Но он старался и к тому же был порядочным и честным человеком. Странно, однако, что его чудесный хозяин не доверял ему настолько, чтобы объяснить, в чем, собственно, заключается его задача. Эта несуразица по-прежнему, кажется, беспокоила Шонсу. Теперь ему казалось, что он знает, в чем дело. Он оказался вполне непримиримым врагом колдунов, как только встретил их. Правда, непримиримым в стиле Шонсу. Еще он собрал мудрость Ова, мудрость, которую он не мог или не хотел объяснить, и с этих пор проблемы его стали еще глубже. Хонакура был уверен, что его взгляд на миссию Шонсу был яснее, чем у самого Шонсу. Не хотелось ему долго присутствовать при ее завершении. Боги знают, что делают, и знают, зачем, даже если смертные этого и не понимают. И они могут быть жестоки. Иногда они могут оказаться даже и неблагодарными. Внезапно по кораблю прошла легкая волна перемен. Две женщины кончили болтовню на баке и ушли к приятельницам в кубрик. Мужчины бросили рыбалку и отправились в каюту, на ходу тихонько переговариваясь об игре в кости. Ученица Тана, устав от урока сутр, встала и грациозно потянулась. Хонакура взглянул на нее... Если Богиня пошлет его снова в эту жизнь, тогда лет этак в двадцать или раньше он будет заглядываться на таких, как Тана. Если, конечно, не вернется в эту жизнь женщиной, в этом случае его будут интересовать такие, как Шонсу. Адепт Ннанджи покрутил головой и громко позвал своего брата. Катанджи выглянул сверху, бросил своих слушателей и поспешил присоединиться к уроку сутр. Ннанджи мог продолжать до бесконечности. Несмотря на свою молодость, он был самым умным из тех, кого когда-либо встречал Хонакура, и, несомненно, обладал великолепной памятью. Это делало его несравненным учеником. Забавно было смотреть, как Шонсу старался походить на воина, имея для примера Ннанджи, который воином родился, в то время как сам Ннанджи старался походить на своего героя, Шонсу. Сомнений не вызывало у кого лучше получалось. Адепт - в скором времени Мастер Ннанджи - был неподражаемо дерзким юнцом с широко распахнутыми глазами, выбравшим Шонсу с того первого дня в храме, после смерти Харддуджу. Впрочем, по-настоящему ни один из них не добился успеха. Они походили на орла и льва, составляющих грифона на седьмом мече. Один лев плюс один орел не дадут в итоге двух грифонов. Потом равновесие снова восстановилось, всякое движение прекратилось. Корабль лежал в своем коконе золотого марева, в тишине, нарушаемой только бормотанием сутр. Тана забрела в дальний конец палубы и уселась на ступенях кормы. Похоже, что-то беспокоило Ученицу Тану. Хонакуре нужно было время, чтобы разобраться в этом. На ней не было жемчужин, подаренных Ннанджи. Хонакура вспомнил, что не видел их уже несколько дней. Она разглядывала, хмурясь, Шонсу и о чем-то думала. - М-м? Конечно, Шонсу не так просто было понять, глядя с ее точки зрения: огромный, мускулистый, да еще, кроме того, воин седьмого ранга - человек, обладающий властью среди Людей. Для Броты и Томияно единственной целью в жизни было золото. Но на Тане эта традиция их семьи, похоже, прерывалась. Она видела дальше. Тана понимала, что золото - это только средство, конечная же цель - власть. Для большинства людей золото было надежным средством, ведущим к этой конечной цели, но власть была прерогативой мужчин в этом Мире, и для красивых молодых девушек существовала к ней более короткая дорожка. Хонакура поднялся, огляделся вокруг, после чего подсел к ней на ступени. Она поморщилась. Даже в его возрасте ему было приятно посидеть рядом с Таной. - Когда прелестные молодые леди хмурятся, у них явно имеются проблемы, - сказал он. - Проблемы - мое ремесло. - У нищих нет ремесла. Он смотрел на нее до тех пор, пока она не опустила глаза. - Прошу прощения, святейший, - пробормотала она. Конечно, все они догадывались, что он жрец. Его манера выражаться должна была открыть им это. - Никакого святейшества в эту минуту, - сказал он. - Я у Нее на службе. Ну, что тебя беспокоит? - Кое-что непонятно, - ответила она. - Ннанджи кое-что сказал мне. Хонакура ждал. Терпения у него было в миллион раз больше, чем у Ученицы Таны. - Он вспомнил слова Лорда Шонсу, - пояснила она наконец, - те, что он сказал при первом посещении Тау. Он говорил, что хотел бы стать в нем ривом. Ну уж! В таком жалком городишке? И это после завершения его миссии, понимаешь? Это просто смешно. Вот и все. - Мне это не кажется смешным. Ученица. Она посмотрела на него удивленно. - Почему не кажется? Седьмой? В этой жалкой дыре Тау? Хонакура покачал головой: - Шонсу никогда не просил делать его Седьмым. Он не хотел даже быть воином. Боги сделали его им, преследуя свои собственные цели. Ты исповедуешь власть, миледи? А власть не привлекает Шонсу. - Власть? - повторила она задумчиво. - Да, пожалуй. - Ну и еще амбиции. У него их нет! Он и так уже Седьмой, что ему еще остается? А Адепт Ннанджи.., вот где ты найдешь амбиции. Тана снова нахмурилась. - Он убийца! Вспомни, что было, когда пришли пираты. Да, для убийства пиратов он хорош. Но Шонсу плакал после этого - я видела слезы на его ресницах. Ннанджи же смеялся. Он был пропитан кровью и упивался этим. Хонакура знал куда более страшных убийц, чем этот добродушный молодой человек. - Убийство - его работа. Ученица. Он честен и убивает только по необходимости. Воины не так часто получают возможность применить свое умение. Адепт Ннанджи очень хорошо исполняет свою работу - в некотором отношении лучше, чем Лорд Шонсу. - Ты считаешь, что когда-нибудь Ннанджи станет Седьмым? - равнодушно спросила она; он почувствовал холод в ее вопросе. Он поколебался с минуту, взвешивая причины необъяснимого прекращения ветра, этой бездыханной паузы в миссии Шонсу. Потом решил рискнуть неожиданным предположением. - Я уверен в этом. - Уверен, старый человек? "Уверен" - это очень сильное слово. Сейчас ее голос звучал совсем как у ее матери. - Это должно остаться в тайне, Тана, - сказал он. Она удивленно кивнула. - Это пророчество, - сказал он ей. - Когда Лорд Шонсу разговаривал с Богом, Тот передал ему для меня сообщение. Шонсу не понял его - это сообщение мог услышать только жрец. Но оно пришло от Бога. Поэтому - да, я уверен. У нее были очень красивые глаза, большие и темные, опушенные очень длинными ресницами. - Это пророчество о Ннанджи? Он кивнул. - Я присягну на мече, святейший, своей честью воина. Если ты мне скажешь, я никому не передам. - Тогда я тебе верю, - сказал он. - Пророчество - в предисловии к одной из наших сутр. Мы, я имею в виду жрецы, всегда расценивали это как великий парадокс, но, возможно, воинам это так не кажется. Предисловие гласит: "Ученик может превзойти учителя". Тана резко выдохнула. - Это относится к Ннанджи? - Да. Он поставил себе целью стать подопечным Шонсу. Ты ведь знаешь, он был всего лишь Вторым. Шонсу сделал его Четвертым за две недели. А теперь он равен Пятому, как говорит Шонсу. - Шестому! - резко сказала она и замолчала в раздумье. Он терпеливо подождал. Через некоторое время она подняла глаза. - Но там говорится "может", а не "превзойдет". Хонакура покачал головой. - Предсказание богов нельзя истолковать двояко, Тана. Бог сказал, что Ннанджи превзойдет. Это совершенно ясно! Он просто абсурдно молод даже для своего теперешнего ранга, а Шонсу говорит, что с каждым без исключения днем он фехтует все лучше. Он ничего не забывает. Да, Ннанджи станет Седьмым, и очень скоро, я думаю. Тана нахмурилась. - Он считает себя уже Шестым, но Шонсу не говорит ему сутры, последние, которые осталось выучить, для того, чтобы он мог попытаться добиться шестого ранга. - Уверен, - сказал Хонакура, сам удивившись своей уверенности, - что Лорд Шонсу свято блюдет интересы своего подопечного. Ннанджи очень повезло, что он попал к такому наставнику, - очень немногое остается делать самому. Мораль той сутры, которую я упоминал, - подопечных нужно скрывать до поры до времени, - он усмехнулся, вспомнив об известном ему примере, - даже жрецы не застрахованы от опасности, с этим связанной. Ведь если подопечный терпит неудачу в продвижении, то и наставник рискует своим званием. Но я не думаю, что Лорд Шонсу так поступает с Ннанджи. Если он удерживает его от попытки стать Шестым, значит, считает, что Ннанджи еще не готов. Это я так считаю, но Лорд Шонсу не дурак. Она кивнула. - А когда сбор завершится, Ннанджи ведь не удовлетворится должностью простого рива в какой-нибудь заброшенной деревушке? - Ннанджи хочет быть свободным мечом. Он будет счастлив повести команду отчаянных воинов по свету в поисках приключений, подвигов и женщин. Она кивнула и взглянула на него. Хонакура старательно изобразил сияющую улыбку на лице. - Я думаю, ему не удастся заняться этим. У Богини найдутся более важные задачи для такого человека, как Ннанджи. Ему нужно руководство! - Ты имеешь в виду... Он покачал головой. - Не думаю, что я должен говорить больше. Тана вспыхнула. Стремительно поднялась, взметнув желтыми одеждами. Она прошла мимо Шонсу, даже не взглянув на него, потом мимо троих членов урока сутр, которые в недоумении прервали свои песни. И скрылась в кубрике. Хонакура тихонько засмеялся. Певцы вернулись к своему занятию. Шонсу продолжал строгать, он, определенно, даже не заметил Таны. Чего нельзя сказать про Джию. Хонакура ждал с надеждой. Но по-прежнему не было признаков ни появления ветра, ни прекращения боли в его старых ребрах. Он огляделся и посоветовал себе набраться терпения. Хотя, возможно, хоть одну-то небольшую награду он заслужил - было бы интересно узнать, что все-таки делает этот великан, разбрасывая стружки по тщательно прибранной палубе Морехода Томияно. Старик тяжело поднялся со ступеней, подошел к соломенному навесу и пристроился за спиной Шонсу. Его всегда радовало то, что он такой маленький и легкий, но в присутствии великана жрец чувствовал себя просто ребенком. Воин, повернув голову, молча приветствовал его. На какой-то момент Хонакуре показалось, что он снова вернулся на залитые утренним солнцем храмовые ступени, когда он так недолго беседовал с настоящим Шонсу - тот же жесткий взгляд, те же глубокие черные глаза, таящие в себе угрозу. Вздрогнув, он напомнил себе, что перед ним человек из мира снов, а не взаправдашний Шонсу, и не его вина, что его облик так же смертоносен, как и его меч. - Ну, как Ученица Тана? - пророкотал воин своим напоминающим отдаленный гром басом. Новое потрясение! Хонакура мог поклясться, что Шонсу даже не заметил ухода Таны, как не мог и видеть их беседующими. - С ней все хорошо, - осторожно сказал он, стараясь не выдать своей реакции. Кроме того, он знал, что у Шонсу все седьмого ранга - его чувства, его наблюдательность. Может, у него и слух такой, что он мог слышать их разговор? Но это же невозможно! Воин еще некоторое время продолжал изучать Хонакуру, потом снова вернулся к своему занятию. Через минуту он сказал: - Ученица Тана удивила меня. - Чем же, милорд? - спросил, как и ожидалось, Хонакура. - Своим неожиданным и страстным интересом к сутрам, - пророкотал Шонсу. - Мне кажется, она будет искать продвижения одновременно с Ннанджи. - Похвально! Она ведь готова к нему, не так ли? - В фехтовании - точно, - ответил воин, - и она удивительно быстро выучивает сутры. Не так, конечно, как Ннанджи. Хонакура ждал, зная, что за этим последует большее. И оно последовало. - Ннанджи всегда готов заняться ее подготовкой - он может без конца любоваться ею, - Шонсу снова помолчал, - но она, кроме того, докучает еще и мне, вместе со своей матерью. Она усаживается вместе с Матарро или Катан джи, что исключает присутствие Ннанджи. Хонакура вспомнил, что у воинов существует предельное число: три человека для заучивания сутр, еще один глупый обычай. - Может, она радуется шансу полюбоваться твоей благородной персоной, милорд? Черные глаза угрожающе вспыхнули. - Нет, у нее другие причины. Ученица Тана умеет держать под контролем свои чувства. Это хладнокровная маленькая золотоискательница. Хонакура бы так не сказал, но он подумал, что Лорд Шонсу справедливо отметил хладнокровие Таны. С его положением и физическими данными он мог взять силой любую женщину для развлечений. Но здесь нужно быть осторожным, так как юная Тана потребовала бы объяснения, если он оскорбит ее неприкосновенность. - Почему мы заштилели? - неожиданно спросил Шонсу, возможно, считая, что переменил тему. Хонакура решил не говорить о своих предположениях. - Не знаю, милорд. - Ты не думаешь, что это потому, что я должен был набрать в Тау армию? Значит, он еще занят этой мыслью. - Сомневаюсь, - ответил жрец, - в этом случае нас бы вернули обратно. Нужно набраться терпения. Шонсу кивнул, глядя на него. - Ты беспокоишься, милорд? Воин снова кивнул. - Мне непонятна неожиданная встреча с Принцем Арганари. Это, похоже, на руку богам, но я не понимаю, чего от меня хотят. Многие ли воины владеют одним из семи мечей Чиоксина? Не больше двух-трех во всем Мире! Остальные мечи - сломаны или утеряны. Так что встреча наша вряд ли была случайной.., тогда зачем? Некоторое время он молча размышлял. - Думаю, мне нужно было взять его на корабль. - Но ты говорил, что Мастер Полини принял его клятву. - Да, - горько согласился Шонсу, - не мог же я бросить ему вызов. Он резко всадил нож в дерево и порезал при этом большой палец. Выругавшись, он засунул его в рот. Джия вытащила палец обратно, чтобы осмотреть ранку. - Что ты мастеришь, милорд? - спросил Хонакура. - Может, это какие-нибудь из выдумок твоего мира? - Игрушку для Виксини, - ответил воин. Он так всегда отвечал. Боль делала Хонакуру раздражительным. - Милорд! Бог сказал тебе, что мне можно доверять! Шонсу снова бросил на жреца свой убийственный взгляд. - Да, он говорил так. Он не ошибся? Не значило ли это, что он все-таки слышал их разговор с Таной? Это выглядело невозможным. - Конечно! - ответил Хонакура, опасаясь, что это недостаточно убедительно звучит из уст человека в одеждах Безымянного. - Очень хорошо! - сказал воин. - Я скажу тебе, что я делаю, если ты расскажешь мне о братьях Икондорины. Теперь была очередь жреца призадуматься. Как это он мог оказаться таким глупцом, чтобы сообщить Шонсу о них? Это могло вызвать серьезные неприятности даже в самом начале их отношений, когда он еще не разобрался, насколько сам впутан в эту историю. Как-то он упомянул, что в жреческих сутрах говорится о двух братьях Икондорины, рыжеволосом и черноволосом. В тот вечер, помнится, он очень устал. - Боюсь, мне придется разочаровать тебя, милорд, - наконец сказал он, - там были откровенные ссылки на Ннанджи и Катанджи. Но это и все - ведь они присоединились к твоему походу, и пророчество исполнилось. Больше добавить нечего. - Мне бы хотелось проверить в это! - Я не могу выдать сутры моей гильдии! - Тогда я не могу сказать, что я делаю. Хонакура сердито отвернулся. Мальчишка! Тут он увидел, что Ученица Тана снова появилась на палубе, и на этот раз в жемчугах Ннанджи. Ага! И она облокотилась о поручни так, чтобы Ннанджи мог ее видеть. Похоже, событие, указанное в сутре, скоро исполнится. Он обернулся к Шонсу, который был в это время занят Джией, и Хонакура успел заметить отблеск спрятавшейся улыбки на лице рабыни. Они смеялись над ним! - Сами истории к делу не относятся! - сердито сказал он. - И совершенно банальны! Например, сутра, в которой упоминается о черноволосом брате, имеет предисловие: "Трубы для воды делают из свинца". Это, как он считал, способно охладить армию воинов. Шонсу задумчиво кивнул. - Совершенно с этим согласен. - Действительно? Может, будешь так добр продолжить дальше, милорд? Воин послал Джие еще одну улыбку, не замеченную жрецом. Уж не подмигнул ли он ей? - С удовольствием! - сказал он. - Трубы для воды ничего не дают и ничего не забирают; они только пропускают через себя вещество, воду, из одного места в другое, совсем как хозяйка Брота перевозит грузы из одного порта в другой. Но их служба жизненно важна для Людей. Трубы для воды нужные вещи, а свинец - самый доступный из металлов. Заключение: простой народ, не представляющий собой ничего особенного, может выполнять нужную работу, он не заслуживает презрения. Правильно, ученый? Хонакура сердито согласился, что все правильно. После всех этих недель он должен был бы помнить, что перед ним не обычный воин. Даже из жрецов немногие могли бы так работать над собой, да еще столь быстро. - Послесловие, могу предположить, такое: "Цени работу, а не слова!" Снова правильно, мрачно согласился жрец. - Притчу, пожалуйста? Хонакура начал было снова возражать, что не имеет права разглашать жреческие тайны, но тут поймал взгляд Шонсу. В уголках его глаз сверкала улыбка, наводя на мысль о молодой поросли, расколовшей гранитную глыбу. Эта улыбка смущала - она была такой заразительной! И тут они оба рассмеялись. Словно нож повернулся в груди Хонакуры, но потом ему сразу стало легче. - Очень хорошо, милорд. Полагаю, я могу рассказать тебе ее. Но предупреждаю - это совершенно глупая, банальная история. - Которая может еще и вызывать глубокие мысли? - невинно спросил Шонсу. Хонакура снова рассмеялся, отказываясь сопротивляться дальше, и тихо запел:
      Черный брат Икондорины Как-то раз в село пришел. От дневных трудов устал он. Пиши, крова не нашел.
      Слышит спор двоих крестьян он, Поросенок вторит им. "Здесь, - тогда себе он молвил, Aуду с ужином своим".
      "Поселяне! - он позвал их, Aляньте, честен я лицом. Вам чужой здесь и берусь я Переговорить с истцом".
      Предмет спора тут крестьяне Выложили перед ним. Разделил его мечом он: Часть - себе, остатки - им.
      Большой человек способен на соответствующий смех, и Шонсу доказал это - запрокинув голову, он захохотал, словно гром раскатился по небу. Пение прервалось. От бушприта до кормы Людские головы в изумлении повернулись, улыбки появились на лицах - моряки радовались, что их герой вернулся в свое обычное доброе расположение духа. - Потрясающе, - заявил Шонсу. - Художник не мог бы нарисовать лучше Катанджи собственной персоной! Честен лицом! И ты говорил, что истории не относятся к делу? Ну, давай, святейший, поделись со мной следующей. - Нет, милорд. Сердитое выражение лица вернулось на место. - Я делаю игрушку для Виксини. - Не торгуйся, милорд, - строго заметил Хонакура, впрочем, его уже не сильно заботило занятие Шонсу. Он совершенно точно не должен был открывать ему вторую сутру. - Половина правды оставляет скрытой вторую ее половину! назидательно произнес Шонсу. - Я представил себе, что если Виксини способен на такую работу, то, может, и воин справится... Почему бы тебе мне не рассказать? - Бог велел тебе доверять мне, - ответил Хонакура. Ннанджи с Таной ушли глубоко в свой мир, не отходя от поручней. - Но могу ли я доверять Богу? - спросил Шонсу. - Милорд! - изобразил возмущение Хонакура, но глубоко внутри себя он разделял эти сомнения. Воин взглянул ему в лицо. - Почему он не сказал точно, что от меня требуется? Как я могу служить ему в этих условиях? Что мне делать, жрец? Скажи мне, раз ты уж так ему доверяешь. - Я больше не жрец, - сказал Хонакура, - я - Безымянный. - Когда ты хочешь того, ты - жрец, - прогрохотал Шонсу. - Ладно, ответь мне хотя бы на такой вопрос! После сражения на святом острове Бог отметил мое правое веко меткой воина. Торговаться не приходится - отец в мире моих снов является кем-то вроде воина. Но после битвы при Ове он украсил мое левое веко колдовской меткой. Что это должно означать? Как я могу надеяться на доверие людей, которые пойдут за мной, если моя мать колдунья? Хонакуре нечего было сказать. Он беспокоился о том же, как только это случилось. Однако прежде, чем он успел ответить, их беседу прервали. Тана и Ннанджи стояли перед ними рука в руке. Тана скромно потупила взор, жемчужины вокруг девичьей шеи мерцали, словно блики на Реке. Лицо Ннанджи пылало, как его волосы, глаза горели радостью и возбуждением. - Милорд наставник! - проорал он. - Твой подопечный покорнейше просит разрешения жениться!
      Глава 5
      Тотчас же начали праздник. Конечно, Уолли дал свое согласие, несколько шокированный мезальянсом романтичного идеалиста Шонсу с этой расчетливой кокеткой. Игнорируя брачный выкуп, принятый у Людей, он, по просьбе его всеведущего подопечного, заплатил наставнице Таны чисто символически - одну медную монету. Брота приняла, хотя сильно сомневалась в разумности сделки. Уолли тоже казалось, что Тана стоит дороже одной медной монеты, но эта предосторожность предотвращала дальнейший неизбежный грабеж - узнав, что у них есть деньги, Брота постаралась бы вытянуть их у обоих воинов. Было очень много поздравлений, поцелуев и смеха. Корабль стоял на якоре. Бог Солнца оставлял им еще пару часов света - несомненно, праздник нужно было тотчас начинать. Томияно предоставил несколько фляг с волшебным вином колдунов, действие которого можно было ощущать и видеть уже немедленно. Мандолина Олигарро, свирель Холийи, да еще юный Синборо со своими барабанами... Было много танцев и песен. Дети восторженно визжали, старая Лина извлекла из своих запасов всевозможные яства - засахаренные фрукты, распаренный изюм и то странное сладковатое мясо, про которое Уолли до сих пор не знал, чье оно. Он задавался вопросом, как долго тянутся в этом Мире праздники и какой сложности свадебные ритуалы потребуется выполнять. Если пожелание им другому Седьмому доброго утра выливается в сорок слов и шесть жестов, то сколько же часов займет брачная церемония? И какой подарок должен он преподнести своему подопечному? Не микроволновую же печь... Он танцевал со всеми женщинами и со всеми девушками. Он пел со всеми вместе хриплые Речные песни. Он смеялся двусмысленным шуточкам и хлестким ответам Ннанджи. На душе его становилось все горше. Штиль продолжал держаться, солнечный Бог расцветил висящий над ними туман, серные вулканические облака рассосались. Лишь легкий запах бычьих шкур остался в воздухе. Небо начинало темнеть. Уолли тихонько ускользнул от веселящихся и забрался на крышу кубрика, где можно было облокотиться о перила и смотреть на спокойную воду. Ему были слышны музыка и смех, а иногда, в моменты затиший, легкий плеск волны о борт. Свободный не может жениться на рабыне. Он поразмышлял некоторое время и пришел к выводу, что женатый подопечный добавит несколько новых проблем к уже существующим. Он снова начал перебирать их в голове. Список, похоже, не собирался уменьшаться он лишь удлинялся. Ннанджи сам по себе уже проявлял нетерпение, требуя экзамена на шестой ранг, теперь же его будет подогревать Тана, заинтересованная в карьере своего супруга. Хонакура немало замешан в этой идиотской помолвке! Уолли подслушал вполне достаточно из шепота беседующих, чтобы быть уверенным в этом. До него совершенно ясно донеслось слово "пророчество". И он понимал, что оно имеет отношение к рыжеволосому брату Икондорины. Все заявления старика о якобы бессмысленном содержании сутр были надуманными, теперь Уолли особенно уверился в этом, после такого явного намека на Катанджи. Что же было напророчено Ннанджи, о чем Уолли нельзя было говорить? Хотелось бы ему иметь возможность побольше услышать из того, что говорил старик Тане. Не изменилось ли содержание этих сутр, чтобы подстроиться под его миссию? Полубог явно был в состоянии вмешаться в память всех жрецов в Мире. Впрочем, достаточно было это проделать только над Хонакурой. Уолли решил поискать в Касре жреца, чтобы спросить его, слышал ли он когда-нибудь об Икондорине. Нет, пожалуй, этого делать не стоит. Смертные не должны проверять богов. Что ждет Уолли в Касре, когда он встретит мужчин и женщин, знавших Шонсу? В конце концов он не сильно беспокоился о незнакомых именах, так как любая беседа начиналась с официального приветствия. Это было так же привычно, как именная чехарда на Земле - "Привет, меня зовут..." Не приходилось переживать и о поединках. Только другой Седьмой мог бы пойти на это, да к тому же достаточно смелый, так как непревзойденное умение Шонсу должно быть в Касре известно. Величайшая опасность заключалась в возможном обвинении в каком-либо совершенном преступлении или в проявленной трусости. Такое вполне могло бы оказаться, и его звание и умение воина в этом случае не являлись спасением. Смех, донесшийся с палубы, заставил его обернуться. В центре внимания были орущие подростки. Даже Холийи был среди них. Вот он упал, схватив Ннанджи снизу. Матарро сдернул с Ннанджи килт и побежал, размахивая им, оставив Ннанджи прыгать раздетым посреди палубы под дикий гогот собравшихся. Еще совсем недавно подобные провокации гражданских толкнули бы Ннанджи на кровопролитие. Ему пора было возвращаться, чтобы не вызвать недоумения своим отсутствием. Колдуны! Очевидно, это было самой большой проблемой. В основном они были фокусниками и шарлатанами, магия их не превосходила ловкости рук, тщательно продуманной одежды и удачно представленных трюков. Изначально они должны были стать писцами, так как их метками на лбу были скрещенные птичьи перья, которые использовали для письма. Он вполне мог представить их историю. Подтверждений у него не было, но было чувство, что он правильно понимает ход событий. Неизвестно, была ли письменность даром богов или изобретением смертных, тем не менее владеющие ею выделились в отдельную гильдию. Но умение читать и писать было столь полезным, что жрецы попытались держать этих людей в тайне. Писцы воспротивились. Не исключено, что они даже подняли восстание. Воины объединились со жрецами - это предположение было самым очевидным - и прогнали писцов. Те ушли в недоступные горы, такие как Вул, далеко от Реки и от Богини, оставив при себе магическое знание. Они также постарались сохранить его втайне от остального Мира. Это объясняло сразу и полное отсутствие письменности, и враждебность к воинам. Письменность способствует накоплению знаний. И за века колдуны накопили их достаточно, чтобы подойти к начаткам примитивной химии. Совершенно точно они имели представление о порохе, фосфоре, некоторых сортах отбеливателей, чтобы изменять метки на лбу, и о кислоте, которой они облили Томияно. Они могли знать еще кое-что, но ничего более ужасного. Ружья их были предельно просты: одноствольные, медленные в перезарядке и не слишком аккуратно сделанные. Колдуны, собственно, были вооруженными гражданскими. Встретившись с воинами в Ове, они запаниковали. Вот и вся проблема колдунов при ближайшем рассмотрении. Башни были опасны: Уолли предполагал ядра, бомбовую шрапнель и прочие ужасы. Если воины вздумают брать башни приступом, они будут разбиты. В принципе взять их было, конечно, можно, но никак не традиционными методами, предписываемыми сутрами. Вот почему, похоже, понадобилось появление Уолли Смита. Вот почему Богиня вдохнула душу химика в тело воина. Так, значит, ему должно было возглавить сбор воинов, повести их на поединок с колдунами и победить? Но почему, почему Богиня выбрала такого мягкосердечного химика, как Уолли Смит? Во Вселенной не должно быть недостатка в кровожадных химиках. Он ненавидел кровопролитие. Его до сих пор преследовали кошмары сражений, в которых он победил, - на пристани Святого Острова, в ночной битве с пиратами, в Ове. Почему его? Небо стало почти совсем темным. Бог Сна призрачно мерцал на юге. Концы колец терялись в тумане, оставляя лишь перекрестие арок. Внизу на палубе веселье стало затихать. Ему пора было возвращаться и присоединяться к ним. Туман - это плохо, хорошая погода для пиратов, а "Сапфир" возвещал о своем присутствии не меньше чем на половину полушария. Сомнительно, чтобы Томияно был в состоянии нести дозор этой ночью. Колдуны - дешевые фокусники. Так ли это? Всю магию, которую он видел или о которой слышал, он был в состоянии объяснить. За исключением одного. Когда он сошел на берег в Аусе и встретился с колдунами, они рассказали ему, о чем он говорил перед этим на палубе "Сапфира" с Джией. Когда в Уоле колдун поднялся к ним на борт, он знал имя Броты. Во всяком случае, эти знания походили на телепатию. Уолли не мог придумать другого объяснения. Эту единственную магию он пересилить не мог, что волновало его больше всего с момента отплытия из Ова. Колдовство.., наука. Вещи эти несовместимы, разве не так? Есть ли уверенность, что ему не придется бороться с обеими сразу? Но ведь никто не мог слышать, о чем говорил он с Джией в тот день. А Джия не сходила на берег в Аусе. Он спрашивал. Это показывает, как же он был взволнован - он сомневался в Джие. Но была еще куда более худшая проблема - он не мог разобраться в себе. Нет. Это не было наихудшей из уже имеющихся. Это была совсем другая, новая проблема, висящая над ним, словно нож гильотины: на чьей он стороне? Вдруг холодные пальцы скользнули по его ребрам, сомкнувшись потом на груди. Щека прижалась к его плечу. Это была Джия. Ей он и не пытался объяснить свои проблемы, да она бы и не поняла их до конца. Она не обижалась на это, он в этом не сомневался. Она делала то, что могла, - принося бессловесную ласку в утешение невысказанной боли, как сейчас, например. Он замер, наслаждаясь мгновением. - Таньи? Бротсу? Шота? Ннатансу? Он повернулся навстречу ее улыбке, ощущая ее тепло сквозь тонкий хлопок. - Ну и о чем вы там, девушки, болтали? - спросил он ласково. - Конечно, об имени первенца! - Ох, моя любовь, - прошептал Уолли, - как бы я хотел, чтобы мы оказались на их месте! - Чудак! - сказала она таким тоном, какого не допустил бы ни один порядочный рабовладелец. - Какое это имеет значение? Я чувствую себя куда более замужней, чем Тана. И куда более красивой, подумал он. Джия вовсе не была худенькой и легкой, совсем не по меркам фотомодели. Она была высокой, и сильной, и тяжелогрудой, самой желанной из всех женщин в Мире. Он сказал ей об этом. Она мурлыкнула в ответ. - Меня послали на твои поиски, мой Лорд Уолли, - прошептала она. Тебя ждут. - Меня? - удивился он. - Почему? - Для брачной церемонии, конечно. - Что? Прямо сейчас? Сегодня ночью? Но.., что же я должен делать? - Сказать "да", - ответила она. - Да? - Да! - Тихонько смеясь, она повела его к ступеням, и они осторожно спустились во тьме. Ни свадебных одежд, ни фаты, ни цветов флердоранжа? Ннанджи с Таной стояли рядом, Брота заняла место позади Таны, лицом к ним всем стоял Томияно. Очевидно, капитан имел право сочетать браком, как и капитаны Земли. Уолли встал за Ннанджи, который уже успел вернуть свой килт и теперь обернулся, приветствуя своего наставника широкой ухмылкой. Остальные члены экипажа и семьи молча собрались вокруг, улыбающиеся лица смутно виднелись в темноте. Церемония была до невероятного короткой и даже более простой, чем мог предположить Уолли. - Лорд Шонсу, разрешаешь ли ты своему подопечному вступить в брак с этой женщиной? - Да. - Госпожа Брота, разрешаешь ли ты своей подопечной вступить в брак с этим мужчиной? - Да. - Адепт Ннанджи, воин четвертого ранга, берешь ли ты Тану, воина второго ранга, в жены, обещаешь ли одевать и кормить ее, кормить ее детей, воспитывать их в почитании богов, признавать их своими и найти им честное занятие, когда они вырастут? - Да.