– Пожалуй, ты прав, – и, сокрушенно покачав головой, добавил: – Кроме того, рано или поздно кто-нибудь раскроет нашу тайну, и тогда всем нам конец, Харлан.
      Тот снова покачал головой и пробурчал:
      – Конечно. Я все понимаю, Чарли.
      Чарли не стал говорить о том, что кто-то из самих музыкантов может проболтаться. Совершенно случайно, разумеется. Сказать по правде, он не верил и в молчание самого Харлана.
      Харлан отошел в сторону и сел на прежнее место, опустив при этом плечи так, словно на них лежал непосильный груз. Но Чарли-то знал, что это не так. Весь груз навалился на его, Чарли, плечи.
      Оркестр только что закончил репетировать пьесу “Гарри Оуэн” и начал было следующую, но тут Чарли обнаружил торчащий в оконной раме длинный нос Фермина Смолла. Вслед за носом показались и маленькие, горящие охотничьим азартом глазки шерифа.
      Терпеть это Чарли больше не мог. Проклятие! Ведь всем известно, что за последнее время в окрестностях города, да и в самом Розуэлле произошло не менее шести ограблений, и каждое из них было куда серьезнее, чем их неудавшаяся попытка ограбить в Арлетте заведение тетушки Пэнси. Так нет же! Фермин Смолл плевать хотел на те преступления и продолжает преследовать Чарли и его друзей с упорством сеттера, вынюхивающего уток на болоте.
      Хорошо. Пусть Чарли и его ребята не без греха. Пусть у них рыльце в пушку. Но это же не значит, что всем остальным преступникам, промышляющим в здешних краях, должна быть дана полная свобода действий! Если говорить начистоту, то все, что украл оркестр у местных жителей, так это немного сушеных бобов и несколько лепешек – есть о чем говорить!.. И что этот проклятый шериф так вцепился в них? Непонятно.
      Чарли перестал играть и опустил трубу. Вслед за ним, один за другим, бросили играть и остальные. Потом головы музыкантов поднялись вверх, и шесть пар глаз уставились в окно конюшни, в котором торчал длинный нос Фермина Смолла.
      – Что ему здесь нужно? – недовольно спросил Джордж Олден.
      – Видно, у него больше нет других дел, – тряхнул своим альтом Фрэнсис Уотли и презрительно фыркнул. – Когда я в свое время работал помощником шерифа у нас дома, так у меня не было времени, чтобы шататься на репетиции оркестра и что-то вынюхивать. Этот парень просто лентяй, вот что я вам скажу.
      Пичи Джилберт кашлянул и громко сказал прямо в окно:
      – Мне говорили, что Смолл – никудышный шериф. Здесь почти каждую ночь кто-то кого-то грабит, кто-то в кого-то стреляет, а ему и дела до этого нет. И никого он поймать не может. Кретин.
      – Кретин, это точно, – согласился Чарли.
      – Интересно, а почему он не ловит тех, кто стреляет в мирных жителей? – спросил Джордж Олден. – Он хотя бы подозревает кого-нибудь?
      – Подозревает, – ответил Чарли. – Нас с вами.
      – Нас?! – поразился Харлан. – Но мы никогда ни в кого не стреляли, Чарли!
      Чарли окинул взглядом потолок конюшни. В потолке по-прежнему торчали стрелы с привязанными к оперению яркими ленточками. Сердце Чарли на секунду болезненно сжалось, и он поспешил опустить глаза, после чего ответил Харлану:
      – Я-то знаю, что мы никогда ни в кого не стреляли.
      Харлан. Это в нас стреляли, но попробуй докажи что-нибудь этому идиоту!
      – Ты имеешь в виду ту старую леди из Ар… – успел произнести Харлан.
      Чарли и не подозревал, что Лестер может так быстро на что-нибудь среагировать, однако сейчас он как кошка накинулся на Харлана, свалил его на землю. Чарли протянул руку и тихо прошептал, помогая Харлану подняться:
      – Держи язык за зубами, Харлан. Шериф не должен знать о том случае, понимаешь?
      – Да, конечно, – кивнул головой Харлан. – Виноват. Забылся.
      – Все в порядке, Харлан, – ласково сказал Чарли, отряхивая пыль с плеча своего друга.
      Пичи Джилберт продолжал подозрительно коситься на нос шерифа, торчащий в окне.
      – Как ты думаешь, на чьей стороне воевал этот придурок во время войны, Чарли? Готов биться об заклад, что не на нашей.
      – Наверное, ты прав, Пичи.
      – Послушайте, мне надоело, что этот пес все время сует свой длинный нос, куда его не просят, – заметил Джордж Олден.
      – И с тобой я тоже вполне согласен, Джордж, – согласился Чарли.
      Тут Фермин Смолл понял, что его обнаружили, и показал в оконной раме все свое длинное лицо – надменное и жалкое одновременно. Потом его взгляд вдруг остекленел, и Чарли в свою очередь обернулся к двери, желая понять, что же могло так напугать шерифа.
      – Мисс Одри не любит Фермина Смолла, – заметил появившийся в дверном проеме Солнечный Глаз.
      Одному богу известно, как он сумел так незаметно появиться на конюшне, словно возникнув из ничего, материализовавшись из пустоты. Солнечный Глаз вытащил из колчана стрелу, вложил ее в натянутый лук и тщательно прицелился в лицо Фермина Смолла, который застыл в оконной раме, словно собственный портрет.
      – Вот это да! – ахнул Харлан. – Индеец!
      – Все в порядке, ребята! – успокоил всех Чарли. – Солнечный Глаз – мой друг.
      – Мисс Одри очень не нравится Фермин Смолл, – спокойно повторил индеец.
      – Да он никому не нравится, – пробормотал Фрэнсис Уотли.
      – Как поживаешь, Солнечный Глаз? Сто лет тебя не видел! – улыбнулся индейцу Чарли.
      Тут наконец-то прорезался голос и у Фермина Смолла.
      – Все, все, – квакающим голосом сказал он. – Я ухожу.
      – Хорошо, – коротко ответил Солнечный Глаз, провожая непроницаемым взглядом шерифа, бросившегося к привязанной возле изгороди лошади.
      Музыканты проводили Фермина Смолла дружными криками, которые сменились громким хохотом, когда шериф споткнулся и на всем бегу грохнулся на землю – прямо под ноги проходившей мимо Одри.
      – Сейчас она ему врежет! – мечтательно заметил Пичи Джилберт.
      – Да еще как! – подхватил Фрэнсис.
      Чарли с улыбкой наблюдал за тем, как Одри грозно надвигается на Фермина, как шевелятся ее губы, изливая поток любезностей на недотепу-шерифа.
      Господи, как же он любит эту девушку, кто бы только знал!
      Вот только…
      Чарли энергично тряхнул головой, прогоняя напрасные мысли. Лучше просто понаблюдать за тем, что произойдет дальше.
      И он вместе со всеми досмотрел сцену до конца.
      – Нет, я не понимаю! – сердито начала Одри, заходя на конюшню после того, как выгнала Фермина Смолла со двора, словно напроказившего котенка. – Как он может вас в чем-то подозревать? Разве такие музыканты, как вы, способны сделать что-нибудь дурное?
      – Мы и сами ничего не понимаем, – ответил за-всех Чарли.
      Ответил и поскорее постарался забыть эту очередную свою ложь, положив одну руку на плечи Одри, а второй держа стаканчик с сидром, который она принесла с собой на конюшню для поддержания у музыкантов хорошего настроения. Черт с ними, с приличиями, ведь наверняка всем уже известно об их помолвке. И к тому же им с Одри так мало отпущено времени, что…
      – Я просто вне себя всякий раз, когда он появляется на нашей ферме, – все еще сердясь, сказала Одри.
      – Фермин Смолл – дурак, – заявил Солнечный Глаз, делая большой глоток и вытирая губы тыльной стороной ладони.
      – Это точно, – откликнулась Одри и только теперь осознала, кто это стоит перед ней. Солнечный… Но почему в такое неурочное время?
      – Каким ветром тебя занесло сюда, Солнечный? – спросила она. – Что-нибудь случилось?
      – Ничего. Я хочу научиться играть на трубе. Изумленный Чарли молча следил за тем, как индеец полез в свой кожаный мешок, висевший у него на спине, и выудил оттуда сверкающий корнет.
      – Господи, откуда это у тебя? – не удержался Чарли.
      – Оттуда, – загадочно ответил Солнечный Глаз.
      Тут Чарли рассмотрел на трубе серебряную табличку – “Конница Соединенных Штатов”, – и волосы зашевелились у него на голове. Дело в том, что ему не раз приходилось слышать о кровавых стычках между федеральными войсками и индейцами. Говорили, что индейцы не только грабили своих пленных, но и снимали с них скальпы. Неужели этот корнет…
      Он невольно попятился, но Солнечный Глаз, прочитав мысли Чарли, поспешил успокоить его:
      – Нет. Покер. Не бойся.
      Солнечный Глаз широко улыбнулся, и вслед за ним улыбнулся и Чарли.
      – Покер, говоришь?
      – Конечно. Солдаты еще глупее, чем Фермин Смолл. А в покер играют даже хуже тебя.
      У Чарли отлегло от сердца, и он негромко сказал, по-прежнему обнимая Одри за плечи:
      – Тогда ладно.
      – Так ты будешь меня учить? Если ты выучишь меня, я потом приведу к тебе своего сына, Клода.
      Чарли обменялся с Одри коротким взглядом. Она улыбнулась и едва заметно кивнула.
      – Хорошо, Солнечный, я буду учить тебя. У меня есть уже один ученик, Хомер. Я занимаюсь с ним по понедельникам и четвергам. В пять часов. Если хочешь, можешь приходить в то же время.
      Солнечный Глаз вытащил из кармана тяжелые золотые часы на золотой же массивной цепочке и с важным видом посмотрел на стрелки. Чарли тоже с любопытством посмотрел на эти часы. Интересно, а их Солнечный тоже выиграл в покер? Наверное. Этот чертов индеец играет в покер как бог. Другого такого игрока Чарли еще не видел.
      – Хорошо, – сказал Солнечный Глаз. – В понедельник и четверг. В пять.
      Одри протянула руку и тронула индейца за плечо.
      – Солнечный, приходи в город в это воскресенье. И сына с собой приводи. Чарли со своим оркестром будет играть для прихожан методистской церкви.
      – Это там, где мистер Топпинг? – уточнил Солнечный Глаз.
      – Верно.
      Индеец немного подумал и изрек:
      – Но ведь мистер Топпинг не играет в покер.
      – Не играет, – подтвердила Одри, а Чарли едва сдержался, чтобы не расхохотаться.
      Солнечный еще немного подумал и наконец сказал с таким видом, словно делал большое одолжение:
      – Я приду. Может быть.
      Потом они – Чарли и Одри – провожали музыкантов, и Хомера Поля, и Солнечного, и рука Чарли по-прежнему лежала на плечах Одри. Краем глаза Чарли отметил, что стоящие рядом с ними Лестер и Айви тоже держатся друг за друга Что ж, по всей видимости, настало время и им с Лестером выяснить отношения до конца.
      Если Лестер хочет остаться здесь и жениться на Айви Хьюлетт, то, наверное, нужно будет освободить его от участия в ограблении банка. Как же бедняга Лестер будет после этого смотреть в глаза Фермину Смоллу?
      Ах, да, ведь Чарли опять забыл рассказать друзьям о рубинах. Вернее, о том, что их больше нет. Но голова его настолько была забита другими проблемами, что эти камни просто вылетели из нее.
 
      С Лестером они столкнулись возле ванной.
      – Ты еще не нашел рубины, Чарли? – спросил Лестер.
      Он смотрел на Чарли хмуро и выжидательно. Чарли ответил со вздохом:
      – Рубинов больше нет, Лестер.
      Лестер поднял брови, пошевелил своим длинным носом и неопределенно фыркнул.
      – Отец Одри продал камни и заказал вместо них подделку из стекла, – пояснил Чарли. – А на вырученные деньги они и перебрались сюда из Джорджии.
      Лестер помолчал, переваривая услышанное, и по виду его было видно, что эта информация обрадовала его. Чарли молча ждал, что теперь скажет ему старый приятель. Он не торопил Лестера. Он прекрасно знал, что тому нужно время, чтобы отреагировать.
      Прошло довольно много времени, прежде чем Лестер заговорил вновь:
      – Если честно, то я рад, Чарли.
      Теперь Чарли потребовалось какое-то время, чтобы оценить ответ Лестера.
      – Если честно, то я и сам рад этому, Лестер, – сказал он наконец.
      Они вместе покинули ванную комнату и неторопливо направились в дом.
      – Мне так не хотелось бы грабить Айви, – пояснил Лестер после очередной паузы.
      – Понятно.
      – Жаль, что им пришлось их продать. Красивые были камни.
      Чарли пристально взглянул на Лестера. Давненько его друг не был таким разговорчивым. Даже болтливым, можно сказать.
      Лестер задумчиво кивнул и повторил:
      – Очень красивые.
      Чарли взял друга за руку. Лестер тут же остановился и повернулся к Чарли, словно ожидая его приказаний.
      – Скажи, Лестер, ты собираешься остаться здесь? С мисс Айви? Ну, когда оркестр двинется дальше?
      Лестер начал медленно краснеть: сначала шея, потом щеки и, наконец, все лицо. Потом он повертел головой так, словно хотел избавиться от тесного воротничка, и сказал:
      – Мне кажется, что мисс Айви очень хорошая женщина.
      – Конечно, – кивнул Чарли. – Я тоже так считаю. Лестер замолчал и ничего не говорил так долго, что Чарли начал терять терпение. Наконец не выдержал и спросил:
      – Ты женишься на ней, Лестер?
      Лестер низко опустил голову, и Чарли едва смог разобрать его невнятное бормотание:
      – Она сделала мне предложение, Чарли.
      Вот это да! Чарли едва не подпрыгнул на месте.
      – Она… сделала?..
      Лестер утвердительно кивнул и опустил голову еще ниже.
      – И ты… Ты принял ее предложение?
      Теперь Лестер поднял голову, и Чарли увидел его страдальческие глаза. Лестер был похож в эту минуту на большую грустную собаку. Чарли ласково обнял друга за плечи и сказал:
      – Ты правильно поступил, старина. Я тебя понимаю. Здесь хорошо, и мисс Айви – прекрасная женщина. Настоящая леди.
      Лестер вдруг шмыгнул носом, полез в карман, выудил оттуда огромный носовой платок в красную клетку и принялся вытирать им глаза. Так сильно на памяти Чарли он еще никогда не выражал своих чувств.
      – Но ты же останешься тогда без баритона, Чарли, – дрогнувшим голосом сказал Лестер. – Пернелла убили, я останусь здесь, а как же вы?
      Чарли ответил не сразу. В душе его боролись любовь к Лестеру и чувство долга перед остальными. Перед оркестром. Перед музыкой, наконец. Потом он стиснул рукой плечо Лестера и сказал ему с улыбкой:
      – Ничего, Лестер. Мы что-нибудь придумаем. Не переживай из-за этого.
      Лиио Лестера просветлело, губы его изогнулись в некую фигуру, что, по всей видимости, должна была обозначать улыбку.
      – Мне будет жаль расставаться с тобой, Чарли. Чарли почувствовал, как глаза его наполняются слезами, и со вздохом ответил:
      – А мне – с тобой, Лестер. Сам знаешь.
      И тут Лестер – старина Лестер, который, как казалось Чарли, никогда не замечает ничего, что происходит вокруг него, буквально сразил его своими словами:
      – Мне кажется, с мисс Одри тебе будет тоже очень трудно расстаться, Чарли.
      Чарли проглотил подступивший к горлу комок и ответил:
      – Ты, как всегда, прав, старина.
 
      Одри сидела на подоконнике и смотрела на луну. До чего же непредсказуема наша жизнь, и как круто может она измениться в считанные недели! Всего лишь месяц тому назад она сидела вот на этом самом месте, смотрела на ту же самую луну и мечтала о своем сказочном принце, который явится за нею и увезет в волшебные страны. А теперь принц уже здесь и в эту минуту спит под крышей их старого дома.
      Одри улыбнулась, вспомнив о том, как пылко и нежно они любили друг друга всего лишь какой-то час тому назад. Чтобы заняться любовью, они решили сегодня вернуться на свое заветное место – к реке, где все напоминало им о самой важной и волнующей минуте в их жизни.
      Как нежен был с нею Чарли! Как он ласкал, как целовал ее! От его поцелуев у нее начинала кружиться голова, и Одри унеслась бы высоко в небеса, если бы объятия Чарли не удерживали ее на этой земле.
      Да, неузнаваемо изменилась ее жизнь за какие-то считанные недели!
      И все же, несмотря на восторг, который охватывал ее каждый раз, когда они с Чарли оставались наедине, Одри не могла не заметить, как грустен ее сказочный принц. Своим любящим сердцем Одри безошибочно чувствовала эту грусть, чувствовала невидимый груз, который постоянно лежал на душе ее любимого, и это не могло не волновать ее.
      И еще: Чарли вел себя так, словно он недостоин ее любви. Как только подобная глупость могла прийти ему в голову?
      Может быть, он мучается от того, что у него нет постоянной работы? Но это ерунда. И потом, разве Чарли не сделал столько всего полезного на ферме? Растить урожай – это еще полдела, ведь еще надо и сохранить его! Теперь, когда на ферме наведен порядок, с хранением не будет больше проблем, а это, считай, увеличит их урожай вдвое. Разве это не выгода?
      Новая мысль посетила голову Одри, заставив ее нахмурить брови. Чарли говорил ей, что он плотник. Может быть, ему не хочется становиться фермером? Может быть, в этом дело?
      Одри забыла про правила хорошего тона, предписанные для настоящих леди, и принялась грызть ноготь. Правила правилами, но зато палец во рту всегда помогал ей успокоить нервы.
      Одри задумчиво посмотрела на полную луну, сиявшую над домом. Ну что ж, в конце концов, Чарли может найти себе и работу плотника. В Розуэлле хороший плотник без дела никогда не останется.
      Одри решила оставить вопрос о работе до утра и принялась думать дальше. Что же еще может так расстраивать Чарли?
      Или Розуэлл кажется ему слишком маленьким и захолустным городишком для него самого и его оркестра? Конечно, здесь нет ни концертного зала, ни настоящей публики.
      Скрепя сердце Одри мысленно согласилась с тем, что такой город, как Альбукерке, конечно, гораздо больше подошел бы для оркестра, чем Розуэлл.
      Тут в голову Одри пришла новая мысль, еще более неприятная и тревожная, чем все предыдущие.
      Да, Чарли настоящий джентльмен, а потому старается никогда и никому не доставлять неприятностей. В том числе и ей, Одри. Да, он никогда не спорит с нею, но, с другой стороны, разве он когда-нибудь говорил о том, что хочет остаться в Розуэлле? Никогда. Это она, Одри, хочет, чтобы он остался. А когда она говорит об этом, он просто отмалчивается. Из деликатности.
      И то сказать, что ему делать в такой дыре, как Розуэлл?
      А хочет ли он вообще жениться на ней? Говорил ли он когда-нибудь об этом?
      Одри быстро прокрутила в голове все их разговоры с Чарли, и сердце ее похолодело. Нет. Он никогда не говорил о том, что хочет жениться на ней.
      А что, если дома, в Джорджии, у него осталась девушка? Невеста? Или, сохрани боже, жена?
      С чего это она вбила себе в голову, что Чарли женится на ней? А если это не так?
      – Но мы же с ним… – тихо прошептала Одри, глядя в ночное небо.
      В ответ ей пришла в голову мысль, заставившая Одри цинично усмехнуться. Еще бы! Ведь ее Чарли – действительно настоящий джентльмен. А это значит, что он считает себя обязанным жениться на соблазненной девушке, даже если не любит ее. Да, он может жениться на ней, но сердце его останется холодным, вот так.
      Получается, что она, Одри, просто вынуждает его жениться на себе?
      Одри до боли впилась ногтями в ладони и принялась мучительно вспоминать.
      Помолвка… Кто сказал преподобному о помолвке? Она сказала, правильно. А что сказал при этом Чарли?.. Верно, он промолчал. Тогда, выходит, она просто не оставила ему выбора?
      Час от часу не легче!
      Говорил ли он ей, что любит? Нет, никогда, ни разу.
      Сердце Одри упало в груди, как падает на землю желтый кленовый лист, сорвавшись с ветки под порывом студеного ветра.
      Нет, она не станет удерживать Чарли Уайлда помимо его воли. Иначе сначала он начнет ненавидеть ее, а потом и она сама начнет ненавидеть себя. Кому это нужно? Если он хочет остаться свободным, пусть идет на все четыре стороны. Мужчина всегда должен чувствовать себя свободным и иметь право выбора – это было еще одним из правил поведения для настоящих леди, будь они неладны!
      Решение, конечно, было правильным, но при мысли о расставании на глазах Одри заблестели слезы.
      А если представить, что у Чарли, с одной стороны, нет любимой девушки в Джорджии, но, с другой стороны, ему тесен маленький Розуэлл и он захочет перебраться в какой-нибудь большой город, – интересно, предложит ли он Одри поехать вместе с ним? А если предложит, то решится ли она бросить все и уехать из этих краев, расстаться с Айви?
      Проблемы, проблемы… Сколько их! И как их решать?
      Одри погрустила минуту-другую, а потом внезапно решила махнуть рукой на все приличия и откровенно поговорить с Чарли. Прямо сейчас. Почему бы и нет?
      Одри пожала плечами и негромко повторила, глядя на луну:
      – А почему бы и нет? Тетушка Айви не проснется – она и пушку не услышит. Лестер спит в гостиной, это далеко от спальни Чарли. Так что никто ничего не узнает.
      Одри сунула ноги в шлепанцы, запахнула на груди халат и тихонько выскользнула в коридор. В спальне Чарли горел свет: Одри видела желтую полоску, пробивающуюся под дверью. Она помедлила немного, а потом протянула руку и осторожно постучала.
      Чарли тоже смотрел в окно, на луну, и мысли его тоже были невеселыми, хотя проблемы, над которыми он размышлял, вовсе не были похожи на те, которые пыталась разрешить для себя Одри. Думал же он о банке, который ему предстоит ограбить в Розуэлле, и о скором бегстве в далекий Альбукерке. Взять банк – непростая задача, тем более что делать это придется без участия Лестера.
      Неужели им в самом деле предстоит разлучиться навсегда? Как же они смогут жить друг без друга – это после тридцати лет, проведенных вместе?
      И Одри. Как ему найти силы, чтобы покинуть Одри – и тоже навсегда? После всего, что у них было. После того, как он нарушил данное самому себе слово и снова занимался с нею любовью?
      Кроме того, ферма. Только-только он начал приводить здесь все в порядок: полки, полы, окна – и теперь все это надо будет бросить?
      Нет, он не перенесет разлуки с Одри.
      Однако и оставаться здесь нет никакой возможности. В любой момент им грозит разоблачение. Или Пэнси Хьюлетт заявится в Розуэлл, или кто-то из парней нечаянно проболтается. Не нарочно, разумеется, а просто по неосторожности.
      Да, за все в жизни нужно платить, и за украденные бобы тоже. По нему, по Чарли, давно уже плачет решетка. Но куда страшнее то, что об этом узнает Одри. Что она подумает тогда о своем принце, да и о рыцарях вообще.
      В это время и раздался негромкий стук в дверь.
      Чарли подумал, что это, должно быть, Лестер, которому тоже не спится, а потому спокойно взял со стола подсвечник, поправил на себе халат и, тяжело шагая, направился к двери. Когда же он увидел в дверном проеме бледное, заплаканное лицо Одри, то едва не уронил горящую свечу на пол.
      – Можно мне зайти, Чарли? – робко спросила Одри. Чарли дернул шеей и смущенно пробормотал:
      – Войти? Конечно, Одри, заходи.
      Он отступил в сторону, и Одри проскользнула внутрь спальни. Полы ее халата мелькнули в воздухе словно крылья, отчего она показалась Чарли ангелом, спустившимся с небес для того, чтобы навестить заблудшего грешника. Одри подошла к окну и уселась в кресло, в котором только что сидел сам Чарли.
      Что и говорить, у Чарли появилось нестерпимое желание подхватить Одри на руки и немедленно улечься вместе с нею в постель, но одна мысль мучила его – ведь это же была постель ее отца! Не слишком ли много бессовестных поступков даже для такого закоренелого преступника, как он? Впрочем, велика ли разница, где совершать грех – на лужайке возле реки или в семейной постели?
      – Ты чем-то обеспокоена, Одри? – сказал он. – Что случилось?
      Она подняла на него свои заплаканные глаза и торжественно заявила:
      – Нам надо поговорить, Чарли.
      Многообещающее начало, что и говорить. Чего же хорошего можно ожидать от разговора, если он начинается с таких слов.
      Чарли молча отошел к окну и уселся на подоконник.
      – О чем ты хочешь поговорить со мной, Одри?
      Тут он обнаружил, что по-прежнему держит в руке подсвечник, и рука его при этом заметно дрожит. Чарли поспешил поставить свечу на столик, пока не наделал пожара. При этом, наклонившись, он уловил запах розы, донесшийся с кресла, в котором сидела Одри.
      Когда-нибудь, когда он станет дряхлым стариком, доживающим свой век в тюрьме, он еще вспомнит этот аромат, и яблони в цвету, и милое лицо Одри, и…
      И Чарли едва не заплакал от жалости к самому себе.
      Одри старалась не смотреть ему в глаза. Она опустила взгляд и принялась теребить кисточку на поясе халата. Выглядела она такой смущенной и несчастной, что Чарли нестерпимо захотелось расцеловать и успокоить ее.
      – Чарли… – медленно начала Одри. – Знаешь, Чарли, ты вовсе не обязан жениться на мне, если тебе этого не хочется.
      Сердце Чарли тревожно сжалось. Как? Неужели она уже раскусила его? Так быстро?
      – Что… – ответил Чарли пересохшим ртом. – Что ты имеешь в виду, Одри?
      Только теперь она подняла голову и посмотрела ему в лицо. Прекрасные серые глаза Одри были полны слез, и голос дрожал, когда она ответила:
      – Я поступила нечестно, Чарли. Не спросила тебя и не оставила тебе выбора. Я… Да, я люблю тебя, но это не значит, что и ты обязан любить меня. Я не выйду за тебя замуж, если ты этого не захочешь. Кроме того, может быть, у тебя в Джорджии осталась девушка, тогда тем более – зачем тебе связывать жизнь с такой простой деревенской девчонкой, как я?
      Тут она не сдержалась, и слезы хлынули у нее из глаз.
      Одри снова опустила голову и всхлипнула, но говорить при этом не перестала:
      – Я знаю, что ты талантливый музыкант, Чарли, и тебе нужна сцена, зрители… Я не смею ни женить тебя на себе, ни насильно удерживать в этой глуши. Я знаю, ты достоин большего. А я тебя недостойна.
      Чарли облизнул сухие губы и выдохнул:
      – Одри!
      И в эту минуту ему вдруг показались незначительными все проблемы, которые мучили его совсем недавно. Какие, к черту, проблемы, когда перед ним самая лучшая девушка на свете!
      – Прости меня, Чарли, – тоненько и жалобно сказала Одри.
      И в эту секунду сердце Чарли разорвали невидимые, сковывавшие его путы. Чувства его хлынули наружу, ничем больше не сдерживаемые, и Чарли неожиданно почувствовал себя свободным. Свободным, как птица, свободным от всего на свете.
      – Господи, Одри, – прошептал он. – Я люблю тебя. Люблю всем сердцем.
      Краем глаза Чарли успел заметить выражение восторга, промелькнувшее на лице Одри, пока он приближался к ней, чтобы прижать ее к своей груди. Она прерывисто вздохнула и уткнулась головой в его плечо.

16