— Катанджи — колдун. Ты начал вытаскивать меч и разворачиваться еще до того , как услышал музыку. Верно, ученица Куили?
Она прикусила губу.
— Думаю, да, милорд.
Свидетели в любом мире никогда не были столь надежны, какими они были в детективах или в протоколах судебных процессов. Возможно, ее подвела память
— это могло быть делом лишь одной-двух секунд. Однако последовательность событий казалась не соответствующей действительности, и положение тела имело большое значение.
Уолли подумал, что его миссия требовала от него сыграть роль героя в варварском эпосе, а не детектива неизвестно в чем.
«Как убивают человека с помощью музыки, Холмс?
Элегантно, мой дорогой Ватсон».
Элегантно или нет, но это была засада, и леди Тонди позвала Кандору на собрание.
Все, за исключением окаменевшего Катанджи, собрались у огня. От сырой одежды шел пар, но до сих пор не было никаких признаков леди Тонди.
— Брат Ннанджи? Ты мог бы бросить этот стул в то окно?
Ннанджи моргнул и ответил, что, по его мнению, он мог бы это сделать.
— Тогда будь любезен, доставь мне такое удовольствие.
Трах ! Виксини с криком проснулся.
Уолли подхватил мраморную статую танцовщицы в натуральную величину и обрушил ее на крышку стола, выложенную изысканной мозаикой из черного дерева, слоновой кости и перламутра.
Трах !
— Твоя очередь, брат. Выбери другое окно. Или попробуй слегка поработать мечом над веревками, которые держат канделябр… нет! Подожди — нашего полку прибыло.
Когда-то она, возможно, была красива, и если так, то, вероятно, представляла собой эффектное зрелище. Теперь же ее тело похудело, и она, горбясь, опиралась на трость. Она медленно и впечатляюще передвигалась по громадной комнате, и свет мерцал в ее драгоценностях. Ее темно-синее шелковое платье было украшено серебряной тесьмой, а массивные жемчужины скрывали ее шею и запястья. Драгоценности сверкали и в ее высоко уложенных белых волосах; на пальцах, в ушах и на груди были настоящие сокровища. Позади нее шли две державшихся в тени спутницы, Четвертая средних лет и привлекательная молодая Вторая, но никто не смотрел на них, даже Ннанджи.
Ее волосы были белыми всегда. Она была альбиносом, и когда она наконец подошла к Уолли и уставилась на него, и каждая морщина на ее пергаментном лице, казалось, стала еще глубже от ярости, он понял, насколько уже успел привыкнуть к гладким смуглым лицам Народа. Эта сверхъестественная бледность произвела шокирующее впечатление даже на него, не говоря уже о других.
— Вандал!
— Убийца!
Он был моложе ее, и он был гостем, но он был мужчиной и воином. Не оборачиваясь, она передала трость стоявшей позади нее Четвертой, а затем приветствовала его как равного:
— Я Тонди, танцовщица седьмого ранга, и я благодарна Всевышней…
Уолли вытащил меч и произнес столь же лицемерный ответ. Затем он спросил ее, не позволит ли она представить ей адепта Ннанджи, брата по клятве и подопечного, и ученицу Куили. Тонди коротко поздоровалась с ними, но не представила своих спутниц, так же как и не соизволила заметить остальных спутников Уолли.
Ее глаза были молочно-розовыми, от старости подернутыми пленкой. В напоминавшем маску смерти лице, которое сейчас смотрело на Куили, не было иного цвета — даже губы были того же оттенка слоновой кости, что и щеки.
— Адепт Мотиподи разговаривал с тобой, девочка?
— Нет, миледи.
— Нет? Что ж, он был занят. Но мой сын передумал. Он согласился принять твое предложение относительно новых сараев для рабов. Мотиподи нужна твоя помощь, чтобы их измерить и обеспечить хорошие санитарные условия.
Уолли с интересом наблюдал за реакцией Куили. Тонди один раз уже ее купила, сумеет ли она сделать это еще раз? Жрица вздрогнула и тихо сказала:
— Это хорошая новость, миледи.
Тонди не глядя протянула руку, и в нее вложили трость. Она направилась к креслу.
— Когда начнется строительство, миледи? — тихо спросила Куили. — Как только завершатся работы в Ове?
Ответа не последовало.
— А что это за работы? — спросил Уолли.
— Башня колдунов, милорд.
Гаратонди был строителем-Шестым. Вот он, мотив! Для Куили это хорошо!
Леди Тонди с трудом устроилась в кресле и положила обе руки на трость. Взгляд ее нечеловеческих розово-жемчужных глаз был прикован к Уолли. Две другие женщины, съежившись, стояли позади ее кресла, словно ища защиты от воинов.
— Ты весьма странным образом добиваешься гостеприимства, лорд Шонсу.
— Все, чего я добиваюсь — справедливости.
Ее лицо было просто необычайным. На мгновение ее презрительный взгляд упал на Ннанджи.
— Значит, меня обвиняют? Когда женщина предстает перед судом, принято, чтобы рядом присутствовал ее ближайший родственник по мужской линии… мой сын сейчас в Ове. Но, так или иначе, выслушаем обвинение.
Двое крепких молодых парней без труда могли бы запугать одну старуху — особенно если учесть, что парни были вооружены, а рядом с ней не было ни одного мужчины — но эта старая карга, похоже, даже не испугалась. Она даже гордо выставляла напоказ перед незваными гостями свои многочисленные драгоценности. У Уолли по спине побежали мурашки, когда он внезапно вспомнил о рассказах Ннанджи про невидимок. Может быть, колдуны уже здесь? И не были ли драгоценности крупным блефом?
— По техническим причинам мой брат и я не можем выдвинуть формального обвинения.
— Значит, вы убьете меня прямо сейчас? Мне опуститься на колени?
— Ты позвала сюда воина Кандору — на смерть.
— Вздор.
Времени было мало, а доказательства были очевидны. Уолли не мог позволить вовлечь себя в бессмысленный спор, но его поразило ее хладнокровие.
— Тогда, может быть, ты расскажешь, как все было на самом деле?
Розовый червячок языка пробежал по тонким губам.
— Все просто. Пришел Ратазаксо-Шестой, с каким-то…
— Колдун?
— Конечно. Утонченная натура, покровитель искусств. — Она бросила взгляд на учиненный Уолли разгром.
— И его человек убил твоего стража.
Леди Тонди с отвращением наморщила нос.
— Его честь требовал гарантий, что ни один мятежник или беглый воин не получит убежища на нашей земле. Конечно, мой сын и я согласились, и мы хотели дать соответствующие указания нашему слуге. Ему было бы позволено продолжать выполнять здесь свои обязанности, при условии, что он не будет носить меча за пределами наших границ. Мы послали за ним. Как только он вошел, он выхватил меч и напал на одного из наших гостей. Естественно, тот защищался. Это был лишь несчастный случай.
— Это было убийство. Он не вытаскивал меч; оружие оставалось в ножнах.
— Он был старой развалиной.
— Ученица, где у него был ревматизм, в ногах или руках?
— В бедрах, милорд.
— Он ни на кого не нападал. Плох тот воин, который не может вытащить меча быстрее, чем он может повернуться, особенно с больными суставами. На него напали сзади. Колдун прятался прямо за дверью.
— Там, где сейчас стоит ваш мальчишка.
Именно! Она была грозным противником, и Уолли более не чувствовал вины в том, что запугивает старую женщину.
— И ты отослала своих работников расчищать территорию под таким дождем? Так ли поступает невинная женщина?
— Ты мясник, а не крестьянин, лорд Шонсу. Попробуй как-нибудь повыдергивать кусты в сухую погоду.
Уолли мог бы наслаждаться подобным мысленным поединком, если бы ему не угрожала опасность.
— Я не верю тебе, миледи. Мне кажется, ты тянешь время, пока не явятся твои друзья-колдуны.
Глаза женщины-альбиноса сузились посреди обволакивающих их морщин.
— Мне незачем тянуть время, лорд Шонсу. Если хочешь меня убить — что ж, давай, попробуй.
— Я не стану марать свой меч, — сказал Уолли, и Ннанджи сердито зарычал у него за спиной.
В этот момент Уолли словно громом поразила догадка. Он обернулся и улыбнулся дрожащему от ярости брату.
— Третья улика!
— Что? — тупо спросил Ннанджи.
Но Уолли уже снова повернулся к Тонди. Теперь он знал, что ему нужно от этой злобной старухи. Не удастся ли как-нибудь склонить ее к сотрудничеству?
— Я не могу совершить надлежащее правосудие, и потому оставляю тебя и твоего сына на суд богов, леди Тонди. Но воин был убит в этом доме. Я намерен сжечь его до основания.
Этому можно было поверить.
Это пугало.
Она заворчала на него, открыв розовый рот на побледневшем лице, демонстрируя желтые остатки зубов. Драгоценности на ее пальцах блеснули, когда она сильнее стиснула трость. Значит, она была вполне уязвима. Никаких невидимых демонов, парящих над головой, не было.
— Дым заставит твоих слуг вернуться. Я дам им возможность…
— Устроить засаду! — возбужденно воскликнул Ннанджи. Теоретически это было возможно. Хотя гильдия была закрытым сословием, сутры позволяли воину при крайней необходимости вооружать гражданских лиц. В отдельно стоящем доме, как этот, наверняка где-то имелся запас мечей. Но практически это бы не помогло — не в данном случае — и Тонди сразу же это поняла.
— Мои люди вряд ли будут от этого в восторге.
Здравомыслящие люди предпочитают находиться на стороне победителя. Колдуны, видимо, убивали воинов с той же легкостью, как выплевывали виноградные косточки.
— Ты будешь заложницей в обмен на их сотрудничество, миледи. — Уолли показал на Катанджи, все еще охранявшего двери. — Этот мальчик будет держать меч у твоего горла.
— Безумие!
Уолли пожал плечами и направился к камину, отодвинув в сторону Джию, широко раскрытыми глазами следившую за его действиями. Он поднял пылающее полено с шипами и пошел к ближайшим занавескам.
— Когда рассудок бессилен, вполне достаточно безумия. Я лишь надеюсь…
— Он обернулся и посмотрел на старуху, — что отсюда некуда бежать, не так ли?
В воздухе что-то мелькнуло.
— Есть куда, — произнес незнакомый голос. — И лучше сделать это побыстрее, милорд. Колдуны скоро будут здесь.
6
Уолли бросил полено обратно в камин и повернулся навстречу юноше, который быстро шагал к ним, вытирая волосы грязным полотенцем. Его ноги были все еще мокрыми и очень грязными ниже коротких кожаных штанов, похожих на те, что Уолли видел на погонщиках мулов. Он был босиком, значит, он снял сапоги, прежде чем войти. Грязные пятна виднелись на его лице, груди и руках.
Леди Тонди окаменела от ярости, на ее скулах проступили розовые пятна, напоминающие ссадины.
Пришелец остановился перед Уолли, бросив полотенце. Он чего-то ждал, но тщетно.
— Представь меня, бабушка!
— Я не признаю тебя, идиот!
Парень бросил на нее гневный взгляд, казавшийся из-за его молодости скорее раздраженным, нежели угрожающим. Он был невысоким и хрупким, с вьющимися волосами и узким лицом. Вероятно, он был не старше Ннанджи, но намного ниже и даже костлявее его… и он был необычайно молод для своего ранга. Будучи атлетами, воины получали повышение намного раньше, чем представители других гильдий, но на лбу этого парня уже были три дугообразных метки. Он поднял руку в приветственном жесте.
— Я Гарадуи, строитель третьего ранга…
— Я Шонсу… — В голове у Уолли пронесся ряд мрачных предположений. Колдун, материализовавшийся как раз вовремя, чтобы спасти дом от вандализма? Заранее спланированный заговор? От появления незнакомца отдавало чудом, а Уолли предупреждали, чтобы он не ждал чудес. Однако он уже заметил огонек, промелькнувший в глазах Тонди — выход все же был , и она, вероятно, показала бы его ему сама, если бы он согласился пощадить ее дом.
Когда он убирал меч в ножны, старая ведьма прорычала:
— Вот твой заложник, Шонсу!
Капитуляция принята.
— Сколько у нее внуков, строитель?
— Только я, милорд. Может быть, завтра не будет ни одного — мой отец отречется от меня, или похоронит где-нибудь под фундаментом. — Он улыбнулся
— несколько печально, но вместе с тем гордо.
— Тогда я должен спросить, что тобой движет.
На лицо парня упала тень.
— У меня был хороший друг по имени Фарафини, милорд. Мой лучший друг…
— И?
— Он был воином. Демоны разорвали его на куски. — Он повернулся, глядя на свою бабку с вызывающим презрением. — Кроме того, мне стыдно за то, что сделали в этом доме с Кандору-Третьим. Меня здесь не было, но я слышал об этом. — Он снова посмотрел на Уолли. — Я бы мог это исправить, если Она позволит. Вы — Ее слуги.
— Идиот, мальчишка! — Тонди стукнула тростью об пол. — Ты суешься в дела, которые тебя не касаются. Замолчи!
— Что ты предлагаешь, строитель? — спросил Уолли.
— Сюда идут колдуны. Она… — он показал на кипящую от гнева бабку, — она сообщила о вас в их башню. Как только посланник ушел, я сразу же побежал в конюшню, но колдуны были уже в пути. Как мне сказали, их около дюжины.
Уолли постарался по возможности оставаться бесстрастным, но дюжина колдунов — похоже, этого было более чем достаточно. Однако, если они столь могущественны, зачем так много? Они что, не были уверены в себе? Потом он вспомнил, что первые сообщения о появлении воинов вряд ли включали в себя их количество. Колдуны готовы были послать дюжину против неизвестного по численности противника — полностью уверенные в себе. Сейчас они, вероятно, получили второе сообщение, в котором говорилось, что им следует беспокоиться лишь о Ннанджи и о нем самом. Может быть, некоторые вернутся обратно?
— Как же ты их опередил?
— На лодке, милорд.
— На Реке есть излучина, — сказала Куили. — Там можно сократить путь. — Несколько неожиданно было услышать новый голос, но приятно было знать, что она ручается за этого оказавшегося столь полезным пришельца.
Гарадуи кивнул.
— Однако лодка не может взять двенадцать всадников и трех вьючных лошадей.
Какой багаж нужен был колдунам?
— Они не могли отстать от меня больше чем на час, милорд, хотя я загнал хорошего коня. — Он был слишком молод для того, чтобы хвастаться.
— На этой лодке не было других всадников? — спросил Уолли. Нужно было послать вперед разведчика.
Парень покачал головой и наклонился, чтобы поднять полотенце.
— Она причалила как раз тогда, когда появился я, после того как они прошли мимо. Очень удачно! Я заплатил за то, чтобы отправиться немедленно. — Он снова вызывающе посмотрел на свою бабку.
— А путь отсюда?
Гарадуи перевел взгляд на окна и струящийся за ними дождь.
— Надеюсь, боги еще не закрыли его, милорд. Есть тропа через горы. Два дня пути до Ауса.
— Аус?
— Город… думаю, не такой большой, как Ов. Я никогда там не был. Я только знаю этот конец дороги. Однако торговцы ею пользуются.
Уолли знал, что путешествие по суше — большая редкость в Мире. Торговый путь был почти чудом, а чудеса не следовало воспринимать как должное. Боги хотели, чтобы смертные вершили великие дела, не получая легких ответов. Определенный смысл в подобном чуде был, но оно казалось подозрительно уместным.
Низкое горловое рычание прервало лихорадочный бег мыслей Уолли. Оно исходило от рыжеволосого воина. Губы его побелели.
— Бегство? — воскликнул Ннанджи.
— Конечно.
— Милорд брат! — На его лице отражались ужас и ярость. Честь не допускала бегства, и честь могла даже подвигнуть Ннанджи на спор с его героем, наставником и братом по клятве. — Только сегодня утром ты просил меня сказать, когда, по моему мнению, ты совершаешь ошибку…
— Это третья улика, Ннанджи. У меня нет времени объяснять, но в данном случае уклониться от схватки не есть позор. Поверь мне!
Ннанджи замолчал, побледнев более обычного и все еще сомневаясь. Вероятно, он все еще считал, что идея о вооруженном отряде может сработать. Вероятно, его не слишком беспокоила даже возможность неудачи — смерть была предпочтительнее бесчестия. Ннанджи определенно не был актером, и Уолли начал подозревать, что ему вообще незнакомо чувство страха. Его бесстрашие не было истинной отвагой, победой над страхом; казалось, у него попросту отсутствуют соответствующие эмоции.
Уолли разглядывал Гарадуи. Парень попытался смотреть ему прямо в глаза, но не смог.
— Ты понимаешь, что если ты выдашь меня колдунам, я убью тебя?
Он кивнул.
— Я не предам тебя, милорд — но у нас очень мало времени. Нам нужно уходить!
Все это могло быть лишь трюком, чтобы заставить Уолли не трогать дом. Тонди была способна на любой обман, но ему было трудно поверить, что на подобное способен этот мальчик.
— Ты очень молод для Третьего, строитель.
Гарадуи покраснел под грязными пятнами.
— Деньги, милорд! Я лакей у собственного отца, вот и все.
Тонди стукнула тростью об пол.
— И этого не будет, когда он услышит о подобном безумии!
Внук повернулся к ней.
— Мне на это плевать! — закричал он, внезапно придя в ярость. — Ты знаешь, что я никогда не хотел быть строителем!
— Кем ты хотел быть? — спросил Уолли.
Гарадуи покраснел еще больше.
— Жрецом, милорд. И это единственная возможность для меня служить Ей, помогая Ее воинам сражаться с убийцами. И меня не волнует, если они от меня отрекутся!
Бедный маленький богатый мальчик, восставший против собственной гильдии… если это была игра, то она была великолепна. Уолли посмотрел на своих спутников.
— У нас нет времени на споры, но я хочу услышать ваше мнение. Можем мы ему доверять, да или нет? Старик?
Хонакура давно уже устроился в громадном мягком кресле, почти полностью утонув в нем.
— На этой тропе есть броды, строитель? Или мосты?
— И то, и другое. — Парень изумленно уставился на Безымянного. Вероятно, он не замечал его раньше.
— Тогда, конечно, мы можем ему доверять, — сказал Хонакура. — Дождь, кажется, усиливается, не так ли?
Суеверие!
— Ннанджи?
— Нет! Мы…
— Куили?
Жрица какое-то мгновение разглядывала Гарадуи, затем опустила глаза.
— Думаю, да, милорд.
— Но ты никогда не слышала об этой тропе?
— Нет, милорд.
— Дорога на старые рудники? — сказал Гарадуи.
— О! Да, я слышала о ней, милорд. Я не знала, что она куда-то ведет, кроме как в горы.
— В страну колдунов? — уже не столь хмуро спросил Ннанджи.
Уолли обернулся к камину.
— Джия! Могу я ему доверять?
Джия привела в ужас сама мысль о том, что у рабыни могут интересоваться ее мнением относительно свободного. Потом она поняла, что Уолли будет настаивать на ответе. Она немного подумала и кивнула, но при этом она смотрела на Куили, а не на Гарадуи. Интересно, почему, подумал Уолли…
— Очень хорошо, строитель. Мы будем тебе доверять. Но мое предупреждение остается в силе.
— Благодарю тебя, милорд. Сколько лошадей?
— Шесть, и фургон.
— Фургон? — переспросил парень, а Хонакура бросил: — Восемь!
— Ты не идешь, — сказал Уолли. — Нас должно быть семеро, помнишь?
— Не говори чушь! — Брызжа слюной, Хонакура начал выбираться из кресла.
— Я — часть миссии. Число семь может быть увеличено за счет временных проводников — или иначе не будем считать детей и Безымянных. Я иду с вами! И ученица Куили тоже.
— Лорд Шонсу! — сказал Гарадуи. — Я бы не хотел спорить с тобой, милорд, но лошади сами по себе намного быстрее, нежели фургон. Тропа может оказаться непроходимой даже для них. А фургон…
— Если торговцы пользуются этой тропой, то по ней должны проходить и фургоны. Нам нужны припасы — пища, одежда, топоры, веревки, цепи — а загрузить фургон намного быстрее, чем навьючивать лошадей. Так или иначе, преследовать нас не будут. Леди Тонди скажет колдунам, что мы уплыли на лодке. Ведь так, миледи?
Она снова обнажила желтые клыки.
— Не понимаю, почему я должна спасать такого дурака. Он был прав — отец от него отречется.
— Но ты отвлечешь колдунов?
Опустив голову на лежащие на набалдашнике трости украшенные драгоценностями руки, Тонди прошептала:
— Если ты пощадишь мой дом.
Слова ее прозвучали трогательно. Вероятно, это было самое драматическое выступление за всю ее танцевальную карьеру, даже если ее ранг был приобретен за взятку, как и у ее внука.
— Я тоже с тобой, милорд, — послышался тихий, но решительный голос Куили.
— В этом нет необходимости. Ты уже и так очень нам помогла.
Она упрямо покачала головой.
— Мое место не здесь.
Колдуны стали бы ее допрашивать. Если бы она отказалась отвечать, они бы поняли, что им сказали неправду — Хонакура это уже понял. А если бы фургон не смог пройти, она могла бы привести его обратно вместе с Телкой и стариком, в то время как остальные продолжили бы путь верхом.
— Очень хорошо. Попытаемся ввосьмером. Найдется здесь столько лошадей?
— Да, милорд.
— Тогда мы должны идти. — Он посмотрел на побежденную леди Тонди. — А ты сейчас пошлешь гонца, чтобы он встретил колдунов и сказал, что мы отбыли тем же путем, которым пришли. — Вряд ли это остановило бы их перед тем, чтобы явиться в поместье, но они могли бы двигаться уже не столь быстро, чтобы поберечь лошадей. — Ты отвлечешь преследователей, или, клянусь, я убью твоего внука. — Уолли никогда не смог бы убить заложника, но формальная клятва требовала от него вытащить меч и произнести ритуальную формулу, так что он почти совершил клятвопреступление.
Она угрюмо кивнула.
— Я сделаю все, что в моих силах.
Лишь на мгновение… Проклятье!
Слишком сосредоточившись на старухе, Уолли не обращал внимания на двух ее спутниц, все еще стоявших позади нее. Они не слишком хорошо умели скрывать свои чувства, и он заметил промелькнувший след… чего-то… на лице симпатичной Второй. Сейчас он исчез, оставив его с неприятным ощущением, что он что-то недосмотрел;
7
Конюшня была длинным и мрачным, напоминающим туннель строением, в котором стоял едкий, кисловатый запах лошадей. Первый раз с тех пор как Уолли сошел на берег, он оказался посреди толпы, состоявшей из сорока или пятидесяти рабов разного возраста. Чем бы не занимались сейчас свободные слуги, где бы они ни скрывались, они явно не выкорчевывали кусты — если даже рабы праздно сидели в теплом укрытии конюшни, наслаждаясь бездельем. Они нетерпеливо столпились вокруг Куили и Гарадуи, не обращая никакого внимания на воинов.
С точки зрения скорости и подвижности вместо фургона вполне бы подошла двухколесная повозка Куили, и все, что было необходимо — загрузить ее и взять дополнительных лошадей. Познания Уолли в лошадях ограничивались несколькими уроками верховой езды в детстве, и либо Шонсу полностью избегал лошадей, либо его знания ему не передались. Уолли также никогда не приходилось организовывать походов с полной выкладкой, хотя его работа с детьми-сиротами на некоей другой планете позволила ему приобрести определенные познания в области туризма.
Но юный Гарадуи, похоже, знал все, что нужно, и охотно демонстрировал свои познания. Он начал выкрикивать распоряжения, как только повозка с грохотом вкатилась в большие ворота и резко затормозила на вымощенном булыжником полу. Уолли отошел в тень и позволил им заниматься делом самим, настояв лишь на том, чтобы в состав поклажи были включены запасные оси, цепи и веревки. Он знал, что имел в виду Хонакура; суеверия старика, казалось, все в большей и большей степени оказывались действенными предсказаниями божественных поступков.
— Я охотник, милорд, — гордо объяснил Гарадуи во время небольшой паузы.
— Так я узнал и о тропе — мужчины обычно брали меня с собой осенью, когда ходили на охоту.
Очевидно, это были свободные мужчины, хотя юный Гарадуи наверняка дружил и с рабами. Рабы, в особенности молодые, приветствовали его как долго отсутствовавшего приятеля, а он отвечал им в той же манере — расспрашивая о здоровье одного, отпуская шуточки по поводу любовных приключений другого, обещая разобраться с жалобами. Они в свою очередь, буквально рвались помочь. Они бегом приносили ему все, о чем он просил, и работали с быстротой и отдачей, несвойственной рабскому труду. Бедный маленький богатый мальчик вырос в глазах Уолли на несколько пунктов.
Ннанджи тоже был захвачен всеобщей суетой, однако все еще не был убежден в том, что бегство в данном случае позволительно.
— Объясни мне ту, третью догадку, милорд брат?
— Я тебе говорил — я пытался нанять с полдюжины воинов. У большинства Седьмых было бы при себе по крайней мере столько, верно?
— Больше!
— Следовательно, они должны были остаться со мной и сражаться. Я оказался в тупике, Ннанджи. У меня нет армии, хотя мой меч нуждается в охране. Это означает, что от меня не требуется, чтобы я сражался. Мы оказались здесь, чтобы что-то узнать, вот и все.
— Но… — Ннанджи наморщил свой вздернутый нос. — Но когда же мы будем сражаться?
— После того, как попадем в Аус. Там мы наберем себе армию. Потом вернемся! — Может быть.
— А!
— И мы пойдем через горы, так что, возможно, еще встретимся с кем-нибудь из колдунов.
Лучше так, чем ничего. Вновь обретя уверенность в себе, Ннанджи ухмыльнулся и машинально проверил, что его меч свободно выходит из ножен.
Накануне искатели приключений сбежали из храма на мулах — но сейчас мулы не годились.
— Как у тебя с верховой ездой?
Улыбка улетучилась. Ннанджи признался, что садился на лошадь лишь дважды. Когда он был еще Первым, его брали с собой на проверку караула на пристани.
Когда ему подвели лошадь, и он вскарабкался на нее, стало очевидно, что у него нет никакого опыта. Его длинные ноги болтались, словно веревки, а лошадь презрительно прижимала уши. Рабы отвернулись, пряча ухмылки.
Катанджи, демонстрируя свою постоянную способность удивлять, взобрался в седло со значительно большей уверенностью и ловкостью. Лошадь была резвой, но он успокоил ее и подчинил себе. Затем он с наигранной скромностью улыбнулся Уолли и объяснил, что пару раз помогал погонщикам мулов.
Уолли пожалел, что не может так же. Мохнатые, широконосые кони обладали длинным, но невысоким крупом. Ему дали самого крупного, старую и спокойную тягловую кобылу, но он знал, что выглядит столь же абсурдно, как и Ннанджи. Седло оказалось ему мало, стремена же в Мире еще не изобрели, и его ноги почти касались земли. Мокрые килты были неподходящей одеждой для верховой езды. Вдобавок, он до сих пор испытывал болезненные ощущения после вчерашнего путешествия на мулах — предстоящий путь не был приятным испытанием.
Когда они наконец стронулись с места, дождь усилился еще больше. Куили правила повозкой, нагруженной припасами и пассажирами. Запасные лошади двигались позади на привязи, в то время как воины и Гарадуи замыкали процессию. Сначала их путь лежал через поля и сады, поднимаясь в гору. Торговая тропа соединялась с дорогой на Ов возле Пола, как объяснил Гарадуи, но он знал более короткий путь. Копыта разбрызгивали грязь, и пяти минут было достаточно, чтобы перепачкать всех. Каждая крохотная ямка превращалась в озеро. Затем подъем стал круче, и повозка замедлила продвижение группы.
Вероятно, они были хорошо скрыты от посторонних глаз — живыми изгородями, многочисленными рощицами и завесами плывущего над землей тумана
— но они уходили вполне очевидным путем. Уолли мог лишь надеяться, что неизбежная погоня будет на какое-то время задержана. Даже если бы он доверял Тонди — а он ей не доверял — невозможно было себе представить, чтобы колдуны оставили попытки выяснить, куда они делись. Варварский ритуал возмездия, присущий воинам, работал не в его пользу. Каждый свободный гражданин должен был испытывать смертельный страх перед подобным, так что колдуны наверняка бы получили добровольных помощников, если бы только сочли нужным попросить. Рано или поздно за ними начнется охота.
Он снова испытал странное ощущение временного сдвига. Он не мог с точностью сказать, сколько сейчас времени, а по покрытому тучами небу понять это было невозможно. Он подавил зевоту, зная, что устанет намного больше, прежде чем ему удастся отдохнуть.
Какое-то время они двигались по главной дороге, прежде чем он понял, что они достигли тропы, которая была примитивной и неприметной, уходя через луг в холмы. Под столь сильным ливнем он с трудом вспомнил, что это засушливая местность, но колючие деревца стояли далеко друг от друга, и разбросанные загоны, сложенные из камней, говорили о том, что эта дикая местность годится лишь для выпаса овец. В ложбинах ютились одинокие пастушеские хижины, похоже, безлюдные, поскольку все разумные люди укрывались от непогоды.
Скрипела ось, хлюпали копыта, шел дождь. Признаков жизни становилось все меньше. Постепенно местность становилась все более холмистой, то поднимаясь, то опускаясь. Скалы были покрыты угольно-черными кусками породы, вода задерживалась в долинах, и идти становилось все труднее. Дождь припустил еще сильнее, и к нему добавился еще холодный, пронизывающий ветер.
Если Хонакура правильно читал программу действий богов, то дверь должна была захлопнуться за беглецами. У третьего брода Уолли начал опасаться, что она может закрыться еще до того, как они через нее пройдут. Вода яростно бурлила вокруг колен его лошади. Некоторые животные упирались, и Гарадуи приходилось их успокаивать.
Пираньи, похоже, никого не беспокоили. Хонакура сказал, что они избегают быстрой воды, но эта полнейшая беззаботность предполагала, что они не водятся в притоках, и лишь Река несет в себе немедленную смерть. Уолли не стал спрашивать.
Четвертая переправа оказалась еще хуже. Здесь дно долины было покрыто лесом, и тропа была явно прорублена сквозь него. Поток пенился и грохотал, выплескиваясь на берега и скрывая свою истинную глубину.
Гарадуи с тревогой смотрел на воду.
— Думаю, лошади смогут перебраться, милорд, но повозка…
Он двинулся первым, будучи лучшим наездником, и даже он с трудом убедил своего коня войти в воду. Он пересек поток, а затем вернулся, дрожащий и встревоженный.
— Дальше будет еще хуже? — спросил Уолли.
— Следующие один или два должны быть лучше. Потом будет мост.
— Ага! Сможем мы обрушить этот мост?
Глаза парня расширились.
— Полагаю, да.