14

Смедли вздрогнул и проснулся. На этот раз он действительно уснул. Машина снова чихала и дергалась. Выглянув в окошко, он увидел дома и темные витрины магазинов. Затемненные фонари отбрасывали маленькие лужицы света; время от времени мелькали другие машины или окна с неплотно задвинутыми шторами.

— Где мы?

— Гринвич, — ответила Алиса.

Лондон! Значит, они уже в безопасности!

Мотор захлебнулся, машина сбавила ход, потом снова поехала быстрее.

— Кто-нибудь имеет представление, как работает это адское внутреннее сгорание? — спросил Джинджер.

— Нет, — разом откликнулись Алиса и Экзетер.

— Немного, — сказал Смедли. — У нас есть с собой какие-нибудь инструменты?

— Нет, — ответил Джинджер.

— Может, просто бензин кончается?

— Нет.

Ну что ж, нет так нет. Все равно ничего не поделаешь.

Лондон никогда не спит, но в этот ранний утренний час пригороды были по меньшей мере сонными. Полисмены-регулировщики не стояли на перекрестках, но на всякий случай Джинджер старался ехать по правилам. Он вел машину очень медленно. Старина, должно быть, совсем вымотался.

Нога Смедли ныла. Отсутствующая рука — тоже. Возможно, со временем он выяснит, что это к дождю или к грозе, или еще к чему-нибудь.

Экзетер отказался рассказывать дальше, сославшись на то, что совсем охрип. Сам он хотел побольше узнать про войну, о том, что делает этот тип Лоуренс у себя в Палестине, о цеппелинах и горчичном газе, о том, что за союзники из итальянцев и японцев. Алиса принялась было рассказывать, но вскоре замолчала. Смедли не принимал участия в разговоре и задремал.

— Говорите же кто-нибудь! — окликнул их Джинджер. — А то я засну.

Смедли встряхнулся.

— Так чем ты занимался эти три последних года? Дрался на копьях?

Экзетер вздохнул:

— Ну, не совсем. Хотя немного пришлось. Я знал, что лет двадцать назад за пределами долины шла война. Поэтому, выйдя из храма Кробидиркина, я отправился переговорить со старшими в их клуб. Мы звали их белыми, так как Вайсет… Ладно, это не важно. В тот же вечер я привел двоих из них к нам в казарму и упросил рассказать про ту войну. Я сказал, что в храме мне было видение. Все решили, что это послание от Бога, — что вполне соответствовало истине.

Они рассказали нам, как джоалийцы заставляли их ходить строем, и я предложил всем потренироваться. Ребята Поворчали, конечно, но ведь я — пришелец и всегда мог настоять на своем. Через два или три дня в Соналби прибыл королевский посланник. Он обратился к старшим воинам, и в конце концов они вызвали нас. Мы промаршировали перед ними фалангой, и они чуть не упали, увидев это.

Алиса хихикнула, хотя и несколько натянуто.

— Так, значит, тебя выбрали генералом?

— Разумеется. Мой отряд проголосовал за меня единогласно, и мы обошли старших по голосам. Половина из них уже переженилась, так что они не считались — женатые мужчины остаются дома в качестве резерва на случай обороны. Еще мы отобрали несколько юнцов поздоровее из кадетского класса. Еще через день или два мы выступили в Наг — около ста человек.

Машина несколько раз чихнула. Мотор заглох, потом неожиданно снова зарычал. Все перевели дух.

— Рассказывай дальше! — потребовала Алиса.

— Боже! Все это не так интересно, как кажется! Наг — довольно большой город, по меркам Вейлов, конечно. Ну, не как Джоал или Тарг, но не меньше Сусса. Мы бы назвали это средним рыночным городком. Там я впервые познакомился с наследником трона, принцем Златорыбом.

— Сочиняешь!

— Вовсе нет. Ей-богу! Ну, на самом деле его имя произносилось скорее как «Злабориб», но я про себя всегда называл его Златорыбом. Он был старшим сыном королевы, и его полное имя — Злабориб Воевода. Ему было, кажется, около тридцати, и он один из самых высоких мужчин в Нагленде. Он был богат, имел трех наложниц сумасшедшей красоты, и ему предстояло унаследовать трон. Чего еще желать мужчине?

— Играть на губной гармошке? — раздраженно буркнул Смедли.

— Я же говорил, что вам не захочется слушать.

— Еще как хочется! — возразила Алиса. — Так что с этим Златорыбом?

— Он был совершенно несчастен! Во-первых, он отличался ростом, но при этом был пузат, как груша. И еще…

Машина чихнула и замедлила ход. Мотор заглох.

Джинджер повернул к тротуару, и она, шипя и щелкая, остановилась как раз под фонарем.

— Черт побери! — произнесла Алиса.

Джинджер устало опустил голову на руль. Он сидел так с минуту, потом обернулся:

— Есть какие-нибудь предложения?

— Может, она просто перегрелась? — предположил Смедли. — Дадим ей остыть минут пять, а потом снова попробуем завести. — Будь у них инструменты, он мог бы что-нибудь сделать или хотя бы показать Экзетеру, как что-нибудь сделать… Но инструментов у них не было.

Мимо прогромыхал грузовик.

— Здесь нельзя останавливаться, — сказала Алиса; голос ее чуть дрожал.

— И я не думаю, чтобы автобусы уже ходили. Как объяснить кровь на твоей шинели, Эдвард? Или на твоих штанах, Джулиан?

— Или почему я в пижаме, — добавил Эдвард. — Ладно, эта колымага потрудилась очень неплохо.

— Но не до конца! — Теперь она уже не скрывала панических ноток в голосе.

— А как насчет такси?

— В это время суток? На такой окраине? И что делать с кровью?

— Я же только предложил!

— Может, позвонить в Королевский автомобильный клуб? — высказал предложение Смедли.

— Не говорите вздор! У нас нет документов!

Некоторое время они сидели в мрачном молчании.

Смедли физически ощущал горечь поражения. Так близко и так далеко от цели! Скоро взойдет солнце, и хорошенький видок у них будет. Конечно, в Лондоне можно многое, но разгуливать в окровавленной одежде? Если бы не его глупость, у остальных были бы неплохие шансы, даже сейчас. Это все он виноват.

Грузовики с грохотом проезжали в обоих направлениях. Пешеходов пока не было, но столица просыпается рано. Ковент-Гарден наверняка уже кишит народом, и Биллингсгейт тоже.

Смедли застыл. Должно быть, это ему мерещится. Этот звук… это не только шум машин. Нет, точно! Или в придачу к прочим умственным вывихам у него еще и слуховые галлюцинации?

— Что за шум? — спросил Экзетер.

— Ах, нет! — выдохнула Алиса. — Смотрите!

Полисмен как раз миновал светлое пятно под соседним фонарем. Он направлялся в их сторону спокойной, неторопливой походкой бобби при исполнении.

— У меня с собой нет прав! — застонал Джинджер.

— У меня вообще ничего нет, — буркнул Экзетер. — Он может арестовать меня как дезертира?

— Джулиан! — торопливо заговорила Алиса. — Вы в отпуске по ранению, и мы везем вас к нам домой в…

— Я не получил еще выписки из госпиталя, и почему в четыре утра, а у Экзетера вообще нет бумаг, и кровь…

Этому не было никаких убедительных объяснений! Никто ему не ответил. Они беспомощно смотрели, как судьба неумолимо приближается к ним по мостовой. В высоком шлеме полицейский казался восьми футов роста. Чтобы заглянуть к ним в окошко, ему пришлось бы нагнуться.

Что он и сделал.

— Доброе утро, офицер! — произнес Джинджер в своей безукоризненной кембриджской манере.

Пауза.

— Доброе утро, сэр.

— Этот чертов старый мотор перегрелся, видите ли. Мы просто ждем, пока он остынет, а потом поедем дальше.

Пауза.

— Цель вашей поездки в столь ранний час, сэр? — Коп покосился на троих пассажиров в салоне. Он не посветил на них своим фонариком — пока.

— Э-э… — Джинджер на секунду задумался.

15

— Э-э… — повторил Джинджер.

Смедли чувствовал, как дрожит Алиса. А может, это дрожал он сам.

«Черт, неужели никто ничего не придумает?»

— Ну, сэр? — произнес глас закона. В руке у бобби появилась записная книжка.

— Ну, дело в том… — сказал Джинджер и замолчал.

— Увольнение по ранению! — громко объявил Смедли и подался вперед, чтобы помахать своими бумагами перед носом у полисмена.

Закон заподозрил неладное.

— Минуточку, сэр. Сначала не покажете ли вы, сэр, свои водительские права?

Джинджер тянул время.

— Ну, по правде говоря, офицер…

Ночь позади машины расцвела огнем. Примерно в двухстах ярдах от них осел на колени и обвалился на улицу дом. Машина ощутимо подпрыгнула. По крыше и окнам забарабанили камешки. Полисмен исчез. Не успел стихнуть грохот, как послышался новый… и новый… и новый… со всех сторон. Осколки стекла летели смертоносным дождем.

— Выходите! — крикнул Эдвард, пытаясь отворить дверцу.

— Ложись! — рявкнул Смедли. Все подскочили — такой властности в его голосе они еще не слыхали. — Здесь не опаснее, чем везде. Там летит стекло.

Он толкнул Алису на пол. Экзетер накрыл ее собой. Падая на них сверху, Смедли успел увидеть полисмена — тот уже поднялся на ноги и спешил к ближайшим горящим развалинам. Бум! Бум! Машину шатало. Бубум! По крыше барабанила галька. В промежутках между разрывами бомб ухали орудия. Бум! Машина снова подпрыгнула; со звоном осыпались стекла. Совсем рядом кричали люди — должно быть, выскочили из домов, идиоты!

— Боже! — послышался откуда-то снизу голос Алисы.

— Это ерунда! — презрительно отозвался Смедли. — Так, метание дротиков. Чтобы поразить нас, нужно прямое попадание. — Или попадание в ближний к ним дом, конечно. Он был спокоен. Странно, но так. После артподготовок на Западном фронте это казалось очень трогательным фейерверком. Последние бомбы разорвались уже значительно дальше. Теперь слышались в основном крики и рев огня.

Бубубум! Снова ближе.

— Ерунда, говоришь? — Голос Экзетера звучал натянуто. Ну да, это тебе не метание копий и лязг щита.

— Детские игрушки. Вы в порядке, Джинджер?

— Только умер от страха, больше ничего, — ответил далекий голос.

— Красивая картинка.

Тук-тук-тук-тук. Сердце.

— Не кончилось еще? — спросила Алиса. — Кто-то уперся коленкой мне прямо в почки.

— Подождите немного. Вторая волна самолетов заходит на пожары.

Бум! Машина взмыла на фут в воздух и с возмущенным скрежетом рухнула на землю. Что-то тяжелое ударило по крыше, но на этот раз щелканье гравия прекратилось быстрее.

— Нет, еще не все.

Минута тянулась за минутой. Далекий звон пожарного колокола. Крики и ругань, иногда совсем рядом. Еще взрывы, где-то очень далеко. Бесполезные хлопки выстрелов.

— Думаю, уже можно рискнуть, — сказал Смедли. — Осторожнее, тут все в стекле. — Он сел. У машины не осталось ни одного целого стекла. Огненный рассвет освещал улицу и толпы перепуганных людей; многие из них выбежали из домов как были, в ночном белье. — Экзетер, старина, мне кажется, теперь твоя одежда вполне сообразна ситуации.

Они осторожно вылезли из помятой машины. Джинджер потерял шляпу и пенсне и теперь подслеповато щурился, бормоча что-то. Тем не менее все четверо остались целы и невредимы. Чего не скажешь о жителях Гринвича, а может, это был уже Дептфорд. На мостовой лежали тела, плакали дети, люди в одном белье дрожали от холода. Полисмены пытались отодвинуть толпу, чтобы дать проехать пожарным машинам и каретам «скорой помощи». Никто больше не обращал внимания на беглецов.

— Можно сказать, как раз вовремя, — заметил Смедли. — Далеко нам еще отсюда? — Он посмотрел на остальных — те не отрывали взгляда от горящих зданий. — Алиса! Далеко нам еще отсюда?

— Что? Ох, несколько миль.

— Тогда пошли! Или вы хотите со всеми здесь попрощаться?

Алиса уставилась на него.

— Как вы можете шутить? — крикнула она. — Там люди гибнут, тела…

— Если не шутить, закричишь. Пошли!

— Но вы не можете идти в таком состоянии!

— Значит, вы меня понесете. Пошли! Никто не будет теперь спрашивать, почему мы так одеты! Или откуда кровь. — Смедли взял Джинджера за руку и заставил сделать шаг, потом другой. Он надеялся, что Экзетер с Алисой идут следом, но не оглядывался. Он испытывал такое же дикое исступление, как и тогда, когда потерял руку, — спасен! Не важно, какой ценой. Теперь при необходимости они могли объяснить свой невероятный вид. До Ламбета оставалось вряд ли больше пяти миль, и он не сомневался, что одолеет их. Он прошел почти столько же со жгутом на истекающем кровью обрубке. Вот только Алисе придется нелегко в ее модных туфлях.

Это было очень странное путешествие по темному большому городу. Наверное, половина его жителей высыпала на улицы посмотреть на пожары и лучи прожекторов, шарящие по облакам. Они проклинали бошей и сочувствовали оборванным беглецам, а их чудовищное произношение просто резало уши.

Примерно через полчаса, когда они вышли за пределы разрушенного района, они стали привлекать к себе больше внимания. Люди начали задавать вопросы. В любой момент мог появиться новый полисмен. Затем рядом с ними остановился грузовик, и водитель, высунувшись из кабины, спросил на сочном кокни, не нужна ли им помощь.

Алиса ехала в кабине с водителем, проклиная немецкие бомбы и рассказывая про поездку в гости к мифической тетушке. Мужчины тряслись в кузове, и через несколько минут они благополучно прибыли к ее дому.

16

Алисе еще ни разу не доводилось принимать в своей гостиной одновременно трех человек. Там было слишком много мебели, рассчитанной на помещение значительно больше этого. Трое мужчин, стоявших и щурившихся на яркий свет, казалось, заполнили собой все свободное пространство. Лишь теперь она смогла как следует рассмотреть Эдварда. Он совершенно не изменился — все тот же долговязый розовощекий мальчишка, каким был три года назад. За одним исключением: теперь лицо его стало жестоким, что ли.

— Садитесь, пожалуйста, — сказала она. — Я сейчас согрею чай.

Они все выглядели какими-то побитыми, с синяками под глазами. Эдвард и Джулиан были небриты, а борода старого мистера Джонса растрепалась. Его редкие волосы разметались по лысине, пальцы то и дело ощупывали переносицу в поисках потерянного пенсне. Она, наверное, и сама выглядит страшилой. Ей полагалось бы быть усталой, но она чувствовала себя невесомой, казалось, она, как маленький пузырек воздуха, покачивается в море иллюзии.

— Значит, старый ублюдок захапал все? — спросил Эдвард.

— Не говори ерунду… Ты знаешь, что он умер?

— Рад слышать. Зато теперь он до конца времен будет удивляться, почему это он в аду!

— Эдвард! Пойди прополощи рот!

Продолжая хмуриться, он снял шинель и бросил ее на диван, кровавыми пятнами вверх. Потом сделал знак Джулиану, чтобы тот садился туда, а сам рухнул в кресло, совершенно не заботясь о том, что его пижама тоже заляпана кровью. Мистер Джонс сдувшимся воздушным шаром утонул в другом кресле. Алиса сняла с конфорки пустой чайник и, перешагивая через ноги, пошла в ванную набрать воды.

— Это ты про своего покойного дядюшку Роланда, насколько я понимаю? — услышала она голос Джулиана.

Эдвард буркнул что-то, чего она не разобрала; возможно, и к лучшему. Она вернулась, поставила чайник на газ и, снова перешагнув через три пары ног, прошла в спальню. Фотография Д'Арси была уже надежно спрятана в комоде. У нее оставалась лишь одна вещь, напоминавшая о нем, — темно-зеленый бархатный халат, который он держал еще в ее квартире в Челси. Сколько дорогих ее сердцу воспоминаний связано с этим халатом — как она сидит у него на коленях, как он снимает его, или она снимает его с него, или сама залезает к нему внутрь, ощущая прикосновение мягкой ткани к спине, когда он закутывает их обоих… «Каждый день, за который я не узнала ничего о нем, приближает на день к концу войны».

Д'Арси не возражал бы против того, чтобы одолжить свой халат кузену Эдварду. Юный кузен Эдвард что-то слишком нежно вел себя в машине. Пора бы ему вырасти из своих юношеских иллюзий.

Она вернулась в гостиную и набросила на него халат.

— Вот. Так ты будешь выглядеть немного пристойнее.

Потом повернулась к буфету и, не оборачиваясь, принялась доставать чашки и блюдца. Должно быть, Эдвард встал, надел халат и снова сел, так как она услышала скрип кресла. Не может быть, чтобы трое взрослых мужчин не узнали мужскую одежду. Молчание становилось зловещим. Слишком зловещим.

Она чуть повернула голову — достаточно, чтобы видеть Джулиана. Глаза его стали совиными — ни дать ни взять сова, изо всех сил старающаяся не ухать.

— Надо взглянуть на вашу ногу, — сказала она. — Возможно, придется показаться врачу.

— Никаких врачей, — упрямо нахмурился он. — Так, царапина. И потом, шрам на ноге внешности не испортит.

Шрам! Она повернулась, чтобы посмотреть на Эдварда. Его глаза никогда еще не были такого синего цвета, но она не увидела в них того, чего ожидала, — упрека ей, упрека себе, обиды, злости, всего этого, вместе взятого. Нет, в них была только удивленная ирония, и вдруг оказалось, что это она краснеет под его взглядом. Он видел все ее маленькие хитрости. Каким бы он ни выглядел внешне, внутри этот Эдвард был старше и опытнее.

Стараясь не замечать собственного смущения, она дотронулась до его лба. Он отдернул голову.

— У тебя же были швы! — удивилась она.

Он только язвительно улыбнулся:

— Теперь-то ты мне веришь?

— Я тебе и раньше верила. — Однако от этого материального доказательства ей стало как-то не по себе. На лбу не осталось ни одного шрама, что само по себе невозможно.

— У наших костоправов теперь новые технологии, — сообщил Джулиан. — Они их пробуют на… — Он зевнул. — Прошу прощения! На раненых. Говорят, они теперь могут собрать человека из кусочков так, что шрамов и не видно будет.

— Три года назад еще не умели. Стаскивай-ка эти лохмотья, старина, — сказал Эдвард, не сводя с Алисы своего ироничного взгляда. «Мы тут все свои мужики». — Я хочу сам посмотреть на твою ногу.

Джулиан снова зевнул.

— Сейчас. Алиса, мы здесь в безопасности? Как насчет соседей?

Она повернулась посмотреть чайник.

— Пожилая леди через площадку любопытна, как не знаю кто, но глуха как пробка. Две пары в конце коридора целыми днями на работе. Конечно, вас могут заметить по дороге в сортир.

— Если мы будем ходить туда строем и с песней? — Он слабо улыбнулся. — Или вы найдете для этой цели ведро?

— Неплохая мысль, — сказала она. Лицо Джулиана приобрело чуть лисье выражение — слабый отголосок мальчишеского озорства.

Она присела на угол дивана, и все ее кости, казалось, заскрипели от усталости. Весь пар вышел. Она почувствовала себя совсем старой. Черт, ну когда же этот проклятый чайник наконец вскипит? Ей не хотелось чая, ей хотелось только спать.

— Вы вдвоем можете устроиться на кровати. Если мы…

— Вздор! — заявил Джулиан. — Я могу спать в грязи два фута глубиной и даже если вокруг рвутся снаряды. И насколько я понял, нагианские воины спят на земле?