5

Однажды в Кинвэйле, в особенно неудачный день, проконсул Иггинги застал Инос у спинета и прочел ей бесконечную и невыносимо скучную лекцию о воинских знаках различия. Инос запомнила только, что значение имеет цвет гребня на шлеме: белый для центуриона, пурпурный — для самого императора, алый — для командующего армией. Но кто еще, кроме этих двоих, имел право носить кирасу с имперской звездой из золота и драгоценных камней?

Еще больше камней мерцало на его наголенниках и рукоятке короткого меча, но на шлеме, зажатом под мускулистой рукой, красовался гребень, который выглядел скорее золотым, чем сделанным из конского волоса.

Внезапно Инос обнаружила, что стоит на ногах, хотя не могла вспомнить, когда поднялась. Раша небрежно раскинулась на диване, но пристально наблюдала за гостем. Он уже поприветствовал ее. Сняв шлем, он давал понять: он явился с неофициальным визитом. Воин улыбался.

Ростом он был выше импов, с квадратным подбородком, темными глазами, но выглядел на удивление молодо. Блеснув ослепительными зубами, он взглянул на купол и сделал комплимент Раше. Его черные кудри рассыпались по плечам.

Воин казался вполне реальным.

Затем он словно впервые заметил Инос и оборвал разговор на половине фразы. Блестящие глаза удивленно раскрылись.

Банальный, но неплохо исполненный трюк.

— Вы и есть Иносолан?

Инос низко присела. В ответ воин грациозно поклонился — это было не нелепое гимнастическое упражнение, принятое в Зарке, а настоящий имперский поклон. Раша говорила, что волшебник стар, но гость вовсе не выглядел старым. С бронзовой кожей, гибким станом, искрящимися глазами... даже Андор не мог бы соперничать с ним внешностью. Или юношеским обаянием.

— Мне говорили, что вы красавица, но я ожидал, что это обычное преувеличение. Все импы лелеют романтические идеалы. Королевы должны быть прекрасны по определению! — Он усмехнулся. — А вы превзошли все ожидания!

Чудесный комплимент, с достаточной долей юмора.

Проклятье, но Инос вспыхнула как ребенок!

— Вы очень любезны, ваше всемогущество.

Он усмехнулся.

— Нет, я и вправду изумлен, а волшебника непросто удивить. — Казалось, он с трудом оторвал от нее взгляд и обратился к Раше: — Вы оказали нам большую честь, догадавшись спасти королеву Иносолан. Только Богам известно, что могло случиться!

— О том, что могло случиться, мне доподлинно известно, — холодно отозвалась Раша.

Волшебник приподнял брови, напомнившие Инос распластанные крылья ворона.

— Боюсь, и мне тоже. Все мы благодарны за то, что вы сделали. И мы, несомненно, должны вмешаться, помочь справедливости восторжествовать, а ее величеству — воцариться на престоле ее предков.

Он повернулся к Инос и испустил долгий вздох изумления.

— Завтра в Хабе наступает День Цветов, и по такому случаю в Опаловом дворце состоится бал. Там будет сам император. Соберется весь город — консулы, сенаторы, вся знать Империи. И вы поразите их! Королева Иносолан, не согласитесь ли вы ради меня завтра нарядиться в это же платье и позволить мне сопровождать вас на Бал Цветов?

Инос застыла в замешательстве. Ее пытались подкупить. Соблазнить. Одурманить лестью. Нельзя забывать: волшебник имеет не больше прав выглядеть юным красавцем, чем Раша. Но при виде его у Инос забилось сердце, и она вспомнила, как обезумел Рэп при виде колдуньи. Может, и она обезумела? Нет, ощущение было странным. Волшебник заставил ее почувствовать себя женщиной. Какое обаяние! Даже его усмешка свидетельствовала: ему известно, какое впечатление он произвел на Инос, и теперь он торжествовал. Надо помнить про Кэйд...

Волшебник протянул руку.

Она сделала шаг, потом еще один. Помни про Кэйд. Он не юноша, а старец. Помни про Кэйд, помни про...

— С этим можно подождать! — вдруг произнесла Раша. Ее слова стали подобны ледяному душу. Инос застыла, словно примерзнув к полу. Ее рука осталась протянутой, пальцы почти касались руки волшебника. Волшебник пожал плечами.

— Что-то не так, ваше величество? — спросил он у колдуньи, одновременно подмигивая Инос.

— Вы забыли расплатиться.

Он с отвращением поджал губы, но не нахмурился.

— Тогда давайте обсудим, какое вознаграждение мы можем предложить. Четверка всегда отдает долги, притом сторицей! — Он виновато улыбнулся Инос. — Прошу вас, сядьте, Инос. Вы не против, если я буду вас так называть? Уверен, мы не задержимся здесь надолго.

К тому времени, как Инос вернулась на место и расправила шлейф, за спиной волшебника Олибино появилось кресло, словно сотканное из застывших солнечных лучей, целый трон на помосте, с резными подлокотниками и спинкой, инкрустированными радужными камнями. Инос никогда не видела ничего подобного, даже на картинах или в книгах. Она задумалась над тем, сколько может весить такое кресло, настоящее ли оно и выдержит ли его пол. Вся мебель под куполом вдруг показалась ей нелепой и старой. Одним гибким движением волшебник сел, положив шлем на колени и улыбаясь сразу обеим женщинам.

Недоумевая, Инос взглянула на Рашу и уловила на ее лице насмешку. Как там она сказала? Олибино разбирается в стратегии не лучше воробья? Трон был явной ошибкой. Неужели волшебники забывают, как отвечать на вызов?

С тех пор как появился волшебник, Раша не сдвинулась с места. Она держалась свободно и вместе с тем настороженно, словно кошка на охоте.

— Это кресло выглядит весьма неудобным. Я бы посоветовала вам настоящее, с подушками, если в этом есть необходимость.

Улыбка Олибино сменилась выражением печального упрека.

— Неужели вы не понимаете, в каком мы положении, ваше величество? Речь идет о справедливости! Мы не торгуем королевами или королевствами! Вспомните, вы не на базаре и торгуетесь не за горстку сушеных фиников.

— А вам следовало бы вспомнить: вы разглагольствуете не в Круглом зале Эмина.

Волшебник нахмурился.

— Лучше бы до этого дело не дошло!

Инос почувствовала, что Олибино с трудом сдерживает гнев.

Раша резко выпрямилась.

— Довольно глупостей! Эта девушка моя, и она нужна вам.

— Нужна? — Волшебник покачал головой и наградил Инос кратким взглядом, в котором ясно читался вопрос.

Но Инос понимала, что имеет в виду Раша. За помощь надо платить. Значит, ее продадут! Кэйд ошиблась, а она оказалась права! Раша — не союзница. Раша — распутница и рассуждает так, как ей и подобает. Что же, кроме цены, имеет значение, когда два старых волшебника хотят заключить сделку?

— Нужна, ваше величество? Я — волшебник. Я ни в чем не нуждаюсь.

Султанша фыркнула.

— Вы нуждаетесь в защите от волшебника Запада! — Ее рафинированный акцент понемногу исчезал. — Вам с эльфом не совладать с ним. Нельзя рассчитывать, что Блестящая Вода позаботится о мире — в наши времена она с трудом попадает ложкой в собственный рот. Вы не осмелитесь рассердить императора, потеряв войско в Краснегаре, но ничего не сумеете решить без нее! — Она ткнула ногтем в сторону Инос.

Крылья ворона взметнулись и опустились — волшебник нахмурился.

— Что за нелепые слухи, ваше величество? Я не нуждаюсь в защите от волшебника Зиниксо! Молодой гном приятен в обхождении, я даже подарил ему собак. Он способный и благодарный ученик. Правда, волшебник Юга не любит его, но этого и следовало ожидать. Каждому известно: не стоит приглашать на одну вечеринку и гномов и эльфов.

Раша зевнула.

— Платите мою цену или убирайтесь. Свой товар я могу предложить кому угодно.

Предложить свой товар! Инос содрогнулась от желания выпустить коготки и как следует поработать ими. Как смеет эта старая шлюха так отзываться о ней!

Волшебник лукаво улыбнулся, прищурив глаза.

— И кроме того, даже если я предложил вернуть девушку на родину, разве можно быть уверенными в помощи Блестящей Воды? Ее согласие имеет огромное значение, ибо речь идет о джотуннах, а она покровительствует им. Да, в наши дни она не всегда тверда в ногах, и потом, она питает слабость к мясникам вроде Калкора. Сказывается ее гоблинская кровь.

Раша пожала плечами.

— Пусть выберет ей мужа. Он должен быть не из джотуннов. Уж скорее подойдет гоблин. Должно быть, у нее найдутся сотни родственников.

Олибино кивнул и вдруг задумался.

Инос не верила своим ушам.

— Что? — вскричала она. — Вы хотите выдать меня за гоблина?

— Тише! — оборвала Раша, не сводя взгляда с волшебника. — В темноте, милочка, все они одинаковы, но никто не пустит тебя домой без мужа.

— Какая досада, — пробормотал Олибино. — Но звучит заманчиво! Да, это должно подействовать.

Выйти замуж за гоблина? Инос ощутила тошноту. По меньшей мере это возмутит всех жителей Краснегара, но против Четверки их сопротивление будет бесполезным. А у нее самой остается единственный выход — самоубийство.

— Несомненно, это реальная возможность, — заключил волшебник. — Какова же ваша цена, Раша?

— Разумеется, Красный дворец, — отозвалась Раша.

— Немыслимо! — взревел Олибино. Быстрым движением он надел шлем, спрыгнул с трона и ловко приземлился на коврик. Трон и помост исчезли за его спиной. — Совершенно немыслимо! — Он подбоченился и вдруг словно распух, стал толще, крупнее, старше. Он уже ничем не напоминал щеголя офицера, который мог бы потягивать чай в салонах Кинвэйла. Теперь он походил на неотесанных вояк, которых Инос повидала во время путешествия через леса, — опасных, безжалостных. Огромный и грозный, он казался олицетворением всех имперских легионов, воинов всей Пандемии. — Подумай как следует, колдунья!

Раша вскочила, хотя Инос и не успела заметить ее движения. Воздух в комнате замерцал и загудел, словно вода, готовая закипеть.

— Такова моя цена, волшебник!

Олибино расправил плечи.

— Глупая, это невозможно!

— Тогда девчонка останется у меня, Калкор разгромит твои когорты, и...

— Ну и пусть! Какое мне дело? Пондаг — сторожевой пост. Это отбросы войска. Если они покинули свой пост, император будет только рад избавиться от них — не важно, чьими руками, джотуннов или гоблинов. И кому какое дело до Краснегара? Он никогда не играл заметной роли — и ты поняла бы это, если бы хоть немного разбиралась в имперской политике!

— Вон! — завизжала Раша.

На краткую долю секунды Инос показалось, что она увидела волшебников в их истинном обличий: старыми, приземистыми, уродливыми. Низкорослая и жирная Раша, костлявый и лысый Олибино...

Сверкнула молния, грянул гром.

И свет погас.

6

Солнце, которое завершило свой дневной круговорот в Зарке несколько часов назад, теперь садилось и над Феерией. Птицы уже попрятались в гнезда, пчелы спешили в дупла.

Совы стряхивали дневной сон, пока желанные тени выползали из джунглей и расстилались по полям...

Как и подобало троллю, глуповатый вид Хагга был обманчив. Впрочем, и особым умом он не отличался, но помнил, что совсем недавно поставил ведерко с едой на землю рядом с собой. А теперь оно исчезло. Размышляя об этом, тролль обхватил мощными пальцами кокосовый орех и разломил его. Жуя сочную мякоть, Хагг пришел к выводу: его ограбили. Это означало, что ему не остается ничего другого, как наказать виновника. Он принес свою еду к краю поля, чтобы посидеть в тени. На открытом пространстве вора не оказалось, но за спиной Хагга высились кусты.

Хагг поднялся, выпрямился во весь рост и огляделся. Слух и обоняние троллей были более острыми, чем у большинства людей, а сила позволяла им пробираться сквозь густые джунгли быстрее, чем любым другим существам. Несмотря на свои размеры и неуклюжий вид, тролли могли шагать совершенно бесшумно. В сущности, тролли считались непревзойденными охотниками и умели обращать себе на пользу даже ветер.

Склонив голову, он затрусил вперед, как встревоженный бегемот. Об осторожности Хагг не заботился: он слышал, как вор удаляется в джунгли, унося с собой драгоценную еду. Более того — вор не снял одежду, и теперь колючие ветки цеплялись за нее, выдирая клочки. Обнаженный Хагг мог скользить сквозь заросли так же бесшумно и плавно, как рыба в воде.

Под низкими дождевыми тучами родных долин Мосвипа тролли обитали среди лесов, в вечном полумраке. Хотя их плотная кожа была прочнее свиной, тролли страдали от ярких солнечных лучей, потому любой покровитель считал своим долгом снабдить троллей скрывающей все тело одеждой. Тролли стоили лишних расходов.

Хаггу было двадцать четыре года. В четырнадцатилетнем возрасте он явился в деревню, чтобы обменять несколько блестящих камней на резец. Тролли любили воздвигать массивные и грубоватые каменные строения среди заросших джунглями холмов, обычно выбирая место у ручья, чтобы провести воду в каждую комнату. Тролль мог потратить много лет на строительство, а затем уйти незадолго до того, как оно будет завершено, и начать все заново в соседней долине.

Хагг уже давно ощущал беспокойство: его не устраивала башня, которую строили его родители. Он решил уйти и самому начать работу, вместо того чтобы помогать им. Возможно, когда он закончит отделку двух или трех комнат, на помощь ему явятся какие-нибудь странствующие тролли. Но прежде всего ему нужен был резец, и не из бронзы, которая быстро тупится, а из темного железа.

С тех пор как пятьдесят лет назад эта часть Мосвипа была завоевана, Империя тщилась собрать обитателей темных, сырых лесов и переселить их в заново выстроенные чистенькие поселки, надеясь одновременно и сделать троллей более цивилизованным народом, и следить за ними, побуждая размножаться. Как раз в одну из таких деревень и направился Хагг. Его сразу арестовали за непристойный вид и отсутствие пропуска. Он не знал, что такое пропуск, не понимал, зачем нужна одежда. Он терпеливо объяснял, что готов прикрыть наготу до ухода, если это необходимо, но обычно он не видит никого, кроме собственного отражения, а в лесах ткань и даже кожа превращаются в лохмотья за несколько дней. Тролль до сих пор не понимал, почему его предложение не сочли приемлемым.

Не понял он и судебного процесса, хотя тот оказался кратким и несложным. Хагга приговорили к двум годам тяжелых работ и трехнедельному вводному курсу послушания. Блестящие камни у него отобрали, но в бумагах суда о них не упоминалось.

Еще со времен правления императрицы Абнилы рабство в Империи считалось незаконным, но армии приходилось искать способы возместить затраты на захват Мосвипа, и потому взяточничество было распространенным и неизбежным, как дожди.

Как только Хагг научился выполнять то, что ему приказывали и как можно быстрее, при этом не открывая рта без позволения, его переселили из деревушки в город Данкваль, а оттуда с бригадой других заключенных погнали на рынок в Кламдит.

Позднее Хаггу вместе с несколькими другими пленниками довелось насладиться кратким путешествием по морю в трюме галеры. Наконец его привезли на плантацию где-то к северу от Мильфлера, а затем представился шанс бежать, и Хагг не замедлил воспользоваться им.

Так бывало всегда.

Его преследовали на лошадях и с собаками и дали хороший урок, благодаря которому тролль приобрел хромоту и непрестанный звон в одном ухе. Такие уроки годились даже для троллей, хотя на них все заживало как на собаках. Больше Хагг не пытался сбежать.

И вот теперь, десять лет спустя, Хагг жил на прежнем месте. Он не знал, что его должны были увезти домой через два года. А если бы знал и попросил объяснения, ему сообщили бы, что его дело утеряно. Хаггу пришлось бы подавать официальное прошение командующему армией Хаба, поскольку родные места тролля в это время находились под военным управлением. Но тролль ни о чем не спросил, ему ничего не объяснили, и потому ничто не изменилось.

Он копал землю, ухаживал за растениями и собирал урожай; он рубил деревья и переносил тяжести, как ему приказывали. Он стал самым крупным и сильным троллем на плантации, и никто не смел красть у него еду.

Ориентируясь по запаху и не вызывающему сомнений шуму шагов, Хагг продирался сквозь деревья и кусты, ломая ветки и даже выворачивая растения с корнем, пренебрегая собственным шумом или разорванной одеждой. Спустя несколько минут он понял, что догоняет двух или трех человек и припомнил давние истории об охотниках за головами. Возможно, Хагг совершил ошибку, но он никогда не слышал, чтобы местные жители подходили близко к плантациям, но, очевидно, воры убегали во всю мочь. Это был хороший знак; их запах не походил на запах троллей, и следовательно, в этих зарослях Хагг мог запросто догнать их. Более того, если они убегают — значит, безоружны, а Хагг не сомневался, что в честной схватке победит не только троих, но и четверых противников. По натуре тролли были мирными существами, но, как люди, могли приходить в ярость. Хагг с удовольствием поглощал помои, ведро которых ему выдавали каждый день. Он намеревался отнять у воров свою еду.

Впереди послышались громкие ругательства, крики, и по звукам он понял: беглецы спорят. Двое предлагали бежать — несомненно, унося с собой еду Хагга, — а один отважился принять вызов. Спустя минуту Хагг врезался в плотную стену кустов, выбрался из них и увидел смельчака. Этот коренастый юноша ростом был ниже импа и едва достигал до пояса троллю. Его кожа в пятнистой тени деревьев имела необычный оттенок. От него странно пахло, разрез глаз оказался непривычным. Он стоял, чуть пригнувшись, держа руки наготове и поджидая Хагга с усмешкой, обнажающей зубы.

Тролли предпочитали действия размышлениям. Радостно взревев и ускорив шаги, Хагг взмахнул кулаком, целясь в грудь противнику. Последним он увидел ствол дерева прямо перед лицом.

— Бог Милосердия! — воскликнул Рэп. — Ты убил его?

Маленький Цыпленок скрестил руки на груди и насмешливо ухмыльнулся.

— А ты думаешь, он хотел потолковать?

Нет, великан настраивался явно не на разговоры, а теперь он замолчал навсегда. Стволу дерева был нанесен более ощутимый ущерб, чем голове тролля, но, несомненно, он сломал шею. Оставив тщетные попытки нащупать пульс, Рэп с трудом поднялся и через труп взглянул на гоблина.

Все происходящее поразительно напоминало те минуты, когда они смотрели друг на друга поверх трупа девочки-феери, но тогда Маленький Цыпленок был ошеломлен и растерян, как и Рэп. А сейчас он обнажал громадные гоблинские клыки в довольной ухмылке, гордясь победой над таким рослым противником.

С тех пор как изгнанники покинули деревню и направились на юг, Маленький Цыпленок заметно изменился. Теперь он изъяснялся на сносном импском и потому мог лучше выражать свои мысли, но дело было не только в этом. Он обрел уверенность. Он важничал, часто растягивал губы в усмешке, словно одобряя какую-то тайную шутку, он вновь покровительствовал Рэпу, как в тайге, а к Тиналу относился как к ненужному и противному ребенку. Он раздражал спутников и вызывал у них отвращение.

— Я подставил ему подножку, — объяснил он, пнув труп ногой. — Он не заметил дерево. Некогда строить планы, когда тебя вот-вот превратят в лепешку, Плоский Нос.

Дальновидение подсказывало Рэпу нечто иное. По-видимому, он отвлекся, поглощенный борьбой с густым кустарником, и не видел подножки, но был совершенно уверен: Маленький Цыпленок поднял тролля и протаранил им дерево. В сущности, доказательство было налицо — в какой-то момент полета поверженный противник развернулся вправо.

Тинал выбирался из кустов, попутно пожирая еду из похищенного им ведра. Подхватывая двумя пальцами неаппетитное месиво, имп запихивал его в рот, щедро размазывая по подбородку. Рэп окликнул товарища, сообщая, что все в порядке, а затем повернулся к довольно осклабившемуся Маленькому Цыпленку.

Время уже не имело значения, но приближалось полнолуние — значит, беглецы провели на Феерии больше двух недель. По дороге на юг им помогал скарб, прихваченный из пустынной деревни, — сети и бутылки для воды, шляпы и сапоги, сделанные Маленьким Цыпленком, а также заплечные мешки, набитые провизией. Запасов им хватило на всю дорогу к окраинам импской колонии близ Мильфлера. Здесь они были вынуждены двигаться в обход, держась поближе к джунглям и пополняя запасы всем, что подмечали зоркие глаза Тинала. Путешествие изгнанников по населенным землям отмечали постоянные кражи одежды и еды — маленький вор отважно проникал в кладовые и даже опустошал печи.

Так Рэп наконец-то получил пару хороших башмаков и рубашку. Маленький Цыпленок довольствовался одними мягкими и просторными шелковыми штанами. Он чрезвычайно гордился ими, не понимая, что носит женское белье — об этом Тинал со смехом поведал Рэпу.

Тинал осторожно протиснулся между ветвями и затаил дыхание, взглянув на труп.

— Клянусь всеми силами! — Он перевел взгляд на гоблина. — Как это ты сумел... — Он опасливо посмотрел на Рэпа, и тот понял, о чем думает маленький вор, хотя и не стал говорить об этом вслух.

— Маленький Цыпленок — искусный борец.

— Искусный? — Тинал в изумлении покачал головой. — Да ведь это чистокровный тролль!

— Да, он большой.

— Большой? Громадный! Они почти неуязвимы, даже полукровки... Послушайте, ведь бои гладиаторов уже давно запрещены, верно? Но в некоторых богатых домах Хаба... Дарад зарабатывал деньги, побивая всех соперников.

Маленький Цыпленок явно заинтересовался.

— Они боролись?

— Не совсем так. — Тинал зачерпнул еще пригоршню месива и отправил в рот. — Обычно против троллей с дубинками выставляли бойцов, вооруженных как легионеры. Ставки были огромными.

— Сколько же импов участвовало в боях?

— Если они дрались все вместе — тогда трое. А если по одному, требовалось пять-шесть импов, чтобы тролль выбился из сил. Иногда даже больше. А ты только что разделался с троллем в одиночку.

Гоблин усмехнулся. Молниеносным движением он вы хватил у Тинала ведро и протянул его Рэпу.

— Ешь!

— Я не хочу.

— Ешь, Плоский Нос!

— Нет!

— Тогда я сам запихну еду тебе в глотку. Береги силы, фавн.

Должно быть, он сейчас насмехается, гордясь своим превосходством, думал Рэп, а может, по-прежнему считает себя падалью, обязанность которой — заботиться о хозяине. В любом случае Рэпу было лучше всего выполнить приказ: бой распалил Маленького Цыпленка и он будет рад любому предлогу продолжить борьбу.

Потому Рэп взял ведро и перешагнул через громадный труп. К нему уже слетались мухи.

— Пойдем куда-нибудь подальше. С этого бедолаги нечего взять. — В сущности, только башмаки тролля заслуживали некоторого внимания. Он разодрал одежду, продираясь сквозь заросли — не уцелели даже кожаные штаны. А на крепкой коже тролля не осталось ни царапины.

— Идем отсюда подальше! — предложил Тинал, вытирая губы и облизывая ладонь. — Кто-нибудь вскоре заметит, что он исчез... — Внезапно он с ужасом уставился на Рэпа. — Собаки! Обнаружив его тело, за нами в погоню отправят собак!

— Собак предоставь мне, — отозвался Рэп, морщась от тошнотворного вкуса помоев, украденных у раба. — Но по нашему следу могут пустить троллей — этот шел по запаху.

Тинал с отвращением кивнул.

— Я запомню это. — Городской воришка не ожидал, что жертва будет преследовать его таким образом, и не позаботился о том, чтобы проверить направление ветра. Даже талант, подкрепленный волшебством, не был непогрешимым.

— А троллей предоставьте мне, — заявил гоблин и бросил еще один довольный взгляд в сторону мертвеца.

Часть пятая

СУЛТАН И РАБ