Нырнув под парус, Рэп плюхнулся прямо на тюки на носу лодки. Его подбрасывало вверх, кидало из стороны в сторону и то и дело окатывало солеными брызгами. Вот уже две недели, как не удавалось высохнуть. Рэп с тревогой разглядывал огромный город. Пока план вырисовывался лишь в самых общих чертах: прежде всего найти Иное. Но как? Один только дворец был больше Краснегара или Дартинга. А те настоящие города, которые юноша хоть немного знал - Нум и Финрейн, - оба уместились бы в Араккаране. У причалов и на якоре стояло множество судов, но почти не было движения в гавани, хотя на улицах в это время, когда час сиесты уже прошел, а час вечерних пьянок еще не настал, должно было бы быть немало народу.
      И здесь, нужно помнить, - не Империя. Здешним законам и тем, кто их сочиняет, не слишком понравится незваный гость без гроша в кармане и без важного покровителя. Ладно бы джотунн, джотуннов в портовом городе тьма-тьмущая, но фавн, чьи соплеменники здесь большая редкость, тем более фавн-переросток, с гоблинскими татуировками вокруг глаз, будет встречен как особо подозрительный тип.
      Ветер спал, оттого осадка лодки стала ниже. Впервые за две недели рассеялся туман, и "Королеву Краснегара" обласкали яркие солнечные лучи. Рэп отполз за парус. И наткнулся на Джалона, который отвязывал свирель.
      - Я ведь уже не понадоблюсь тебе, да, Рэп? - извиняющимся тоном спросил менестрель. - Ты и сам сможешь, если нужно, сыграть песенки?
      - Конечно.
      - Дарада вызвать?
      - Да, пожалуй. И вот что, Джалон, огромное тебе спасибо.
      Рэп хлопнул тщедушного паренька по плечу и получил в ответ улыбку. И в этот раз, как тогда на Драконьем полуострове, Джалон выказал беспримерную отвагу. Ведь он мог в любую минуту уйти, но нет, все вытерпел: и ужасную качку, и бессонные ночи, и холод, и сырость, и опасности, и скуку. Пусть он и не чистокровный джотунн, но даже Гатмор признал, что у этого парня добрая закваска.
      - Не за что. - Поэт улыбался, стараясь не обращать внимания на потрескавшиеся губы. - Я, знаешь ли, хочу сочинить для эльфов романтическую балладу про тебя и еще сагу для импов. А может, и военную песнь для джотуннов?
      - Только не это!
      - Ладно, посмотрим. Да пребудет Добро с тобой! - Джалон пожал Рэпу руку, и в то же мгновение "Королева Краснегара" закачалась под весом Дарадовой туши. Голого великана-джотунна окатило солеными брызгами, и он заревел, как тюлень-секач по весне.
      - Может, сперва оденете меня? - проговорил Дарад жалобным тоном, который никак не вязался с косым волчьим взглядом.
      - Добро пожаловать на борт. Твоя одежда здесь. - Рэп показал на узелок с одежкой. Затем обратился к Гатмору, уставшему не меньше других, с красными от бессонницы глазами и обветренным лицом. - Не замечаете ничего необычного, капитан?
      Гатмор вгляделся попристальней.
      - Необычного в чем?
      - Паруса полощутся, корабли на приколе, улицы пустые, тишь да благодать?
      - Всенародный праздник, что ли? - сказал Гатмор. - Наверное, гулянье.
      У Рэпа появилось недоброе предчувствие. Он бросил взгляд на длинный сверток с мечами.
      - Что мы теперь делаем? - Из штанов, которые натягивал Дарад, можно было бы выкроить парус для галиона. Нужно заметить, что на "Королеве Краснегара" имелось все, что могло понадобиться команде, все до последней иголки. Литриан, очевидно, предусмотрел все неожиданности. Наверняка чародею известны были и грядущие события, но Рэпу он не сказал о них, заставив мучиться тревогами.
      - Причаливаем, как я понимаю. - Рэп учился доверять своим предчувствиям - предчувствиям адепта. - А после... после вы вдвоем останетесь караулить лодку. А я пойду разузнаю, для чего все эти флаги.
      2
      Уже не меньше часа Иное была готова. Она маялась в жарком тяжелом платье, потом вышла на балкон - хотелось побыть одной, освежиться прохладным ветерком, хотелось посмотреть вниз на пышный город, на голубую эмаль залива.
      Какие яркие краски рождает тропическое солнце! Какие глубокие тени! Совсем черные.
      Но сегодня яркость и контрасты приглушила странная дымка, в которой ей чудилось другое - маленький, бедный городок под серым небом и гавань, укрытая белым покрывалом большую часть года. Она никак не могла свыкнуться с мыслью, что ей никогда не вернуться туда, хотя это было ясно с того самого момента, как колдунья выкрала ее оттуда. Никогда не узнать доброму народу Краснегара, что случилось с их принцессой. И ей никогда не узнать, что случилось с ее народом.
      Может быть, ее народ обретет свое счастье.
      Может быть, и она будет счастлива.
      Ветер, бросив горсть пыли, вернул Иное из сладких грез к жестокой реальности. Внизу заплясали, зашумели верхушки пальм; внезапный порыв ветра закрутил вуаль. Словно в угоду ее настроению, ветер, налетевший с Весенних морей, подернул темной рябью ясные воды залива, разогнав легкие суденышки, как стайку вспугнутых утят. Иное чинно прошла обратно в комнату.
      Скоро уже нужно спускаться вниз. С минуты на минуту здесь будет Гат принц Гаттараз, великий князь, который должен сопровождать свадебный кортеж. Видный, представительный, он был старшим из оставшихся в живых братьев Азака.
      Организовать свадебную церемонию в Зарке оказалось чрезвычайно легко. Иное просто сказала Кару, чего она хочет, и тот все сделал. Потом пришел Азак и приказал сделать все по-другому. Потом вмешалась Раша и переиначила все по-своему. В общем, очень легко.
      Практически единственное, что Иное удалось выторговать, - это пошить платье по своему желанию, да и то это желание жестоко регламентировалось узкими рамками традиций. На ней теперь было накручено столько кружева, что хватило бы, чтобы пошить одежду всем вдовам Краснегара, а жемчуга столько, что хоть чародея подкупай. Жемчуг в Зарке считали символом невинности. Знали бы об этом устрицы!
      Она остановилась перед одним из бесчисленных зеркал. Навешали их, как на базаре: висячие, стоячие, круглые, квадратные, овальные, тьфу! Вот, стоит, закутана с головы до ног, прямо живой айсберг. Сейчас еще ничего, когда снята чадра, а если ее опустить - айсберг и есть, ни один знаток не отличит. Вся комната - в айсбергах. Хоть в бигуди иди на свадьбу, хоть крась лицо в синий цвет - все равно никто не увидит.
      - Ах, вот где ты, моя дорогая, - произнес знакомый голос. - Ты выглядишь очаровательно.
      Чтобы не запутать шлейф, Иное предпочла не оборачиваться и решила разговаривать с одним из отражений Кэйд
      - Я выгляжу не очаровательно! Я никак не выгляжу! Если мы напялим это барахло на портновский манекен и вывезем его вместо меня, то эта картонка выйдет замуж за Азака, и никто ничего не заметит.
      Кэйд так разволновалась, что Иное даже подумала, что тетушка решила воплотить этот план, но вместо этого Кэйд сказала:
      - Ну что ты, дорогая. В каждой стране свои обычаи. А что может быть традиционнее свадьбы. - Она с улыбкой кивнула своему отражению, словно желая получить подтверждение еще и от собственных двойников.
      И Кэйд было почти не видно за тяжелыми золотыми одеяниями, совершенно не подходящими ее комплекции; бедняжке, должно быть, еще тяжелее и жарче, чем Иное в свадебном наряде. Открытой осталась только верхняя часть лица. Предполагалось, что мужское население Араккарана не сойдет с ума от страсти при виде прекрасных глаз старушки Кэйд.
      Кэйд думала, что Иное совершает ужаснейшую ошибку. Она так и сказала племяннице неделю назад, как только услышала новости.
      С каким жаром говорила тетка тогда и как надуманно, бесцветно теперь.
      Но сейчас, понимая, что уже ничего не изменишь и сделанного не воротишь, Кэйд не хотела в этот знаменательный день расстраивать племянницу, пусть даже самой эта свадьба была не по душе. Все это читалось у нее в глазах яснее всяких слов.
      Иное умудрилась повернуться, не наступив на шлейф.
      - Ты помнишь Аджимуну?
      Кэйд моргнула, потом неуверенно переспросила:
      - Аджимуну?
      - Это было сразу после того, как я приехала в Кинвэйл. Она выходила замуж за толстого таможенника. Вспомнила?
      - Да, вспомнила.
      - Тогда я наговорила много гадостей. Что он отвратительный и потный. Что она его не любит. Что замуж выходит из-за денег и потому что мать заставляет... - Иное улыбнулась. - Это случилось до того, как ты меня научила не распускать язык по любому поводу. Хорошо еще, что я говорила это тебе, а не кому-нибудь еще.
      - Ну и что? - оборвала Кэйд.
      - Ты говорила мне, что она научится его любить. Если муж не отпетый негодяй, то женщина, как правило, приучается с ним жить, приучается быть счастливой и даже начинает любить его.
      На лице Кэйд появилась несчастная улыбка и тут же снежинкой растаяла.
      - Да, я могла сказать что-то в этом духе. Но...
      - А раз так, Бог велел мне верить в любовь. Все, что Азак делал ради меня, сделал ради меня... делает ради меня. Все это он делает ради любви.
      За прошедшую неделю она видела Азака всего два раза, и то мельком. Оба раза на людях, чинно и формально, даже словом переброситься не удалось. У него было неподвижное, суровое лицо. Он пошел на самопожертвование ради нее.
      - Никакой мужчина не любит побежденных. Кому нужна жалкая бескрылая птица? Тем более такому гордому человеку, как Азак. Неужели ты не понимаешь, что это великое доказательство его любви? А мы должны верить в любовь!
      Иное всю неделю повторяла эту речь днем тетушке, а ночью - себе. И теперь должна уже и в самом деле в это поверить. Не так ли?
      Кэйд кивнула.
      - Я обоим вам желаю много-много счастья. - Она действительно этого хотела, но не очень-то надеялась.
      В пылу споров тетка наговорила Иное много жестоких и неприятных слов, но Иное простила их и забыла. Сегодня она ни на кого не держала зла, ведь сегодня день ее свадьбы. Сегодня Иное должна быть счастлива. Не так ли?
      Любая девушка волнуется в день своей свадьбы. Какой невесте не знакомо это чувство ледяного клубка в животе?
      Иное не говорила Кэйд про кухню и мытье полов. Раша в тот момент не шутила, ее остановил только Азак, решившись выбросить в тот отчаянный момент белый флаг. Одно только мытье полов неизбежно вело к свадьбе - не умирать же Кэйд, надраивая гектары каменных плит.
      Немыслимо.
      Это что, дамские шуточки?
      - Довольно-таки спешная помолвка, да, тетя?
      - Что, дорогая?
      - Но все же не такая краткая, как прошлая, надеюсь.
      - Да, большой прогресс. Насколько я помню, вы не успели встать перед епископом и вино даже не открыли.
      - А тут Рэп... - Иное вздрогнула. Эти воспоминания сейчас не к месту. Но что было бы, если бы Рэп не ворвался и не остановил венчание?
      - И все же я думаю, не слишком ли мы поспешили с... - Кэйд внезапно умолкла, а из-за чего - в этом царстве зеркал трудно сказать наверняка: то ли увидела выражение лица Иное, то ли поняла, что поздно говорить об этом, то ли увидела возникшую непонятно откуда Зану в черных одеждах.
      Через день после приезда Иное и Кэйд объявилась и таинственно исчезнувшая Зана и снова стала печься об удобствах и благополучии королевских особ. Без Заны сегодня все бы потонуло в кутерьме и неразберихе.
      - Здесь ли его милость? - спросила Иное.
      Зана подтвердила одним движением глаз. Ловкими пальцами она опустила Иное вуаль, чтобы та выглядела достойно. Принцесса взглянула на мир сквозь кружевной туман: всюду вокруг парили айсберги.
      Но вот у зеркал появилась новая забава - весь в зеленом, слегка поклонившись, в дверях возник принц Гаттараз. Он прошел три шага и снова поклонился. Тут из-за широкой его спины выбежали двумя колоннами радостные юные пажи.
      Хихикая и перешептываясь, мальчишки выстроились перед Иное, каждый занял свое место. Все они - мал мала меньше, но каждый из них принц, наряженный, как и положено, в зеленое, - пришли нести шлейф за невестой своего отца.
      3
      Бог Глупцов!
      Бегом, бегом, без остановки! Холмы крутые, ступеньки круче! Не то что дома - здесь все открыто, и лестница петляет, как сумасшедшая.
      Литриан... Черт бы его побрал! Знал небось!
      - Пожалуйста, разрешите пройти.
      Вот как Литриан все повернул: "Слишком близко, чтобы звать". Может быть, может быть. Просто романтика? Ах, как романтично он пыхтит, ах, как романтично он пахнет. Вот сюда, за угол аккуратненько... мимо этих ослов, уже немного осталось, бегом, бегом, не останавливаться. Королевская свадьба, флаги-знамена? Иносолан выходит замуж? Иносолан отказывается от Краснегара? Не похоже на Иносолан!
      Бог Глупцов!
      Не мог уж подождать секунду, всего одно мгновение. Сказать двоим товарищам.
      Ну и что? Они бы побежали, вверх по холмам, как и он. Но он-то бежал гораздо быстрее. Они бы просто умерли, если бы бежали, как он. Нужно было просто сказать, что Рэп собирается искать Иное, а не оставлять их у лодки маяться в неведении. Меч хлопал по ногам, люди оглядывались. Кроме него, все были безоружны. Если он не доберется до Иное, то его в момент арестуют, а товарищи его даже не будут знать, где он. И Гатмор с Дарадом не помогут. Все равно надо было сказать им; может быть, они сами пойдут его искать - а это уж вообще не годится. Его уже не будет в живых, так что без толку такая помощь.
      Но хуже всего неопределенность - что он может сделать, на что надеяться? Даже если он доберется до Иное, что дальше? Что ли, сказать, что он любит ее? Тогда, если больше нечего делать, нужно пошевеливаться - пока она еще не замужем. А то муж может взбеситься, если признаваться в любви замужней даме.
      Бракосочетание во дворце, дворец - на вершине холма. Дворец неподвластен ясновидению. Значит, там засела волшебница. Если пробираться через окно, то охрана поймает и убьет: вряд ли они станут церемониться с нахальными пронырами.
      Что за безобразный лабиринт! Петляет и петляет! Ступени все круче и круче. Сердце останавливается, дыхания не хватает, и никакой романтики. Если бы не ясновидение, никогда бы Рэпу не найти дороги.
      Вот и дворец перед ним, но до ворот не меньше лиги, а те, кто толпится за воротами, - это местные жители, приглашенные султаном на свадебный пир, таких набрались тысячи. Ворота охранялись - специально усиленная стража сдерживала натиск черни. И попробуй какой-нибудь идиот с мечом пробраться в ворота - вот потеху устроили бы охранники для дорогих гостей.
      Но стена вокруг дворца... высоченная, конечно, но старая; раствор, скрепляющий камни, здорово выкрошился. Например, Тинал по таким трещинам в два счета залез бы наверх, мухой взлетел бы на стену. А то, что под силу простому смертному, под силу и адепту.
      Стоп!
      Сердце... легкие... колени дрожат... голова идет кругом...
      Не знаю... что по ту сторону... не раскисать!
      Что я теряю?
      4
      Заиграли трубы. Сквозь дымку белых кружев Иное увидела, как перед нею раскрылись двери. Медленно-медленно шла она, опираясь на пухлую руку принца Гаттараза. Сзади раздавался топоток резвых ножек маленьких пажей, впереди и по бокам видела она дрейфующие среди толпы белые айсберги... похожие на те, что иногда были видны из окон краснегарского замка. Все, больше никогда она их не увидит.
      Она вплыла в высокую залу. До репетиции Иное никогда не видела, да что там не видела, не слышала даже, что существуют такие гигантские крытые помещения. Она поверила бы любому, кто сказал бы, что это самый большой зал во всей Пандемии.
      Выше голову. Можно не улыбаться. Все равно никто не видит.
      Вот стоят по обе стороны благороднейшие мужи Араккарана, все разряженные в пух и прах. Впереди всех - принцы, от мала до велика в зеленых одеждах. И все взгляды устремлены вперед, на нее никто не смотрит. Зачем смотреть на айсберг?
      В окна высоко над головой били яркие солнечные лучи, но, вступая в неравную схватку с резным мрамором решеток, отражаясь от плоскостей и сфер, преломляясь на ребрах, они опускались долу молочным туманом.
      Кругом одни мужчины. Кэйд должна быть на подиуме, играя роль посаженой матери невесты, а сбоку отгорожено место для сестер Азака, с которыми Иное до сих пор не довелось познакомиться. Эта женитьба считалась политическим актом: Азак выбрал в жены принцессу соседней страны, чтобы укрепить межгосударственный союз. Официально ее называли королевой, но кого обманут официальные титулы?
      Терзая душу, жалобно запели незнакомую протяжную песнь цитры, кифары... идти медленней...
      Впереди в конце зала с шумом распахнулись двери - конец зала как конец мира, где заканчивается подсчет Добру и Злу, где заканчивается все! Арка за аркой, колонна за колонной, и эхо шагов замирает над ними в вышине сводов. Точно так же растворятся эхом ее прошлые мечты.
      Перед глазами мраморная дорожка - как замерзший канал - к самому помосту. Там должна проходить основная часть церемонии. В центре в глубине помоста стоял трон. На троне победно восседала Раша. Она даже была одета в королевский зеленый цвет, хотя и очень темного оттенка. И вот уже виден сквозь прозрачную чадру красный блеск ее глаз, изумруды и жемчуга, украсившие ее юное тело, малиновые ногти, вцепившиеся в подлокотники трона. В собственных глазах она была олицетворением молодости и красоты. И Иное по праву была такой же.
      Традиции Зарка - в угоду ли женской красоте или материнству - давали женщине одну странную поблажку: на свадьбах на трон усаживалась женщина. Если бы была жива жена Азакова деда, то, если бы ей не назначили замену законным образом, это место занимала бы она. Но в этот момент не было законной султанши, поэтому трон должен был пустовать, пока Азак в конце церемонии не посадит на него свою невесту. Но Раша настояла, а Азак не особенно с нею спорил. Ее триумф был полный - старая шлюха сидела на троне Араккарана. Как же она, должно быть, торжествует!
      По крайней мере, Раша не стала покушаться на королевскую перевязь, которая сияла сейчас на груди Азака. Он прошел в центр и остановился вполоборота, высокий, суровый, красивый. Дорогой Азак?
      Бедный Азак! Ты уверен, что все твои унижения позади? Семь дней и семь ночей он выполнял свою эпитимию. Раша больше не тронет его. Или тронет? Никаких гарантий у Иное не было, обещаний ей никто не давал. Неужели придется делить мужа не только с гаремом матерей королевских отпрысков, но и с этой старой потаскухой?
      А сегодня ночью? Кого ей придется заменять? Какие творить молитвы, чтобы помогли ей не разочаровать его в первую брачную ночь? Иное так хотелось его порадовать. Нужно довериться ему - у него, конечно, большой опыт.
      Такой красивый, благородный, величественный. И любит ее. Что еще может желать девушка? Земля здесь богаче, чем в Краснегаре. Бог посулил ей счастливый конец...
      Вот и ступеньки. Наверху стоит имам, древний, трясущийся и слюнявый. И Кар со своей неистребимой улыбкой на детском лице, верный телохранитель и первый вельможа. И юный принц Кваразак, гордо держащий зеленую подушку, слишком высокий для своего возраста. А на подушке - изящное золотое ожерелье, которое в Зарке означает начало замужней жизни. Иное попыталась было заменить ожерелье кольцом, как принято в Империи, но в Зарке предпочитали ожерелья. Когда Кэйд услышала об ожерелье, она очень расстроилась. Иное постаралась превратить все в шутку: мол, цепь весомее кольца, но обе подумали об одном и том же.
      Вся заркианская церемония была гораздо весомее. Иное поднялась на две ступени. Повернулась к Азаку и при помощи Гаттараза опустилась на колени на специальную подушечку.
      Умолкла музыка, публика рассаживалась.
      Имам с книгой в руках заковылял к Иное. Азак прошел вперед несколько шагов. По одну руку его шел Кар, по другую малыш Кваразак.
      Он не видит ее лица. Но неужели он не мог ей улыбнуться? Вон Кар улыбается.
      Удивительно, как султан мог шевелиться под тяжестью всех навешанных на него драгоценностей. Один только изумрудный пояс чего стоит. Но пусть все видят: Азак абсолютный монарх в богатейшем государстве.
      А Иное никто. Она повторяла это снова и снова.
      Постепенно, словно пыль, улегся шум, и воцарилась тишина. Утихли шорохи, замер кашель. Напоследок в тишине одиноко скрипнул чей-то стул.
      Имам прочистил горло. И начал.
      Ответы Азака - четкие, ясные, как королевские указы. Он обещал многое: заботу, защиту. Любовь.
      Теперь настала ее очередь. Иное старалась отвечать спокойно и громко, но не сорваться на крик.
      И она пообещала все.
      Кваразак вышел вперед с подушкой. Имам благословил ожерелье. А потом мальчик повернулся с подушкой к Азаку, и тот потянулся к ожерелью. Вечернее солнце осветило каждую золотую бусину.
      Вдруг ожерелье уплыло из-под пальцев Азака, потому что мальчик обернулся на дверь. Теперь и Азак услышал то, что молодые ушки услышали раньше, и посмотрел туда же, а следом за ним и Кар...
      Все тюрбаны в зале повернулись к двери. Что там за странный шум?
      Далекий, но все ближе и ближе. Крики. Звон.
      Звон мечей?
      Азак взглянул на Рашу. Сквозь зеленое прозрачное кружево стало видно, что она нахмурилась.
      Она соскочила с трона.
      Литой, в завитушках засов разлетелся облаком блестящих осколков.
      Двери распахнулись, как от удара чудовищной волны или молнии. А потом, крутанувшись в петлях, врезались в стены с таким грохотом, что у всех в зале во второй раз заложило уши. Под сводами перекатывалось эхо.
      Золотое ожерелье соскользнуло на пол. Все взоры были прикованы к дверям.
      В дверном проеме появился... круп громадного черного коня.
      Вот с запада едет младой Лохинвар,
      Могуч его конь и ужасен удар
      Лишь синее небо его господин,
      Он скачет без лат, и он скачет один
      Так верен в любви, так бесстрашен в бою,
      И нет ему равных в восточном краю
      Скотт. Лохинвар
      Часть четырнадцатая
      ГОЛОСА И ШУМ
      1
      На какое-то томительно долгое мгновение все застыли - от Раши и Азака до самой крошечной принцессы. Затаив дыхание, все следили за битвой, кипящей в дверном проходе.
      Если этот конь и не был самим Злодеем, то уж точно одним из его братьев. Тем не менее человек, оседлавший его, управлялся с ним так же ловко, как художник со своей кистью. Даже Азак не смог бы так управлять скакуном. Личная королевская стража набрасывалась на пришельца целыми толпами, но человек и конь успешно отбивались и не подпускали их близко. Вокруг всадника - что это? Серебристый туман? Нет, это мелькает в воздухе его меч. Звон оружия. Конь кружится и цокает копытами по скользкому мрамору; весь он - от кончиков ушей до хвоста - в вихре сражения. Стражники боялись его даже больше, чем всадника.
      Зрители повскакали со своих мест; загрохотали опрокидываемые стулья. Те, кто был ближе всех к дверям, проталкивался в глубь зала.
      Одному из стражников достался полновесный удар копытом, и он грохнулся об стену. Чакрам просвистел в воздухе, словно смертоносный луч, но предполагаемая жертва отразила его мечом, парировала выпад справа, могучим ударом повергла наземь нападавшего слева и переломила вражеское копье. Тела валялись в беспорядке как снаружи, так и внутри комнаты; они уже начали образовывать кучи. Еще один человек вскрикнул, уронил меч и рухнул навзничь, в то время как конь сбил с ног еще двоих. Всадник увернулся от второго чакрама, и летучая смерть пронеслась над головами сотен людей, собравшихся в зале. Подковы стучали по мрамору...
      - Стойте! - Голос Раши прозвучал трубно, словно охотничий рог.
      Битва прекратилась. Зрители и участники схватки застыли.
      Всадник осторожно вывел коня из гущи своих замерших противников. Убедившись, что они больше не представляют опасности, он повернул коня и направил его вперед. Конь пошел широкой рысью вверх по галерее между сиденьями. По морю людских голов словно рябь пробежала: зрители поворачивали головы, следя за зверюгой. Многие выглядывали из-за колонн.
      Всадник вложил меч в ножны, не отерев с него кровь. Потом он провел рукой по лбу.
      Конь и вправду оказался Злодеем - огромнейшим из полуночных рысаков. Только Азак имел право садиться на него. Он был гордостью королевских конюшен. Он дрожал, пена покрывала его; он вращал глазами и скалил зубы. Его копыта звенели по скользкому каменному полу, но похожий на оборванца всадник великолепно управлялся с ним. И вот он перед помостом.
      Иное не решалась даже взглянуть на Азака, с ужасом ожидая его реакции на такое святотатство. С растущим недоверием она смотрела на незнакомца. Все это было колдовством.
      И тут она заметила, что Злодей был без седла и без уздечки. Без седла! Она знала лишь одного человека, который... Нет, только не это! Иное с трудом поднялась, шатаясь под тяжестью кружев. Покачнулась, выпрямилась и внимательно посмотрела на застенчивую полуулыбку, на смешные татуировки, на нечесаную, мокрую от пота копну темных волос... Нет! Невозможно! Он мертв! Зал потемнел и закружился.
      Неужели опять призрак? Но солнце еще не село, а призраки не бродят среди дня. Она сошла с ума. Это галлюцинации.
      Таинственный всадник наклонился вперед, перекинул ногу и спрыгнул на пол. Чуть покачнувшись, он оперся о разгоряченный, пышущий паром конский бок. Одежда его была вся в грязи, поту и крови. Он судорожно хватал воздух, вдыхая и выдыхая его с резким звуком, так же громко, как его конь. Пот струился по его лицу, и каждые несколько секунд он вытирал лоб смуглой голой рукой.
      Тем не менее он расправил плечи и выпрямился. Потом неуклюже поклонился Иное. Несколько раз его взгляд переходил с Азака на Рашу и обратно. Он слегка улыбнулся при виде роскошного наряда Азака, но потом остановил выбор на Раше и поклонился ей. А уже после - Азаку.
      Зал по-прежнему представлял собой молчаливую людскую массу; никто не смел произнести ни слова. Самым громким звуком было дыхание пришельца.
      - Фавн, - сказала Раша. - Как интересно. Снова Рэп едва заметно улыбнулся - это была та самая его застенчивая неуверенная полуулыбка, которая... Нет! Нет! Нет!
      - Этот фавн мертв! - закричала Иное. - Это мерзкое, грязное колдовство. Королева Раша, это ваша работа?
      Колдунья в зеленом покачала головой, и Иное не смогла понять, что выразили ее рубиновые глаза: то ли гнев, то ли удовольствие. А Азак... Иное вздрогнула, взглянув на него. Никогда она не видела такой ярости. На пурпурном лице вздулись вены. Его трясло, и видно было, что он сдерживается лишь благодаря могучему усилию воли. Вся свадьба пошла прахом, торжество превратилось в фарс. Ни один из султанов Араккарана никогда не бывал так опозорен перед своим двором.
      - Это колдовство, - сказала Раша. - Но не мое. Кто ты?
      - Рэп, сударыня... - Он отдышался и продолжил: - Там есть раненые. Может, я даже убил парочку. Надеюсь, я не...
      - Отпустите их! - проревел Азак. - Проявите милосердие.
      Раша пожала плечами. Окаменевшие стражники у дверей начали оживать. Видя, что у помоста уже происходит мирная беседа, они стыдливо вложили мечи в ножны и занялись ранеными.
      Зрители, судя по всему, жаждали продолжения. Застучали и заскрипели стулья - это публика принялась усаживаться на места.
      - Рэп мертв! - воскликнула Иное. - Ты не можешь быть Рэпом!
      Он взглянул на нее и печально улыбнулся, а потом похлопал по могучему, покрытому пеной плечу коня.
      - Ловкий наездник и отважный солдат в одном лице?
      О Боги! Иное почувствовала, как начинают подгибаться колени. Но тут рядом оказалась Кэйд и поддержала ее. Ах, милая Кэйд! Иное крепко вцепилась в нее. Рэп? Живой? Настоящий Рэп?
      Рэп - идиот! Рэп - маньяк! Он попал во власть какого-то колдуна, и теперь его используют, чтобы сорвать свадьбу Азака и... Впрочем, весь этот погром вполне в духе Рэпа. Он сам именно так бы и поступил...
      - Чья это работа? - хрипло спросил Азак, обращаясь к Раше.
      Она снова пожала плечами.
      - Говори, мальчик.
      Рэп смотрел на Иное полубезумным взглядом.
      - Вы замужем? - спросил он совсем тихо.
      - Да, - сказала она. - То есть нет...
      - А-а-а...
      Неужели это все, что он мог сказать? Восстав из мертвых? Сорвав торжественную церемонию государственного значения? Перевернув вверх тормашками весь ее мир - ах, какая чепуха! Это никакой не Рэп. Не тот Рэп, какого она знала, с которым рассталась в Краснегаре меньше чем полгода назад.
      Азак потянулся к своей кривой сабле, но Раша жестом руки приказала ему не доставать ее из ножен.
      Рэп облизал губы.
      - Я принес сообщение для королевы Иносолан.
      - От кого? - проревел Азак.
      - От... от... кажется, я не могу этого произнести, ваше величество.
      Часть лезвия сабли с ладонь шириной вышла из ножен, прежде чем Раша успела снова остановить Азака.
      - Имя было заблокировано, но весьма слабо... Вот, пожалуйста.
      - Благодарю вас! - вежливо сказал Рэп. - От чародея Литриана, ваше величество. Ваши величества. Азак присвистнул от удивления.
      - Что ж, давайте послушаем это сообщение, - сказала Раша.
      Почему она так спокойна? Глаза ее блестели, но пальцы были расслаблены, и в ней не было заметно ни тревоги, ни гнева. Откуда такое благодушие? Она вела себя прямо как... как Кэйд, что ли.
      Иное чуть крепче ухватилась за Кэйд и почувствовала ответное пожатие. Девушка не могла отвести глаз от Рэпа. По щекам струились слезы, и она не имела представления о том, как сейчас выглядит ее лицо. Как хорошо, что ее сейчас никто не видит. Кроме Раши, конечно.
      И Рэпа. О, проклятье!
      Он стал крепче, плотнее, чем был. И увереннее. Мужественнее. Не такой рослый, как Азак или как джотунн, но выше импа. Или сида. Почему она вспомнила сидов? Из-за уродливых плоских носов?
      Рэп на белом коне из ее сна. Когда ей это снилось? Наверное, не один раз.
      - Его всемогущество велел мне прийти и сообщить королеве Иное...
      - Молчать! - Азак выхватил клинок из ножен.
      - Убери, - сказала Раша резко. - Если ты нападешь на этого фавна, он превратит тебя в конфетти.
      Сабля Азака исчезла, равно как и меч Рэпа и Кара. Теперь ни у кого в зале не осталось оружия, потому что гости пришли на свадьбу безоружными. Конь внезапно зашевелился, зацокал копытами, повернулся и направился к двери, где отряд личной стражи султана суетился в бессильной ярости, а может быть - в страхе, ибо они знали, что месть Азака будет страшной. Они расступились перед Злодеем. Вскоре последние из опозоренных стражников удалились вслед за конем, и двери за ними захлопнулись.