Бернард Шоу
      Обращение капитана Брасбаунда
      Мелодраматическая комедия
      Перевод П. Мелковой
      Холмы, окружающие гавань Магадора, порта на западном
      побережье Марокко. Прохладный вечер. Миссионер, следуя
      совету Вольтера, возделывает свой сад. Это пожилой
      шотландец, духовно несколько потрепанный житейскими
      бурями: ему пришлось направить ладью своей веры в
      иноземные воды, кишащие чужими кораблями; тем не менее
      он все тот же убежденный сын свободной церкви и ее
      североафриканской миссии, человек с честными карими
      глазами и безмятежной душой. Физически это невысокий
      крепкий мужчина, загорелый и чисто выбритый; черты лица
      у него тонкие и решительные, улыбка мягкая и чуточку
      насмешливая. На нем пробковый шлем с сеткой, очки с
      дымчатыми стеклами и белые парусиновые испанские
      сандалии - словом, все, что полагается современному
      шотландскому миссионеру. Но одет он не в дешевый
      туристский костюм из Глазго - серую фланелевую рубашку,
      белый воротничок и зеленый галстук с дешевой булавкой, а
      в чистую белую полотняную пару, приемлемую для
      марокканцев если уж не по покрою, то хотя бы по цвету.
      Из сада открывается вид на Атлантический океан и
      песчаное побережье, уходящее на юг длинной полосой, по
      которой гуляет северо-восточный пассат. На побережье
      прозябают редкие и чахлые перцовые деревья, манговые
      пальмы и тамариски. Со стороны суши ландшафт ограничен
      невысокими холмами, спускающимися почти к самому морю.
      Это отроги Атласских гор. В течение двадцати пяти лет
      миссионер имел возможность ежедневно любоваться этим
      морским пейзажем; поэтому он не обращает на него
      никакого внимания и целиком поглощен подрезыванием
      неестественно большого, на взгляд англичанина, куста
      красной герани. Этот куст да еще несколько запыленных
      растений - единственное украшение его любимой цветочной
      клумбы. Он работает, сидя на низеньком мавританском
      табурете. Посередине сада, в тени тамариска, стоит
      удобное садовое кресло; дом расположен в юго-западном
      углу сада, куст герани - в северо-восточном.
      В дверях дома появляется человек. Это явно не варвар, а
      куда менее приятное существо - характерный представитель
      современной коммерческой цивилизации. У него сложение
      семнадцатилетнего юнца, который с детства недоедал;
      возраст его определению не поддается. Только полное
      отсутствие седины в его грязного цвета волосах позволяет
      предполагать, что ему, вероятно, еще нет сорока;
      впрочем, не исключена возможность, что ему нет и
      двадцати. Лондонец сразу узнал бы в нем яркий и
      необычайно живучий тип выкормыша столичных трущоб. Голос
      его, от природы гнусавый и вульгарный, звучит сейчас
      выспренне и сердечно. Говорит он свободно и
      красноречиво: склад характера, приходская школа и
      улица сделали из него нечто вроде оратора. Если
      отбросить гнусавость, его речь весьма напоминает диалект
      фешенебельного лондонского общества с его тенденцией
      (иногда довольно приятной) заменять дифтонги чистыми
      гласными, а последние превращать в нечто совершенно
      отличное от традиционного произношения. Он произносит
      "ау", как долгое "а", "ом" - как краткое "а" и
      употребляет вместо долгого "о" обычное "оу", вместо
      долгого "а" краткое "и", вместо краткого "а" краткое
      "э", вместо краткого открытого "э" просто краткое "э", с
      одним исключением: когда за гласной следует "р", он
      обозначает присутствие этой гласной не тем, что
      произносит ее,- этого он никогда не делает, - а тем, что
      растягивает и смягчает гласную, порой даже так сильно,
      что она звучит у него совершенно правильно.
      Провинциальное "эл" превращается в его краткой передаче
      в "эй". Все эти столичные ухищрения, повергающие в
      ужас любого англичанина, кроме кокни, невозможно
      передать без помощи фонетической транскрипции, разве что
      вышеупомянутым крайне несовершенным способом. На
      человеке мундир береговой охраны, явно с чужого плеча и
      весьма потрепанный. Держится он этаким театральным
      морским волком, и это удается ему настолько успешно, что
      его можно принять за разносчика рыбы самого низкого
      пошиба, которому посчастливилось найти работу на
      Биллингсгейте в разгар сезона. Вся повадка его
      свидетельствует о серьезном намерении втереться в
      доверие к миссионеру - вероятно, с какой-нибудь
      корыстной целью.
      Человек. День добрый, мистер Рэнкин.
      Миссионер быстро приподнимается и поворачивается, по
      долгу своему сразу примирившись с тем, что ему не дадут
      спокойно работать.
      Вы здоровы, ваша честь? Рэнкин (сдержанно). Добрый день, мистер Дринкуотер. Дринкуотер. Не очень-то вам, наверно, по душе прерывать работу в саду из-за
      такого, как я, хозяин? Рэнкин. Миссионер не имеет права считаться с тем, что ему по душе, а что
      нет, мистер Дринкуотер. Чем могу служить? Дринкуотер (сердечно). А ничем, хозяин. Просто пришел рассказать вам
      новости. Рэнкин. Что ж, присаживайтесь. Дринкуотер. Благодарствую, ваша честь. (Садится на скамью под деревом и
      настраивается на долгий разговор.) Слыхали вы когда о судье Хэллеме? Рэнкин. О сэре Хауарде Хэллеме? Дринкуотер. Вот именно, о нем. Это самый что ни на есть дотошный судья во
      всей Англии. Уж он-то, благослови его бог, никому не спустит, как
      дойдет до кражи со взломом. Ничего против него не скажешь - я ведь и
      сам за закон стою. Рэнкин. Ну? Дринкуотер. А об его невестке, леди Сесили Уайнфлит, слышали? Рэнкин. Вы имеете в виду знаменитую путешественницу? Дринкуотер. Вот, вот, я о ней и говорю. Та самая, что протопала через всю
      Африку с одной только собачонкой и расписала про это в "Дейли Мейл". Рэнкин. Разве она невестка сэра Хауарда Хэллема? Дринкуотер. Уж будьте уверены - родная сестрица ихней покойной супруги, вот
      она кто. Рэнкин. Так что же вы хотите сказать о них? Дринкуотер. Что я скажу? Господи, да ведь они здесь. Минут двадцать, как
      сошли с паровой яхты в Магадоре. Отправились к британскому консулу. А
      он их пошлет к вам: ему-то ведь поместить их негде. Они наняли араба да
      двух негритят вещички нести. Вот я и подумал, не сбегать ли мне
      предупредить вас. Рэнкин. Благодарю, мистер Дринкуотер. Очень любезно с вашей стороны. Дринкуотер. Не стоит благодарности, хозяин, благослови вас бог. Разве не вы
      обратили меня на путь истинный? Кем я был, когда приехал сюда? Жалким
      грешником. Разве не вы сделали меня другим человеком? К тому же,
      хозяин, эта самая леди Сесили Уайнфлит наверняка захочет прокатиться по
      Марокко - в горы прогуляться и всякое такое. А вы же сами понимаете,
      хозяин: тут без конвоя не обойдешься. Рэнкин. Но это невозможно! Их убьют. Марокко совсем не то, что остальная
      Африка. Дринкуотер. Именно, хозяин. У этих марокканцев своя собственная религия,
      потому они и опасны. Довелось вам когда-нибудь обратить марокканца,
      хозяин? Рэнкин (с печальной улыбкой). Нет. Дринкуотер (торжественно). И никогда не удастся, хозяин Рэнкин. Я тружусь здесь уже двадцать пять лет, мистер Дринкуотер, но мой
      первый и единственный обращенный - вы. Дринкуотер. Выходит, игра не стоит свеч, а, хозяин? Рэнкин. Я этого не сказал. Надеюсь, что принес все же известную пользу.
      Туземцы приходят ко мне за лекарствами, когда болеют, и называют меня
      христианином, который не ворует. А это уже кое-что. Дринкуотер. Их разум не может подняться до христианства, как наш, хозяин,
      вот оно в чем дело. Так вот, если приезжим, как я вам уже толковал,
      понадобится конвой, мой друг и начальник капитан Брасбаунд со шхуны
      "Благодарение" и вся его команда, включая меня, готовы сопровождать эту
      леди и судью Хэллема во всякой такой поездке. Ваша честь могли бы
      замолвить за нас словечко. Рэнкин. Я, безусловно, не посоветую им такого безрассудства, как поездка. Дринкуотер (добродетельным тоном). Верно, хозяин, я и сам на вашем месте не
      посоветовал бы. (Покачивая головой.) Да, поездки здесь дело опасное. Но
      уж если им втемяшится в башку поехать, так конвой тем более
      понадобится. Рэнкин. Надеюсь, они не поедут. Дринкуотер. Я и сам надеюсь, хозяин. Рэнкин (задумчиво). Странно! С какой стати им вздумалось приехать в Магадор,
      да еще ко мне? Правда, много лет назад я встречался однажды с сэром
      Хэллемом. Дринкуотер (изумленно). Быть не может! Вы? Ну кто бы подумал, хозяин! Я ведь
      с ним тоже встречался. Но это было недоразумение, право слово, чистое
      недоразумение. Из суда я ушел без единого пятнышка, право слово, без
      единого. Рэнкин (негодующе). Надеюсь, вы не думаете, что я встречался с сэром
      Хауардом в качестве подсудимого? Дринкуотер. Поверьте, хозяин, такое со всяким может случиться, даже с самым
      честным, самым благонамеренным человеком. Рэнкин. Примите к сведению, мистер Дринкуотер, что я встречался с сэром
      Хэллемом в частной обстановке. Его брат был моим близким другом. Это
      было очень давно. Он уехал в Вест-Индию. Дринкуотер. В Вест-Индию? Прямиком через весь океан? (Указывая на море.)
      Боже ты мой! Мы приходим в гордыне, а уходим во мраке. Верно, хозяин? Рэнкин (настораживаясь). Что? Вы заглянули в книжечку, которую я вам дал? Дринкуотер. Ага. Время от времени почитываю. Очень утешительная книжечка,
      хозяин. (Встает, опасаясь, что дальнейшие вопросы обнаружат его
      неосведомленность.) Ну, всего вам хорошего, хозяин! Надо же вам
      приготовиться к встрече с сэром Хауардом и леди Сесили, верно? (Хочет
      идти.) Рэнкин (останавливая его). Нет, погодите. Мы здесь всегда готовы принять
      путешественников. Я хочу сказать вам еще кое-что, вернее, задать
      вопрос. Дринкуотер (с опасением, которое он маскирует, утрируя сердечность моряка).
      Прошу, прошу, ваша честь. Рэнкин. Кто такой этот капитан Брасбаунд? Дринкуотер (виновато). Кептен Брасбаунд? Гм... Гм... Это мой начальник,
      хозяин. Рэнкин. Ясно. А дальше? Дринкуотер (смущенно). Командир шхуны "Благодарение", хозяин. Рэнкин (испытующе). А вы когда-нибудь слыхали о подозрительной личности по
      прозвищу Черный Пакито? Этот человек плавает в здешних водах. Дринкуотер (внезапно расплываясь в улыбке - на него снизошло озарение). Ну
      вот, теперь я все понял, ваша честь. Вам, наверно, кто-нибудь сказал,
      что кептен Брасбаунд и Черный Пакито вроде как один и тот же человек.
      Так ведь? Рэнкин. Да, именно так.
      Дринкуотер торжествующе хлопает себя, по колену.
      (Миссионер решительно продолжает.) И тот, кто мне. это сказал, был,
      насколько я могу судить, человек честный и прямой. Дринкуотер (схватывал подтекст). Ясное дело, хозяин! Разве я про него хоть
      слово худое сказал, а? Рэнкин. Но в таком случае капитан Брасбаунд и есть Черный Пакито? Дринкуотер. Да ведь он еще ребенком получил это имя от своей блаженной
      памяти матушки, упокой, господи, ее душу! И ничего в этом такого нет.
      Родом она была из Вест-Индии, в общем откуда-то из тех краев. (Указывая
      в направлении моря.) По-моему, из этой чертовой Бразилии, прошу
      прощения за такое слово, а Пакито по-бразильски означает попугайчик.
      (Сентиментально.) Все равно, как если бы английская леди назвала своего
      парнишку птенчиком. Рэнкин (не совсем убежденный). Но почему Черный Пакито? Дринкуотер (простодушно). Так ведь попугай-то в натуральном виде зеленый, а
      у капитана волосы, видите ли, черные... Рэнкин (обрывая его). Понятно. А теперь я задам другой вопрос. Кто такой
      капитан Брасбаунд, или Пакито, или как там он себя называет? Дринкуотер (угодливо). Брасбаунд. Он всегда называет себя Брасбаунд. Рэнкин. Ну, пусть Брасбаунд. Кто он такой? Дринкуотер (пылко). Вы спрашиваете меня, кто он такой, хозяин? Рэнкин (твердо). Да, спрашиваю. Дринкуотер (все более пылко). Сказать вам, кто он такой, ваша честь? Рэнкин (на которого тон Дринкуотера не производит никакого впечатления).
      Если будете так любезны, мистер Дринкуотер. Дринкуотер (горячо и убежденно). Извольте, я скажу вам, хозяин, кто он
      такой. Он совершенный джентльмен, вот кто он такой. Рэнкин (серьезно). Мистер Дринкуотер, совершенство - качество, свойственное
      не капитанам с Западного побережья, а творцу. Кроме того, джентльмены
      бывают разные, особенно в здешних широтах. Итак, что он за джентльмен? Дринкуотер. Английский джентльмен, хозяин. Говорит по-английски; отец
      англичанин, плантатор в Вест-Индии; чистокровный англичанин, голубая
      кровь. (Раздумывая.) Разве что чуть смугловат - в мать пошел: она-то у
      него бразильянка. Рэнкин. Ну, а теперь, Феликс Дринкуотер, скажите по совести, как христианин,
      работорговец капитан Брасбаунд или нет? Дринкуотер (растерявшись, несмотря на все свое нахальство). Что вы, что вы! Рэнкин. Вы уверены? Дринкуотер. Еще бы! Он хоть вроде и джентльмен удачи, но только не
      работорговец. Рэнкин. Мне уже доводилось слышать выражение "джентльмен удачи", мистер
      Дринкуотер. Оно означает - пират. Вам это известно? Дринкуотер. Бог с вами! Какие там еще пираты в наше время? На море теперь
      порядок почище, чем на Пикадилли. Да если бы я вздумал проделывать в
      Атлантическом океане такие штучки, какие выкидывал мальчишкой на
      Ватерлоо-роуд, мне бы уж давно головы не сносить. Какие же тут, к
      чертям, пираты, простите за выражение, хозяин! Хотите, я вам сейчас
      докажу, как мало честности и порядочности у того человека, о котором вы
      поминали, и как мало он знал, о чем говорит? Хотите? Тогда ответьте
      только на один вопрос: как вы думаете, у кого служил кептен Брасбаунд
      вроде как учеником? Рэнкин. Не знаю. Дринкуотер. У Гордона, хозяин, у Гордона Хартумского, того самого Гордона,
      чей памятник теперь стоит на Трафальгар-сквер. Он самолично учил
      Черного Пакито, как расправляться с работорговцами. Капитан дал Гордону
      слово никогда не заниматься контрабандной торговлей рабами или джином.
      (С плохо скрытым огорчением.) И он не будет ею заниматься, хозяин, не
      будет, черт побери, даже если бы мы его на коленях молили. Рэнкин (сухо). А вы его умоляете об этом на коленях? Дринкуотер (несколько смешавшись). Среди нас есть люди и необращенные,
      хозяин. Вот они и говорят: "Одно вы возите контрабандой, кептен; почему
      бы не возить и другое?" Рэнкин. Наконец-то мы добрались до сути. Так я и думал. Капитан Брасбаунд
      контрабандист. Дриинкуотер. А почему бы и нет? Почему бы и нет, хозяин? Мы - нация
      свободных торговцев. Нам, англичанам, давно поперек горла стоят эти
      чертовы иностранцы, которые по всей Африке заводят свои таможни,
      устанавливают сферы влияния и всякое такое. Разве Африка не принадлежит
      и нам тоже? Чем мы хуже их? Вот как мы считаем. Во всяком случае от
      нашего ремесла никому вреда нет. У нас одно дело - конвоировать
      туристов или коммерсантов. А это все равно что экскурсии Кука в
      Атласские горы. Мы цивилизацию насаждаем - вот оно как. Что, разве не
      верно? Рэнкин. И вы полагаете, что команда Брасбаунда достаточно оснащена для
      этого? Дринкуотер. Оснащена? Еще бы не достаточно! У нас двенадцатизарядные
      винтовки! Кому охота с нами связываться? Рэнкин. У самого опасного вождя в здешних местах шейха Сиди эль Ассифа новый
      американский автоматический пистолет, выпускающий десять пуль без
      перезарядки, а винтовка у него шестнадцатизарядная. Дринкуотер (возмущенно). И люди, продающие такие штуки чернокожим язычникам,
      еще называют себя христианами! Срамота, вот что это такое! Рэнкин. Если человек способен спустить курок, то цвет его пальцев уже не
      имеет значения, мистер Дринкуотер. Хотите вы сообщить мне еще
      что-нибудь? Дринкуотер (вставая). Ничего, хозяин. Пожелаю вам только доброго здоровья и
      побольше обращенных. Всего хорошего, хозяин.
      В ту минуту, когда Дринкуотер собирается уйти из дома,
      появляются носильщик-марокканец с двумя мальчишками
      неграми.
      Носильщик (в дверях, обращаясь к Рэнкину). Бикурос (это марокканское
      произношение слова "эпикуреец" - так марокканцы обычно называют
      миссионеров, избравших, по их мнению, свое призвание из любви к роскоши
      и безделью), я привел в твой дом собаку-христианина и его женщину. Дринкуотер. Вот вам языческие манеры! Обозвать сэра Хауарда Хэллема
      собакой-христианином, а леди Уайнфлит его женщиной! Эх, стоял бы ты
      сейчас в дверях Центральной уголовной, ты быстренько понял бы, кто
      собака, а кто хозяин, очень быстренько, будь покоен. Рэнкин. Ты принес их вещи? Носильщик. Клянусь аллахом, их хватило бы на двух верблюдов! Рэнкин. Тебе заплатили? Носильщик. Всего один несчастный доллар, бикурос. Я привел их в твой дом.
      Они заплатят тебе. Дай мне что-нибудь за то, что я принес золото к
      твоему порогу. Дринкуотер. Ого! Тебе следовало родиться христианином. Здорово разбираешься! Рэнкин. Ты принес к моему порогу хлопоты и расходы, Хассан. И ты это знаешь.
      Разве я когда-нибудь брал с тебя и твоей жены деньги за лекарства? Хассан (философски). Пророк не запрещает человеку просить лишнего, бикурос.
      (Весело входит в дом вместе с мальчишками.) Дринкуотер. Решил все-таки попробовать. Человеческая природа всюду
      одинакова. Эти язычники точь-в-точь такие же, как мы с вами, хозяин.
      В сад входят мужчина и женщина. Оба англичане.
      Джентльмен - человек весьма пожилой, но видно, что он
      борется с возрастом, не желая поддаваться старости. Он
      чисто выбрит, лоб у него умный и выпуклый, нос
      решительный, ноздри энергичные и подвижные, губы плотно
      сжаты, словно в свое время он навсегда стиснул их в
      порыве сильного гнева и досады. Держится он подчеркнуто
      достойно и властно, но сейчас он турист, о чем
      свидетельствуют его белая шляпа и летний костюм, и
      потому старается смотреть на жизнь добродушнее и легче.
      Леди - женщина в возрасте между тридцатью и сорока,
      высокая, очень красивая, симпатичная, умная, нежная и
      насмешливая. Одета она с элегантной простотой и выглядит
      не как вечно озабоченная, затянутая в английский
      костюм туристка, а так, словно живет в соседнем коттедже
      и по-домашнему, в блузе и соломенной шляпке с цветами,
      зашла выпить чаю. Наделенная большой жизненной силой и
      человечностью, она начинает любое случайное знакомство с
      той точки, которой англичане обычно достигают лишь после
      тридцатилетнего знакомства, если они вообще способны
      достичь ее. Она весело обращается к Дринкуотеру, который
      со шляпой в руках улыбается ей самым сердечным и
      приветливым видом. Джентльмен, напротив, проходит в сад,
      поближе к дому, инстинктивно сохраняя дистанцию между
      собой и остальными.
      Леди (Дринкуотеру). Здравствуйте! Это вы миссионер? Дринкуотер (скромно). Нет, леди, не хочу вас обманывать, хотя ваша ошибка
      вполне понятна. Я лишь один из тех, кого облагодетельствовал миссионер,
      - первый его обращенный, скромный английский моряк и ваш
      соотечественник, леди, а также его милости. Вот и мистер Рэнкин, лучший
      труженик нашего виноградника. (Представляет его судье.) Мистер Рэнкин
      его милость сэр Хауард Хэллем. (Деликатно удаляется в дом.) Сэр Хауард (Рэнкину). Очень сожалею, что нам пришлось вторгнуться к вам,
      мистер Рэнкин, но у нас, видимо, не остается выбора - здесь нет отелей. Леди Сесили (сияя улыбкой). Кроме того, нам куда приятнее пожить у вас, чем
      в отеле, если вы, конечно, не возражаете, мистер Рэнкин. Сэр Хауард (представляя ее). Леди Сесили Уайнфлит, моя невестка,мистер
      Рэнкин. Рэнкин. Рад быть полезен вашей милости. Я думаю, вы не откажетесь от чаю
      после дороги? Леди Сесили. Ах, как вы внимательны, мистер Рэнкин! Но мы уже пили чай на
      яхте. Кроме того, я уже обо всем договорилась с вашими слугами, и вы
      можете продолжать работать в саду, словно нас здесь и нет. Сэр Хауард. К сожалению, должен предупредить вас, мистер Рэнкин, что леди
      Сесили, путешествуя по Африке, приобрела привычку бесцеремонно входить
      в чужие дома и вести себя в них, как в своем собственном. Леди Сесили. Но, дорогой мой Хауард, уверяю вас, что туземцам это нравится. Рэнкин (галантно). И мне тоже. Леди Сесили (в восторге). Ах, как это мило с вашей стороны, мистер Рэнкин!
      Восхитительная страна! И люди здесь такие славные! У них страшно милые
      лица. Марокканец, который нес наши вещи, просто красавец. А двое
      негритят - совершенная прелесть. Вы обратили внимание на их лица,
      Хауард? Сэр Хауард. Обратил. И могу с уверенностью сказать, а у меня на это есть
      основания: я изучал лица самого худшего разбора, смотревшие на меня со
      скамьи подсудимых, - что мне никогда не доводилось видеть более
      мерзкого трио, чем этот марокканец и двое негритят, которым вы дали
      пять долларов, хотя они вполне удовлетворились бы и одним. Рэнкин (всплеснув руками). Пять долларов! Сразу видно, что вы не шотландка,
      миледи. Леди Сесили. Полно! Они, бедняжки, нуждаются в них больше, чем мы. К тому
      же, вы знаете, Хауард, что магометане не пропивают деньги. Рэнкин. Извините, миледи, одну минутку. Я должен сказать словечко этому
      марокканцу. (Уходит в дом,) Леди Сесили (прохаживаясь по саду и любуясь видом и цветами). По-моему,
      место совершенно божественное!
      Дринкуотер выносит из дома стул.
      Дринкуотер (подавая стул сэру Хауарду). Извините, что беру на себя смелость,
      сэр Хауард. Сэр Хауард (глядя на него). Я вас уже где-то видел. Дринкуотер. Видели, сэр Хауард. Но, уверяю вас, все это было чистое
      недоразумение. Сэр Хауард. Как обычно. (Садится.) Разумеется, несправедливо осужден. Дринкуотер (с затаенным наслаждением). Нет, хозяин. (Полушепотом, с
      неописуемой усмешкой.) Несправедливо оправдан! Сэр Хауард. В самом деле? Первый случай в моей практике. Дринкуотер. Боже мой, сэр Хауард, ну и дураки же были присяжные! Мы-то с
      вами это понимали, верно? Сэр Хауард. Вероятно, да. К сожалению, должен признаться, что забыл, в каком
      именно затруднении вы находились. Не напомните ли? Дринкуотер. Всего-навсего юношеский задор, ваша милость. Проказы на
      Ватерлоо-роуд. Так называемое хулиганство. Сэр Хауард. Значит, вы были хулиганом? Леди Сесили (в замешательстве). Хулиганом? Дринкуотер (протестующе). Эту кличку, миледи, дал нам, бедным, безобидным
      юнцам, один джентльмен из "Дейли Кроникл".
      Возвращается Рэнкин.
      (Тотчас же ретируется, но успевает остановить миссионера на пороге и
      сказать ему, приглаживая вихор на лбу.) Я буду болтаться поблизости,
      хозяин, на случай, если понадоблюсь. (На цыпочках уходит в дом.)
      Леди Сесили садится на скамью под тамариском. Рэнкин
      берет свой табурет, стоящий у цветочной клумбы, и
      садится слева от леди Сесили. Сэр Хауард сидит справа.
      Леди Сесили. Какое приятное лицо у вашего друга моряка, мистер Рэнкин! Он
      был так откровенен и правдив с нами. Знаете, самый лучший комплимент,
      который можно мне сделать, - это с первой же встречи отнестись ко мне с
      абсолютной искренностью. По-моему, это высшее проявление прирожденного
      такта. Сэр Хауард. Вам не следует думать, мистер Рэнкин, что моя невестка нарочно
      говорит глупости. Она будет верить вашему другу, пока он не украдет у
      нее часы, но даже и тогда найдет для него оправдание. Рэнкин (сухо, меняя тему разговора). А как поживали вы, сэр Хауард, со
      времени нашей последней встречи в лондонских доках в одно прекрасное
      утро лет сорок тому назад? Сэр Хауард (крайне удивленный и стараясь собраться с мыслями). Наша
      последняя встреча! Мистер Рэнкин, неужели я имел несчастье позабыть
      старого знакомого? Рэнкин. Едва ли это можно назвать знакомством, сэр Хауард. Но я был близким
      другом вашего брата Майлза и в числе еще нескольких человек провожал
      его в Бразилию. Вы, если не ошибаюсь, тоже там были. Я обратил на вас
      особенное внимание, потому что вы были братом Майлза, а прежде мне не
      доводилось вас видеть. Но вы могли и не заметить меня. Сэр Хауард (припоминая). Да, там был какой-то юный друг моего брата, и
      вполне возможно, что это были вы. Но звали его, насколько мне помнится,
      Лесли. Рэнкин. Это я, сэр. Меня зовут Лесли Рэнкин, а мы с вашим братом всегда
      звали друг друга по имени. Сэр Хауард (приосаниваясь). Вот теперь все ясно. Я могу еще полагаться на
      свою память, мистер Рэнкин, хотя кое-кто и жалуется, что я становлюсь
      стар. Рэнкин. Интересно, где сейчас Майлз, сэр Хауард? Сэр Хауард (отрывисто). Разве вы не знаете, что он умер? Рэнкин (потрясенный). Никогда не слыхал! Боже мой, боже мой, значит, я
      больше не увижу его, а ведь я с трудом припоминаю даже его лицо
      столько лет прошло! (На глазах его появляются слезы, что немедленно
      вызывает симпатию леди Сесили.) Мне очень, очень горько... Сэр Хауард (театрально понижая голос). Да, он жил недолго, а в Англию так и
      не возвратился. С тех пор как он умер в своем вест-индском поместье,
      прошло уже почти тридцать лет. Рэнкин (удивленно). В своем поместье? У Майлза поместье? Сэр Хауард. Да, он там сделался плантатором и разбогател, мистер Рэнкин.
      История с этим поместьем получилась очень интересная и любопытная, - во
      всяком случае, для юриста вроде меня. Рэнкин. Хоть я и не юрист, я хотел бы услышать ее, сэр Хауард, - меня
      интересует судьба Майлза. Леди Сесили. Никогда не знала, Хауард, что у вас был брат. Сэр Хауард (раздраженный этим замечанием). Вероятно, потому, что никогда не
      спрашивали меня об этом. (Более дружелюбным тоном, Рэнкину.) Извольте,
      я расскажу вам эту историю, мистер Рэнкин. Майлз после смерти оставил
      поместье на одном из вест-индских островов. Оно находилось на попечении
      некоего управляющего, продувной бестии и человека себе на уме. Так вот,
      сэр, этот парень выкинул штуку, которая едва ли безнаказанно сошла бы
      ему с рук даже здесь, в Марокко, самой варварской из существующих ныне
      цивилизованных стран. Он попросту присвоил себе это имение. Рэнкин. А как же закон? Сэр Хауард. Закон, сэр, на этом острове фактически воплощался в лице
      генерального прокурора и правительственного комиссара, а оба эти
      джентльмена были подкуплены управляющим. В результате на острове не
      нашлось ни одного адвоката, который согласился бы возбудить против него
      дело. Рэнкин. Неужели сегодня в Британской империи возможно что-нибудь подобное? Сэр Хауард (невозмутимо). О, вполне, вполне. Леди Сесили. Но разве нельзя было послать туда первоклассного адвоката из
      Лондона? Сэр Хауард. Несомненно, можно. Для этого нужно было только уплатить ему
      компенсацию за прерванную в Лондоне практику, иными словами, куда
      больше, чем могло бы стоить поместье. Рэнкин. Значит, поместье было потеряно? Сэр Хауард. Не окончательно. В настоящее время оно находится в моих руках. Рэнкин. Каким же образом вы вернули его? Сэр Хауард (от души наслаждаясь собственной ловкостью). Побив мошенника его
      же собственным оружием. Мне пришлось отложить это дело на много лет: я
      должен был раньше создать себе положение в свете. В конце концов я
      этого положения добился. Однажды во время увеселительной поездки в
      Вест-Индию я узнал, что негодяй управляющий покинул остров, перепоручив
      присмотр за поместьем своему агенту, которому имел глупость очень плохо
      платить. Я столковался с этим агентом, и он согласился считать поместье
      моей собственностью. Вор оказался теперь точно в таком же положении, в
      какое прежде поставил меня. Выступать против меня на острове не желал
      никто и меньше всего генеральный прокурор и правительственный комиссар,
      которые отдавали себе отчет в том, каково мое влияние в министерстве
      колоний. Таким образом я и заполучил поместье обратно. Божья мельница
      мелет медленно, да на редкость тонко, мистер Рэнкин. Леди Сесили. Я полагаю, что если бы я проделала такую же ловкую штуку в
      Англии, вы упрятали бы меня в тюрьму. Сэр Хауард. Вероятно, да, если бы только вы не сумели обойти закон о тайном
      сговоре. Когда вам захочется совершить какое-либо беззаконие, Сесили,
      обязательно посоветуйтесь сначала с хорошим адвокатом. Леди Сесили. Так я и сделаю. Ну, а вдруг ваш агент вздумает вернуть это
      поместье своему бесчестному старому хозяину? Сэр Хауард. Я желал бы этого от всей души. Рэнкин (широко раскрыв глаза). Вы желали бы этого? Сэр Хауард. Да. Несколько лет тому назад крах вест-индской сахарной
      промышленности превратил доход от этого имения в ежегодный убыток на
      сумму около ста пятидесяти фунтов. Если мне не удастся продать его, я
      просто откажусь от него, разве что вы, мистер Рэнкин, согласитесь
      принять его в дар. Рэнкин (смеясь). Благодарю, ваша милость, у нас в Шотландии достаточно
      такого рода поместий. Вы сидите спиной к солнцу, леди Сесили, и
      пропускаете интересное зрелище. Взгляните. (Встает и указывает на море,
      где быстро, как всегда в этих широтах, сгущаются сумерки.) Леди Сесили (встает, бросает взгляд на горизонт и вскрикивает от восторга).
      Какая красота! Сэр Хауард (тоже встает). Что это за холмы на юго-востоке? Рэнкин. Это, так сказать, аванпосты Атласских гор. Леди Сесили. Атласские горы! Те самые, где жила волшебница из поэмы Шелли!
      Завтра мы отправимся туда на экскурсию, Хауард. Рэнкин. Это невозможно, миледи. Туземцы - очень опасный народ. Леди Сесили. Почему? Кто-нибудь из путешественников стрелял в них? Рэнкин. Нет. Просто каждый из них уверен, что попадет в рай, если убьет
      неверного. Леди Сесили. Полно, мистер Рэнкин! Мы, англичане, тоже верим, что попадем в
      рай, если раздадим все свое состояние бедным. Однако мы не делаем
      этого. Я ни капельки не боюсь. Рэнкин. Но туземцы не привыкли смотреть на женщину, лицо которой открыто. Леди Сесили. Мне всегда легче ладить с людьми, когда они видят мое лицо. Сэр Хауард. Сесили, вы мелете вздор и сами понимаете это. У здешних жителей
      не существует никаких законов, которые сдерживали бы их, а это на
      обычном английском языке означает, что все они просто-напросто воры и
      убийцы. Рэнкин. Нет, нет, не совсем так, сэр Хауард. Леди Сесили (возмущенно). Конечно нет! Вы всегда воображаете, Хауард, что
      люди не убивают друг друга только из страха, как бы вы их за это не
      повесили. Какая чушь! И какая злобная чушь! Разве господь сотворил бы
      этих людей, если бы не хотел послать их в мир с какой-то благой целью?
      Не так ли, мистер Рэнкин? Рэнкин. Это, несомненно, убедительный довод, леди Сесили. Сэр Хауард. Ну, если вы собираетесь углубиться в богословие... Леди Сесили. А почему бы и нет? Богословие, по-моему, занятие не менее
      достойное, чем юриспруденция. Впрочем, оно здесь ни при чем - я
      рассуждаю только с точки зрения здравого смысла. Почему дикари убивают
      белых? Да потому, что белые ведут себя по отношению к ним невежливо, не
      говорят им "здравствуйте", как это делаю я, а наводят на них пистолет.
      Я бывала среди туземцев - и каннибалов, и других. Все мои знакомые
      уверяли, что дикари убьют меня. Но когда я с ними встречалась, я
      говорила им "здравствуйте", и они очень мило относились ко мне. Их
      царьки неизменно хотели жениться на мне. Сэр Хауард. Все это не прибавляет мне уверенности, что вы будете здесь в
      безопасности, Сесили. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы без
      надежного конвоя вы не ступили и шагу за пределы, в которых находитесь
      под защитой консула. Леди Сесили. Мне не нужен конвой. Сэр Хауард. А мне нужен. Надеюсь, вы не сомневаетесь, что я буду
      сопровождать вас? Рэнкин. Тут небезопасно, леди Сесили. По чести и совести говорю вам: тут
      небезопасно. Здешние племена очень свирепы. Есть селения, куда еще не
      ступала нога христианина. Если вы поедете без надлежащей охраны, первый
      же вождь схватит вас и отправит обратно, чтобы его подданные не убили
      вас. Леди Сесили. Это будет очень мило с его стороны, мистер Рэнкин! Рэнкин. Он сделает это не ради вас, леди Сесили, а ради себя. Если вас
      убьют, у султана возникнут неприятности с Англией, и ему придется
      казнить этого вождя, чтобы умиротворить английское правительство. Леди Сесили. Но я всюду езжу одна. Я уверена, что туземцы не тронут меня.
      Здесь такие красивые пейзажи и у всех такие славные лица. Сэр Хауард (с безнадежным видом снова садится и обращается к Рэнкину). Вы
      понимаете, мистер Рэнкин, что нет никакого смысла продолжать разговор с
      женщиной, если она восторгается лицами негодяев, которыми кишат здешние
      гавани? А можно получить здесь конвой? Рэнкин. У нас тут есть некий капитан Брасбаунд, который ведет торговлю на
      побережье и время от времени конвоирует караваны купцов в глубь страны.
      Насколько я понимаю, он служил под началом Гордона в Судане. Сэр Хауард. Обнадеживающее обстоятельство. Но прежде чем довериться этому
      человеку, я хотел бы познакомиться с ним поближе. Рэнкин. Совершенно согласен с вами, сэр Хауард. Я пошлю за ним Феликса
      Дринкуотера. (Хлопает в ладоши.)
      На пороге дома появляется арапчонок.
      Мулей, моряк еще здесь?
      Myлей кивает.
      Скажи моряку, чтобы привел капитана.
      Мулей кивает и уходит.
      Сэр Хауард. Кто этот Дринкуотер? Рэнкин. Его агент или помощник, точно не знаю. Леди Сесили. Ну, если уж его помощника зовут Феликс Дринкуотер, то и команда
      у него должна быть вполне приличная. Очень славное имя. Рэнкин. Вы только что видели его помощника. Это мой обращенный. Леди Сесили (в восторге). Этот славный, честный моряк? Сэр Хауард (в ужасе). Что? Этот хулиган! Рэнкин (озадаченный). Хулиган? Нет, милорд, он просто англичанин. Сэр Хауард. Мой дорогой мистер Рэнкин, я судил этого человека за хулиганство
      на улицах. Рэнкин. Он говорил мне. Боюсь, что он получил дурное воспитание. Но теперь
      это совсем другой человек. Леди Сесили. Разумеется, другой. Это видно хотя бы по тому, что он так
      откровенно рассказал вам обо всем. Право, Хауард, все те несчастные,
      которых вы судите, гораздо менее виновны перед обществом, нежели
      общество перед ними. Если бы вы только дружески поговорили с ними,
      вместо того чтобы выносить им жестокие приговоры, вы убедились бы, что
      они могут вести себя очень мило. (Возмущенно.) Я не допущу, чтобы этого
      беднягу попирали только за то, что мать воспитала его хулиганом. Во
      время разговора с нами он держался в высшей степени мило. Сэр Хауард. Короче говоря, у нас будет конвой из хулиганов под командой
      пирата. Прекрасно! Прекрасно! Вы, конечно, будете восторгаться их
      лицами, и я нисколько не сомневаюсь, что они, в свою очередь, будут
      восхищаться вашим.
      Из дома выходит Дринкуотер в сопровождении итальянца в
      очень потрепанном синем шерстяном костюме, ветхой
      альпийской шляпе и ботинках, зашнурованных обрывками
      шпагата. Итальянец остается стоять у дверей, а
      Дринкуотер проходит вперед и останавливается между сэром
      Хауардом и леди Сесили.
      Дринкуотер. К услугам вашей милости. (К итальянцу.) Марцо - его милость сэр
      Хауард Хэллем.
      Марцо приподнимает шляпу.
      Ее милость леди Сесили Уайнфлит.
      Марцо приподнимает шляпу
      Это итальянец, мой товарищ по службе. Он у нас поваром. Сесили (приветливо кивая Марцо). Здравствуйте. Я люблю Италию. Из какой
      местности вы родом? Дринкуотер. Он родился совсем не в Италии, леди. Он родился в
      Хэттон-гардене. Его отец был итальянцем, уличным шарманщиком. Вот кто
      он такой. Кептен Брасбаунд свидетельствует вам свое почтение и ждет
      ваших приказаний. Рэнкин. Не зайти ли нам в дом и поговорить с ним там? Сэр Хауард. Предпочел бы взглянуть на него при дневном свете. Рэнкин. В таком случае не следует терять времени: в этих широтах темнеет
      очень быстро. (Дринкуотеру.) Не попросите ли его выйти к нам сюда,
      мистер Дринкуотер? Дринкуотер. Как прикажете, хозяин. (Услужливо спешит в дом.)
      Леди Сесили и Рэнкин усаживаются на прежние места, чтобы
      принять капитана. Свет тем временем быстро меркнет, и
      оранжевый закат постепенно сменяется тьмой,
      надвигающейся с востока.
      Леди Сесили (шепотом). Вам, наверно, тоже немного жутко, мистер Рэнкин?
      Интересно, каким он окажется. Рэнкин. Не думаю, что он понравится вашей милости.
      В доме раздается звук ударов, и Дринкуотер пулей
      вылетает из двери в сад: совершенно очевидно, что он
      получил здоровенный пинок. Марцо тотчас же
      устремляется в сад и становится справа от сэра Хауарда,
      но подальше от двери.
      Дринкуотер (напуская на себя веселый вид, чтобы скрыть свое унижение и
      физическую боль). Проклятый порог!.. Чуть не упал, право! (Возвышая
      голос и с трудом удерживаясь, чтобы не вскрикнуть от боли.) Кептен
      Брасбаунд. (Отходит как можно дальше от дома и становится слева от
      Рэнкина.)
      Рэнкин встает навстречу гостю.
      Из дома выходит человек со смуглым оливковым лицом и
      по-южному темными глазами и шевелюрой. Ему лет тридцать
      шесть. Черты лица красивые, но безрадостные: черные
      нахмуренные брови, сурово сжатый рот, крупные
      раздувающиеся ноздри. Видно, что обладатель их всегда
      сосредоточен на одной и той же трагической мысли. Он
      скуп на слова, еще более скуп на жесты, поэтому каждый
      из них многозначителен. В целом, это человек
      интересный, даже привлекательный, но неприветливый. На
      мгновение он останавливается,- мрачная фигура в багровом
      свете,- чтобы посмотреть на присутствующих.
      Сперва он устремляет странно тяжелый взгляд на сэра
      Хауарда, затем с удивлением и неловкостью смотрит на
      леди Сесили. Наконец, спускается в сад и идет навстречу
      Рэнкину, который с самого момента его появления
      изумленно уставился на пришельца и рассматривает его
      настолько откровенно, что глаза Брасбаунда вспыхивают, и
      он, видимо, начинает сердиться.
      Брасбаунд. Вы уже насмотрелись на меня, сэр? Рэнкин (разом спохватываясь). Прошу прощения за дурные манеры, капитан
      Брасбаунд, но вы поразительно похожи на одного моего однокашника по
      колледжу. Всего десять минут тому назад я сказал, что с трудом
      припоминаю его лицо. А когда я увидел вас, мне показалось, что он встал
      из могилы, чтобы напомнить о себе. Брасбаунд. Зачем вы посылали за мной? Рэнкин. У нас к вам дело, капитан. Брасбаунд. У кого это "у нас"? Рэнкин. Вот сэр Хауард Хэллем, о котором вы, вероятно, слышали. Он один из
      судей ее величества королевы. Брасбаунд (вновь устремляя на Хэллема странный взгляд). Друг вдов!
      Покровитель сирот! Сэр Хауард (изумленно). Вот уж не предполагал, капитан Брасбаунд, что в
      здешних краях обо мне отзываются столь лестно! Нам нужен конвой для
      поездки в горы. Брасбаунд (оставив его заявление без внимания). Кто эта леди? Рэнкин. Леди Сесили Уайнфлит, невестка его милости. Леди Сесили. Здравствуйте, капитан Брасбаунд.
      Он сдержанно кланяется.
      Сэр Хауард (слегка раздраженный расспросами, которые кажутся ему дерзкими).
      Если не возражаете, перейдем к делу. Мы собираемся совершить небольшую
      экскурсию - хотим немного познакомиться со страной. Можете вы
      обеспечить нас конвоем из порядочных, надежных людей? Брасбаунд. Нет. Дринкуотер (протестующе). Ну, ну, ну! Уж вы скажете, кептен... Брасбаунд (сквозь зубы). Придержи язык. Дринкуотер (приниженно). Слушаюсь, кептен. Рэнкин. Я полагал, что вы занимаетесь эскортированием, капитан Брасбаунд. Брасбаунд. Вы не ошиблись. Я этим занимаюсь. Леди Сесили. Почему же вы отказываете нам? Брасбаунд. Вы не довольствуетесь просто конвоем. Вам нужны порядочные,
      надежные люди. Вам следовало захватить с собой отряд лондонских
      полисменов. У меня люди непорядочные и ненадежные. Дринкуотер (не в состоянии дольше сдерживаться). Ну, знаете, кептен, если уж
      хотите скромничать, скромничайте за свой счет, а не за мой. Брасбаунд. Вы видите, что собой представляют мои люди. Вот этот мерзавец
      (указывает на Марцо) способен за доллар перерезать человеку глотку. К
      счастью, он слишком труслив. Марцо. Я не понимай. Я не говорить английски. Брасбаунд. А вот этот субъект (указывает на Дринкуотера) - величайший лжец,
      вор, пьяница и негодяй на всем Западном побережье. Дринкуотер (с притворно ироническим безразличием). Валяйте, валяйте. Сэр
      Хауард все равно вам не поверит: он давно знает, что я за человек. Леди Сесили. Капитан Брасбаунд, все это мне и раньше доводилось слышать о
      темнокожих. Тем не менее я убедилась, что они очень славные люди, если
      с ними хорошо обращаются. Дринкуотер (хихикает, итальянец тоже ухмыляется). Ну, как, кептен? Что вы
      теперь скажете? Брасбаунд. Я отлично знаю, как обращаться с ним, миледи. Если он еще раз
      раскроет рот без моего разрешения, я переломаю ему кости. Леди Сесили (с самым сияющим видом, на какой она только способна). Неужели
      капитан Брасбаунд всегда обращается с вами так, мистер Дринкуотер?
      Дринкуотер колеблется, с опаской поглядывая на капитана.
      Брасбаунд. Отвечай, собака, раз леди приказывает. (К леди Сесили.) Не
      называйте его мистером Дринкуотером, миледи: он привык, чтобы его
      называли Джек Пьяная рожа. Дринкуотер (возмущенно). Ну, знаете! Нет уж, извините, кептен! Мое имя
      Дринкуотер. Можете справиться на кладбище святого Иоанна на
      Ватерлоо-роуд. Имя это написано на могильной плите моего деда. Брасбаунд. Если не придержишь язык, оно скоро будет написано на твоей
      могильной плите. (Поворачиваясь к присутствующим.) С вашего позволения,
      объяснимся начистоту. В этих местах, да и в любых других, где
      отсутствуют регулярные, дисциплинированные войска, конвой таков, каков
      его командир. Если я возьмусь за это дело, конвоем вашим буду я сам.
      Мне может понадобиться десяток людей или, скажем, десяток лошадей.
      Некоторые из этих лошадей и поголовно все люди окажутся с норовом. Если
      человек или лошадь попробуют свой норов на мне, тем хуже для них. Вас
      это касаться не будет. Я прикажу своим людям пристойно вести себя в
      присутствии леди, и они выполнят мой приказ. Но леди соблаговолит
      принять к сведению, что с людьми я обращаюсь по-своему и никакого
      вмешательства не потерплю. Леди Сесили. Капитан Брасбаунд, мне лично совсем не нужен конвой. Он только
      вовлечет нас в какую-нибудь опасность, и мне же придется потом
      выпутываться из нее. Так уж всегда получается, когда берешь конвой. Но
      поскольку сэр Хауард предпочитает, чтобы нас эскортировали, вам,
      по-моему, лучше всего остаться дома и передать командование мне. Я
      уверена, что отлично полажу с вашими людьми - для этого нужно только
      обращаться с ними по-человечески. Дринкуотер (в восторге). И еще как поладите, леди, ручаюсь вам! Брасбаунд (с иронической уступчивостью). Хорошо. Я согласен. (Дрткуотеру.)
      Поедете без меня. Дринкуотер (в ужасе). Что? Что вы такое говорите? Мы без вас не можем. (К
      леди Сесили.) Нет уж, леди, так не годится. Да разве мы, несчастные,
      необразованные бродяги, можем идти на опасное дело без кептена? А кто
      нами будет командовать? Нет, леди, нет! Вместе мы стоим, поодиночке
      падаем. Леди Сесили. Если вы предпочитаете своего капитана, пожалуйста, пусть едет.
      Вам, наверно, нравится, когда с вами обращаются так, как он? Дринкуотер (с тщеславной улыбкой). Ну, леди, вы же не станете отрицать, что
      он настоящий джентльмен. Любит малость самоуправничать, но так уж
      положено джентльмену. Да ведь вправить мозги таким нехристям, как мы,
      только самоуправством и можно, уверяю вас. Брасбаунд. Довольно. Ступай. Дринкуотер. Я только хотел растолковать леди, что...
      Капитан угрожающим жестом прерывает его. Он со всех ног
      удирает в дом, за ним следует итальянец.
      Брасбаунд. Видите, миледи? Эти люди служат мне по доброй воле. Если они
      недовольны, мы расстаемся. Если недоволен я, мы тоже расстаемся. Они
      стараются не вызывать моего недовольства. Сэр Хауард (с одобрением и растущим доверием слушая его). Капитан Брасбаунд,
      вы именно тот человек, который мне нужен. Если мы решим совершить
      экскурсию и ваши условия окажутся приемлемыми, я воспользуюсь вашими
      услугами. Надеюсь, вы не возражаете, Сесили? Леди Сесили. О, нет. К тому же эти люди, видимо, по-настоящему любят вас,
      капитан Брасбаунд. Я уверена, что у вас доброе сердце. У вас такие
      славные глаза. Сэр Хауард (шокирован). Право, дорогая Сесили, вам следовало бы воздержаться
      от слишком доверительных замечаний по поводу глаз и лиц. (К
      Брасбаунду.) Итак, ваши условия, капитан? Брасбаунд. Куда вы собираетесь ехать? Сэр Хауард. Право, не знаю. Куда мы можем поехать, мистер Рэнкин? Рэнкин. Послушайтесь моего совета, сэр Хауард, не забирайтесь далеко. Брасбаунд. Я могу проводить вас в Мескалу, откуда вы увидите Атласские горы.
      Из Мескалы я могу отвезти вас в старинный замок в горах, где вам никто
      не помешает пробыть столько, сколько вы захотите. Обычная плата
      полдоллара в день за каждого человека. Питание тоже за ваш счет. Я
      получаю вдвойне. Сэр Хауард. Я полагаю, вы ручаетесь за то, что у вас достаточно крепкие
      парни, которые, в случае надобности, не побоятся взяться за винтовки? Брасбаунд. Я ручаюсь за то, что меня они боятся больше, чем марокканцев. Леди Сесили. Все это не имеет ровно никакого значения, Хауард. Важно другое,
      капитан Брасбаунд: во-первых, возьмите с собой как можно меньше людей
      во время путешествия мужчины всегда доставляют массу хлопот; во-вторых,
      отберите людей со здоровыми легкими, не подверженных простуде. И самое
      главное, присмотрите, чтобы одежда у них была из хорошего прочного
      материала. В противном случае, мне всю поездку придется стирать, шить и
      чинить, а у меня, поверьте, и без того будет достаточно забот - мне
      ведь придется следить, чтобы они были хорошо вымыты и накормлены. Брасбаунд (надменно). Мои люди не дети, миледи. Леди Сесили (с неколебимой убежденностью). Все мужчины - дети, капитан. Я
      вижу, вы многого не замечаете. У этого несчастного итальянца только
      один ботинок зашнурован как следует; на другом шнурок совершенно
      изорван. А мистер Дринкуотер, судя по цвету его лица, нуждается в
      лечении. Брасбаунд (внутренне озадаченный и обескураженный, несмотря на всю свою
      решимость не позволять шутить над собой). Сударыня, если вам нужен
      конвой, я могу обеспечить вас конвоем. Если же вам угодно совершить
      прогулку с учениками воскресной школы, это я вам предоставить не в
      силах. Леди Сесили (с грустной нежностью). А разве вам не хотелось бы этого,
      капитан? Ах, если бы я только могла показать вам своих ребятишек из
      Уайнфлитской воскресной школы! Как бы им понравились все эти места,
      верблюды, негры! Я уверена, что вы с большим удовольствием провели бы с
      ними время. А какое воспитательное значение имело бы это для ваших
      людей!
      Брасбаунд с пересохшими губами уставился на нее.
      Сэр Хауард. Сесили, перестаньте рассказывать глупости капитану Брасбаунду.
      Пора окончательно договориться с ним об условиях. Леди Сесили. Но мы уже обо всем договорились. Выезжаем завтра в восемь утра,
      если вы ничего не имеете против, капитан. Об итальянце не беспокойтесь:
      у меня с собой большой сундук с одеждой для моего брата, который живет
      в Риме; я найду там пару шнурков. А теперь идите домой, ложитесь спать
      и не хлопочите попусту. Вам надо только привести утром своих людей, обо
      всем остальном я позабочусь сама. Мужчины всегда так нервничают перед
      поездкой! Спокойной ночи. (Протягивает ему руку.)
      Пораженный, он в первый раз снимает шляпу. Угрызения
      совести мешают ему сразу пожать ей руку. Он колеблется,
      затем оборачивается к сэру Хауарду и серьезно, почти
      угрожающе, обращается к нему.
      Брасбаунд. Сэр Хауард Хэллем, советую вам не предпринимать эту экспедицию. Сэр Хауард. Вот как? Почему? Брасбаунд. Тут вы в безопасности. Предупреждаю вас, здешнее правосудие не
      похоже на ваше английское. Здесь нет судов. Если вы обидели мужчину, вы
      можете встретить его в горах. Если вы обидели женщину, вы можете
      встретить в горах ее сына. Правосудие здешних гор - правосудие мести. Сэр Хауард (слова и тон капитана слегка его забавляют). Я вижу, вы суеверны,
      капитан. Все моряки обычно суеверны. Однако я полностью полагаюсь на
      ваш конвой. Брасбаунд (почти угрожающе). Берегитесь! Мстителем может оказаться
      кто-нибудь из конвоя. Сэр Хауард. Я уже встретился с единственным человеком из вашего конвоя,
      который мог бы таить злобу против меня, но и тот был мною оправдан. Брасбаунд. Значит, вам суждено ехать? Сэр Хауард (улыбаясь). Видимо, так. Брасбаунд. Пеняйте на себя! (К леди Сесили, пожимая ей наконец руку.)
      Спокойной ночи. (Уходит.)
      Уже наступила звездная ночь.
      ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
      Полдень. Комната в марокканском замке. Вдоль обветшалых
      глинобитных стен, частично крашеных, частично
      облицованных белой плиткой с зелеными и желтыми узорами,
      тянется диван. Потолок выложен небольшими яркими
      разноцветными квадратиками с золочеными краями и
      золотыми шишечками. На цементном полу разложены циновки,
      овчины и кожаные подушки с геометрическим рисунком. В
      середине маленький мавританский столик, возле него
      громоздкое седло, покрытое пестрым чепраком : это
      говорит о том, что в комнате живут иностранцы, привыкшие
      к стульям. Присев за столик на это сиденье, вы
      оказываетесь справа от главного входа - большой
      подковообразной арки, а между вами и аркой лежит второе
      седло. Если вы к тому же чувствительны к сквознякам, вы,
      вероятно, схватите простуду, так как справа, позади вас,
      в стене проделана маленькая дверь в мавританском стиле.
      Несколько человек из отряда Брасбаунда, истомленные
      полуденным зноем, лениво растянулись на полу, подложив
      куртки под голову и поудобней задрав ноги на диван. Те,
      кто в рубашках, расстегнули ворот, чтобы легче дышать.
      Остальные сделать этого не могут - на них свитеры. Все в
      сапогах и кожаных поясах, у каждого под рукой винтовка.
      Один из конвоиров, тот, чья голова покоится на втором
      седле, одет в английский костюм яхтсмена, некогда белый
      и модный. Это, по-видимому, милый бездельник из хорошей
      английской семьи, сбившийся с пути, но еще сохранивший
      некоторые остатки собственного достоинства: он каждый
      день бреется и причесывает свои редеющие волосы,
      которые, впрочем, не были густыми даже в лучшие
      времена его жизни.
      Тишину нарушает лишь храп молодого джентльмена, спящего
      с раскрытым ртом. Наконец, его будят отдаленные
      выстрелы. Он конвульсивно сжимает рот и с трудом
      открывает глаза. За сценой раздается яростный удар ногой
      в дверь и слышится голос Дринкуотера, поднимающего
      тревогу.
      Дринкуотер. Эй вы, подъем! Слышите? Подъем! (Врывается в комнату через арку,
      разгоряченный бегом и волнением, и мечется по комнате, расталкивая
      спящих) Да поднимайтесь вы! Эй, Редбрук! Вставай, Малыш! (Грубо толкает
      молодого джентльмена.) Редбрук (садясь). Проваливай! Кому я говорю? Что стряслось? Дринкуотер (негодующе). Что стряслось? Стрельбы вы не слышали, что ли? Редбрук. Нет. Дринкуотер (фыркая). Нет? Решили, что так оно спокойнее будет, а? Редбрук (с неожиданным проблеском сообразительности). Вот оно что! Ты сам
      сбежал. Эй, черти, подъем! Тревога! Джек Пьяная рожа задал деру!
      Люди поспешно вскакивают и хватаются за винтовки.
      Дринкуотер. Вот именно что тревога! Еще бы не тревога! Но пока вы тут
      дрыхли, все уже кончилось.
      Они снова устаю опускаются на пол.
      Почему вы спокойненько валялись тут, вместо того, чтобы прийти нам на
      помощь: Бени Сера напал на нас, вот что, а нам, будьте уверены, до дому
      было еще порядочно. Марцо досталось, эти черти влепили ему таки пулю
      прямо в плечо. Брасбаунд с шестисот пятидесяти ярдов убил под шейхом
      коня. (Расталкивая их.) А ну, поднимайтесь, готовьте место для
      английской аристократии - лорда Хэллема и леди Уайнфлит. Редбрук. Леди, наверно, упала в обморок, а? Дринкуотер. В обморок? Держи карман шире! Она все порывалась пойти и
      поговорить с Бени Сера, провалиться мне на этом месте, если вру! И еще
      спрашивала, чего мы испугались. А рану Марцо перевязала, как заправская
      медицинская сестра.
      Через арку входит сэр Хауард с большой тропической
      сеткой на своей белой шляпе; следом за ним люди
      Брасбаунда под руки вводят раненого Марцо, хнычущего и
      перепуганного мыслью о смерти, а следовательно, и об
      ожидающих его загробных муках, которые, как он отлично
      понимает, вполне им заслужены. Он без куртки, грудь его
      забинтована. Один из тех, кто поддерживает его,
      чернобородый, коренастый, медлительный немолодой
      человек, который - это чувствуется - когда-то
      принадлежал к порядочному обществу. Зовут его, как
      выяснится впоследствии, Джонсон. Леди Сесили идет рядом
      с Марцо. Редбрук, несколько сконфуженный, отходит к
      противоположной стене, стараясь держаться подальше от
      вновь прибывших.
      Дринкуотер (оборачивается к ним и приветствует их с насмешливой
      церемонностью). Добро пожаловать в замок Брасбаунда, сэр Хауард и леди.
      Вот ваша гостиная. Здесь можно пить кофе и принимать посетителей.
      Сэр Хауард, изрядно утомленный, подходит к столику и
      опускается на седло. Леди Сесили подходит к Дринкуотеру.
      Леди Сесили. Где постель Марцо? Дринкуотер. Постель, леди? Ну, он у нас не привереда. Положим его на пол у
      стены, с него и довольно.
      Они укладывают Марцо у стены, близ маленькой дверцы.
      Марцо стонет. Джонсон флегматично отходит от него и
      направляется к Редбруку.
      Леди Сесили. Но ведь нельзя же оставить его здесь в таком состоянии. Дринкуотер. Да ему тут совсем не плохо. (Грубо, к Марцо.) Тебе хорошо,
      Марцо, верно?
      Марцо хнычет.
      Словом, порядок. Леди Сесили (сэру Хауарду) Видели вы когда-нибудь такую беспомощность!
      (Направляется к маленькой дверце ) Дринкуотер Эй! (Бежит к двери и загораживает вход.) Вы куда это, ваша
      милость? Леди Сесили. Я хочу осмотреть все комнаты в замке и найти место, где можно
      уложить этого человека. А сейчас я скажу вам, куда пойдете вы. Вы
      пойдете и принесете Марцо воды: он хочет пить. Затем, когда я выберу
      для него комнату, вы приготовите там ему постель. Дринкуотер (саркастически). А еще что изволите приказать? Не стесняйтесь,
      леди, будьте как дома. Сесили (деликатно). Если не хотите, можете не ходить, мистер Дринкуотер. Вы,
      вероятно, переутомились. (Направляется к арке.) Я попрошу капитана
      Брасбаунда, он не откажет. Дринкуотер (перепуганный, бежит за ней и загораживает дорогу). Нет, нет! Что
      вы, леди! Зачем беспокоить кептена? Я все сделаю. Леди Сесили (серьезно). Я в этом не сомневалась, мистер Дринкуотер. У вас
      такое доброе лицо. (Поворачивается и скрывается за маленькой дверцей.) Дринкуотер (глядя ей вслед). Ну и катись! Сэр Хауард (Дринкуотеру). Велите кому-нибудь из своих приятелей показать мне
      мою комнату, пока вы ходите за водой. Дринкуотер (нагло). Вашу комнату? А эта для вас недостаточно хороша, что ли?
      (Яростно.) Уж не собираетесь ли вы здесь распоряжаться, а? Сэр Хауард (спокойно встает и отступает под защиту Редбрука и Джонсона, к
      которым и обращается). Можете вы указать мне более уединенную комнату,
      чем эта? Джонсон (отрицательно качая головой). Я не получил приказаний на этот счет,
      сэр. Вам придется подождать, пока придет капитан. Дринкуотер (следуя за сэром Хауардом). А пока вы ждете, приказывать вам буду
      я, понятно? Джонсон (медлительно и сурово к Дринкуотеру). Эй, ты, полегче! Разве не
      видишь, что три джентльмена вежливо разговаривают о своих делах? Дринкуотер (струхнув). Не стоит сердиться, мистер Джонсон... Джонсон (угрожающе). Нет, стоит. Ты как ведешь себя, ублюдок? (К сэру
      Хауарду.) Вот в чем проклятье нашей жизни, сэр; приходится общаться со
      всякой мразью. Мой отец, сэр, был капитан Джонсон из Гулля, имел
      собственную шхуну. Большинство из нас здесь - джентльмены, сэр, как вы
      убедитесь, за исключением вон того жалкого иностранца да этого грязного
      мерзавца. (Презрительно указывает на Дринкуотера.) Он ведь
      незаконнорожденный, мальчишка с улицы. Дринкуотер (разражаясь слезами). Классовые предрассудки, вечно эти классовые
      предрассудки! А вы-то сами кто такие? Проклятый сброд из ночлежек,
      только и всего.
      Джонсон шокирован, остальные тоже кипят негодованием.
      Лучше уж совсем не иметь семьи, как я, чем позорить почтенных
      родителей, как вы. Джонсон. Джек Пьяная рожа, я обвиняю тебя в непристойном поведении и
      выражениях, недостойных джентльмена. Те, кто согласны со мной, выразят
      свое мнение обычным способом. Все (горячо). Да, да! Дринкуотер (исступленно). Нет! Джонсон. Феликс Дринкуотер, ты удалишься сам или будешь ждать, пока тебя
      выставят? Реветь можешь в коридоре. Вздумаешь скандалить - у тебя будет
      о чем поплакать.
      Все угрожающе надвигаются на Дринкуотера.
      Дринкуотер (хнычет). Оставьте меня в покое, я ухожу. Истинно
      демократического духа здесь не больше, чем в ньюингтонском полицейском
      участке, будь он проклят. (В слезах направляется к арке.)
      В это время входит Брасбаунд. Дринкуотер поспешно
      ретируется влево от капитана, остальные, по мере того
      как Брасбаунд приближается к середине комнаты, отступают
      вправо. Сэр Хауард устало опускается на диван позади
      них.
      Брасбаунд (к Дринкуотеру). Почему хнычешь? Дринкуотер. Спросите ваших аристократов. Они нашли, что мое поведение
      недостойно джентльмена.
      Брасбаунд уже собирается потребовать у Джонсона
      объяснений, но в эту минуту из маленькой дверцы выходит
      леди Сесили становится между Брасбаундом и
      Дринкуотером.
      Леди Сесили (Дринкуотеру). Вы принесли воду? Дринкуотер. Теперь еще вы станете помыкать мною! (Снова начинает плакать.) Леди Сесили (удивленно). Так не годится, мистер Дринкуотер. Пока вы в
      слезах, я не могу позволить вам ухаживать за вашим другом. Дринкуотер (исступленно). Думаете, это разобьет мне сердце, да? (Горько
      рыдая, бросается на диван в припадке по-детски бессильной злобы.) Леди Сесили (удивленно глянув на него). Капитан Брасбаунд, существуют ли в
      Атласских горах поденщицы? Брасбаунд. Здесь, как и всюду, существуют люди, которые готовы работать,
      если им платят. Леди Сесили. Замок этот очень романтичен, капитан, но основательная уборка
      не производилась в нем, видимо, с тех самых пор, как здесь жил пророк.
      Я нашла только одну комнату, где можно поместить больного. Это вторая
      справа по коридору. Только в ней есть постель. Брасбаунд (надменно). Это моя комната, сударыня. Леди Сесили (с облегчением). Ну, тогда все в порядке! Мне было бы очень
      неловко просить кого-либо из ваших людей освободить ее. А вы, я знаю,
      не будете возражать.
      Все остолбенело смотрят на нее. Даже Дринкуотер позабыл
      от изумления свои горести.
      Брасбаунд. Простите, сударыня, а о моих удобствах вы тоже позаботились? Леди Сесили (успокоительно). Разумеется. Вы займете мою комнату, где бы она
      ни находилась. Уверена, что плохую вы для меня не выбрали. Я должна
      быть возле раненого и согласна устроиться кое-как. А теперь нужно со
      всей осторожностью перенести Марцо. Где мой верный рыцарь мистер
      Джонсон? А, вот и вы, мистер Джонсон.
      (Бежит к Джонсону мимо Брасбаунда.)
      Брасбаунд поспешно уступает ей дорогу. На его лице не
      отражается ничего, если не считать крайнего недоумения и
      негодования.
      Попросите, пожалуйста, вашего могучего друга помочь нам перенести
      Марцо. Сильные люди всегда такие нежные. Джонсон. Разрешите представить вам мистера Редбрука. Ваша милость, возможно,
      знает его отца, достопочтенного декана Редбрука. (Направляется к
      Марцо.) Редбрук. Рад служить вам, леди Сесили. Леди Сесили (пожимая ему руку). Здравствуйте. Разумеется, я знала вашего
      отца. Это было в Данеме, не правда ли? А вас, по-моему, называли... Редбрук. Малыш. Именно так. Леди Сесили. Но почему... Редбрук (предвосхищая вопрос). Карты и вино, леди Сесили. (Подходит к
      Джонсону и раненому.)
      Леди Сесили следует за ним.
      А ну-ка, граф Марцо!
      Джонсон и Редбрук поднимают Марцо, он стонет.
      Леди Сесили. Спокойнее, Марцо. Вам никто не делает больно. Осторожнее, чем
      они, быть просто невозможно. Марцо. Пить! Леди Сесили. Я сама принесу вам воды: ваш друг мистер Дринкуотер слишком
      расстроен... Осторожнее, здесь угол. Сюда, сюда, вторая дверь направо.
      (Уходит вслед за Джонсоном и Редбруком, уносящими Марцо в маленькую
      дверь.) Брасбаунд (все еще пребывая в изумлении). Ну и ну, черт меня побери! Дринкуотер (вскакивая). Чтоб мне провалиться! Брасбаунд (раздраженно оборачиваясь). Что ты сказал? Дринкуотер. А сами вы что сказали, кептен? Первый раз вижу, что вы кого-то
      испугались.
      Остальные смеются.
      Брасбаунд. Испугался? Дринкуотер (ехидно). Она, можно сказать, вытащила из-под вас постель и
      отдала ее нищему бродяге. Поговорите-ка с ней, когда она вернется, если
      не боитесь ее. Брасбаунд (к сэру Хауарду). Я хотел бы, сэр Хауард, чтобы вы уяснили себе
      одно: в этом замке распоряжаюсь я и только я. Будьте так любезны
      передать это леди Сесили Уайнфлит. Сэр Хауард (приподымаясь и взяв себя в руки). Вам представится
      неограниченная возможность самому переговорить с леди Сесили, когда она
      вернется.
      Дринкуотер хихикает, остальные ухмыляются.
      Брасбаунд. У меня грубые манеры, сэр Хауард. А не хочу пугать даму. Сэр Хауард. Если вам удастся напугать леди Сесили, вы окажете великую услугу
      всей ее семье, капитан Брасбаунд. Если бы она поняла, что такое
      опасность, она научилась бы избегать ее. Брасбаунд. Вот что, сэр, пусть она будет хоть десять раз леди Сесили, ей все
      равно придется считаться со мной, пока она находится здесь. Дринкуотер. Что верно, то верно, кептен. Поддержите-ка свой авторитет.
      Брасбаунд раздраженно оборачивается.
      (Дринкуотер отступает с протестующим жестом.) Ну, ну, ну! Сэр Хауард. Если вас это нервирует, капитан, я с удовольствием передам ей
      ваши слова. Брасбаунд. Нервирует, сэр? Нет, нервы не по моей части. Вы убедитесь, что я
      вполне способен сам сказать все, что хочу, и, если понадобится, сказать
      достаточно веско.
      Сэр Хауард с вежливым, но недоверчивым видом кивает
      головой.
      Дринкуотер. Гм-гм...
      Леди Сесили возвращается с Джонсоном и Редбруком. В
      руках у нее кувшин.
      Леди Сесили (останавливаясь между дверью и аркой). А теперь за водой. Где
      она? Редбрук. Во дворе есть колодец. Я достану для вас ведро воды. Леди Сесили. Вы очень любезны, мистер Редбрук. (Направляется к арке.)
      Редбрук идет за ней.
      Дринкуотер. Что же вы, кептен Брасбаунд? Разве вам нечего сказать леди, а? Леди Сесили (останавливаясь). Я сейчас вернусь и выслушаю рас, капитан. Ах
      да, пока не забыла! (Выходит вперед и останавливается между капитаном и
      Дринкуотером.) Пожалуйста, скажите мне, капитан, если я хоть в чем-то
      нарушаю ваши распоряжения. Если я даже самую чуточку мешаю вам,
      немедленно останавливайте меня. Вы здесь отвечаете за все, поэтому ваши
      приказы ваш авторитет всегда должны быть на первом месте. Вы скажете
      мне, да? Брасбаунд (неловко - он окончательно побит). Прошу вас поступать, как вам
      заблагорассудится, сударыня. Леди Сесили. Благодарю. Вы верны себе, капитан. Благодарю. А теперь, мистер
      Редбрук, покажите мне, как пройти к колодцу. (Уходит вслед за Редбруком
      через арку.) Дринкуотер. Ну и срам! Перед женщиной спасовал. Джонсон (подходя к Брасбаунду справа). Что еще случилось? Дринкуотер (с разочарованным видом). Не спрашивайте меня, мистер Джонсон.
      Кептен-то наш оказался вроде нас грешных. Брасбаунд (слегка пристыженный). Что она там еще затеяла, Джонсон? Джонсон. А вот что. Марцо лежит в вашей постели. Леди хочет устроить в
      приемной шейха кухню, а меня с Малышом поместить в его спальне, чтобы
      мы были под рукой на тот случай, если у Марцо начнется рожа и он станет
      буйствовать. Насколько я понимаю, она намерена стать сестрой-хозяйкой
      этого заведения. Полагаю, в этом нет ничего худого, а? Дринкуотер. И начнет она теперь командовать нами, как малыми ребятами. А
      кептен боится ей даже слово сказать!
      Леди Сесили возвращается вместе с Редбруком, неся полный
      кувшин воды.
      Леди Сесили (опускает кувшин на пол и, как прежде, становится между
      Брасбаундом и Дринкуотером). А теперь, капитан, прежде чем я уйду к
      бедному Марцо, скажите, о чем вы хотели побеседовать со мной. Брасбаунд. Я? Ни о чем. Дринкуотер. Не отступайте, хозяин! Будьте мужчиной! Леди Сесили (недоуменно глядя на Дринкуотера). Мистер Дринкуотер утверждал,
      что вы хотите поговорить со мной. Брасбаунд (приходя в себя). Я хотел вам только сказать, что у этого вот
      парня (указывает на Дринкуотера) бывают припадки наглости. Если он
      будет дерзить вам или ослушается вас, я даю вам право приказать моим
      людям бить его столько, сколько вы сочтете нужным. А уж я присмотрю за
      тем, чтобы он получил все сполна. Дринкуотер (протестующе возвышая голос). Ну, ну... Леди Сесили. Что вы, что вы, капитан Брасбаунд! Ведь это обидело бы мистера
      Дринкуотера. Дринкуотер (плаксиво). Леди не способна на такое варварское обращение. Леди Сесили. Но я тоже хотела бы кое о чем вас попросить, если, конечно,
      мистер Дринкуотер ничего не имеет против. Это очень важно, особенно
      если за Марцо будет ухаживать именно он. Брасбаунд. Что такое? Леди Сесили. Вы не будете возражать, мистер Дринкуотер, правда? Дринкуотер (подозрительно). Чего еще? Леди Сесили. Опасность рожи у раненого была бы куда меньше, если бы вы были
      настолько любезны и приняли ванну. Дринкуотер (в ужасе). Ванну? Брасбаунд (тоном приказа). Смирно!
      Все становятся по команде "смирно".
      Взять этого человека и вымыть его.
      Люди Брасбаунда, давясь от хохота, хватают Дринкуотера.
      Дринкуотер (протестуя изо всех сил). Нет! Нет! Да послушайте... Брасбаунд (неумолимо). Холодной водой! Дринкуотер (вопит). Не...е...т!.. Не могу, говорю вам, не могу. Нет!
      Послушайте! Нет, нет, нет!
      Его утаскивают через арку под раскаты хохота, вопли
      протеста и всхлипывания.
      Леди Сесили. Боюсь, что бедняга не привык к таким вещам, капитан Брасбаунд,
      но это, право же, пойдет ему на пользу. Ну, а теперь мне пора к моему
      больному. (Берет кувшин и уходит с ним в маленькую дверцу, оставив
      Брасбаунда наедине с сэром Хауардом ) Сэр Хауард (вставая). А теперь, капитан Брас... Брасбаунд (с гневным презрением прерывая сэра Хауарда, чем тот немало
      удивлен). Сейчас я займусь вами. (Зовет.) Джонсон! Эй, вы там, Джонсона
      и Османа ко мне. (Снимает куртку и бросает ее на стог, оставшись
      налегке в синем шерстяном свитере ) Сэр Хауард (подавив мгновенную вспышку гнева, говорит со сдержанной силой,
      невольно привлекающей внимание Брасбаунда.) Вы, видимо, полновластный
      хозяин по отношению к вашим людям. Брасбаунд. Я полновластный хозяин по отношению ко всем, кто находится в этом
      замке. Сэр Хауард (вежливо, но угрожающе). Я уже заметил, что вы так полагаете. Но
      я не согласен с вами. У правительства ее величества сильные и длинные
      руки. Если со мной или моей невесткой случится что-либо неприятное, эти
      руки дотянутся даже сюда. А уж если это произойдет, вы вряд ли
      сохраните здесь положение полновластного хозяина. Простите, что
      напоминаю вам об этом. Брасбаунд (угрюмо). Очень вам это поможет!
      Через арку входит Джонсон.
      Где Осман, гонец шейха? Он мне тоже нужен. Джонсон. Идет, капитан. Он как раз кончал молитву.
      Под аркой появляется Осман, высокий, тощий, пожилой
      марокканец.
      Брасбаунд. Осман Али!
      Осман выходит вперед и становится между Брасбаундом и
      Джонсоном.
      Ты видел, что сюда с нами прибыл этот неверный? (Указывает на сэра Хауарда.) Осман. Да, и с ним бесстыдница с открытым лицом. Она похвалила мою внешность
      и подала мне руку. Джонсон. А ты взял ее руку, старина, не правда ли? Брасбаунд. Бери коня и скачи, да побыстрее, к своему господину шейху Сиди
      эль Ассифу. Осман (гордо). Потомку пророка. Брасбаунд. Расскажи ему, что ты здесь видел. Вот и все. Джонсон, дай ему
      доллар и заметь время его отъезда. Пусть господин его знает, как быстро
      он умеет гнать коня. Осман. Слово правоверного да пребудет с аллахом и его слугой Сиди эль
      Ассифом! Брасбаунд. Убирайся! Осман. Исполни волю своего господина, о Джонсон эль Гулль, прежде чем я
      скроюсь от взоров его. Джонсон. Он хочет получить доллар.
      Брасбаунд дает Осману монету.
      Осман (кланяясь). Аллах да облегчит муки ада другу Сиди эль Ассифа и его
      слуге. (Уходит через арку.) Брасбаунд (Джонсону). Не пускай сюда никого до прибытия шейха. Мне нужно
      обсудить одно дело. Когда шейх появится, нам придется держаться всем
      вместе: Сиди эль Ассиф, естественно, захочет первым делом перерезать
      всем нам глотки. Джонсон. Мы надеемся, капитан, что вы сумеете поладить с ним, коль скоро
      сами пригласили его сюда. Брасбаунд. Вы можете положиться на меня. Я думаю, вам это известно. Джонсон (флегматично). Да, нам это известно. (Направляется к выходу, но в
      этот момент сэр Хауард обращается к нему.) Сэр Хауард Надеюсь, мистер Джонсон, вам известно, что вы можете положиться и
      на меня. Джонсон (оборачиваясь). На вас, сэр? Сэр Хауард Да, на меня. Если мне перережут глотку, марокканскому султану
      придется послать в министерство колоний голову Сиди и сто тысяч
      долларов возмещения. Но даже этой ценой он не спасет свое государство,
      равно как не спасете свою жизнь и вы, если ваш капитан вздумает
      проделать со мной то же самое. Джонсон (пораженный). Это так, капитан? Брасбаунд. Я знаю цену этому джентльмену, быть может, лучше, чем он сам.
      Постараюсь принять его слова к сведению.
      Джонсон с серьезным видом кивает и направляется к
      выходу, но в эту минуту леди Сесили на цыпочках
      появляется из маленькой дверцы и шепотом окликает его.
      Она сняла свой дорожный костюм и надела передник. На
      поясе у нее висит корзиночка со швейными
      принадлежностями.
      Леди Сесили. Мистер Джонсон!
      Он оборачивается.
      Марцо заснул. Не будете ли так любезны попросить джентльменов не шуметь
      во дворе под его окном. Джонсон. Слушаюсь, сударыня. (Уходит.)
      Леди Сесили садится за столик и принимается шить повязку
      для раненой руки Марцо. Брасбаунд расхаживает взад и
      вперед справа от нее, бормоча себе под нос нечто столь
      зловещее, что сэр Хауард считает за благо убраться с его
      дороги, перейдя на другую сторону и усевшись на второе
      седло.
      Сэр Хауард. Вы еще способны уделить мне минуту внимания, капитан Брасбаунд? Брасбаунд (не останавливаясь). Что вы хотите? Сэр Хауард. Боюсь, что покажусь вам слишком настойчивым, но я хотел бы двух
      вещей - возможности уединиться и, если позволите так выразиться,
      некоторой вежливости. Я премного обязан вам за то, что вы выручили нас
      сегодня во время нападения. До сих пор вы выполняли свои обязательства.
      Но как только мы оказались здесь на положении ваших гостей, вы, а равно
      и худшие из ваших людей изменили тон по отношению к нам. Я сказал бы
      даже - намеренно изменили. Брасбаунд (круто останавливается и в упор бросает). Вы здесь не гость, а
      пленник. Сэр Хауард. Пленник!
      Леди Сесили, бросив на них беглый взгляд, продолжает
      шить, как будто это ее не касается.
      Брасбаунд. Я вас предупреждал. Вам следовало прислушаться к моему
      предупреждению. Сэр Хауард (немедленно меняя тон, в котором звучит теперь холодное презрение
      к непорядочному человеку). Из этого я, очевидно, должен заключить, что
      вы разбойник? Речь идет о выкупе? Брасбаунд (с необъяснимым пафосом). Всех богатств Англии не хватит, чтобы
      выкупить вас. Сэр Хауард. Чего же вы тогда хотите? Брасбаунд. Воздать по справедливости вору и убийце.
      Леди Сесили опускает шитье и с беспокойством смотрит на
      них.
      Сэр Хауард (глубоко задетый, с достоинством поднимается). Вы относите эти
      слеза ко мне, сэр? Брасбаунд. Да. (Поворачивается к Леди Сесили и добавляет, презрительно
      указывая на сэра Хауарда.) Взгляните на него. Можете вы предположить,
      что этот джентльмен, исполненный добродетельного негодования,
      приходится дядей разбойнику?
      Сэр Хауард вскакивает, по удар слишком силен для него, и
      он, внезапно постарев, снова садится. Руки его дрожат,
      но глаза и рот по-прежнему выражают бесстрашие,
      решительность и злость.
      Леди Сесили. Дядя? Что вы имеете в виду? Брасбаунд. Разве этот человек, облаченный в красную мантию и называющий себя
      судьей, никогда не рассказывал вам о моей матери? Сэр Хауард (почти беззвучно). Вы сын этой женщины? Брасбаунд (яростно). Этой женщины? (Хочет броситься на сэра Хауарда.) Леди Сесили (поспешно встает и кладет руку на плечо Брасбаунда).
      Успокойтесь. Вы же не ударите старика. Брасбаунд (вне себя от гнева). Он не пощадил мою мать, "эту женщину", как он
      ее называет только за то, что она женщина. Я тоже не пощажу его только
      за то, что он старик. (Понизив голос, глухо и мстительно.) Но я не
      ударю его.
      Леди Сесили отпускает его и садится. Она в полном
      недоумении.
      (Брасбаунд, бросив злобный взгляд на сэра Хауарда, продолжает.) Я
      только свершу над ним правый суд. Сэр Хауард (вновь обретая голос и энергию). Суд! Я полагаю, что это месть,
      которую вы, ослепленный своими страстями, выдаете за правосудие. Брасбаунд. Сколько несчастных на скамье подсудимых испытали вашу месть,
      прикрытую той же личиной, месть общества, которую оно, ослепленное
      своими страстями, выдает за правосудие! А теперь правосудие,
      оскверненное вами, настигнет вас под личиной мести. Что вы на это
      скажете? Сэр Хауард. Надеюсь, что встречу свою участь как подобает ни в чем не
      виновному человеку и неподкупному судье. В чем вы обвиняете меня? Брасбаунд. Я обвиняю вас в смерти моей матери и краже моего наследства. Сэр Хауард. Что касается вашего наследства, то вы могли получить его в любой
      момент - вам стоило лишь предъявить свои права на него. Три минуты
      назад я даже не знал о вашем существовании. Утверждаю это совершенно
      категорически. Я никогда не знал, никогда не подозревал, что у моего
      брата Майлза остался сын. Что до вашей матушки, то дело ее было
      сложное, пожалуй, самое сложное, с каким мне приходилось сталкиваться.
      Именно в этом смысле я и упомянул о нем в разговоре с миссионером
      мистером Рэнкином в тот вечер, когда мы встретились с вами. Что же
      касается ее смерти, то вы знаете, должны знать, что она скончалась у
      себя на родине много лет спустя после нашей последней встречи.
      Возможно, вы были тогда слишком малы и просто не понимали, что дни ее
      уже сочтены. Брасбаунд. Вы хотите сказать, что она пила? Сэр Хауард. Я этого не сказал. Но я действительно думаю, что она не всегда
      могла отвечать за свои поступки. Брасбаунд. Да, она была к тому же невменяема. Пьянство ли довело ее до
      помешательства или помешательство до пьянства - это не важно. Вопрос
      стоит иначе кто довел ее и до того и до другого? Сэр Хауард. Полагаю, что бесчестный управляющий, присвоивший себе ее
      поместье. Повторяю, это был сложный случай. Совершилась страшная
      несправедливость, но ничего нельзя было сделать. Брасбаунд. Да, вы так ей сказали. А когда она не удовлетворилась этим лживым
      ответом, вы выгнали ее. Когда же она заклеймила вас на улице и
      пригрозила, что своими руками добьется удовлетворения, в котором ей
      отказал закон, вы арестовали ее, вынудили письменно извиниться перед
      вами и покинуть Англию, чтобы не лишиться свободы и не угодить в
      сумасшедший дом. А когда она уехала, умерла и все о ней забыли, вы
      нашли для себя способ вернуть имение, способ, которого не нашли для
      нее. Себе-то, вор и негодяй, вы вернули его без труда. Об этом он тоже
      рассказал миссионеру, леди Сесили, а? Леди Сесили (сочувственно). Бедная женщина! (Сэру Хауарду.) Неужели вы не
      могли помочь ей, Хауард? Сэр Хауард. Нет. Этот человек по невежеству своему вправе предполагать,
      будто, делая первые шаги в адвокатуре, я уже был в состоянии добиться
      того же, чего добился, когда стал генеральным прокурором. Но вы-то
      должны все это понимать. Мать его тоже можно извинить: она
      необразованная бразилианка, не имевшая представления об английских
      порядках и обезумевшая от несправедливости. Брасбаунд. Ваша защита... Хауард (решительно перебивая его) Я не защищаю себя. Я призываю вас
      повиноваться закону. Брасбаунд. Это я и намерен сделать. Закон в Атласских горах осуществляется
      шейхом Сиди эль Ассифом. Через час он будет здесь. Он - судья, как и
      вы. С ним вы можете поговорить о законе. Он растолкует вам и закон, и
      волю пророков. Сэр Хауард. Известно ли ему, насколько могущественна Англия? Брасбаунд. Ему известно, что Махди убил моего начальника Гордона, но тем не
      менее умер в собственной постели и попал в рай. Сэр Хауард. В таком случае ему известно и то, что по пятам Махди шло мщение
      Англии. Брасбаунд. Нет, не по пятам Махди, а по шпалам железной дороги Капштадт
      Каир. Кто вы такой, чтобы целая нация затевала из-за вас войну? Что
      скажут о вас газеты, если вы исчезнете? Что погиб еще один неосторожный
      турист. Что скажут ваши ученые друзья в суде? Что вам давно пора было
      уступить место тем, кто лучше и моложе вас. Вы - национальный герой?
      Нет уж, попробуйте лучше найти в Атласских горах золотые россыпи. Вот
      тогда все европейские державы поспешат вам на выручку. А до тех пор
      заботьтесь о своей участи сами. Сегодня вы впервые увидите перед собой
      не бледного и отчаявшегося беднягу, которого вы вручаете милосердию
      вашего бога, а лицемера судью, медоточиво выносящего вам свой ханжеский
      приговор.
      Сэр Хауард, глубоко задетый пренебрежением к своей
      профессии, впервые сбрасывает с себя маску напускного
      достоинства и, сжав кулаки, бросается к Брасбаунду. Леди
      Сесили поднимает глаза от шитья, чтобы убедиться, что
      противников разделяет стол.
      Сэр Хауард. Мне больше нечего сказать вам, сэр. Я не боюсь ни вас, ни любого
      другого бандита, с которым у вас сговор. Что же касается вашей
      собственности, можете получить ее, как только опомнитесь и предъявите
      свои права на отцовское наследство. Совершив же преступление, вы
      поставите себя вне закона и не только потеряете свое достояние, но
      навсегда закроете перед собой двери цивилизованного общества. Брасбаунд. Я не променяю возможность отомстить за мать даже на десять
      поместий. Леди Сесили (спокойно). Кроме того, Хауард, я, право, не думаю, что ему так
      уж выгодно вступить во владение этой недвижимостью; она ведь приносит
      не доход, а сто пятьдесят фунтов убытка ежегодно.
      Брасбаунд поражен этим откровением.
      Сэр Хауард (смутившись). Должен заметить, Сесили, что вы могли бы выбрать
      более удачный момент для того, чтобы сообщить этот факт. Брасбаунд (с отвращением). Обманщик! Крючкотвор! Даже цену, которую вы
      предлагаете за свою жизнь, вы хотите уплатить фальшивой монетой.
      (Зовет.) Эй, Джонсон! Редбрук! Кто там есть! (Сэру Хауарду.) Вы хотели
      уединения, вы его получите. Я не желаю оставаться в обществе подобного
      человека. Сэр Хауард (страшно обозленный и поэтому неустрашимый). Вы оскорбляете меня,
      сэр. Вы - негодяй! Да, негодяй!
      Через арку входят Джонсон, Редбрук и еще несколько
      человек.
      Брасбаунд. Уведите этого человека. Джонсон. Куда его поместить? Брасбаунд. Куда угодно, лишь бы он оказался на месте, когда понадобится. Сэр Хауард. Вы еще угодите в тюрьму, друг мой. Редбрук (весело и тактично). Полно, полно, сэр Хауард, какой смысл говорить
      дерзости? Идемте, мы устроим вас поудобнее.
      Сэр Хауард, гневно ворча на ходу, скрывается под аркой.
      Джонсон и Редбрук конвоируют его, остальные, за
      исключением Брасбаунда и леди Сесили, следуют за ними.
      Брасбаунд расхаживает взад и вперед по комнате,
      подогревая в себе негодование и тем самым невольно
      вступая в неравное сосьязание с леди Сесили, которая
      продолжает спокойно сидеть и шить. Вскоре становится
      ясно, что хладнокровная женщина может заниматься шитьем
      дольше, чем разъяренный мужчина - бушевать. Затем до
      помраченного гневом сознания капитана Брасбаунда
      доходит, что на какой-то незамеченной им стадии леди
      Сесили закончила повязку для Марцо и теперь чинит
      куртку. Он останавливается, смотрит на свой свитер, и,
      наконец, отдает себе отчет в ситуации.
      Брасбаунд. Что вы там делаете, сударыня? Леди Сесили. Чиню вашу куртку, капитан Брасбаунд. Брасбаунд. Не припоминаю, чтобы я просил вас о таком одолжении. Леди Сесили. Вы не просили. Я думаю, вы даже не знали, что она порвана.
      Некоторые мужчины неряшливы от природы. Не можете же вы принять. Сиди
      эль...- как бишь его? - с наполовину оторванным рукавом. Брасбаунд (сконфуженно). Я... Я не знаю, каким образом он оторвался. Леди Сесили. Когда имеешь дело с людьми, не следует давать волю благородному
      негодованию. Это особенно болезненно отражается на одежде, мистер
      Хэллем. Брасбаунд (взрываясь). Прошу не называть меня мистер Хэллем. Ненавижу это
      имя. Леди Сесили. Ваше уменьшительное прозвище Черный Пакито, не правда ли? Брасбаунд (надменно). В лицо меня обычно так никто не называет. Леди Сесили (поворачивая куртку). Простите. (Берет новую нитку и вдевает ее
      в иголку, спокойно и задумчиво поглядывая на него.) Знаете, вы
      поразительно похожи на своего дядю. Брасбаунд. Проклятье! Леди Сесили. Что? Брасбаунд. Если бы я знал, что в моих жилах течет хоть капля его черной
      крови, я вскрыл бы их своим собственным ножом. У меня нет
      родственников. У меня была мать и больше никого. Леди Сесили (отнюдь не убежденная). Да, цветом лица вы, по-моему, в мать. Но
      разве вы не заметили, как вспыльчив, упрям и горяч сэр Хауард? И
      главное, он, как и вы, убежден, что людьми можно управлять лишь с
      помощью силы, убежден в необходимости мстить и наказывать, точно так
      же, как вы хотите отомстить за свою мать Разве вы не узнали в нем себя? Брасбаунд (потрясенный). Себя? В нем? Леди Сесили (возвращаясь к вопросам шитья с таким видом, словно ее последнее
      замечание не имеет ровно никакого значения). Рукав не жал вам под
      мышкой? Может быть, лучше сделать его посвободнее. Брасбаунд (раздраженно). Оставьте мою куртку. Сойдет и так, как есть.
      Положите ее. Леди Сесили Пожалуйста, не заставляйте меня сидеть сложа руки. Я так скучаю,
      когда бездельничаю! Брасбаунд. Да делайте вы, что хотите, только, бога ради, не приставайте ко
      мне! Леди Сесили. Простите. Все Хэллемы раздражительны. Брасбаунд (с трудом сдерживая бешенство). Как я уже сказал, это замечание не
      относится ко мне. Леди Сесили (снова принимаясь за шитье). Как забавно! Они все до одного не
      выносят, когда им говорят, что между ними есть сходство. Брасбаунд (с отчаянием в голосе). Зачем вы приехали сюда? Я поставил капкан
      на него, а не на вас. Понимаете ли вы, в какой вы опасности? Леди Сесили. В жизни нам всегда грозит та или иная опасность. Вы думаете,
      что из-за этого стоит волноваться? Брасбаунд (набрасываясь на нее). Думаю ли я? А вы думаете, что мою куртку
      стоит чинить? Леди Сесили (прозаично). О да, она еще вполне приличная. Брасбаунд. Неужели вы совершенно бесчувственны? Или просто глупы? Леди Сесили. Боюсь, что я ужасная дура. Но тут я ни при чем. Наверно, такой
      уж родилась. Брасбаунд. Быть может, вы не понимаете, что вашему другу и моему любезному
      дяде чертовски повезет, если он проживет остаток дней своих закованным
      в цепи рабом? Леди Сесили. Не берусь ничего предугадывать, мистер Хэл... Я хотела сказать,
      капитан Брасбаунд. Мужчины всегда думают, что будут безжалостны к своим
      врагам, но когда доходит до дела, оказывается, что истинно дурные люди
      так же редки, как истинно хорошие. Брасбаунд. Вы забываете свои же слова. Я похож на дядю. Неужели вы
      сомневаетесь в том, что он истинно дурной человек? Леди Сесили. Боже мой, да ведь ваш дядя Хауард человек на редкость
      безобидный! Он куда лучше, чем большинство людей его профессии.
      Конечно, как судья, он делает страшные вещи, но чего еще ждать от
      человека, которому платят пять тысяч фунтов в год за то, что он творит
      зло, которого хвалят за это и толкают на это полисмены, суды, своды
      законов и присяжные, так что ему не остается другого выхода? Сэр Хауард
      очень хороший человек, когда предоставлен самому себе. Однажды ночью в
      Уайнфлите, когда он гостил у нас, мы поймали вора, я настояла, чтобы до
      прихода полиции мы заперли беднягу в комнате, окно которой выходило на
      газон. На другой день этот человек пришел опять и заявил, что вынужден
      будет вернуться к преступной жизни, если я не дам ему работы в саду. И
      я дала ему работу. Хауард признал, что это куда разумнее, чем осудить
      его на десять лет каторжных работ. Сами видите: Хауард, в сущности,
      совсем не такой уж плохой. Брасбаунд. Он посочувствовал вору, зная, что он и сам вор. Вы забываете, что
      он отправил в тюрьму мою мать. Леди Сесили (мягко). Вы очень любили вашу бедную мать , и всегда очень
      хорошо относились к ней? Брасбаунд (захваченный врасплох). Вероятно, я был не хуже других сыновей. Леди Сесили (широко раскрывая глаза). О! И это все? Брасбаунд (полный мрачных воспоминаний, извиняющимся тоном). Ну, как вам
      объяснить? С моей матерью не всегда удавалось быть нежным. Характер у
      нее был, к несчастью, совершенно неистовый, и она... она... Леди Сесили. Да, вы говорили Хауарду. (С искренней жалостью.) У вас,
      наверно, было очень несчастливое детство. Брасбаунд (мрачно). Ад. Вот что такое мое детство. Ад. Леди Сесили. Вы думаете, ваша матушка в самом деле убила бы Хауарда, как
      угрожала, если бы он не отправил ее в тюрьму? Брасбаунд (снова взрываясь, но все отчетливее сознавая, что попался в
      ловушку). А если бы и убила? Зачем он обокрал ее? Почему не помог ей
      вернуть себе поместье тем же способом, каким впоследствии заполучил его
      для себя? Леди Сесили. Как вы слышали, он уверяет, что не мог. Но допускаю, что
      подлинная причина заключалась в другом - в том, что ваша матушка просто
      не нравилась ему. Вы же знаете: когда человек нам не нравится, мы
      найдем любые поводы отказать ему в помощи, а если он нам нравится, мы
      всегда убедим себя, что ему необходимо помочь. Брасбаунд. А его братний долг? Леди Сесили. Разве вы выполняете свой долг, как племянник? Брасбаунд. Не играйте словами. Я выполняю свой сыновний долг, и вы это
      знаете. Леди Сесили. Мне кажется, это следовало делать, пока была жива ваша мать.
      Вот тогда вы и должны были быть добры и терпеливы с ней. Повредив дяде,
      вы ей пользы не принесете. Брасбаунд. Это научит других негодяев уважать вдов и сирот. Вы, кажется,
      забываете, что существует такая вещь, как правосудие? Леди Сесили (весело встряхивая куртку, которую кончила чинить). Ну, если вы
      собираетесь стать судьей и щеголять в мантии, я сдаюсь. Вы просто
      вылитый дядя, только он получает за свои труды пять тысяч в год, а вы
      делаете это даром. (Поднимает куртку на свет и смотрит, не нужно ли
      починить ее еще где-нибудь.) Брасбаунд (угрюмо). Вы ловко поворачиваете мои слова. Но переубедить меня не
      удавалось еще никому - ни мужчине, ни женщине. Леди Сесили. Боже мой! Как это приятно людям, с которыми вы имеете дело: они
      всегда могут положиться на вас. Зато это, наверно, не очень удобно для
      вас самого: вдруг вы сами перемените решение. Брасбаунд. Я никогда не меняю решений. Леди Сесили (встает с курткой в руках). Полно! Никогда не поверю, что вы
      настолько тупоумны. Брасбаунд (задетый). Тупоумен? Леди Сесили (поспешно и ласково извиняясь). Нет, нет! Я хотела сказать
      совсем не это. Вы тверды! Неколебимы! Решительны! Железная воля!
      Джексон Каменная стена! Я правильно поняла? Брасбаунд (беспомощно). Вы смеетесь надо мной. Леди Сесили. Нет, я дрожу перед вами, уверяю вас, дрожу. Ну, а теперь
      примерьте куртку. Боюсь, что я чересчур обузила ее под мышкой. (Подает
      ему куртку.) Брасбаунд (машинально повинуясь). По-моему, вы считаете меня дураком. (Не
      может попасть в рукав.) Леди Сесили. Вовсе нет. Все мужчины выглядят глупо, когда не могут попасть в
      рукава... Брасбаунд. Ах! (Поворачивается, вырывает у нее куртку, надевает ее сам и
      застегивает нижнюю пуговицу.) Леди Сесили (в ужасе). Стойте! Не так! Никогда не тяните куртку за полы,
      капитан Брасбаунд - она будет плохо сидеть. Разрешите мне. (Энергично
      берется за отвороты.)Распрямите плечи.
      Он хмурится, но подчиняется.
      Вот так лучше. (Застегивает верхнюю пуговицу.) Теперь застегните
      остальные - сверху вниз. Жмет под мышкой? Брасбаунд (с несчастным видом и уже не сопротивляясь). Нет. Леди Сесили. Вот и хорошо. Сейчас я вернусь к бедному Марцо, но прежде, как
      и полагается славному вежливому моряку, вы поблагодарите меня за то,
      что я починила вашу куртку. Брасбаунд (в крайнем возбуждении садится за столик). Будьте вы прокляты!
      Из-за вас жизнь для меня потеряла всякую ценность. (Вздрагивает и
      опускает голову на руки.) Леди Сесили (отлично понимая его состояние, ласково кладет руку ему на
      плечо). О, нет! Я уверена, что вы совершили множество добрых и смелых
      поступков. Вам нужно только вспомнить их. Например, когда вы служили у
      Гордона. Этого никто не обесценит.
      Брасбаунд с минуту смотрит на нее, затем целует ей руку.
      Она пожимает ему руку и отворачивается. Глаза ее полны
      слез, поэтому, когда через арку входит Дринкуотер, ей
      кажется, что он окружен неким радужным ореолом. Но далее
      когда пелена перед ее глазами рассеивается, леди Сесили
      с трудом узнает его: он до смешного чист и гладко
      причесан, а волосы его, прежде неопределенно грязного
      цвета, теперь ярко-рыжие.
      Дринкуотер. Послушайте, кептен.
      Брасбаунд вскакивает и быстро приходит в себя.
      На горизонте появился этот чертов шейх и с ним еще человек пятьдесят.
      Они будут здесь минут через десять, право слово. Леди Сесили. Шейх! Брасбаунд. Сиди эль Ассиф и с ним пятьдесят человек! (К леди Сесили.) Вы
      опоздали: я уступил вам свою месть, когда она была уже не в моих руках.
      (Дринкуотеру.) Созови всех. Пусть будут наготове и запрут ворота, а
      затем явятся ко мне за распоряжениями и приведут пленника. Дринкуотер. Слушаюсь, кептен. (Убегает.) Леди Сесили. Хауарду действительно грозит опасность? Брасбаунд. Да. Всем нам грозит опасность, если я нарушу свой уговор с этим
      фанатиком. Леди Сесили. Какой уговор? Брасбаунд. Я плачу ему определенную сумму с каждого каравана, который
      сопровождаю в глубь страны. За это он охраняет меня и не трогает тех,
      кого я эскортирую. Но я дал ему клятву брать под защиту только евреев и
      правоверных - не христиан, понимаете? Леди Сесили. Зачем же вы тогда взяли нас? Брасбаунд. Я взял своего дядю нарочно и велел сообщить шейху, что он здесь. Леди Сесили. И заварилась каша? Брасбаунд. Я сделаю все, что могу, чтобы спасти его и вас! Но боюсь,
      раскаяние мое пришло, как всегда, слишком поздно. Леди Сесили (весело). Как бы там ни было, а я должна пойти присмотреть за
      Марцо. (Уходит в маленькую дверцу.)
      Джонсон, Редбрук и остальные входят через арку, с ними
      сэр Хауард, все еще очень раздраженный и полный
      решимости. Он держится рядом с Джонсоном, который
      приближается к Брасбаунду справа, Редбрук подходит к
      капитану с другой стороны.
      Брасбаунд. Где Дринкуотер? Джонсон. На посту. Послушайте, капитан, нам это дело не по душе. Этот
      джентльмен кое-что порассказал нам, и мы считаем, что он в самом деле
      джентльмен и рассуждает здраво. Редбрук. Верно, братец Джонсон. (К Брасбаунду.) Так не пойдет, начальник. Не
      дело. Брасбаунд (свирепо). Это бунт? Редбрук. Ничего подобного, начальник. Сейчас не время молоть вздор - через
      пять минут сюда прискачет братец Сиди. Мы не можем выдать англичанина
      черномазому чтобы тот перерезал ему глотку. Брасбаунд (неожиданно соглашаясь). Отлично. Вы, надеюсь, знаете, что, если я
      нарушу свой уговор с Сиди, вам через пять минут придется защищать этот
      замок и драться за свою жизнь. Без дисциплины тут ничего не сделаешь,
      это вам тоже известно. Я готов драться плечом к плечу с остальными под
      командой любого, кого бы вы ни выбрали. Выбирайте же себе капитана, да
      поживей.
      Ропот удивления и недовольства.
      Голоса. Нет, нет! Командовать должен Брасбаунд. Брасбаунд. Вы зря тратите оставшиеся пять минут. Попробуйте Джонсона. Джонсон. Нет. У меня ума не хватит. Брасбаунд. Тогда Редбрука. Редбрук. Нет уж, увольте. Не тот у меня характер. Брасбаунд. Есть еще сэр Хауард Хэллем. У него характер именно тот. Голос. Он слишком стар. Все. Нет, нет! Брасбаунд, Брасбаунд! Джонсон. Никто кроме вас не годится, капитан. Редбрук. Бунт окончен, начальник. Вы победили. Брасбаунд (поворачиваясь к ним). А теперь слушайте все. Если здесь командую
      я, значит, и делать я буду то, что захочу я, а не то, что захотите вы.
      Я выдам этого джентльмена Сиди или самому дьяволу, если мне вздумается
      Я не позволю запугивать себя и не потерплю возражений. Понятно? Редбрук (дипломатично). Он предлагает пятьсот монет, если благополучно
      вернется в Магадор, начальник. Простите, что заговорил об этом. Сэр Хауард. Не только я, но и леди Сесили. Брасбаунд. Что? Судья идет на сделку с преступниками? Молокососы, да он
      наверняка закатает вас на каторгу, если вы будете такими дураками, что
      предоставите ему возможность спастись. Голоса. Так и будет! Фью! (Одобрительный ропот.) Редбрук. И то верно, начальник. Вы пошли с козырного туза. Брасбаунд (сэру Хауарду). Ну, есть у вас другая карта? Другая ставка? Другая
      угроза? Живо, выкладывайте. Время не терпит. Сэр Хауард. Жизнь моя в руках провидения. Творите зло. Брасбаунд. Или добро. Выбор все еще в моих руках. Дринкуотер (вбегая). Послушайте, кептен! Подходит еще какой-то отряд, арабов
      уже сотни. Пустыня похожа на чертов Гайд-парк во время демонстрации.
      По-моему, это кади из Кинтафи.
      Все встревоженно смотрят на Брасбаунда.
      Брасбаунд (радостно). Кади! Далеко он? Дринкуотер. Милях в двух. Брасбаунд. Мы спасены. Открывайте ворота шейху.
      Все уставились на него.
      А ну, шевелитесь! Живо! Дринкуотер (в ужасе, чуть не плача). Нет, нет. Слушайте, кептен (указывая на
      сэра Хауарда), он дает нам пятьдесят золотых (К остальным.) Ведь вы
      уже сговорились с ним, мистер Джонсон, мистер Редбрук... Брасбаунд (обрывая его). Вы что, не понимаете по-английски? Джонсон и
      Редбрук, берите сколько нужно людей и открывайте ворота шейху.
      Проведете его прямо ко мне. Живее, говорят вам! Джонсон. Есть, сэр. Редбрук. Слушаюсь, начальник.
      Поспешно уходят, за ними еще несколько человек.
      Дринкуотер смотрит им вслед, сраженный их покорностью.
      Брасбаунд (вынимая пистолет). Сознавайся, собака, ты хотел продать меня
      моему пленнику? Дринкуотер (с воплем падая на колени). Нет!
      Брасбаунд делает движение, намереваясь пнуть его.
      Дринкуотер отползает и прячется за сэра Хауарда.
      Брасбаунд. Сэр Хауард Хэллем, у вас еще остается шанс на спасение. Кади из
      Кинтафи занимает более высокое положение, чем шейх: он правитель всей
      здешней провинции. Если Англия потребует удовлетворения за вас, султан
      принесет в жертву именно кади. Если мы сумеем затянуть переговоры с
      шейхом до прибытия кади, вы сможете припугнуть его, и он заставит шейха
      освободить вас. Прибытие кади - выход для вас. Сэр Хауард. Если бы это действительно был выход, вы не указали бы мне его.
      Не пытайтесь играть со мной в кошки-мышки. Дринкуотер (тихо сэру Хауарду, в то время как Брасбаунд презрительно отходит
      на другой конец комнаты). Шанс, конечно, невелик, сэр Хауард. Вот если
      бы в магадорской гавани стояла канонерка да немножко поднажала, тогда
      другое дело.
      Джонсон, Редбрук и остальные возвращаются, несколько
      опасливо вводя Сиди эль Ассифа, которого сопровождают
      Осман и отряд арабов. Люди Брасбаунда группируются около
      арки, позади капитана. Спутники Сиди, обходя столик,
      пересекают комнату и собираются вокруг сэра Хауарда,
      который не двигается с места. Дринкуотер перебегает к
      Брасбаунду и становится рядом с ним. Брасбаунд
      поворачивается к Сиди. Сиди эль Ассиф - знатный араб в
      безупречно белой одежде, тридцатилетний красавец с
      великолепными глазами, бронзовым лицом и величественной
      от природы осанкой. Он становится между обеими группами.
      По правую руку от него Осман.
      Осман (указывая на сэра Хауарда). Вот неверный кади.
      Сэр Хауард кланяется Сиди, но тот отвечает неверному
      лишь надменным взглядом.
      А это (указывает на Брасбаунда) Брасбаунд, франкский капитан, слуга
      шейха. Дринкуотер (не желая допустить, чтобы кто-нибудь опередил его, указывает
      Брасбаунду на шейха и Османа). Вот повелитель правоверных и его визирь
      Осман. Сиди. Где женщина? Осман. Бесстыдницы здесь нет. Брасбаунд. Сиди эль Ассиф, потомок пророка, добро пожаловать! Редбрук (с несокрушимым апломбом). Нет власти и силы, кроме как в деснице
      аллаха, всемогущего и великого! Дринкуотер. Именно, именно. Осман (к Сиди). Слуга капитана выражает свою преданность, как истинный
      правоверный. Сиди. Хвалю. Брасбаунд (тихо, Редбруку). Где ты этого набрался? Редбрук (тихо, Брасбаунду). Арабские сказки "Тысяча и одна ночь" в переводе
      капитана Бертона. Экземпляр из библиотеки Национального либерального
      клуба. Леди Сесили (за сценой) Мистер Дринкуотер! Подите сюда и помогите мне
      поддержать Марцо.
      Шейх настораживается. Глаза его и ноздри расширяются.
      Осман. Бесстыдница! Брасбаунд (к Дринкуотеру, хватая его за шиворот и подталкивая к двери).
      Пошел!
      Дринкуотер скрывается за маленькой дверцей.
      Осман. Закрыть ей лицо, прежде чем она войдет? Сиди. Нет.
      Через маленькую дверцу, поддерживав Mapцо, входит Леди
      Сесили. Она опять в дорожном костюме, на руке висит
      шляпа. Марцо очень бледен, но уже в состоянии двигаться.
      Дринкуотер поддерживает его с другой стороны. Редбрук
      спешит навстречу, сменяет леди Сесили отводит Марцо к
      группе, стоящей позади капитана. Леди Сесили проходит
      вперед, останавливается между Брасбаундом и шейхом и
      приветливо обращается к нему.
      Леди Сесили (протягивая руку). Сиди эль Ассиф, не правда ли? Здравствуйте.
      Он краснеет и отступает.
      Осман (шокирован). Женщина, не прикасайся к потомку пророка! Леди Сесили. Понимаю. Это представление ко двору. Отлично. (Делает
      придворный реверанс.) Редбрук. Сиди эль Ассиф, это одна из могущественных женщин - шейхов
      Франкистана. Она с открытым лицом предстает перед королями, и лишь
      принцы имеют право касаться ее руки. Леди Сесили. Аллах да пребудет с тобою, Сиди эль Ассиф! Будь хорошим, милым
      шейхом и пожми мне руку. Сиди (робко прикасаясь к ее руке). Великое событие, достойное быть
      занесенным в летопись рядом с историей Соломона и царицы Савской. Не
      правда ли, Осман Али? Осман. Сущая правда, господин, да пребудет с тобой аллах! Сиди. Брасбаунд Али, праведный человек исполняет клятву без лишних слов.
      Неверный кади, твой пленник, переходит в мои руки. Брасбаунд (твердо). Это невозможно. Сиди эль Ассиф.
      Брови Сиди грозно сдвигаются.
      Цена его крови будет взыскана с нашего повелителя султана. Я отвезу его
      в Маракеш и выдам там. Сиди (внушительно). Брасбаунд, я в собственном замке, и вокруг меня мои
      люди. Султан здесь я. Подумай, что говоришь. Когда я произношу слово,
      дарующее жизнь или смерть, я не беру его обратно. Брасбаунд. Сиди эль Ассиф, я выкуплю у тебя этого человека за любую цену,
      которую ты назовешь. И если я честно не уплачу ее, можешь взять взамен
      мою голову. Сиди. Хорошо. Оставь себе мужчину, а в уплату отдай мне женщину. Сэр Хауард и Брасбаунд (в едином порыве). Нет, нет Леди Сесили (оживленно). Да, да. Разумеется, мистер Сиди, разумеется.
      Сиди важно улыбается.
      Сэр Хауард. Это невозможно! Брасбаунд. Вы не понимаете, что делаете. Леди Сесили. Неужели? Разве я напрасно исколесила всю Африку и побывала в
      гостях у шести вождей людоедов? (К шейху.) Все в порядке, мистер Сиди.
      Я просто в восторге. Сэр Хауард. Вы сошли с ума! Неужели вы полагаете, что этот человек поведет
      себя с вами, как джентльмен-европеец? Леди Сесили. Нет, он будет вести себя со мной, как джентльмен по натуре.
      Посмотрите, какое у него великолепное лицо! (Обращается к Осману с
      таким видом, словно он ее старейший и преданнейший слуга.) Осман,
      выберите мне надежную лошадь и достаньте хорошего, выносливого верблюда
      для моей поклажи
      Осман на мгновение цепенеет, затем спешно уходит Леди
      Сесили надевает шляпу и прикалывает ее к волосам, шейх
      смотрит на нее с робким восхищением.
      Дринкуотер (хихикая). Вот увидите, в следующее воскресенье она их всех
      поведет в церковь, как ораву приходских ребятишек. Леди Сесили (деловито). До свидания, Хауард. Не беспокойтесь обо мне и,
      главное, не приводите мне на выручку толпу людей с винтовками. Теперь,
      когда я избавилась от конвоя, все будет в полном порядке. Капитан
      Брасбаунд, я полагаюсь на вас. Присмотрите, чтобы Хауард прибыл в
      Магадор целым и невредимым. (Шепчет ) Снимите руку с пистолета.
      Он неохотно вынимает руку из кармана.
      До свидания.
      За сценой шум. Все в тревоге поворачиваются к арке.
      Вбегает Осман.
      Осман. Кади! Кади! Он разгневан. Его люди напали на нас. Защищайтесь!..
      Кади, крепкий, желчный старик с жирным лицом, седыми
      волосами и бородой, врывается в комнату в сопровождении
      большой свиты и оглушительным ударом дубинки, которую
      держит в руке, заставляет Османа умолкнуть. Его
      спутники мгновенно заполняют все глубину комнаты. Шейх
      отступает к своим людям, кади стремительно бросается
      вперед и становится между ним и леди Сесили.
      Кади. Горе тебе, Сиди эль Ассиф, дитя зла! Сиди (мрачно). Разве я собака, Мулей Осман, что ты говоришь мне такие слова? Кади. Ты, видно, решил погубить свою страну и предать нас в руки тех, чьи
      военные корабли еще вчера превратили все море в пламя? Где
      пленники-франки? Леди Сесили. Мы здесь, кади. Здравствуйте. Кади. Аллах да пребудет с тобой, полная луна. Где твой родственник,
      франкский кади? Я его друг, его слуга. Я пришел от имени моего
      повелителя султана, чтобы воздать ему почести и повергнуть его врагов. Сэр Хауард. Поверьте, вы очень любезны... Сиди (еще мрачнее, чем раньше). Мулей Осман... Кади (шаря за пазухой). Умолкни, о неразумный! (Вынимает письмо.) Брасбаунд. Кади... Кади. А, собака, проклятый Брасбаунд, сын распутницы! Это ты подбил Сиди эль
      Ассифа на злое дело. Читай послание, которое прислал мне по твоей
      милости начальник военного корабля. Брасбаунд. Военный корабль! (Берет письмо и развертывает, люди его
      перешептываются с подавленным видом.) Редбрук. Военный корабль! Ого! Джонсон. Вероятно, канонерка. Дринкуотер. Они тут шныряют вдоль побережья, как чертовы автобусы на
      Ватерлоо-роуд.
      Брасбаунд мрачно складывает письмо.
      Сэр Хауард (резко). Не поделитесь ли с нами содержанием письма, сэр? Я
      полагаю, ваши люди жаждут его услышать. Брасбаунд. Это не английский корабль.
      Лицо сэра Хауарда вытягивается.
      Леди Сесили. А какой же? Брасбаунд. Американский крейсер "Сант-Яго". Кади (рвет на себе бороду). Горе! Беда! Они превращают море в пламя! Сиди. Успокойся, Мулей Осман. Аллах хранит нас. Джонсон. Не прочтете ли нам письмо, капитан? Брасбаунд (мрачно). Прочту, прочту. "Магадорская гавань. 26 сентября 1899
      года. Капитан крейсера "Сант-Яго" Хэмлин Керни от имени Соединенных
      Штатов шлет привет кади Мулею Осману эль Кинтафи и уведомляет, что
      прибыл на розыски английских путешественников сэра Хауарда Хэллема и
      леди Сесили Уайнфлит, которые исчезли на территории, находящейся под
      юрисдикцией кади. Так как розыски будут вестись командой, снабженной
      пулеметами, немедленное возвращение путешественников в Магадорскую
      гавань избавит от неприятностей все заинтересованные стороны". Сиди. Клянусь жизнью, о кади, и ты, прекрасная луна, вас с почестями
      доставят обратно в Магадор. А ты, проклятый Брасбаунд, и все твои люди
      отправитесь туда закованными в цепи, как пленники.
      Брасбаунд и его отряд намерены защищаться.
      Взять их! Леди Сесили. Ах, пожалуйста, только не надо драться!
      Видя численное превосходство противника и безнадежность
      своего положения, Брасбаунд не сопротивляется. Спутники
      кади берут его отряд в плен.
      Сиди (пытаясь выхватить ятаган). Женщина принадлежит мне. Я не отдам ее.
      Его хватают и, после поистине героической борьбы,
      скручивают ему руки.
      Сэр Хауард (сухо). Я предупреждал вас, капитан Брасбаунд, что ваше положение
      ненадежно. (Бросает на него неумолимый взгляд.) Как я и предсказывал,
      вы угодите в тюрьму. Леди Сесили. Но уверяю вас... Брасбаунд (перебивая ее). В чем вы хотите его уверить? Вы убедили меня
      пощадить его. Взгляните на его лицо. Убедите ли вы его пощадить меня?
      ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
      Палящие лучи утреннего солнца проникают сквозь узкие
      мавританские окна, пробитые почти под потолком самой
      большой комнаты в доме Лесли Рэнкина. Это чистое
      прохладное помещение, меблированное на христианский
      лад: посередине стол, у стола председательское кресло с
      подлокотниками, на столе чернильница и бумага. По бокам
      стола два дешевых американских стула, повернутых, как и
      председательское кресло, к публике, отчего комната
      напоминаем зал суда. Рэнкин ставит рядом с чернильницей
      небольшой поднос, графин воды и стаканы. В этот момент
      за дверью, расположенной в правом углу, слышится голос
      леди Сесили.
      Леди Сесили. Доброе утро. Можно войти? Рэнкин. Конечно.
      Она входит и останавливается у ближнего конца стола.
      Костюм на ней уже не дорожный, а такой, какой она могла
      бы носить в очень жаркий день где-нибудь в графстве
      Серрэй.
      Присаживайтесь, леди Сесили. Леди Сесили (садясь). Как мило вы обставили комнату для следствия! Рэнкин (с сомнением). Жаль только, стульев маловато. Американский капитан
      займет кресло, значит, один стул останется для сэра Хауарда, другой для
      вашей милости. Как тут, прости меня, боже, не радоваться, что ваш друг,
      владелец яхты, вывихнул ногу и не может прийти! Меня беспокоит, не
      повредит ли торжественности судебного заседания, если офицеры капитана
      Керни расположатся на полу. Леди Сесили. О, они не будут возражать. А как наши пленники? Рэнкин. Их сейчас приведут сюда из городской тюрьмы. Леди Сесили. А где этот глупый старый кади и мой красавец шейх Сиди? Я
      должна повидаться с ними до следствия, иначе они создадут у капитана
      Керни совершенно ложное представление о случившемся. Рэнкин. Вам не удастся повидать их. Они удрали ночью в свои замки в
      Атласских горах. Сесили (в восторге). Быть не может! Рэнкин. Именно удрали. Рассказы о гибели испанского флота , привели бедного
      кади в такой ужас, что он не решился отдать себя в руки американского
      капитана. (С упреком глядя на нее.) На обратном пути сюда вы, леди
      Сесили, сами запугали несчастного разговорами о фанатизме
      христиан-американцев. За то, что он удрал, благодарите главным образом
      себя самое. Леди Сесили. Слава аллаху! У меня просто камень с души свалился, мистер
      Рэнкин. Рэнкин (в недоумении). А почему? Разве вы не понимаете, как необходимы их
      показания? Леди Сесили. Их показания! Да они бы только все испортили. Из ненависти к
      несчастному капитану Брасбаунду они готовы на все - даже на ложь под
      присягой. Рэнкин (изумленно). Вы называете капитана Брасбаунда несчастным? Неужели
      ваша милость не знает, что этот Брасбаунд - да простит меня бог за то,
      что я осуждаю его! - настоящий негодяй? Разве вы не слышали, что вчера
      вечером рассказывал мне на яхте сэр Хауард? Сесили. Все это недоразумение, мистер Рэнкин, сплошное недоразумение, уверяю
      вас. Вы только что сказали: "Да простит меня бог за то, что я осуждаю
      его!" К этому-то и сводится вся их ссора. Капитан Брасбаунд точно такой
      же, как вы: он считает, что мы не имеем права судить друг друга. А так
      как сэр Хауард получает пять тысяч фунтов в год только за то, что судит
      людей, он считает бедного капитана Брасбаунда настоящим анархистом. Они
      страшно ссорились в замке. Вам не следует обращать внимания на слова
      сэра Хауарда, право, не следует. Рэнкин. Но его поведение... Леди Сесили. Он вел себя поистине, как святой, мистер Рэнкин. Его поведение
      сделало бы честь даже вам в лучшие моменты вашей жизни. Капитан простил
      сэра Хауарда и сделал все, что мог, чтобы спасти его. Рэнкин. Вы поражаете меня, леди Сесили. Леди Сесили. Подумайте, какой соблазн он преодолел! Кто мог помешать ему
      вести себя дурно, когда мы все были в его власти и совершенно
      беспомощны? Рэнкин. Соблазн? Да, конечно. Не очень-то легко жить наедине с целой толпой
      низких, безнравственных людей. Леди Сесили (простодушно). Честное слово, мистер Рэнкин, вы правы. А вот я
      об этом даже не подумала. Ну уж теперь вы просто обязаны сделать все,
      что в ваших силах, чтобы помочь капитану Брасбаунду. Рэнкин (сдержанно). Не думаю, леди Сесили. Я полагаю, что он злоупотребил
      вашей добротой и доверчивостью. Я потолковал не только с сэром
      Хауардом, но и с кади, и у меня нет сомнения, что капитан Брасбаунд
      сущий разбойник. Леди Сесили (делая вид, что его слова произвели на нее глубокое
      впечатление). Хотела бы я знать, так ли это, мистер Рэнкин. Если вы так
      думаете, я готова согласиться с вами: вы изучили человеческую природу
      лучше, чем кто бы то ни было. Возможно, я и в самом деле ошибаюсь. Я
      только думала, что вы захотите помочь сыну своего старого друга. Рэнкин (пораженный). Сыну моего старого друга? Что вы имеете в виду? Леди Сесили. А разве сэр Хауард вам не сказал? Да ведь капитан Брасбаунд
      оказался племянником сэра Хауарда, сыном его брата, которого вы знали. Рэнкин (ошеломленный). Я заметил сходство еще в тот вечер, когда он явился
      сюда. Так и есть, так и есть! Дядя и племянник! Леди Сесили. Да. Поэтому они и ссорились так отчаянно. Рэнкин (внезапно сообразив, что с ним поступили нечестно). Я думаю, что сэр
      Хауард мог бы рассказать мне об этом. Леди Сесили. Конечно, он должен был вам рассказать Как видите, он осветил
      дело очень односторонне. Всему виной его адвокатская привычка. Только
      не думайте, что он обманщик по природе. Если бы его воспитали, как
      священника, он, разумеется, сказал бы вам всю правду. Рэнкин (слишком взволнованный, чтобы думать о личных обидах). Леди Сесили, я
      должен пойти в тюрьму и повидать молодого человека. Он был несколько
      несдержан, не спорю, но я не могу отказать в дружеской помощи сыну
      бедного Майлза, да еще когда он сидит в чужеземной тюрьме. Леди Сесили (встает с сияющим лицом). Ах, какой вы добрый человек, мистер
      Рэнкин! У вас поистине золотое сердце. А не посовещаться ли нам с вами
      до того, как вы уйдете, не обдумать ли, каким образом предоставить сыну
      Майлза все возможности... Конечно, лишь те возможности, какие у него
      должны быть. Рэнкин (растерянно). Я так ошеломлен этой поразительной новостью... Леди Сесили. Конечно, конечно, я понимаю. Кстати, не находите ли вы, что он
      произведет более выгодное впечатление на американского капитана, если
      будет одет немножко пристойнее? Рэнкин. Вполне вероятно. Но что можем мы сделать здесь, в Магадоре? Леди Сесили. О, я уже обо всем подумала, мистер Рэнкин. Как вы знаете, на
      обратном пути в Англию я собираюсь заехать в Рим и везу полный сундук
      одежды для своего брата. Видите ли, он посол и поэтому вынужден
      тщательно следить за своим туалетом. Еще утром я распорядилась
      доставить этот сундук сюда. Не будете ли вы любезны захватить его с
      собой в тюрьму и немного приодеть капитана Брасбаунда? Скажите ему, что
      он должен сделать это из уважения ко мне, и он послушается. Устроить
      все очень легко. Два негра-носильщика уже ожидают вас. Они понесут
      сундук. Вы это сделаете, я знаю, сделаете. (Подталкивает его к двери)
      Как вы думаете, он успеет побриться? Рэнкин (в полной растерянности подчиняясь ей). Я сделаю все, что от меня
      зависит. Леди Сесили. Верю, верю.
      Он подходит к дверям.
      Еще два слова, мистер Рэнкин!
      Он возвращается.
      Кади ведь не знал, что капитан Брасбаунд племянник сэра Хауарда, не так
      ли? Рэнкин. Нет, не знал. Леди Сесили. В таком случае у него должно было создаться совершенно ложное
      представление обо всей этой истории. Мне кажется, мистер Рэнкин, - хотя
      вам, конечно, виднее, - что на следствии нам лучше не повторять того,
      что говорил кади. Он ведь ничего толком не знал, правда? Рэнкин (лукаво). Понимаю, леди Сесили. Это меняет все дело. И я, конечно, ни
      о чем подобном не упомяну. Леди Сесили (великодушно). В таком случае и я не стану упоминать. Вот так!
      (Пожимают друг другу руки.)
      Входит сэр Хауард.
      Хауард. Доброе утро, мистер Рэнкин. Надеюсь, вы вчера благополучно добрались
      домой с яхты? Рэнкин. Благодарю вас, сэр Хауард, совершенно благополучно. Леди Сесили. Хауард, он спешит. Не задерживайте его разговорами. Сэр Хауард. Пожалуйста, пожалуйста. (Подходит к столу и берет стул леди
      Сесили.) Рэнкин. Au revoir, [До свидания (франц.)] леди Сесили. Леди Сесили. Да благословит вас бог, мистер Рэнкин
      Рэнкин уходит. Леди Сесили подходит к другому концу
      стола и смотрит на сэра Хауарда с тревожным, грустным и
      сочувственным видом, но ее правая рука машинально
      постукивает по столу, выдавая внутреннее напряжение что
      немедленно насторожило бы сэра Хауарда, будь он настроен
      подозрительно, чего в данный момент нет.
      Мне так жаль вас, Хауард. Все это следствие - какая неприятная
      история!.. Сэр Хауард (удивленно поворачиваясь на стуле). Жаль меня? Почему? Леди Сесили. Дело принимает такой ужасный оборот. Это все-таки ваш родной
      племянник. Сэр Хауард. Сесили, когда английский судья обязан соблюсти закон, для него
      не существует ни племянника, ни даже сына. Леди Сесили. Но в таком случае у него не должно быть и собственности. Люди
      никогда не поймут историк с вест-индским поместьем. Они увидят в вас
      только злого дядю из сказки "Дети в лесу". (Еще более сочувственно) Мне
      так жаль вас. Сэр Хауард (довольно сухо). Право не понимаю, чем я заслужил вашу жалость,
      Сесили Эта женщина была совершенно невыносимая особа,
      полупомешанная-полупьяница Вы, надеюсь, отдаете себе отчет в том, как
      ведет себя подобное существо, когда попадает в беду и считает причиной
      ее ни в чем не повинного человека. Леди Сесили (несколько нетерпеливо). О, вполне отдаю. Скоро это станет
      достаточно ясно и публике. Я уже вижу, что о нас напишут в газетах.
      Наша полусумасшедшая, полупьяная невестка, которая устраивает на улицах
      сцены, вызов полиции, тюрьма и так далее. Наша семья будет в бешенстве.
      Сэр Хауард явственно трусит. Она немедленно использует
      свое преимущество.
      Подумайте о папе! Сэр Хауард. Я надеюсь, что лорд Уайнфлит отнесется к делу, как разумный
      человек. Леди Сесили. Неужели вы полагаете, Хауард, что он так сильно изменился? Сэр Хауард (снова впадая в поучительный той безликого государственного
      деятеля). Нет смысла спорить об этом, дорогая Сесили. Мне очень жаль,
      но тут уж ничего не поделаешь. Люди Сесили. Конечно, ничего. В этом-то весь ужас. Вы думаете, люди поймут
      вас? Хауард. Право, не знаю. Поймут они меня или нет, я тут ничего не могу
      поделать. Леди Сесили. Будь вы кем угодно, только не судьей, все это не имело бы
      такого значения. Но судья не может допустить, чтоб его поняли
      превратно. (В отчаянии.) Ах, это ужасно, Хауард! Это страшно! Что
      сказала бы бедная Мэри, будь она еще жива! Хауард (с чувством). Не думаю, Сесили, что моя дорогая жена поняла бы меня
      превратно. Леди Сесили. Нет, она бы знала, что у вас благие намерения. И если бы вы
      пришли домой и сказали: "Мэри, я только что во всеуслышание объявил,
      что твоя невестка преступница, а твой племянник - бандит, и я отправил
      их в тюрьму", она решила бы, что раз это сделали вы, так и должно быть.
      Но неужели вы думаете, что это понравилось бы ей больше, чем папе и
      всем нам? Сэр Хауард (испуганно). Но что же мне делать? Вы требуете, чтобы я пошел на
      сделку с совестью? Леди Сесили (строго). Конечно, нет. Я не допущу ничего подобного, если даже
      вы, проявив слабость, сами попытаетесь это сделать. Нет, я только
      считаю, что вам не следует рассказывать эту историю самому. Хауард.
      Почему? Леди Сесили. Да потому, что всякий скажет, что такой хороший юрист, как вы,
      всегда убедит в чем угодно бедного, бесхитростного моряка, вроде
      мистера Керни. Самое лучшее для вас, Хауард, поручить мне рассказать
      всю правду. В этом случае вы всегда сможете сказать, что вынуждены
      подтвердить мои слова, и никто не станет порицать вас за это. Сэр Хауард (подозрительно глядя на нее). Сесили, вы строите какие-то козни. Леди Сесили (немедленно умывая руки). Ах, так? Очень хорошо. Излагайте с
      присущим вам искусством всю историю сами. Я ведь только предложила
      поручить мне рассказать всю правду. Вы это называете кознями. Вероятно,
      с точки зрения юриста, так оно и есть. Сэр Хауард. Надеюсь, вы не обиделись. Леди Сесили (самым дружелюбным тоном). Нисколько, дорогой мой Хауард. Вы,
      разумеется, правы: вы лучше знаете, как это делается. Я исполню
      решительно все, что вы скажете, и подтвержу все ваши слова. Сэр Хауард (встревоженный чрезмерной полнотой своей победы). Нет, дорогая
      моя, вы не должны действовать в моих интересах. Ваш долг дать
      свидетельские показания с полным беспристрастием.
      Она кивает, делая вид, будто совершенно убеждена и
      пристыжена, и смотрит на него с непоколебимой
      искренностью, свойственной лжецам, которые начитались
      романов.
      (Опускает глаза, лоб его озабоченно хмурится. Затем он встает, нервно
      трет подбородок указательным пальцем и добавляет). Здраво поразмыслив,
      я нахожу, что в вашем предложении есть известный резон. Оно избавит
      меня от весьма тяжкой обязанности рассказывать обо всем происшедшем. Леди Сесили (не сдаваясь). Но вы сделаете это бесконечно лучше, чем я. Сэр Хауард. Именно поэтому, быть может, и предпочтительней, чтобы все
      рассказали вы. Леди Сесили (неохотно). Ну что ж, раз вы так считаете... Сэр Хауард. Но помните, Сесили: говорить всю правду. Леди Сесили (убежденно). Всю правду. (Жмут друг другу руки.) Сэр Хауард (задерживая ее руку). Fiat justitia: ruat coelum! [Пусть
      свершится правосудие, даже если обрушится небо (лат.)] Леди Сесили. Пусть свершится правосудие, даже если обвалится потолок.
      В дверях появляется американский матрос.
      Матрос. Капитан Керни кланяется леди Уайнфлит и спрашивает, можно ли ему
      войти? Леди Сесили. Да, безусловно. А где же арестованные? Матрос. За ними уже отправлен наряд в тюрьму, мэм. Леди Сесили. Благодарю вас. Если можно, предупредите меня, когда их
      приведут. Матрос. Будет сделано. (Отступает в сторону, чтобы пропустить своего
      капитана, отдает честь и уходит.)
      Капитан Xэмлин Керни, американец с Запада, - коренастый
      мужчина с зоркими прищуренными глазами, обветренным
      лицом и упрямо сжатым ртом, характерным для людей его
      профессии. Это любопытный этнический тип, в жилах
      которого смешана кровь всех наций Старого Света. Такое
      сдерживающее начало, как всепоглощающий страх перед
      критиканством европейцев, искусственно развивает в нем
      стремление к лоску и внешней культуре, однако природные
      условия давно уже сделали его подлинным
      североамериканцем, что явственно доказывают его волосы и
      скулы, а также мужественные инстинкты, которые море
      уберегло от цивилизации. Весь мир, задумываясь над своим
      будущим, которое, в основном, находится в руках людей
      подобного типа, с удивлением взирает на него и думает:
      что же, черт возьми, получится из него через одно-два
      столетия. Пока что капитан выглядит в глазах леди Сесили
      грубоватым моряком, который имеет кое-что сказать ей
      касательно ее поведения и хочет, с одной стороны,
      выразить свою мысль вежливо, как полагается офицеру,
      обращающемуся к леди, а с другой стороны, подчеркнуть
      свое неудовольствие, как подобает американцу,
      обращающемуся к англичанке, позволившей себе вольность.
      Леди Сесили (навстречу ему). Страшно рада вас видеть, капитан Керни. Керни (становясь между сэром Хауардом и леди Сесили). Вчера, когда мы
      расстались, леди Сесили, я и не подозревал, что за время вашего
      пребывания на моем корабле вы успели совершенно изменить расположение
      спальных коек. Благодарю вас. Обычно, прежде чем выполнять распоряжение
      английских посетителей, офицеры советуются со мной, как с капитаном
      корабля, но поскольку ваши указания, по-видимому, обеспечивают команде
      большее удобство, я не стал вмешиваться в них. Сесили. И когда только вы успеваете все заметить! Мне кажется, вы знаете на
      своем корабле каждый винтик.
      Керни заметно смягчается.
      Сэр Хауард. Я, право, чрезвычайно огорчен, что моя невестка позволила себе
      такую неслыханную вольность, капитан Керни. У нее это просто мания,
      форменная мания. И как только ваши люди послушались ее? Керни (с напускной серьезностью). Именно этот вопрос я и задал им. Я
      спросил: "Почему вы послушались распоряжений этой леди, а не дождались
      моих?" Они ответили, что совершенно не представляют себе, как ей можно
      отказать. Я спросил, что же они тогда считают дисциплиной. Они
      ответили: "знаете, сэр, говорите-ка в следующий раз с этой леди сами". Леди Сесили. Очень сожалею. Но знаете, капитан, на борту военного корабля
      так ощущается отсутствие женщины. Керни. Иногда мы тоже очень остро это чувствуем, леди Уайнфлит. Леди Сесили. Мой дядя - первый лорд адмиралтейства, и я вечно твержу ему,
      что это просто безобразие запрещать английскому капитану брать на борт
      жену, а ей - присматривать за кораблем. Керни. Еще более странно, леди Уайнфлит, что брать на борт любую другую
      женщину ему отнюдь не возбраняется. Нас, американцев, ваша страна
      всегда удивляет. Леди Сесили. Но это очень серьезный вопрос, капитан. Вдали от женщин бедные
      матросы впадают в меланхолию, бесятся, таранят встречные корабли и
      делают бог знает что еще. Сэр Хауард. Сесили, прошу вас, перестаньте говорить глупости капитану Керни.
      Об иных вещах у вас такие представления, которые трудно назвать
      пристойными. Леди Сесили (к Керни). Вот таковы все англичане, мистер Керни. Как только
      речь заходит о бедных моряках, они не желают слушать ничего, кроме
      рассказов о Нелсоне и Трафальгаре. Но вы-то меня понимаете, не правда
      ли? Керни (галантно). Я считаю, леди Уайнфлит, что в вашем мизинце больше
      здравого смысла, чем во всем британском адмиралтействе. Леди Сесили. Разумеется, больше. Вы же моряк, а моряки всегда все понимают.
      Снова появляется матрос.
      Матрос (к леди Сесили). Арестованные поднимаются на холм, мэм. Керни (круто поворачиваясь к нему). Кто прислал вас сюда с этим сообщением? Матрос (спокойно). Так приказала английская леди, сэр. (Невозмутимо уходит.)
      Керни ошеломлен.
      Сэр Хауард (встревоженно глядя Керни в лицо). Ради бога простите, капитан
      Керни. Я отлично понимаю, что леди Сесили не имеет никакого права
      отдавать вашим людям приказы. Леди Сесили. Я не отдавала приказов, я просто попросила его. У него такое
      славное лицо, не правда ли, капитан Керни?
      Капитан теряет дар речи.
      А теперь извините меня. Я хочу поговорить кое с кем до начала
      следствия. (Поспешно уходит.) Керни. В английских аристократках безусловно есть какое-то особое обаяние,
      сэр Хауард Хэллем. Они у вас все такие? (Занимает председательское
      место.) Сэр Хауард (усаживаясь справа от Керни). К счастью, нет, капитан Керни.
      Полдюжины подобных женщин за полгода уничтожили бы в Англии всякую
      законность.
      В дверях снова появляется матрос.
      Матрос. Все готово, сэр. Керни. Прекрасно. Я жду.
      Матрос оборачивается и передает слова капитана тем, кто
      собрался за дверью. Входят офицеры "Сант-Яго".
      Сэр Хауард (вставая и по-судейски приветствуя их наклоном головы). Доброе
      утро, джентльмены.
      Одни несколько смущенно кланяются, другие отдают честь.
      Затем все офицеры становятся позади капитана.
      Керни (сэру Хауарду). Вам будет приятно узнать, что я получил очень хороший
      отзыв об одном из арестованных; наш священник посетил их в тюрьме. Этот
      арестованный выразил желание перейти в лоно епископальной церкви. Сэр Хауард (сухо). Я, кажется, знаю его. Керни. Введите арестованных. Матрос (в дверях). Они заняты с английской леди, сэр. Спросить у нее?.. Керни (вскакивает и взрывается раскатом грома). Введите арестованных.
      Передайте леди, что так приказал я. Слышите? Так и скажите.
      Матрос уходит, всем свои я видом выражая сомнение.
      Офицеры смотрят друг на друга в безмолвном недоумении
      их озадачила необъяснимая резкость капитана.
      Сэр Хауард (учтиво). Мистер Рэнкин, надеюсь, тоже будет присутствовать? Керни (сердито). Рэнкин? Что еще за Рэнкин? Сэр Хауард. Наш хозяин, миссионер. Керни (неохотно уступая). А, это и есть Рэнкин? Пусть поторопится, а то
      опоздает. (Снова взрываясь.) Что они там возятся с арестованными?
      Поспешно входит Рэнкин и устраивается подле сэра
      Хауарда.
      Сэр Хауард. Мистер Рэнкин - капитан Керни. Рэнкин. Простите за задержку, капитан Керни. Леди дала мне одно поручение
      Керни ворчит.
      Я уже думал, что опоздаю. Но не успел я вернуться, как услышал, что ваш
      офицер передает леди Сесили ваш привет и спрашивает, не будет ли она
      любезна разрешить арестованным войти, так как вы хотите видеть ее.
      Тогда я понял, что пришел вовремя. Керни. Ах, вот как? Могу я узнать, сэр, не заметили ли вы каких-либо
      признаков, позволяющих надеяться, что леди Уайнфлит согласна выполнить
      эту весьма скромную просьбу? Леди Сесили (за сценой). Иду, иду!
      Отряд вооруженных матросов вводит арестованных. Первым
      появляется по-прежнему безукоризненно чистый Дринкуотер,
      вселяя непоколебимо добродетельной улыбкой радостную
      уверенность в своей невиновности. У Джонсона вид
      солидный и невозмутимый, Редбрук держится с добродушием
      человека, непричастного к делу, Mapцо встревожен. Эти
      четверо становятся кучкой слева от капитана Керни.
      Остальные, с тупым равнодушием положившись на волю
      провидения, выстраиваются под охраной матросов вдоль
      стены. Первый моряк, унтер-офицер, встает справа от
      капитана, позади Рэнкина и сэра Хауарда. Наконец
      появляется Брасбаунд под руку с леди Сесили. На нем
      модный сюртук и брюки, безупречно белый воротничок и
      манжеты, элегантные ботинки. В руке он держит блестящий
      цилиндр. Перемена, происшедшая с ним, настолько
      поразительна, что может ошеломить неподготовленного
      человека, да и на самого Брасбаунда она оказала самое
      размагничивающее действие: он совершенно выбит из колеи,
      словно остриженный Самсон. Тем не менее леди Сесили
      чрезвычайно всем этим довольна, да и все остальные
      взирают на Брасбаунда с нескрываемым одобрением. Офицеры
      галантно уступают даме дорогу, Керни встает ей
      навстречу и, когда она останавливается у стола слева, с
      некоторым удивлением смотрит на Брасбаунда. Сэр Хауард,
      точно имитируя движения Керни, поднимается и садится
      одновременно с ним.
      Керни. Это еще один джентльмен из вашей компании, леди Уайнфлит? Если не
      ошибаюсь, сэр, я видел вас вчера на борту яхты? Брасбаунд. Нет. Я ваш пленник. Моя фамилия Брасбаунд. Дринкуотер (услужливо). Капитан Брасбаунд со шхуны "Благода..." Редбрук (поспешно). Заткнись, дурак! (Локтем отталкивает Дринкуотера
      назад). Керни (удивленно и несколько подозрительно). Я не совсем понимаю, что
      происходит. Но как бы там ни было, раз вы капитан Брасбаунд, займите
      место рядом с остальными.
      Брасбаунд присоединяется к Джонсону и Редбруку. Керни
      церемонным жестом приглашает леди Сесили занять
      свободный стул и снова садится.
      Итак, приступим. Вы человек опытный в подобных делах, сэр Хауард
      Хэллем. С чего бы вы начали, если бы вести это дето пришлось вам? Леди Сесили. Он бы предоставил слово представителю обвинения. Не так ли,
      Хауард? Сэр Хауард. Но здесь нет представителя обвинения, Сесили. Леди Сесили. Почему же нет ? Представитель обвинения - я. Не разрешайте сэру
      Хауарду держать речь, капитан Керни. Врачи решительно запретили ему
      подобные выступления. Не угодно ли вам начать с меня? Керни. С вашего позволения, леди Уайнфлит, я, пожалуй, начну с себя. Наши
      морские порядки вполне сойдут здесь за судейские. Леди Сесили. Так будет даже гораздо лучше, дорогой капитан Керни.
      Молчание. Керни собирается с мыслями. Она снова
      прерывает его.
      Вы так прелестно выглядите в роли судьи.
      Все улыбаются. Дринкуотер невольно прыскает со смеху.
      Редбрук (свирепым шепотом). Заткнись, болван, слышишь? (Опять отталкивает
      его назад пинком.) Хауард (укоризненно). Сесили! Керни (мрачно, силясь сохранить свое достоинство). Комплименты вашей милости
      покамест несколько преждевременны. Капитан Брасбаунд, положение таково.
      Мой корабль, крейсер Соединенных Штатов "Сант-Яго", в прошлый четверг
      был вызван на помощь яхтой "Редгонтлет" из Магадора. Владелец
      вышеназванной яхты, отсутствующий здесь, - он вывихнул ногу, - сообщил
      мне некоторые сведения. Сведения эти были такого рода, что "Сант-Яго",
      развив скорость в двадцать узлов, за пятьдесят семь минут достиг
      Магадорской гавани. На другой день, еще до полудня, мой нарочный
      кое-что сообщил местному кади. Сообщение это было такого рода, что кади
      пустился в путь, делая примерно десять узлов в час, доставил вас и
      ваших людей в магадорскую тюрьму и передал в мои руки. Затем кади
      возвратился в свою горную крепость, вследствие чего мы и лишены
      удовольствия видеть его сегодня здесь. Вы следите за моей мыслью? Брасбаунд. Да. Я знаю, что сделали вы и что сделал кади. Вопрос в другом
      почему вы это сделали. Керни. Наберитесь терпения, мы доберемся и до этого вопроса. Мистер Рэнкин,
      предоставляю вам слово. Рэнкин. В тот день, когда сэр Хауард и леди Сесили отправились на экскурсию,
      ко мне обратился за лекарством человек из свиты шейха Сиди эль Ассифа.
      Он сказал, что я не увижу больше сэра Хауарда: его повелитель узнал,
      что сэр Хауард христианин, и решил вырвать его из рук капитана
      Брасбаунда. Я поспешил на яхту и попросил ее владельца поискать на
      побережье канонерку или крейсер с целью воздействовать на здешние
      власти.
      Сэр Хауард, внезапно усомнившись в достоверности
      свидетельских показаний Рэнкина, поворачивается и
      смотрит на него.
      Керни. Но из слов нашего судового священника я понял, что вы сообщили о
      сговоре капитана Брасбаунда с шейхом, которому Брасбаунд обещал выдать
      сэра Хауарда. Рэнкин. Таково было мое первое поспешное заключение. Однако вскоре
      выяснилось, что сговор между ними заключался в другом: капитан
      Брасбаунд конвоировал путешественников, а шейх оказывал ему свое
      покровительство за определенную плату с каждого человека при условии,
      что путешественники эти не христиане. Насколько я понимаю, Брасбаунд
      пытался провезти сэра Хауарда контрабандой, но шейх узнал об этом. Дринкуотер. Верно, хозяин. Так все оно и было. Кеп... Редбрук (снова отталкивая его). Заткнись, болван! Кому я говорю? Сэр Хауард (Рэнкину). Разрешите спросить, вы беседовали на эту тему с леди
      Сесили? Рэнкин (простодушно). Да.
      Сэр Хауард выразительно хмыкает, как будто хочет
      сказать: "Так я и думал".
      (Продолжает, обращаясь к суду.) Надеюсь, капитан и джентльмены не
      рассердятся на меня за то, что здесь оказалось так мало стульев, о чем
      я искренне сожалею? Керни (с подлинно американской сердечностью). Пустяки, мистер Рэнкин. Ну что
      ж, я пока не вижу злого умысла: налицо необдуманный поступок, но не
      преступление. А теперь пусть представитель обвинения приступит к
      обвинительной речи. Слово принадлежит вам, леди Уайнфлит. Леди Сесили (вставая). Я могу рассказать только чистую правду... Дринкуотер (невольно). Нет, нет, леди, не надо! Редбрук (как прежде). Заткнись, дурак! Слышишь? Леди Сесили. Мы совершили восхитительную прогулку в горы, и люди капитана
      Брасбаунда были сама любезность, - не могу не признать этого, - пока мы
      не наткнулись на какое-то арабское племя - ах, какие красавцы! Тут
      бедняжки перепугались. Керни. Арабы? Леди Сесили. Нет, арабы никого не боятся. Испугался, разумеется, конвой.
      Конвой всегда всего боится. Я хотела поговорить с вождем арабов, но
      капитан Брасбаунд зверски застрелил под ним лошадь, а вождь выстрелил в
      графа, а потом... Керни. В графа? В какого графа? Леди Сесили. В графа Марцо. Вот он. (Указывает на Марцо.)
      Марцо ухмыляется и выразительно касается пальцем своего
      лба.
      Керни (слегка ошеломленный неожиданным обилием событий и действующих лиц в
      ее рассказе). Хорошо. А что произошло потом? Леди Сесили. А потом конвой разбежался - конвой всегда разбегается, а меня
      притащили в замок, который вы, право, должны обязать их хорошенько
      вычистить и побелить, капитан Керни. А затем выяснилось, что капитан
      Брасбаунд и сэр Хауард родственники...
      Сенсация.
      И, разумеется, последовала ссора. Хэллемы всегда ссорятся. Сэр Хауард (протестующе поднимаясь). Сесили!.. Капитан Керни, этот человек
      сказал мне... Леди Сесили (поспешно перебивая его). Вы не имеете права упоминать то, что
      вам говорили: это не может быть свидетельским показанием.
      Сэр Хауард задыхается от возмущения.
      Керни (спокойно). Разрешите даме продолжать, сэр Хауард Хэллем. Сэр Хауард (берет себя в руки и садится на место). Прошу прощения, капитан
      Керни. Леди Сесили. А затем явился Сиди. Керни. Сидни? Какой Сидни? Леди Сесили. Не Сидни, а Сиди, шейх Сиди эль Ассиф. Благородный араб с
      изумительным лицом. Он влюбился в меня с первого взгляда и... Сэр Хауард (протестующе). Сесили! Леди Сесили. Да, влюбился. Вы знаете, что влюбился. Вы сами велели мне
      говорить всю правду. Керни. Охотно этому верю, сударыня. Продолжайте. Леди Сесили. Это поставило беднягу в жестокое затруднение. Видите ли, он мог
      требовать, чтобы ему выдали сэра Хауарда, потому что сэр Хауард
      христианин. Но он не мог требовать, чтобы ему выдали меня - я ведь
      всего лишь женщина. Керни (с некоторой суровостью - он заподозрил леди
      Сесили в аристократическом атеизме). Но вы, надеюсь, тоже христианка? Леди Сесили. Да, но арабы не считают женщин людьми. Они не верят, что у нас
      есть душа. Рэнкин. Это верно, капитан. Несчастные слепые язычники! Леди Сесили. Что же ему оставалось делать? Он не был влюблен в сэра Хауарда,
      но был влюблен в меня. Поэтому он, естественно, предложил обменять сэра
      Хауарда на меня. Не правда ли, очень мило с его стороны, капитан Керни? Керни. Я сам поступил бы точно так же, леди Уайнфлит. Продолжайте. Леди Сесили. Должна признаться, что, несмотря на свою ссору с сэром
      Хауардом, капитан Брасбаунд был само благородство. Он отказался выдать
      кого бы то ни было из нас и уже собирался вступить в бой, но тут
      появился кади с вашим прелестным забавным письмом, капитан, обозвал
      моего бедного Сиди самыми ужасными словами, взвалил всю вину на
      капитана Брасбаунда и спровадил нас всех обратно в Магадор. И вот мы
      здесь. Ну что, Хауард, разве каждое мое слово не чистая правда? Сэр Хауард. Правда, Сесили, и только правда. Но английский закон требует,
      чтобы свидетель рассказал всю правду. Леди Сесили. Какой вздор! Разве кто-нибудь когда-нибудь знает всю правду?
      (Садится с обиженным и обескураженным видом.) Не понимаю, зачем вы
      хотите создать у капитана Керни впечатление, будто я лжесвидетельница. Сэр Хауард. Я не хочу этого, но... Леди Сесили. Очень хорошо. В таком случае не надо говорить вещей, которые
      могут создать подобное впечатление. Керни. Но сэр Хауард рассказал мне вчера, что капитан Брасбаунд угрожал
      продать его в рабство. Леди Сесили (снова вскакивая). А сэр Хауард рассказал вам, что он говорил о
      матери капитана Брасбаунда?
      Снова общее волнение.
      Я же сказала вам, что они ссорились, капитан Керни. Правда, сказала? Редбрук (живо). И вполне ясно сказали.
      Дринкуотер открывает рот, чтобы подтвердить его слова.
      Заткнись, болван. Леди Сесили. Конечно, сказала. А теперь, капитан Керни, ответьте, неужели
      вы, сэр Хауард или кто-нибудь другой хочет вникать в подробности этой
      постыдной семейной ссоры? Неужели здесь, где нет больше ни одной
      женщины, я должна повторять выражения двух обозленных мужчин? Керни (внушительно поднимаясь). Флот Соединенных Штатов не позволит себе
      оскорбить достоинство женщины. Леди Уайнфлит, благодарю вас за
      деликатность, с которой вы дали свои показания.
      Леди Сесили благодарно улыбается ему и торжествующе
      садится.
      Капитан Брасбаунд, я не вправе считать вас ответственным за все, что вы
      могли наговорить представителю английского суда, обратившемуся к вам на
      языке английского кубрика.
      Сэр Хауард пытается протестовать.
      Нет уж, сэр Хауард, извините. Мне и самому случалось в приступе гнева
      обзывать людей. Все мы рады узнать, что под судейской мантией
      скрывается живой человек из плоти и крови. Итак, мы покончили с
      вопросами, которых не следовало даже касаться в присутствии дамы.
      (Вновь садится и деловито добавляет.) Не следует ли нам обсудить еще
      что-нибудь, прежде чем мы отпустим этих людей? Унтер-офицер. Вот тут еще какие-то документы, переданные нам кади, сэр. Он
      счел, что это нечто вроде магических заклинаний. Священник приказал
      показать их вам и, с вашего разрешения, сжечь. Керни. Что за документы? Унтер-офицер (читая по списку). Четыре книжки, порванные и грязные,
      состоящие из отдельных выпусков стоимостью в один пенс и озаглавленные
      "Суинни Тод", "Лондонский демон-цирюльник", "Наездник-скелет"... Дринкуотер (в отчаянной тревоге рванувшись вперед). Это моя библиотека,
      начальник. Не жгите их. Керни. Тебе лучше не читать книжки такого сорта, голубчик. Дринкуотер (в совершенной панике взывая к леди Сесили). Не позволяйте им
      жечь книги, леди. Они их не тронут, если вы запретите. (С красноречием
      отчаяния.) Вы не понимаете, что значат для меня эти книги. Они уносили
      меня от гнусной действительности Ватерлоо-роуд. Они сформировали мой
      ум, они открыли мне нечто более высокое, чем убогая жизнь бездомного
      бродяги! Редбрук (хватая его за шиворот). Да заткнись же, болван! Вон отсюда!
      Придержи язык... Дринкуотер (яростно вырываясь у него из рук). Леди, леди, замолвите за меня
      словечко. Вы ведь такая добрая! (Слезы душат его, он с немой мольбой
      складывает руки.) Леди Сесили (растроганно). Не жгите его книги, капитан. Разрешите, я верну
      их ему. Керни. Книги будут переданы леди. Дринкуотер (вполголоса). Спасибо вам, леди. (Тихонько всхлипывая, отступает
      к своим товарищам.) Редбрук (шепотом ему вдогонку). Экий ты осел!
      Дринкуотер фыркает и не отвечает.
      Керни. Надеюсь, капитан Брасбаунд, вы и ваши люди подтверждаете показания
      леди о том, что произошло. Брасбаунд (мрачно). Да, пока все верно. Керни (нетерпеливо). Желаете что-нибудь добавить? Марцо. Она кое-что пропускал. Араб стрелил меня. Она ухаживал. Она меня
      вылечил. Керни. А вы, собственно, кто такой? Марцо (охваченный непреодолимым желанием продемонстрировать лучшие свойства
      своей натуры). Только проклятый вор. Проклятый врун. Проклятый негодяй.
      Она не леди. Джонсон (возмущенный явным оскорблением в адрес английской аристократии со
      стороны жалкого итальянца). Что? Что ты сказал? Марцо. Леди не ухаживать за проклятый негодяй. Ухаживать только святой. Она
      - святой. Она поднимай меня на небо, она всех нас поднимай на небо.
      Теперь мы делай все, что хочешь. Леди Сесили. Нет, Марцо, вы не сделаете ничего подобного и будете вести себя
      очень хорошо. В котором часу, вы сказали, будет завтрак, капитан Керни? Керни. Вы напоминаете мне о моих обязанностях, леди Уайнфлит. В час дня мой
      катер доставит вас и сэра Хауарда на борт "Сант-Яго". (Встает) Капитан
      Брасбаунд, следствие не дало мне никаких оснований задерживать вас и
      ваших людей. Советую вам в дальнейшем конвоировать исключительно
      язычников. Мистер Рэнкин, от имени Соединенных Штатов благодарю вас за
      оказанное нам сегодня гостеприимство. Приглашаю вас сопровождать меня
      обратно на корабль и разделить с нами завтрак, который будет дан в
      половине второго. Джентльмены, начальника тюрьмы мы посетим по пути в
      гавань. (Уходит вместе с офицерами.)
      За ними следуют матросы и унтер-офицеры.
      Сэр Хауард (к Леди Сесили). Сесили, на протяжении моей карьеры мне часто
      приходилось сталкиваться как с недобросовестными свидетелями, так, к
      сожалению, и с недобросовестными адвокатами. Но сочетание в одном лице
      недобросовестного свидетеля с недобросовестным представителем
      обвинения, которое я наблюдал сегодня, лишило меня дара речи. Вы
      попрали правосудие сами и вдобавок сделали меня своим сообщником. Леди Сесили. Да, да. Но разве вы не рады, что правосудие хоть раз потерпело
      поражение? (Берет его под руку и направляется с ним к выходу.) Капитан
      Брасбаунд, я вернусь попрощаться с вами перед отъездом.
      Брасбаунд мрачно кивает. Она уходит с сэром Хауардом
      вслед за капитаном Керни и его людьми.
      Рэнкин (подбегает к Брасбаунду и берет его за руки). Как я рад, что вы
      оправданы! После завтрака я вернусь, и мы потолкуем. Благослови вас
      бог! (Быстро уходит.)
      Оставшись в комнате одни, на свободе и без свидетелей,
      люди Брасбаунда положительно сходят с ума. Они хохочут,
      пляшут, обнимаются и неуклюже вальсируют парами,
      беспрерывно и сентиментально пожимая друг другу руки.
      Только трое из них сохраняют какую-то видимость
      самообладания. Марцо, гордый тем, что успешно сыграл
      ведущую роль в недавнем событии и произнес драматическую
      речь, выпячивает грудь, покручивает жидкие усики и
      принимает чванливую позу: он задирает подбородок и
      выставляет вперед правую ногу в знак презрения к
      окружающим его сентиментальным английским варварам.
      Глаза Брасбаунда и его подергивающиеся губы
      показывают, что и он заражен общим возбуждением; но он
      делает отчаянное усилие над собой и сдерживается.
      Редбрук, приученный к личине равнодушия, цинично
      улыбается, подмигивает Брасбаунду и, наконец, дает
      выход своим чувствам, беря на себя роль инспектора
      манежа: он размахивает воображаемым бичом и подстрекает
      остальных к еще более диким выходкам. Кульминационная
      точка ликования наступает в тот момент, когда
      Дринкуотер, второй раз без ущерба для собственной
      репутации выйдя сухим из воды и уверовав в свою
      счастливую звезду, приходит в экстаз, забывает об
      остальных и начинает, как дервиш, кружиться в таком
      сверхъестественно сложном танце, что все постепенно
      прекращают свои упражнения и только смотрят на него.
      Брасбаунд (срывая с себя цилиндр и выбегая вперед, в то время как Дринкуотер
      в изнеможении падает на руки Редбрука). А теперь я избавлюсь от этого
      почтенного головного убора и вновь почувствую себя человеком. Ну-ка,
      валяйте все сюда и попрыгайте на цилиндре капитана. (Ставит цилиндр на
      пол и собирается прыгнуть на него.)
      Результат получается совершенно неожиданный и производит
      на Брасбаунда ошеломляющее впечатление. Его товарищи не
      только не оценили подобного акта, но, напротив,
      скандализованы и отрезвлены, за исключением Редбрука,
      которого крайне забавляет чрезмерная их щепетильность.
      Дринкуотер. Нет уж, кептен, так не годится. Знаете, всему есть предел. Джонсон. Я не прочь позабавиться, капитан, но останемся все-таки
      джентльменами. Редбрук. Напомню вам, Брасбаунд, что цилиндр принадлежит леди Сесили. Разве
      вы не вернете его? Брасбаунд (поднимая цилиндр и тщательно обтирая с него пыль). Верно. Я
      дурак. Но все равно, в таком виде она меня больше не увидит.
      (Стаскивает с себя сюртук вместе с жилетом.) Кто-нибудь из вас умеет
      как следует складывать эти штуки? Редбрук. Позвольте мне, начальник. (Относит сюртук и жилетку на стол и
      складывает их.) Брасбаунд (расстегивая воротничок и рубашку). Ты, кажется, уставился на
      запонки, Джек Пьяная рожа? Я знаю, что у тебя на уме. Дринкуотер (возмущенно). Нет, не знаете. А вот и ничего подобного. У меня
      теперь только одна мысль - о самопожертвовании. Брасбаунд. Если из вещей леди пропадет хоть одна медная булавка, я
      собственными руками повешу тебя на ноках шхуны "Благодарение", повешу
      даже под пушками всех европейских флотов. (Стаскивает с себя рубашку и
      остается в синем свитере. Волосы его взъерошены. Он проводит по ним
      рукой и восклицает.) Теперь я, по крайней мере, наполовину человек. Редбрук. Ужасное сочетание, начальник: ниже талии вы церковный староста,
      выше - пират. Леди Сесили не станет разговаривать с вами, пока вы в
      таком виде. Брасбаунд. Я переоденусь целиком. (Уходит из комнаты на поиски своих брюк.) Редбрук (тихо). Послушайте-ка, Джонсон, и все остальные!
      Они собираются вокруг него.
      А что если она увезет его обратно в Англию? Марцо (пытаясь повторить свое столь успешное выступление). Я - проклятый
      пират! Она - святой. Говорю вам, никого никуда не увозить. Джонсон (строго). Молчи, невежественный и безнравственный иностранец!
      Отповедь встречена всеобщим одобрением. Марцо,
      отодвинутый на задний план, тушуется.
      Она не увезет его из дурных побуждений, но может увезти из хороших. Что
      тогда будет с нами? Дринкуотер. На Брасбаунде свет клином не сошелся. Есть голова на плечах,
      знаешь жизнь - вот ты сам и капитан. Такой человек найдется, только вы
      не знаете, где его искать.
      Намек на то, что сам Дринкуотер и есть такой человек,
      кажется остальным нестерпимо наглым, и его встречают
      долгим всеобщим свистом.
      Брасбаунд (возвращается в своей одежде, надевая на ходу куртку). А ну,
      смирно!
      Команда с виноватым видом вытягивается и ждет его
      приказаний.
      Редбрук, уложить вещи леди в сундук и переправить к ней на яхту.
      Джонсон, погрузить всех людей на борт "Благодарения", проверить запасы,
      выбрать якорь и приготовиться к выходу в море. Потом выслать к причалам
      Джека со шлюпкой - пусть ждет меня. Сигнал подать выстрелом из пушки.
      Не терять времени! Джонсон. Слушаюсь, сэр. Команда, на борт! Все. Идем, идем. (Шумно уходят,)
      Дождавшись, когда они уйдут, Брасбаунд садится к столу,
      опирается на него локтями, подпирает голову кулаками и
      погружается в мрачное раздумье. Затем вынимает из
      бокового кармана куртки кожаный бумажник, вытаскивает
      оттуда истрепанный грязный пакет писем и газетных
      вырезок и бросает их на стол. За ними следует фотография
      в дешевой рамке - ее он тоже грубо швыряет на стол рядом
      с бумагами и, скрестив руки на груди, с мрачным
      отвращением смотрит на нее. В эту минуту сходит леди
      Сесили. Брасбаунд сидит к ней спиной и не слышит, как
      она входит. Заметив это, она хлопает дверью достаточно
      громко, чтобы привлечь его внимание. Он вздрагивает.
      Леди Сесили (подходя к противоположному концу стола). Значит, вы сняли всю
      мою элегантную одежду. Брасбаунд. Вы хотите сказать - одежду вашего брата? Человек должен носить
      свою собственную одежду и лгать сам за себя. Очень сожалею, что сегодня
      вам пришлось лгать за меня. Леди Сесили. Женщины тратят половину жизни на то, чтобы говорить за мужчин
      маленькую неправду, а иногда и большую. Мы к этому привыкли. Но имейте
      в виду: я не признаю, что делала это и сегодня. Брасбаунд. Как вам удалось обвести моего дядю? Леди Сесили. Не понимаю этого выражения. Брасбаунд. Я хотел сказать... Леди Сесили. Скоро завтрак, и, боюсь, мы уже не успеем выяснить, что вы
      хотели сказать. Я собиралась поговорить с вами о вашем будущем. Можно? Брасбаунд (несколько помрачнев, но вежливо). Садитесь, пожалуйста.
      Она садится, он тоже.
      Леди Сесили. Каковы ваши планы? Брасбаунд. У меня нет планов. Вскоре вы услышите пушечный выстрел в гавани.
      Это будет означать, что шхуна "Благодарение" подняла якорь и ждет
      только своего капитана, чтобы выйти в море. А капитан ее не знает, куда
      ему взять теперь курс - на север или на юг. Леди Сесили. Почему не на север, в Англию? Брасбаунд. Почему не на юг, к полюсу? Леди Сесили. Но вам же надо как-то устроить свою судьбу. Брасбаунд (тяжело опустив локти и кулаки на стол, властно смотрит ей в
      глаза). Послушайте, когда мы впервые встретились с вами, у меня была
      цель в жизни. Я был одинок и не заводил себе друга - ни женщины, ни
      мужчины, потому что цель моя шла вразрез с законом, с религией, с моей
      собственной репутацией и безопасностью. Но я верил в нее и отстаивал
      ее, в одиночку, как и полагается человеку отстаивать свои убеждения
      против закона и религии, против зла и эгоизма. Чем бы я ни был, я не из
      числа ваших липовых морячков, которые пальцем не шевельнут ради своих
      убеждений, разве что вознесутся на небо. Я же за свои убеждения готов
      был спуститься в ад. Вам, вероятно, этого не понять. Леди Сесили. Напротив! Я прекрасно понимаю. Это так характерно для людей
      определенного типа. Брасбаунд. Пожалуй, хотя я редко встречал таких людей. Тем не менее я был
      одним из них. Не скажу, что я был счастлив, но и несчастен я тоже не
      был, потому что не колебался, а неуклонно шел своим путем. Если человек
      здоров и у него есть цель, он не задумывается над тем, счастлив он или
      нет. Леди Сесили. Иногда он не задумывается даже над тем, счастливы или нет
      другие. Брасбаунд. Не отрицаю. Труд - первое, что делает человека эгоистом. Но я
      стремился не к собственному благополучию : мне казалось, что я поставил
      справедливость выше своего я. Повторяю, тогда жизнь кое-что для меня
      значила. Видите вы эту пачку грязных бумажек? Леди Сесили. Что это такое? Брасбаунд. Вырезки из газет. Речи, произнесенные моим дядей на
      благотворительных обедах или тогда, когда он осуждал людей на смерть.
      Благочестивые, высокопарные речи человека, которого я считал вором и
      убийцей! Они доказывали мне, что закон и приличия несправедливы,
      доказывали более веско, ярко, убедительно, чем книга пророка Амоса. А
      чем они стали теперь? (Не спуская с нее глаз, хладнокровно рвет
      газетные вырезки на мелкие клочки и отбрасывает их.) Леди Сесили. От этого вам, во всяком случае, стало легче. Брасбаунд. Согласен. Но с ними ушла часть моей жизни. И помните: это дело
      ваших рук. Теперь смотрите, что я сохранил. (Показывает письма.) Письма
      моего дяди к моей матери с ее приписками, где она сетует на его
      холодную наглость, вероломство и жестокость. А вот жалобные письма,
      которые она писала ему потом. Они возвращены нераспечатанными. Их тоже
      выбросить? Леди Сесили (сконфуженно). Я не вправе просить вас уничтожить письма матери. Брасбаунд. А почему бы и нет, раз вы лишили их всякого смысла? (Рвет
      письма.) Это тоже облегчение? Леди Сесили. Это немного печально, но, вероятно, так все же лучше. Брасбаунд. Остается последняя реликвия - ее портрет. (Вынимает фотографию из
      дешевой рамки.) Леди Сесили (с живостью и любопытством). Ах, дайте взглянуть!
      Он подает ей фотографию. Прежде чем она успевает
      овладеть собой, на лице ее явственно отражаются
      разочарование и отвращение.
      Брасбаунд (с саркастическим смешком). Вы, кажется, ожидали лучшего? Что ж,
      вы правы. Рядом с вашим ее лицо не назовешь красивым. Леди Сесили (расстроенная). Я же ничего не сказала. Брасбаунд. Что вы могли сказать? (Берет обратно фотографию, которую она
      отдала без единого слова. Он смотрит на фотографию, покачивает головой
      и собирается разорвать ее.) Леди Сесили (удерживая его руку). Нет, нет, только не портрет матери! Брасбаунд. Представьте себе, что это ваш портрет. Вы бы хотели, чтобы ваш
      сын хранил его и показывал более молодым и красивым женщинам? Леди Сесили (отпустив его руку). Вы ужасный человек! Порвите ее, порвите!
      (На мгновение закрывает глаза рукой, чтобы не видеть этого зрелища.) Брасбаунд (хладнокровно рвет фотографию). Она мертва для меня еще с того дня
      в замке. Вы убили ее. Мне лучше без нее. (Бросает обрывки.) Теперь со
      всем покончено. Вы лишили мою жизнь прежнего смысла, но не вложили в
      нее нового. Я вижу, вы обладаете каким-то ключом к жизни, который
      помогает вам преодолевать ее трудности, но я недостаточно умен, чтобы
      понять, что это за ключ. Вы парализовали меня, показав, что я неверно
      воспринимаю жизнь, когда предоставлен самому себе. Леди Сесили. Да нет же! Почему вы так говорите? Брасбаунд. А что мне еще сказать? Видите, что я наделал! Мой дядя оказался
      не хуже меня, вероятно, даже лучше: голова у него светлее и положение
      он занимает более высокое. А я принял его за злодея из сказки. Любой
      человек понял бы, что такое моя мать, а я остался слеп. Я даже глупее,
      чем Джек Пьяная рожа: он нахватался романтического вздора из грошовых
      книжонок и прочей дешевки, а я набрался того же вздора из жизни и
      опыта. (Качая головой.) Это было пошло, да, пошло. Теперь я это вижу:
      вы открыли мне глаза на прошлое. Но какая от этого польза для будущего?
      Что мне делать? Куда идти? Леди Сесили. Все очень просто. Делайте то, что вам нравится. Так, например,
      поступаю я. Брасбаунд. Такой совет меня не устраивает. Мне нужно что-то делать в жизни,
      а делать мне нечего. С таким же успехом вы могли бы обратиться ко мне,
      как миссионер, и призвать меня исполнить мой долг. Леди Сесили (быстро). О нет, благодарю! С меня вполне достаточно вашего
      долга и долга Хауарда. Где бы вы оба теперь были, если бы я позволила
      вам выполнить ваш долг? Брасбаунд. Где-нибудь да были бы. А теперь мне кажется, что я - нигде. Леди Сесили. Разве вы не вернетесь в Англию вместе с нами? Брасбаунд. Зачем? Леди Сесили. Да затем, чтобы наилучшим образом использовать свои
      возможности. Брасбаунд. Какие возможности? Леди Сесили. Неужели вы не понимаете, что, если вы племянник важной особы,
      если у вас влиятельные знакомые и верные друзья, для вас можно сделать
      много такого, что никогда не делается для обыкновенного капитана
      корабля? Брасбаунд. А! Но я, видите ли, не аристократ. К тому же, как большинство
      бедняков, я горд. Я не желаю, чтобы мне покровительствовали. Леди Сесили. Какой смысл во всех этих разговорах? В моем мире, который
      теперь стал и вашим миром, в нашем мире искусство жить и сводится к
      умению заручиться покровительством. Без этого человек не может сделать
      в нем карьеру. Брасбаунд. В моем мире человек может управлять кораблем и зарабатывать этим
      на жизнь. Леди Сесили. Я вижу, вы идеалист - вы верите в невозможное. Иногда идеалисты
      встречаются даже в нашем мире. Спасти их можно только одним способом. Брасбаунд. Каким? Леди Сесили. Женя на девушках с чувствительным сердцем и достаточно крупным
      приданым. Такова их судьба. Брасбаунд. Вы лишили меня даже этой возможности. Неужели вы думаете, что
      после вас я в силах смотреть на обыкновенную женщину? Вы заставляете
      меня делать все, что вы хотите. Но вы не заставите меня жениться ни на
      ком, кроме вас. Леди Сесили. А известно ли вам, капитан Пакито, что я составила счастье не
      менее чем семнадцати мужчин
      Брасбаунд остолбенело уставился на нее.
      женив их на других женщинах. И все они начинали с уверений, что не
      женятся ни на ком, кроме меня. Брасбаунд. В таком случае я буду первым мужчиной, сдержавшим свое слово. Леди Сесили (отчасти удовлетворенно, отчасти насмешливо, отчасти
      сочувственно). А вам в самом деле нужна жена? Брасбаунд. Мне нужен командир. Не следует недооценивать меня - я хороший
      человек, когда у меня есть хороший руководитель. Я смел, я решителен, я
      не пьяница. Я могу командовать, если уж не военным кораблем или армией,
      то, по крайней мере, шхуной или отрядом береговой стражи. Когда мне
      поручают дело, я не дрожу за свою жизнь и не набиваю свой карман.
      Гордон доверял мне и не пожалел об этом. Если вы доверитесь мне, вы
      тоже не пожалеете. И все-таки мне чего-то не хватает. Наверно, я глуп. Леди Сесили. Вовсе вы не глупы. Брасбаунд. Нет, я глуп. Вы не услышали от меня ни одного умного слова с той
      самой минуты, как впервые увидели меня в саду. А все, что говорили вы,
      вызывало у меня смех или дружеское чувство к вам. Вы все время
      подсказывали мне, как надо думать и как поступать. Это я и называю
      настоящим умом. Так вот, у меня его нет. Я умею приказывать, если знаю,
      что нужно приказать. Я умею заставить людей исполнять мои приказы,
      хотят они того или нет. Но я глуп, говорю вам, глуп. Когда нет
      распоряжений Гордона, я не могу сообразить, что надо делать.
      Предоставленный самому себе, я превратился в полуразбойника. Я могу
      пинать ногами этого мелкого жулика Дринкуотера, но постоянно ловлю себя
      на том, что следую его советам, так как не могу придумать ничего
      другого. Когда появились вы, я начал исполнять ваши приказы так же
      естественно, как выполнял приказы Гордона, хотя никогда не предполагал,
      что следующим моим командиром будет женщина. Я хочу стать под вашу
      команду. А сделать это можно только одним способом - женившись на вас.
      Вы позволите мне это сделать? Леди Сесили. Боюсь, вы не совсем понимаете, насколько необычным кажется мне
      этот брак с точки зрения представлений английского общества, Брасбаунд. Мне наплевать на английское общество. Пусть оно занимается своими
      делами. Леди Сесили (немного встревоженная, встает). Капитан Пакито, я не влюблена в
      вас. Брасбаунд (тоже встает, по-прежнему пристально глядя на нее). Я этого и не
      предполагал. Командир обычно не влюблен в своего подчиненного. Леди Сесили. Ни подчиненный в командира. Брасбаунд (твердо). Ни подчиненный в командира. Леди Сесили (впервые в жизни познав, что такое ужас: она чувствует, что он
      бессознательно гипнотизирует ее). О, вы опасный человек! Брасбаунд. Любите ли вы кого-нибудь другого? Вот в чем весь вопрос. Леди Сесили (отрицательно качая головой). Я никогда никого не любила в
      отдельности и никогда не полюблю. Разве я могла бы управлять людьми,
      если бы во мне жила хоть крупинка этого безумия? Вот мой секрет. Брасбаунд. Откажитесь окончательно от своего я. Выходите за меня замуж. Леди Сесили (тщетно пытаясь собрать остатки воли). Я должна? Брасбаунд. Слово "должна" тут ни при чем. Вы можете это сделать, и я прошу
      вас это сделать. Моя судьба в ваших руках. Леди Сесили. Это ужасно. Я не думала... Я не хочу... Брасбаунд. Но вы это сделаете. Леди Сесили (совсем растерявшись, медленно протягивает ему руку). Я...
      Выстрел пушки с "Благодарения".
      (Глаза ее расширяются. Она выходит из транса.) Что это? Брасбаунд. Прощание. И выход для вас - безопасность, свобода. Вы созданы для
      лучшей участи, чем стать женой Черного Пакито. (Опускается на колени и
      берет ее руку.) Больше вы не в силах ничего для меня сделать: я,
      наконец, чудом обрел секрет власти над людьми. (Целует ей руку.)
      Благодарю за это и за то, что вы вернули мне силы жить и цель жизни,
      обновили и направили меня. А теперь прощайте, прощайте! Леди Сесили (в странном экстазе, держа его за руки, пока он встает). Да,
      прощайте! С самым глубоким, сердечным чувством говорю вам - прощайте! Брасбаунд. Всем, что есть во мне благородного, всем своим душевным
      торжеством отвечаю вам - прощайте! (Поворачивается и убегает.) Леди Сесили. Как чудесно! Как чудесно! И как вовремя пришло избавление!
      КОММЕНТАРИИ
      Послесловие и примечания к пьесе - А.А. Аникст
      ОБРАЩЕНИЕ КАПИТАНА БРАСБАУНДА
      Написанная в 1899 г., пьеса была исполнена для регистрации авторского права в Ливерпуле (октябрь 1899 г.), затем показана в Лондоне "Театральным обществом" (декабрь 1900 г.). За этими единичными представлениями последовали театральные премьеры в манчестерском театре (май 1902 г., шесть спектаклей) и в Лондоне, где пьесу поставил Гренвилл-Баркер в "Ройал Корт" (1906 г.). В 1907 г. состоялась берлинская премьера.
      Создавая "Обращение капитана Брасбаунда", Шоу все еще вел борьбу за то, чтобы его пьесы вошли в репертуар профессиональных театров. Поэтому он пытался найти выдающихся исполнителей, которые завоевали бы публику для его драматургии. В "Обращении капитана Брасбаунда" роль леди Сесили была написана специально для Эллен Терри. Терри была лучшей английской актрисой конца XIX в. С 1878 г. она стала партнершей Генри Ирвинга в руководимом им театре "Лицеум". Хотя театр выделялся высоким уровнем сценического мастерства, Шоу справедливо упрекал Ирвинга за пренебрежение к современной драматургии. В 1892 г. Шоу вступил в переписку с выдающейся актрисой. Он пытался убедить ее и Ирвинга обратиться к проблемным и социальным пьесам современных драматургов. Однако Эллен Терри сочла пьесу Шоу недостаточно сценичной. На два письма, в которых актриса отказывалась от роли, Шоу ответил развернутой характеристикой своего произведения.
      В Европе царит культ империалистических завоевателей типа Бисмарка и Китченера, писал Шоу, в Европе виселицы, каторга, истерическое восхваление кнута, трусость, маскирующаяся лозунгами "сильное правительство", "закон и порядок" и т. п. Недостаточно быть порядочным человеком в личном быту, убеждал писатель актрису; надо возвысить голос против несправедливости во всеуслышание. "Соответственно я поднес Вам пьесу, где героиня находится на том самом месте, где, согласно распространенному мнению, без империализма никак невозможно, - на грани, где сталкиваются европеец и фанатик-африканец и где судья, с одной стороны, и неустрашимый авантюрист-флибустьер, с другой, содействуют "продвижению цивилизации", носителями которой они делают хулигана с ружьем, аристократа mauvais sujet [Беспутного шалопая (франц.)] и безмозглого бродягу. Я пытаюсь показать как эти люди набираются храбрости и твердости в постоянном ощущении и преодолении страха. Я пытаюсь показать Вас, которая не боится никого и ничего и управляется с ними со всеми, как Даниил со львами не хитростью - и прежде всего не тем, чем пользовалась Клеопатра: их страстями, - а просто в силу своего морального превосходства" [Джордж Бернард Шоу. Письма. М., 1971, с. 83.] Драматург идет так далеко, что провозглашает созданный им женский образ воплощением центральной идеи современности, подразумевая под этим, что культура и гуманность должны противостоять империалистическому разбою и насилию.
      Шоу утверждал, что его пьеса вполне реалистична, ибо опирается на подлинные повествования о первых исследователях глубин Африки. Он называет имена известного путешественника Генри Стенли, этнолога Мэри Кингсли и шотландского писателя Каннигема Грэма. И выводит простую мораль: в то время как одни, подобно Стенли, пробивали себе путь обманом и оружием, другие добивались не меньшего терпимым отношением к местным обычаям и нравам, вежливостью и гуманностью.
      Милитаризму и агрессии Шоу противопоставляет идеологию пацифизма. В пьесе Шоу в равной мере осуждает насилие законное, воплощенное в образе судьи Хэллема, и беззаконное, осуществляемое разбойником Брасбаундом. Леди Сесили объясняет Брасбаунду, что между ним и его обидчиком принципиальной разницы нет: "В обхождении с людьми он всегда прибегает к крутым мерам, как вы относительно своих подчиненных, и точно так же стоит за месть и наказание, как вы в вашем желании мстить за мать". Она подчеркивает, что жестокость сэра Хауарда не есть его личное качество, но порождение всей государственной системы насилия: "Ваш дядя Хауард человек на редкость безобидный! Он куда лучше, чем большинство людей его профессии. Конечно, как судья, он делает страшные вещи, но чего еще ждать от человека, которому платят пять тысяч фунтов в год за то, что он творит зло, которого хвалят за это и толкают на это полисмены, суды, своды законов и присяжные, так что ему не остается другого выхода?" Образ леди Сесили позволяет сказать, что драматург, с таким мастерством умевший рисовать пороки, обнаружил не меньший творческий дар в создании положительной героини, обладающей всепокоряющим обаянием. В леди Сесили нет сентиментальной чувствительности. Она вся воплощение рассудительности и трезвой наблюдательности, которые так по сердцу Бернарду Шоу. "Во всех других моих пьесах - даже в "Кандиде", признавался драматург в письме к Эллен Терри, - я более или менее, но всегда проституировал героиню, заставляя ее вызывать у публики интерес, отчасти сексуальный; это не относится, пожалуй, только к героине в "Ученике дьявола". А в леди Сесили я обошелся без этого и добился особого очарования". [Там же, с. 84.]
      Драматург окружил героиню множеством разнообразных мужских характеров. Среди них нет никого, кто стоял бы на одном уровне с ней, потому что это либо люди ложных принципов, либо люди, слишком подверженные примитивным эмоциям. Но Шоу не прибегает к резким краскам сатиры. Пьеса в целом окрашена тональностью, соответствующей характеру героини. Ровный свет иронии распространяется на всех: на мрачного байронического отщепенца Брасбаунда; на чопорного джентльмена сэра Хауарда; на арабского шейха Сиди эль Асафа. Каждый из них в чем-то ограничен и далеко не дотягивает до той высоты духа, на которой находится леди Сесили.
      Шоу определил жанр пьесы термином, который придумал сам, мелодраматическая комедия. От мелодрамы здесь и злой дядя, лишивший племянника наследства, и разбойники в пустыне, и воинственные арабы. Подобные мотивы встречались в популярных мелодрамах второй половины XIX в. Шоу воспользовался ими по-своему. Привычные для публики театральные эффекты попадания в ловушки, из которых, казалось бы, нет выхода, неожиданные повороты в положении персонажей, когда сила и превосходство переходят то на одну, то на другую сторону, - все это использовано Шоу для утверждения важных для него идей.
      Шоу был прав, когда ставил свои произведения в единую линию развития европейской комедии и подчеркивал связь с предшественниками. Но хотя он и пользуется фарсовыми ситуациями и комическими состязаниями в остроумии, "Обращение капитана Брасбаунда" представляет собой именно то, от чего он пытался отречься,- "дозу интеллектуального лекарства". Вековечные приемы комизма использованы Шоу для создания интеллектуальной комедии, а отнюдь не для буффонады.
      В пьесе Шоу продолжает борьбу против ложноромантического взгляда на жизнь. Все главные персонажи, за исключением леди Сесили, склонны к романтическим понятиям о любви, мести, справедливости. Их отношение к жизни насквозь эмоционально и, как правило, лишено разумных оснований. Леди Сесили выражает тот трезвый и рассудительный взгляд на действительность, который свойствен Виви ("Профессия миссис Уоррен"), Кандиде и некоторым другим героиням в пьесах Шоу. С лицами этого духовного склада читатель еще неоднократно встретится в дальнейших произведениях драматурга.
      ...следуя совету Вольтера, возделывает свой сад. - Призыв "возделывать сад", то есть заниматься конкретным делом, принадлежит герою повести Вольтера (1694-1778) "Кандид" (1759).
      Биллингсгейт - старинный рынок в Лондоне.
      Гордон Хартумский - Чарлз Джордж Гордон (1833 - 1885) - английский генерал, проводивший захватническую политику Великобритании в Египте и Судане; в течение десяти месяцев находился в осаде в Хартуме, окруженном суданскими войсками; погиб при штурме Хартума суданцами.
      Экскурсии Кука - компания Кука, старейшая английская компания по организации туристских поездок, имеющая отделения во многих странах мира.
      ...где жила волшебница из поэмы Шелли.- Речь идет о поэме П. Б. Шелли "Атласская фея" (1820).
      Вместе мы стоим, поодиночке падаем. - Точнее, "вместе выстоим, поодиночке будем разбиты" - слова из боевого гимна времен американской войны за независимость "Песнь свободы" (1768) Джона Дикинсона.
      ...в ньюингтонском полицейском участке...- Ньюингтон - район Лондона на правом берегу Темзы.
      Потомку пророка, - То есть Магомета; такой титул носили арабские правители (Магомет считался наместником бога, правитель - наместником Магомета).
      Джонсон эль Гулль - насмешливо-пародийное переиначивание имени Джонсона из Гулля на арабский лад.
      Джексон Каменная стена - прозвище генерала Томаса Джонатана Джексона, возглавлявшего войска Юга в войне против Севера США; он стоял со своими войсками как стена в битве при Бул-Рене (1861); его имя и прозвище стали нарицательными для обозначения людей, стойких в обороне.
      Гайд-парк - парк в Лондоне, где около Мраморной арки происходят выступления ораторов и политические демонстрации.
      Кинтафи - город в Марокко.
      ...франкский... - словом "франк" марокканцы обозначают всякого чужеземца из Европы и США.
      ..."Тысяча и одна ночь" в переводе капитана Бертона.- Самый полный перевод этого классического сочинения в 16 томах, изданный в 1885-1888 гг.
      Франкистан - условное название любого иностранного государства. В данном случае - Англия.
      Соломон и царица Савская. - Согласно библейской легенде, встреча иудейского царя Соломона и царицы Савской представляла собой соревнование его мудрости и ее красоты.
      Маракеш - столица Марокко.
      "Дети в лесу". - "Дети в лесу, или Арлекин и злой дядя" - английская народная сказка.
      Нелсон, Горацио (1758-1805) - английский адмирал. В 1805 г. флот под его командованием одержал победу над франко-испанским флотом у мыса Трафальгар на атлантическом побережье Испании.
      "Суинни Тод", "Лондонский демон-цирюльник", Наездник скелет" анонимные произведения английских писателей XIX в.