— Я привез Клык, — произнес он, с отвращением услышав эхо собственного голоса в тишине, — меч сэра Волкоклыка, члена нашего ордена. Он погиб в дальней стране, защищая своего подопечного, которого спас при этом, как спасал несколько раз до того. Берегите этот меч и впишите его имя в Литанию, ибо никто не заслужил памяти более его.
Великий Магистр ждал продолжения. Потом, нахмурившись, он шагнул вперед и принял меч. Он произнес лишь положенные слова:
— Он будет вечно висеть на положенном месте.
Дюрандаль отступил на шаг и отсалютовал сломанному мечу на стене Харвестом. Потом повернулся и вышел.
2
— Клянусь стихиями, ты постарел! — весело вскричал коммандер Хоэр. — Надеюсь, я выгляжу не так паршиво. Впрочем, чертовски рад увидеть то, что от тебя осталось! — Он стиснул Дюрандаля в медвежьих объятиях.
Его лицо почти не изменилось, хотя он отказался наконец от своей дурацкой бородки, а в волосах проглядывала седина. Все остальное скрывалось под новым гвардейским мундиром, на вид абсолютно непрактичным, зато хорошо вписывающимся, судя по всему, в новые дворцовые интерьеры. По правде говоря, многие части дворца еще стояли в лесах, а для того, чтобы увидеть на месте нынешнего болота и заброшенных фермерских полей роскошный сад, требовалась изрядная доля воображения, но обитатели его ходили расфуфыренными как павлины.
— Ты-то все такой же, как прежде, — заметил Дюрандаль. — Мои поздравления, Вожак! Позволительно задать тебе вопрос, что случилось с твоим предшественником?
— Ты хочешь сказать, с канцлером? Эй, девка! — ДЕВКА? — Пива нашему гостю! Да ты садись, старина, садись!
Гость погрузился в мягкое кресло — лебединый пух, не иначе — и окинул взглядом шикарный кабинет с обитыми шелком стенами и мягким ковром, в котором ноги утопали по щиколотку. В старое доброе время штаб Королевской Гвардии можно было спутать с конюшней; этот же напоминал скорее восточный гарем. Потом он, не веря своим глазам, всмотрелся получше в своего собеседника. Жилет того был сплошь расшит гербами, на которых красовались наковальни, языки пламени и мечи, поверх которых значился девиз: «БЫТЬ РЯДОМ И СЛУЖИТЬ!»
— Ты хоть драться можешь в этом великолепии?
Хоэр кашлянул и вытянул ноги, любуясь своими сияющими сапогами.
— Возможно, нет, но скажи на милость, когда нам в последний раз приходилось драться?
— Времена меняются?
— Можно сказать и так. Король больше не руководит кампаниями лично. — Коммандер предупреждающе нахмурился, когда пышногрудая служанка внесла поднос с двумя кружками и небольшим кувшином.
— Канцлер? — переспросил Дюрандаль. — Монпурс теперь канцлер? Гм, что ж, рад за него. А что случилось с лордом Сентэмом?
Хоэр старательно возился с пивом, пока дверь за девицей не закрылась.
— Измена. Как раз сегодня его должны были допросить с пристрастием.
— Как Его Величество?
— Что? А! Хорошо, очень хорошо. Воистину ВЕЛИЧАЙШИЙ монарх из всех, кого видел Шивиаль, — слова эти сопровождались оживленной жестикуляцией и высоко поднятыми бровями. — Кстати, у нас новая королева, знаешь?
— Насколько я понял, бывшая леди Гаральда.
— Настоящая красавица! Шестнадцать лет, свежа как роза. Всего на пять лет старше принцессы Малинды. Твое здоровье, сэр Дюрандаль, и за твое благополучное возвращение!
Они стукнулись кружками. Дюрандаль облизнул губы.
— Вот этого мне не хватало. Тебе, право же, стоило бы попробовать сброженное козье молоко. По сравнению с ним все кажется потрясающе вкусным.
— Надо ли удивляться, что ты так постарел! Расскажи, где тебя носило все эти годы.
— Боюсь, не раньше, чем доложусь Королю. И как Монпурс, рад новому назначению?
— Как прыщу на заднице. Лорд Монпурс, разумеется. Кавалер Белой Звезды и так далее. — Хоэр снова скорчил рожу косоглазого кретина. Его юмор приобрел оттенок цинизма, чего раньше не было.
Да, времена менялись. Со множеством вопросов, вертевшихся на языке у Дюрандаля, стоило подождать до тех пор, пока он не узнает лучше нынешнего состояния дел в стране. Амброзу должно быть... сорок пять? Да, сорок пять. Рановато выпускать вожжи из рук. И шестнадцатилетняя жена? Конечно, ему необходимо получить наследника мужского пола.
— Мне нужно испросить аудиенции, чтобы доложить о своей миссии.
— Это я тебе устрою, — кивнул Хоэр. — Есть у меня кое-какие ходы, и доступ к уху королевского секретаря — один из них. Неприятно волосатому уху, скажем честно, но весьма и весьма дошлому. Только это ведь именно секретарь... — Он замолчал, глядя на него.
— Я надеюсь, — сказал слегка озадаченный этим взглядом Дюрандаль, — ты можешь найти мне угол, который я мог бы считать моим?
— Еще бы! Постель с двумя девицами пойдет? Ты хоть понимаешь, что официально считаешься погибшим?
Похоже, пиво подействовало на Дюрандаля сильнее, чем ему казалось. Он поставил кружку на стол.
— Это для меня новость. Как это вышло?
— Я полагаю, что тот доклад готовил сам секретарь Кромман. Король издал...
— Кромман? Айвин Кромман, инквизитор? Он жив?
Его собеседник смерил его долгим, пристальным взглядом, не отрываясь от кружки.
— Еще как жив. Весьма приближен к Его Величеству. Полезный парень. Освободил канцлера от изрядной части его обременительных обязанностей.
— Давай рассказывай. — Дюрандаль поймал себя на том, что переложил кружку в левую руку — сигнал опасности для мечника.
От Хоэра это тоже не укрылось.
— Примерно год назад он вернулся откуда-то из-за границы. Он собрал в Исилонде какую-то очень ценную военную информацию — говорят, по дороге домой откуда-то еще — и это привлекло к нему внимание Его Величества. Примерно месяц назад его назначили личным секретарем. — Пауза. — Он исполняет свои обязанности проворно и усердно.
— Расскажи-ка, как я погиб. Я что-то забыл.
— Никаких подробностей не сообщалось.
— Возможно ли мне добиться аудиенции прежде, чем секретарь узнает, что я воскрес?
— Сколько времени прошло с тех пор, как ты прошел в ворота?
— Минут пятнадцать.
— Тогда уже поздно.
Молчание.
— Ты знаком с мастером Кромманом? — тихо спросил Хоэр. — Ну да, конечно, он же арестовывал этого твоего — я имею в виду маркиза. Ты ведь встречался с ним тогда?
— Я встречался с ним и позже. — Открывать больше, даже Хоэру, было бы неразумно.
Они снова помолчали. Допустим, Кромман видел ритуал омоложения в монастыре — не мог ли он украсть кусок этой мерзости и спасти тем самым свою жизнь? Нет. Судя по тому, что говорил Эвермен, даже маленький кусок околдовал бы его, так что ему пришлось бы возвращаться в Самаринду и вступать в братство или умереть на рассвете. Впрочем, запас инквизиторских заклинаний наверняка включал в себя какие-нибудь исцеления, так что он мог вылечиться сам.
Это маловероятно, но возможно — раненый, без лошади или воды, в бескрайних просторах Алтаина. Даже если он сумел призвать своего коня обратно, вряд ли это было особенно приятное ощущение. Он расположен теперь к нему никак не дружелюбнее, чем прежде.
Что рассказал он Королю?
— Кажется, аудиенция мне нужна еще более срочно, чем я думал, брат.
Коммандер отодвинул недопитую кружку.
— Дай мне час. Он собирается осматривать западное крыло, Я раздобуду для тебя мундир — не можешь же ты встречаться с ним в таком виде. Тебе нужна охрана?
— Смерть и пламень, старик! Во дворце?
Хоэр пожал плечами.
— Нет, конечно нет. Я просто начинаю бояться теней.
— Должно быть, их здесь немало, — мрачно заметил Дюрандаль.
* * *
У него был в запасе час. Он отправился прямиком в обитель Белых Сестер и попросил встречи с Матерью-Настоятельницей. Пока он ждал в коридоре, мимо него прошло несколько нюхачек, и он отметил про себя, что они по крайней мере не сменили своих одеяний, повинуясь нынешней придворной моде.
Дверь снова отворилась. Мать-Настоятельница оказалась очень высокой, костлявой женщиной с надменным носом и пронзительным взглядом. Верхом шляпы она едва не задевала притолоку, до которой от пола было добрых десять футов, и от нее так сильно пахло лавандой, что щипало в глазах. Когда он уезжал, она не была Матерью-Настоятельницей, но он помнил ее. Судя по выражению ее лица, от него исходил запах, как от свежей навозной кучи.
Он поклонился.
— Я Дюрандаль из Королевской Гвардии, Мать. Я уезжал на некоторое время по поручению Его Величества. Я только что вернулся.
Взгляд ее скользнул с лица на стоптанные сапоги и обратно. Ее надутые губы сказали: «Жаль!»
— Мне хотелось бы повидаться с одной из сестер. Мы были с ней друзьями. Сестра Кэт?
Надутые губы крепко сжались.
— У нас нет сестры с таким именем. — Она начала закрывать дверь. Он придержал дверь, вставив в проем ногу.
— Ее перевели в Бримиард с новым поручением пять лет назад, как раз когда я...
— В Бримиарде нет никакой Сестры Кэт, — твердо объявила Мать-Настоятельница. — В ордене тоже нет никакой Сестры Кэт. И если вы немедленно не уберете ногу, я обращусь с жалобой в Тайный Совет — вот увидите! — Она захлопнула дверь прямо у него перед носом.
Возвращение оказалось не совсем таким, какого он ожидал.
3
Звон молотков каменщиков и сильный запах краски напоминали, что западное крыло еще строится. Впрочем, Хоэр знал, куда идет, и уверенно вел его в просторное помещение, предназначенное со временем превратиться в зал приемов. Оно освещалось огромными окнами по одной стене; противоположная стена закрывалась лесами, на которых работали штукатуры, а по полу муравьями ползали паркетчики. Не обращая на них внимания, Хоэр зашагал через зал прямо к группе людей в дальнем углу.
— Если вам кажется, что это велико, взгляните...
— Стоять! — Четверка Клинков преградила им путь, и ближний из них обнажил меч.
— Змей! — рявкнул Хоэр.
— Прошу прощения, Вожак. Приказ, сэр. — Змей не слишком успешно скрывал наслаждение от возможности перечить старшему по званию. Он был новичком в Гвардии, когда Дюрандаль уезжал, а теперь носил офицерский кушак, но ни возмужание, ни пышный новый мундир не могли убавить сходства его фигуры с одноименным пресмыкающимся. Он до сих пор был худ как рапира. — Сестер беспокоит ваш спут... — Глаза его расширились. — Сэр Дюрандаль! Вы вернулись! Вы живы!
— Подожди! — бросил Дюрандаль Хоэру прежде, чем тот успел открыть рот. На заднем плане маячили две Белые Сестры, обе — зрелые, на вид рассудительные женщины. Одну, казалось, вот-вот стошнит, вторая тоже была близка к этому, и причина этого могла крыться лишь в содержимом тяжелого мешка, который он держал в левой руке. — Я намеревался передать это Его Величеству. Это правда, там колдовство, но я не думаю, чтобы заклятие еще действовало.
Трое Клинков помладше все еще привыкали к присутствию знаменитого сэра Дюрандаля, но сам Змей — и, что важнее, Хоэр — уже перешли в новое состояние. На их лицах явственно обозначились сомнения и подозрительность. Человек возвращается из мертвых, направляется прямиком к Королю и возбуждает тревогу у нюхачек. Кто или что он теперь?
— Ты бы оставил это здесь, брат, — с опаской заметил Хоэр.
— Это очень ценно, и, мне кажется, Сестры предпочли бы, чтобы это убрали подальше от них. — Он покосился в их сторону, придавая словам вопросительный характер.
— Что бы это ни было, это гадко! — взвизгнула одна из них.
— Ваши слова справедливее, чем вы сами думаете. Ладно, отправим это в безопасное место, — Дюрандаль опустил мешок на землю и порылся в кармане в поисках костей. Он переложил их в мешок, надеясь, что никто из окружающих не заметил ни костей, ни золотого слитка. — Вожак, не прикажешь ли ты отнести это к тебе в кабинет? Так, чтобы НИКТО не заглядывал внутрь, ладно? И прикажи, чтобы это стерегли как следует.
Хоэр чуть успокоился, но вид имел не слишком убежденный.
— Разумеется. Правдолюб, возьми это. Отнеси это ко мне в кабинет; оставайся там и стереги это до моего возвращения.
Молодой человек, к которому он обращался, имел шевелюру песочного цвета, крепко сбитую фигуру, и по лицу его можно было предположить, что сообразительностью он отличается в меньшей степени, нежели силой и ловкостью. Дюрандаль виделся с ним раньше, ибо его знакомили со всеми айронхоллскими кандидатами в ночь, когда Волкоклык проходил Узы, а теперь он узнал и остальных двоих Клинков. Тот, мясистый, был Вторым после Волкоклыка, и звали его... Бык-что-то-там. Бычехлыст. Взгляд его светился надеждой. У остальных — тоже. Все трое наверняка друзья и одногодки.
Он покачал головой.
— Я один. Он погиб достойно и погребен с большими почестями. Я вернул его меч в Зал по дороге сюда. — Он увидел, как погасли их глаза, и представил себе их реакцию, если бы они узнали, что убийца Волкоклыка находится сейчас во дворце. Но он не хотел, чтобы они добрались до Кроммана прежде, чем это сделает он сам. Он все объяснит на допросе. Он передал мешок тому, которого звали Правдолюб.
— Осторожно! Он тяжелый.
Поздно. Правдолюб уронил его с грохотом, от которого содрогнулся весь зал, к счастью, не попав себе по ногам. Он поднял его со смущенным смехом.
— Что там? Должно быть, чистое золото!
— Разговорчики, сэр Правдолюб! — рявкнул Хоэр. — От тебя требуется не рассуждать, а выполнять приказ!
— Есть, Вожак! — покраснев, паренек поспешил из зала, скособочившись под тяжестью мешка. Все разом покосились на нюхачек, которые обменивались тревожными взглядами. Похоже, происходящее их не слишком утешило. ПЛАМЕНЬ! Дюрандаль пошарил в кармане, не забыл ли он там хоть одну кость. Ни одной.
— Вы долго носили свою поклажу, сэр? — спросила старшая.
— Три года, сестра.
— А... Вы ручаетесь за него, коммандер?
— Больше, чем за любого другого в Гвардии.
Это ее явно успокоило.
— Тогда будем считать, что это всего остаточный запах... пятно, я хотела сказать, остаточное пятно заклятия.
Пятно лежало и на его душе. Идя дальше, Дюрандаль заметил, что Хоэр дает Змею и его людям знак следовать за ним.
Инцидент тревожил, бросал тень на его верность как раз тогда, когда ему предстояло схватиться с Кромманом, чтобы доказать кто из них лгал. Король же явно был занят совершенно другими делами. Выложить ему плохие новости в такой момент было чистым безумием.
— Может, лучше отложить?
Хоэр удивленно вскинул бровь.
— Передумал? Ты? Ты уверен, что Кромман солгал ему?
— Да.
— Ложь Его Величеству расценивается как измена, а нет ничего такого, чему Амброз Великий придает больше значения, нежели измене во всех ее проявлениях. Вот увидишь. Подождите здесь, все.
Король обсуждал какой-то чертеж, стоя в окружении двух десятков человек — от пышно разодетых дворян и до художников в каком-то рванье. Он возвышался над всеми как лебедь над птенцами. Он грозно нахмурился, когда перед ним возник Хоэр, но его реакция на данные шепотом пояснения была еще грознее, напомнив ураган, разметавший во дворе сухие листья. Спустя мгновение в радиусе двадцати футов от него не осталось ни души за исключением склонившегося в поклоне Дюрандаля.
— Добро пожаловать домой, сэр Дюрандаль, — произнес Король, когда он выпрямился. — Твое возвращение радует наше сердце.
— Ваше Величество очень добры. Находиться в присутствии Вашего Величества — всегда большая честь и удовольствие.
Амброз сделался еще больше, чем был пять лет назад, но благодаря росту и искусству портных тучность казалась просто крупностью фигуры. Человек послабее просто-напросто рухнул бы под тяжестью всего царственного великолепия: мехов, кружев, золотого шитья, камней, золота. Только лицо выдавало его: сморщенные губы, заплывшие жиром глаза. Борода потускнела, в ней виднелась седина, и все же это был несомненный монарх. Дюрандаль ощущал себя рядом с ним очень маленьким.
— Ты бежал из плена? Нам не терпится услышать твою историю.
— Я никогда не был в плену, сир.
Свиные глазки сощурились, превратившись в маленькие щелочки.
— Тогда каким именно образом ты разлучился с инквизитором Кромманом?
— Я бросил его умирать в пустыне, сир. Я пытался убить его, и очень жаль, что мне не удалось этого сделать.
Королевская нога топнула по паркету.
— Надеюсь, у тебя была причина поступить так?
— Он убил моего друга и Клинка, сэра Волкоклыка, и едва не убил также и меня.
Король медленно обвел взглядом пустой зал. Все зрители попятились еще дальше.
— Мы ждем, сэр Дюрандаль.
— Слушаюсь, мой господин. Мы прибыли в Самаринду...
Он поведал все до мельчайших подробностей. Король выслушал его внимательно — он всегда был хорошим слушателем.
Двадцать или тридцать минут дворяне и художники стояли в растерянном молчании, Клинки и Белые Сестры чуть слышно перешептывались, паркетчики и штукатуры вкалывали изо всех сил на случай, если Король вдруг посмотрит на них. Когда Дюрандаль закончил свой рассказ, на королевских скулах вспыхнул яростный румянец.
— Мне сообщили, что ты и твой Клинок настояли на том, чтобы проникнуть в замок, несмотря на противоположную точку зрения мастера Кроммана. Когда вы не вернулись в условленный срок, он отправился в снятую вами комнату. Он прождал две недели, и, когда вы так и не вернулись, решил, что вы мертвы, и покинул город.
Нельзя же сказать: я знаю, что вы назначили его секретарем всего месяц назад, и судить его за измену означало бы публично признаться в том, что он обманул вас, но я поклялся защищать вас от всех врагов, а этот человек — лжец и убийца.
Все, что он мог сказать, было:
— Я готов повторить свой рассказ перед инквизиторами, сир.
Король снова несколько раз хлопнул по бедру свернутым в рулон чертежом.
— Только между нами. Секретарь Кромман рассказал мне свою историю в присутствии самой Великого Инквизитора.
СМЕРТЬ И ПЛАМЕНЬ! По спине Дюрандаля пробежал предательский холодок. Король предупреждал его о том, что инквизиторы защищают своих. Упоминание о Матери Паучихе значительно поднимало ставки. Если Король примет версию своего Клинка, ему придется по меньшей мере уволить, а может, и уничтожить одного из старших министров. Осмелится ли он хотя бы попытаться? Отдел Государственной Безопасности вряд ли пойдет ему навстречу. Чтобы быть уверенным в том, что он поступает правильно, ему придется подвергнуть кого-нибудь Испытанию, а это все равно, что бить в барабан не палочками, а кувалдами. Лучшее, на что он мог надеяться, это увольнение со службы. Ведь он именно этого и хотел — увольнения? Правда, он хотел почетного.
— Я привез то золото, о котором говорил, сир. Описывал ли мастер Кромман это золото, и если так, как он объяснил свое знание этого?
Взгляд пронзительных глазок не потеплел.
— Он мало что говорил про золото, но не сомневаюсь, что он сможет представить другие объяснения того, как ты раздобыл его. Где оно?
— В мешке, в кабинете коммандера. Нюхачки не пропустили его сюда.
— К чертовой матери нюхачек. Может, ты даже окупишь свое...
Король повернулся поискать взглядом Клинков. Хоэр улыбался, только что рассказав что-то смешное. Остальные трое и обе Белые Сестры зашлись в беззвучном смехе, не подозревая о направленном на них свирепом королевском взгляде. Казалось, прошел месяц, прежде чем кто-то из них заметил это.
Хоэр поспешно подошел к ним.
— Мой господин?
— Ступай и принеси сюда мешок сэра Дюрандаля.
— Сир, Белые Сестры очень... Э... да. Сейчас же, Ваше Величество! — Коммандер, кланяясь, попятился. Гнев его властелина, казалось, преследовал его языками пламени до самых дверей.
— Твое возвращение пришлось очень вовремя, сэр Дюрандаль, — пробормотал Король.
Дюрандаль не очень понял, что это означало, но сделал еще одну попытку.
— Если вам нужны доказательства, я не мог не оставить на животе мастера Кроммана хорошо заметного шрама.
Король перевел испепеляющий взгляд с Хоэра на Дюрандаля.
— Его ранили, когда на обратном пути на их караван напали разбойники.
ЧЕРТ!
— Сир, его ложь настолько близка к правде, насколько это возможно. Но он шел за нами в замке, он не ждал нас две недели, он закрыл люк и запер ворота, он совершенно точно обладал плащом-невидимкой, о чем не...
— Он исполнял приказ.
— Сир?
— Плащи — государственная тайна; существование их категорически опровергается. Они не дают полной невидимости, только делают надевшего их менее значимым, и ими очень трудно пользоваться. Если бы сюда зашел убийца в таком плаще, ты бы увидел скорее всего пажа или другого Клинка и не обратил на него никакого внимания — но только если бы он не терял головы. Если бы он хоть на мгновение ослабил внимание, плащ выдал бы его. Кромман не мог дать тебе этого плаща, как ты не дал бы необъезженного коня человеку, не умеющему ездить верхом. Это бы тебе не помогло. И если он проследовал за вами в логово убийц, значит, он рисковал не меньше вас.
Трясина с каждой минутой делалась все глубже.
— Он не ждал две недели! Он бежал немедленно. Он лгал вам.
— Для человека вполне естественно скрывать свою трусость.
— Он воспользовался этим плащом против меня, сир, что никак не назовешь невинным поступком. Он мог бы утверждать, что закрыл люк из предосторожности на заре, но этого нельзя сказать про ворота, — и это все, в чем он обвиняет личного королевского секретаря?
Амброз свирепо посмотрел на него, как на бронзового болвана.
— Уже рассвело. Он решил, что вы или мертвы, или нашли убежище где-то в замке. На следующую ночь он вернулся, отомкнул ворота и прождал до рассвета. Он наверняка будет утверждать, что пытался убежать от тебя, потому что не знал, кто его преследует. У него на носу растут волосы. Есть ли еще что-либо, что раздражало бы тебя в нем?
Этот стук, должно быть, означает землю, сыплющуюся на крышку его гроба.
— Если Ваше Величество верит этому, вам лучше подвергнуть меня...
— Нет! — взревел Король. Зрители вздрогнули и шарахнулись еще на несколько шагов. — Я не верю этому, — продолжал он своим прежним, угрожающим тоном. — Поверить голосу инквизитора против Клинка — за какое дерьмо ты меня принимаешь? Он попытался украсть всю славу и бросить тебя на верную смерть, но я не могу доказать этого, не подвергнув одного из вас Испытанию, поэтому я не буду этого делать. Он жалкий, низкородный червяк, но я вынужден пользоваться теми орудиями, которые у меня под рукой, а очень мало кто лишен недостатков, как ты. Я поздравляю тебя с великолепным выполнением поручения. Ты подтвердил свою блистательную репутацию, сэр Дюрандаль.
Лишившись дара речи, Клинок поклонился.
— Назови свою награду, — сказал Король.
ПЛАМЕНЬ! Он подумал о поместье, которого не видел еще ни разу. Отставка? Нет, только не это. И он клялся служить своему повелителю, а не щадить его чувства.
— Возмездие за смерть Волкоклыка, сир.
Лицо Короля налилось кровью, кулаки его сжались, борода угрожающе вздернулась.
— Сэр, помни свое место! Даже ты не имеешь права говорить со мной так! Попробуй еще раз.
— Мне не нужно ничего, кроме возможности продолжать служить Вашему Величеству в меру моих сил. — Быть Рядом и Служить — так бы ответил и Харвест, если бы ему можно было задать этот же вопрос. Это цель, для которой он создан.
Амброз неохотно принял эту поправку.
— Очень хорошо, я дарую тебе это. Но не забывай, право вершить суд принадлежит мне, сэр Дюрандаль. Я не потерплю при моем дворе ни дуэлей, ни кровной мести.
Ой ли?
Зал притих, словно пруд после того, как форель поймала муху. Придворные и Клинки замолчали; даже поглощенные работой мастеровые прекратили свои звон и шуршание — все почуяли опасное противостояние. Таинственный незнакомец непокорно смотрел на своего повелителя, лицо Короля угрожающе раскраснелось от гнева. На висках его запульсировали жилы. Нога топала по паркету. Зрители испуганно переглядывались, затаив дыхание.
Долгие секунды Дюрандаль боролся с собственной душой. Его друга и защитника подло предали; он сам лишил себя возможности отомстить. Как ему теперь считаться мужчиной, если он не смог сразу найти Кроммана и довершить дело? Какой прок от его жизни для него самого и для других, если он останется с таким позором на совести? Это его просто раздавит.
Но дерзость погубит его еще быстрее, прежде, чем он сможет окропить землю кровью Кроммана. Даже простое изгнание уничтожит его: что такое Клинок без цели? На что он еще годится, кроме охраны Короля?
Как может он служить Королю, отдавшему столь несправедливый приказ?
Но он почти слышал голос Волкоклыка, предостерегающего его от поспешных выводов, с ледяной логикой доказывающего, что другого короля у него нет, и что этот король неплох, несмотря на недостатки. У Амброза есть заботы и поважнее, чем смерть одного из своих Клинков. Клинка можно заменить другим. Они принимают свои привилегии, прекрасно осознавая, какой ценой могут заплатить за это. Монарх, правящий целым королевством, отвечающий за миллионы жизней, не может нарушать отлаженной работы своей государственной машины, смещая Великого Инквизитора и ее миньонов из-за какой-то сугубо личной ссоры. Иногда даже лучшему из королей приходится отделять справедливость от политики. И так далее.
О, ВОЛКОКЛЫК!
Он понуро склонил голову.
— Как угодно Вашему величеству, — ВОЛКОКЛЫК, ВОЛКОКЛЫК!
Амброз продолжал хмуриться.
— Мы надеемся, что дальнейшие наши повеления встретят больше понимания, сэр Дюрандаль?
Последняя дерзкая вспышка:
— Никакое повеление Вашего Величество не может доставить мне больше боли, чем это.
Последняя искра королевского гнева... потом хмурый кивок.
— Ты не утратил своей неслыханной дерзости. Немного ее тебе к лицу, но не перестарайся. И никто лучше нас не понимает, какие чувства должен испытывать подопечный, вдохновляемый перевешивающей все преданностью своему Клинку.
— Спасибо, сир.
— Твое возвращение пришлось вовремя, — повторил Король. — В последнее время коммандер Хоэр выказывает непростительное пренебрежение своими обязанностями. Ты сменишь его на посту командующего нашей Гвардией. И я не желаю видеть его даже твоим заместителем.
Лишившийся дара речи Дюрандаль преклонил колена, чтобы поцеловать похожие на толстые сардельки королевские пальцы.
4
Верный своим привычкам, Амброз предоставил Дюрандалю самому сообщить эти новости своему предшественнику, что он и сделал, едва вернувшись в излишне роскошные гвардейские казармы. Хоэр узнал о своей отставке в своем похожем на бордель кабинете.
Он даже зажмурился.
— О, спасибо! Спасибо! Спасибо!
— Ты это серьезно?
— Я готов лобызать твои сапоги, если только ты пообещаешь не наступать мне на язык. Пламень, я так и сделаю!
— Встань, идиот несчастный!
Бывший коммандер, похоже, и впрямь не кривил душой, — говоря о том, что был счастлив.
— Девка! Девка! — взревел он, плюхаясь в кресло. — Бутылку сухого отметить это событие!
— Мне нужна будет твоя помощь, — неловко пробормотал Дюрандаль.
— Все, что захочешь, брат. Но я ведь тебя знаю: у тебя не уйдет много времени на то, чтобы подхватить поводья, — он поколебался. — Он не говорил ничего насчет освобождения от Уз?
— Гм, нет. Но я, конечно, могу посоветовать ему это. Ты ведь не хочешь уползать отсюда, чтобы тухнуть в Старкмуре, нет?
Обыкновенно Клинки отчаянно сопротивляются освобождению, но Хоэр всегда был исключением из правил. Он расплылся в улыбке.
— Я хочу убраться отсюда и тухнуть в местечке под названием Шир, у владельца которого самая восхитительная в королевстве семнадцатилетняя дочь. Ее грудь вдохновляет поэтов на эпосы.
— Ты хотел сказать, сонеты.
— Не в этом случае.
— Она что, достаточно сумасшедшая, чтобы желать развратного, переломанного Мечника?
— Она от меня без ума. И папочка ее тоже, но с ним я как-нибудь разберусь. Нет, я хочу сказать, он ничего не имеет против меня как человека, он просто не хочет привязывать дочь ко двору, только и всего.
С тоской подумав о Кэт, Дюрандаль поздравил его. Воистину времена меняются, если самый почтенный из Гвардии мечтает связать себя семейными узами. Интересно, подумал он, у многих ли Клинков схожие амбиции?
— Ты ведь не будешь возражать, — сказал вдруг Хоэр, — если я пойду обрадую ее прямо сейчас?
Выбегая из кабинета, он едва не сбил с ног девицу, несущую бутылку вина. Дюрандаль отослал ее обратно в подвал и отправился инспектировать гвардейские казармы. За первой же дверью, которую он открыл, обнаружилось семеро скучающих Клинков, занятых игрой в кости и пьянством. Все появились в Гвардии уже после его отъезда, за исключением Феликса, одного из его сверстников. Впрочем, все повскакивали на ноги обнять его и поздравить с возвращением из мертвых.
Тронутый таким вниманием, он сообщил им, что теперь он их новый командир.
— Ха! — вскричал Феликс. — Вот теперь вы дождетесь кой-каких перемен, головастики жалкие! Придется и вам шевелиться.
— Вполне возможно, — кивнул Дюрандаль. — И ты можешь начать с того, что передашь от меня одно послание, брат. Будь так добр, оповести Мать-Настоятельницу, что командующий Королевской Гвардией хочет срочно видеть ее по вопросу, не терпящему отлагательства. Моего имени не называй. Даю тебе пятнадцать минут.
Когда почтенную и слегка запыхавшуюся даму препроводили в роскошный кабинет, она в ужасе отшатнулась от сидевшего за огромным столом мужчины. Судя по ее сморщенному носу, остаточное пятно от самариндского колдовства еще не выветрилось как следует. Сама же она принесла с собой все тот же всепроникающий запах лаванды.
— Садитесь, Мать, — произнес Дюрандаль не вставая. — Его Величество назначил меня на смену коммандеру Хоэру. Меня исключительно тревожит безопасность нашего Короля, в вопросах обеспечения которой мне принадлежит решающий голос. — Он хмуро покосился на стопку бумаг, наугад выуженных им из ящика. — Эти графики!