задавать мне подобный вопрос. Я приказал ее вывести, так как она нарушила порядок, а этот человек набросился на меня. Уберите наручники, я в состоянии сам справиться.
      Ричард. Ну, раз вы заговорили как мужчина, наша ссора кончена.
      Бэргойн. Мистер Андерсон…
      Суиндон. Его зовут Даджен, сэр, Ричард Даджен. Он самозванец!
      Бэргойн (раздраженно).Чушь, сэр. Даджена вы повесили в Спрингтауне.
      Ричард. То был мой дядя, генерал.
      Бэргойн. Ах, вот как, дядя? (Суиндону.)Прошу извинить меня, майор Суиндон.
       Суиндон принимает извинение довольно хмуро.
       (Бэргойн поворачивается к Ричарду.)Как-то не совсем удачно складываются у нас отношения с вашим семейством. Ну хорошо, мистер Даджен, вот о чем я хотел спросить вас. Кто такой (заглядывает в письмо)Уильям Мэйндек Паршоттер?
      Ричард. Мэр Спрингтауна…
      Бэргойн. А что, этот Уильям… Мэйндек и так далее – человек слова?
      Ричард. Вы у него покупаете что-нибудь?
      Бэргойн. Нет.
      Ричард. Тогда можете на него положиться.
      Бэргойн. Благодарю вас, мистер… э-э… Даджен. Кстати, если вы не мистер Андерсон, разве мы… майор Суиндон, как? (Он хочет сказать: «Разве мы все-таки повесим его?›)
      Ричард. Ничего не меняется, генерал.
      Бэргойн. Да? Очень сожалею, очень. Ну, до свидания, мистер Даджен. До свидания, сударыня.
      Ричард (почти грубо останавливает Джудит, которая снова хотела броситься вперед с безрассудной мольбой, и решительным движением берет ее под руку).Ни слова больше! Идем.
       Джудит смотрит на него умоляюще, но его решительность подавляет ее. Конвой занимает свои места, и они выходят. Сержант, сердито насупившись, шагает позади Ричарда, поглядывая на него с опаской, точно на дикого зверя.
      Бэргойн. Джентльмены, не смею вас больше задерживать. Майор Суиндон, на два слова.
       Офицеры выходят.
       (С невозмутимым спокойствием ждет, пока последний из них скроется за дверью. Потом лицо его сразу становится серьезным, и он обращается к Суиндон у, в первый раз называя его просто по фамилии.)Суиндон! Знаете, что это такое? (Показывает письмо.)
      Суиндон. Что?
      Бэргойн. Они требуют охранное свидетельство на имя одного из офицеров ополчения, который явится к нам сюда для переговоров.
      Суиндон. Ага, забили отбой!
      Бэргойн. Дальше говорится, что они намерены послать того самого человека, который прошлой ночью поднял восстание в Спрингтауне и вытеснил оттуда наши части; так чтобы мы знали, что имеем дело с лицом значительным.
      Суиндон. Ха!
      Бэргойн. Ему даются все полномочия для выработки условий… чего, как бы вы думали?
      Суиндон. Их сдачи, надеюсь?
      Бэргойн. Нет. Вывода наших войск из города. Они дают нам шесть часов на то, чтобы полностью очистить Уэбстербридж.
      Суиндон. Какая беспримерная наглость!
      Бэргойн. Как мы должны поступить, по-вашему?
      Суиндон. Немедленно выступить в поход на Спрингтаун и нанести решительный удар.
      Бэргойн. Гм!… (Направляясь к двери.)Пойдемте в комендатуру.
      Суиндон. Зачем?
      Бэргойн. Писать охранное свидетельство. (Берется за ручку двери.)
      Суиндон. (не двигаясь с места).Генерал Бэргойн!
      Бэргойн (повернувшись).Сэр?
      Суиндон. Считаю своим долгом заявить вам, сэр, что, в моих глазах, угроза толпы взбунтовавшихся лавочников – недостаточная причина, чтобы нам отступать.
      Бэргойн (невозмутимо).Предположим, я откажусь от командования, что вы предпримете?
      Суиндон. Я предприму то, для чего мы проделали весь путь от
      Квебека к югу и для чего генерал Хоу проделал весь путь от Нью-Йорка к северу, – пойду на соединение с ним в Олбэни, чтобы совместными силами уничтожить всю армию мятежников.
      Бэргойн (загадочно).А лондонских наших врагов вы тоже рассчитываете уничтожить?
      Суиндон. Лондонских? А что это за враги?
      Бэргойн (мрачно).Бездарность и легкомыслие, нерадивость и волокита. (Указывает на депешу, которая у него в руке, и говорит с отчаянием в голосе и во взгляде.)Я только что узнал, сэр, что генерал Хоу все еще в Нью-Йорке.
      Суиндон (как громом пораженный). Великий боже! Он ослушался приказа!
      Бэргойн. (с язвительным спокойствием).Он не получил приказа, сэр. Какой-то джентльмен в Лондоне позабыл отправить этот приказ, торопился за город, должно быть. Его воскресный отдых будет стоить Англии ее американских колоний, а мы с вами через несколько дней очутимся в Саратоге с пятью тысячами солдат против восемнадцати тысяч мятежников на неприступной позиции.
      Суиндон (потрясенный).Не может быть!
      Бэргойн (холодно). Простите?
      Суиндон. Я не могу этому поверить. Что скажет история?
      Бэргойн. История, сэр, солжет, как всегда. Пойдемте, нужно поторопиться с этим охранным свидетельством. (Выходит.)
      Суиндон (следуя за ним в полной растерянности).Боже мой, боже мой! Мы погибли!
       Близится полдень, и на рыночной площади уже чувствуется оживление. К виселице, которая на страх преступникам постоянно красуется среди площади по соседству с более мелкими, хоть и зловещими орудиями кары, такими, как позорный столб, колодки и помост для наказания плетьми, прилажена новая веревка и петля закинута на перекладину, чтоб не могли достать мальчишки. Лестница-стремянка уже тоже на месте – городской клерк принес ее и стережет от любопытных. У горожан, собравшихся на площади, вид оживленный и довольный; по Уэбстербриджу разнеслась уже весть о том, что мятежник, которого собираются вздернуть король Георг и его страшный генерал, – не священник Андерсон, а Ученик дьявола, а потому можно наслаждаться зрелищем казни, не смущая себя сомнениями в ее справедливости или беспокойными мыслями о том, что не следовало допускать ее без борьбы. Кое-кто в толпе даже начинает проявлять признаки нетерпения, так как двенадцатый час уже близок, а никаких приготовлений, кроме прихода клерка с лестницей, пока не видно. Но вот раздаются, наконец, возгласы: «Идут! Идут!», и на площадь быстрым шагом, со штыками наперевес, прокладывая себе путь в толпе, входит отряд британской пехоты вперемешку с гессенцами.
      Сержант. Отряд, стой! Равняйсь! Смирно!
       Солдаты строятся прямоугольником вокруг виселицы; унтер-офицеры во главе с сержантом энергично выталкивают всех, кто случайно оказался внутри прямоугольника.
      Марш! Марш! Проваливайте отсюда, живо! Ничего, придет время, сами будете здесь болтаться. Держи равнение, чертовы хессинцы. Что там с ними по-немецки лопотать! Прикладом по ногам – сразу поймут! Ну, марш, марш отсюда! (Наталкивается на Джудит, которая стоит у самой виселицы.)Вот еще тоже! Вам тут и вовсе делать нечего.
      Джудит. Позвольте мне остаться. Я не помешаю.
      Сержант. Ладно, ладно, без разговоров. Постыдились бы приходить смотреть, как вешают человека, который вам не муж. И он тоже хорош! Я его отрекомендовал майору как джентльмена, а он набросился на майора и чуть не задушил, да еще обозвал его величество кретином. Так что проваливайте отсюда, да поживее!
      Джудит. Вот вам два серебряных доллара, только не гоните меня.
       Сержант без долгих колебаний, бросив быстрый взгляд по сторонам, сует деньги в карман; затем говорит громко, тоном благородного негодования.
      Сержант. Как! Вы хотите подкупить меня при исполнении обязанностей? Никогда! Я вот вас проучу за попытку совратить офицера королевской службы. До окончания казни вы арестованы. Извольте стоять вот здесь, на этом месте, и не вздумайте отойти, покуда я не дам разрешения. (Подмигнув ей, указывает в правый угол прямоугольника, позади виселицы, потом поворачивается к ней спиной и снова начинает орать.)Равнение! Не напирай!
       В толпе раздаются возгласы: «Тсс! Тише!›; доносятся звуки духового оркестра, исполняющего похоронный марш из оратории Генделя „Саул“. Мгновенно шум стихает; сержант и унтер-офицеры бегут в глубину прямоугольника и, торопливым шепотом отдавая приказания и подталкивая недостаточно проворных, заставляют ряды разомкнуться и пропустить траурную процессию, подвигающуюся под охраной двойной шеренги солдат. Впереди идут Бэргойн и Суиндон; вступив на площадь, они брезгливо косятся на виселицу и, взяв сразу немного в сторону, так, чтобы избежать необходимости пройти под ней, останавливаются в правой половине прямоугольника. За ними следует мистер Брюднелл – капеллан, в полном облачении, с раскрытым требником в руке, и рядом с ним Ричард, вид у которого мрачный и вызывающий; он демонстративно проходит под самой виселицей и останавливается в двух шагах от нее. За ним идет палач – дюжий солдат, в рубашке с засученными рукавами. Дальше два солдата катят легкую походную повозку. Шествие замыкает оркестр, который располагается позади прямоугольника и доигрывает похоронный марш. Джудит, с тоской глядя на Ричарда, прокрадывается к виселице и прислоняется к правому столбу. В продолжение следующего разговора повозку подкатывают под виселицу оглоблями назад, и оба солдата становятся по сторонам. Палач достает из повозки маленькую лесенку и приставляет ее к задку повозки, чтобы осужденному удобно было взойти. Затем он взбирается на стремянку, прислоненную к столбу, и перерезает шнурок, которым петля подвязана к перекладине; веревка соскальзывает, и петля раскачивается в воздухе над повозкой, куда, спустившись с лестницы, забирается палач.
      Ричард (Брюднеллу, с трудом сдерживая раздражение).Послушайте, сэр! Человеку вашей профессии не место здесь. Ушли бы вы лучше.
      Суиндон. Осужденный, если в вас сохранилась хоть капля чувства приличия, советую вам выслушать напутствие капеллана и с должным уважением отнестись к торжественности момента.
      Капеллан (Ричарду, с мягким укором).Постарайтесь взять себя в руки и покориться воле божьей. (Поднимает перед собой требник, готовясь начать молитву.)
      Ричард. Вы хотите сказать – вашей воле, сэр, и воле вот этих двух ваших сообщников. (Указывает на Бэргойна и Суиндона.)Ни в них, ни в вас я ничего божественного не вижу. Толковать о христианстве, собираясь вешать врага своего, – слыхано ли где подобное кощунство! (Обращаясь к Суиндону, более резко.)А вы воспользовались «торжественностью момента», чтобы поразить народ своим благородным величием, – и музыка Генделя, и священник, присутствие которого придает убийству вид благочестивого деяния! Что ж, вы воображаете, что я стану помогать вам? Вы мне посоветовали выбрать веревку, так как вы слишком плохо знаете свое дело, чтобы расстрелять человека как следует. Так вот, вешайте – и покончим с этим.
      Суиндон (капеллану).Может быть, вам удастся на него воздействовать, мистер Брюднелл?
      Капеллан. Попытаюсь, сэр. (Начинает читать.)«Человек, рожденный от женщины…».
      Ричард (глядя на него в упор).«Не убий».
       Брюднелл едва не роняет из рук требник.
      Капеллан (признавая свою беспомощность).Что же мне сказать вам, мистер Даджен?
      Ричард. Оставьте меня, добрый человек, в покое.
      Бэргойн (со светской предупредительностью).Я полагаю, мистер Брюднелл, поскольку обычная процедура кажется мистеру Даджену неуместной, лучше, пожалуй, отложить ее до того времени, когда… э-э… когда она уже ни в какой мере не будет беспокоить мистера Даджена.
       Брюднелл, пожимая плечами, захлопывает требник и отходит в глубину прямоугольника.
      Вы словно торопитесь, мистер Даджен?
      Ричард (ужас смерти настиг его).Вы думаете, так приятно дожидаться этого? Вы приняли решение совершить убийство – так убивайте, и делу конец.
      Бэргойн. Мистер Даджен, мы это делаем лишь потому…
      Ричард. Что вам за это платят.
      Суиндон. Это наглая… (Проглатывает свое возмущение.)
      Бэргойн (с пленительным добродушием).Мне, право, очень жаль, что вы такого мнения, мистер Даджен. Если бы вы знали, во что обошелся мне мой чин и сколько я получаю жалованья, вы бы не так плохо думали обо мне. Я все-таки хотел бы, чтоб мы расстались друзьями.
      Ричард. Послушайте, вы, генерал Бэргойн! Если вы воображаете, что мне нравится быть повешенным, вы ошибаетесь. Совсем не нравится, и я не собираюсь делать вид, будто я в восторге. А если вы воображаете, что раз одолжили меня своим джентльменством, так и это тоже зря. Мне вся эта история дьявольски не по душе, и только одно у меня есть маленькое утешение: то, что когда все кончится, вам тут будет не веселее, чем мне там, наверху. (Поворачивается и идет к повозке. Но в эту минуту Джудит, протянув вперед руки, загораживает ему дорогу. Ричард, чувствуя, что еще немного – и самообладание изменит ему, отступает назад с криком.)Зачем вы здесь? Вам здесь не место! (Она делает движение, как будто хочет дотронуться до него. Он отстраняется почти со злостью.)Нет, нет, уходите; мне будет труднее при вас. Да возьмите же ее кто-нибудь!
      Джудит. Вы не хотите проститься со мной?
      Ричард (позволяя ей взять его руку).Ну хорошо, прощайте. А теперь уходите… Скорее уходите.
       Джудит не выпускает его руки – ей мало этого холодного прощания, и когда он делает попытку высвободиться, она, не помня себя, бросается к нему на грудь.
      Суиндон (строго, сержанту, который, заметив движение Джудит, поспешил было к ней, чтобы помешать, но не успел и остановился в нерешительности).Что это значит? Как она сюда попала?
      Сержант (виновато).Не знаю, сэр. Такая хитрая – всюду пролезет.
      Бэргойн. Она подкупила вас.
      Сержант (протестующе).Что вы, сэр…
      Суиндон (свирепо).Назад!
       Сержант повинуется.
      Ричард (умоляющим взглядом перебрав всех вокруг, останавливается на Бэргойне, как на самом разумном). Возьмите ее. Неужели вы не понимаете, что я сейчас не могу возиться с женщиной?
      Бэргойн (подходя к Джудит и взяв ее под руку).Прошу вас, сударыня. Я вас не гоню. Можете не выходить из круга, но только встаньте позади нас и не смотрите.
       Джудит поворачивается к Бэргойну и отпускает руку Ричарда, который, шумно, с захлебом переводя дух, бежит к повозке, как к спасительному пристанищу, и поспешно взбирается на нее. Палач снимает с него сюртук и отводит ему руки за спину.
      Джудит (мягко, но настойчиво вырывает у Бэргойна свою руку).Нет, я останусь тут; я не буду смотреть. (Возвращается на прежнее место, у правого столба виселицы; хочет взглянуть на Ричарда, но тотчас же отворачивается, вся содрогнувшись, и падает на колени, шепча молитву.)
       К ней подходит Брюднелл, державшийся в стороне.
      Бэргойн (увидев ее на коленях, успокоенно кивает головой).Вот и хорошо. Не трогайте ее, мистер Брюднелл; теперь все будет в порядке. Брюднелл также кивает и отходит, глядя на нее с состраданием. (Бэргойн занимает свое место и достает из кармана изящный золотой хронометр.)Ну как, приготовления закончены? Не следует задерживать мистера Даджена.
       Тем временем у Ричарда руки уже связаны за спиной и петля накинута на шею. Солдаты берутся за оглобли, готовясь откатить повозку в сторону. Палач, встав позади Ричарда, подает сержанту знак.
      Сержант. Все готово, сэр.
      Бэргойн. Не желаете ли еще что-нибудь сказать, мистер Даджен? Осталось две минуты.
      Ричард (твердым голосом человека, преодолевшего ужас смерти).У вас часы на две минуты отстают, генерал, мне отсюда видны городские.
       На городских часах бьет первый удар. Толпа, тихо ахнув, невольно жмется назад.
      Аминь! Отдаю свою жизнь за будущее мира.
      Андерсон (врываясь на площадь).Аминь! Остановите казнь!
       (Прорывает ряды солдат как раз напротив Бэргойна и, задыхаясь, бросается к виселице.)Я – Антони Андерсон, тот самый, кого вы искали.
       Толпа, затаив дыхание, напряженно слушает. Джудит приподнимается и смотрит на Андерсона широко раскрытыми глазами, потом воздевает руки к небу движением человека, самая страстная молитва которого услышана.
      Суиндон. Вот как? Что ж, вы явились как раз вовремя, чтобы занять свое место на виселице. Взять его!
       По знаку сержанта двое солдат выходят вперед, чтобы схватить Андерсона.
      Андерсон (выхватив какую-то бумагу, сует ее под самый нос Суиндон у). Мое охранное свидетельство, сэр!
      Суиндон (пораженный).Охранное свидетельство! Так это вы…
      Андерсон (выразительно).Да, это я,
       Солдаты берут его за плечи.
      Велите вашим людям убрать от меня руки.
      Суиндон (солдатам).Не троньте его.
      Сержант. Назад!
       Солдаты возвращаются в строй. Радостный шум в толпе; горожане, видя, как уверенно пастор разговаривает с неприятелем, оживленно переглядываются в предвкушении торжества.
      Андерсон (с глубоким вздохом облегчения, отирая платком пот со лба).Слава Богу, я поспел вовремя!
      Бэргойн (с обычной своей невозмутимостью, все еще держа хронометр в руке).Не только вовремя, сэр, но даже с запасом, Я бы никогда не позволил себе повесить джентльмена по американским часам. (Прячет хронометр.)
      Андерсон. Да, генерал, на несколько минут мы уже опередили вас. А теперь прикажите снять петлю с шеи этого американского гражданина.
      Бэргойн (палачу, отменно вежливо).Будьте так добры, развяжите мистера Даджена.
       Палач снимает петлю с шеи Ричарда, развязывает ему руки и помогает надеть сюртук.
      Джудит (робко приблизившись к Андерсону).Тони…
      Андерсон (обняв ее одной рукой и любовно поддразнивая).Ну, что ты теперь скажешь о своем муже, а? а?
      Джудит. Мне стыдно… (Прячет лицо у него на груди.)
      Бэргойн. (Суиндону).Вы как будто испытали разочарование, майор Суиндон.
      Суиндон. Вы как будто потерпели поражение, генерал Бэргойн?
      Бэргойн. Да, потерпел; и я достаточно человечен, чтобы радоваться этому.
       Ричард соскакивает с повозки, – Брюднелл поспешил подставить ему плечо для опоры, – бежит к Андерсону и горячо жмет ему руку – левую, так как правой тот обнимает Джудит.
      Кстати, мистер Андерсон, я не совсем понимаю… Свидетельство было выписано для офицера ополчения. А между тем я полагал (взглядом настолько пристальным, насколько это допускает его хорошее воспитание, окидывает сапоги, пистолеты и принадлежащую Ричарду куртку),что вы – священник?
      Андерсон (стоя между Ричардом и Джудит).Сэр! Только в грозный час испытания человек познает свое истинное назначение. Этот глупый молодой человек ( кладет руку на плечо Ричарду)хвастливо называл себя Учеником дьявола; но когда для него наступил час испытания, он понял, что призван страдать и оставаться верным до конца. Я привык думать о себе как о мирном проповеднике слова господня, но когда мой час испытания настал, оказалось, что я призван быть человеком действия и что мое настоящее место среди боевых кликов, в грохоте сражения. И вот в пятьдесят лет я начинаю новую жизнь – как Антони Андерсон, капитан Спрингтаунского отряда народного ополчения; а этот Ученик дьявола отныне станет называться достопочтенным Ричардом Дадженом, займет мое место на церковной кафедре и будет наставлять на путь истинный мою глупенькую, чувствительную женушку. (Кладет другую руку на плечо Джудит, которая украдкой косится на Ричарда, желая увидеть, как нравится ему такая перспектива.)Ваша мать говорила мне как-то, Ричард, что если б я был рожден для духовного звания, я бы никогда не выбрал себе в жены Джудит. Боюсь, что она была права. Так что, с вашего разрешения, я уж останусь в вашем платье, а вы оставайтесь в моем.
      Ричард. Пастор… то есть капитан Андерсон, я выказал себя дураком.
      Джудит. Героем!
      Ричард. Да это примерно одно и то же. (Досадуя на самого себя.)Хотя нет: если б у меня была хоть капля ума, я сделал бы для вас то, что вы для меня сделали, вместо того чтобы идти на бессмысленную жертву.
      Андерсон. Вовсе не бессмысленную, мой мальчик. Всему свое место в мире, и святые нужны так же, как и солдаты. (Повернувшись к Бэргойну.)А теперь, генерал, – время не ждет; и Америка торопится. Вы, надеюсь, поняли, что можно брать города и выигрывать сражения, но нельзя покорить целый народ?
      Бэргойн. Дорогой сэр, без завоеваний не может быть аристократии. Приглашаю вас к себе в штаб, мы там договоримся обо всем.
      Андерсон. К вашим услугам, сэр. (Ричарду.)А вы, мой мальчик, проводите Джудит вместо меня, хорошо? (Подталкивает ее к нему.)Я готов, генерал. (Деловитым шагом направляется через площадь в сторону ратуши, оставив Джудит и Ричарда вдвоем.)
       Бэргойн следует за ним, но, сделав несколько шагов, останавливается и поворачивается к Ричарду.
      Бэргойн. Да, кстати, мистер Даджен, буду очень рад, если вы пожалуете ко мне позавтракать в половине второго. (Немного выждав, добавляет с едва заметным лукавством.)Вместе с миссис Андерсон, если она согласится оказать мне честь . (Суиндон у, в котором все клокочет от бешенства.)Не расстраивайтесь, майор Суиндон: ваш друг, британский солдат, может устоять против чего угодно, кроме британского военного. министерства . (Уходит вслед за Андерсоном.)
      Сержант (Суиндон у).Каковы будут приказания, сэр?
      Суиндон (со злостью).Приказания! Что толку теперь приказывать! Армии нет. Назад в казармы и ко всем… (Делает резкий поворот кругом и уходит.)
      Сержант (с воинственным и патриотическим задором, отказываясь признавать факт поражения).Смирррно! Слушай мою команду! Голову выше, и пусть видят, что вам на них в высокой мере наплевать! На пле-чо! Кругом! Справа по четыре левое плечо вперед – марш!
       Барабаны с оглушительным грохотом отбивают такт; оркестр начинает играть «Британских гренадеров», сержант, Брюднелл и английские солдаты, вызывающе чеканя шаг, покидают площадь. За ними валит народ, крича и улюлюкая; в арьергарде доморощенный городской оркестр старательно выводит «Янки Дудль». Эсси, пришедшая с оркестром, кидается к Ричарду.
      Эсси. Ох, Дик!
      Ричард (добродушно, но настойчиво).Ну, ну, ладно. Быть повешенным – это еще куда ни шло, но чтобы меня оплакивали – не желаю.
      Эсси. Нет, нет. Я обещаю. Я буду умницей. (Старается удержать слезы, Но не может.)Я… я хочу посмотреть, куда пошли солдаты. (Отходит на несколько шагов, как бы для того, чтобы взглянуть вслед толпе.)
      Джудит. Обещайте, что вы ему никогда не расскажете.
      Ричард. Можете быть спокойны.
       Они скрепляют обещание рукопожатием.
      Эсси (кричит).Они возвращаются. Они идут за вами!
       Всеобщее ликование. Толпа снова заполнила площадь: горожане под звуки своего оркестра окружают Ричарда и, подняв его на плечи, несут с приветственными возгласами.