Чуть-чуть отдалившись, Ваун побежал. Дорога была залита светом Ангела, а там, где покров древесных крон был слишком густ, горели небольшие фонари. Не в одних только этих песнях дело. Ему до неимоверной степени хотелось быть как можно дальше от Мэви. Он даже не понимал почему. Он даже не хотел знать почему.

Появился сим — женщина в форме рядового бежала рядом с ним.

— Желаете воспользоваться транспортными услугами, сэр?

Ее дыхание было ровным, не в пример ему. И не потеют они, симы эти.

Он грубо ее послал. Она исчезла. В полном одиночестве он неутомимо пробирался вперед, сопровождаемый грохотом собственных сапог, мощным биением сердца. Звуки веселья милостиво терялись за спиной.

Немного в гору. Он шел легко. Приятное напряжение мышц в теплой осенней ночи. Мысли его были заняты Q-кораблем. Мэви думает, что Патруль станет этим заниматься. Для чего же еще существует Патруль?

Все так думали о Патруле.

Он еще не забыл, что и сам когда-то так думал.

Он еще не забыл… Доггоц. Тощий новобранец в непроветренной комнате для занятий. Сорок тощих новобранцев. Плотно упакованы, все переминаются с ноги на ногу, все стараются поменьше егозить в непривычной военной форме. Воротнички трут, ботинки жмут — а этот вообще впервые в жизни надел ботинки. Надоедливый рев моторов — как ножом по стеклу. Все пропитаны мылом и вычищены до самых глубин души, а вместо подбородков — саднящие после бритья раны. Перед аудиторией проводит лекцию монотонный офицер. Тщательно отрепетированная, политически безупречная и всячески одобренная официально лекция.

Он рассказывает Сказку. Он называет эту Сказку Историей. Новобранец Ваун слушает. Новобранец Ваун верит Сказке так же, как и все остальные. Род человеческий развивается, становится хозяином знания, но он в ловушке, он заперт в клетку единственного доступного ему мира! Род человеческий обнаруживает, что не все квазары являются далекими галактиками, что некоторые из квазаров перемещаются среди неподвижных звезд по неким правильным траекториям, а стало быть, представляют собой артефакты! Род человеческий изобретает Q-двигатель! Род человеческий движется вперед, далеко позади оставляя старую, атавистическую Землю, и знакомится со скотинкой, что уже путешествует в межзвездных пространствах…

Не «чужие». Не «гуманоиды». Мы — солдаты Космического Патруля — называем их «скотинкой». Запомните.

Здесь, вблизи Ульта, их нет.

Если, конечно, не считать политиков.

Когда офицер шутит, вам полагается смеяться.

Громче!

Вот так-то лучше.

По стопам исследователей идут колонисты. Империя распространяется по галактике.

Но Q-корабли крайне опасны, и летят они вслепую. Кто-то должен управлять их движением, ведь на старой Земле столько ничтожных, мелюзговых государств типа Ульта или Вецита — их Миллионы. И вот поэтому… И вот поэтому создан Космический Патруль, организация, призванная следить за тем, чтобы с Q-кораблями и с космическими трассами все было в порядке. Организация, стоящая выше планетарных политиков, слуга человечества, верная Верховному Главнокомандованию и только ему.

Это Сказка. Офицер называет ее Историей. Сорок один новобранец верят ему.

Новобранец Ваун — часть тридцатитысячелетней традиции! Новобранец Ваун чувствует, как раздувается от гордости его костлявая грудь. Как начинает бить в такт походному маршу сердце. Про себя новобранец Ваун клянется на крови, что он будет достоин…

Да. Как все казалось просто! Гражданские до сих пор верят в эту белиберду. Да и среди спейсеров много таких. Простофиля Клинок в до хруста накрахмаленной форме в их число входит, сомнений нет. Даже этот слабоумный, перекачанный, речистый лейтенант. Верит.

Параллельно дороге, по которой, тяжело дыша, трусит Ваун, виднеется более узкая, более крутая трасса. Для служебного, видимо, транспорта. Выводит, должно быть, прямо на стоянку. Несмотря на то, что ее не освещают фонари, по ней наверняка получится быстрее. Он принял приглашение.

Когда он добежит до своего торча, Мэви с ее насквозь провонявшей кримплем Аркадией будет уже далеко. С кем же она теперь? В желающих разделить такое роскошное поместье и такую шикарную постель недостатка быть не может.

Никакой Империи никогда не было. Был только Патруль.

Тридцать тысяч лет тирании, замаскированной под службу всем народам.

Изнасилование во имя чистой и светлой любви.

Теперь простые граждане Ульта надеются, что Патруль защитит их от Q-корабля. Даже у Мэви, у министра одного из самых крупных правительств, не возникает вопросов ни относительно намерений, ни относительно возможностей Патруля.

Вот только никакой возможности остановить Q-корабль не существует. В данной ситуации. Он движется по эклиптике, а отсюда следует, что направлен он прицельно. По космическим законам запрещено даже двигаться по кратчайшему пути к планете назначения. Если следовать принятым процедурам, то — дабы избежать несчастного случая, могущего произойти, буде что-либо нарушит нормальное течение длительного путешествия, — необходимо прочертить траекторию полета с гибким и нуждающимся в дополнительной коррекции курсом до конечного пункта.

Никаких сомнений, что эта тварь приближается с недобрыми намерениями.

Ни Патруль, ни кто угодно другой вмешаться уже не сможет. Практически никак. Если запустить снаряд или направить в Q-корабль астероид, он просто врежется в шаровую молнию. Астероид исчезнет в небытии сингулярности черной дыры, а выделившегося при этом излучения буде г достаточно, чтобы как следует поджарить нею систему. На корабле же не останется ни царапинки. В данный момент нарушитель воздушного пространства находится на расстоянии в треть элуя, и времени на то, чтобы запустить в него астероидом, уже не осталось. Если это наемный убийца, то он свою работу сделал…

Темно, как в канализации… Ваун перешел на легкую рысь и вытянул вперед руки. Год назад его можно было попробовать задержать, но год назад ситуация была не до конца понятна. Q-корабли продолжают прилетать на Ульт из далеких миров — редко, конечно, гораздо реже, чем в древности, когда Ульт еще был частью приграничной территории, — но помимо них до сих пор еще Тишину бороздят искатели приключений, эмигранты, нервно подрагивающие беженцы. Нескольких лет путешествий для большей части непосед оказывается достаточно, а если не оказывается, то местный Патруль их выгоняет. Избежать падения на планету невозможно, поскольку корабли и сами требуют внимания. Нагретые собственным излучением, Q-корабли чуть не плавятся и со временем становятся все длиннее.

А потом некоторые или часть пассажиров поселяются среди местных, выкупая право на въезд за крохи каких-нибудь редких технологий, если таковые у них имеются, или за сам корабль. Патруль купленный корабль обновляет и посылает в путь, куда-нибудь в приграничные области. Новый экипаж, естественно, составляется из ультийцев — все в дом. Вот таким примерно образом, рухнув некогда с дерева где-то в тропическом захолустье мирка, называемого Землей, Человек неуклонно распространяется вовне. Такое поведение свойственно Человеку.

Вряд ли этот корабль чем-то сильно отличается от других, кроме той мелочи, что летит со Скица.

Что немаловажно! Где бдительность Патруля? Что, собственно, происходит?

Тэм был не просто тем, кто должен располагать ответом на последний вопрос, Тэм был чуть ли не единственным из высокопоставленных офицеров, кто делился информацией с Вауном. Даже в тех случаях, когда Рокер специально запрещал ему это делать, если Ваун просил, Тэм порой мог ему довериться. Обычно Ваун не настаивал. Теперь Тэм самоустранился. До сих пор Ваун рассматривал исчезновение Тэма и Q-корабль как независимые проблемы. Возможно, во время пробежки у него проветрилось в голове, ибо он вдруг подумал, что как-то слишком много тут всякого…

Впереди материализовался сим — женщина в военной форме и с пистолетом у бедра. Она излучала мягкое сияние, чтобы он мог ее разглядеть сквозь листву.

Рукой она делала ему знак остановиться.

— Сэр…

Проделки Мэви? Пытается его задержать? Не тут-то было.

Не промолвив в ответ ни слова, он пронесся непосредственно сквозь обман зрения и продолжил свой путь Плевать он хотел на миражи. Шорты и рубашка прилипли к телу, бешено колотилось сердце, но подъем становился все менее и менее крутым, а значит, до стоянки уже недалеко.

И тут вдруг впереди послышался треск, будто хрустнули сухие ветви. Паника охватила Вауна, он понял, о чем хотел сообщить ему сим.

Придурок!

Застонав от ужаса, Ваун упал на колени и сорвал с себя рубашку.

Кранц! Надо же быть таким остолопом! Большая часть сельскохозяйственных культур и видов позвоночных завезена на Ульт человеком. Местные формы жизни примитивны, но есть одно существо, угрожающе приблизившееся к разумности. Пипод — вот кто шумел впереди.

Если Ваун проник по случайности на территорию пипода, то он погибнет, а вместе с собой погубит массу других людей. Снова послышался хруст, теперь уже до боли близко. Он изогнулся так, что почти уперся лбом в землю, а руки вытянул вдоль бедер, чтобы не видно было одежды. Поза не самая достойная, и дышать в ней до чертиков тяжело, но взаимодействовать с пиподами иначе нельзя. Во-первых, они на одежду реагируют, как на красную тряпку, а во-вторых, им очень нравится, когда люди перед ними унижаются.

По спине пробежали мурашки. Пот струился из-под мышек. Придурок!

Хруст. Внешне пипод похож на куст с кресло величиной, ветвями которого являются псевдоконечности, мандибулы, ядовитые шипы и стебельчатые глаза — и, кроме всего прочего, антенны, ибо обмен веществ у пиподов германиево-силиконовый, и они переговариваются между собой на высокочастотных волнах. На каком расстоянии? Размеры защищаемой территории зависели от собственных размеров пипода. Стоило пиподу почувствовать опасность, и он собирал всех сородичей в радиусе досягаемости в коллективный организм, и они все разом шли напролом.

Звенел щебень на дороге, но Ваун пока оставался живым.

Острый камешек впился в колено. В ноздри пер запах почвы.

Кто-то вдруг зашептал у его уха — сим, что ли, наклонился к нему?

Посмотреть-то невозможно.

— Квазиразумное существо выражает свои соболезнования по поводу повышенной температуры вашего тела, сэр.

Ваун дрожал. Пипод видел его в инфракрасном диапазоне. Пиподы предпочитают южное полушарие, где попрохладнее. Ангел — гигантская звезда, нагревающая северные ветра, — им не по нутру. Через несколько тысячелетий, когда Ангел сдвинется в сторону, они опять заселят всю планету.

— Передай этому кровопийце, что, в свою очередь, выражаю ему свои сожаления в связи с плохой погодой.

— Уже передано. Вам желают хорошо попастись. Ваун отважился немного приподнять голову, чтобы дать отдохнуть шее.

— Поблагодари его как-нибудь там. Мне уже можно вставать?

— Одну минутку, сэр. Благодарность была выражена мелодичной песней. Он уходит с дороги, сэр.

Ваун сел, нащупал свою мокрую рубаху и почувствовал, как страх сменяется яростью. Пиподы непредсказуемы и крайне опасны — сущее наказание. Нападать на них запрещено законом. Для того, чтобы они не приближались к местам обитания людей, устанавливают простенькие генераторы радиошума. Почему Мэви терпит пипода на своей территории?

Единственное, что пришло ему в голову: вокруг Вэлхэла тоже постоянно толклись пиподы.

Ваун обожал свой торч — стандартный патрульный К-47. Как в старой песне пелось — табуретка средь звезд. Его модифицировали, увеличили мощность — и Ваун согласился на покупку. Сам он впоследствии кое-что еще усовершенствовал.

Сиденье, к примеру, раскладывалось в диванчик, где как раз хватало места двоим.

Даже обычный К-47 способен лететь в атмосферных слоях по баллистической траектории, и в женщинах, мечтающих попробовать это в невесомости, недостатка не было.

Он взлетел на ручном управлении, максимально быстро набирая высоту.

Взрывная волна встряхнет немного Аркадию. Адмиралам по званию положено откалывать подобные номера, и у Мэви будет возможность узнать, что он отбыл благополучно, еще прежде, чем донесет охрана. О свидании с пиподом она, разумеется, уже проинформирована. Сучка! Это она его довела, иначе с ним, конечно, такого бы не случилось.

Взяв курс на Вэлхэл, он обозревал государственные земли под бортом, мутно-синие в свете Ангела, и небесный свод, призрачный, аспидно-пурпурный. На севере виднелись огни Хайпорта. Обычно, бывая здесь, он останавливался в Хайпорте; поэтому он до сих пор ничего не знал об Аркадии и Мэви.

Не более десятка звезд можно было видеть сейчас — трудно тягаться с Ангелом. В один прекрасный день он станет суперновой и поглотит добрую половину Пузыря. Где-то слева в трех тысячах элуев отсюда должна быть мифическая Земля.

Солнце — это маловразумительная звездочка, видимая только в лучший телескоп.

Новостей оттуда не было давным-давно, как и со всех остальных первейших миров.

Тишина царствовала внутри Пузыря.

Скиц замолк тридцать-хрен-его-знает-сколько лет тому назад. И вот тебе посылает Q-корабль, что не слишком-то характерно. А Тэм говорил…

Кранц!

Как отголосок грома, на него нахлынуло воспоминание об озарении, которое он ощутил одновременно с появлением пипода. Почему Тэм самоустранился именно тогда, когда он нужен больше всего? Да, верно, Галактика перенасыщена случайными совпадениями… Неслучайными хитростями она тоже перенасыщена.

Как бы оно ни было, но сейчас-то он что делает? Летит домой в пустую постель, так и не решив поставленную перед собой задачу? Как называется разновидность отважного героя, что бежит при первых признаках опасности?

Вечеринки к этому часу уже завершились. Не будет сегодня девчонки, ошарашенной надеждами посетить легендарный Вэлхэл и приласкать человека-легенду. Ночь без обнаженной рыженькой. Ночь без секса — дурные сновидения.

Так что сейчас есть кое-что поважнее сна.

Он вошел в самый крутой из возможных виражей и взял курс на Форхил, где жил Тэм.

Герой… Ваун убил Аббата и победил Братство. Этот наглый Q-корабль может быть актом возмездия.

Скиц умолк тридцать лет назад — то есть сорок, если учесть временной сдвиг. Тэм утверждает, что это дело рук Братства. Он не раз это говорил. Приор прибыл с Авалона. Аббат и «Юнити» прибыли с Авалона, но Авалон пока не уступил натиску Братства — вероятнее всего. Пару лет назад, когда авалонский Патруль отреагировал наконец — так и на настойчивые запросы ультийского главнокомандования, Тэм уведомил обо всем и Вауна. Войну выиграли, говорилось и послании, Братство на Авалоне повержено и выметено. Авалонское главнокомандование поздравляет дружественный Ульт с победой над паразитами.

Может, это утка?

Скиц — часть все той же проблемы. Скиц заглох позже, намного позже, чем «Юнити» прилетела на Ульт. И этот жуткий Q-корабль, несомненно, со Скица. И что тут может сделать Патруль? Что может сделать Рокер? Он, конечно, говно порядочное, но все-таки личные взаимоотношения в дело, как правило, не вмешивает. Почему главнокомандование не спрашивает совета у героя, адмирала Вауна?

Неужто его нельзя назвать признанным специалистом по Братству?

Что бы он там ни врал Мэви, но на самом деле он ничего не знал о том, что думает Патруль по поводу смертоносного Q-корабля. Он пытался прозвониться Рокеру, но тщетно.

А неожиданная отставка Тэма в такой острый момент — совпадение или это проделки Рокера… или даже самого Братства? Один раз Братство Патрулю уже накостыляло — может и еще разок попробовать.

Торч был уже настолько высоко, что небо казалось черным. Ангел превратился в точку, ослепительным малиновым светом рвущую небесный свод. Время от времени он заливал своим светом потоки вод темного мира внизу.

Там находилась Дельта Путры.

Еще и поэтому Ваун сюда особо не совался.

Всего один раз за все это время он посетил родину. Он ушел тихо, отверженным. Вернулся победоносно, героем. Кислый вкус того возвращения до сих пор остался на губах…

Колпак торча отъехал, и неожиданно стало так жарко, как будто по голове ударили кулаком. Потоки горячего воздуха устремились в легкие, в глаза впились ослепительные ножи солнечного света. Запах тины. Трясущимися руками он схватился за борт, чтобы вылезти из торча.

Он спрыгнул с последней ступеньки. Под ногами захлюпала склизкая трава.

Лукавый голосок в правом ухе наставлял:

— Выше голову… вот так, хорошо. Улыбка. Глубокий вдох. Счастье. Вот так.

Теперь пошли…

Герой вернулся. Улыбающийся. Сконфуженный. Идущий — немного быстрее идущий в сторону, где сгрудилась оторопевшая и растерянная встречающая комиссия. И чтобы мир мог следить за происходящим, за происходящим пристально следят скрытые камеры.

Эполеты адмирала грузно возлежат на его плечах. Сияют ордена, медали и звезды с бриллиантами на груди. Их и так уже полно, и еще с десяток внесено в план и только ждет, пока чиновники и юристы закончат битву за право чествовать героя.

Это не твое личное дело — это касается всего Патруля, помни об этом. Герой Ваун. Старина Ваун. Спас мир. Все хотят увидеть, как он возвращается в маленький Пуцайн. Это полезно для Патруля.

Налоги… прекрасная возможность повысить налоги…

— Счастье. На лице счастье. Руки выше. Выше!

Пропитанная грязью трава хлюпает под ногами. Пахнет речкой… Как он мог забыть этот запах илистой черной грязи? А как забыть нескончаемое занудное гудение шмелей, бессмысленный вздох ветра и высокой траве пози; ни холма, ни дерева, никаких признаков присутствия человека.

Все собравшиеся одновременно взрываются приветственным воплем.

Пуцайн? Все специально помыли ради такого случая. В сельской простоте ничего нехорошего нет, но мерзость запустения демонстрировать не обязательно…

Так что оставлена только заброшенная куча сплавного леса. Когда он был маленьким, они тут и слова такого не знали — «Пуцайн». Называлось просто деревней. Название скорее всего состряпали, когда возникла необходимость обозначить это место в атласах: Пуцайн, город, где родился и вырос адмирал Ваун.

Герой…

А на деле — горстка хибарок, полузатонувших в грязи Дельты Путры. Сквозь запах грязи можно уловить запах угря. От этого запаха слюни текут, хотя он постиг, что кушать угря — позор. Толпу теперь не держат, и народ хлынул к нему с распростертыми руками. Боже, как мало людей! Но это ведь совсем малюсенькая деревенька, его ровесники подросли, их место заняли новые нескладные, взъерошенные юнцы. Пялятся теперь на его военную форму. Олмин — его Ваун вспомнил… И Астоса… Ванабиса. Изнуренные недоеданием, костлявые, вымытые для торжественного случая. Из женщин добрая половина беременны. Бороды у мужчин сбриты, а на щеки и подбородки нанесен темный грим, чтобы загорелые части сравнялись с ними по цвету. Бороды — что-то в этом есть от дикарства. Худые смуглые лица… скорее, озадаченные, нежели возмущенные… скорее, возмущенные, нежели счастливые. Какое им до этого дело? Тыщу лет назад они его позабыли.

Шесть лет — мало разве? Ничего общего у них с ним теперь нет.

Никогда не было.

Ему хочется развернуться и убежать; ему настолько этого хочется, аж коленки трясутся. Лучше уж гоняться за Аббатом по кишкам Q-корабля.

Лица… Ему-то на самом деле хотелось увидеть здесь только одно лицо, но этого уже никогда не случится. Он понимает это, но вспомнить деревню и не задуматься о Нивеле невозможно. Нивела нет. Он бы, как и все, улыбался, но по-настоящему, улыбкой лучились его глаза… В один прекрасный день, такой же, как все остальные дни, кто-то где-то нарушил покой пипода, и пипод, снарядив рабочую бригаду из собратьев, пошел в бой, грозно потрясая ядовитыми иглами, и угробил восьмерых парней и трех девушек. Небольшой деревеньке генераторы радиошума не по карману.

Теперь односельчане бессмысленно топчутся, мало-помалу разбредаются кто куда; огорошенные, перепуганные, понукаемые невидимыми источниками правильных наставлений, передвигающиеся так, чтобы все время находиться в поле зрения камер — герой будет радушно приветствуем друзьями детства. А изгоя никто не станет вспоминать.

Олмин весь дрожит. Ему, похоже, первому говорить. В деревне нет ни мэра, ни священника. Звание Лучшего Друга присвоено, судя по всему, Олмину.

Ироническая такая издевочка! Это Олмину-то? Олмину-дразниле? Олмину-палачу?

Олмину, что сидел у него на груди и утюжил кулаками его лицо? Олмину, что ссал ему в глаза, в то время как прочие лучшие друзья прижимали его к земле? Это был, впрочем, очень ответственный эксперимент — необходимо было выяснить, сможет ли моча перекрасить его волосы в тот цвет, который положено иметь волосам. Не смогла. Несмотря на многократные усилия. Лучший Друг? Ну, пусть.

Почему бы нет? Если разобраться, то он действительно ничем не хуже остальных как друг. Удавалось ли тебе, Олмин, когда-нибудь повергнуть меня в такой ужас, в какой ты сам повергнут сейчас?

Лица… Глоры нет среди них. Ему пообещали, что Глоры не будет. Патрулю не нужно, чтобы весь мир услышал, как голосит сумасшедшая мамаша адмирала Вауна о своих свиданиях с Господом, о непорочном зачатии, о том, что она с самого начала знала, что ее сын спасет мир. Глору увезли на лечение.

Олмин делает свою хриплую отрыжку всеобщим достоянием, затем неловко кладет трясущуюся руку Вауну на плечо, стараясь не запачкать эполет.

— Ваун! — Он облизывает губы. Он слушает наставления суфлера с глазами, буквально вываливающимися из орбит от натуги.

— Так приятно… видеть тебя… вновь. Ваун.

Пауза. Белая макушка просвечивает сквозь песочного цвета шевелюру.

Ваун стоит, ждет свою реплику, старается сохранить на лице улыбку, смотрит, как покачивается в глотке у Олмина шар распухшей щитовидки.

Негодование охватывает его — какого черта они не понимают, что, производя бустер для местных жителей, нужно принимать во внимание недостаток йода?

Его черед пока не настал.

— И здорово… — продолжает Олмин… — вернуться… тоже, Ваун… Правда?

— Это всегда счастье — вернуться домой, Олмин, — говорит суфлер в ухе Вауна.

Он пытается повторить, но слова присыхают к горлу, как кусок дерьма.

Вернуться домой — счастье? Дудки. Это кошмар — вернуться домой. Я ненавижу здесь все! Я ненавижу всех вас. Вы превратили мою жизнь в пытку. Я спас мир, но только не ради вас. Видит Бог, ни для одного из вас.

— Это всегда счастье — вернуться домой. Олмин.

Как там, интересно, Олмин во тьме под бортом? Жив еще? Все влачит еще свое утробное существование, все пресмыкается в тине Дельты? Вряд ли. Бустер для крестьян — дерьмо, ширпотреб, не тот, что по спецзаказу производят для спейсеров. Ваун надеялся, что все-таки еще влачит, потому что это уже само по себе вполне адекватное наказание. Долгих лет тебе, Олмин!

Торч уже достиг самого края Вселенной, лучи Ангела не дотягиваются досюда, и ночь облачилась во все свое звездное великолепие. Глаза по привычке отыскали созвездие Пловца — Альфу и Гамму, две красноватые звездочки, авалонские солнца.

Солнца, что сияют над Монадой, где все началось… Ангел почти в зените. Скоро рассвет. Он разложил свой диванчик, устроился поудобнее и стал размышлять о шифрах, электронных хитростях, паролях и реактивных снарядах. В теории все было просто — коммодор Тэм имел законное право баррикадироваться в своем Форхиле, сколько душе угодно. Если бы возникло желание, он мог бы превратить его в современную версию доиндустриального замка, руинами коих кишат высокогорные районы. Ваун миллион раз пролетал над такими. Если бы коммодор Тэм начал палить или направил в кого-нибудь лучи своих лазеров, совершив тем самым убийство, то букву закона он бы, конечно, нарушил, но закон практически не в силах как-то бороться с офицерами Космического Патруля.

Вот сам Патруль… Это совсем другое дело. Наверняка можно отыскать какой-нибудь пунктик в уставе, воспрещающий убивать адмиралов. В этом можно по крайней мере усмотреть некое проявление недостаточного уважения. Мало того Форхил вовсе и не является личной собственностью Тэма, пусть тому и разрешено делать с поместьем все, что и в голову не взбредет. Когда Тэм умрет. Патруль возобновит свои права на владение Форхилом и по акту передаст его следующему офицеру, который, в свою очередь, будет тут хозяйничать столетие-другое.

Адмирал — это на служебной лестнице круто выше, чем коммодор, стало быть, Ваун просто-напросто мог приказать Тэму, чтобы тот пустил его на свою территорию.

Потом ему будет сделано дисциплинарное взыскание за попрание прав собственности и вмешательство в личную жизнь младшего по званию офицера, но это пустяки.

К сожалению, Тэм не реагировал на запросы и приказа получить не мог. Он, видимо, установил автоматическую защиту, чтобы палить по всем, вне зависимости от звания.

А вот сам адмиралиссимус Рокер или кто-нибудь еще из начальников… им должны быть известны все коды, и они способны проникнуть к Тэму, какого бы рода защиту он ни установил. Значит, задача — чисто практическая. Ваун — великий герой, владелец обновленного Вэлхэла, наипрекраснейшего поместья на планете, и покуда речь шла о делах мирских, он пользовался всеми привилегиями своего высокого положения, но коды и шифры высокой степени секретности для него всегда оставались тайной. Вот так.

Чем больше он об этом думал, тем меньше у него оставалось сомнений: нет ничего случайного в том, что Тэм самоустранился одновременно с появлением Q-корабля. Что-то нехорошее происходит; всегда кто-нибудь мутит воду. Если не Рокер, значит, это Братство. По меньшей мере двое из братьев так и не были пойманы, и если они, не дай Бог, до сих пор живы, они времени зря терять не станут. Эти от своего не отступятся никогда. И в том, и в другом случае частью зловещего плана могло быть и уничтожение Вауна или что-то близкое к этому в крайнем случае. Даже вчерашний звонок Фало мог быть сфабрикован, несмотря на то что Фало, как и Тэму, можно доверять.

Все это не имело бы ни малейшего значения, если бы Вауну удалось сотворить с электроникой, которой был оснащен его торч, что-нибудь такое, в результате чего ей удалось бы сотворить что-нибудь с электроникой защитной системы Тэма.

Он погрузился в воспоминания о тех временах, когда был курсантиком. Мозги закипели от попыток извлечь что-нибудь из бесчисленных прослушанных некогда лекций, но извлеченное в целом пока представляло собой огромную зияющую пропасть, натуральный вакуум.

Космический патруль. Большего околпачивания Галактика не ведала, ни на этой, ни, надо полагать, на какой-то другой планете Пузыря. Государства, церкви, демократии, монархии, империи, религии, вероисповедания, мировоззрения, философские системы… вот что, казалось бы, призвано управлять душами и телами людей — но над всем, позади всего, всем этим питаясь, таилась нетленная власть Патруля.

Кое-что из окутывавших Патруль мифов было правдой. В частности — Доггоц.

Мрачная репутация этого местечка была ничто по сравнению с реальностью.

Ад улучшенной планировки, многоэтажная каменная камера пыток на дальнем севере. Ревущая непогода и Академия Космического Патруля — больше в Доггоце не было ничего. В Доггоц приезжали избалованными юнцами из лучших семей, сыновьями и дочерями коммодоров и адмиралов. Легкомысленный декаданс холености и беспечности безжалостно выкорчевывался. День за днем, один другого жутче, им выворачивали наизнанку мозги — унижали, изводили, уничтожали, перемалывали в порошок. А потом из получившихся бессмысленных и удобных в обращении зомби производили — посредством искусных переплавок и вливания в необходимые формочки — крутых спейсеров.

Получить диплом или умереть — другого выхода не было. И учащиеся, и инструкторы традиционно имели при себе заряженное оружие. Малейшая провинность каралась расстрелом. Дуэли широко приветствовались. Процент самоубийств невероятный.

Но результат был. Выжившие возвращались младшими офицерами, торжествующей элитой, непоколебимо убежденной, что в долгу у нее теперь вся Галактика.

В Доггоце Ваун был в еще большем отчуждении, чем в грязной речной деревушке своего детства. В Пуцайне — если только место носило в те времена это им — он был не как надо сложен, не как принято окрашен — черноволос, темноглаз. Незаконнорожденный сын местной юродивой, он испытывал немыслимые мучения.

В Доггоце он был грязным слизнем, убогим, слабоумным, недоделанным крестьянином, угодившим в среду сыновей и дочерей галактической знати. По их мнению, он не так говорил, не так ел, не так ходил, не так думал. Сам факт его существования близ них не имел ни разумного объяснения, ни оправдания. Его презирали в высшей степени. Делалось все, что можно было придумать, чтобы довести его до отчаяния и саморазрушения.

А слизняк оказался сметливее, сильнее и крепче всех. Он преодолевал препятствие за препятствием, побеждал во всех состязаниях, был первым по всем предметам. Ничтожества продвигались по служебной лестнице, его же офицеры ценили не более, чем содержимое помойного ведра, и издевались над ним, как только могли. На одном из многих пройденных им факультативных, не предусматриваемых системой курсов он научился искусству не спать по много дней кряду. Одноклассники одаривали его тычками, измывались, насмехались, игнорировали, осыпали оскорблениями. После дюжины дуэлей к нему потянулись суицидально настроенные. Тогда он научился, не убивая, калечить, и от него отвязались. Направить ствол пистолета на самого себя он упрямо отказывался, сколько бы раз сей выход ни был ему рекомендован, — потому что самый главный урок, вынесенный им из стен Доггоца, заключался в знании: о чем бы ни шла речь, он превзойдет любого.

Этого он не забыл.

В новобранцы шли перепуганные юнцы. Через шесть или сколько-то месяцев выжившие вылуплялись аристократами в форме прапорщиков, готовыми править Вселенной.

Ваун провел в Доггоце пять лет и сумел дослужиться только до почетного звания младшего матроса второго класса. Не появись в системе Ульта Q-корабль, он оставался бы в этом звании до сих пор.

Само собой разумеется, что уж о системах автоматических защит, ракетных системах и сигналах электронного опознавания он выучил все.