1

В камине прогорело и рассыпалось снопом искр полено. Овод, сидевший ближе других к огню (и младший по возрасту), вопросительно посмотрел на Амброза. Король кивнул, и он опустился на колени поворошить тлеющие угли.

— Вот так я узнал свой рок, — продолжал Рейдер. — И все голоса, что я слышал, были на деле одним-единственным голосом заклинателя. Мне все представлялось совсем по-другому, но и он, и мой отец уверяли в том, что я почти не колебался — вскочил, обежал октаграмму и прыгнул на острие Огня. Это означало, сказал Хильфвер, что ждать исполнения висящего надо мной рока осталось совсем недолго.

— Коллегии было бы интересно выслушать твою историю про это заклинание, — буркнул король. — Мы распорядимся, чтобы Великий Чародей лично побеседовал с тобой.

— Я с радостью расскажу ему все, что знаю, сир, хотя спустя столько лет, боюсь, я не запомнил почти ничего.

Сэр Жанвир шагнул вперед, и Овод передал ему пустую корзину — за спинкой скамьи, разумеется, а не на виду у короля. Вытерев руки о куртку, он вернулся на свое место, чтобы выслушать остаток рассказа Рейдера. Ему все еще представлялось невероятным, что его лучший друг оказался на деле одним из бельских монстров, варваров, которые сожгли всю его семью, которые со смехом гнали женщин и детей обратно в огненное пекло. Рейдер был замечательным, заботливым другом, а не бесчувственным врагом. И все же тот любящий и любимый отец, о котором он рассказывал, был самым главным чудовищем. Все это стоило еще как следует обмозговать.

— Мне кажется, отец с удовольствием уехал бы обратно той же ночью, так не терпелось ему сразиться с фюрдраком, но Хильфвер убедил его в том, что заклятие от огня можно накладывать только на рассвете. Я был изможден, и не думаю, чтобы отец чувствовал себя намного лучше. Я даже сомневаюсь, чтобы старый отшельник смог сотворить три заклинания в такой короткий срок — в общем, мы переночевали у него в избе, а на рассвете мы с отцом стояли, держась за руки, в октаграмме, а он накладывал заклятие на нас обоих одновременно. Это заклинание оказалось гораздо проще и короче. Вот так меня защитили от воздействия огня, ваше величество, что я и продемонстрировал вашей чести нынче вечером.

— Расскажи Великому Чародею все, что тебе известно и об этом тоже.

— Постараюсь, сир. Все, что я помню о нем, — это то, что в заклинании ни разу не упоминался сам огонь. У меня сложилось представление, что все остальные стихии призывались с целью противостоять огню. Это было давно, и я был еще совсем мал.

Король Амброз поерзал, удобнее устраиваясь в кресле.

— Ты и сейчас не совсем еще вырос, хотя в свои годы и пережил немало. — Это было первое не совсем враждебное замечание, что он сделал с минуты, когда Рейдер отказался от Уз. — Расскажи нам про фюрдрака.

Рейдер сокрушенно улыбнулся.

— Меня к нему и близко не подпустили, сир, заговоренного или нет. Когда мы вернулись в Варофбург, моя мать уже была там. Она отправила меня спать, и я проспал до следующего утра. Папа... отец сразу же отплыл на Вамбсеок. Следующие два дня, как вы можете себе представить, выдались для нас тревожными. Моя мать места себе не находила. Но он вернулся героем, еще большим, чем был прежде. Впрочем, эта победа далась ему непросто. Он уехал в Хатбурну, не взяв с собой никого, кроме матери, и не возвращался в столицу почти целый месяц. Он редко говорил об этом.

— По рассказам других свидетелей, дракон появился на склонах Фюрндагума во время особенно бурного извержения, как это всегда бывает с этими чудищами. Как вы, наверное, поняли, фюрдраки не имеют постоянной формы, то и дело меняя свою внешность. Они могут неделями оставаться на одном месте, а могут опустошать страну на мили вокруг, и они способны передвигаться ужасно быстро, когда охотятся за людьми. Они злобны: они могут, например, просто так жечь пустые дома. Похоже, они уязвимы, но не заговоренный от огня человек не может подойти к этому чудовищному жару на расстояние удара мечом. Дракон с Вамбсеока уничтожил три деревни и приближался к самому Нортдейлу. Мой отец выехал ему навстречу вместе с эрлом Уфгатом — племянником свергнутого им короля, — но когда они увидели монстра, он пошел дальше один. Поначалу на нем были сандалии и легкая льняная одежда, но ему пришлось их скинуть, когда они загорелись. Он взял с собой двуручный меч и несколько раз на протяжении битвы дразнил чудовище, нанося ему удары. Среди трофеев, что висят в Сюнехофе, есть несколько, носящих следы прикосновения фюрдраков. Когда я был маленьким, меня поражал полурасплавленный панцирь, принадлежавший моему прадеду, Гюфблейсу. На нем до сих пор можно разглядеть несколько обугленных кусков его плоти.

— Целью моего отца было заманить чудовище в море, и после двух дней отчаянных усилий ему это удалось. Все свидетели сходятся на том, что эта тварь напоминала быка. Временами она казалась быком даже внешне, а уж вела себя точно как бык. Очень скоро она поняла, что отца надо остерегаться, но постоянно наблюдала за ним. Она рыла землю, как это делает бык. Она пускала клубы огня и дыма и ревела низким голосом. А потом бросилась на него. То, что он был заговорен, вовсе не означало, что он неуязвим — вовсе нет! Фюрдрак мог раздавить его как яичную скорлупу или проглотить, похоронив в своей огненной толще. Но вода — рок для фюрдраков, и они, как это ни странно, не способны видеть даже большие водоемы, хотя людей видят точно. В конце концов отец прыгнул со скалы в прибой и поплыл от берега что было сил. Он был хорошим пловцом, и неподалеку его ждали лодки. Дракон бросился в море следом за ним и исчез в клубах пара и кипящей воды.

Наступила тишина. Рейдер отхлебнул воды из кружки, ожидая королевских вопросов или замечаний. Негромкий стук в дверь возвестил о возвращении корзины, на этот раз уже наполненной дровами. Сэр Жанвир забрал ее и, обойдя скамью, отдал Оводу, чтобы тот поставил ее рядом с камином.

— Что ж, это объясняет твои фокусы со свечой, — заметил Амброз. — Чего ты нам еще не сказал — так это того, как ты попал сюда, в Айронхолл. — Он смерил Овода оценивающим взглядом. — Ты должен был попасть сюда еще до конца войны.

— Совсем незадолго до конца, сир, — согласился Рейдер. — В триста пятьдесят первом по вашему календарю, в Восьмом месяце, если быть точным...

2

Впервые шанс управлять «Греггосом» выдался Радгару, когда ему исполнилось тринадцать лет. Если бы он попытался сделать это в открытом море, рулевое весло запросто расплющило бы его о борт или швырнуло в воду, как яблочный огрызок, но с легким волнением Свифейфена он все же мог справиться — и не более того, ибо проход был узким, а ветер менялся с каждым выступом берегов. Как бы низко ни выступали борта над водой, стоило ему позволить кораблю уклониться хотя на пару градусов, и ветер погнал бы его прямо на камни, что бы он там ни делал.

Радгар правил, Тофбьорт задавал ритм гребли. Радгар понимал, что все это игра, что папа стоит, готовый перехватить весло, если он ошибется, но пока что у него все получалось, и мало кому выдавался шанс править драккаром, не говоря о целой флотилии. Король Эйлед и его госпожа плыли в Твигепорт, а ателинг Радгар правил кораблем! Это было счастье, о котором он и не мечтал, пока не вырастет и не станет капитаном семи океанов. «Греггос» гордо нес на носу резную драконью голову, что не позволялось в родных водах ни одному кораблю, кроме папиного. На его парусе красовалась эмблема Каттерингов, а в кильватере следовало еще восемь кораблей. Весла скрипели, чайки кричали, а в ноздри бил знакомый морской запах. Он не мог представить себе ничего прекраснее, доживи он хоть до ста лет.

Мама сидела рядом в богато украшенном кресле. Они с папой уже нарядились в королевские одежды. Она потратила на сына почти столько же времени, сколько на себя, но стоило ему услышать о возможности править кораблем, как он скинул с себя все, кроме штанов. День выдался теплым для позднего лета, и он выкладывался сполна в борьбе с веслом — на правый борт или на левый в зависимости от ветра, вверх или вниз в зависимости от волны, задыхаясь, скользя босыми ногами по палубе.

Впрочем, ему не доставалось и сотой доли тех нагрузок, что пришлись на гребцов — здоровенных, обнаженных по пояс, блестящих от пота. В спешке нужды не было, но когда за королевским кораблем следовал весь флот Каттерстоу, делом чести было не уступить ни одной другой команде. Как бы тяжело ни приходилось гребцам, у них хватало еще сил улыбаться, глядя на отчаянные усилия их рулевого в борьбе с веслом при каждом новом порыве ветра. Вот бы ему такие мускулы, как у них! Ну почему человеку приходится расти так долго?

— Передохни-ка, сын. — Папа опустил поросшую рыжими волосами руку на весло. Казалось, он не прилагал ровно никаких усилий, и все же весло начало мгновенно слушаться его, а не Радгара.

— Я ведь все делал правильно! — выдохнул он. — Правда?

— Ты справился замечательно. Я горжусь тобой, но мне нужно сказать тебе кое-что. Когда мы приплывем, у нас уже не будет такой возможности. Ты можешь слушать и править одновременно?

— Да, господин!

Отец убрал руку с весла.

— Тогда давай. В Твигепорте у нас могут быть неприятности. Большие неприятности. И они могут затронуть и тебя.

— Меня?

Отец улыбнулся.

— Представь себе! Последнее время тебе так хорошо удавалось избегать неприятностей, что я решил подкинуть тебе пару. — Улыбка сбежала с его лица. — Я не шучу, сын. Ты знаешь, зачем я созываю муут. Собрание обещает выдаться бурным.

— Да, господин! — Мир! Муут созывался для проведения мирных переговоров с послом, которого прислал король Амброз. Это могло положить конец войне, которая началась еще до рождения Радгара, а завершится прежде, чем он повзрослеет настолько, чтобы принять в ней участие. Папа повелел, чтобы витенагемут собрался в Твигепорте, портовом городе Грейтеарса, провинции на севере Фюрзига.

— Ты никому не повторишь того, что я тебе сейчас расскажу.

— Нет, господин!

— Я предпочитал бы, чтобы ты называл меня просто папой, Радгар.

— Хорошо, папа.

— Страна расколота. Некоторые провинции хорошо наживаются на войне, но другие более процветают от мирной торговли.

— А разве не ты решаешь? Ты же король!

Папа улыбнулся.

— Да, решаю я, но гораздо лучше спорить в открытую. Надо быть готовым к тому, что шум и крики продлятся не один день. Собственно, дела обстоят таким образом: Шивиаль тайно запросил наши условия мира. Мы послали свой список требований, и я включил в него все, на что хватило фантазии: и самоцветы из короны Шивиальских монархов, и голову короля Амброза, маринованную в уксусе, и...

— Нет! — Радгар сложился пополам от хохота и тут же поспешно вцепился в весло.

— Ну, не совсем так, но вроде этого. Теперь они прислали посла с полномочиями вести переговоры, но, разумеется, он начнет с того, что отвергнет почти все наши требования. Он даже может добавить пару собственных, вроде выдачи моей головы на пике или возвращения твоей матери домой. — Он произнес это достаточно громко, чтобы она услышала. — Разумеется, мы отвергнем все это.

— Правда? — приподняла бровь мама. — А если я хочу вернуться?

— Что? — взвыл Радгар. — Вернуться и жить в Шивиале? Но ты же не можешь...

— Конечно, могу. И тебя бы взяла с собой.

— Смотри вперед! — рявкнул отец.

«Греггос» вздрогнул и начал уклоняться влево. Радгар навалился на весло всем телом и толкал его, пока ему не показалось, что все кости его вот-вот треснут. Медленно, неохотно корабль нацелил нос в нужном направлении. Кажется, пронесло! Радгар улучил секунду и высвободил руку, чтобы смахнуть пот с глаз.

— Если она захочет ехать, никто не будет ей мешать, — сказал папа так, словно ничего не произошло. — Только сегодня ночью она говорила мне, что не хочет этого. Правда, дело было в постели, так что, возможно, голова ее была занята другим.

Мама надула губы и отвернулась. Она никогда не любила папиного поддразнивания на эту тему. Радгар почему-то тоже ощущал себя неуютно, хотя знал, что так шутят все мужчины.

— Скажи, война кончится? — задумчиво спросил он. Все уже давно спорили на этот счет, но он ни разу еще не слышал отцовского мнения.

— Если честно, не знаю, сын. Мы еще не слышали условий посла, но Амброз не стал бы посылать твоего дядю, если бы не относился к этому серьезно.

— Но решаешь-то ты, господин?

— Да, решаю я. Эрлы будут говорить и говорить, но никто из них не выступит против правящего короля, если только у них нет хорошей кандидатуры, чтобы бросить вызов, и если они не уверены, что он сможет собрать большинство голосов. Случись так, я бы давно знал об этом, и этого нет — я ведь далеко еще не дряхлый старик! При голосовании они все поддержат меня, что бы они там ни хотели. — Папа улыбнулся своей обычной широкой улыбкой, но Радгар ощутил в ней угрозу. Он знал, что рассерженный король может устроить серьезные неприятности любому эрлу, которого он невзлюбит, вплоть да неудобного тому таниста.

— Но ты-то чего хочешь, войны или мира?

— Не я начинал эту войну!

— Конечно, нет, господин.

— Это важно, потому что нет хуже драки, которую ты начал, а потом проиграл — ты выставляешь себя не просто дураком, но еще и слабаком. Всегда лучше, когда на тебя нападает кто-то другой, а ты его побил. Тогда он дурак и проигравший, и вся вина лежит на нем, понял? Вот почему победитель всегда заставляет проигравшего признать, что именно он развязал драку. А если это не так, им все равно придется признать, что это они заставили победителя напасть на себя, так что виноваты во всем все равно они сами. Конечно же, в этом случае совершенно очевидно, что войну начал Шивиаль. Король Тайссон послал нам оскорбительный ультиматум. Честь не позволяла нам принять его, и они потерпели такое сокрушительное поражение, что его сын наконец запросил о мире. Но мы не подпишем никакого договора, если он не будет начинаться с признания королем Амброзом того, что его отец был неправ, начиная эту войну. Он будет изворачиваться как угорь, пока не пойдет на это.

— Что ж, хорошо! — Может, мира еще и не заключат, и тогда ателинг Радгар вырастет и станет наводящим ужас капитаном Радгаром, грозой шивиальцев...

Отец усмехнулся и взъерошил ему потные волосы, словно угадав его мысли.

— Тебе может казаться, что это не важно, кто из двух примет вину на себя — король Эйлед или король Амброз, но это значит очень много! Особенно в стране вроде Бельмарка, где короля можно сместить. Король, допустивший ошибку, теряет почву под ногами. Две ошибки — и он тонет.

— Но ты же не делал ошибок! Они начали войну, а ты выиграл!

Папа снова улыбнулся.

— Верно. Один градус право на борт, рулевой! А теперь слушай! На витенагемуте ожидается много споров. Половина эрлов подобны мне: они выслушают условия, а потом уже примут решение. Но у партии войны-до-победного-конца по меньшей мере пять твердых голосов, и столько же их у партии мира-любой-ценой. Я называю их Кровавыми и Нытиками, но ты этого не повторяй.

Радгар кивнул, не сводя взгляда с намеченного курса корабля.

— Хорошо, господин! — Здорово, когда тебя посвящают в государственные тайны вроде этой.

— И хотя я уже принял решение, я не могу совершенно игнорировать витенагемут. Я обработаю эрлов при личных встречах перед голосованием, и в конце концов, возможно, все мы проголосуем одинаково. Однако разногласия эти серьезны, и наверняка не обойдется без угроз и подкупов. У Кровавых достаточно средств, чтобы подкупить часть Нытиков. Шивиальцы привезут с собой мешки золота и груды обещаний. Твигепорт — цитадель Кровавых, гнездовье горячих голов. Я не удивлюсь, если еще до конца муута случится кровопролитие.

Радгар потрясенно покосился на отца, и угрюмое выражение его глаз ему очень не понравилось. Витенагемут собирался в Варофбурге раз в году, и он не помнил на подобных собраниях никакого насилия страшнее неизбежных: пьяных ссор.

— Даже рубка?

— Рубка на мечах, дубины, ножи в спину. Не исключаю даже яд или заклятия. Если танист не согласен со своим эрлом, нож под сердце — быстрый способ сменить один голос на другой. Светманн — вожак Кровавых. Он жесток и беспринципен. Если придется, он готов к любым действиям, даже самым грязным.

Светманн был эрлом Грейтеарса. Его избрали недавно, он был молод, и ожидать от него можно было чего угодно. Всего несколько месяцев назад он бросил вызов одному своему брату, танисту, и почти сразу после этого — другому, эрлу. Оба решили драться, и оба погибли. Подобного рода братоубийство считалось законным, но уважения победителю оно не добавляло. Хуже того: насколько припомнил Радгар, Светманн происходил из рода Нюрпингов, а Нюрпинги считались второй после Каттерингов династией, претендующей на трон. Когда-нибудь Светманн может угрожать и папе.

— Тогда почему ты созвал витенагемут в Твигепорте?

Отцовские глаза вспыхнули ярче, чем изумруды в его броши.

— Потому что Станхоф больше Сюнехофа. Потому что это традиционный знак уважения к новому эрлу. Потому что я смогу держать шивиальцев в одном городе и не позволять им слишком уж шпионить. Единственное, чего мне не хотелось бы, — это услышать, что тебя или твою мать взяли в заложники.

— Что? — ахнул Радгар.

— Это вполне возможно. Это единственный способ повлиять на мой голос — единственный, от которого все зависит.

— Но... — Радгар поперхнулся, представив себе все возможные последствия, и снова чуть не упустил «Греггос». На этот раз папе пришлось помочь ему — всего одной рукой, и он даже с места не сошел. Как просто у него все это выходило!

— Все верно, но ты ведь не просто кто-то, а очень дорог мне — и Бельмарку. Мне пришлось взять тебя с собой, так как тебе нужно познакомиться со своим дядей, но я приказал Леофрику усилить охрану — мою и твоей матери. Приглядывать за тобой я поручил Вульфверу.

Вульфверу? Уж не сошел ли папа с ума? Его кузен плыл сегодня рулевым на «Ганоте», везущем его отца как члена королевской свиты. Кстати — вот здорово! — «Ганот» отстал, не выдержав темпа. «Греггос» вырвался на три или четыре корпуса вперед. Вот, значит, почему гребцы так ухмыляются! Впрочем, его заслуги в этом не было.

Братцу Вульфверу исполнилось двадцать, и он стал фейном, одним из самых мощных мужчин в фюрде. Он уже ходил на фейринги, брал на абордаж шивиальские суда, орудовал мечом в бою, пролил шивиальскую кровь. Его до сих пор не любили, но почитали как бойца. Безумец, с уважением отзывались о нем мужчины, а скопы сравнивали его с китом-касаткой. Никто не сомневался, что рано или поздно он будет претендовать на пост эрла. Все верно, второй глитм Хильфвера подтвердил, что рок Вульфвера — вода, а не Радгар, но это не означало, что им не придется скрестить клинки. В считанные годы взаимная неприязнь обещала смениться смертельной враждой.

— Разве не было кого-нибудь получше, господин? — спросил Радгар, стараясь, чтобы голос его звучал как можно равнодушнее.

Папа нахмурился. Он не любил разногласий на семейную тему, даже когда они оставались внутри семьи.

— Мне кажется, нет. Он угрюмый ублюдок, но он не глуп и стоит в бою шестерых.

— Я хотел сказать, уверен ли ты, что он не перережет мне глотку?

— Радгар! — резко произнесла мама. Он и не знал, что она слышит их разговор.

Отец пожал плечами.

— Он умеет трезво оценивать ситуацию, Шарлотта, и это хорошо. Да, сын, я уверен. Я знаю, когда-нибудь ваши амбиции приведут к столкновению. Я только надеюсь, что вы сможете прийти ко взаимоприемлемому соглашению, как это сделали мы с твоим дядей, и вам не придется прибегать к оружию. Из всех преступлений убийство родственника наиболее грязное, даже если закон и разрешает это. Вот почему я не просто поручил Вульфверу следить за твоей безопасностью, но и позаботился о том, чтобы это услышало как можно больше людей. Если в Твигепорте с тобой что-нибудь случится на этой неделе, он никогда не сможет очиститься от подозрений. Даже если его не заподозрят в непосредственном участии в преступлении, о нем всегда будут говорить, что он плохо старался. Или что его подкупили. Он понимает это, как понимает и то, что его надежды занять место своего отца или мое зависят теперь от того, сумеет ли он доставить тебя домой в целости и сохранности. Ясно?

Радгар кивнул и вдруг расплылся в улыбке.

— Что в этом такого уж смешного?

— У меня ужасно умный папа.

Как ни странно, отец не улыбнулся в ответ. Он только пожал плечами.

— Надеюсь, что так, сын.

3

В том месте, где длинный фьорд готов был открыться в море, когда-то давным-давно поток лавы перегородил его и образовал равнину. Теперь на ней вырос город, название которого означало «два порта». С южной стороны он открывался в Свифейфен, а северная гавань была единственной в Бельмарке, куда иностранные суда осмеливались заходить, не прибегая к помощи лоцмана. Твигепорт, таким образом, являлся одновременно и главным портом архипелага, и наиболее удобным местом для вторжения, поэтому здесь отгремело немало исторических сражений.

Когда королевская флотилия подошла к берегу, Радгар неохотно передал рулевое весло Тофбьорту и принялся переодеваться. Он успел вовремя — как раз в ту секунду, когда с корабля на берег перекинули трап. При виде его Растрепанной шевелюры и помятых штанов мама нахмурилась, но поделать с этим ничего уже не успела — на глазах У команды это было бы совершенно непереносимым унижением.

Интересно, подумал он, всех ли ателингов постоянно шпыняют, как его, или нет.

Эрл Светманн встречал своего короля у трапа; его сопровождали восемь других эрлов, прибывших на муут заранее — наверняка с тем, чтобы у них хватило времени для сговора. Светманн поражал своим неожиданным мальчишеством — он заразительно смеялся, а его задорная улыбка плохо вязалась с его зловещей репутацией. Он опустился перед отцом на колени, принося ему положенную клятву верности, одарил маму как почетную гостью великолепной собольей шубой, а когда ему представили Радгара, ответил на его поклон еще более низким.

— Добро пожаловать, ателинг! Ваша слава наездника опережает вас! — Не поворачиваясь, он сделал знак рукой, и конюх подвел к ним белоснежного жеребца. — Я знаю, разговоры наши покажутся вам скучными, так что молю принять в подарок Исгицеля, дабы вам было чем занять себя на время пребывания здесь. Разумеется, после вашего отъезда его переправят морем в Варофбург.

Официальные церемонии приношения даров давно уже надоели Радгару. Все ценное, что он получал — кинжалы с золотыми рукоятями или украшенные драгоценными каменьями пряжки для пояса, — ему приходилось сдавать в королевскую казну, стоило ему вернуться домой или гостям уехать. Но вот коня ему могли и оставить, и он с одного взгляда понял, что если и есть в мире конь, способный сравниться с его любимым Свеальмом, так это означенный Исгицель. Поэтому ему не пришлось слишком стараться, чтобы голос его звучал искренне, когда он благодарил принимавшего их эрла, пусть это вышло и не совсем лояльно по отношению к отцу.

Тут, в самый разгар речей, улыбок и объятий, на берег вывалился со своего корабля дядя Сюневульф. Он поздравил нового эрла с той поддержкой, которую оказал ему его фюрд, не выразив при этом приличествующих случаю соболезнований. Радгар, испытывавший сильное искушение прямо сейчас вспрыгнуть в седло Исгицеля, вдруг обнаружил, что его окружили, оттеснив от остальных, массивные туши Вульфвера и двух его закадычных дружков, Фрекфула и Хенгеста, ростом почти не уступавших ему. Радгар был им почти по пояс. Они обступили его, хмурясь и теребя пальцами рукояти своих мечей.

— Мне сказали побыть твоей нянькой, крысеныш, — буркнул Вульфвер. — Гляди, коль у меня будут из-за тебя неприятности, уж я тебя так отделаю, родная мама не узнает.

— Если у тебя будут неприятности, — возразил Радгар, решив с самого начала определить их взаимоотношения, — так только потому, что у тебя не хватит мозгов для такой работы.

— Считай, раз! — произнес Хенгест. Имя его означало «жеребец», хотя при рождении его, разумеется, назвали по-другому. Но его зубы и нос...

— Что — раз?

— Сумничал, — фыркнул Фрекфул. — Еще два раза, и получишь по полной.

— Когда это ты научился считать до трех, Веснуха?

Веснушек у Фрекфула и правда хватало, и он принимал это близко к сердцу, ибо лицо у него было мальчишески юным настолько же, насколько у Хенгеста — конским. Настоящий воин не может быть таким хорошеньким или краснеть, как девица. Он угрожающе поднял кулак, но тут мама повернулась и смерила их взглядом, укротившим даже личную армию Вульфвера.

У зажатого между двумя берегами и двумя утесами Твигепорта не было иного выхода, как расти вверх, выше остальных бельских городов. Радгар с удовольствием пошатался бы по его узким улочкам, но сильно сомневался в том, что у него выдастся такая возможность.

Шествие к городскому залу возглавили папа и другие эрлы, следом за которыми ехали в карете мама и дядя Сюневульф. Радгару полагалось ехать с ними, но Исгицель подарил ему замечательную возможность избежать этого. Что еще приятнее, его телохранителям пришлось, пыхтя и потея как свиньи, поспешать за его стременем.

— Выше голову, парни! — ободрял он их. — Улыбайтесь честному народу! Не забывайте, вы ведь теперь эскорт ателинга. С уродством вашим ничего не поделаешь, так хотя бы производите впечатление достойных! — Ну и так далее. Улицы были очень узкими, и хотя Исгицель хорошо слушался поводьев, он не любил, когда незнакомые люди подходили к нему слишком близко. Почти без поощрения со стороны Радгара он ухитрился укусить Фрекфула, лягнуть Хенгеста и дважды прижать Вульфвера к стене. Все это помогло скрасить день.

Хотя зал местного эрла был построен из камня и отличался огромными размерами, он представлял собой традиционный одноэтажный амбар, окруженный лесом жилых и хозяйственных построек. Радгару хотелось бы поставить Исгицеля на конюшню и отправиться на пешую прогулку по городу — желательно без надоедливой охраны. Однако стоило им добраться до дворца, как ему пришлось провожать маму на важную неофициальную встречу.

Книхт проводил их по лестнице в маленькую комнатку на третьем этаже. В ней было душно и пахло так, словно ее несколько столетий использовали в качестве жилья для фраллей, хотя в настоящий момент вся ее меблировка сводилась к линялому ковру и двум креслам. Деревянная обшивка стен потемнела от времени и кое-где потрескалась. Вместо потолка виднелась снизу крыша здания — стропила и обрешетка, сквозь которую просвечивала дранка. Мама брезгливо осмотрелась по сторонам.

— Я просила места поукромнее. Не могу себе представить, чтобы кто-то пришел сюда добровольно, так что мешать нам не должны. — Она села и одернула подол платья, стараясь казаться спокойной, но он знал ее слишком хорошо, чтобы обмануться. Он подошел к маленькому слуховому окошку и выглянул. Окошко было не застеклено, и щели в ставне пропускали в комнатку хоть немного свежего воздуха, от которого пахло морем. За окном тянулись черепичные крыши, за которыми виднелся укрепленный северный порт. У причала и на рейде стояло несколько десятков судов.

— Ты только помни, Радгар, что шивиальцы не привыкли думать о бельцах иначе, чем о жестоких варварах. Постарайся вести себя как джентльмен.

За последние две недели она повторяла это раз в сотый.

— Хорошо, мама.

Они ожидали прибытия его превосходительства посла Шивиаля, которым был не кто иной, как мамин брат Родни, ныне лорд Кэндльфрен, дядя, с которым он никогда еще не встречался. Папа говорил с ним об этой встрече только раз:

— Будь вежлив и почтителен, если он будет держать себя так, — сказал он тогда. — Думай о маме, ибо для нее эта встреча будет тяжелее всех. Вовсе не обязательно терпеть оскорбления — тебе или твоей семье. — Под «семьей» в этом случае подразумевался, конечно, сам папа.