- Разумеется, нет!
      Свод там или не Свод, но как Шанди может разговаривать с чародеем в таком тоне? И тем более - с настоящим великаном. Конечно, чародей не обязательно таков, каким он выглядит, и к тому же Чародей Олибино упоминался в историях, рассказывавшихся в семье Ило, - историях про подвиги деда и Войну Темной Реки, а ведь то было сорок лет тому назад! Он никак не мог оказаться столь молод.
      - Да он будет дышать пламенем, что твой дракон! Иллипо, надо же! Казалось, по палатке расползается настроение обоюдной враждебности. Черные глаза чародея остановились на Ило. - Так ты, стало быть, хочешь знать, как к тебе относится это предателево отродье и не собирается ли он пырнуть...
      - Нет! - рявкнул Шанди. - Не этого я хочу. Я сказал, что доверяю ему, и я не собираюсь отказываться от собственных слов. Мне нужно другое.
      - Что же? И зачем он здесь?
      - Пусть учится. Был ли его отец предателем?
      - Нет. Один из его братьев позволял себе кой-какие глупости, но ничего серьезного.
      - Вот как, - с досадой проговорил Шанди, но не стал оборачиваться к Ило. И потом, даже если он хотел бы перерезать мне глотку, ты ведь не смог бы предупредить меня, верно?
      Чародей нахмурился. Откинувшись на спинку стула, он забросил одну массивную ногу на другую. - Не стоит произносить такие слова, как "не смог бы", когда я болтаюсь где-то поблизости, сынок. "Не захотел бы" звучит гораздо лучше, и это ведь разные вещи, между прочим. Кстати, я иногда действительно предупреждаю кого-нибудь об опасности, это же не прямое использование магии.
      - Прошу прощения. - Шанди все еще не оборачивался. - Сигнифер, перед тобой Чародей Олибино, Смотритель Востока.
      Ило отдал салют. Если этикет имперских войск требовал для приветствия чародея чего-то большего, нежели обычный салют, Ило об этом не знал. Зато он отлично помнил, что Свод Правил, запрещая использование волшебства против имперской армии, делал одно небольшое исключение. Армия императора прерогатива Смотрителя Востока. Значит, Чародей Олибино может, если захочет, поразить сигнифера Ило какими угодно чарами, по собственному выбору. Не утешало и то, что этим исключительным правом обладал только он - и никто другой, включая остальных трех смотрителей... Он может запустить лапу в мозги Ило и выудить из них, вправду ли тот предан легату или же коварно планирует месть. Ило и сам был бы не прочь в этом разобраться.
      Но чародей уже не обращал на него внимания.
      - Итак, ты хочешь, чтобы я поведал о твоей блестящей победе старику?
      - Я был бы тебе очень признателен, - отвечал Шанди с уважением. - И если ты сочтешь возможным, передай ему, что со мной все в порядке. Он беспокоится.
      - Уж наверное. Поведать ему, как второй дротик чуть не сделал двухмесячную малышку наследницей престола?
      - Не стоит, ваше всемогущество. Это ты, кстати, отклонил его от цели?
      Золотой плюмаж заколыхался, когда чародей энергично мотнул головой:
      - Нет.
      - И ты не помогал нашему юному другу совершить его подвиг со штандартом?
      - Да нет же! Говорю тебе, я совершенно не вмешивался в битву.
      Интересно, что же остановило Смотрителя Востока от вмешательства в ход боя при Карфине? Почему он позволил врагу уничтожить XX легион и разнести в клочья три остальных, - не слишком ли дорогой ценой было заплачено за бесполезную победу?
      Шанди не спрашивал, а Ило не решался даже вздохнуть лишний раз.
      Так или иначе, Ило вырос в семье, где в политике разбирались. Как сказал ему однажды отец, политика состоит из множества слоев. Если ты видишь подоплеку - это значит, что она фальшивая, и vice versa<Наоборот (лат. )>. Самый темный слой - политика смотрителей: то, что видят они, существует на самом деле, - говорил он. Четверо всегда добиваются своего, и именно они управляют миром, вынося решения большинством голосов.
      Олибино был подкуплен, или испуган, или еще что-нибудь, но никто, кроме самих хранителей, не узнает, кем, почему или как.
      - Хорошо, - провозгласил наконец Олибино, - я передам ему. Это смягчит новости о Гувуше.
      - Что за новости? - почти перебил его Шанди, подавшись вперед.
      Чародей обнажил зубы:
      - Ошпу взял Абнилагрэд. Вчера. Камня на камне не оставил.
      Принц застонал.
      - Все, что ты выиграл, пропало без следа, - отрывисто добавил Олибино.
      Шанди пробормотал проклятье и отошел в угол, где стояли сундуки. Опустившись на один из них, он уставился на свои колени. Ило же остался стоять, где стоял, мечтая убраться куда-нибудь подальше от взгляда чародея..
      - Если бы я только мог привести туда Двенадцатый легион! - шептал принц.
      - Невозможно, - произнес Олибино. - На то, чтобы обойти Зарк морем, потребуется не меньше месяца. А я сомневаюсь, чтобы халиф дал тебе разрешение беспрепятственно пройти его насквозь.
      Шанди поднял голову.
      - Но мы могли бы пройти через Тхам? Ило сглотнул слюну, и даже чародей, казалось, приоткрыл рот, исподлобья уставившись на легата.
      - Нет, если ты - в своем уме, то не смог бы! Свод Правил не распространяется на Тхам, как ты расчудесно знаешь! И я даже не мог бы помочь!
      - Сдается мне, имперская армия пересекла Тхам во времена Пятнадцатой династии...
      - А мне сдается, что три другие сгинули бесследно, рискнув повторить тот поход. Тхам - страна абсолютно непредсказуемая.
      Шанди вздохнул.
      - Тогда Хашипи придется справляться с гномами без моей помощи. Ваше всемогущество... Расскажите мне о халифе.
      - Что тебя интересует?
      - Нет ли у него какого-то своего интереса во вражде с Империей? Не смягчится ли он после смерти моего деда? Боги знают, как я не хочу воевать с объединившимся Зарком! - Не оглядываясь, он великодушно сказал: - Садись, сигнифер.
      Исполненный благодарности, Ило дохромал до сундука и рухнул на него.
      Чародей задумчиво качал головой:
      - Не думаю. Он шестнадцать лет потратил на то, чтобы стать сюзереном. До сей поры никому не удавалось сплотить джиннов, разве что сразу после очередного вторжения Империи, - им слишком хотелось выбросить нас из своей пустыни, чтобы снова вспомнить о собственных дрязгах. У халифа действительно есть свои счеты с твоим дедом, но я не думаю, что он отступится, когда старик отдаст концы.
      Последовала небольшая пауза, после которой Олибино, кашлянув, добавил:
      - В конце концов, ты же сам был там.
      - Где? - насторожился Шанди.
      - В Ротонде. Конечно, ты был тогда всего лишь ребенком, но ты же собственными глазами видел, как Эмшандар оскорбил его.
      - Ты имеешь в виду, увел у него жену?
      - Именно. Женщину, которая ныне зовется королевой Краснегара.
      - Значит, он лелеял месть все эти годы?
      - Джинны никогда не забывают оскорблений, а халиф Азак - не совсем обычный джинн.
      - Да, это верно, - с грустью в голосе согласился Шанди. - Империя тает, ее границы сокращаются с каждым днем.
      - Еще пара побед, похожих на сегодняшнюю, и она растает вовсе!
      - Вот именно! - с неожиданной злостью фыркнул принц. - Я уже сказал: ты мог бы и помочь нам!
      Ило задержал дыхание, но чародей только улыбнулся. Он раскинул огромные руки, потягиваясь, как медведь; свет ламп скользил по драгоценным камням, усыпавшим его кирасу, и по вздувшимся мускулам предплечий.
      - Зачем мне спешить на подмогу всякий раз, как халифу вздумается развлечь противника ложным выпадом?
      - Ложным, выпадом? Карфин был ловушкой? - Шанди вскочил на ноги. - Что задумал халиф? Только не это!.. Ило с удовольствием поглядел бы, как халифу преподадут урок, - настоящий урок! - но нее сегодня, и не эта армия. Разве что через месяц-два... Олибино растянул рот, показывая большие белые зубы.
      - Ты когда-нибудь слыхал о Гаунтлете? - Нет.
      - Это торговый путь через предгорья, у самых рубежей Уллакарна. Пока ты зализываешь свои раны, халиф проведет там армию. Он возьмет город, загонит тебя в угол... Порт в Гарпуне, разумеется, весь забит илом. Четыре легиона...
      - Бог Убийства! Рассказывай!
      - Да я пытаюсь, сынок! Насколько мне известно, еще никто не проводил той дорожкой целую армию, ибо хороших местечек для засады там больше, чем блох на верблюде. Но так вышло, что халиф знает ее всю как свои пять пальцев... Шанди топнул ногой:
      - Мы сможем перехватить их?
      Олибино сложил ладони в жесте, совершенно не вяжущемся со всем его обликом, - так делают скорее старики, чем жизнерадостные гиганты вроде Смотрителя Востока.
      - Он растянет армию длинной колонной, так что ты вполне мог бы подкрасться боковой тропинкой и отрезать ему башку, как змее.
      - Карта! Мне нужна карта!
      Чародей пожал плечами и развернул свиток пергамента, которого еще секунду назад у него в руках и в помине не было. Ило застыл, увидев настоящее волшебство в действии.
      Шанди взял свиток, но так и не взглянул на него.
      - Ваше всемогущество, я прошу об одной услуге.
      - Я ждал этого. - Мертвенно-черный взгляд чародея вновь остановился на Ило, который машинально съежился под его тяжестью. Он просто не вынесет более!
      - Это было его первое сражение, - сказал Шанди. - Он смертельно устал, но мне без него не справиться. Я надеялся поговорить с ним о его обязанностях этой ночью, если ты только согласишься помочь, а теперь он нужен мне еще больше!
      Олибино хмыкнул:
      - Разогреть его слегка, хочешь сказать? Ээ-ээх! Ило вскочил на ноги, чувствуя, что в него угодила молния. Палатка осветилась ярче, и даже мех на его волчьей шкуре, казалось, встал дыбом. Мгновение назад он, дрожа, в полном изнеможении сползал с сундука и внезапно уже стоял на ногах, сотрясаясь от невыразимого желания делать что-нибудь, драться с кем-нибудь, бежать куда-то... Его усталость и боль как рукой сняло - они пропали, словно их и не бывало. Ило был полон сил и энергии, как годовалый жеребенок.
      Шанди оглядел его и улыбнулся.
      - Благодарю, ваше всемогущество... Сигнифер, раздобудь мне проконсула! Мне плевать, как ты будешь его будить, но он нужен мне сию секунду!
      - Слушаюсь! - проорал Ило и вылетел из палатки.
      6
      Три дня спустя после Битвы при Карфине, когда армия халифа пробиралась по укромным тропам Гаунтлета, имперские легионы, вооруженные тайной скрывающих чар, крадучись, обходили ее с фланга, как невидимое лезвие, нацеленное на горло спящего.
      А в Доме Кииза, за стеной горных пиков, умирала старая Фейн.
      Законы Крови запрещали любому, кроме стоящего Вахту, находиться от Уходящего на расстоянии, позволявшем что-либо расслышать. Но женщина отлично знает свой долг - и потому Фриэль подыскала себе на краю поляны подходящий пень, сидела на нем и плела корзины. Она сплела целую гору за последние три дня, пока не задеревенели пальцы, а в округе еще можно было сыскать гибких прутьев. Без сомнения, ее бабушка покинет сей мир, когда придет ее час, милая старушка все делала в свое время.
      Фриэль никто не заставлял сидеть тут, плетя корзины, - по соседству жило множество родственников и даже незнакомых ей добрых людей, которые охотно приглядели бы за маленькой Тхайлой ради нее, и Боги знают, что в Доме Гаиба осталось много недоделанного, что она работала бы не покладая рук с рассвета до темноты. Но она решила остаться здесь. Тхайла может увидеть ее всякий раз, когда девочке того захочется, - увидеть и успокоиться.
      Погода была замечательно теплой для столь ранней поры. Затяжные весенние дожди незаметно перешли в короткие, отрывистые ливни, и здесь полно было разлапистых веток, под которыми можно укрыться.
      Это был достаточно уютный Дом, с быстрым ручьем и стоящими кругом высокими деревьями, словно бы хранящими его от напастей. Позади вздымалась стена Прогист - белоснежные пики на голубом фоне, - она подпирала бездонное небо, и, пожалуй, мало сыщется на свете пейзажей краше этого. Поросший лесом склон хребта Кестрель отсекал западные долины. Поляну устилал свежий папоротник... Дом Гаиба, устроенный в своей маленькой безопасной лощине, конечно, нравился ей больше, но она видала и Дома куда хуже этого - хижины, выстроенные на открытых местах, видные за целые лиги... В некоторых из них она даже не могла расслабиться, чтобы отдохнуть.
      Много лет назад, когда дедушка еще только обнаружил его. Дом Кииза, должно быть, выглядел куда лучше. С тех пор несколько других Домов расположилось непристойно близко. Да и собственный ее брат Вул со своей ворчуньей-женой Вайек... Дом Вула чересчур близко отсюда, его едва не видно за холмом... Какой стыд!
      Докучливый брат явился проверить ее, - вертелся рядом, надоедливей мошкары, распространяя вокруг себя волны беспокойства. Вул рос суетливым ребенком, да и сейчас в нем нисколько не убавилось той детской суетливости, хотя ему было уже за сорок.
      - Так может еще долго продолжаться, Фриэль. - Он со вздохом опустился на ствол упавшего дерева.
      - Уверена, что Тхайле эти несколько дней покажутся целой вечностью, спокойно отвечала Фриэль. Она необычайно чувствительная девочка.
      - Как и ты, - согласился Вул. - Ты всегда была самой чувствительной в семье, еще даже до Вахты.
      "Сам ты-то не чувствительней бревна, на котором сидишь", - подумала Фриэль. Она часто могла видеть чужие чувства дальше, чем иные слышат голоса, и прямо сейчас отчетливо видела страдания брата: он был несчастен, поскольку жил ближе всех к Дому Кииза, где жила - а теперь умирала - старая Фейн, ибо это накладывало на него ответственность, которую он вовсе не чувствовал. Вул был несчастен еще и потому, что Фриэль была здесь, а его собственная раздраженная жена сидела дома, там, ибо они не слишком ладили меж собой. И в несчастье его оставалось место, чтобы понять: двум его детям весьма скоро самим придется стоять Вахту Смерти.
      А внутри, в полуразвалившейся хижине, маленькая Тхайла задремала, впервые успокоившись за четыре последних дня. Бабушка, видно, тоже уснула: Фриэль видела размытые, бессмысленные тени ее снов.
      За холмом ее взбалмошная невестка беспокоилась так же сильно, как и всегда, и, по всей вероятности, опять по-пустому. Где-то у подножия холма резвились счастливые дети, и Фриэль мысленно поблагодарила их за эту радость.
      Хижина чудом не рассыпается - какой позор! Почему никто из родственников не помог старушке укрепить ее? Фриэль первой поспешила бы на помощь, живи она где-то поблизости, и Гаиб обязательно пришел бы. Гаиб помогал многим соседям, не состоящим с ним даже в отдаленном родстве... Порой ему приходилось брести полдня, чтобы одолжить какие-нибудь инструменты старшему другу или чтобы отнести свежих овощей больному. Гаиб был добрым человеком - да женщина, обладающая Зрением, и не смогла бы выйти ни за кого другого. Сама мысль о замужестве с кем-нибудь вроде ее вечно озабоченного брата покрыла ее кожу мурашками.
      И сейчас он готовил слова, чтобы поделиться с нею одной из своих вечных забот. Фриэль протянула было ему свою корзину, чтобы Вул полюбовался ее работой, но прежде, чем ей удалось привлечь внимание брата, он пустился в жалобные рассуждения:
      - По мне, так все это справедливо! Ребенок не должен стоять Вахту Смерти у одра родственника. Это гораздо труднее.
      - Ты же знаешь, здесь кругом нет никого подходящего. К счастью, мы вовремя приехали к вам погостить.
      Вул гнул свое:
      - Все равно Тхайле вообще не следовало стоять Вахту! Это пустая трата Слов, и мы должны сказать об этом учетчикам.
      Фриэль вздохнула, ведь все это она слышала не в первый раз. Вул снова и снова возвращался к тому, что постоянно угнетало его.
      - Учетчикам лучше знать.
      - Может, и так. А может, и нет. Что, если они думают, будто мы оскорбимся, если они вычеркнут нашу семью из списка имеющих Дар? Может быть, нам стоит только предложить, - и они будут рады...
      - Рады? - пробормотала Фриэль, размышляя о судьбе оставшихся в доме Гаиба кур. В это время года они кладут яйца где им только вздумается, а сам Гаиб будет слишком занят перекапыванием овощных гряд, чтобы уделять курам должное внимание. Когда Фриэль вернется, солить яйца будет поздно, а соколы окажутся слишком раскормлены, чтобы летать.
      - С радостью вычеркнут нашу семью из списка, конечно! Уже многие поколения наших родственников не выказывали никаких признаков владения Даром.
      "Вот и неправда", - подумала Фриэль, поежившись. Учетчики весьма интересовались ее способностью видеть. В конце концов, они решили, что ее Зрение не достаточно сильно, чтобы называть его Даром, но ка кое-то время она очень переживала - и ее родители тоже. Очевидно, они ничего не говорили Вулу, или же он все позабыл, к собственному удовлетворению. У самого Вула не было ни малейших признаков Дара, ни особого таланта к чему-либо, разве что к пустой суете.
      - Если то, что ты говоришь, - правда, тогда нам вовсе не о чем беспокоиться.
      - Но это же напрасная трата магии!
      - Не вмешивайся в дела учетчиков, Вул.
      - Хочешь, пойдем в наш Дом, перекусим? - промямлил он, обрывая спор.
      Что, чтобы она пошла к этой брюзге-невестке?
      - Нет, спасибо. Но я с удовольствием съела бы что-нибудь, если ты принесешь сюда, как в прошлый раз.
      - Дождь пойдет, - пробормотал Вул, вскинув голову к безоблачной синеве. Этой ночью ты будешь спать в нашем Доме. От сна под открытым небом бывает ревматизм.
      Чего это он беспокоится за нее? Не его дело.
      - Я продержусь, - сказала Фриэль, не желая признаваться в том, что пень, на котором она сидела, был довольно-таки сырым. - И потом...
      Боль! Она выронила незаконченную корзину.
      - Что случилось, Фриэль?
      - Кажется, началось, - пролепетала она, уставившись на хижину. Проснись, Тхайла!
      - Бабушка? - нервно переспросил Вул. Фриэль кивнула. Старушка проснулась, и ее страх и боль грозовыми тучами кружили над поляной.
      И тогда Фриэль увидела, что ее дочь тоже проснулась. Смятение! Тревога! О Тхайла, милая моя девочка! Страх!
      Страх умирающей Фейн... Страх ребенка... Фриэль стиснула кулаки, борясь с порывом поспешить на помощь дочери, помочь ей справиться с несчастьем.
      Затем разлилось спокойствие. Решительность. Сочувствие. Тхайла справилась со страхом, славная девочка!
      - Все будет хорошо, - шепнула Фейн, чувствуя, как капли пота стекают по лицу, ощущая также беспокойство Вула совсем рядом. Вскочив, он подбежал к ней и обнял, и на какое-то время его забота заслонила собой все другие переживания. Фриэль никогда не понимала, сколько значит для него! Она начала было всхлипывать, когда шепот чужих эмоций снова заворочался в голове.
      Паника. Агония! Фриэль вскрикнула. Наконец, любовь... И желание помочь. Все кончено. Смятение девочки, услышавшей свое Слово. Плотный покров заботы Вула. Облегчение, мир и радость, почти счастье, затихающие по мере того, как бабушка уходила все дальше и дальше...
      - Конец! - Фриэль вытерла глаза и попыталась было встать, но брат удержал ее.
      - Подожди, сестрица, - сказал он. - Ты вся дрожишь. Это ведь не твоя Вахта. Тхайла прекрасно справится сама, я уверен. Нам с тобой не стоит о ней беспокоиться.
      Забавно, что не кто иной как Вул говорит это! Фриэль почувствовала себя виноватой - за то, что так плохо относилась к брату. Он действительно заботился о ней...
      - Да, - согласилась она, пытаясь расслабиться. Бабушка передала свое Слово Силы и с миром ушла на последний свой суд: Боги найдут много истинных сокровищ в этой доброй старой душе и совсем немного зла. Добро перевесит, и... и... И Фриэль заплакала, что было глупо и совсем ей не свойственно. Ей следует позаботиться о дочери, ведь бедняжка только что пережила сильное потрясение. Но Вул был на этот раз прав:
      Тхайле уже четырнадцать лет, и теперь она девушка - не та маленькая девочка, какой была совсем недавно.
      "Все будет в порядке, не о чем беспокоиться. Уже многие поколения никто в семье не выказывал Дара", - строго напомнила себе Фриэль. Конечно, у нее самой было Зрение, а Гаиб замечательно управлялся с растениями... Но это лишь обрывки Дара, просто талант. У каждого есть талант к чему-нибудь, даже если он сводится к напрасному беспокойству. Ничего похожего на настоящий Дар.
      Теперь надо обмыть тело, собрать всех родственников и...
      Боль! Что теперь? Что-то новое... Ужасное.
      - Мама, мама!
      Тхайла выбежала из хижины и, спотыкаясь, помчалась через поляну, размахивая руками, чтобы не упасть. Коротко остриженные волосы растрепались на бегу. Даже на таком расстоянии Фриэль заметила, что лицо дочери совершенно бледное, ни кровинки, - вскрикнула и вырвалась из рук брата, чтобы бежать навстречу.
      Они кинулись друг к другу и обнялись, с трудом переводя дыхание. Дитя плакало, с трудом сдерживаясь от крика. Истерика? Страх и агония...
      - Тхайла! Тхайла, что с тобой? Худенькое тело сотрясалось от боли. Глаза огромные, испуганные...
      - Как, ты не видишь?
      - Что я должна видеть? - простонала Фриэль. Все, что она видела, было сгустком боли ее собственной дочери, находившимся так близко...
      Тхайла повернулась, упирая взгляд в нависшие вершины Прогиста.
      - Смерть! Убийство!
      - Что произошло? - подбегая к ним, выкрикнул Вул, окутанный плотным облаком своего непонимания. - Что-то не так?
      - Она что-то зрит! - сказала Фриэль. - Говори! Говори!
      - Тысячи человек! - рыдала Тхайла. - Боль и, смерть, смерть вокруг... Война? Должно быть, это сражение. О, мама, мама! Столько смерти! Столько ненависти и страданий...
      Она уткнулась в плечо матери, не в силах справиться с колотившей ее дрожью, а Фриэль и Вул в ужасе уставились друг на друга.
      Если Тхайла действительно видела военное сражение, тогда оно шло за горами.
      В Тхаме отродясь не случалось сражений.
      Защити нас. Хранитель!
      Фриэль не видела больше ничего. Ничего.
      Трубите, рога!
      Трубите, рога, трубите, пусть эхо летит, отвечая
      И криками вновь отзываясь, шепча, умирая, тая...
      Теннисон. Принцесса, IV
      Глава 2
      ЮНОСТЬ ПРИХОДИТ
      1
      Бой, метко названный сражением в ущелье Костей, состоялся на третий день после Карфина, и на сей раз в исходе его никто и не думал сомневаться. Рассеченную натрое армию джиннов хладнокровно истребляли имперцы, сам халиф был ранен, а многие из лучших его генералов пали в бою. Легионы отогнали семь тысяч пленных, и никто не считал мертвецов, сваленных в кучи по обе стороны тропы.
      Пандемия огромна, а Империя раскинулась на большей ее части. Имперские курьеры считались самыми проворными в мире, однако вести из отдаленных областей достигали Опалового дворца в Хабе лишь за несколько недель.
      Волшебство же срабатывало мгновенно. Тем же вечером Чародей Олибино лично материализовался в спальных покоях императора и, самодовольно улыбаясь, изложил ему добрые вести.
      За долгое время своего правления Эмшандар бессчетное множество раз получал секретные сообщения с кем-либо из Четверых. Быстро доставленные сведения стоили многого, и император знал это лучше любого своего подданного. Такими тайными сводками он пользовался часто: они давали ему немалое преимущество в хождении по трясинам политики Хаба, хоть он и редко открывал их до появления первых гонцов, - хороший фокусник никогда не выворачивает на публике все свои карманы.
      На сей раз он сделал исключение. Человек, которому стукнуло девяносто, начинает лелеять каждую минуту, дарованную ему Богами, как величайшую драгоценность. Эмшандар просто не мог выжидать еще целый месяц, а может, и все два. Он решил было придержать новость до своего золотого юбилея, ждать которого оставалось всего три недели, но и этот срок в его возрасте казался немыслимой тратой времени. На рассвете он созвал сенат, и в полдень носилки императора были доставлены в Ротонду, где он самолично объявил о нанесении халифу сокрушительного поражения. Едва ли Эмшандар удивился бы, узнай он о том, что это - его последнее появление в собрании сената; и вряд ли от этого поблекла бы радость триумфальной победы имперских войск.
      Одной из главных причин незыблемости Империи, существовавшей вот уже три тысячелетия, было то, что импы, в отличие от своих врагов, держались вместе. Другие народы часто воевали друг с другом, и Империя всеми силами поддерживала этот древний обычай, извлекая из него немалую пользу. Джинны были самыми отчаянными задирами. На протяжении всей истории эмираты и султанаты Зарка грызлись из-за любого пустяка, и эта крысиная стая становилась легкой добычей для имперских политиков.
      Еще в 2981 году один из мелких князьков объявил себя халифом и взялся пересмотреть древние обычаи своей страны. В прошлом многие пробовали добиться того же, но этот халиф оказался гениальным стратегом - он одержал верх там, где другие терпели поражение, и собрал бесчисленные княжества в одно сплоченное и враждебно настроенное государство. Никто не сомневался, что, когда он станет наконец повелителем всех джиннов, первым его шагом будет выступление против Империи под черным знаменем Зарка. Растущее влияние халифа отбрасывало тень на последние годы правления Эмшандара, словно собирающаяся невдалеке гроза.
      Высокий и ссутулившийся под бременем лет и забот, однако по-прежнему грозный, император объявил о победе с Опалового трона. Ущелье Костей, по его словам, навсегда похоронило надежды врага, и халифат падет за считанные недели.
      Сенаторы чествовали старого лиса так, как не делали ни разу за все время его правления, приказав три дня подряд бить в имперские колокола. Они чуть было не вынесли решение присвоить Шанди титул "победоносного", однако император перебил выступавшего, сказав, что, разумеется, дарует титул герцога проконсулу Иггиполо. Сенат схватил приманку - и распростился с мыслью наградить командующего XII легионом, выделив его среди прочих легатов. Остальные ораторы вообще не упоминали Шанди, просто из осторожности.
      Что, конечно, весьма порадовало его деда. Не стоит лишний раз давать мальчишке повод задирать нос!
      2
      Колокольный звон несколько дней подряд колыхался в воздухе над столицей, разнося радостную весть о победе к самым дальним уголкам Империи и дальше, за ее пределы. К лету об ущелье Костей знали даже в Нордленде, что далеко на северо-востоке. Етуны к тому времени уже успели внести свой вклад в Год Семи Побед: группа танов превратила обычные весенние учения в самонадяннную грабительскую вылазку в Виннипанго, где наткнулась на XXIV легион.
      Оставшимся в живых срочно требовались враги послабее, чтобы вернуть себе боевой дух. Остальным же - тем, кто не участвовал в набегах, - хотелось показать, что они оставались дома вовсе не из-за трусости. Новость о поражении войск халифа заставила всех их удивленно поднять свои соломенные брови и хорошенько призадуматься о том, что Зарку сейчас, явно недосуг должным образом охранять собственные границы. Много об этом не болтали, однако в трюмы нескольких кораблей уже грузили продовольствие, а по хуторам побежали зловещие слухи о том, что кое-кто усердно точит топоры.
      На юге уже приступили к сбору урожая, когда о сражении в ущелье Костей узнали на противоположном конце мира, в крошечном королевстве Краснегар, затерявшемся на побережье Зимнего океана, на дальнем северо-западе. За Краснегаром не было уже ничего, кроме льда.
      Вести привез туда капитан Эффлио, хозяин грязного корыта с гордым именем "Морская красотка". Етуны считались прирожденными мореходами, но тягаться с импами в искусстве торговли никак не могли, а посему большинство торговых судов, бороздивших океан у берегов Империи, принадлежали именно импам. В команду, как правило, входили етуны; впрочем, их никогда не набирали слишком много, дабы лишний раз не испытывать прославленное етунское честолюбие.
      Эффлио был далеко не молод, ленив и временами страдал астмой, но ум его отличался проницательностью, необыкновенной даже по имповским меркам. Кроме того, отменный моряк, он не без оснований приписывал свою сноровку некоторой доле етунской крови, текшей в его жилах: прародители Эффлио так долго прожили на побережье, что такие последствия набегов заморских гостей казались более чем вероятными.
      Выгодно сбыв груз чеснока и лука в Шалдокане, он нашел подходящую таверну неподалеку от доков, где и присел отдышаться, выпить и послушать местные сплетни. Не прошло и часа, как он уже подцепил нужные сведения - какая-то деревенская герцогиня хотела переправить морем лошадей, причем в городишко, о котором он и не слыхивал. Ее посреднику приходилось нелегко, поскольку доставка живого груза считалась, пожалуй, самым мерзким средством заработка на всех четырех океанах. "Морская красотка" провоняла чесноком так, что о ее приближении можно было догадаться за пару лиг с подветренной стороны, поэтому с этой точки зрения Эффлио терять было нечего. Ему был также известен один секрет перевозки животных: их необходимо морить голодом всю дорогу, лишь бы только не дохли. Что не попадает внутрь, наружу тоже не покажется... Не теряя времени попусту, Эффлио отправился разыскивать незадачливого посредника.
      Два дня спустя, когда "Морская красотка" уже была готова поднять якоря, он вызвал к себе боцмана Крашбарка, гиганта в полтора его собственных роста. Боцману явно не терпелось смотать удочки, пока на суше не успели разобраться, где искать здоровенного забияку.
      - Гномы, - с грустью поведал ему Эффлио.
      - Что с ними, сэр? - сквозь разбитые губы выдавил Крашбарк. Нагнув голову, он пытался сфокусировать на капитане свои мутные глаза, в которых было нечто геральдическое: два ярко-голубых пятна на почти красном фоне белков.
      - Кому-то придется разгребать навоз в трюме, - пояснил свою мысль Эффлио, стараясь говорить медленно и не чересчур громко. Посредник герцогини настаивал, чтобы лошадей довезли живыми, так что их все-таки придется чем-то кормить в следующем месяце. - Я пытался уговорить гномов, чтобы они занялись этим. Но они не любят холода, и поэтому отказывались подписывать бумагу, узнав, что мы держим курс на север.
      Боцман немного поразмыслил над этой проблемой, после чего принялся тереть глаза кулаками, сильно напоминавшими дубовые сучья.
      Капитан рискнул еще разок:
      - Ты думаешь, ребятам понравится возиться с дерьмом?
      - Самая работа для гномов! - сказал Крашбарк. - Гномам плевать, навоз это или дерьмо.