4

Бог Путешественников обязывает хозяев быть гостеприимными. «Крайне маловероятно, что нападение произойдет в самом оазисе Высоких Журавлей — так сказал за ужином Азак. Но никого этим не успокоил, потому что прибавил со смехом: — В поселке совсем мало мужчин. Остальные, должно быть, отошли куда-нибудь в укромное местечко подальше отсюда и готовят нам веселую встречу».

Тем не менее Четвертый Охотник на Львов проводил женщин к шатру. Расстояние — всего сотня-другая шагов, самое большее. Что с ними могло приключиться? Встреча с визгливой дворняжкой? Но путь проходил мимо каменных хижин поселковых жителей, поэтому не стоило отпускать женщин одних, без сопровождающего. Кроме того, полагалось знать пароли, если останавливал часовой, а пароли — забота мужчин. Инос просто бесилась от такого отношения к женщине, но Кэйд такое отношение даже нравилось. Ей нравилось, когда с ней обращались как с хрупкой и беспомощной дурочкой. За годы, проведенные в Кинвэйле, она привыкла к этой роли.

Уже стало прохладно. Оазис располагался довольно-таки высоко в горах. По черному небу пустыни рассыпались звезды, такие низкие, что казалось, будто они заглядывают тебе через плечо. В величественной темноте этого звездного моря медленно плыли облака.

Четвертый Охотник довел их до шатра и, выполнив таким образом обещание, удалился, обнимая за талию свою возлюбленную Яртию, которая уже рассказала ему о своем вечернем выигрыше.

Инос и не думала входить в шатер. Она прислонилась спиной к стволу пальмы, сложила руки и с самодовольным видом сказала: «Ха!»

Кэйд теперь уже совсем расхотелось спать. Она ощущала тревогу. И чувствовала себя глупо.

— Не могла бы ты объясниться, дорогая? — спросила тетка, досадуя, что не может скрыть беспокойство.

Шумел ветер, он заглушал голоса, так что можно было тихонько поговорить, тем более что в других шатрах, похоже, уже спали.

— Попробую, — мрачно сказала Инос, — но не так-то просто говорить об этом, сама знаешь.

Да, непросто. Но ведь Кэйдолан думала об этом достаточно часто. Шейх Элкарас добился доверия Азака, а Азак, как правило, не доверял никому. Шейх убедил Иносолан пуститься в безумное бегство из Араккарана в пустыню — и хотя Инос часто была порывиста, но такой поступок даже ей казался нелепым. И наконец, шейх Элкарас, судя по всему, ухитрился избежать преследований со стороны Раши. Кто, кроме волшебника, способен на такое?

Из этого следовало однозначно, что Элкарас обладает колдовской силой. Или он украл Иносолан у султанши, чтобы сыграть в ту политическую ифу, в которую прежде играла она, или же он сам был ее приспешником, и Раша использовала его, чтобы спрятать в пустыне свой товар, пока сделка с Хранителями не будет завершена.

Конечно, шейх мог играть на чьей угодно стороне, например, на стороне одного из Хранителей, например — и вероятнее всего — за Олибино, колдуна Востока. Но если так, почему они позволили Иносолан спокойно продолжать свое путешествие? Если она замешана в политику, то должна выступать как королева Краснегара, а не разгуливать по пустыне в роли мнимой жены мнимого Охотника на Львов. Караван бредет по пустыне уже много недель.

Но все это чертовски трудно передать словами.

— Думаю, что понимаю тебя, дорогая.

Инос кивнула:

— Он, конечно, видел, где мы находимся. Но тали — это так невинно. И это не такое занятие, которое можно бросить, как только тебе захотелось спать. Он и сам клевал носом. У него был трудный день, и он не молод.

— Все это я и сама понимаю. Меня интересует другое: чего ты надеешься добиться?

— Неужели не ясно? Каждый вечер месяц за месяцем мы проваливаемся в сон, словно в дымном угаре.

— Езда на верблюде так утомительна.

— Но иногда мы не ехали, просто стояли. — Иносолан смолкла, несколько мгновений слышался только шелест пальмовых листьев на ветру, сонное хлопанье палаток да отдаленный собачий вой. — Помнишь, как Азак обжег тебя?

— Еще бы. До сих пор еще не все зажило.

Раз ночью Азак прикоснулся к руке Кэйдолан. На коже вздулся пузырь от ожога, но она не проснулась и крепко спала до самого утра, ничего не подозревая. С тех пор она внимательно следила за тем, чтобы его одеяло не лежало слишком близко.

— Так вот, — заключила Иносолан, — это был ненормальный сон!

Она поглядела вверх на танцующие пальмовые листья. Лицо ее размытым пятном бледнело в лунном свете. Она несколько раз глубоко вздохнула, будто наслаждаясь нежданной свободой. Стрекотали кузнечики, в загоне фыркали верблюды. Звенели их колокольцы — звук, ставший таким же привычным для Кэйдолан, как и шум прибоя за окнами замка в Краснегаре.

— Ну вот, теперь стало проще говорить, — сказала Иносолан. — Помнишь дверь наверху в башне Иниссо, как трудно было приблизиться к ней? Идиосинкразия, отвращение — так назвал это доктор Сагорн. Что ты теперь на это скажешь?

Кэйдолан оглянулась в темноте.

— Я хотела бы оказаться сейчас в удобном кресле. — Герцогиня увильнула от ответа, но и не солгала. Слишком стара она уже для верблюдов. Она уж и забыла, что это такое — мягкое сиденье.

— Глупости! — яростно выговорила Инос. — Хорошо, я скажу тебе, что думаю. Нас одурачили. Элкарас в сговоре с Рашей, и так всегда было. О Боже, у меня начинает болеть голова, когда я заговариваю об этом. Это же так просто, тетя! Она держит в своих руках всех людей от Краснегара до Араккарана, всю Пандемию, а мы вот так запросто вспрыгиваем на верблюдов и уезжаем в пустыню? Она сама хотела, чтобы мы убежали. Она все это устроила!

Кэйдолан вздохнула:

— Возможно, ты права.

— Это же очевидно!

— А что за тень ты видела? Помнишь, то привидение?

— Ах, Рэп. Он мертв. Мы знаем это. Но все же я думаю, что это было послание. От Раши. Или кого-то еще.

Конечно, она полагала, что призрака мог подослать сам Элкарас. Он никогда не встречал молодого фавна, но колдун, вероятно, умел вытягивать образы умерших из памяти других людей. Кто знает, на что способен волшебник.

— Он сказал, чтобы ты бежала.

— А мы сделали все наоборот — не двинулись с места. Мы решили, что порождение зла может дать только плохой совет. Именно так мы и рассуждали. Мы должны были так думать. Двойное надувательство! Конечно, это так. Почему же тогда мы об этом не догадались?

Кэйдолан снова вздохнула и поежилась. Она ломала голову над подобными вещами много-много раз, но никогда бы не решилась говорить об этом вслух. Да и не старалась даже. Она просто молилась сколько могла Богу Смирения.

— Колдовство! — победно выкрикнула Инос запретное слово. — Днем. Он заставлял нас бояться или стыдиться говорить об этом днем. А по ночам насылал на нас сонные чары. Однако по ночам легче разговаривать — ты заметила? Может, он устает или произносит заклинания по утрам, а к вечеру они слабеют? Сейчас, кажется, никаких чар нет.

— Да, ты дала нам возможность поговорить об этом. Надеюсь, ты ничего не скажешь Азаку?

— Почему же? — спросил Азак.

— Ох! — Кэйд подпрыгнула, как кролик, прижав ладони ко рту.

Несмотря на размеры, султан двигался бесшумно, словно паутинка на ветру. Интересно, как давно он стоял у нее за спиной — темный, большой, грозный, со звездами, отражающимися в глазах.

— Что именно нельзя говорить Азаку? — прорычал он.

Кэйд пыталась успокоить свое трепещущее сердце. Даже днем при свете она побаивалась Азака.

— Может быть... вероятно... мы спим слишком... э... крепко, но это не относится к вам.

— Ясно. И это все?

— Э-э... все.

Если не считать того, что Азак так ненавидел Рашу, что мог бы не совладать с собой, узнав, что колдунья перехитрила его.

— М-м-м?.. — Азак переключил внимание на Иносолан, которая все еще стояла, прижавшись спиной к дереву. — Поздравляю! Вы его раскусили. Я этого не ожидал.

— Но он всего лишь человек.

— Так вы знали? — воскликнула Кэйдолан.

— Конечно. Инос же сказала, что это очевидно. Особенно по ночам. Впрочем, и днем тоже. Но это настолько абсурдно, что я не мог заставить себя заговорить об этом. Мне это известно уже не один месяц.

Инос и Кэйд хором охнули.

Все правильно — не один месяц. Герцогиня потеряла счет неделям, но два или даже три месяца... В отдалении позвякивали колокольцы верблюдов. Ночной воздух быстро остывал, становилось прохладно. Кэйд пожалела, что не накинула шаль из верблюжьей шерсти, но не идти же за ней. А потом ждать неведомо сколько, пока возобновится этот сумасбродный разговор.

Азак поглядел на нее:

— Это был несчастный случай, уверяю вас.

— О чем вы?

— Когда я обжег вам руку. Я пытался разбудить вас обеих, но ничего не получалось, тогда я сдался и больше не пробовал. Я даже думал о том, чтобы погрузить вас спящими на верблюдов и бежать, но не осмелился пойти на такой риск. Я испугался, что вы вообще не проснетесь. Но обжег я вас случайно.

Возможно! Но ведь он мог проверять не то, проснется она или нет, а действует ли еще проклятие Раши, из-за которого он не мог прикоснуться к женщине.

Азак шагнул к Иносолан, принцесса не шелохнулась.

— Вы раскусили его. Ну и что вы теперь собираетесь делать, голубка моя?

Сердце Кэйдолан было успокоилось, но теперь снова затрепетало. Позади нее хлопала на ветру палатка, тихонечко гудели натянутые веревки.

— Однажды мы пробовали бежать, — горько сказала Инос, — но ничего не вышло. Давайте уйдем теперь.

У Кэйд подогнулись колени, и она, даже не успев вспомнить о скорпионах, плюхнулась на коврик. О, где же ты, уютное мягкое кресло!

— Сейчас! — воскликнул Азак. Голос его, казалось, доносился откуда-то сверху, от самых звезд.

— Здесь. Разве вы не поняли? — Иносолан говорила быстро, словно пыталась убедить себя, а не его или боялась, что сама передумает. — Вот, например, почему... почему мы не заснули сегодня? Он считает, что ему не о чем беспокоиться. Он думает, что мы не решимся убежать от него здесь, в Гонлете.

«Это, безусловно, безумие», — решила Кэйд.

Азак, понизив голос, медленно заговорил:

— Есть еще и другая возможность. Колдунов можно обнаружить по той силе, которую они используют. Шейх показывал нам кольцо. Мог он, правда, и приврать, но все-таки он сказал, что это кольцо обнаружило действующих волшебников в Алакарне. Кажется, он сказал «магов». Здесь, на краю Империи, волшебников должно быть немало. А что, если... если колдун... опасается использовать свою силу так близко к Алакарне? А знаете, вы правы. Теперь об этом легче говорить.

Кэйдолан смолчала, хотя на языке у нее вертелась пословица импов, что красивыми словами котлету не посолишь. Все время они только тем и занимались, что болтали. Но Азак влюблен и потерял голову. Любое желание Инос для него равносильно закону.

— Вот и еще одна причина! — восторженно согласилась Инос. — Значит, наши шансы на побег повышаются. А что он сделает, когда проснется и увидит, что нас нет? Ничего! Сам он не может отправиться за нами, потому что тогда ему придется оставить караван на разграбление.

Большинство купцов и погонщиков приходились шейху родственниками.

— Он может послать в погоню Охотников на Львов, — возразил Азак. — По свежему следу любой Охотник без труда нас найдет.

Иносолан разочарованно воскликнула:

— Неужели нет никакой надежды? — Ее мольба могла толкнуть его на любое безумство. Будучи истинной женщиной, она отлично это осознавала. Хитрюга!

— Есть.

— Ты можешь справиться с ними? Как?

— Золото и обещания. Если они пойдут по дороге на Алакарну, а мы пойдем на север...

— На север? — Даже Иносолан испугалась. Азак не мог говорить всерьез.

Но султан не шутил.

— На северо-запад. Вы заметили развалины, которые мы проходили нынче днем? Большой город, очень старый. А города в горах всегда бывают вблизи перевалов. Значит, когда-то здесь был перевал. Дорога, возможно, разрушена, но проход должен быть.

— А разбойники?

— Если они где-то и есть, то на дороге в Алакарну.

— Да, пожалуй. Значит, на север. Ну что, рискнем?

— Я рискну. А вы?

Было ясно, что женщины примут вызов. Еще не услышав согласия Инос, Кэйд знала, что оно последует. Она поднялась на ноги и, не обращая внимания на жалобы старых суставов, начала высказывать свои аргументы. Все ее существо восставало против этого глупого плана.

— Инос, ваше величество, даже если мы правы и его чародейство... нас обманывает... по крайней мере, сейчас мы под его защитой. Это разбойничья страна, пользующаяся самой дурной славой. Господин, вы же только сегодня нам говорили, что...

— В той стороне они наверняка не станут рыскать. — В темноте голос Азака звучал ясно и уверенно. Потом он задумчиво прибавил: — Интересно, сколько легенд выдумали нарочно для того, чтобы караваны не блуждали в поисках дороги в обход Бойни.

Кэйд попробовала зайти с другой стороны.

— Но в Туме можно сгинуть навсегда.

— Не обязательно. Так поют трубадуры. Третий Охотник утверждает, что его отец переходил через Тум.

— Но что это даст? Самый верный и быстрый путь в Хаб...

— Наивернейший путь в Хаб — корабль из Алакарны, — возразила Инос. Голос ее дрожал от возбуждения. Временами логика ее подводила. — Но если мы все еще в лапах у Раши, она не даст нам даже близко подойти к кораблю в Алакарне. И конечно, никогда не позволит обратиться к Четверке. Она же, чуть что, вмешивается в любую политику: похитила меня из моего королевства, нарушила планы Азака в Араккаране. Хранители от нее мокрого места не оставят, попадись она им, и она это знает. Так что не отправиться ли нам в Хаб через Тум?

— Если нас не задержат, — согласился Азак. — До Гобля, наверное, с месяц верхом. Мы сможем доехать туда прежде, чем зима закроет перевалы.

Еще месяц на верблюде! Или он говорит о лошадях? Кэйдолан мечтала о мягком кресле, никуда не скачущем четырехногом устойчивом кресле. Но ведь нет никакой гарантии, что Хранители помогут. Это мечты, заблуждения наивной юности. Эти два юнца не в силах понять, что в мире может царить несправедливость — и так оно почти всегда и бывает. Четверка вполне может презреть их мольбы, даже не задумавшись, или вынести решение, которое только ухудшит положение вещей.

— Целый месяц! — запротестовала Кэйдолан, хорошо понимая, что все ее протесты тщетны. Но она считала своим долгом попытаться еще раз. — Но Нордландия и Империя достигли некоего согласия по поводу Краснегара, и, при всем моем уважении к вам, господин, изумрудный пояс Араккарана может украсить кого-нибудь другого. Хранителям ваши прошения могут показаться историческим курьезом!

— Пятьдесят на пятьдесят, — хладнокровно произнес Азак, — в таком случае я просто попрошу, чтобы они сняли с меня проклятие, тогда я смогу жениться на вашей племяннице. А это значит для меня больше, чем все королевства Пандемии.

Наступила пауза. Иносолан следовало бы что-нибудь сказать, но она промолчала.

У Кэйдолан имелось в запасе еще две стрелы. Одну из них решила приберечь, зато выпустила вторую:

— А как насчет того, что волшебник разозлится?

— Лично я с удовольствием проткнула бы его вилами! — выпалила Инос. — Надутый толстый старый осел, заморочил мне голову. Не собираюсь болтаться здесь, пока эта Раша и Олибино не отдадут меня в жены какому-нибудь гоблину. Вы сможете вытащить нас отсюда, Первый Охотник на Львов?

— Ваше желание для меня закон, любовь моя.

— Ты с нами, тетя?

Кэйдолан вздохнула.

— Да, дорогая, если ты так хочешь, — сказала она, оставив невысказанным последний аргумент.

Неделями молодой великан-джинн крутился около Иносолан, пытаясь любыми способами добиться ее расположения. Но в Зарке считалось как-то не по-мужски проводить много времени с женщинами, особенно со своей предполагаемой женой. Поэтому возможности Азака в деле ухаживания за Инос были сильно ограничены. Теперь Иносолан будет с ним непрерывно от рассвета до заката. Правда, он по-прежнему не может дотронуться до нее — о, каким благословением иногда оказывается это проклятие! — но зато она будет постоянно под его неусыпным вниманием.

Инос управлялась с ним очень хорошо. Не отвергала, но и не давала согласия. Она была с ним тактична и добра, ничего не обещала, ничего не принимала. Навыки, приобретенные в Кинвэйле, до сих пор служили ей добрую службу. Но принцесса так молода, неприкаянна, одинока. Так нуждается в поддержке. Целый месяц наедине с Азаком! Сможет ли Инос, даже она, устоять перед его логикой, напором, несомненным обаянием?

Кэйдолан не любила рисковать, но она чуяла, откуда ветер дует.

5

На рассвете пустыню окутал столь необычный для этих мест туман. Впрочем, возможно, это был и не туман вовсе, а облако, потому что к рассвету путники были уже высоко в горах.

Отъезд из Высоких Журавлей прошел без сучка без задоринки. Инос зачарованно следила за Азаком, который сумел обмануть всех и в деревне, и в караван-сарае. Хотя увидеть в темноте ей удалось немногое, но внимательному уху достаточно рассказали и звуки.

Как выяснилось, знаменитый Кодекс Охотников на Львов заслуживал меньшего доверия, чем пословицы о продажности и бесчестности джиннов. Золото и обещания сделали свое дело. Хотя Инос догадалась, что изгнанные принцы с готовностью пошли на сговор ради будущих высоких должностей при дворе в Араккаране, даже несмотря на то, что обещания Азака стоили не больше их собственных клятв. Однако дело было сделано, победил Азак, а Элкараса предали.

Если поселок и имел охрану, Охотники с нею справились — Инос предпочитала не знать об этом, — но, возможно, лисы не ожидали подвоха от цыплят. Так или иначе, большинство поселковых мужчин отсутствовало.

С верблюдов сняли колокольцы и выпустили из загона. К утру они разбредутся по всей пустыне — ищи ветра в поле. Остальную скотину — мулов, коров, лошадей, даже птицу — тоже выгнали в ночь. Некоторые из животных потом пытались увязаться за беглецами, но все мало-помалу отстали. Охотники на Львов собрали семьи и двинулись на юг в Алакарну. Когда шейх проснулся, оказалось, что у него сразу возникло очень много проблем. Внезапно он стал просто одиноким беззащитным стариком посреди враждебного племени. И довольно долго у него не было никакой возможности организовать погоню.

В горах мулы лучше верблюдов — так сказал Азак. Поэтому Инос встретила рассвет именно на спине мула. У мула бег тряский, но зато эти выносливые небольшие животные могут взбираться по кручам без малейших протестов. И вот уже Высокие Журавли остались далеко внизу.

Ночной ветер стих. Воздух был наполнен жемчужным туманом. Впервые за много недель Инос вдыхала настоящую утреннюю свежесть. Восхитительно! Маленькие копыта мула зацокали по гладкому камню.

— Дорога? — удивилась Инос.

Где-то недалеко от нее маячил Азак. В утренней дымке они казались бестелесными призраками. Инос уже могла различить сквозь туман его улыбку, но она угадывалась в его голосе.

— Точно. Дорога в город. Мы уже час по ней едем. Вот она, то появляется, то пропадает. Видите?

Чуть дальше впереди тракт исчезал в недрах песчаной дюны.

Инос обернулась и убедилась, что Кэйд тоже теперь находится в поле зрения. Она виднелась как неясная фигура на муле. Инос помахала ей рукой. Чудесная старушка Кэйд!

Инос ехала впереди, Кэйд замыкала шествие, Азак то возглавлял его, то ехал сбоку, как того требовала дорога. Даже мулы не спорили с Азаком ак'Азакаром.

Спаслись! Свобода!

Из тумана выплывали валуны и кусты, провожали их в почтительном безмолвии, словно строй почетного караула, и пропадали вдали. Становилось светлее, туман рассеивался. Через несколько минут дорога появилась вновь. Спустя какое-то время мулы оказались в лощине, где дорога опять пропала, но Азак быстро нашел ее на дальней стороне оврага.

Он был очень доволен собой. И не без причины. Как он расправился со всеми препятствиями в Высоких Журавлях! Даже вспомнить приятно. Он отомстил!

Предельно усталая после бессонной ночи, Инос все же отметила про себя, что голова у нее яснее, чем за все прошлые недели. Она сказала:

— Кажется, будто моя голова была завернута в одеяло! Мерзкий старый обманщик! Теперь-то все прояснилось, стало четче и ярче.

— Ну, тогда вы согласитесь выйти за меня замуж.

Она отшутилась, султан рассмеялся. Казалось, Азак испытывал то же чувство облегчения, что и Инос. Он пришел в приподнятое легкомысленное расположение духа. В нем никак не угадывался тот грозный султан, который управлялся со сворой злобных принцев, насаждая жестокость и страх. Он был влюблен.

Однажды Инос привелось увидеть подобное преображение, там, в Кинвэйле, хотя и не такое разительное. Влюбленный мужчина превратился просто в мальчишку. Он шутил и резвился, от души валяя дурака. В обычном состоянии он и предположить не мог, что на такое способен. Она видела, как благородный, достойный трибун прыгает в пруд с рыбками, чтобы достать даме шляпку. Она называла это «распушить хвост». Такое поведение очень шло Азаку. Таким он был вполне приемлем в качестве мужа в Краснегаре. Но как долго все это продлится после того, как отшумит свадебная церемония?

А он ведь чрезвычайно настойчив. Даже сейчас, на рассвете, верхом на муле, после бессонной ночи, когда впереди опасности и неизвестность, а позади — преследование злобного колдуна, Азака занимали лишь ухаживания. Он упорно отклонял все возражения.

— Скажите мне, — говорил он, — что во мне вас отталкивает?

— Во-первых, вы убийца. Я знаю, что вы отравили своего дедушку... А как насчет Хакарада и того змеиного укуса? Ведь змее помогли?

— Разумеется. Змеи не заползают просто так в королевские покои. А тут их было сразу шесть. Одна змея заползла в ботинок и ужалила его.

Инос задрожала.

— Скольких братьев вы убили?

— Восемнадцать. Рассказать вам про дядюшек и кузенов?

Она затрясла головой, не желая смотреть на него. Мулы снова вышли на дорогу, окруженную насыпями, поросшими жухлой травой. На траве блестела роса. Воздух был холодным.

— Хотите, я объясню вам, почему так поступал?

— Нет. Уверена, у вас были причины. И я знаю, что таков обычай вашей страны, так что они не вправе жаловаться...

— Жалобы — вот одна из причин. — Он одновременно и шутил, и говорил всерьез. — Но в Краснегаре рядом со мной не будет родственников, не на кого будет излить свою варварскую злобу. Ведь на обывателей не так весело набрасываться, верно?

— Ох, Азак, я знаю, вы делали это не ради удовольствия, но... Азак, посмотрите!

Туман свернулся, как в прощальном поклоне, и исчез, будто небрежно сдернутая скатерть. Ярко и горячо разлился солнечный свет. Инос в восхищении взглянула на островерхие горы, закрывающие полнеба и как будто нависающие прямо над головой. А скалистые холмы впереди вдруг явили свои истинные размеры и формы. А потом, может быть, еще более впечатляюще и театрально, разрозненные желтые пятна стали, словно разбуженный дракон, прямо на глазах просыпаться и постепенно превратились в руины города. Туда-то они и направлялись. Утес превратился в стену, вершина обернулась башней, ущелье — воротами.

Внезапно закричала Кэйд.

Азак развернул мула прежде, чем Инос успела остановить своего. Она бросила поводья и спрыгнула на землю, внезапно ощутив занемелость и покалывающую боль. А ведь она не прожила и четверти тех лет, что Кэйд. Как могла она так легкомысленно тащить старую женщину без всякого отдыха и привала? Продержать ее верхом целую ночь?

К тому моменту, как она доковыляла до тетушки, Азак уже спешился на некотором расстоянии позади процессии, а Кэйд рассыпалась в извинениях. Оказалось, что старушка уронила молитвенник, только и всего.

Если тетя могла читать во время езды, значит, дела ее обстояли не так уж худо.

— Но все же нам нужно сделать привал, — сказала Инос.

И Азак согласился, когда вернулся с потерянной книжкой. Он привел своего мула. Мул его хоть и был крупнее других, но рядом с Азаком при дневном свете казался просто большой собакой, которую хозяин прогуливает на поводке.

Голубое небо, жаркое солнце, а внизу от крошева скал под ногами до теряющейся в мареве линии горизонта раскинулась пустыня. Инос вдруг показалось, будто она птица. Дух захватывало от этого простора. Инос искрилась восторгом — с высоты глядеть на распростертую под ногами ширь.

Где-то внизу в нагромождении скал спрятался оазис Высоких Журавлей, скопище бандитов, пристанище злого волшебника. Местные наверняка знали эту дорогу и пустятся в погоню, как только переловят свой разбежавшийся скот. Но до сих пор колдун не принял никаких ответных мер. Он не призывал беглецов. Должно быть, потерял их, а может, они уже вышли за пределы его силы.

Но отдых, горячий чай, еда...

— Какой из Богов? — вежливо переспросил Азак, листая молитвенник. — Путешественников?

— Смирения, — сказала Кэйд.

Он уверенно, без заминки перелистнул страницы и нашел нужное место, но когда передавал книгу обратно, медно-красная бровь его поползла наверх:

— Сударыня, почему вы решили призвать Их?

Обычно Кэйд отвечала на вопросы Азака подробно и основательно, как это и полагалось женщинам Зарка. Но сейчас она только бросила на него насмешливый взгляд, надменный и по-королевски гордый. Верхом на муле старушка доставала ему до лба, что, без сомнения, сыграло свою роль. А может быть, ей просто расхотелось играть роль «госпожи Фаттас». Так или иначе в ее голубых глазах-льдинках не отразилось ничего, когда она ответила:

— Потому что я уверена, что мы совершили ужасную ошибку, ваше величество.