Седьмой Меч (№3) - Предназначение

Проклятье! Проклятье! Что подумают воины о Седьмом, пославшем, с опасностью для жизни, Первого, да еще переодев его в раба? Реакция их будет как у Ннанджи: подделка меток на лбу — преступление. Они не могут представить себе переодевающегося воина. Пиратская история, может, и не принесет ему славы, но рассказ Катанджи точно подорвет престиж Шонсу.

Проклятье! Проклятье! Проклятье! Менестрели! Уолли забыл, какое положение они занимали в Мире.

КНИГА ТРЕТЬЯ. КАК ЛУЧШИЙ МЕЧ ПОБЕДИЛ

Глава 1

Как у человека бывают пустые дни, так у Касра были пустые столетия. Нигде это не было так хорошо заметно, как в храме. Будучи уменьшенной версией архитектурного сооружения в Ханне, он смотрел своими семью арками на Реку, посвященную Богине, только арки, как дань холодному климату, были застеклены. Два из семи шпилей обрушились и много листов позолоты осыпалось; также было много разбитых стеклянных витражей, а кое-где не хватало элементов каменной резьбы.

К храму и комплексу его строений примыкала полуразрушенная пристань, затерянная среди одичавших деревьев и кустарников. Ее и имел в виду Хона-кура, так что, когда Уолли вышел на берег, ежась на прохладном вечернем ветру, его встречала делегация жрецов. После обязательных ритуальных размахиваний руками и поклонов его провели по сырому подземному ходу в огромную полуразрушенную трапезную с высокими лепными барельефами и каменным полом. Она была не слишком уютна, зато полностью подходила бы для его целей, будь в ней чуточку побольше света. В ней было несколько окон, но они были расположены слишком высоко и, к тому же, поросли мохом и покрылись плесенью. Звук рапир навряд ли будет слышен отсюда. Кроме того, трапезная должна иметь при себе кухню, а в кухне — плиту. Значит, дистилляцию можно будет проводить непосредственно под его наблюдением. Жрецы ждали его заключения, и он сказал, что да, подходит.

Брота и Пора отправятся на закупку шелка, воска и масел, Лаэ — на поиски какого-нибудь тяжелого голубого материала. Томияно и Олигарро — на охоту за кораблями. Тана, Джия и Катанджи должны остаться на «Сапфире». Держа все это под контролем, Уолли мог приступать к фехтованию. Он отослал жрецов ждать Фиендори, попросив, чтобы его сразу же провели к нему.

Он окинул взглядом огромную комнату, походившую на великолепный гимнастический зал.

— Ну ладно, Мастер Ннанджи, — сказал он, — если мне больше некого тут рубить.., ты будешь первым!

Ннанджи многозначительно улыбнулся:

— Мои секреты — твои секреты, брат?

— Конечно, — ответил Уолли, — не думай, что я не доверяю морякам, Ннанджи, так как любое слово лжи для нас сейчас смертельно. Уверен, что колдуны имеют шпионов в Касре.

Он хотел сесть на выщербленную деревянную скамью, но решил, что ее бы не мешало почистить перед употреблением.

— Я думаю так. Шонсу проиграл, и проиграл плохо. В Аусе проиграл я. Два проигрыша, так? В Ове мы победили. Нам нужна еще одна победа! И я хочу получить молнии!

Не потеряй он сознание в Ове, он бы разглядел смертоносное оружие колдунов. У Ннанджи подобные мысли не возникали, но его уже нельзя было удивить подобными заявлениями.

— Ты хочешь поймать колдуна?

— Надеюсь, — сказал Уолли, — но еще больше мне нужны их молнии. Я убил бы ими быка или кого-нибудь в этом роде перед воинами и показал бы им, против чего они собираются выступать. Может, тогда они захотят меня слушать!

Его юного друга совсем не охватило радостное возбуждение, на которое надеялся Уолли. Он выглядел озабоченным.

— Но когда ты думаешь это сделать? Уйдет не меньше недели, по крайней мере, дойти до Сена и обратно; до Вула дольше. Сколько времени осталось до присяги воинов?

Уолли сказал, что столько, сколько их сможет продержать Тиваникси.

Ннанджи всплеснул ладонями.

— Брат, когда сбор присягнет, будет уже слишком поздно. Мы ничего не сможем с ними сделать.

Возможно и так, но Уолли не видел, чтобы он смог что-нибудь сделать и до этого события. Ничего, если воины не признают Шонсу лидером. Он был в слепом полете.

В этот момент появился Фиендори в сопровождении еще одного Шестого, Форарфи. Это был, как вскоре узнал Уолли, свободный меч, один из первых пришедших в Каср по призыву Богини. Он решил для себя, что Тиваникси — хороший человек, и присягнул ему уже через пару дней.

Любой Шестой почтет за честь предоставить свои услуги Седьмому, поэтому маски немедленно были надеты и работа пошла. Фиендори обладал взрывным характером, но в свои лучшие минуты показывал фехтование, достойное хорошего Седьмого. Форарфи был твердым Шестым высшей пробы и левшой. Уолли наслаждался поединком, возможностью делать что-то, в чем он был силен. Он принимал советы, перенимал новое, выискивал в памяти Шонсу не использованные им еще, полузабытые приемы, показывая их своим экспертам. Фиендори и Форарфи были энтузиастами, так же, как и Ннанджи, OHV могли фехтовать целый день. Ннанджи, естественно, тоже не мог равнодушно стоять в стороне, так что обычно проходило два поединка в высокой, эхом отзывающейся трапезной, два облака пыли поднимались восемью ногами.

Но даже и Шонсу, конечно, не мог фехтовать бесконечно. Решено было не доводить Уолли до изнеможения, чтобы долговязый воин не мог присоединить ехидную ухмылку к вызову. Поэтому перерывы устраивались постоянно. Приходил Хонакура, приводил высшего жреца, Кадиуинси, Седьмого, познакомиться с высоким гостем. Кадиуинси оказался почти таким же худеньким и древним, как Хонакура, но у него сохранилось еще несколько зубов, и нимб серебристых кудрей поднимался над его скальпом. Он был мил и изящен, и не особенно стар, разве что в сравнении с остроумным Хонакурой. Чуть позднее Хонакура привел других жрецов обсудить сапфиры Уолли, после чего отправился с ними за консультацией к храмовому казначею.

Явилась Лаэ с голубой фланелью — самой плотной тканью, похожей на тяжелую шерсть, которую колдуны используют для своих одежд. Еще она принесла огромный коричневый балахон, Уолли примерил его, тот оказался ему узок в плечах, в остальном же годился. И Лаэ забрала его для выкройки.

Еще фехтовали…

Мата с помощью Синборо и Матарро на кухне устанавливала змеевик. Вскоре тяжелый запах алкоголя, смешанный с древесным дымом, начал просачиваться через стены.

Следующим утром фехтовальщики снова сошлись, все четверо с мышечными болями, но никто не признался в них. Позднее, этим же днем, Томияно и Олигарро явились с заявлением, что нашли корабль, соответствующий требованиям Лорда Шонсу. Они подробно описали его. В основном Уолли не мог уследить за их объяснениями, но из того, что он понял, следовало, что этот корабль его вполне удовлетворяет.

— Сколько? — спросил он.

— Ох, он хочет двадцать девять сотен, — сказал Томияно, — но через день-два сбавит.

— У нас нет времени. Покупай!

Томияно ушел.

Фехтовали еще…

Приходила с «Сапфира» Джия показать образцы ее работы по шелку. Уолли был доволен: швы получились на удивление хороши.

Но пропитка ткани вызвала затруднения. Брота с Фалой очень старались, но у них получался задеревеневший шелк, масляный шелк, вареный шелк, но никак не то, что было нужно. Экспериментаторство было не свойственно этому Миру, здесь жили по сутрам, а Лорд Шонсу не мог предложить им новую, так как знал только, чего он хочет, но не представлял, как это сделать. Тогда он вспомнил о Катанджи, который вынужден был сидеть под домашним арестом на корабле из-за слишком приметной гипсовой повязки. Катанджи обладал неординарным мышлением; кроме того, он был слишком молод, чтобы следовать стереотипам. В обед Уолли сходил на «Сапфир» и поделился с юношей своей проблемой. К вечеру тот разрешил ее посредством смеси масла, двух частей воска и дважды проколдованного вина.

Тогда же, во время обеда, Уолли инспектировал свой новый корабль. По сравнению с «Сапфиром» это была просто коробка с мачтой, кисти маляра она не видала с тех пор, когда Каср был еще деревушкой. Но его обводы обеспечивали ему приличную скорость, и управлять им мог небольшой экипаж, по крайней мере, так уверяли моряки. Паруса были новыми и вполне приличными. На палубе находились небольшой грубый навес и крошечная кормовая. Уолли объяснил Холийи, что от него требовалось, и тот, улыбнувшись, отправился за инструментами.

— Как мы назовем его? — спросил он.

— «Тошнотик», — предложил Ннанджи, всунув свой нос.

— «Грифон», — сказал Уолли. И они снова вернулись к фехтованию. Дни шли за днями. «Сапфиру» частенько приходилось передвигаться. От моряков требовались все их умение и осторожность, когда они пристраивали его за другими мачтами так, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что корабль постоянно находится на месте.

Брота и несколько самых старых членов экипажа проводили дни среди торговцев и моряков, занимаясь своими собственными приготовлениями.

Уолли, по убеждению Фиендори, теперь мог гордиться своим умением фехтовать. Но пока он возвращал свои утерянные позиции, Ннанджи занял новые

— и фехтовал уже на уровне Шестого.

Хонакура издал указ, обязующий способствовать Уолли во всем, снабжать его любым, чего он только пожелает, готовить для него обед, приносить ему сплетни и новости. Физически он был очень слаб, как отмечал про себя Уолли, но никто не слышал от него жалоб на нелегкую жизнь, ум его был так же искрометен. И он откровенно наслаждался, используя местных жрецов в своих целях.

Ближе к вечеру третьего дня, когда фехтовальщики уселись отдохнуть на громадные деревянные скамьи, старый жрец пришел к ним и сел рядом.

Спустя некоторое время он взглянул на Фиендори и сказал:

— Как я понимаю, менестрели запели новые песни?

— Правда, святейший, — пробормотал Шестой, бросив тревожный взгляд на Уолли, — я слышал одну прошлой ночью.

— «Десять Бесчестных Воинов»? — спросил Уолли и получил в ответ молчаливый кивок. — Что еще про «кровавоголового» Ннанджи?

— «Как Адепт Ннанджи Дрался с Пиратами», милорд, и «Как Возродился Ги». Еще есть две или три версии «Битвы при Ове».

Звучало так, как будто Ннанджи прибавлял себе популярности, в то время как Уолли терял ее.

— «Ннанджи Прощается с Принцем», — сказал Форарфи, — есть теперь и такая, печальная.

— Рад это слышать, — резко сказал Уолли. — Они так же хороши, как «Бесчестные»?

Фиендори сказал, что нет, не думает.

— А что по поводу Катанджи? — невинно осведомился Хонакура.

Оба Шестых нахмурились.

— Что по поводу Катанджи? — спросил Уолли.

Похоже, по городу разгуливала песенка «Как Катанджи Пришел в Темную Башню», прилипчивые куплеты с хорошим мотивом и комическими словами. Молодежь распевала их, когда старших не было рядом. Горожане подхватили песню и провожали ею отряды марширующих воинов. Уолли потребовал ее исполнить, и Фиендори немузыкально воспроизвел один куплет и припев с некоторой досадой. Он-то не видел ничего смешного в том, что воин переоделся рабом, да и фигуры колдунов не вызывали у него веселых мыслей.

Уолли не стал требовать извинений, так как не знал способа побороть насмешки. Но было ясно, что его популярность как воина высокого ранга упала еще ниже, чем раньше.

Хонакура хихикнул и побрел себе обратно, тихонько мурлыкая мотив. Ннанджи нахмурился и решил переменить тему.

— Брат, — сказал он, — что это значит: «Тигр, выглядящий как мышь, опасен, как тигр; мышь, выглядящая как тигр, — еще больше»?

Уолли повернулся к Шестым. Они отвели взгляд.

— Это ведь привилегия наставника — обучать своего подопечного сутрам, разве не так?

Они молча, с виноватым видом кивнули.

— Тогда умоляю, не вмешивайтесь. Еще фехтовали…

Глава 2

На четвертый день, когда Уолли фехтовал с Фиендори, а Ннанджи — с Форарфи, две фигуры появились в дверном проеме. Против света они казались темными. Уолли увидел их сквозь прорези маски, опознал в одной воина и решил, что Боарийи нашел его. Потом он разглядел, что к ним пожаловали высший жрец и кастелян. Тогда он снял маску, взял со скамьи свой меч и произвел приветствие еще задыхающимся голосом. Он чувствовал себя грубым и неуклюжим рядом с их холодным изяществом.

— Умоляю, продолжай бой, милорд, — сказал Тиваникси, — мне доставило огромное удовольствие наблюдать его.

Уолли отказался и провел их к скамьям. Ннанджи и двое Шестых тактично удалились.

— Из того немногого, что я видел, — заметил кастелян, — могу сказать, что ты с толком проводишь время.

— Пришел судить? — улыбнулся Уолли. Но Тиваникси был не в радостном настроении.

— Не могу. Я никогда не видел Боарийи против Фиендори. Его, во всяком случае, нельзя принимать за стандарт.

— Мое время кончилось? — спросил Уолли.

— Боюсь, что да. Уже два дня, как не прибывают новые воины. Остальные Седьмые считают это знаком, что Богиня хочет начала сбора. Лорд Кадиуинси того же мнения.

Уолли посмотрел по сторонам. Корабль будет готов к вечеру, переделки завершены, запасы погружены. Шитье и пропитка закончены. Теперь нужно было решить, как лучше это все использовать — идти на безрассудный риск или отказаться от всего этого и играть по правилам воинов.

— Сможешь ты их еще немного придержать?

— Как долго? — спросил неохотно кастелян.

— Шесть дней, может быть.

— Невозможно! Город взбунтуется. Вчера состоялось восемь дуэлей, сегодня — уже три. Если так пойдет, присягать будет некому. Я боюсь, что дуэли перерастут во всеобщую баталию. Нет, милорд, нам пора открывать сбор и выбирать предводителя.

Уолли уткнулся локтями в колени и мрачно уставился в пол.

— Пожалуйста, твое мнение, господин. Помогли ли менестрели? Если я смогу победить Боарийи, поверит ли мне сбор?

Тиваникси слегка поколебался, потом неопределенно улыбнулся:

— Кто-то присягнет, кто-то — нет. Конечно, если их будет достаточное количество, остальных ты сможешь привести силой.

Этого не следовало бы делать, оба они понимали. Такой сбор будет выполнять приказы, но не так быстро и хорошо, как это требуется. Любому предводителю нужно большее.

— Ну а ты? Кастелян нахмурился:

— Что я?

— Имея свободный выбор между мной и Боарийи, выбрал бы ты меня?

Ответа не было слишком долго. Потом Уолли поднялся и распустил волосы.

— Нет, — сказал Тиваникси.

Может быть, на него плохо повлиял седьмой меч. Может быть, Боарийи очаровал его так же, как он очаровал Ннанджи. Но Уолли казалось, что эта «Как Катанджи Пришел в Темную Башню» изменила все. Истину он никогда не узнает.

— Благодарю тебя, — сказал он, снова надевая заколку.

— У меня есть просьба, чтобы ты придержал поединок как можно дольше. Я покидаю город.

Лицо Тиваникси внезапно побагровело от гнева. Он вскочил на ноги.

— Тогда не знаю, чем ты тут занимаешься, милорд! Или чем ты тут занимался последние четыре дня. У нас есть один очень хороший Шестой, который вполне может сделать попытку продвижения еще раз хоть завтра. Может быть, он и станет нашим седьмым Седьмым. Может быть, возьмут в расчет тебя, хотя ты и отверг Ее призыв.

Он слегка поклонился.

— Да пребудет с тобой Богиня.., а ты — с Ней.

Подобное завершение вполне могло стать поводом для вызова. Но Уолли не придал ему значения. Посетители ушли. Он остался сидеть на скамье, тупо уставившись в пол, взвешивая в уме свои возможности. Если он попытается захватить лидерство в Касре, Боарийи бросит ему обвинение раньше, чем состоится поединок. Если ему все же удастся принять в нем участие, Боарийи убьет его. Если же он победит, воины откажутся ему присягать.

Альтернативой было безумное путешествие, рискованное для жизни его и товарищей. Но даже если он сумеет все сделать, может оказаться слишком поздно или воины не захотят его слушать. Богиня, конечно, могла бы передвинуть корабль в Сен и обратно быстрее, чем догорит искра, но он не рассчитывал на такую помощь. Великие дела делаются смертными — этого хотят боги, совершенно не желающие тратить свои чудеса.

Богиня! Нет никакого выхода!

Тиваникси, конечно, забрал и своих Шестых. Так что, когда в дверях возникла одинокая фигура — высокий силуэт с мечом за спиной, — он решил, что это Ннанджи.

Потом он разобрал, что это не Ннанджи, и вскочил на ноги.

Но это был и не Боарийи. Это была женщина. Она медленно пошла вперед, и он сумел ее хорошенько разглядеть, когда она пересекала пыльный луч света, падавший из первого окна. Рост ее был чрезвычайно велик, почти как у него — самая высокая из всех женщин, виденных им в Мире. Волосы ее были длинны, и она распустила их. То, что он принял сначала за меч, оказалось футляром лютни на ее спине. Она плыла к нему по плитам, обернутая длинной тканью — ее голубые одежды доходили почти до пола. Менестрель седьмого ранга.

Подойдя к нему, женщина остановилась. Этикет был известен: он был воином, мужчиной, она была гостем. Ей нужно было первой приветствовать его, ему же — только отвечать. Но она просто стояла и смотрела на него.

Уолли уже видел ее в ложе, точнее, ее голову, возвышающуюся над другими, но решил тогда, что это высокий мужчина. Он предположил, что она также молода, несмотря на ее ранг.

Красавицей бы ее не назвали. Рот был слишком большой, нос велик и костляв, зато по спине струился каскад сияющих волос, а ткань поднимали крепкие груди. Тоже не слишком обычные груди, подумал он, но она была так велика в целом, что они подходили ей. Лицо было некрасивым, зато фигура — безупречной. Богиня! Внезапно Уолли осознал, что его посетительница — дьявольски соблазнительная женщина. И она знала об этом.

Тишина по-прежнему не нарушалась.

Тиваникси поминал какого-то менестреля, которого Шонсу должен бы знать. Он не запомнил имени. Привел ли ее кастелян с собой, или она просто увязалась за ним?

— Кто еще с тобой пришел? — спросил он.

Она покачала головой.

С удивлением Уолли обнаружил, что хочет ее поцеловать. Это наводило на мысль, что между ними могли когда-то существовать какие-то отношения. Она могла… Он почувствовал себя не совсем удобно. Ему бы хотелось, чтобы она заговорила.

— Спой мне, если не хочешь говорить, — сказал он.

Женщина скептически приподняла бровь:

— С каких это пор ты стал интересоваться музыкой?

Он знал этот голос. Глубокое контральто. Ннанджи подражал ему, когда пел «Десять Бесчестных Воинов».

— Я интересуюсь многим, но не все делаю, — ответил он.

— И что же ты собираешься делать? — спросила она.

— Что делать?

— Будешь ли ты предводителем?

Отсутствие формального приветствия говорило о том, что женщина эта находилась в интимных отношениях с Шонсу. До какой степени интимных? Мысль о том, что Шонсу мог ограничиться платоническими отношениями, не выдерживала критики — значит, его руки обнимали эти гладкие плечи, эти груди обрушивались на его тело, эти губы…

Хотя, может быть, и нет. Такая женщина способна на великое сопротивление.

— «Десять Бесчестных Воинов», — спросил он, — это твое?

— Да.

— Значит, ты была в Ханне? Она покачала головой:

— Мы ходили наверх, в Кво, а потом вниз. По дороге я встретила менестреля. Он рассказал мне эту историю. Так я узнала, что ты остался в живых, поэтому и вернулась. Так что по поводу сбора?

Кто же это «мы»? — подумал Уолли. А вслух произнес:

— Не думаю, что воины примут меня. Женщина улыбнулась. Потрясенный, он увидел удовлетворение на ее лице.

— Это говорит в пользу их мудрости.

— А что собираешься делать ты? — спросил он, теряясь в догадках.

Она странно посмотрела на него.

— Что и всегда — петь по тебе панихиду.

Это не сильно проясняло дело.

Может, это было провокацией с ее стороны? Или черный юмор? Чему нужно было верить — ее глазам или ее словам?

— Вынужден тебя разочаровать, миледи, — сказал он, — думаю, я уйду из города.

— Уйдешь куда?

— Не могу тебе этого сказать.

Она снова, нахмурившись, покачала головой:

— Ты не сделаешь этого.

Уолли сел на скамью и указал ей на другую. Женщина осталась стоять. На ней не было ничего, кроме обертывающего ее куска тонкой ткани. Он покрылся испариной.

— Говорю тебе, — начал он, — я изменился. Все, что было между нами, кончено. — Он надеялся, что эти слова обидят ее. — Буду тебе очень благодарен, если ты не станешь никому говорить, что видела меня здесь.

— Наоборот, — сказала она, настраивая лютню, — я чувствую, что новая баллада приходит мне в голову — «Шонсу — Жрец» или, может, «На Развалинах Храма»?

Зазвучали струны, и музыка поплыла под каменный потолок.

— «Катанджи Приходит…» — это тоже твое? Женщина зло засмеялась и села, глядя на него.

— Неплохо получилось, правда? Но я думаю, что «Шонсу — Жрец» будет лучше.

— Что мне нужно, — по внезапному наитию сказал он, — так это «Шонсу — Герой». Если ты сделаешь для меня то, что другие менестрели сделали для моего подопечного, я поведу сбор!

Кошачья улыбка удовольствия мелькнула на ее лице.

— Да? Да, я могла бы это сделать. Но чего ради я должна этим заниматься? — спросила она, твердо глядя ему в лицо.

— Ради Богини, миледи, — ответил он. — Я знаю о колдунах больше Лорда Боарийи или кого-нибудь другого. Если мне не удастся стать лидером, сбор обречен.

Женщина спокойно смотрела на него.

— Что ты порекомендуешь? Визит в Аус? «Шонсу — Пресмыкающееся»? «Шонсу

— Червяк»?

Он пристально посмотрел на нее. Война за свидетелей была открыта, пока он отдыхал и видел сны. Теперь ее сверхъестественное появление должно было подавить его.

— «Шонсу — Моряк», миледи, — сказал он, поднявшись на ноги. — Я должен идти, чтобы служить Ей. Но все же прошу тебя не рассказывать никому о нашей встрече.

Он был уже на полдороге к двери, когда лютня снова зазвучала, и ее голос пропел:

— Шонсу… Шонсу…

Он остановился. Призрачное эхо прокатилось по голой комнате.

Куда ты забрал наших ребят?

Куда ты забрал наши радости?

Шонсу… Шонсу…

Рукояти их мечей сверкали на солнце.

Подняв головы, уходили они, ничего не видя вокруг — Ни любимых, ни родных, ни отцов, ни сыновей…

Он медленно пошел обратно. Женщина остановилась и начала сначала, на этот раз мелодия была чуть другой, пафос и сердечная боль слышались сильнее, к тому же она добавила еще две новые строчки. Звучал плач по сорока девяти погибшим, сымпровизированный ею.

Это окончательно должно было подорвать позиции Шонсу.

Она перестала петь и посмотрела ему в глаза.

— Скажи мне, если собираешься закончить это, госпожа, — сказал он, — тогда мое дело будет провалено окончательно.

Женщина поднялась и снова забросила лютню за спину.

— Я пойду с тобой!

— Нельзя! Это будет очень опасно. Она пожала плечами:

— Но я пойду.

Менестрели были распространителями новостей в Мире. Она хотела сама видеть новые подвиги Шонсу. Он заколебался, разум Уолли Смита боролся с гормонами Шонсу.

— Я могу и проиграть. Она улыбнулась:

— Надеюсь! Мне доставит удовольствие увидеть твою смерть.

Действительно ?

— Я могу, конечно, и разочаровать тебя — победить. Тебе лучше оставаться дома с детьми. Никакой реакции на эти слова. Слава Богам! Она поморщилась и, похоже, решила поторговаться.

— Если ты победишь, я сочиню для тебя балладу «Шонсу — Герой». Это поставит тебя во главе сбора.

Он подумал, что она сумасшедшая, а может, это он — сумасшедший.

Ну конечно же, Хонакура!

Старик вмешался.., но, несомненно, здесь снова чувствуется рука Богини. Ннанджи, Катанджи, сам Хонакура — все они были незаурядными людьми, посланными богами помогать ему в его миссии. Этот необычный менестрель, верно, был следующим. Она — гений. Хонакура увидел это и привлек ее. Как всегда, старый плут, без предупреждения!

— Будет очень опасно, — снова сказал он. Женщина пожала плечами:

— Я уже встречалась с колдунами раньше. Они ценят музыку больше воинов.

Шпионка? Это другой вариант!

Она повернулась к дверям. Он долго смотрел ей вслед, размышляя о маленьком кораблике и недельном плавании. Тут она подошла к освещенной арке, солнечный свет проник сквозь тонкую одежду, и перед ним оказалась обнаженная женщина с лютней, окруженная голубым огнем. Теперь он сразу все понял. Любовница Шонсу! Она должна быть с ним!

Он кинулся следом.

Ннанджи с Таной сидели на обломке стены, рука в руке, не видя никого вокруг, кроме друг друга. Они вскочили, когда высокая женщина подошла к ним. Совершенно очевидно, что Ннанджи никогда не встречался с ней раньше и даже не знал, кто она такая, так удивленно он уставился на нее. Потом обнажил меч в приветствии.

Уолли как раз подоспел, чтобы услышать ответ:

— Я — Доа, менестрель седьмого ранга… Это хорошо, что он узнал ее имя, цинично подумал он, на случай, если придется разговаривать с ней в темноте.

x x x

В свете солнца шлюпка «Сапфира» закачалась на волнах. Ннанджи с Таной хранили молчание. Они были удивлены и растеряны появлением нового члена в их команде. Доа сидела на корме, опершись о борт, длинные каштановые пряди ее волос развевались, как флаг. Уолли не мог отвести от нее глаз. Руки его дрожали.

Он никогда не обещал Джие не смотреть на других женщин. Он попытался как-то заговорить с ней об этом, но она сама остановила его. Познакомившись с брачным контрактом людей, Уолли понял — почему. Его всегда возмущало, что Ннанджи изменял Тане. Теперь же он сам вел себя как ловелас, за которым не присматривают. Он оправдывался тем, что перед ним была все-таки любовница Шонсу и такая реакция — всего лишь неуправляемый рефлекс.

Но его внутренний голос говорил ему, что этому верить нельзя.

Уолли велел внутреннему голосу заткнуться.

Конечно, она могла еще оказаться шпионкой колдунов. Необходимо было по этому поводу переговорить с Хонакурой, как только удастся изолировать ее на «Сапфире». Тут он увидел, что они идут не к «Сапфиру»: «Грифон» завершил свой головоломный переход и покачивался теперь на якоре рядом с храмом. Они уже почти подошли к нему.

Тана направила к «Грифону» шлюпку, и ей замахали руками, предлагая идти быстрее. Большинство мужчин с «Сапфира» помогали переводить корабль.

Палуба «Грифона» была намного выше шлюпки. Уолли подумал, что Доа нелегко будет подняться на нее в своей непрактичной одежде. Он предложил ей руку, но она не обратила на него никакого внимания, сильно оттолкнулась и, мелькнув длинными ослепительными ногами, прыгнула прямо на палубу, где и остановилась, насмешливо поглядывая на него.

Она повернулась и приветствовала Томияно, который уставился на нее, словно удивленный мальчик. Потом он пришел в себя и представил ей остальных.

Уолли вскарабкался на борт.

— Ну как? — спросил он, когда капитан отошел настолько, что смог заняться делами.

— Ты имеешь в виду корабль?

— Конечно, корабль!

— Не так уж и плох, — заявил Томияно. Конечно, на свете было единственное судно, которое он мог назвать хорошим. — Шустренький! Мы могли бы сделать его еще быстрее, если бы у нас была в запасе пара дней.

— Не можем. — Уолли взглянул на солнце; оставалось еще часа два-три света. — Реально уйти на закате?

Томияно пожал плечами:

— Хоть сейчас.

Уолли посмотрел на Ннанджи и встретил возбужденную улыбку. А почему бы и нет? Скорость — оружие первого выбора в военном ремесле.

— Так мы и поступим!

— Кто? — спросил капитан. Очень хороший вопрос!

— Ты и я, и Ннанджи, и Тана… — он кивнул, проследив его взгляд, — и Леди Доа. Нам нужен еще один моряк.

Он повернулся к группе молодежи. Нет, он не возьмет в бой детей. Очевидным выбором был тощий проворный Холийи, который с сардонической улыбкой взирал на него, прислонившись к мачте. Это был рубака, в чем уже не раз приходилось убеждаться.

— Холийи? Пойдешь?

Холийи кивнул. К чему тратить лишнюю пару слов, когда и так все ясно.

— Теперь хватит, — сказал Уолли.

— Только шесть? — нахмурился Ннанджи. Уолли поглядел по сторонам. По правилам Мира полагалось идти в поход семерым. Кого же еще? Джию? Но ее рядом не было. В прошлый раз он посчитал за седьмого Виксини, теперь он стал бы уже восьмым. Разлучать же Джию с Виксини было так же плохо, как.., брать Джию вместе с Доа. Не Джию.

Тут он заметил огонек надежды, загоревшийся в плутовских черных глазах. Со сломанной рукой от него было немного пользы. Но кое в чем он мог пригодиться. Он сходил на берег в Сене, ближайшем колдовском городе, куда они теперь направлялись. Аура удачи витала над ним.., и Уолли предпочел бы иметь Катанджи под своим присмотром, чем потом сломя голову нестись в Каср, не зная, что его там встретит.

Ннанджи усмехнулся и сказал:

— Я тоже так считаю, брат!

Ну, значит, Катанджи. Остальные вернутся на «Сапфир» в шлюпке, а экспедиция «Грифона» выступит немедленно. Если Доа — шпионка, у нее не будет возможности послать сообщение.

А ему не надо будет смотреть в глаза Джии.

Ннанджи принялся перечислять то, что находилось на борту: шелковые мешки, колдовское вино, пища… Все было понятно и знакомо.

Уолли подошел к Доа, которая стояла у планшира, разглядывая храм. Повернувшись, она одарила его таким страстным взглядом, что ему оставалось только держать свои руки подальше.

— Что тебе наговорил старик? — спросил он.

— Какой старик?

— Лорд Хонакура.

— Кто?

Глава 3

Мир был очень простым местом. Пожитков у Людей было мало, оформления документов не требовалось. Совсем немного понадобилось времени, чтобы приготовиться к отплытию. Уолли сам вытащил якорь, пока остальные члены команды поднимали паруса. Им помахали руками со шлюпки, «Грифон» расправил плечи под ветром и понесся вперед.

Он был более чем шустрым. Он обладал живостью, не вязавшейся с его возрастом. Палуба его находилась куда ближе к воде, чем у «Сапфира», и на поворотах ее заливало водой, что сначала несколько встревожило Уолли, но потом он успокоился и решил для себя, что, несмотря на всю сумасбродность похода, он может насладиться двумя-тремя днями круиза.