удерживали бы по три фунта в неделю и считали бы, что не вы мне должны
      платить, а я вам?" "У вас, - говорят, - логика хромает". О'Флаэрти. Что-о? Миссис О'Флаэрти. Логика, так и сказал. А я ему тогда говорю: "Не знаю, что
      там у меня хромает, сэр, а только я честная женщина, и можете оставить
      при себе свои поганые деньги, если вашему королю жалко их дать бедной
      вдове. И будь на то воля божья, англичан еще побьют за такой смертный
      грех, за то, что бедняков притесняют". Сказала, да и захлопнула дверь
      перед самым их носом. О'Флаэрти (в ярости). Ты говоришь, они удерживают десять шиллингов в неделю
      на мои харчи? Миссис О'Флаэрти (утешая его). Нет, сынок, всего полкроны. Я уж не стала с
      ними спорить, ведь у меня есть еще моя пенсия по старости, а они-то
      хорошо знают, что мне всего шестьдесят два стукнуло. Все равно я
      одурачила их на полкроны. О'Флаэрти. Да, чудной у них способ вести дела. Сказали бы прямо, сколько
      станут платить, - и никто не был бы на них в обиде. Так нет же, если
      есть двадцать способов сказать правду, а один - надуть, правительство
      обязательно постарается надуть. Так уж устроены все правительства. что
      не могут не надувать.
      Из дома выходит горничная Тереза Дрискол.
      Тереза. Вас зовут в гостиную чай пить, миссис О'Флаэрти. Миссис О'Флаэрти. Смотри, голубушка, не забудь оставить мне глоток крепкого
      чаю на кухне. У меня от их жидкого господского пойла живот пучит, если
      я его потом не запью. (Уходит в дом, оставляя молодых людей наедине.) О'Флаэрти. Это ты, Тесси? Как поживаешь? Тереза. Спасибо, хорошо. А ты? О'Флаэрти. Слава богу, не жалуюсь. (Достает золотую цепочку.) Посмотри, что
      я тебе привез. Тереза (отступая на шаг). Мне даже страшно к ней притронуться, Динни. А ты
      не с мертвеца ее снял? О'Флаэрти. Нет, я снял ее с живого. И как еще он был благодарен мне, что
      уцелел и заживет теперь припеваючи у нас в плену, пока я буду драться,
      каждую минуту рискуя шкурой. Тереза (беря цепочку). Ты думаешь, это настоящее - золото? О'Флаэрти. Во всяком случае, настоящее немецкое золото. Тереза. Но серебро у немцев не настоящее, Динни. О'Флаэрти (лицо его мрачнеет). Ну, во всяком случае, это лучшее, что нашлось
      у боша. Тереза. А можно, я покажу ее в следующий базарный день ювелиру? О'Флаэрти (хмуро). А хоть самому черту! Тереза. Чего ты злишься? Мне просто хочется знать. А то хороша я буду, если
      стану щеголять в этой цепочке, а она возьми да и окажись медной! О'Флаэрти. Сдается мне, ты могла бы сказать "спасибо". Тереза. Да ну? Сдается мне, ты мог бы сказать что-нибудь поласковее, чем:
      "Это ты, Тесси?" Почтальона и того так не встречают. О'Флаэрти (лицо его проясняется). Вон оно что! А ну-ка, подойди и поцелуй
      меня, чтобы отшибить вкус меди. (Хватает ее и целует.)
      Тереза, не роняя своего ирландского достоинства,
      принимает поцелуй, оценивая его, как знаток - вино,
      затем вместе с О'Флаэрти. садится на скамью.
      Тереза (в то время как он обнимает ее за талию). Слава богу, что нас не
      видит священник. О'Флаэрти. Во Франции не больно-то думают о священниках. Тереза. А скажи, что было надето на королеве, когда она разговаривала с
      тобой во дворце? О'Флаэрти. На ней была шляпка, такая, без завязок, и по всей груди вышивка.
      Талия у нее там, где полагается, а не там, где у других леди. В ушах у
      нее маленькие висюльки, хотя вообще-то бриллиантов на ней куда меньше,
      чем на миссис Салливен, процентщице из Дрампога. Волосы у нее спущены
      на лоб вроде челки. Брови почти как у ирландки. И она не знала, что мне
      сказать, бедняжка! А я не знал, что ей сказать, прости господи! Тереза. Теперь тебе будут платить пенсию, раз у тебя этот крест, верно,
      Динни? О'Флаэрти. Шесть пенсов три фартинга в день. Тереза. Не так уж и много. О'Флаэрти. Остальное мне причитается славой. Тереза. А если тебя ранят, тебе будут еще платить пенсию как инвалиду, а,
      Динни? О'Флаэрти. Да, благодарение богу. Тереза. И ты ведь снова пойдешь воевать, а, Динни? 0'Флаэртн. Ничего не поделаешь. Не пойду - мне влепят пулю как дезертиру, а
      пойду - могут угостить пулей боши. Не одно, так другое, никак не
      отвертишься. Миссис О'Флаэрти (кричит из дома). Тесси, Тесси! Голубушка! Тереза (выскальзывает из его объятий и встает). Надо подавать чай. Но уж
      ранят тебя или нет, пенсия у тебя все равно будет, а, Динни? Миссис О'Флаэрти. Иди скорей, доченька! Тереза (нетерпеливо). Да иду же! (Улыбается Динни - улыбка у нее не очень
      убедительная - и уходит в дом.) О'Флаэрти (один). А хоть я и получу эту пенсию, тебе-то все равно ни черта
      не достанется! Миссис О'Флаэрти (выходя на крыльцо). Как тебе не совестно задерживать
      девушку, когда у нее там столько дел. Смотри, попадет она из-за тебя в
      беду. О'Флаэрти. Ну и пусть, не моя забота. Жаль мне того парня, из-за которого
      она попадет в беду. Всю жизнь ему потом каяться. Миссис О'Флаэрти. Что это ты болтаешь, Динни? Никак ты с ней рассорился, а у
      нее ведь десять фунтов приданого. О'Флаэрти. Пусть оставит их при себе. Да я к ней и кочергой не притронусь,
      будь у нее хоть тысяча, хоть миллион. Миссис О'Флаэрти. Стыда в тебе нет, Динни! Кто же так говорит о честной,
      порядочной девушке, да еще из Дрисколов. О'Флаэрти. А как мне о ней говорить? Она ведь только о том и думает, чтобы
      снова загнать меня на войну да чтобы меня там ранило, и тогда эта
      девчонка, будь она неладна, сможет проматывать мою пенсию. Миссис О'Флаэрти. Что это на тебя нашло, сынок? О'Флаэрти. Знание жизни ко мне пришло, мать, вот что! И принесли его - горе,
      страх и страдания. С малых лет меня морочили и водили за нос. Я думал,
      эта девчонка - небесный ангел, а она жадная ведьма. Нет уж, если я и
      женюсь теперь, так только на француженке. Миссис О'Флаэрти (в ярости). Посмей только! Чтобы я этого больше не слыхала! О'Флаэрти. Как бы не так! Да я уж не на одной француженке был все равно что
      женат. Миссис О'Флаэрти. Господи спаси и помилуй, что ты там еще натворил, негодяй? О'Флаэрти. Я знал француженку, которая каждый день стряпает такие кушанья,
      какие в Ирландии никому и во сне не снились. Сам сэр Пирс пальчики бы
      облизал. Я женюсь на француженке, так и знай; и когда я заделаюсь
      фермером, у меня будет ферма на французский лад - с Европу величиной.
      Такая, что и десятка ваших паршивых полей не хватит, чтобы засыпать у
      меня одну канаву. Миссис О'Флаэрти (свирепо). Тогда бери себе и в матери француженку, мне ты и
      даром не нужен. О'Флаэрти. Если бы не мои сыновние чувства, я бы сказал: не велика потеря.
      Ты же всего-навсего глупая, темная старая крестьянка, хоть и берешься
      рассуждать про Ирландию. А ведь сама никогда и шагу не сделала дальше
      клочка земли, где родилась. Миссис О'Флаэрти (ковыляет к садовой скамье; по всему видно, что вот-вот
      расплачется). Динни, голубчик, как ты со мной обращаешься? Что с тобой
      сталось? О'Флаэрти (мрачно). Скажи, что сталось со всеми? Что сталось с тобой,
      которую я так уважал и боялся? С сэром Пирсом: я-то считал его великим
      генералом, а теперь вижу, он может командовать армией не лучше, чем
      старая курица? С Тесси, которую я год назад до смерти хотел взять в
      жены, а теперь и знать не желаю, хотя бы она принесла мне в приданое
      всю Ирландию? Говорю тебе, весь божий мир рушится вокруг меня, а ты
      спрашиваешь, что со мной сталось? Миссис О'Флаэрти (громко причитает). Ox! Ox! Мой сын отказался от меня! Что
      же мне, старой, делать? Что же мне делать? Ox! Ox! Сэр Пирс (выбегая из дома). Почему такой дьявольский шум? Что здесь, в конце
      концов, происходит? О'Флаэрти. Тише, тише, мать. Разве ты не видишь его честь? Миссис О'Флаэрти. Ох, сэр, пришла моя погибель! Ох, поговорите с Динни, сэр!
      Он ранил меня в самое сердце. Он хочет привести мне в дом француженку,
      и уехать в чужие края, и бросить мать, и предать родину. Совсем он там
      в уме повредился, оттого что кругом пушки грохочут, и он убивает
      немцев, и немцы, чтоб им пусто было, норовят убить его! У меня отняли
      моего сына, и он отказался от меня. Кто же теперь позаботится обо мне
      на старости лет, а я-то сколько для него сделала. Ox! Ox! О'Флаэрти. Перестань кричать, слышишь? Кто тебя бросает? Я заберу тебя с
      собой. Ну, теперь ты довольна? Миссис О'Флаэрти. Ты что же это надумал, завезти меня в чужие края, к
      язычникам и дикарям, когда я не знаю ни словечка по-ихнему, а они
      по-моему? О'Флаэрти. И слава богу, что не знают. Может, подумают, что ты говоришь
      что-нибудь путное. Миссис О'Флаэрти. И ты хочешь, чтобы я умерла не в Ирландии, да? И чтобы,
      когда ангелы прилетят за мной, они не нашли меня? О'Флаэрти. А ты хочешь, чтобы я жил в Ирландии, где меня морочили и держали
      в невежестве и где меня сам дьявол даром не возьмет, когда я умру, не
      то что ангелы? Можешь ехать со мной, можешь оставаться здесь. Живи
      своим старым умом или моим молодым. Но черта с два я останусь в этих
      краях, среди никудышных лентяев, которые только глазами хлопают, покуда
      скот пасется на их полях, а когда весь хлеб уже вытоптан, начинают
      городить каменные стены. А ведь сэр Горацио Планкет каждый божий день
      повторяет им, не жалея сил, что они могли бы обрабатывать свои поля не
      хуже, чем французы и бельгийцы. Сэр Пирс. Он прав, миссис О'Флаэрти, на этот раз он безусловно прав. Миссис О'Флаэрти. Что ж, сэр, войне, слава богу, конца не видно, и, может, я
      еще помру раньше, чем она кончится и у меня отнимут мое пособие. О'Флаэрти. Только это тебя и заботит. С тех пор как началась война - пропади
      пропадом те, кто ее затеял! - женщины смотрят на нас все равно что на
      дойных коров, им лишь бы пособие с нас тянуть, а больше ни до чего и
      дела нет. Тереза (спускается с крыльца и становится между генералом и миссис
      О'Флаэрти.). Ханна послала меня сказать вам, сэр, что, если вы сейчас
      же не придете, чай перестоится, а кекс остынет и будет невкусный. Миссис О'Флаэрти (ее опять прорывает). Тесси, голубушка, что такое тебе
      угораздило сказать Динни? Ох! Ох! Сэр Пирс (теряя терпение). Поговорим об этом где-нибудь в другом месте. А то
      сейчас и Тесси начнет. О'Флаэрти. Правильно, сэр. Гоните их. Тереза. Я ему ни слова не сказала. Он... Сэр Пирс. Замолчи! Иди в комнаты и разлей чай! Тереза. Но ведь правда же, ваша честь, я ему ни слова не сказала. Он даже
      подарил мне красивую золотую цепочку. Смотрите, ваша честь, вот она, я
      ведь не вру. Сэр Пирс. Что это значит, О'Флаэрти? Ты ограбил какого-нибудь пленного
      офицера? О'Флаэрти. Нет, сэр, я украл у него эту цепочку с его согласия. Миссис О'Флаэрти. Скажите ему, пожалуйста, ваша честь, что перво-наперво он
      должен все отдавать матери. Зачем такой девчонке золотая цепочка на
      шею? Тереза (язвительно). Затем, что у меня шея как шея, а не как у индюка.
      Услышав эту злополучную реплику, миссис О'Флаэрти
      вскакивает, и тут начинается настоящее извержение
      бранных слов. Уговоры и приказания сэра Пирса, равно как
      протесты и угрозы О'Флаэрти, только усиливают шум.
      Вскоре они уже все кричат что есть мочи.
      Миссис О'Флаэрти (соло). Ах ты телка бессовестная, да как ты смеешь говорить
      мне такие слова!
      Тереза, вконец взбешенная, отвечает ей в том же тоне;
      вмешиваются мужчины, и соло превращается в квартет
      фортиссимо.
      У меня прямо руки чешутся надавать тебе оплеух, тогда будешь знать, как
      себя вести! Хотя бы людей постыдилась. Да ты помнишь, с кем
      разговариваешь? Господи, прости меня грешную, никак я в толк не возьму,
      о чем ты думал, когда сотворял таких, как она? Ох, и не поздоровится
      тебе, если я хоть раз увижу, что ты строишь глазки моему сыну. Да не
      было еще О'Флаэрти, который унизился бы до того, чтобы заводить шашни с
      поганой Дрискол. А будешь околачиваться возле моего дома - полетишь
      вверх тормашками в канаву. Так и знай! Тереза. Это меня ты так обзываешь, ты, ленивая старая свинья с грязным
      языком и погаными мыслями?! Да я не хочу о тебя мараться, а то сказала
      бы сэру Пирсу, кто ты есть и что про тебя говорит вся округа. Ты и твои
      О'Флаэрти! Смеют еще равняться с Дрисколами, которые даже и на
      ярмарке-то не станут с вами разговаривать. Очень мне нужен твой урод,
      твой скупердяй сын! Подумаешь, невидаль какая! Простой солдат! Господи,
      сжалься над бедняжкой, которой он достанется в мужья! Вот тебе, выкуси,
      миссис О'Флаэрти! Чтоб тебе кошка расцарапала твою мерзкую старую рожу. Сэр Пирс. Замолчи, Тесси! Ты что, не слышала, что я приказал тебе идти в
      комнаты? Миссис О'Флаэрти! (Повышая голос.) Миссис О'Флаэрти!
      Опомнитесь, прошу вас! (Приходя в ярость.) Женщины, вы слышите, что я
      вам говорю? Вы что, человеческие существа или дикие звери? Немедленно
      прекратите шум! (Орет.) Да вы собираетесь исполнять мои приказания или
      нет? Стыд и позор! Вот что получается, когда обращаешься с вами как с
      людьми. Гони их в дом, О'Флаэрти! Вон отсюда, черт вас всех подери! О'Флаэрти (обращаясь к женщинам). Ну, будет вам, перестаньте, перестаньте!
      Полегче, слышите? Попридержи язык, мать, а то потом пожалеешь!
      (Терезе.) Разве пристало выражаться так приличной девушке? (Приходя в
      отчаяние.) Ради господа бога, заткнитесь вы, слышите? Да неужто в вас
      ни крошки уважения не осталось ни к самим себе, ни к генералу?
      (Повелительным тоном.) Чтобы я этого больше не слыхал, понятно?! Видно,
      в этих баб сам бес вселился. Ну-ка, убирайтесь сейчас же в дом, а там,
      на кухне, можете, коли вам охота, хоть глаза друг другу выцарапать.
      Проваливайте!
      Мужчины хватают обеих женщин, которые продолжают осыпать
      друг друга бранью, и вталкивают в дом. Сэр Пирс изо всех
      сил захлопывает за ними дверь. Немедленно воцаряется
      блаженная тишина тихого летнего дня. Мужчины садятся,
      еле переводя дух, и долгое время не произносят ни слова.
      Сэр Пирс сидит на одном из чугунных стульев. О'Флаэрти
      на скамье. Раздается нежное пение дрозда. О'Флаэрти
      прислушивается и поднимает голову. Его озабоченное лицо
      расплывается в улыбке. Сэр Пирс с глубоким вздохом
      вытаскивает трубку и начинает ее набивать.
      (Мечтательно.) Какое неблагодарное животное человек, сэр! Не прошло и
      месяца с тех пор, как я был в тихой сельской местности на фронте, где
      ни звука не слыхать, только иногда птицы запоют, и вдалеке замычит
      корова, и в небе белые облачка от шрапнели, и снаряды посвистывают, да
      разве что раз-другой раздастся стон, когда угодит в одного из нас. И,
      поверите ли, сэр, я жаловался там на шум и хотел хоть часок провести
      тихо и мирно у себя дома. Ну, эти две бабы хорошо меня проучили. Нынче
      утром, сэр, когда я говорил здешним ребятам, будто хочу снова попасть
      на фронт и драться за короля и родину, я, как вам известно, врал без
      зазрения совести. Сейчас я могу пойти и повторить то же самое с чистой
      душой. Кто любит военные тревоги, а кто домашнюю жизнь. Я попробовал и
      то и другое, сэр, и теперь стою за военные тревоги. Я всегда был
      смирный парень, таким уж я уродился. Сэр Пирс. Строго между нами, О'Флаэрти, - как солдат солдату...
      О'Флаэрти отдает честь, но делает это непринужденно. не
      вытягиваясь.
      ...Неужели ты думаешь, мы сумели бы, не вводя воинскую повинность,
      навербовать армию, будь семейная жизнь таким уж раем, как о ней принято
      говорить? О'Флаэрти. Что ж, строго между нами, сэр Пирс, я думаю, чем меньше мы будем
      говорить об этом, пока идет война, тем лучше. (Подмигивает генералу.)
      Генерал чиркает спичкой. Поет дрозд, смеется сойка.
      Разговор обрывается.