21. МИНУС ДВЕ

Мечники за дверью начинали беспокоиться. Один из них постучался и заглянул в комнату. Джаксиан рявкнул, чтобы тот убирался, но это вторжение сбило его с мысли, и он забыл, какие еще возражения хотел выдвинуть.

Он встал со стула, шатаясь как старик.

— Завтра, — пробормотал он. — Если Б-Балор не п-придет… Я п-постараюсь узнать, кто п-последует за Б-Белджис.

Мы с Торианом хором одобрили его решение.

— Я приду к вам сюда.

Мы снова согласились. Джаксиан вышел и в сопровождении телохранителей двинулся по коридору. Хлопнула входная дверь. Я вытер пот с лица. Этот разговор дался мне труднее, чем борьба с питоном, — это я по опыту говорю.

Ториан скривил избитое лицо в радостной улыбке, продемонстрировав отсутствие нескольких зубов. Мне сильно хотелось спросить его, не нарочно ли он поддался Джаксиану в драке, но я слишком хорошо представлял себе, насколько опасно усомниться в чести воина.

— Ты серьезно намерен спасти эту девушку? — с невинным видом спросил он.

— Совершенно серьезно. Определенно, боги хотят, чтобы я сделал это.

— Определенно. Но ты совсем недавно говорил, что это нас не касается.

— А теперь касается! Разве ты не видишь, как новая, любовная тема меняет весь сюжет?

Он нахмурился:

— Брат и сестра? Это немыслимо! Это же преступление против всего святого!

— Сводные брат и сестра. И не возводи на него напраслины. Мы ведь слышали, как верховный жрец говорил, что она еще девственница.

— Надеюсь, что так!

— Ничего удивительного, что один запил, а другая ударилась в религию. В равной степени бесполезные занятия, надо сказать.

— Ты богохульствуешь! — рявкнул Ториан.

— Ни капельки. Что надеется получить тот, кто перекладывает свои трудности на плечи богов? Они же первые ему эту беду и послали! Они и так знают о ней. С какой стати они должны помогать плаксам?

— Некоторые молят дать им сил.

— Боги сами знают твою силу. Они могут только показать, как ее лучше использовать.

— Ба! Да ты зануда похуже жреца, хоть и отстаиваешь противоположную точку зрения. Но мне-то ты позволишь принять участие в спасении?

— Ты что, думаешь, что Джаксиан или я справимся с капралом Фотием? Я давно понял, что ваши судьбы сплетены слишком тесно.

Воин удовлетворенно вздохнул и улыбнулся. Я подозревал, что за этой улыбкой таились и еще кое-какие надежды, но промолчал.

— Забавный тип этот Джаксиан, — заметил я. — Ведет себя как два разных человека, переходя из одного в другого без предупреждения. Ты заметил, как одно упоминание о его сестре поменяло все? В свое время я встречал нескольких таких людей. Влад Оскорбитель, например, был одним из самых любящих родителей, каких только можно…

— Омар! Ты не боишься, что я накормлю сейчас тебя вот этим стулом?

Пока я обдумывал его предложение, в комнату вошел трактирщик. Вид у него был озабоченный — он не получил на наш счет никаких дальнейших распоряжений. Ториан сунул руку в складку повязки и достал сияющий золотой.

— Наша комната еще свободна?

Это было совсем другое дело! Коротышка жадно уставился на золотой кружок в сильных пальцах воина.

— Я… У меня есть комната лучше, господа!

— Добавь лучший обед и самое лучшее вино. Да… что Саши и Элина?

— Они очень скоро будут у вас, господин.

— Нам потребуется их общество на всю ночь.

Наш хозяин поперхнулся.

— На всю ночь? Но, господин!.. У них ведь работа…

Ториан достал еще золотой. Этого хватило, чтобы изменить рабочий график девушек. Нас проводили наверх. Новая комната была больше, прохладнее и лучше обставлена — вплоть до медной ванны в углу. Хрустящее льняное белье пахло лавандой. Наш хозяин исчез, пробормотав что-то насчет горячей воды.

— На всю ночь? — переспросил я.

— Вчера вечером я был не в лучшей форме, — объяснил Ториан, потягиваясь и касаясь пальцами потолка. Он довольно вздохнул.

— Я тоже, — признался я. — Я думаю, они не возражали против легкого вечера.

— Это была не моя идея, — сказал Ториан, наклоняясь и касаясь ладонями пола.

Дверь распахнулась, и я оказался в крепких объятиях моей вчерашней подружки. Сильно возбужденная новостью, что она может посвятить мне целую ночь, она впилась пальчиками мне в спину, прижавшись ко мне своей маленькой грудью. Я услышал гортанный смех моего друга, которого приветствовали подобным же образом.

Я забыл спросить, которую из них звали Саши: а которую — Элиной, так что называл свою подружку Розовым Бутончиком, и Жемчужиной Моей Мечты, и Аватарой Майаны, и прочими подобными глупостями, и она тоже называла меня множеством забавных имен. И мы занимались с ней другими восхитительными делами.

Я стоял на стене Занадона, глядя на равнину. Я не знаю другой точки, с которой мир казался бы таким большим. Солнце только-только село, и узкий полумесяц богини висел низко в небе под хмурой грозовой тучей, верх которой окрасился в кроваво-красный цвет. Крепнущий ветер трепал мои волосы.

Я повернулся я посмотрел на Майану, светлым силуэтом выделяющуюся на темном восточном небосклоне. Она стояла боком ко мне, и ее наполовину скрывало от меня дерево в желтом цвету.

Спустившись со стены, я начал подниматься по склону к храму. Надвигалась гроза, и ветер вздымал в воздух листву. Я шел по едва видной дороге, по поросшей травой колее, и она вилась меж полуразрушенных деревянных построек, брошенных давным-давно. Это был бедный квартал, но я видел храм прямо перед собой.

Кто-то лизнул меня в губы.

— Еще! — потребовала Саши… или, возможно, ее звали Элина.

— Конечно, э-э… дорогая, — согласился я. Целуя ее, я продолжал думать, что мне рассказало бы продолжение сна.

Снова поднимался я по склону. Последние закатные лучи окрашивали волосы Майаны в кроваво-красный цвет. Дорога упиралась в покосившуюся изгородь, примыкавшую к стене храма. Я толкнул калитку на проржавевших петлях и оказался в заваленном древним хламом, заросшем зеленью дворике.

Кто-то ущипнул меня.

— Еще! — пробормотала моя подруга.

Я подумал, не перестарался ли Ториан, соря деньгами.

— Это невозможно, — сердито буркнул я.

Прошло несколько минут.

— Все еще невозможно? — прошептала она.

— Ты сама видишь, что нет, — ответил я тоже шепотом. — С чего это ты взяла?

Я так и не досмотрел сон до конца.

С рассветом я и Ториан стояли в толпе, собравшейся на Площади Тысячи Богов. Многие провели здесь всю ночь. Какой бы огромной ни была площадь, нас собралось здесь столько, что невозможно было пошевелиться. Я никогда-не думал, чтобы такое количество людей могло хранить такую тишину. Я слышал и ощущал дыхание стоявших вокруг меня людей, но других звуков не было. Стоило мне раствориться в толпе, как сердце мое переполнилось ее страхом и напряжением, и скоро я тоже потел от возбуждения. Ожидание казалось невыносимым — явился ли Балор, чтобы спасти нас, или он снова отверг жрицу? Та часть меня, что оставалась Омаром, знала ответ, но та, что стала Занадоном, — нет, а в эту предрассветную минуту я был Занадоном. Я дрожал от нетерпения как в лихорадке.

Небо окрасилось голубым, готовясь к приходу солнца. Обитель Богини казалась на его фоне крошечной, а дверь ее — черной. Факелы погасли.

Вверх по лестнице поползло круглое алое пятно — Нагьяк. За ним следовали две цепочки жрецов, за ними — градоправители, купцы, военные. Они поднимались мучительно медленно.

Когда они приблизились к верхней площадке, в солнечных лучах вспыхнул золотой шлем Балора. Два орла сорвались с него и поплыли по небу. По толпе прокатился вздох. Все глаза были прикованы к Обители Богини в ожидании, кто же покажется из дверей.

Никто не показывался. Когда верховный жрец достиг верха лестницы, миряне остановились и разошлись по краям ступеней, оставив посередине широкий проход. Простой народ на площади застонал в унисон, словно это была не толпа, а один огромный зверь. Цепочки жрецов продолжали движение, втягиваясь в темное отверстие двери.

Луч солнца упал на золотую крышу, заставив ее вспыхнуть, как шлем Балора.

Рассветную тишину разорвали пронзительные крики. Мы застонали снова.

В дверях показались четверо молодых жрецов в ослепительно белых хламидах. Они несли женщину. Вот они подошли к краю лестницы… Вперед, назад, вперед, назад, ох…

Падая, она успела крикнуть только раз, но крик оборвался, когда ее тело рухнуло на гранитные ступени далеко внизу. Оно катилось вниз, до самой площади, между двумя рядами зрителей, оставляя на ступенях кровавый след. Наш вой взметнулся до небес.

Ториан больно пихнул меня под ребра. Я пошатнулся и вспомнил, кто я и что делаю в этой толпе. Я прекратил всхлипывать и вытер слезы.

— Спасибо, — прошептал я, и мы поплелись с площади. Толпа молчала, слышались только сдавленное всхлипывание и шарканье ног, но страх и горе невидимым дымом повисли в воздухе. Балор снова не откликнулся на зов своего народа.

Солнце заливало лучами Большой Проспект. День обещал выдаться жарче обычного.

Следующая ночь была ночью молодой луны.

Мы с Торианом как раз кончали завтракать у себя в комнате, когда появился Джаксиан. Как и накануне, борода его была посыпана пеплом, а правая нога — обнажена. Судя по его виду, он всю ночь не смыкал глаз. Его щеки ввалились, отчего нос казался еще длиннее. Глаза были красны, как вишни. Он рухнул в кресло и обиженно уставился на нас. Ториан не сказал ничего, но я ощущал его неприязнь к нашему бесхребетному союзнику.

— Какие новости, господин? — спросил я.

Джаксиан покачал головой:

— Я н-не смог узнать н-ничего. Мой отец улыбается от уха до уха. Если это вам что-то говорит.

— Значит, надо действовать очень быстро. Процессия начинается от городских ворот, верно? Как только мы убедимся в том, что ваша сестра…

— Я н-не верю, что ваш п-план возможен! Т-там же охрана п-повсюду! В-вы чт-чт-чт… что, д-думаете, жрецы не учли возмж… возможности, что ее п-попытаются п-похитить или п-подменить?

Он заикался даже сильнее обычного. Впрочем, я решил, что человеку, которому вскружила голову собственная сестра, можно простить небольшие слабости. Кара за кровосмешение обычно жестока так, как только можно вообразить — а некоторые люди отличаются прямо-таки ужасным воображением.

— Честно говоря, я сомневаюсь, что жрецы думали о такой возможности, — искренне сказал я. — Подавляющее большинство их хранят нерушимую веру в Майану и Балора, как и вы хранили до тех пор, пока мы вас немного не просветили.

Джаксиан свирепо покосился на меня:

— Я до сих пор верю. И вам советую.

Это никуда не годилось. Если он расторгнет наш союз, нас ждут большие неприятности. Очень большие неприятности.

— Я верю в них, господин. И еще я верю в людское коварство.

— Довольно. Заговор, о котором вы говорите, просто невозможен.

— При всем моем уважении, господин, не вы ли говорили мне, что ни капельки не доверяете верховному жрецу Нагьяку?

— Я верю в волшебство! Я верю в чудеса! — Джаксиан пронзил меня еще одним свирепым взглядом, потом устало потер глаза. — Я четыре раза б-был в Обители Б-Богини. Там нет никаких тайных ходов, о которых вы говорили. Стены сплошные, и п-пол — тоже. Статуя слишком в-велика, чтобы ее сдвинуть, но слишком мала, чтобы в ней б-был тайный ход. — Он посмотрел на меня, но не убедился в том, что убедил меня. — К-камни там длиной в п-полтора локтя! И п-примерно п-половину этого в ширину. П-потребуется целая фаланга, чтобы п-поднять хотя бы один, или д-дюжина верблюдов. И п-пол т-такой же.

— Есть и другие способы маскировки. — Я загадочно улыбнулся… вспомнил улыбку Роша и сменил улыбку на более беззаботную.

— Назови хотя бы один.

— Вы принимали в расчет носилки? Жрица сидит на серебряном троне, а тот стоит на больших носилках. Когда-то я был знаком с иллюзионистом, который запросто спрятал бы там троих людей. Или одного Грамиана и пол-Фотия.

Джаксиан нахмурился — я сморозил откровенную глупость.

— Оказавшись в Обители, она сходит с носилок, и их уносят. Ее освобождают от украшений и наряда и оставляют нагой… ну, на ней остается пара прозрачных ленточек, но это все равно почти что ничего. Она остается там, перед б-богиней, в пустом зале, и с ней нет больше никого.

Я избегал взгляда Ториана.

— Должно быть что-то, — упрямо сказал я. — Разве ей не положено брачное ложе, чтобы искушать бога? Или она лежит на голом граните?

— Жрецы наваливают кипу т-тамарисковых ветвей. Т-такова т-традиция. — Он помолчал. — Чертовски неудобно, если вы хотите знать м-мое мнение, — добавил он.

— Значит, в нужную ночь тамариск приносят заранее, и Фотий прячется под ним!

— Вздор! П-полная ч-чушь. — Впрочем, он не смотрел на меня. Так что убеждал, скорее, сам себя. Следующие же его слова подтвердили это. — И если даже я поверю в вашу т-теорию, я не верю, что мы можем сделать что-то!

— На запад от храма, — сказал я, — чуть выше того места, где мы восстанавливали городскую стену, растет дерево с желтыми цветками. Заросшая колея поднимается от этого места к стене храма — это недалеко, вы, наверное, сами знаете. По левую руку от дороги находится заброшенный двор. В этом дворе лежит достаточно деревянных обломков, чтобы соорудить из них нехитрую стремянку. Возможно, там даже есть лестница — я не искал как следует.

— Почему? — подозрительно спросил он.

Художникам снятся сны, жрецы веруют, но крестьяне, солдаты и торговцы отличаются до обидного практичным, твердолобым взглядом на жизнь. Объяснить источник моей информации означало бы окончательно подорвать его веру в то, что я говорю.

— Мой обыск был прерван, — устало объяснил я. — Под покровом темноты трое крепких мужчин с лестницей без труда ступень за ступенью поднимутся на верх храма. Если понадобится, Ториан может спустить вашу сестру на спине. Меня гораздо больше беспокоит то, куда мы отведем ее потом… господин.

Джаксиан недоверчиво смотрел на меня. Ториан хранил безразличное спокойствие, но жилы на его руках вздулись, как корабельные канаты. Он, несомненно, тоже понимал безумие того, что я предлагаю. К счастью, он не произносил этого вслух — он начинал привыкать к тому, что от меня можно ожидать чего угодно.

Джаксиан к этому не привык; Он деланно рассмеялся.

— И как ты попадешь в Обитель Богини, чтобы расправиться с этим волшебным Фотием? Как ты вынесешь оттуда мою сестру? Факелы горят там всю ночь до утра. И полгорода собирается смотреть и молиться на площади. Любого входящего или выходящего можно будет легко увидеть на фоне светлого дверного проема!

Я не имел намерения входить в Обитель с парадного входа, но и посвящать Джаксиана в свои замыслы я тоже не собирался. Я покопался в мозгу, надеясь найти хоть какую-нибудь завалящую идею.

— Ближе к утру факелы выгорят, — сказал я наугад.

— К этому времени мою сестру уже изнасилуют, а Фотий будет разгуливать в доспехах Балора.

— Верно… Экая неприятность… Ну, я полагаю, человек вполне может пролезть в дверь ползком так, чтобы его не увидели с площади.

На этот раз Джаксиан вместо ответа разразился потоком ругательств, каких я от него даже не ожидал. Его кормилице стоило бы почаще мыть ему рот в детстве. Выговорившись, он мрачно уставился в пол. Он обхватил себя руками как старуха, хотя руки у него были большие и волосатые, как у Ториана. Мы потеряли союзника, хотя, возможно, так было даже безопаснее. В конце концов он заговорил, обращаясь на этот раз к Ториану:

— И ты пойдешь на это?

— Так или иначе пойду. — Лицо воина все еще было в синяках, так что казалось еще более бесстрастным, чем обычно. Впрочем, воинов учат быть бесстрастными. Учеба часто бывает жестокой. — Надо только продумать детали.

— Даже зная, что будет с тобой, если тебя схватят? — не унимался Джаксиан. — Я глубоко уважаю т-твое мужество… вас обоих. Но я? Мне ведь больше терять, чем вам!

— Я удивился бы, если бы это произошло, — спокойно ответил Ториан.

— Я не это имею в виду! Т-ты хоть можешь п-представить себе, что будет, если меня п-поймают вместе с вами? Моя сестра будет замешана в это… отец, тетки. Всю нашу семью уничтожат, наши п-поместья, всех, кто работает на нас! Я не могу рисковать всеми этими жизнями даже ради Шалиаль.

— И вы оставите ее Грамиану Фотию? — спросил Ториан.

— Мне приходится полагаться только на ваши слова… — Вспомнив, что говорит с воином, Джаксиан поспешно сменил тему. — Нет, я навел кое-какие справки. Никто не знает, где сейчас Фотий, т-так что я верю вам. И он в самом деле могучий мужчина, д-достойный играть роль Б-Б-Балора.

— Он примерно нашего с вами роста, — успокоил его Ториан. — Только с лицом гориллы и повадками акулы.

— Правда? — Джаксиан вспотел. — Говорят, он в самом д-деле груб с женщинами. Но ведь многие так. Но ведь он не может причинить вред моей сестре, пока п-притворяется Б-Балором, а она — Майаной, разве не ясно? Балор не подбивает Майане глаз и не выбивает ей зубов! Я д-думаю, вы п-преувеличили опасность.

Даже мне сделалось тошно. Я ни капельки не удивился бы, схвати Ториан Джаксиана за горло и удуши его на месте.

— Насколько я понимаю, вы против того, чтобы спасать ее? — с досадой спросил я.

Купец хмуро смотрел в пол.

— Я не буду запрещать этого, — прошептал он.

И без всякого сомнения, он с радостью предложил бы нам солидную награду, попроси мы об этом. Только на его месте я не стал бы даже заикаться о награде, боясь, что Ториан перепачкает его кровью все гостиничные ковры.

— Даже так я иду на значительный риск, — продолжал Джаксиан, обращаясь к моим ногам. — Вас видели в моем обществе, и вы наверняка заговорите п-под п-пыткой. — Он беспокойно покосился на Ториана. — Само собой, я говорю не о тебе. Но Омар… Он ведь не закаленный воин.

— Нет, он не воин, но он храбрый человек. Можете считать это приятным сюрпризом. И потом, разве ваш отец не может защитить вас от обвинений, выбитых под пыткой?

Джаксиан нахмурился еще сильнее. Он почесал в бороде — из нее посыпался пепел.

— Надеюсь, до этого не дойдет, и в любом случае это исключительно ваше дело. Мне, право же, пора. П-патрули, упражнения на мечах — все мы теперь воины в Занадоне!

— Это впечатляет, — мрачно кивнул Ториан. — Да, еще одно, господин. Ваша сестра может не поверить в наши добрые намерения. Если она станет отказываться идти с нами, как нам убедить ее?

Джаксиан порылся в набедренной повязке, достал сложенный клочок пергамента и нехотя протянул его Ториану. Тот смерил его взглядом, по которому сразу можно было понять, что именно думают настоящие воины о таких недостойных мужчины занятиях, как чтение. Поэтому пергамент перекочевал ко мне.

Я развернул его и прочитал вслух, чтобы Ториан знал содержание: «Ты можешь довериться рассказчику Омару и его спутнику. Надежное убежище ждет тебя там, где ты купила серебряную бабочку».

— Оно не подписано, господин.

— Она знает мой почерк.

— Конечно.

— Я не мог д-дать точный адрес, — извиняющимся тоном добавил Джаксиан.

— На случай, если письмо попадет не в те руки… Это будет несправедливо по отношению к содержателю этого места.

И он не назвал этого места нам — ведь нас могут пытать.

Мне больше нечего было сказать.

И Ториану тоже.

Джаксиан встал, но даже ему слова давались с трудом.

— Я… Вы… Я б-буду молиться за вас, господа.

Мы молча поклонились. Джаксиан вышел, выпрямившись, но с пылающим лицом.

Ториан поднял кресло, на котором только что сидел купец, и начал ломать его голыми руками. Он не останавливался до тех пор, пока от него не остались одни щепки.

22. ИМЯ ОБЕЛИСКА

Мы ушли из трактира почти сразу же, поскольку не могли больше доверять Джаксиану. Стоит отцу спросить у него, с чего это он так мрачен, и он выложит все без остатка. Вот почему мое описание плана действий было таким неполным. Меня нельзя назвать дотошным человеком. Я редко рассчитываю на несколько ходов вперед — я хватаюсь за каждый шанс, какой попадается под руку. Порою я путаюсь. Я могу даже менять героев в середине рассказа. Но даже я не настолько самоубийца, как могло бы показаться Джаксиану.

С посыпанными пеплом бородами, обнажив одну ногу, вышли мы в город. Занадон в это утро был не только тих, но и почти безлюден. Половина жителей продолжала бдение на Площади Тысячи Богов. Другая половина высыпала на стены, тревожно глядя на юг — на далекое жаркое марево и пыль.

Форканцы наступали. В охватившем всех страхе слухи и фантазии плодились как мухи. Или росли как грибы после дождя, если вам так больше нравится. Мы с Торианом составили маленькую, но чрезвычайно толковую военно-разведывательную службу. Я умею разговорить людей. Он же знал, о чем спрашивать и как понимать ответы. Мы набрали с дюжину имен вождя, организовывавшего беженцев, и в конце концов Ториан пришел к выводу, что там должен действовать небольшой военный совет во главе с одним самым энергичным человеком. Наиболее популярной личностью являлся полрейнский царевич по имени Обелиск, и с каждым упоминанием его имени Ториан становился все более задумчив.

Мы услышали не меньше тысячи предположений насчет действий форканцев; Ториан отмел их все, кроме одного.

— Ты же видишь пыль, — фыркнул он.

Это было очевидно — они поворачивали на запад, обходя лагеря беженцев к югу от города.

— Разве в этом есть тактическая выгода? — удивился я.

— Разумеется. Это смешает оборону беженцев. Кроме того, они получают и стратегическое преимущество. В горах форканцам нечего было есть, но теперь они забрались в кладовую. Занадонцы могут любоваться на то, как горят их хлеба. И если западные города пошлют помощь, форканцы смогут перехватить ее. Или они просто двинутся дальше, сжигая все на своем пути. И еще, — добавил он, — люди чувствуют себя очень неуютно, когда их окружают, а Занадон, можно считать, уже окружен.

— Ты считаешь, что военачальник должен действовать, и действовать быстро?

Ториан снова издал свой львиный рык, но теперь это был довольный лев.

— Он не может действовать, пока не начнет действовать Нагьяк. Они ведь не могут выступать без Балора. Я вот все думаю, уж не поднял ли жрец цену?

Мы покинули причитающую толпу и пошли на запад, стараясь держаться параллельно стене. Мы оба знали, куда идем, так что не заговаривали об этом.

— Мне нравится, как Балор смотрит на нас теперь, — заметил я. — Взгляд его значительно дружелюбнее, чем поначалу. Мне кажется, он одобряет то, что мы делаем.

Ториан улыбнулся мне щербатым ртом, но продолжал идти молча.

— Вот только Майана… — вздохнул я. — Ладно, в конце концов мы ведь вламываемся в ее храм. Какая женщина обрадуется мужчине, ведущему себя подобным образом? Или доверится ему, если быть точным. Ты не согласен?

Ториан буркнул что-то невнятное.

— Тебе не кажется, что Обелиск — не совсем обычное имя для царевича? — поинтересовался я.

— Я не знаю царевича с таким именем, хотя оно нередко встречается среди воинов.

— Ну да, наверное. В свое время я знал многих воинов, но ни одного Обелиска.

— Если оно кажется тебе необычным, значит, так оно и есть, мой неразговорчивый друг.

— Ты что, ощущаешь себя мужественнее, подшучивая надо мной?

Он дернулся, будто я воткнул в него иглу.

— Мне приходится проявлять нечеловеческую выдержку, чтобы удерживать свои руки подальше от твоего горла. Ты хуже назойливой мухи! Ты не закрываешь рта и вынюхиваешь все, как собака-крысолов. Пообещай мне, что помолчишь пятнадцать минут, и я объясню тебе все про Обелиска.

— Десять.

Ториан застонал:

— Ладно, не будем торговаться. Так слушай. В Полрейне заведено, что молодой воин, достигший совершеннолетия, берет себе настоящее имя и приносит обет Штаху, которого ты зовешь Балором…

— Я предпочитаю звать его Кразатом. Балором он зовется здесь… Извини. Продолжай, пожалуйста.

— Грр! Обретение имени — самое торжественное событие в жизни мужчины. Он вспоминает подвиги великих героев прошлого, которых выбирает образцами для подражания — их так и называют: «образцы», — и разыгрывает их с помощью трех своих лучших друзей. Для всех для них это очень важный ритуал. Очень часто все четверо дают клятву друг другу и становятся друзьями по имени, группой посвященных… Впрочем, тебе незачем знать все это.

Он помолчал, вспоминая. Несмотря на свой исполинский рост, Ториан шагал с парадной выправкой солдата. Я подумал, испытывает ли он мою способность молчать, или просто вспоминает свою юность и погибших друзей. Когда он заговорил снова, голос его сделался жестче.

— Его новое имя выбирается ему тремя друзьями, и ни он сам, ни кто-либо другой не может вмешиваться в это. Никто! Даже король не имеет права участвовать в выборе имен для своих сыновей. Часто выбранное таким образом имя повторяет имя одного из образцов для подражания. Имя Обелиск известно уже много веков, так что и раньше были Обелиски, достойные подражания. Но примерно пятнадцать лет назад некто Феотин Обелиск возглавил набег на Девичий перевал и вернулся с несметными стадами. Таких трофеев не видели уже несколько поколений. И после этого многим юношам друзья давали имя Обелиск и плакали от гордости. Теперь ясно?

— Не совсем, — весело признался я.

— Уфф! Конечно, часто имя мужчины остается тем же, что в детстве, или это имя его деда, или просто кличка, или имя кого-то из богов. Но если его друзья решат, что имя Обелиск подходит ему более всего, он останется Обелиском до смертного часа и будет гордиться этим. Я знал Богоподобного и Кровососа. У меня был добрый друг по имени Торопыжка. Это было его подлинное имя, и боги могли только пожалеть того, кто посмел бы смеяться над этим, ибо он сразу же приобрел бы четверых смертных врагов. Понял?

— Это объясняет некоторые истории, что я собрал в…

— Арргх! — зарычал он. — Ты треплешься как баба и меня заражаешь этим. Будь мужчиной, помолчи немного!

Я понял, что лекция закончилась, и переключился на другие мысли, когда он заговорил снова, совсем тихо:

— И если они дают своему другу очень странное имя, они оказывают ему очень большую честь. Тебе понятно это, Коротышка?

— Нет. — В самом деле рядом с ним я казался просто коротышкой!

— Конечно, это проявление дружеских чувств, но прежде всего это показывает то, что они верят: у него хватит сил нести нелегкое бремя. Такие имена называют «именами-рогами». У меня был брат по имени Веснушки,

— гордо сказал он, сделав еще несколько шагов. Дальше он шел молча, глядя прямо перед собой. Ветер сушил слезы на его щеках.

Мы стояли на западной стене, и половина мира раскинулась перед нами. По обе стороны от нас по стене разгуливали дозорные, но, если не считать их, мы были одни, ибо наблюдавшие за форканцами горожане сюда еще не добрались. Стены Занадона достаточно широки, чтобы на них могли разминуться две колесницы. В одних местах они возвышаются над землей, в других их вершина со стороны города находится почти на уровне земли, и это как раз было одно из таких мест. Я сориентировался по плечу Майаны и нашел дерево с желтыми цветами.