Ваун бросает взгляд на Йецера и получает неохотный кивок.

— Я приму, радист, — говорит Ваун непривычным для себя самого тоном командира. Нажимает на кнопку. Женщина никак не реагирует, но, судя по показаниям приборов, его изображение передано. Ваун быстро поворачивается, будто бы намереваясь что-то посмотреть на боковой приборной доске; на самом деле он дает им возможность увидеть его профиль. Шум радиопомех и болтовня внезапно прекращаются.

Ваун резко поворачивается к передатчику и начинает говорить на галактическом. Ни на секунду не забывая о нетерпеливо подрагивающем указательном пальце Йецера, он тщательно выговаривает каждое слово, следит за своим безупречным доггоцевским произношением.

— Приветствуем вас, «Юнити». Это шаттл ультийского главнокомандования «Либерти», коммодор Приор. Назовите себя.

Тишина…

Грядет контакт. Внизу Рокер тоже ждет с пальцем на спусковом крючке.

Тишина… Братство ждет, когда Ваун скажет пароль? Или они уже догадались, что никакой он не Приор, что бы он там ни говорил? Их пальцы тоже уже на спусковых крючках?

Ожидание…

Даже в те времена, когда половина всей техники на планете пришла в негодность из-за нехватки надлежащего ухода, недостатка необходимого топлива или просто вследствие старости… даже тогда легкие торчи К-47 считались настолько надежными, что оснащались самыми простейшими системами безопасности.

Кем бы ни был прежний наездник вауновского скакуна, он не пожалел и выкинул все, кроме немудреной подушки и простенького картриджа для ее выбрасывания.

Чего волноваться? Что может случиться с космической табуреткой?

Если, конечно, какому-нибудь маньяку не придет и голову напрочь вывести из строя приборную доску…

Ваун сплюнул в ревущий льдом ветер и снова закашлялся. Он думал, что был без сознания не очень долгое время, но он летел на подушке, а посему должен быть живым. К счастью, подобного рода небесные эскапады были одним из его любимых времяпрепровождении в Вэлхэле, и рефлексы в порядке. На губах соленый привкус крови, красное пятно на правом глазу. Ощущение такое, какое бывает, когда упадешь с десятого этажа на бетонный тротуар лицом вниз.

Катапультирование на такой скорости и на такой высоте квалифицируется в учебнике как «последний козырь».

Под ногами бешено вращается мир, он работает уже начавшими неметь от холода мускулами. Он смутно припоминает, как торч рассыпался на куски красным огненным цветком, как цветок пустил корни из дыма по направлению к земле. Это либо один из снарядов Тэма, либо самоуничтожение.

От левого глаза толку не многим более, чем от правого, но сквозь слезы он узнает холмы, окружающие землевладение Тэма, озеро. Еще далеко внизу. Он поворачивает подушку и пикирует в этом направлении.

По крайней мере его не подстрелили, хотя запросто могли. Скорее всего просто не хотели. Кранц! А холодно! Он превратился в человекообразную сосульку.

Остается надеяться, что до приземления ничто не отмерзнет и не отпадет.

На востоке заря величаво пылает над холмами. Хорошо быть живым.

Покатые крыши и отвесные деревянные стены уютно угнездившегося в лощине Форхила — реконструкция в раннегилбианском стиле, столь высоко ценимом брокерами с астероидов и торговцами оружием; но сам Форхил — настоящий памятником древности, некоторые сооружения были построены еще до стравацкой революции. Все понатыкано как попало — последствия долгих столетий бесцельного существования, но сама эта неопределенность — равно как и заношенный костюм из пурпурного мха на зданиях — создает запоминающийся образ.

Форхил казался почти что неотъемлемой частью холмов, не плодом трудов человеческих, а чем-то взятым напрокат. А в юности он был самым настоящим городом. Лес вокруг сплошь усыпан буграми остатков кирпичной кладки и старинных погребов.

Форхил принадлежал Патрулю много веков и традиционно сдавался комкому, почему, надо думать, Тэм и ухватился за этот пост. По оценке Вауна, Вэлхэл давал Форхилу троекратную или четырехкратную фору, как подобающая герою обитель.

Он понимал, что имеет еще тот вид, когда прихрамывая двигался по лужайке в сторону главного входа. Он подвернул колено, все еще кашлял кровью, глаз начал что-то видеть, но все лицо наверняка в крови и синяках. Рубашка, а местами — и кожа, изорвались в треклятом кусте кримпля, куда он приземлился. Ну, хотя бы приземлился, не развалившись на куски.

Кримплем пахло так, будто находишься в немытом сортире. Почему женщины так тащатся от этого запаха? Окажись сейчас поблизости Мэви, он бы ей устроил.

Он проковылял по широким ступеням в мрачный покой террасы. В бассейне серебряным зеркалом сиял утренний свет, склонившийся над водой декоративный кустарник был безутешен, или ему просто так показалось. В саду еще должны работать роботы, хотя ни один не попался ему на глаза. Из охраны он тоже никого не встретил, что вселяло некоторую надежду. Не было даже симов. Где-то на пастбищах позади дома однообразно лаяла собака.

Что-то жуткое было в этом безлюдье. Форхил всегда кишел людьми, мужчинами и женщинами, смеющимися и развлекающимися на просторных лужайках, в бассейне, среди деревьев — теми, к кому фортуна была благосклонна: политиками, аристократами, промышленниками, членами королевских семей, звездами шоубизнеса… и, конечно, спейсерами. Сегодня единственными гостями были припершиеся без приглашения Смерть и адмирал Ваун. Что, Смерть в данный момент осматривает винный погреб? Лениво поигрывает в гольф? Сейчас ее не было видно, но никогда в жизни Ваун не ощущал столь остро ее неумолимого присутствия.

У Тэма было все, ради чего стоит жить, и все, чем может в этом помочь наука. Но самой настойчивой из старых друзей оказалась Смерть — она отказалась оставаться на Земле, не захотела отпускать человечество путешествовать по Вселенной в одиночку. Ее можно попросить зайти попозже, но навсегда отказать ей в доме невозможно.

Главный особняк Форхила выходил точно на восход солнца, и Ваун шел к нему вслед за собственной тенью по древним булыжникам мостовой, удивляясь отсутствию какого-либо сопротивления — ни роботов, ни натренированных хищников, ни излучений, струящихся сквозь кусты. Может, Тэм что-то задумал? И в том случае, если оборона настолько слаба, что приходится идти на уловки, чтобы защититься от одинокого мужчины, — самое подходящее место для засады здесь, у дверей.

Вход располагался глубоко, в достаточно широком, чтобы в нем могла спрятаться карета, запряженная четверкой лошадей, проеме между двумя выступающими крыльями здания. Сюда сквозь восточную арку проливался вялый желтый свет зари, но арка была уже мощенного булыжником внутреннего помещения, и стенки ее были затенены.

Ваун решил, что попадаться в засаду он не хочет, несмотря даже на то, что все это затеял по собственной воле. По дороге он не поворачивал головы, но краешку глаза что-то расплывчатое не понравилось в темноте слева, после чего ему позволили сделать еще четыре шага.

— Стоять! — раздался за спиной женский крик. Он остановился. Приятно, что все пока осталось таким, каким было всегда, даже если Тэм в этот момент уже мертв.

— Руки вверх. Не опускать.

Он вытянул руки вверх и медленно развернулся, жмурясь на восходящем солнце.

На него действительно был направлен пистолет. Она была в длинном темном халате, все еще практически невидимая, лишь поблескивал металл пистолета. Его она, без сомнения, видела хорошо.

— Я адмирал Ваун. Я друг коммодора Тэма, — слова прозвучали как-то ужасно глупо, — Я без оружия. — Именно это ее скорее всего и интересовало.

— Повернись.

— Если позволите, то я предпочел бы быть убитым с этой стороны.

— Повернись!

Он неохотно подчинился.

— Снимай штаны.

— Что?

— Что слышал. Снимай, или я стреляю. Этот истерический припадок ему не понравился. Он медленно опустил руки и расстегнул ремень, не понимая, что это непонятный ритуал экзекуции или просто-напросто мрачная шутка. Трусы упали к ногам.

— Задери рубашку. Вот чудно!

— Ну и хорошо, — сказала женщина уже совсем другим тоном. — Ты действительно Ваун. Я должна была убедиться.

— Зозо?

Ваун наклонился, чтобы подтянуть штаны, не понимая, как он мог не узнать этот голос. Кроме того, ему хотелось бы знать, сколько вообще людей знают о следах укуса у него на заднице — последствиях одного эпизода, случившегося на охоте, остававшихся в силу того, что они доставляли удовольствие женщинам, порой вдохновляя их на эксперименты. Если братья вышлют кого-нибудь из своих, чтобы вычислить Вауна, они несомненно добьются успеха, первым делом изучив его шрамы.

Восстановив респектабельность, он двинулся на встречу с тенью, двинувшейся на встречу с его тенью, гадая, позволит она себя поцеловать или нет. Как правило, не позволяла, если рядом не было Тэма.

Его приветствие вышло хриплым криком ужаса. Это была Зозо. Нет, это была не Зозо. Неуклюжая, сжавшаяся, слишком маленькая! Она вся сгорбилась, будто пораженная страшным недугом. Ее лицо невообразимо сморщилось, будто ее жарили.

Он выговорил ее имя и с трудом удержался, чтобы не отпрянуть.

Обвислая кожа вокруг ее рта скривилась в горькой улыбке. Жестокая карикатура на прекрасную женщину… Взяли восковую куклу, чтобы разрушить ее, но почему-то остановились на полпути. Множество мелких морщин вокруг глаз, скривившаяся шея, кожа на руках в пятнах. Он слышал об этом, но даже фотографий никогда не видел. Это было ужасно. Его скрутило от омерзения.

— Сегодня тебе не обязательно меня целовать, Ваун.

Это был вызов, а адмирал Ваун никогда не уклонялся от вызова, и хоть много существовало таких, которые он принял бы с гораздо большим энтузиазмом, он преодолел ужас и попытался ее обнять. Она отстранилась.

— Оставь это! — отрезала она. — Всему пришел конец.

— Ой, Зозо! Ты тоже? — обрел он дар речи.

Она кивнула, и шея ее собралась в отвратительные складки. А что с руками в длинных рукавах, с грудью, животом, бедрами? Что там за кошмар спрятан под широким халатом? Это дивное белокожее тело… Да, было время…

Удивительное время. Он неоднократно пытался споить и заполучить ее. В последний-то раз Зозо точно догадалась, чьи это проделки, невзлюбила его и терпела только из-за Тэма.

Если бы Ваун, умирая, имел бы, как она, при себе оружие, он бы, конечно, постарался свести старые счеты.

— Да, — печально сказала она. — Ты посмотрел, Ваун. Убедился. И проваливай.

Что-то было непонятное в том, как светились белым корни ее волос, что-то столь же отталкивающее, как и гофрированная кожа, как и паутина вен… Но непроницаемое выражение лица адмирала Вауна разорило многих игроков в покер, и никогда еще он не радовался этой своей способности, как теперь.

— Я должен поговорить с Тэмом. Она энергично покачала головой.

— Боже мой! В тебе есть хоть что-нибудь человеческое? Ни жалости, ни понимания. Никогда не было. Если бы Тэм хотел тебя видеть… если бы он хотел, чтобы ты его увидел… Пожалуйста, сжалься — уходи.

Ее глаза блеснули. Зозо умела держать себя в руках. Чрезвычайно скрытный характер. Не считая, конечно, тех случаев, когда ее тайно отравляли какими-нибудь препаратами. И сейчас это ошеломляло — видеть, что она боится, дрожит и колеблется. Безнадежность. Очевидно, малопонятные религиозные взгляды Тэма оказались слабы, когда пришло время оплачивать самые главные счета.

— Послушай, Зозо. Я делаю это не из-за извращенной жалости или сострадания. Я здесь по делу, важному де…

Пистолет опять нацелился на него, она попятилась.

— Свинья! — сказала она. Ствол дрожал.

— Ты не поняла! — закричал он, в широком пространстве галереи его слова отозвались холодным эхом.

— Тебя послал Рокер!

Костяшки пальцев руки, держащей пистолет, побелели. Глаза загорелись самой настоящей ненавистью. Он не предполагал, что дело зайдет так далеко.

— Нет! Нет! Это с тобой случилось из-за Рокера, Зозо?

Она по крайней мере не выстрелила.

— Что? — спросила Зозо.

— Вы, оба! — заорал он, заорало эхо, и он продолжил орать, заглушая эхо. Тебе не кажется, что это мало похоже на совпадение, что вы оба умираете одновременно? Черт возьми, Зозо, еще на той неделе вы оба прекрасно выглядели…

Она опустила пистолет. Грустно покачала головой.

— Рокер не посылал тебя?

— Клянусь, нет, — ответил Ваун, теперь спокойно: он перестал быть мишенью и старался обрести невозмутимость, приличествующую знаменитому герою. — Я сам все это затеял. Я совершенно уверен, что этот гад что-то задумал. Или кто-то другой. — Он решил, что ни к чему осложнять ситуацию разговорами о Братстве. Скорее всего кто-то похимичил с твоим бустером, Зозо, но если мы подберем необходимое медицинское…

Она снова покачала головой и сказала, чуть не улыбаясь, отчего выглядела ужасно:

— С Тэмом это уже два года, Ваун. Два года? Он тупо уставился в ее самодовольную физиономию.

— Врачи-то как раз советовали ему увеличивать дозу.

— Но он же не такой старый! — стал спорить Ваун и понял, что не имел ни малейшего представления о том, сколько лет Тэму. Старше него — это да, но ему стоило бы разузнать, на сколько. Хотя его возраст не имел значения. Как и ее.

Такие проблемы никого не волнуют. Забираясь к мужчине в постель, женщина никогда не спрашивает, сколько ему лет. Многие раздвигали колени перед прапрадедушками и не всегда по недоразумению.

Но, по-видимому, его гипотеза оказалась верной, поскольку Зозо кивнула.

— Просто некоторые уходят раньше, адмирал. Тело начало сопротивляться лекарствам. Ты же понимаешь! Некоторым из нас Господь дарует сто лет; другим пожалованы двести. На все воля Божья! — Слова прозвучали искренне, но сморщенное лицо было безутешно. — Рано или поздно Господь посылает за каждым из нас, сейчас вот он послал за Тэмом.

— Два года?

Ваун знал этот холодок, когда ты близок к смерти. Он знал, что сможет встретиться с нею, не намочив штанов, но вот удалось бы ему контролировать свой мочевой пузырь в течение двух лет, он не был уверен. А Тэм ни разу даже косвенно ничем себя не выдал, никак не намекнул.

А Ваун в чем не был силен, так это в разгадывании намеков.

Нервные слова Зозо унесли тишину прочь.

— Когда доза становится слишком большой, внезапно возникает сопротивление.

Фатальное сопротивление. В данном случае это произошло неделю назад.

— А ты? Не может же так совпасть.

Она опустила голову, чтобы спрятать глаза.

— Мы долго были вместе. И мы уйдем вместе. Интересно, знал Тэм о таком решении, и что по поводу самоубийств говорит его религия? Ваун почувствовал себя необычайно одиноко. Глупо, но большая часть его внимания была отдана пульсирующей боли в коленке. Он был безумно голоден, страшно устал, и не в меньшей степени разочарован проясняющейся бессмысленностью долгого предприятия.

Было уже утро, а он не принял бустера.

— Я понял, — сказал. — Я восхищен, Зозо.

Две откровенных лжи подряд. Она пристально посмотрела на него и сказала:

— Спасибо, Ваун.

Она, казалось, почувствовала себя свободнее, как будто в данных обстоятельствах можно верить чьим-либо словам.

— Скорее всего у меня и у самой не так много осталось времени, поскольку я очень быстро слабею. Сначала это незаметно, но с каждым часом проявляется все сильнее и сильнее. Я так устала…

Он никогда до этого не слышал, чтобы она жаловалась. От Зозо можно было бы ожидать большего героизма. Когда ее запас общих мест исчерпался, он сказал:

— Как он сейчас выглядит? — Тэм? Отвратительно!

Она стала агрессивной, и на мгновение в этих останках появилось что-то от былой силы.

— Тебе бы не захотелось этого видеть, и он не хочет видеть тебя.

Самоустранение — неотъемлемое право каждого. Мужчины хотят, чтобы их помнили такими, какими они были. Женщины, конечно, тоже, и тебе нет никакого смысла вторгаться сюда подобным образом.

Смысл… он напрягся, чтобы начать снова думать о смысле своей затеи. Если Тэм уже два года разрушается, то подозрения Вауна не имеют под собой почвы.

Самоустранение комкома в данный момент оказалось не более чем жутким, издевательским совпадением. Но все остальные имеют право жить дальше.

— Мне необходимо поговорить с Тэмом, Зозо. Q-корабль грозит столкнуться с планетой. Смерть угрожает не только тебе и ему. Всем. Всей планете.

Он увидел, как в ее глазах снова вспыхнуло подозрение. Она вспомнила про пистолет и начала медленно поднимать его.

— Почему ты думаешь, что меня послал Рокер? — резко спросил он.

И к чему такая безумная огневая оборона, если все здесь правда?

Складки кожи собрались вокруг глаз.

— Это все Тэм… Он… не бредит… но ему почему-то мнится, что Рокер может прийти за ним.

Прийти за ним? Кому может понадобиться умирающий? И тут Ваун понял, в чем дело, а Зозо сказала вслух.

— Он говорит, что Рокер грозил ему выкачкой мозгов.

Даже в Доггоце Ваун нечасто видел врачей в человеческом обличье, но эта определенно была человеком. Белоснежный халат выпирал в бедрах и на груди.

Белки глаз имели желтоватый оттенок, голова и руки были черны, как уголь, — как и густые волосы. Вспомнив занятия по антропологии, он пришел к выводу, что она является характерным представителем одной из редких элгицских рас. Некоторые нашли бы ее привлекательной. Нет, конечно, это не машина.

Он был без одежды, но стоял по стойке смирно из-за металлических знаков отличия на ее белоснежных плечах. Она была выше него ростом.

Она изучала показания кома, который держала в руках, не обращая внимания на его наготу. Его подобные вещи тоже никогда не заботили. Все его мысли были об одном — он покидает Доггоц. И все-таки для голой задницы в аскетичной комнатке было чертовски холодно.

— Занятно, — сказала она и воззрилась на него желто-черным взором. — Ты необычайно интересный экземпляр, младший матрос. С медицинской точки зрения интересный, я хочу сказать.

Имея такой цвет лица, зардеться она не могла, он тоже не собирался. Если она именно это хотела сказать, то она зря теряет время. Но похоже, что именно это она и хотела сказать.

— Мэм.

Она пожала плечами.

— Тебе предписано принять участие в выкачке мозгов. Ты знаешь, что это собой представляет?

— Да, мэм.

Он подразумевал, что в общих чертах ему это было известно, он догадывался, что это отвратительно, но ради того, чтобы покинуть Доггоц, он был готов на все. На все.

— Мне нужно удостовериться, что ты действуешь по собственной воле, что ты понимаешь, что данная процедура не входит в действующий устав, что ты можешь отказаться от нее без каких-либо отметок в твоем личном деле.

Это когда сам адмирал так пожелал? Ха!

— Я понимаю, мэм.

Она осмотрела его с сомнением. На полных губах появилась тень улыбки.

— Мне кажется, что все-то ты врешь, младший матрос, но все, что ты говоришь, записывается.

— Мэм, — произнес он автоматически. Что бы это ни было, ему хотелось, чтобы они начинали.

— Это будет не больно, но неприятно. Мы обреем тебе голову, понимаешь? И просверлим дырочки в черепе.

— Мэм! — ответил Ваун чуть менее уверенно. Она явно тащилась.

— Очень маленькие дырочки. Размером с волосок. Штук семь или восемь. Через пару дней они заживут, и следа не останется. В процедуре будет принимать участие еще один человек, и то, что будет происходить с ним, гораздо более неприятно, а тебе не будет причинено никакого вреда.

Она сделала паузу, и он еще раз повторил свою мантру:

— Мэм!

Она посмотрела на ручной ком и закатила глаза.

— У тебя есть выдержка. Ладно, можешь надевать штаны.

Она не пошевелилась, поэтому и он тоже. Она снова задумчиво посмотрела на него.

— Младший матрос… Самое ужасное достается донору. Ты должен быть с ним рядом, так что тебе придется посмотреть. Приятного мало. Просто не забывай, что с тобой ничего такого делать не будут. На этот раз он ограничился кивком. Она пожала плечами и отвернулась, как будто собралась уходить, но остановилась и нажала какую-то кнопку на ручном коме.

— Младший матрос… Вы, конечно, знаете о бустере?

Эта черная колода уже начала его доставать, из-за нее он вынужден торчать в холодной комнате. Он сейчас действует по приказу адмирала и недосягаем для наглых пальчиков врачей, а посему впервые в жизни может позволить себе некоторую наглость.

— Бустер — общее название пищевой добавки, необходимой для обмена веществ человека во время его пребывания на чужой планете, содержит важные аминокислоты, витамины и микроэлементы, кроме того, различные препараты, обладающие терапевтическим и профилактическим эффектом, в том числе антигистаминный антидеград…

— Довольно! — оборвала она его. Черный янтарь вспыхнул в ее глазах. — Если ты нуждаешься в дополнительных уколах, младший матрос, я в самом деле могу взять иглу.

— Мэм! — сказал он понимающе. Она усмехнулась.

— Ты вот-вот будешь представлен на комиссии, насколько я понимаю?

— Мэм.

И покину Доггоц!

— Одна из привилегий спейсера — это возможность подбирать свой собственный состав, микс. Кроме тех случаев, когда находишься на задании.

— Мэм.

Она понимающе кивнула, изучая какую-то невидимую ему информацию, и ему вдруг стало интересно. Там, в ее черных, как уголь, руках, был он весь. Все, что способна знать о нем наука, лежало у нее на ладони. И ему было интересно, что там такое она находит для себя интересным.

— Тебе скорее всего никогда не понадобятся добавки для улучшения настроения. Не для протокола, младший матрос… это очень личный вопрос, и ты, если не хочешь, можешь не отвечать. У тебя когда-нибудь были женщины?

— Да, мэм.

Сейчас ему показалось, что он покраснел. Кранц!

— Но не часто? Не часто для здорового двадцатилетнего парня? Невероятно сильного, умного и красивого парня?

— Наверное, так, мэм.

Один раз это было, мэм. На спор, мэм. Они говорили, что у меня не получится, мэм. Я им продемонстрировал, что могу, мэм. Занимайся своими гребаными делишками с мозгом, мэм.

Она посмотрела на ком и сказала:

— А парень когда-нибудь был? Ну, мне известно, что тут, в Доггоце, бывает с новобранцами.

— Нет, мэм.

Это было бы еще более мерзко.

Она кивнула машине, и он с удивлением понял, что она смущена и хочет продолжать разговор не больше него.

— Вот о чем говорят цифры. О том, что физически ты способен, но твое… твое влечение практически не… очень невысоко. Ты знаешь о «закрепителе»?

— Да, мэм.

После отбоя почти все разговоры сводятся к тому, что новобранцы будут делать с «закрепителем», когда вернутся в мир. Женская разновидность называется «размягчитель». За пять лет он ни о чем другом и не слышал.

— Я дам тебе еще один совет, младший матрос, — сказала она как бы своим рукам, — поскольку мне кажется, что этого никто никогда не сделает, врачи-машины не делятся информацией по собственному произволу. Большинство спейсеров добавляют в свой бустер три единицы в день. Машины понимают, что тебе нужно, когда ты просишь «закрепитель». Четыре, может быть, даже пять единиц для вечеринки — допустимо. Что бы там тебе ни рассказывали, почти никто не принимает больше. Шесть или семь — и мужчина становится козлом, он начинает бегать за всем и вся, включая канареек. Как правило, кто-нибудь в конце концов пристреливает его в порядке самообороны. Понятно?

— Да, мэм.

Ваун не сомневается, что покраснел уже до самого паха. И это после пяти лет в Доггоце!

— Тебе бы я выписала начальную дозу в объеме десяти.

— Мэм?

— Можешь поэкспериментировать, но, на мой взгляд, приняв семь, ты приблизишься к нормальному состоянию обычного гражданского мужика, а чтобы стать среднестатистическим похотливым приставалой-спейсером, тебе понадобятся где-то десять. Для вечеринок — двенадцать.

Он кивнул, не понимая, почему оскорблен и зол. Она улыбнулась ему по-настоящему, и очень белые зубы засверкали на очень черном лице.

— Так жить интереснее, младший матрос. Поверь, тебе понравится.

Она сунула ком в карман и отвернулась.

— Приор так и делал, — сказала она через плечо по дороге к дверям. — Иначе у него не получалось. Надевай штаны и выходи.

В Форхиле «закрепителя» не было. Не было вообще никакого бустера.

Медицинские машины замерли, безмолвные и темные, и, как Ваун ни старался, оживить их ему не удалось.

Ну, он не пробудет здесь долго, а один день без бустера не причинит вреда.

Его обмен веществ нарушить намного сложнее, чем у большинства людей, и за один день мало что изменится. А потом он быстро восстановится. Один день без «закрепителя» — это может быть даже полезно, поскольку замену Лэнн он пока не нашел, что означало, что через день-другой женщины начнут странно на него коситься, а мужчины попробуют поприставать. Спейсер без вожделения — это ненормально.

А еще начнут одолевать сны.

Он принял душ, побрился, облачил себя в чистую одежду, принесенную Зозо собственноручно. Потом он пошел в медицинскую комнату, собираясь пройти полный осмотр после катапультирования из торча. Со злобным изумлением уставившись на кучу бесполезного поблескивающего мусора, он примирился с тем, что ему придется походить в синяках до возвращения в Вэлхэл.

На самом деле не синяки его, конечно, тревожили. По правде говоря, его ошеломило состояние Зозо.

Когда эта мысль пришла в голову, он счел ее нехорошей. Как чувствует себя мужчина, когда в конце концов он слышит предупреждение — то самое предупреждение, которого никому не избежать, — о том, что его ежедневная доза консерванта увеличивается?

Сколько лет Тэму?

Сколько лет Вауну?

На него нахлынуло тоскливое воспоминание о злобной издевке Мэви прошлой ночью по поводу того, что его не узнали на вечеринке. Она намекала на то, что адмирал Ваун, прославленный герой, стал теперь историческим памятником. Из собравшихся у огня мужчин и женщин никого скорее всего еще не было на свете, когда он взошел на борт «Юнити» и лицом к лицу столкнулся с Братством. Такое лекарство горше бустера.

И это не то лекарство, в котором нуждается мужчина.

Ну, если с фингалами он ничего поделать не в состоянии, может, ему удастся разобраться с голодом. Развернувшись, чтобы отправиться на поиски кухни, он обнаружил в дверях Зозо, до сих пор сжимающую в одной из искалеченных рук пистолет. Шпионит? Он спрятал злобу под ласковым вопросительным взглядом и вежливо поинтересовался:

— Я теперь могу с ним увидеться?

Она воззрилась на него с той туманностью во взгляде, которой не бывает при нормальном состоянии сознания. Такой взгляд означает, что человек — не от мира сего. Значит, она решила встретиться с собственноручно наложенным на себя разрушением в наркотическом отупении, но это ее проблемы. У Тэма, если его организм отторгал бустер, выбора не было, а она-то по собственной воле самоустраняется. Ваун подумал, что никогда бы не смог этого сделать, ни ради кого.

В конце концов Зозо кивнула.

— Он сказал «да».

— Тогда веди.

Зозо подумала, потом кивнула, повернулась и зашаркала к дверям. Ваун следом. Через пару широких шагов он поравнялся с ней, быстро обхватил ее талию и вывернул из ее рук пистолет.

Она не пыталась сопротивляться.

— Просто бы попросил, — сказала она хмуро, потирая пальцы.

— Просто бы предложила, — огрызнулся он в ответ.

К его изумлению, это оказался мощный спейсерский пистолет. Если Зозо не обладала специальными навыками, в чем Ваун не был уверен, то этой штуковиной она бы не попала даже в планету с расстояния в три шага, но все же он почувствовал себя гораздо более счастливым, засунув пистолет за ремень.

Когда-то давно одной из таких пушек он пристрелил Аббата…

Сгорбленная и неуклюжая, она повела его по коридору в центральный зал с высокими потолками. Здесь Ваун заметил ту же запущенность, что и в саду. Пыль лежала на столах и перилах лестниц, а солнечные лучи из высоких окон пестрели светящимися пылинками. Форхил уже скорбел по человеку, которому принадлежал… сколько лет?

Он надеялся, что Зозо отведет его в гостиную или хотя бы на кухню, но она отправилась в библиотеку, и он почувствовал, что до смерти напуган предстоящей встречей.

Он помнил комкома красивым подтянутым мужчиной с узором из огромных веснушек на носу и вьющимися каштановыми волосами, мужчиной, столь улыбчивым и столь немногословным. Тэм либо специально так круто замешивал себе состав, либо столько энергии в нем было от природы. Он не способен был и двух минут высидеть на одном месте. Он был непобедим в любом деле. На рыбалке он мог заплавать Тэма до полусмерти, а потом невинно предложить получасовую пробежку назад к дому, просто ради удовольствия. А сейчас…

Сейчас Тэм был заношенным халатом, наполненным костями, вытянувшимся в огромном, роскошно обитом коричневом кресле. Глаза его были закрыты, дыхание неровно. Если его внешний вид соответствует его возрасту, то он должен быть ровесником Галактики. Волосы почти все выпали, остался лишь туго натянутый кусок кожи, чтобы прикрыть череп, лицо, синеватое от щетины, все обвисло. Голые ноги покрыты пятнами и худы, как палки.

Ваун и представить себе не мог, что это будет так плохо. Неудивительно, что люди самоустраняются, когда это начинается! Он видел, конечно, как стареют домашние животные. Любимым зверюшкам тоже давали бустер, но когда их организм отказывался принимать консерванты, тогда кошечек и лошадок милосердно пристреливали.

— Минуту назад не спал, — раздраженно сказала Зозо. — Я сказала ему, что ты пришел.

В комнате было совсем тихо, если не считать издевательски бодрого потреcкивания в огромном камине. Где-то вдали завывала собака.

Ваун печально смотрел на останки в огромном кресле.

— Рокер действительно угрожал ему выкачкой мозгов? — спросил он осторожно.

— Он так сказал. Рокер черт знает что тут устроил.

— То есть?

— Пытался прозвониться самоустранившемуся человеку.

А как тогда охарактеризовать поведение Вауна?

— Что он скрывает, Зозо? Что за тайны у него от Верховного Главнокомандования? Она неопределенно прищурилась.