Как всегда, он победил и пленил ее, Басса обвила его ногами, и они слились в одно целое. Она вскрикивала, Чарапаясь и отбиваясь, и в то же время все сильнее принималась к нему. Оук вошел в нее. О Басса, Басса, Басса, Басса!
В минуты покоя он лежал, прислушиваясь к удовлетворенному стуку своего сердца, и представлял, как сюда войдут Михаил и тот, кто наслаждался телом Бассы утром. В первый раз приведя его домой, Басса настаивала, что она нешлюха, продающая себя за деньги, — но, конечно, Михаил зарабатывал так мало, и ребенок болел, нуждаясь в лечении. Всхлипы, рыдания. Оук оставил на столе копейку. Однажды, особо смягчившись, оставил две. Оук не мог предложить три, так как не был уверен, что ребенок выживет в любом случае.
Она прижалась к нему: Опять?
Конечно, опять.
Опять?Он неосмотрительно заплатил ей вчера дважды?
— Нет, мне надо идти. Уже поздно.
— Но, дорогой!.. Дай мне постараться,.. О да! Он позволил уговорить себя.
Пробил комендантский час. Оук встал с кровати, надел рубашку и камзол, потом чулки и ботинки. За окном сумерки. Улицы опустели после комендантского часа, ворота Верхнего города закрыты. Он нашарил кошелек и положил на стол три копейки. Осмотрелся, где ребенок, чтобы не насту-, пить на него, и сказал:
— Пока, любовь моя, завтра повторим, — и подошел к двери.
— Дорогой, будь осторожен.
Что? Это был лишь шепот, она перевернулась и продолжала спать.
Что-то не так? Оук вздохнул. На мгновение он подумал, не забрать ли деньги. Но она заработала их, не важно, обещали ей что-то взамен или угрожали. Клинок мог оставить ей весь кошелек, так как ему он, похоже, больше не понадобится. Но не сделал этого.
Колокола перестали бить. Идти одному — серьезная опасность. Оук обернул плащ вокруг руки, как его учили — Два оборота, а остаток висит, чтобы отвлечь внимание противника или запутать его меч. Он вытащил «Печаль» и поцеловал ее.
— Потанцуй со мной, — прошептал Клинок.
Дверь открывалась наружу, так что он проскользнул незаметно, неся меч на весу на случай, если во дворе его поджидают. Ночь встретила его туманом и снегом. Хлопья казались черными, залепляли глаза, танцуя перед ним, сбивая с пути, сваливая с ног. Оук видел улицу. Не слышно, чтобы за ним кто-то шел, но они должны найти его снова. Все, что ему нужно, — добраться до Чужеземного квартала и домов рыцарей. Там он мог постучать в любую дверь, извиниться и заплатить за жилье. Но не сделает этого до тех пор, пока не оторвется от преследователей, иначе они сожгут дом и невинных хозяев, приютивших его.
Оук пошел налево, вместо того чтобы отправиться направо. Это должно сбить их и оставить свободной его левую руку. Они знали, что Басса предупредит его; Клинок надеялся, что у нее не будет неприятностей.
Он держал меч наготове. «Печаль» не особо остра. Чтобы причинить человеку вред, нужно размахнуться ею, как топором, и одного удара будет достаточно.
От тишины по телу забегали мурашки. Снег словно накрыл город одеялом. Но Оук никогда не выходил на улицу после комендантского часа, поэтому не знал, всегда ли так бывает. Он добрался до угла, огляделся и перебежал к следующему дому.
Они могли быть позади него, почти наверняка ожидая взять его на самом коротком пути домой. Оук шел, оборачиваясь, пытаясь осмотреть все кругом. Он подошел к другому углу и огляделся и встретил чей-то взгляд. Человек крикнул и попытался наброситься на него. Айронхоллские рефлексы не подвели: Оук вскрикнул и вытащил свой меч из трупа. Голоса позади него усиливались, раздавался гулкий топот копыт.
Он побежал. До того как повредил ногу в Старкмуре, Оук был прекрасным бегуном, но старая рана теперь могла убить его. Всадник на лошади в сопровождении двух бессловесных тварей преследовал Клинка. Наездник приказал, и две фигуры повернулись к Оуку, рыча и бормоча. Он прижался к стене, поднял «Печаль» и замотал шею плащом. Опять послышался голос. Его окружали.
Две фигуры отделились от дома и двинулись к Оуку. Они разделились и медленно заходили с двух сторон. Двое на одного — не много, если этот один — Клинок. Магистры тренировали их в Айронхолле парами.
— Не делай этого! — сказал Оук. — Я не хочу причинять тебе вред.
— А ты и не сможешь! — ответил тот, что справа.
— Я знаю тебя, — произнес Клинок. — Саша!
В путешествии они вместе играли в кости, пили.
Саша любил кривые сабли. Мужчина слева от Оука дер. жал оружие наготове, значит, это или рапира, или легкий клинок, предназначенный больше для уколов, чем для резни. Они должны поменяться местами, но Клинок не знал, как их заставить сделать это.
Долго ничего не происходило. Человек с рапирой сделал несколько выпадов, которые Оук проигнорировал.
Тогда Саша крикнул:
— Теперь!
Стрельцы бросились вперед. Клинок отклонил рапиру плащом, опустив его вниз. Ударил Сашу мечом, пронзив ему почки. Потом вернулся к другому. Рапира опасна лишь на расстоянии вытянутой руки. Оук закрылся плащом и ударил снизу, чувствуя, как «Печаль» с глухим звуком входит в тело. В то же время боль пронзила его руку. В темноте он не заметил мужчину с кинжалом.
Двое на земле извиваются и кричат от боли, но не мертвы. Людей здесь гораздо больше. Высокий черный всадник и медведеподобные собаки наблюдали за происходящим с другой стороны улицы.
— Подойдите и помогите! — крикнул Оук. — Быстрее отнесите их к врачам!
— Трое! — приказал всадник. Свинья!
Три покрытые снегом фигуры вышли из темноты. Оук продвинулся дальше, прижимаясь к стене.
Правая рука кровоточила, отдаваясь пульсирующей болью во всем теле, но все еще действовала. Это все, что имело для него значение сейчас. В Айронхолле рассказывали о нескольких битвах трое на одного, и большинство героев в них погибали. Кроме Великого Мастера полвека назад, победившего четверых в открытом поле. Но Оук не Дюрандаль. Победить троих невозможно.
Но у него за спиной стена, а они потеряли двух человек. Саша все еще кричал. А он лучший из них, и то, как быстро стрелец сдался, должно бы остановить их.
Солдаты медленно подошли. Оук дернулся, горя желанием прыгнуть на одного из них, но не отважился оставить защитную стену.
— Трусы! — крикнул им Клинок. — Было лишь двое смелых среди вас? Легче справиться с женщинами и детьми, не так ли?
Они молча продолжали свое дело — рапирист посередине, пронзенный мечом с другой стороны. Никто не сделал ни одной ошибки, не выкрикнул предупреждения. Один в центре дернулся первым, другие налетели следом, как дробь из ружья. Люди превратились в клубок из тел и сверкающей стали. Удар, отпор, выпад, укол. Фигуры, танцующие в темноте. Тяжелое дыхание. Ужасная боль меж ребер. Откат на спину к стене. Крик.
Однако кричал не Оук. Он стоял напротив стены, ошпаренный горячей водой. Два тела и сабля валялись рядом. Один человек, пошатываясь, шел прочь, согнувшись пополам, держа свои кишки. После него на снегу оставался черный след. Стрельцы сказали, что его раны ничто по сравнению с их. Неправда. Рука, рана в груди, кровь на животе, холод в ногах. Больно, больно! Он заставил себя подняться, прислонился к стене, тяжело дыша и скрипя зубами.
—Теперь четверо! — приказал всадник.
Оук проклинал его. Это безнадежно, даже если бы он был Дюрандалем. Собаки бросились на Клинка. Одна огромнее другой. Оук взмахнул «Печалью», когда почувствовал укус. Собака взвизгнула почти по-человечески. Другая чуть не впилась ему в горло, он вовремя выставил руку. Оук Услышал, как хрустнули кости. Потом гончая ослабила хватку. Не в силах вырвать руку, он закричал и попытался ударить ее, но потерял меч. Собака снова сомкнула челюсти, волоча его по земле как тряпку. Клинок закричал.
— Василий! Назад!
Щелкнул кнут, собака заскулила.
Оук лежал на снегу, чувствуя холод во всем теле. Боль. удушье. Смерть.
Но было что-то пострашнее. Послышались крики:
— Собака! Смотри на собаку! Она меняется! Колдовство!
— Накрой ее, воевода! — приказал знакомый голос. — Тихо, дураки. Она мертва. Все.
Копыта стучали совсем близко от уха Оука. Он понял, что всадник смотрит на него.
— Убил Якова! Как сильно он ранен? Фигура опустилась перед ним на колени.
— В грудь. Выглядит плохо. — Голос Вяземского.
— Звезды! Как долго ему осталось?
— Три-четыре минуты. Не больше.
— Он убил моего пса! Отнести его к целителю! Клинок должен прожить дольше.
— Нет надежды, государь. Целитель не поможет. Раны в грудь, вы знаете.
— Пламя и смерть! Тогда раздень его и убедись, что он сдохнет в этой канаве. Оставь тело крысам. Отнеси наших раненых к целителю и убери трупы.
— Да, государь.
Топот копыт удалялся и совсем стих.
— Я говорил, он хорош, когда мертв.
— Да, воевода.
— Потом присмотри за ранеными. Доложи мне, когда все сделаешь.
— Да, воевода.
Мир приближался и удалялся, в основном удалялся. Боль ушла. Оук мог чувствовать боль, темноту... видел блеск кинжала, когда мужчина опустился возле него на колени. Не важно. Скоро он умрет, тогда боли совсем не будет.
— Тише, тише! — послышался голос. — Просто отрежь здесь, смотри, как плохо... — Кто-то отошел и вернулся снова. Принес фонарь. Свет причинял боль. — Он не дышит. — Мужчина с кинжалом приблизился к груди Оука. — Вырежи кусок мяса, сломай несколько ребер, но не входи внутрь. Могу остановить кровотечение... заклинатель...
— Но... — прошептал Оук.
— Тихо! — потребовал человек. — У тебя галлюцинации. Ничего не было, понял?
Не было. Ничего.
2
Что-то было не так сегодня ночью.
Софья болтала со своими фрейлинами в гостиной комнате. Обычно здесь она ждала своего мужа, но в этот вечер его дверь открыта, и стрельцов рядом нет. Значит, Игоря в спальне тоже нет. Ей следовало попросить кого-нибудь из дам позвонить в колокольчик, чтобы вызвать слугу и выяснить, где царь. Вместо этого, осмелев, царица объявила, что они спустятся в Зал собраний. Она пошла вперед, а за ней гудящая, щебечущая и шуршащая свита.
Сегодняшний вечер особенно важен. Во-первых, прием подарков. Софья думала, что Игорь будет здесь, чтобы лично проследить, кто из князей и бояр скуп, а кто щедр и с кого можно побольше содрать.
Таша со своими фрейлинами была уже в зале, Все молодые, прекрасные, украшенные драгоценностями. Таша удивительно расцвела с тех пор, как вернулась ко двору. Она взволнованно рассказывала о предстоящем путешествии. Нареченная королева Шивиаля не поправляла никого, кто обращался к ней «ваше величество». Она также игнорировала поникшего Федора, которого царь приказал высечь за смерть трех стрельцов на Базарной площади и велел ему написать Таше письмо с извинениями. Последнее разозлило его намного больше.
Лорд Вассайл и Клинки отсутствовали. Раньше он никогда не опаздывал. Софья отправила за ним герольда, от чего Федор нахмурился еще сильнее. Слуга сообщил, что его сиятельство болен. Царице были известны дипломатические уловки, но она могла предположить, что с лордом Вассайлом действительно что-то серьезное.
— Тогда мы начнем без них. Сын, вашу руку.
— Вы не посмеете сделать это! — проревел Федор.
— Да? А вы знаете, где его величество?
— Не важно, знаю я или нет. Вы не можете начать без него!
Итак, он не знал. Как всегда!
Теперь Софья меньше боялась Федора, и даже Игоря. Она еще не рассказывала ему свои новости, потому что не была абсолютно уверена. Но чувствовала себя странно, как никогда раньше. Иногда ее просто тошнило при упоминании об обеде. Бо Софья тоже ничего не сказала.
— Если хотите остаться, ваше право, сын. Таша, подойди, мы пойдем вместе.
Федор сердито выступил вперед, намереваясь сопровождать свою мачеху.
Без царя прием прошел изумительно. Таша и ее дамы были в восторге от подарков. Софья наслаждалась возможностью общаться с гостями. Она беседовала со старшим боярином Скуратовым, выжившим на этой должности лишь благодаря правильному поведению: он не мог даже пирожное выбрать без инструкции царя.
Немного пофлиртовала с князем Саниным, недавно назначенным маршалом. Любое проявление полномочий и амбиций на этом посту особенно опасно, но молодой Иван Санин пока справлялся. Возможно, он был более ловок, чем Игорь подозревал, но слишком самонадеян, ожидая, что очарует царицу своими взглядами. Ее забавляли его претензии на остроумие.
— Должно быть, вы ужасно скучаете без мужа! — вздохнул Санин, взмахнув ресницами и сверкнув белозубой улыбкой.
На самом деле это означало: «Понимаю, как вы счастливы без него».
Это уж слишком!
— В этот раз не так долго. Как его величество сказал нам... О! — Она сложила ладони, будто умоляя. — А вы не член?
— Член? Чего?
— Регентского совета, конечно. Интересно почему? Вам следовало бы, раз уж вы получили такую важную должность.
Никогда ранее не слышав об этом вымышленном совете, Санин стал заикаться от волнения.
— Я буду настаивать, чтобы вас включили туда незамедлительно! — твердо сказала Софья.
— Премного благодарен.
Его глаза и улыбка говорили, что теперь он всецело принадлежит ей — и душой, и телом.
Царице понравилось и это.
Наконец она приблизилась к царскому астрологу Унковскому, хрипящему, с дикими глазами, тощему в своей каббалистической мантии, возносящему очередную оду царскому вину.
— Вы уже подобрали подходящую дату для свадьбы? Он хитро, но с осторожностью взглянул на Софью.
— Мы работаем не покладая рук, ваше величество. Нужно сделать так много подсчетов в это время года!
— Мы все надеемся, что это случится скоро. Нам не терпится завершить дело.
Астролог подозрительно посмотрел на нее:
— Даже цари не в силах повелевать звездами.
Но они могут повелевать звездочетами. Софья хотела скорее увидеть Ташу в безопасности и замужем. Игорь всегда медлил, а Унковский слишком проницателен, чтобы делать неправильные предсказания.
Прием становился все шумнее и веселее. Ей не хотелось уходить, укладываться спать, но снять роскошный наряд было огромным облегчением. Когда дверь наконец закрылась, Софья поспешила к люку, чтобы подать сигнал. Она долго ждала, но Бо так и не пришел.
Что-то случилось.
3
Вассайл узнал о проблеме, валяясь в кровати в ожидании бритья. Перси выставлял приспособления для утреннего туалета хозяина. Динвидди повторял лорду имена титулованных дворян, которых тот должен был принять сегодня вечером. Клинки считали, что ему безопаснее оставаться в своих палатах. Как только Хагфилд принес горячие полотенца, Бо выпрямился, нахмурившись:
— Мой господин...
— Ну? — прорычал Вассайл.
— Оук пропал, мой господин. Он не вернулся до комендантского часа.
— Слишком долго задержался в каком-нибудь притоне? Бо пожал плечами, но в глазах застыла тревога.
— Возможно. Даже если это лучший Клинок. Если все так, он сам назовет свое наказание. А я наложу лишь четверть того, что он предложит. На него это не похоже.
Вассайл откинул простыни и пробурчал:
— Подай мне рубашку. Не эту. — Подопечный вел себя так, будто не удивился. Он словно ожидал чего-то подобного. — Думаешь, он столкнулся с нечестной игрой?
— Боюсь, что да. Ясно, что царь мечтает о собственных Клинках. Взять Оука живым невозможно — людям с дубинками и сетями.
Тогда маньяк попытается вызнать секрет Клинков под пытками.
— Прием?.. — Динвидди в панике переводил взгляд с одного на другого.
— Приема не будет, — проворчал Вассайл, прежде чем Клинок ответил.
— Мой господин, не слишком ли это? Всему может быть невинное объяснение?
— Даже если так, советник, — твердо сказал Бо, — его светлость покажет, что он относится к делу серьезно. Если будут расспрашивать, ничего не говорите.
Динвидди простонал:
— Дипломатическое недомогание?
— Дипломатический понос! — рыкнул Вассайл. — Принеси извинения царю, и пусть Кимберли подаст ужин.
Советник убежал, оставив его с Клинками. Вассайл чувствовал, что попал в ловушку — во дворце, в крепости, осажденной дикарями. Последнее донесение было отправлено с Хаклютом две недели назад. Ни один корабль не вернется раньше, чем через полгода. Ярость мешала дышать.
— Понимаю, — сказал он, — верность — двусторонняя монета. Я всегда оставался со своими людьми. Не изменю и сейчас.
Улыбка Бомона не была радостной.
— Ваши принципы делают вам честь, мой господин. Боюсь, вам будет безопаснее без Клинков поблизости.
— Вы в опасности, не я. Аркелл выглядел мрачнее тучи.
— Нет, мой господин. Приведя в Скиррию Клинков, вы подверглись не меньшей опасности. Если Игорь запрет вас в камере пыток, вы сможете заставить нас сделать что угодно.
— Добровольно я не сдамся! — пролаял Вассайл. Клинки промолчали.
4
К утру весь двор знал, что царь покинул город. Это было нормально для него. Если его что-то огорчало, он уезжал в Царицын — выместить ярость на невинных жертвах. Время для этого Игорь выбрал неподходящее — вечерний снегопад превратился в завывающий буран. Софью забавляла мысль о том, как царь со стрельцами прячется в какой-нибудь убогой хибарке. Но она все еще не знала, что заставило его уехать.
Софья получила бессвязное послание от царского астролога Унковского, Там говорилось, что пятнадцатый день Десятой луны — чрезвычайно благоприятная дата для свадьбы. Обычно старый мерзавец, страхуясь, называл близкую дату, а потом, в случае необходимости, откладывал ее.
Игоря не было, и Софья приказала казначею подготовить соглашение, предупредив Ташу и Вассайла. Никто не осмелился указать царице, что подобное не в ее власти. Если Игорь разъярится, она объяснит, что очень хотела ускорить свадьбу сестры. По традиции царица в ожидании ребенка никогда не появляется на публике. Этот довод должен успокоить даже царя.
Вассайл появился в полдень для обсуждения подготовительных мероприятий. Хитрый, старик шутил, но он умел притворяться в отличие от Аркелла, который выглядел действительно довольным. Оук отсутствовал, а на Бо она не смотрела. Если когда-нибудь на публике Софья поймает его взгляд, она покраснеет с головы до пят.
Даже когда они были одни, царица не видела своего любовника, потому что Бо всегда гасил свечи. Клинки никогда не рисковали без необходимости, как он объяснял, ложась в постель жены самодержца.
Сегодня вечером будет по-другому. После двух долгих дней друг без друга любовь должна быть слаще, чем обычно. И Игорь не помешает, хотя он никогда и не делал этого. Кроме того, сегодня из-за бурана в камине горит огонь. Она увидит своего возлюбленного.
Бомон пришел рано. Они обнимались, целовались, ласкали друг друга, бормотали нежные слова. Она попыталась раздеть его.
— Люби меня здесь, — прошептала Софья, — у камина,
— Нет. Ты слишком любишь жару, моя маленькая скиррианская медведица, а я — холод. В постель!
Одеяло укрывало их как снежный ковер. Серьезный разговор мог подождать. Теперь они лучше знают друг друга, знают, как доставить удовольствие.
В угловой двери скрипнул засов. Сквозь занавес пробился свет. Останься они на шкуре у огня, их сейчас было бы отлично видно. Бо скатился с кровати. Как всегда, он был осторожен, оставляя одежду под кроватью и ложась с дальней от двери стороны. Клинок прошмыгнул за штору, Софья натянула одеяло до подбородка.
Свет не был таким ярким, и голос Игоря не позвал ее. Вместо этого кто-то резко отдернул шторы. Гигантская тень упала на Софью. Раздался бас:
— Привет, мамочка.
— Убирайся! Я буду кричать!
— Кричи сколько хочешь. — Он задернул шторы. — Царь сказал, подожди месяц. Месяц прошел. — Федор был пьян. — Пришло время для маленького братика.
— Нет! Я уже беременна, дурак! Уходи! Царевич захохотал, потянув одеяло на себя:
— Надо было раньше сказать.
Глаза горели при свете огня. Он был голым.
— Это правда! — крикнула Софья, но Евдокия не могла услышать ее сквозь массивную дверь, да она все равно была заперта.
— Тогда мы сделаем близнецов!
Федор сдернул с нее покрывало. Потом послышал стук, как от удара по дереву. Царевич упал на пол. Бо стоял, держа в руке стул.
— О звезды! Смерть и огонь! — прошептала она. — Ты убил его?
Но Бо шмыгнул в секретный ход и мгновенно вернулся с мечом.
— Мне нужна твоя помощь. Подними его руки. Быстро! Требовательность в его голосе привела ее в равновесие.
Она вскочила с кровати и проделала все, не задавая вопросов.
— Теперь брось их ему на лицо... немного выше... идем. Бо вздохнул и положил меч.
— Хорошо! Он дышит. Надеюсь, это приятная новость? — Он обнял ее. — Все в порядке! — шептал Бомон. — Все будет хорошо! Нам надо поторопиться. Подержи. — Он отдал ей меч. — Если Федор начнет приходить в себя, то он мне понадобится тут же, понимаешь?
Схватив царевича за лодыжки, Бо потащил его по полу. Маленький голый человек тащил огромного.
Софья тряслась от страха, понимая, что Федор вспомнит, как открыл дверь и раздел ее. Поймет, что она не смогла бы перенести его в комнату Игоря. А сам он не выходил. Бо мог спасти себя, убив Федора. Но это будет хладнокровное убийство, и оно не поможет царице. Она уничтожена. Они оба мертвы.
Бо казался спокойным. Он дотащил Федора до дверного проема, перевернул лицом вниз, потом открыл массивную Дверь.
— Минутку, любимая! — Бомон подбежал к своей одежде и через мгновение вернулся к двери, держа что-то в руках. — Так! Сделано.
Она подумала, не сошел ли он с ума. Софья потрогала Дверь, но та не поддавалась.
— Как?.. Я не слышала засова!
— Колдовство, которому я научился в Исилонде. Знал, что когда-нибудь пригодится. — Бо дрожал. — Назад в кровать! Извини за перерыв, где я остановился? — Он отнес ее на кровать и натянул одеяла.
Софья оттолкнула его:
— Стой! Ты сошел с ума! Федор проснется в любую минуту и поднимет шум.
— Нет. — Поцелуй. — Он ничего не почувствует, когда проснется. — Объятия. — Возможно, он и не вспомнит, что приходил сюда. А даже если вспомнит, это не может быть правдой, потому что дверь закрыта с его стороны. Он ударился головой о раму.
— Что ты будешь делать, если он вернется?
— Убью его и скину труп в люк. Он ответит мне за перерыв. Перестань болтать и сосредоточься... — Через несколько минут Бо добавил: — Я заработал это. — И больше ни слова.
В камине горели дрова. В комнате было светло. Любовники мирно лежали рядом.
— Зачем надо было бросать руки на лицо?
— М-м? — сонно пробормотал Бо. — Это проверка. Он мог притворяться, люди сами никогда не ударят себя по лицу. Попробуй как-нибудь. Это невозможно. Ты сказала ему, что ждешь ребенка?..
— Он, может быть, Игоря. Бо вздохнул:
— Я сын рыбака. А мой будет принцем? Пока Федор не наложит на него свои лапы.
— Ребенок Игоря. Не сомневайся.
— О, ты чудо! — Он поцеловал ее долгим, страстным поцелуем. — Почему Федор осмелился изнасиловать свою мачеху?
Софья рассказала ему, что задумал Игорь.
— Он поверит, что ты ждешь ребенка?
— Поверит.
— Но пока царь не вернется, тебе лучше спать в комнате Евдокии, с запертой дверью.
Она уже думала об этом. Должно быть, пройдет немало времени, прежде чем они смогут снова встретиться.
— Почему ты не пришел прошлой ночью?
— Оук пропал.
На нее как будто вылили целый ушат ледяной воды.
— Что случилось?
— Он попал в засаду стрельцов. Уложил шестерых, четверо мертвы, двое смертельно ранены, но их спасли целители. Пес Яков тоже мертв. Игорь был там, наблюдал за происходящим. Когда другой пес завалил Оука, Игорь приказал оставить его умирать на снегу.
Вот почему он умчался прочь в ярости — потерял собаку!
— Прости, — прошептала Софья, — о Бо, прости меня!
— К счастью, Оук выжил. Но меня больше радует то, что ты носишь моего ребенка. Это помогает.
— Надеюсь, что твоего. Но мы никогда об этом не узнаем. Почему Оук не умер?
— Этого мы тоже никогда не узнаем. Его отнесли в Палату Стихий в Чужеземном квартале. Нынешним утром, после колокольного звона, он вернулся к рыцарям. Отдыхает там.
— Ты говоришь, стрельцы не подчинились царю?
— Точно.
— Но почему?
— Может, потому, что Оук чертовски хорош! — сердито ответил Бо. — Там было несколько, сопровождавших нас из Звонограда. Они знали его. Или он просто отлично сражался. Игорь не ожидал. Даже у стрельцов могут быть скрытые Достоинства.
«Игорь убил бы их, если б узнал», — подумала царица.
— Пока мы собираемся подержать Оука вдали от посторонних глаз. Некоторые из его спасителей могут захотеть найти другое занятие. — Он снова поцеловал ее. Но еще было что обсудить. — Дорогая, что тебе известно об этих псах? У Оука странные мысли, что один, которого он убил... Стал изменяться. Но, может, ему просто показалось.
Она задрожала и сильнее прижалась к нему.
— Ходят слуги о колдовстве в Царицыне. Игорь часто берет в заложники дворянских сыновей. Они исчезают без объяснения. Огромная черная гончая, которую он звал Василием, появилась вскоре после исчезновения очень крупного молодого человека по имени Василий Овцын.
— Духи! — воскликнул Бо. — Ужас!
— Почему Игорь напустил на Оука стрельцов?
— Потому что Клинки лучшие телохранители и он хочет собственных Клинков. Я надеялся, что объяснил ему, что мы не можем раскрыть тайну посвящения, но он захотел убедиться, как хороши Клинки в действии. Удача, что Оук не догадался об этом, а то бы он бросил меч и позволил себя убить.
— Клинки — это не колдовство?
— Нет, это учение и тренировка. Софья задрожала:
— Ты в опасности! Ужасной опасности! Он ни перед чем не остановится.
— Мы должны жить, пока можем.
Поцелуи его становились все более страстными.
— Подожди! Тебе надо идти. Уезжайте из Скиррии! Вы с подопечным.
Мысль потерять его была невыносимой, но думать, что Игорь может с ним сделать, еще тяжелее. Бо издал удивленный возглас:
— Но как мы сможем? Зимой? Это возможно?
— Конечно. Я помогу тебе.
Помочь возлюбленному уйти из ее жизни навсегда? Как духи могут быть так жестоки?
— Не хочу, чтобы ты помогала мне. Как будто я использую тебя, пользуюсь твоей любовью.
— Не будь глупцом! Кому еще ты можешь доверять? Сразу после свадьбы... О, люби меня опять, я объясню позже.
5
— Ваше величество! — воскликнула Фекла. — Перестаньте вертеться!
— Мне щекотно! — ответила будущая королева. — В это столице позволено щекотать правящую королеву!
— Пока ты правящий король, — заметила Неонила.
Все громко засмеялись. Фрейлины помогали Таше разеваться — все выпили немного больше, чем обычно.
— Необыкновенная свадьба! — восхищалась Ольга.
— Музыка! Песни!
— Танцы!
— Угощение!
— Вино!
Мужчины! — воскликнула Неонила. — Как ты считаешь, все шивиальцы так красивы, как Бомон?
Она никогда не узнает этого. После сегодняшнего флирта Неонилу вычеркнули из списка Таши. Таша должна была поддерживать свою репутацию, не позволять окружению вести себя неприлично здесь или в Шивиале.
— Другой ни то ни се, — заметила рассудительная Кетеван. — Но один ничего!
— И блондин изумительный! Видела, как королева покраснела, когда он пригласил ее на танец?
— А ты заметила, как разозлился царь, когда она согласилась? Он даже не боярин. Мечник низкого происхождения!
Таша знала, что Софья не боится Игоря. Ее новость должны были объявить вот-вот. Игорь очень радовался. Он уже осыпал Софью драгоценностями.
— Слышала, как кто-то сказал, что скиррианцы отрубили бы ему голову, но он дипломат и Игорь не может трогать его,
— А что с третьим? Обычно их трое, не так ли?
— Тебе повезло! Мне пришлось танцевать с царевичем. Он танцует как бык.
Это была ночь Ташиной свадьбы, но спать она будет одна. Однако будет другая свадьба, в следующем году, с привлекательным женихом вместо толстого старого заместителя. Теперь она королева,, немного пьяная шестнадцатилетняя Королева. До предстоящего весеннего путешествия у нее долж-Hb быть собственные палаты в Темкинском дворце в Верхам городе.
— Слышала очень интересную историю о Федоре, — таинственно произнесла Кетеван. — Помните, когда Игорь уезжал из города несколько недель назад? Оказалось, охрана нашла Федора в царской спальне без сознания. Он ударился, пытаясь пробраться к царице...
— Как ты смеешь! — крикнула Таша, наступая на нее, оттолкнув двух помощниц. — Ты смеешь обвинять мою сестру? Никогда не показывайся мне на глаза! — Она с шумом открыла дверь перед ее носом.
Кетеван хлопала глазами, открывая и закрывая рот. Когда она добралась до двери, вошла Софья со своими фрейлинами. Спальня вдруг потемнела от склоненных перед королевой и царицей голов.
Вовремя вспомнив, что она еще не сделала реверанс, Таша поклонилась и сказала:
— Ну как, сестра, тебе понравилась моя свадьба?
— Она чудесна. И ты тоже. Ты заставила быстрее колотиться все мужские сердца в зале. — Софья обняла ее... задержала на мгновение, изучающе глядя на нее. — Я пришла просто сказать тебе это и пожелать спокойной ночи.
— Все?
— Думаю, лучше бы все. Зайди ко мне утром. — Софья всем улыбнулась. — Вы писаные красавицы, все!
И вышла, но Таша уже достаточно протрезвела, чтобы понять — что-то осталось недосказанным. Скорее всего не очень хорошие новости.
6
Сани мчались по улицам Кинска, звеня колокольчиками. Низкое утреннее солнце окрасило небо в молочный цвет. Воздух щипал нос. Закутанный в меха Оук торопился. Четыре или пять месяцев зимы и два грязи и москитов, потом шивиальцы смогут уехать — пока царь не решил превратить трех Клинков в стрельцов.
Теперь Оук разделял мнение Басманова о скиррианских целителях. Они вылечили его главную, владеющую мечом, руку и раны груди, но приступы лихорадки после этого никогда не случились бы в Шивиале. Целители не справились с плечом Оука, поврежденным псом, и он сомневался, что когда-нибудь в будущем сможет пользоваться рукой. Все же одна рука лучше, чем ни одной. А вернуться к подопечному — огромная радость.