8

День выдался долгий, а ночь — еще дольше. «Готовься и к победе, и к поражению», — гласила одна из айронхоллских заповедей. Поражение означало для них в лучшем случае смерть, а в худшем — рабство, так что никаких приготовлений к этому не требовалось. Победа означала бы освобождение мастера Полидэна — а возможно, и самого Эвермена, хотя вероятность этого была еще меньше — и бегство из города, когда поутру откроют ворота. Двух часов на это было более чем достаточно. Больший срок лишь помог бы противнику выследить их, так что изрядная часть ночи пропадала впустую. Лучшим местом, где странствующие мечники могли убить время, не вызывая подозрений, оказался бордель.

И Кромман, и Волкоклык восприняли эту часть плана с особым энтузиазмом, но даже в такой обстановке Клинок не мог расстаться со своим подопечным. Так и вышло, что Дюрандаль провел много часов, играя в какую-то замысловатую настольную игру с различными легкомысленными юными дамами, и проиграл уйму денег, пытаясь не обращать внимания на вздохи наслаждения, доносившиеся с кровати у него за спиной. Кэт, Кэт, Кэт! Увидит ли он ее еще?

Когда восково-желтая луна начала склоняться к горизонту, они приготовились к выходу.

— Наденьте эти перстни на левую руку, — наставлял Кромман, — камнем наружу. Когда вам понадобится свет, поверните их камнем внутрь. Силу света можно регулировать, сжимая или разжимая пальцы. Этого хватит на несколько часов.

Площадь была пуста. Ни в монастыре, ни в окружающих домах не светилось ни одного окна. Дюрандаль нашел дверь, которую запомнил накануне, и оставил Волкоклыка ждать там. Вместе с Кромманом он обошел площадь и остановился у другой, отмеченной в первое утро. Дальше, к воротам, инквизитор пошел один.

Дюрандаль ждал, прислонившись к стене, достаточно долго, чтобы убедить себя в том, что все пошло наперекосяк. Потом на арене блеснула искорка. Он повернул перстень камнем внутрь и на мгновение разжал пальцы. Последовавшая вспышка почти ослепила его, а еще через секунду другая вспышка показала, что Волкоклык совершил ту же ошибку — многовато!

Впрочем, Кромман оказался почти на прямой между ними. Новая искорка, немного левее. На этот раз Дюрандаль чуть отогнул один палец и добился желаемого результата. Волкоклык — тоже.

Все повторилось еще раз. Теперь Дюрандаль мигнул дважды, передавая инквизитору, что тот на месте. Две короткие вспышки от Волкоклыка...

Последовало долгое, томительное ожидание. Потом три вспышки от Кроммана возвестили, что он нашел люк.

Волкоклык вынырнул из темноты, дыша чаще обычного. Не обменявшись ни словом, оба зашагали к ступеням и к воротам, которые инквизитор оставил открытыми. Они без особого труда нашли Кроммана и опустились рядом с ним на колени.

— На вид ничего сложного, — послышался шепот. — Похоже, это просто поворачивающаяся на шарнире плита. И если так легко ее снаружи не открыть, вряд ли ее защищают слишком старательно. Готовы?

Как бы ни выглядел этот таинственный «волшебный ключ», он был достаточно мал, чтобы спрятать его в ладони. Металл звякнул о камень. Плита дрогнула и медленно поднялась со скрипом, прозвучавшим в тишине громом фанфар. Наконец она заняла вертикальное положение, и железное кольцо с ее внутренней стороны негромко лязгнуло. В ноздри ударил едкий обезьяний запах.

Кромман протянул руку вниз и приоткрыл пальцы, осветив квадратный приямок глубиной восемь или девять футов. Никаких ступеней не было, только несколько редких железных скоб в стене — вход рассчитывался на руконогих обезьян-переростков, не на людей. Дюрандаль перекатился на живот и перекинул ноги через край. Спустя минуту все трое взломщиков стояли на каменном полу приямка, и люк закрылся.

Разумеется, закрылся.

Длинный туннель шел в сторону монастыря. Глаза слезились от обезьяньей вони.

— Я подожду здесь, — сказал инквизитор. — Вы можете быть самоубийцей, сэр Дюрандаль, но я нет.

— Вы смелый и выносливый спутник, и я скажу об этом Королю, если только увижу его еще. Сколько вы ждете?

— Между плитами есть щели, так что я смогу заметить, когда рассветет. Я уйду, как только увижу пробивающийся свет. Хотите, чтобы я оставил люк открытым, или закрыл его за собой?

— Открытым. Если мы задержимся настолько, скорее всего нам придется спешить, — Дюрандаль разувался.

— Как вам угодно. Если погони не будет, я подожду вас за городом пару часов. Потом иду в Кобуртин и ухожу с первым попутным караваном.

— Я одобряю эти условия, так что можете сослаться на меня в случае, если вам придется отвечать на расследовании. Готов, Волк?

— Я пойду первым. Идем.

Они босиком двинулись по туннелю.

Тридцать два, тридцать три... Он замерял расстояние на улице, так что теперь они должны находиться уже под монастырем. Тридцать пять. Это чистое безумие, один из этих его сумасшедших импульсов. Как-нибудь он спрыгнет вниз прямиком на острия пик. Эвермен опасен. Остальные братья вряд ли ожидают подобного безумия, но Эвермен знает его и, можно сказать, почти открыто предупредил, чтобы он не делал того, что делает сейчас. Тридцать семь...

Волкоклык замер, прикрыв свет. Дюрандаль врезался в него сзади. От него пахло потом.

— Что?

— Свет впереди. Нет? Мне показалось... — Он приоткрыл пальцы. — Ха! Это отражение.

Это было золото. Небольшая комната, почти полностью заполненная золотыми слитками, сложенными в штабеля высотой футов десять, понижающимися к проходу. Узкий проход упирался в такой же поперечный штабель. Массивные каменные столбы выстроились в линию, продолжающую туннель за их спиной. Дюрандаль огляделся по сторонам, потом вскарабкался по золотым слиткам, пока голова его не оказалась над верхним рядом, под самым потолком. Осторожно посветив вокруг, он так и не увидел стен помещения, только другие штабеля, ряды штабелей. Он слез вниз.

— Это все свободное пространство, что у них осталось, — прошептал он. — Я думаю, этот подвал тянется под всем монастырем или большей его частью. И все заполнено золотом. Тоннами и тоннами золота. — Он попытался поднять один из брусков и решил, что Эвермен немало постарался, протащив два таких до самых ворот арены. — Тысячи тонн, может, даже миллионы.

— Золото мертвым ни к чему, — Волкоклык — практичная душа — снова двинулся дальше, однако идти неожиданно стало гораздо труднее. Малейший луч света слепящими бликами отражался от золотых стен. Почти сразу же они дошли до другого золотого коридора, ведущего направо. Он поколебался и пошел прямо. Следующий коридор вел влево. Он остановился.

— Мы заблудимся.

— Держись левее. Мне кажется, этот проход должен привести нас под угловую башню.

Так и вышло — коридор уперся в небольшой каменный проем, за которым обнаружилось темное помещение без каких-либо отражений. Здесь плохо пахло. Волкоклык задержался у входа и осторожно посветил сквозь пальцы, пробежав лучом по каменным стенам, потом по сооружению в форме куба с дымоходом, металлическим щипцам, каменному тиглю...

— Кузница?

— Нет. Правда, это наверняка печь. — Дюрандаль повернул свое кольцо камнем внутрь и вошел в помещение. — Плавильня. Здесь они выплавляют слитки. — Он показал на формы. — Только откуда они берут руду?

И почему здесь так воняет?

Он повернул руку, чтобы осветить противоположный конец комнаты, и едва не вскрикнул от вспышки. Конусообразная гора сырого золота, наваленного там, заполняла комнату от стены до стены и почти касалась верхом потолка. Впрочем, это не было похоже на руду, скорее на груду самородков странной формы — от валунов размером с человеческую голову до мелких камешков. Он подобрал откатившийся в сторону камень, похожий на полено и взвесил его в руке. Поверхность его была шершавой, и кое-где к золоту пристали обломки черного камня... только это был не камень, и не полено, это была человеческая голень. Кровь и пламень! Ребра, позвонки, челюсти, черепа; мелкие камешки на деле оказались костями пальцев рук и ног, черные вкрапления — остатками высохшей плоти. Отсюда и исходила вонь.

— Они ведь не кормят этим скот, нет? — громко произнес Волкоклык.

— Ш-ш!

— Но они делают с телами вот это. Они превращают кости в золото.

Поверхность голени сверкала, словно тот, кто соскребал плоть, исцарапал при этом весь металл. Дюрандаль вздрогнул, пытаясь представить себе это, и положил свой трофей обратно. Повинуясь интуиции, он взял несколько пальцев и сунул их в карман в качестве сувениров. Вход в помещение был только один. Кости сбрасывались сюда через отверстие в потолке, словно мусор.

Возвращаясь вслед за своим Клинком по проходу с золотыми стенами, он пытался понять назначение этого чудовищного клада. Огромная страна не смогла бы истратить этого богатства и за тысячу лет, и все же какая-то дюжина безумных монахов продолжала ежедневные убийства, чтобы приумножить его. Такое невероятное богатство должно было бы и охраняться соответственно. Когда они дошли до перекрестка, он боролся с сильным искушением приказать Волкоклыку поворачивать направо, к люку под ареной, но Волкоклык свернул налево, и он последовал за ним.

А будет ли там вообще люк? Он легко мог представить себе кошмар вечного блуждания по этому золотому лабиринту, в плену у каких-то страшных чар. Если к этому имел отношение Герат, действительность могла оказаться еще страшнее, чем все, что он мог себе представить.

Коридор тянулся, казалось, до бесконечности. Когда он решил, что они должны дойти уже до дальней монастырской стены, они остановились перед деревянной, окованной железом дверью. Не открывая света, Волкоклык попробовал засов.

— Не заперто, — прошептал он.

— Тогда иди вперед. Медленно! И принюхивайся.

Худшее, на что они могли напороться, — это на стойла, полные спящих обезьян. Даже Герат мог оказаться не так страшен, как эти мерзкие твари.

Волкоклык осторожно потянул дверь на себя, стараясь, чтобы не заскрипели петли. За дверью царила чернота. Короткая вспышка... Вздох облегчения... Потом Волкоклык приоткрыл свет.

Они нашли темницу — двойную линию запертых на засовы дверей. Запаха обезьян не ощущалось. Здесь пахло людьми — но людьми не живыми. Воздух был затхлый и тяжелый. В некоторых из маленьких камер сохранились клочки гнилой соломы, в некоторых — старые ведерки для воды, покрытые толстым слоем пыли. Темницей не пользовались много, много лет.

— Если Полидэн еще жив, он должен быть здесь, сэр.

— Возможно. Не обязательно, — Дюрандаль направился к двери в противоположной стене.

Его Клинок оказался там первым и остановился, заслоняя дверь.

— Сэр! Мы уже довольно видели.

Разумеется, он был совершенно прав. Им до сих пор невероятно везло, так что не стоило испытывать удачу дальше. Как долго они находились в монастыре? Братья наверняка просыпаются с рассветом, если не раньше.

— Я иду дальше, — обреченно произнес Дюрандаль, понимая, что совершает ошибку, что его друг не может не пойти с ним и в любом случае разделит его судьбу. — Запомни, если нам придется бежать, выход — прямо по этому проходу. — Впрочем, там имелось еще необследованное ответвление. Их вполне могли отрезать от выхода.

Не тратя время на споры, Волкоклык приглушил свет и потянул дверь на себя. Возможно, жажда приключений, наконец, возобладала в нем над осторожностью.

9

Следующая комната строилась когда-то для тюремщиков, ибо в ней стояли деревянные скамьи и подставки для мечей. Теперь ее использовали в качестве свалки: груда ржавых топоров и мечей, ящиков и корзин, охапки истлевшей одежды... Здесь пахло крысами и доисторической пылью.

В противоположной стене имелась еще одна дверь. Волкоклык отворил ее, и где-то далеко впереди забрезжил свет. В первый раз с начала поисков они добрались до обитаемых мест. Возможно, даже роскошных: света хватало, чтобы разглядеть отделанные плиткой или расписанные стены и пол. Они оказались в квадратном вестибюле, в который вели еще две двери, а наверх уходила спиральная лестница из какого-то белого камня. Свет падал откуда-то сверху — возможно, это были звезды, а возможно, и предрассветные сумерки. Вместе со светом до них донесся аромат цветов и свежей растительности, а также слабое журчание воды. Что там, вверху? Со всех сторон монастырь окружали дома, так что скорее всего это была естественная впадина, обстроенная со всех сторон и превращенная в замкнутый двор.

Одна из дверей была приоткрыта, и за ней царила чернота. Держась впереди своего подопечного, Волкоклык бесшумно подкрался к ней и заглянул внутрь.

— Вонища, — шепнул он. — Кухня. Мухи. — Он пригнулся и рискнул посветить, скользнув лучом по полу в поисках других дверей. Его беспокоили окна, хотя скорее всего они еще не вышли на уровень земли. В конце концов он распрямился и шагнул через порог. Дюрандаль последовал за ним.

Это оказалась не кухня, а мясная кладовка, в которой висела одна-единственная туша, хотя места здесь хватило бы и на несколько. Туша была освежевана по всем правилам и висела под потолком на стальном крюке — вниз головой, разумеется, чтобы кровь могла вытечь из перерезанного горла. Вокруг нее роились мухи. Судя по размерам, это был Хива, сын Замбула.

Волкоклык икнул и поспешно прикрыл рот рукой.

— Золотая руда... — прошептал Дюрандаль. — Вот... сволочи! — У него не нашлось подходящих слов. Он потрогал труп рукой. Тот уже окоченел, но то, как он покачнулся на крюке, свидетельствовало, что он недостаточно еще тяжел, чтобы кости уже превратились в золото. Возможно, под тяжестью золота он просто развалился бы на куски.

— Но зачем снимать с него кожу и потрошить? — спросил Клинок. — Зачем они оставили его тухнуть?

— Иногда мясо от висения становится лучше — но не в этом же климате, правда?

— Сэр, прошу вас, пора уходить!

— Я хочу выглянуть на улицу. Одним глазом.

Волкоклык вздохнул и потащился за ним по лестнице. Дюрандаль уже оставил всякую надежду найти Жака Полидэна, и теперь им двигало чистое любопытство. Подвала и темниц ему было мало, ему хотелось увидеть и сам монастырь. Кстати, где он находится? Он уже потерял ориентиры. Судя по всему, решил он, где-то в задней части, далеко от арены. Лестница, возможно, находилась внутри одной из башен.

Они вышли в еще один богато отделанный вестибюль. Лестница уходила дальше вверх. В вестибюле были две закрытые двери и арка, ведущая в тенистый сад. Стоя на верхней ступени марша, он нерешительно вглядывался в темноту, принюхиваясь к аромату цветов, столь неожиданному в Самаринде. В нескольких окнах мерцал свет, и звезды над окружающими двор стенами бледнели на глазах — близился рассвет. Пока он смотрел, загорелся свет в еще нескольких окнах. Сада он пока не видел, но само его наличие говорило о том, что монастырь внутри гораздо уютнее, чем казался снаружи, — скорее ему подходило название «дворец». Значит, выбор Эвермена не так уж и безумен.

— Красота! — шепнул Волкоклык. — Ну что, теперь уходим?

— Да, ладно. Иди впе...

Внизу, в вестибюле, откуда они только что поднимались, скрипнули дверные петли. Отблеск света упал на стену. Волкоклык стремительно повернулся, выхватывая меч. Снизу доносилось пыхтение и шаркающие шаги. Дверь закрылась, но свет не исчезал... Кто-то поднимался по лестнице. Западня!

Не сговариваясь, оба Клинка нырнули в арку, сбежали по ступенькам и вылетели на мощенную камнем дорожку. Заросли кустов справа от арки казались достаточно надежным убежищем. Упав на четвереньки, они заползли под колючки и замерли. Волкоклык чуть слышно ругался последними словами. Где-то рядом журчала вода, но уюта это не добавляло.

Свет под аркой разгорался ярче, переливаясь разноцветными бликами на камнях дорожки. Из проема шаркающей походкой вышла обезьяна и остановилась футах в пяти от затаившихся шивиальцев. Она была одета в обычные пестрые шаровары и держала в руке горящий факел. На спине висел меч. Она подозрительно принюхалась. Почуяла чужих?

Дюрандаль мог вскочить недостаточно быстро, чтобы пронзить ее мечом, не дав ей возможности вскрикнуть; звериные рефлексы обыкновенно быстрее людских. Он мог зацепиться за ветку и растянуться во весь рост. Тем временем окошко в башне над ними тоже осветилось: по лестнице спускались новые люди или обезьяны. Арка снова осветилась изнутри, и первая обезьяна посторонилась, освобождая проход.

Во двор вышли еще две обезьяны, словно свернутый ковер тащившие на плечах освежеванное тело Хивы; застывшие в трупном окоченении руки торчали вперед. Замыкала процессию четвертая обезьяна с факелом, все четверо заковыляли по дорожке в центр двора. Волкоклык двинулся было с места и тут же снова опустился, заскрежетав зубами от досады; из арки снова лился приближающийся свет.

Дюрандаль придвинулся к нему.

— Пожалуй, нам придется отдохнуть здесь немного. Кто-то, похоже, устраивает тут собрание.

— Отдохнуть? Конечно, сэр. Разбудите меня, когда пора будет идти.

Следующей из арки показалась обезьяна с факелом, освещавшая дорогу двум едва переставлявшим ноги людям. Скорее всего это были женщины, но Дюрандаль не мог утверждать этого наверняка, такими сморщенными и скрюченными они казались. С лестницы доносились новые голоса.

В дальнем углу сада появились новые факелы, медленно двигавшиеся в их сторону. Раз или два их свет отразился на водной поверхности. Похоже, уровень земли понижался к тому углу, так что живительный источник рядом с ними, должно быть, питал цепочку декоративных прудов, как в Королевском Саду в Олдмарте. В одних окнах огни загорались, в других, напротив, гасли. Наверное, весь монастырь уже проснулся, и логично было предположить, что все направлялись сюда.

Зачем? Центр двора располагался как раз перед Дюрандалем — платформа из белого камня, возможно мрамора. Он осторожно прополз под ветками вперед, чтобы лучше видеть. Площадка была неправильной формы; ее окружали декоративные стены и цветочные клумбы; с противоположной стороны ее раскинулась лужайка. Труп Хивы лежал ничком в центре темного пятна, которое при более внимательном рассмотрении оказалось выложенной из черного камня октаграммой. Две старухи уже сидели в дальнем углу площадки; в поле зрения появилась обезьяна, тащившая еще одну, которую она осторожно усадила рядом с первыми. Нет, это оказался мужчина — как и следующие трое, едва волоча ноги, присоединившиеся к обществу. Все держались вне октаграммы, подальше от зловонной, облепленной мухами груды плоти, что еще вчера была Хивой, сыном Замбула. Кто-то явно собирался заняться заклинанием духов.

Восход и закат в Алтаине всегда наступают неожиданно. Силуэты крыш и башен четко выделялись теперь на фоне неба. Даже в тенистом дворе сделалось достаточно светло, чтобы он превратился в маленький потаенный рай из лужаек, кустов, цветов, маленьких прудов, вычурных мостиков и деревьев.

— Кромман, должно быть, ушел, — прошептал ему на ухо Волкоклык. — Люк он собирался оставить открытым.

— С этим уже ничего не поделаешь. Будем надеяться, все обезьяны собрались здесь. Как по-твоему, кто здесь объект колдовства?

Глаза его Клинка расширились.

— Вот вы и скажите.

Дюрандаль не стал даже пытаться. Он и себя-то не мог убедить в том, что заподозрил, не говоря уж о том, чтобы облечь эти подозрения в слова. И все же это начинало складываться в одну чудовищную картину. Самые сильные заклинания действенны только в определенное время суток. Сейчас как раз наступал рассвет, начало нового дня. К УТРУ СЛЕДУЮЩЕГО ДНЯ Я БЫЛ КАК НОВЕНЬКИЙ, говорил тогда Эвермен.

Теперь вокруг платформы было разложено уже двадцать три таких живых трупа. Большинство были закутаны в какое-то подобие халатов, несколько — совершенно раздеты, но у всех кожа была старческая, сморщенная, а головы либо лысые, либо поросшие седыми волосами. Кто-то неразборчиво бормотал что-то, обращаясь к соседу, кто-то лежал, вытянувшись, словно при смерти. Принесли и усадили еще троих, доведя тем самым общее количество до пятнадцати обезьян и двадцати шести людей, если так можно было назвать эти отвратительные полуживые скелеты. Большинство обезьян вытянулись на травке, двое залезли на дерево, а еще четверо стали внутри октаграммы и запели — сначала одна, потом остальные. Шивиальские заклинания обыкновенно требуют участия восьмерых человек, но в других странах ритуалы могут оказаться иными.

Волкоклык сжал плечо своего подопечного.

— Идем!

— Погоди!!

— Идем! Если хотите, я посмотрю, что будет дальше, но если вы останетесь здесь еще хоть ненадолго, я сойду с ума. — Разумеется, он был прав. Сейчас, когда весь скот собрался смотреть на церемонию, лучшего момента уносить ноги им могло и не представиться.

Дюрандаль тронулся с места, и тут же застыл снова.

— Слушай! Они призывают духов Времени! — Ритуал не походил ни на один из тех, о которых ему приходилось слышать, — замысловатая последовательность призывания и изгнания духов по всем углам октаграммы. В заклинании участвовали все основные стихии. Этого можно было ожидать: жизнь истекает из сочетания всех четырех — Воздуха, Огня, Земли и Воды, тогда как сотворение золота требует изрядной толики Земли и Огня. Однако тут, похоже, призывались духи всех видов, даже духи любви. Королевская Коллегия Заклинателей в полном составе повыдирала бы себе волосы ради возможности хоть краем глаза посмотреть на этот ритуал, но у Дюрандаля по спине бегали мурашки. Кульминация наступила одновременно с первыми лучами солнца, осветившими верхушки башен. Пение оборвалось на долгой, торжествующей ноте. Труп пошевелился.

Невероятно! Человек пробыл мертвым двадцать четыре часа! Его внутренности выпотрошили, его кровь спустили, его плоть уже прогнила — и все же Хива начал барахтаться. Казалось, он пытается встать.

Трое из сморщенных мумий, шатаясь, поднялись на ноги и заковыляли к нему. Четверо или пятеро поползли за ними вслед. Добравшись до тела, они упали на него и начали рвать его зубами, как изголодавшиеся псы. Дергающееся в конвульсиях тело отшвырнуло нескольких в сторону, но они упрямо ползли обратно. Обезьяны поднимали самых слабых и подносили их к трупу, чтобы и они могли принять участие в пиршестве. Вскоре все двадцать шесть рвали свою добычу на куски, похоронив труп под своей копошащейся массой. Обезьяны отступили назад и смотрели; некоторые из них довольно ухали.

Обнаженная женщина поднялась на ноги, зажав в зубах клок мяса и придерживая его обеими руками. Прямо на глазах ее тело распрямлялось и округлялось. Цвет кожи менялся с мертвенно-бледного на розовый, молодой. Иссохшие груди наполнились и поднялись, превратившись в тугие девичьи, волосы потемнели и сделались пышнее. Она отбросила в сторону остатки своей трапезы и торжествующе рассмеялась, сверкнув окровавленными зубами.

— Дюрандаль, — простонал Волкоклык едва слышно. — Если мы не уйдем сейчас, мы не уйдем никогда!

Верно. Дюрандаль привстал на колени, все еще не в силах оторвать взгляда от этой чудовищной картины. Теперь из этой кучи-малы отделилось несколько мужчин — крепких молодых мужчин, всего пару минут назад напоминавших престарелые мумии. Он узнал одного — тот стоял рядом с Гератом при их вчерашнем разговоре в переулке. Он был мускулист, с волосатой грудью, но выглядел даже моложе, чем накануне. Он рассмеялся и, раскинув окровавленные объятия, бросился на женщину. Та отскочила в сторону и притворилась, что убегает; он побежал за ней. Пробежав по дорожке мимо шивиальцев, она позволила ему догнать себя под самой аркой. Они обнялись и прильнули друг к другу окровавленными губами, оставляя на коже друг друга красные следы. Они как раз закрывали Клинкам путь к отступлению. Волкоклык всхлипнул.

Со стороны октаграммы донесся смех. Куча распадалась, юноши и девушки, свежие и здоровые, сидели на камнях. Кто-то догладывал кость, кто-то — кусок руки. Кости блестели золотом: царапины, которые Дюрандаль видел на кусках золота в плавильне, были оставлены зубами.

Еще несколько женщин разбежались по сторонам, преследуемые мужчинами. Парочки плюхались в траву и катались по ней в веселой борьбе, наслаждаясь всеми дарами вновь обретенной юности.

Двое, стоявшие в дверном проеме, скрылись внутри.

— Ну же! — сказал Волкоклык.

— Да.

Они ползком выбрались из-под кустов, ползком добрались до дорожки.

— Готов?

— Да.

— Пошли!

Они вскочили на ноги и бросились в дверь. Рык и уханье позади означали, что их заметили. Страстная парочка ушла не дальше вестибюля, где теперь и лежала прямо на полу — Волкоклык обогнул их, Дюрандаль перепрыгнул. Они с грохотом скатились по лестнице.

10

Не задерживаясь, пронеслись они через захламленную комнату стражи; свет их перстней почти потерялся в лучах утреннего солнца. Волкоклык распахнул дверь, остановился, пропуская Дюрандаля вперед, и захлопнул ее за собой, пока Дюрандаль вихрем несся через тюрьму и рывком открывал следующую дверь. Петли пронзительно заскрипели. Он бежал по коридору с золотыми стенами; за спиной его Волкоклык захлопнул и эту дверь. Он решил, что бежать быстрее обезьян им, пожалуй, удастся, а вот одолеть их в бою — не обязательно. Тринадцать молодых воинов тоже готовы к бою, и им хорошо известны все ходы и выходы. Если дело дойдет до рубки, это никак не будет напоминать честную дуэль один на один.

И тут что-то взревело или завизжало впереди — эхо от золотых слитков причудливо искажало звуки. К люку придется прорубаться, это точно. Не сбавляя шага, он выхватил Харвест. Босые ноги Волкоклыка шлепали по камням за его спиной. Потом дверь темницы еще раз заскрипела, и сзади вспыхнул свет. Заухали обезьяны.

Он миновал поворот к плавильне. Он почти добежал до следующего поворота, и только тут увидел тело. Это была корчившаяся обезьяна, в конвульсиях царапавшая когтями пол. Она испустила такой же вопль, как он слышал только что — крик нестерпимой боли. Она была вся в крови, кровь растеклась по полу, кровь забрызгала даже золотые слитки. Не похоже на притворство. Наверняка это дело рук Кроммана — значит, инквизитор не ушел с рассветом.

— Осторожно! — крикнул он, перепрыгивая через тело. За ним была целая лужа крови, и кровавые следы уходили в сторону люка.

— Быстрее! — откликнулся Волкоклык. А потом они вырвались из золотой кладовой и понеслись по туннелю.

— Кромман! Мы идем! — Дюрандаль едва не врезался в торец туннеля.

Люк был закрыт.

Он резко повернулся, но Волкоклык уже стоял с Клыком наготове, поджидая врага. Отчаянные вопли и рычание означали, что погоня приближается.

— Обуйся! — Дюрандаль швырнул Волкоклыку его сапоги и поспешно натянул собственные. Это может им пригодиться. Он полез вверх по металлическим скобам, потом, рискованно балансируя, высвободил обе руки и уперся в люк. Тот не поддавался. СМЕРТЬ И ПЛАМЕНЬ! Он ведь видел, как обезьяна поднимает его одной рукой!

Вцепившись в верхнюю скобу, он повернулся спиной к стене, потом схватился за металлическое кольцо, свисавшее с самой плиты. Коридор был заполонен обезьянами, сверкающими мечами, горящими факелами. Левая рука Волкоклыка продолжала светиться, и это могло дать им небольшое преимущество, слепя противника.

Как бы то ни было, Дюрандаль должен был вытащить их обоих отсюда, и вытащить быстро, если они не хотели обнаружить наверху Герата с товарищами. Он уперся в плиту плечами и поставил ноги как можно выше. Если он поскользнется, то упадет головой вниз на пол. Он напряг все оставшиеся силы. Затрещали суставы. Плита еле заметно шевельнулась.

Внизу лязгнул металл — первая обезьяна бросилась на Волкоклыка. Снова лязг. Фехтование в узком коридоре — само по себе уже искусство. Торжествующий вскрик Клинка и послышавшийся одновременно с ним звериный вой означали первую пролитую кровь.

Плита подалась, и ослепительный свет брызнул в колодец. Дюрандаль толкнул еще сильнее. Дзынь, дзынь, дзынь... новый победный крик, новые звериные вопли. Теперь толкать было труднее, но и вес уменьшился. Плита встала вертикально и замерла. Он выпрямился во весь рост, потом выбрался наверх и тут же растянулся на камнях, свесившись вниз.

Волкоклык, пятясь и продолжая отбиваться мечом, вышел на свет. Атаковать его обезьяны могли только поодиночке, но единственное неверное движение — и меч Клинка зацепил бы за стену, открыв его вражескому удару.

— Можешь продолжать драться, пока я буду тащить тебя?

— Придется! — Он поднял левую руку.

Дюрандаль схватил Клинка за запястье и оперся другой рукой о край приямка. Пламень! Это невозможно. Надо, чтобы было возможно! Стиснув зубы, он тянул Волкоклыка, принимая на себя его вес, чтобы тот мог спиной к стене подниматься со скобы на скобу, не прекращая отбиваться от взбешенных обезьян. Задыхаясь, Дюрандаль встал на колено, потом на оба... Под ним продолжали звенеть мечи, пронзительно визжали обезьяны, не желавшие отпускать свою жертву. Волкоклык поднимался вверх, защищая ноги от ударов. Дюрандаль поставил одну ногу на землю и приготовился рывком выдернуть Клинка наверх. Сделать этого он не успел: Герат резким толчком захлопнул люк.