- Все? - спросил Булика, когда Женя стала растирать место укола.
      - Все!..
      - Кретин же я! Пошел бы на медицинский! Чем я хуже других? простонал Булика. Женя направилась к двери.
      - А сенсация?! - крикнул отец Иорам.
      Женя бросила газету на койку батюшки. Тот схватил газету и стал искать очки. Не вытерпев, Бачана бросил ему свои:
      - Мои тоже плюс три. Читайте, батюшка!
      - Вот спасибо! - Иорам начал с последней страницы. - Гм, наше "Динамо" проиграло "Арарату"!
      - И это вся сенсация? - махнул рукой Булика. - Я так и знал, что наши проиграют!
      - Счет? - спросил Бачана.
      - Два - ноль! - ответил отец Иорам, снимая очки.
      - С ума меня сведет "Арарат"! - Булика хлопнул себя рукой по лбу. Весь год он только и готовится, чтоб обыграть нас! Проиграть другим - ему наплевать!
      - И наши играют с "Араратом" всегда с мандражом! - вырвалось у отца Иорама.
      - Браво, батюшка! Где ты этому слову научился? - удивился Булика.
      - "Однако все мы люди, миром рождены мы..." - привел отец Иорам в свидетели Николоза Бараташвили*.
      _______________
      * Н и к о л о з Б а р а т а ш в и л и (1817 - 1845)
      выдающийся грузинский поэт-романтик.
      - Будь моя воля, я бы составил одну нашу команду исключительно из тбилисских армян... Это знаете, какие молодцы! Они бы показали "Арарату", почем фунт лиха... - размечтался Булика.
      - Батюшка, посмотрите другие страницы, а то какая это сенсация футбол? - попросил Бачана. Иорам развернул газету, добрался до первой страницы и замер.
      - Не верю! - воскликнул он и бросил Бачане газету вместе с очками.
      - Чему вы не верите? - переспросил Бачана, надевая очки. - Не может быть! - тут же вырвалось у него.
      - Что не может быть? Война?! - спросил испуганно Булика.
      - Небиеридзе сняли! - сказал Бачана, уткнувшись в газету.
      - Небиеридзе? Это тот, который... - У Булики от удивления глаза полезли на лоб.
      - Тот самый...
      - Ва-а-а... - Булика в недоумении покачал головой. - Вот теперь его люди заскользят, как балет на льду...
      - Признаться, не мог даже подумать... - произнес задумчиво Бачана, кончив читать, и отложил газету.
      - Подумать только... Еще вчера он... И вдруг... Непонятно! Не могу поверить! - сказал отец Иорам.
      - Сняли или освободили? - спросил Булика.
      - Гогилашвили, а какая разница - сняли, освободили? Главное - был человек, и не стало человека! - пожал плечами Иорам.
      - Как это какая разница! - повернулся к нему Булика. - Что значит освободить? Это значит - человеку живется трудно, его притесняют... Вот кто-то и выручает его, освобождает... Возьмите, к примеру, Африку... Народ там терпит бедствия, значит, надо его освобождать!.. А что значит снять? Это когда человек крепко сидит в кресле и вдруг его снимают, как болт, или выдергивают, как гвоздь, из этого самого кресла... Понятно?
      - Здесь написано - освобожден... - сказал Бачана.
      - Значит, трудно ему приходилось, вот и освободили человека.
      - И дело его передано в прокуратуру... - добавил Бачана.
      - Это почему же? - удивился Булика.
      - За непринятие мер против взяточничества и коррупции, за протекционизм, равнодушие к жалобам трудящихся.
      - Погоди, погоди, и во всем этом виновен один только Небиеридзе?
      - Пока что так...
      - Молодец Небиеридзе! Поработал, оказывается, здорово! А куда все остальные смотрели, об этом не написано?
      - А ты сам куда смотрел? - прервал Булику отец Иорам.
      - Меня спрашиваешь? - изумился Булика.
      - Вот именно тебя! Ты рабочий класс. Где ты был, о чем ты думал, когда человек вытворял подобные дела?
      - Ты политический невежда, батюшка! Во-первых, я не рабочий класс, а мелкий кустарь, а во-вторых, я был занят тем, что чинил ваши башмаки, изношенные в приемной Небиеридзе...
      - Ну это меня не касается, - умыл руки Иорам. - Небиеридзе ваш католикос, у меня, слава богу, свой владыка!
      - А как ты детей начальников разных крестишь, деньгу на этом зашибаешь, это ничего?
      - Глупый ты человек, Гогилашвили! Да ведь это дело богоугодное! Кабы удалось мне окрестить всех коммунистов, я на том свете восседал бы рядом с самим архангелом!
      - Ладно, допустим, мирские дела вас не касаются... А вы, уважаемый Бачана? Где были, куда смотрели вы? - Булика перенес атаку на писателя.
      - Кто это мы? - прикинулся тот простачком.
      - Вы, вы, писатели!
      - Мы?.. Мы... Где мы были?.. - У Бачаны словно память отшибло. "Неужели мы так и сидели сложа руки?" - спросил он себя и, не вспомнив ничего утешительного, произнес с сожалением: - Мы, дорогой Булика, сидели рядом с тобой, ремонтировали ту самую изношенную обувь...
      - Вот и правильно! - обрадовался Булика. - А теперь скажи, что с ним будет?
      - Накажут, наверно...
      - За что?
      - Сказал ведь, за что...
      - Значит, получается, что он ничего не понимал, ничего не знал и все же руководил делом?
      - Получается, так...
      - Получается или так? - не отставал Булика.
      - Так!
      - А теперь послушайте меня. Коли все это было именно так, в таком случае его еще следовало наградить, поблагодарить, обеспечить хорошей пенсией, расцеловать в обе щеки и отпустить с миром, крепко пожав на прощанье руку!
      - За какие заслуги? - искренне удивился Бачана.
      - Как это за какие?! - Булика присел в кровати. - Вот, скажем, вы писатель, редактор, уважаемый Бачана Рамишвили. Вы толком даже не знаете, где север, а где юг, в жизни своей не видели ни моря, ни парохода... Вдруг вас вызывают и говорят: "Товарищ Рамишвили, вот вам пароход со своим экипажем, пассажирами, со всем добром и прочее. Назначаем вас капитаном! Принимайте пароход и доставьте его из Одессы в Архангельск..." И вот вы отправляетесь в путь... Плывете день, другой, третий... Пароход качает, людей швыряет с борта на борт, кое-кого уже рвет как из ведра... Наконец, так или иначе, вы на полуразвалившемся пароходе добираетесь до Архангельска... Теперь я спрашиваю вас: за то, что вы, полный невежда в морском деле, не потопили пароход, а все же привели его по назначению, разве за это вы не заслужили награду? Заслужили! - ответил Булика на собственный вопрос.
      Бачана прыснул.
      - Спроси-ка его, батюшка, чего он смеется? - обратился Булика к Иораму.
      - Прав ты, прав, Булика! Но ведь твой невежда, когда его назначали капитаном, должен был отказаться, сказать, что он ни бельмеса в этом деле не смыслит.
      - А может, и говорил, да не послушали? Давай, мол, берись, а мы поможем... Вот он и взялся. И потом, знаете, не так-то легко отказаться, когда тебе предлагают пост капитана. Тем более что предшественник его тоже не очень-то смахивал на Нельсона... А что, у вас, писателей, разве не бывает так? - задал Булика вопрос Бачане.
      - К несчастью, бывает, и нередко, - согласился тот.
      - Что же получается?
      - Получается, что каждый должен заниматься своим делом. Недаром ведь говорил благословенный Руставели:
      Что кому дано судьбою - то ему и утешенье:
      Пусть работает работник, воин рубится в сраженье,
      произнес с благоговением отец Иорам.
      - Уважаемый Иорам, постригитесь и причаститесь к нашей вере - из вас бы вышел хороший коммунист! - шутя посоветовал Бачана.
      - К какой вере? К коммунизму? - ужаснулся священник. - К земным утехам, отрицанию бога?! Нет уж, избавьте!..
      - Да-а... Вы, оказывается, и представления-то о коммунизме не имеете, батюшка! Коммунизм - это именно то, о чем вы только что соизволили сказать словами Руставели! Коммунизм - это вершина благоденствия человечества, это пора, когда перед каждым из людей откроется возможность заняться тем, на что он более всего способен, что более всего соответствует его физическим и умственным возможностям и способностям, что доставит ему истинное моральное, духовное, если хотите, удовлетворение!.. Мы, коммунисты, читали ваше Евангелие. Прочтите и вы хоть раз наше евангелие, это не повредит вам, клянусь вашим богом!.. Что касается забот о материальных благах, о желудке, как вы изволили выразиться... Что ж... Вы правы! Мы заботимся и впредь будем заботиться об этом! Человек прежде всего должен быть обеспечен материально! Это необходимо для того, чтобы помыслы, духовные силы, таланты и стремления его были направлены не на поиски хлеба насущного, а на достижение целей более возвышенных, более важных и благородных! Мы утверждаем свободный труд и мир на земле, а не соперничество, зависть людскую и кровопролитие! А для этого нужно, чтобы человек был сыт, батюшка!.. Таково наше учение, наша религия! Таков наш бог - бог земной, реальный, а не витающий в небесах! - закончил Бачана и, чтобы скрыть охватившее его волнение, отвернулся к стене.
      Присмиревший отец Иорам не решился продолжить спор.
      - Что ж, да услышит вас бог, уважаемый Бачана! - произнес он тихо и тоже отвернулся к стене. Потом, не вытерпев, добавил: - Кстати, из вас тоже получился бы неплохой священник!
      Вечером Булику навестила нагруженная провизией супруга Света. Она приветливо поздоровалась со всеми, раздала каждому свою долю съестного, потом, отогнув одеяло, скромно присела в ногах Булики.
      - Как ты себя чувствуешь, азиз?* - спросила она сиявшего от радости и гордости мужа.
      _______________
      * А з и з - ласкательное обращение.
      - Как лев! - ответил Булика и, в подтверждение сказанного, оторвал ножку у вареной курицы, впился в нее зубами и в мгновенье ока протянул жене обглоданную кость.
      - Поперхнешься, черт! - испугалась она.
      - Будь спокойна! - Булика оторвал у курицы вторую ножку и продолжал с набитым ртом: - Ну, какая у меня жена, уважаемый Бачана?
      - Замечательная!
      - Видели ли вы среди армянок такую красавицу?
      - Не приходилось...
      - Потому что она - единственная!
      - Разумеется!.. Ведь ты у нас тоже красавец... - улыбнулся иронически отец Иорам.
      - А увидели бы вы мою любовницу!.. Вот она действительно красавица! Булика подмигнул жене.
      - Болтун несчастный... - поморщилась она.
      - Где же дети? Почему они не навестили отца?! - с деланной строгостью спросил Булика.
      - Где же им быть, Автандил-джан? Сегодня ведь суббота, Нестан - на английском, Тариэл - на фортепиано.
      Булика напыжился.
      - Девочка у меня растет, уважаемый Бачана, - министр иностранных дел! По-армянски говорит? Говорит! - Булика стал загибать пальцы. По-грузински говорит? Естественно! Английский изучает? Изучает! В школе французскому учат? Учат! А еще курдскому помаленьку учит ее дочка нашего дворника Физулы - Гванлеца... Теперь скажите, кто из наших министров владеет пятью языками? Ответьте, батюшка!
      - Хорошая у тебя девочка, дай бог ей здоровья!
      - А мальчик? Паганини!
      - Паганини на скрипке играл, азиз, а наш мальчик на пианино, поправила Света, смущенная невежеством мужа.
      - Не учи! Я сам знаю, кто на чем играл! Паганини - мой идеал! Понятно? Вот возьму и переведу мальчика на скрипку! Не все ли равно, за что платить? Что ты на это скажешь?
      - Воля твоя, азиз, поступай как хочешь, только не нервничай ради бога!.. Профессор сказал, что за неделю поставит тебя на ноги, а на следующей разрешит идти домой. "Только, - говорит, - надо, чтобы он слушался нас..."
      - А я не слушаюсь, что ли? Пью все лекарства, делаю все уколы... Вот смотри, во что они превратили мою... - Булика быстро отдернул одеяло.
      - Закройся, бесстыдник! - всполошилась Света. - И дома он такой невежа, вы уж извините ради бога...
      - Да что тут извиняться, все мы в таком положении! - успокоил ее Бачана.
      - Кроме того, дорогая моя жена, профессор того не знает, а я давно уже хожу. Вот! - Булика опустил на пол голые ноги, встал и несколько раз гоголем прошелся по комнате. - Ну, что еще мне сделать? - Он огляделся Ну-ка, Света, встань!
      Удивленная женщина встала. Булика обнял ее за талию.
      - Не смей! Не смей! Отпусти ее сейчас же! - крикнул отец Иорам, но было уже поздно: Булика подхватил жену, поднял ее и смачно поцеловал в шею. Света вскрикнула от неожиданности, лицо ее покрылось румянцем смущения. Булика еще несколько раз подбросил жену в воздух, потом опустил на место.
      - Видели? - воскликнул он весело. - Света, принеси мне одежду, я завтра же уйду отсюда! Хватит мне валяться в постели!
      Булика присел на койку. Он тяжело дышал, но весь сиял от радости.
      - Что ты выкинул, глупец! - произнес в сердцах отец Иорам. Булика взялся за пульс. С минуту он сосредоточенно молчал, потом удовлетворенно улыбнулся:
      - Все! Конец моему инфаркту! Да здравствует жизнь! - И обнял жену.
      - Да будет тебе! Людей бы постеснялся! - Света вырвалась из объятий мужа и стала поправлять волосы.
      Иорам и Бачана деликатно отвернулись.
      - А ты кажешься тяжелее обычного! К чему бы это, а? Смотри у меня! Булика нахмурился и пригрозил Свете рукой, но тут же подмигнул ей.
      - Боже мой! Отсохни мои уши и его язык! - всплеснула руками смущенная вконец женщина. Булика громко расхохотался и крикнул:
      - Повернитесь, господа, комедия окончена!
      10
      Солнце возлежало на огромном серебристом ложе. Голова светила, обвитая семицветной радугой, покоилась на покрытом вечным снегом склоне горы Казбек. Руки его бессильно свисали вниз.
      Солнце тяжело дышало.
      Солнце прощалось с жизнью.
      Коленопреклоненные Бачана, отец Иорам и Булика, воздев руки к умиравшему светилу, молили его:
      - Не покидай нас, Солнце! Не умирай, Солнце великое!
      Их слезы пенистыми реками стекали по склону Кавкасиони, с громовым шумом мчались вниз - туда, где, окутанная молочным туманом, лежала земля.
      А Солнце возлежало на огромном серебристом ложе и молча внимало мольбам рыдавших у его изголовья людей. Утром Солнце поднялось над Кавкасиони, подтянулось и собралось было взвиться в небесную лазурь, как вдруг почувствовало острую боль в груди. Оно опустилось на одно, затем на другое колено, прислонилось к склону Казбека, да так и застыло.
      Все человечество с ужасом взирало на агонизирующее светило. Люди заполнили улицы и мосты, поля и дороги, балконы и крыши. Ветви деревьев гнулись под тяжестью взобравшихся туда детей.
      - Не покидай нас, Солнце! - стонало человечество.
      Но голоса людей не достигали умиравшего светила. Оно видело лишь их протянутые к нему руки и расширенные от ужаса глаза.
      - Чем они взволнованы? - прошептало Солнце.
      - Они умоляют тебя не покидать их! - ответил сквозь рыдания Бачана.
      - Поздно... - проговорило Солнце. Один глаз его погас.
      - Не губи нас, дарующее жизнь! - пал ниц отец Иорам.
      - Что тебя беспокоит, что у тебя болит? Скажи нам. Светило! всхлипнул Булика.
      - Боль земли беспокоит меня, - сказало Солнце, - боль земли!
      - Но ведь они в твоей власти - боль и жизнь земли! - воскликнул отец Иорам.
      - Земля - мое сердце, она и только она живет и дышит во мне. Все остальные мои клетки, все другие части мои давно уже погасли, умерли... Неужто вы, люди, поклоняющиеся мне, не ведаете этого?
      - Кто же ты само, Светило? - спросил изумленный Бачана.
      - Я пылающий дух почивших в любви людей... Жизнь моя питается душами людей, умерших в любви... И теперь настал час угасания моей жизни, ибо иссяк на земле источник любви, ибо от ненависти умирает людей больше, чем от любви... Верните жизнь любви, и я воскресну из мертвых... Я молю вас, люди, даруйте мне жизнь, взращенную на любви людей!.. Возвратите мне утерянную любовь, и я вернусь к вам, люди!.. - Солнце задышало чаще, заметалось.
      - О Светило! Не покидай нас, сжалься над нами! Мы будем любить друг друга и смерть свою отныне обращаем в любовь!.. Мы пойдем - Автандил, отец Иорам и я, твоим именем попросим людей земли вернуть тебе любовь! Я верю, человечество внемлет твоему зову, предаст забвению ненависть, вновь возродит на земле любовь!.. Дай только нам семена любви и благослови нас! - взмолился Бачана.
      И тогда Солнце коснулось головы Бачаны своей горячей рукой, и Бачана почувствовал, как в его тело вместе с солнечным теплом стало проникать чувство всеобъемлющей любви и сострадания. Солнце вздрогнуло, потянулось в последний раз и... погасло.
      Вдруг Булика припал к груди не остывшего еще светила и зарыдал:
      - Возьми меня с собой, Солнце! Я не могу жить без тебя!.. Прими меня в свое лоно, как любовь!.. Умоляю тебя, Солнце!..
      Бачана и отец Иорам с ужасом увидели, как Булика растаял на груди скончавшегося светила, как он растекся лучами и слился вместе с Солнцем с лучезарным сиянием радуги.
      ...Двадцать веков до рождества Христова и еще двадцать после его пришествия Бачана и отец Иорам носили по свету погасшее Солнце. С кипучими слезами на глазах молили они человечество о любви и милосердии, чтобы вернуть осиротевшему небу Солнце и окутанной мраком земле свет. Приумолкшее человечество с непокрытой головой провожало в последний путь к кладбищу светил собственную жизнь - Солнце, ибо не нашлось для Солнца достойного места на земле... И когда наконец Бачана и отец Иорам достигли цели и уложили Солнце в изготовленной из белоснежных облаков усыпальнице, на темном небосклоне возникло два черных диска - один огромный, другой крохотный, чуть различимый в тени первого. Лишенное своего светила человечество изумленно взирало на них. В первом диске Бачана узнал скончавшееся Солнце, в другом - растаявшего на его груди от любви Булику. И, узнав их, Бачана горько зарыдал.
      - Люди, полюбите друг друга! - крикнул он во весь голос и упал ничком на обледеневшую землю...
      ...Бачана не помнил, как долго пролежал так. Когда же он почувствовал еле уловимое, но знакомое до боли прикосновение тепла, он перевернулся на спину и взглянул на небо затуманенными от слез глазами. Он увидел тот же огромный диск, ставший теперь медно-красным. Диск постепенно накалялся и светлел. Краснел и крохотный диск. И когда большой диск достиг предела яркости, вновь превратился в Солнце и по-прежнему засиял на небосводе, другой - маленький - сорвался с неба и, как метеор, понесся вниз, на землю.
      На земле настал день. Над Кавкасиони сияло Солнце - чуть бледнее, чуть слабее обычного, но по-прежнему радостно и весело. Солнце дышало. Солнце жило.
      - Слава тебе, светило любви! Слава тебе, жизнь! - вознес Бачана хвалу Солнцу... Он плакал и смеялся.
      - Бачана!.. Уважаемый Бачана!.. Проснитесь! - тряс Бачану перепуганный отец Иорам.
      Бачана очнулся. С минуту он лежал с вытаращенными глазами, не соображая, где он и что с ним происходит. Потом, придя в себя, присел в кровати. Сердце у него учащенно билось. Солнце уже взошло, но в палате было еще сумрачно.
      - Что с вами, уважаемый Бачана? Всю ночь метались как угорелый, то плакали, то смеялись... Или приснилось что-то неприятное?
      Бачана вытер глаза и бессмысленно улыбнулся. Иорам вернулся к своей койке, лег.
      - Видел сон, уважаемый Иорам, да такой, что мне позавидовал бы сам Коперник...
      - Что же вы такое видели?
      - Кончину Солнца!
      - Что?! - Иораму показалось, что он ослышался.
      - Снилось, что наше Солнце скончалось... И знаете, кто его оплакивал?
      - Кто?
      - Вы, я и Булика... И никто больше...
      Целый час отец Иорам слушал Бачану, не перебивая его. Лишь когда Бачана повторял слова, произнесенные Солнцем, Иорам истово крестился. Потом он подложил руки под голову и задумчиво уставился в потолок.
      - Вещий сон вам приснился, уважаемый Бачана! - произнес священник после долгого молчания.
      - Во второй раз! - согласился Бачана.
      Наступило молчание. Вдруг отец Иорам вскочил с постели и на цыпочках подошел к койке Булики. Тот лежал с открытыми глазами, спокойный и бледный.
      - Автандил! - произнес тихо отец Иорам.
      Бачана удивился - с тех пор как Булика попросил не называть его Автандилом, они ни разу к нему не обращались с этим именем. Зачем же это понадобилось батюшке сейчас?
      - Автандил! - повторил Иорам громче.
      - Не будите его, пусть поспит... Ему я расскажу отдельно, - сказал Бачана.
      - Автандил! - Иорам встряхнул Булику.
      - Крепко же он спит! - сказал Бачана.
      - Да, крепко... Засните и вы! Отвернитесь к стене и засните!
      - Куда уж теперь!
      - Говорю вам, отвернитесь сейчас же и засните! - приказал священник, потом дрожащей рукой осторожно провел сверху вниз по холодному лицу Булики.
      - В чем дело, отец Иорам? - спросил Бачана изменившимся голосом, и от страшного подозрения у него запылали виски.
      - Сбылся ваш сон... Солнце скончалось!..
      Отец Иорам открыл дверь палаты...
      Бачана укрылся с головой одеялом, уткнулся лицом в подушку и, стараясь заглушить клокотавший в горле вопль, впился в нее зубами.
      . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
      - Удивительно, как похож покойник с раскрытыми глазами на покинутую квартиру, в которой хозяин забыл затворить окна... - сказал отец Иорам, когда тело Булики унесли из палаты...
      11
      У аптеки на улице Меликишвили компания подвыпивших верийских* парней вела оживленный спор.
      Спор начался с хаши. Цицка доказывал, что хаши - величайшее достижение человечества в области изыскания средств опохмеления. Его поддерживали Кока и Коплик. Копака склонялся в сторону чая без сахара, Бачана признавал только "боржоми", Бердзена предпочитал "Набеглави"**, а Датико - коньяк и аспирин. После официального подсчета голосов победу, естественно, одержал Цицка, хотя каждый участник голосования остался при своем мнении. Была, впрочем, еще одна группа ребят, доказывавшая, что единственным радикальным средством опохмеления являются серные бани. Эта группа в голосовании не участвовала, ибо в силу абсолютного своего большинства проходила вне конкурса, да и не могла участвовать, ибо, оставаясь до конца верной своим убеждениям, в данный момент находилась там, где ей и надлежало находиться, - в серных банях.
      _______________
      * В е р э - старое название района в Тбилиси.
      ** "Н а б е г л а в и" - название минеральной воды.
      Спор переключился на вина, но он недолго длился - первое место единогласно было присуждено благословенному восьмому номеру*. Затем, конечно же, коснулись вопросов политики. Полного единодушия не было достигнуто, однако в конце концов все же удалось распределить места среди Здравствующих политических деятелей и военачальников следующим образом:
      1. Сталин
      2. Черчилль
      3. Эйзенхауэр
      4. Де Голль
      5. Жуков.
      _______________
      * Имеется в виду кахетинское вино No 8.
      Правда, с Жуковым конкурировал Монтгомери, но за него было подано меньше на два голоса, и британскому фельдмаршалу пришлось довольствоваться шестым местом.
      После политики настал черед футбола. Тут дело пошло на лад. Во всем мире нашелся один-единственный человек, удовлетворявший спортивным и моральным требованиям верийской молодежи, - Борис Пайчадзе*.
      _______________
      * Б о р и с П а й ч а д з е - прославленный футболист, долгое
      время возглавлявший команду тбилисского "Динамо".
      Поговорили и об искусстве. Как всегда, здесь одержал верх авторитет Бердзены: лавровых венков победителей были удостоены Шота Руставели и Микеланджело, которого Бердзена ласкательно называл Микелой.
      ...Когда же перед участниками дискуссии, потрясая их грешные души, прошла дочь верийского керосинщика Аполлона Кавжарадзе Гуранда, девушка с лебединой шеей и высокими красивыми бедрами, спор принял генетическое направление.
      - Вот и отрицайте после этого роль генов! - воскликнул Цицка восторженно. - Глядите, чем не джейран?! А какие у нее будут дети!
      - Какие там еще гены! Одень, обуй и корми меня так, как ее, я и сам стану красавцем! - Коплик ловким щелчком бросил окурок в урну.
      - Мда-а, действительно, девушка что надо! Породистая! - вернулся Бердзена к основной теме. - Жаль только, пахнет от нее керосином...
      - И кто только принял вас в вуз?! Кретины! Неужто вы до сих пор не уразумели, что не существует никаких генов, пород и рас. Все люди равны, а их формирование зависит от условий жизни и воспитания! Расовая теория погубила Гитлера, а вы хотите вернуться к ней из-за этой красавицы Гуранды? - произнес Кока наставительно.
      - И кто это говорит? Князь Амиреджиби!* Стыдись, Кока! - сокрушенно покачал головой Цицка.
      _______________
      * А м и р е д ж и б и - древний грузинский княжеский род.
      - Плевал я на Амиреджиби! Я материалист!
      - Не материалист, а шарафист!* Вот кто ты такой! - сказал Цицка и вырвал у Коки папироску.
      _______________
      * Ш а р а ф и с т - любитель выпивки (городской жаргон).
      - Да что вы глупости болтаете! - взорвался вдруг Бачана. - То, что я похож на своего отца, тот на своего, а дед мой на своего деда, разве это не гены? Разве это не говорит о моей породистости?!
      - Говорит, но смотря о какой породистости! - прохихикал Копака.
      Уж кого-кого, а обвинить Копаку* в отсутствии породистости было нельзя. Копака как две капли воды был похож на портрет Георгия Саакадзе, напечатанный в учебнике истории Грузии. Атлет с плечами в косую сажень, с раздувающимися, как у арабского скакуна, ноздрями и огромными глазами, он не знал равных себе в кулачном бою от Верэ до самого Навтлуги.
      _______________
      * К о п а к (копаки) - овчарка.
      - Отрицание генов больше всех устраивает людей беспородных! - заявил Цицка.
      - Значит, я и Коплик беспородные? Так, по-вашему, да? - обиделся Кока.
      - Ты что, белены объелся? Сам доказывал, что не существует никаких рас, генов и пород, а теперь сам же на нас огрызаешься?! - прикрикнул на него Копака.
      - Кончайте базар! Вот идет профессор Имедашвили, спросим у него! успокоил спорщиков Бердзена.
      - А кто спросит? - поинтересовался Коплик.
      - Копака. Он самый породистый среди нас! - съязвил Бачана.
      - Почему я? Пусть спрашивает Бердзена! - наотрез отказался Копака.
      - Нет! Уступаю эту честь Цицке. Кстати, он очень похож на прилежного студента! - отклонил Бердзена свою кандидатуру.
      - Пожалуйста, я согласен! - Цицка отделился от группы и приготовился к встрече с профессором, который не спеша шагал, держа под мышкой черный портфель.
      Профессор прошел мимо ребят, даже не заметив их. Цицка бросился наперерез ему и почтительно поздоровался:
      - Здравствуйте, уважаемый профессор!
      - Здравствуйте, - ответил тот.
      - Извините, уважаемый профессор... У нас возник спор по одному вопросу, и... нас интересует ваше мнение...
      - Это как же... Вот здесь, на улице? - Профессор растерянно огляделся по сторонам и поправил очки.
      - Пожалуйте сюда! - Цицка взял его под руку и подвел к товарищам. Те вежливо расступились, уступив профессору место у стены с облупившейся штукатуркой.
      - Слушаю вас! - Профессор переложил портфель ИЗ одной руки в другую.
      - Видите ли, Эквтимэ Николаевич, - начал Коплик, - мы здесь поспорили, существуют ли гены, породы, так сказать. Цицка говорит, что...
      - Кто? - переспросил профессор.
      - Цицка!
      - А что это такое?
      - Цицка - вот этот! - Коплик положил руку на плечо товарища. - Его имя Давид, мы зовем его Цицкой.
      - Понятно. И что же говорит Цицка?
      - Он и Копака говорят, что...
      - А Копака это кто?
      - Вот этот!
      - В паспорте так и записано - Копака?
      - Нет, по паспорту он Тенгиз! - ответил Бердзена.
      - А это кто? - спросил профессор.
      - Это Бердзена!
      - Грек?*
      - Нет, гуриец!**
      _______________
      * Б е р д з е н и - грек.
      ** Г у р и я - область в Западной Грузии.
      - Как?
      - Грузин.
      - Как его звать?
      - Мераб.
      - А вас?
      - Коплик.
      - Слава богу, наконец-то я услышал нормальное имя!.. Так что вам угодно, Коплик?
      - Я же сказал... Вот они говорят, что в природе существуют гены и породы, а я и Кока...
      - Ага, есть еще и Кока? С водой или без?* - спросил профессор и сам рассмеялся своей шутке. Рассмеялись ребята - им было приятно, что они сумели развеселить профессора.
      _______________
      * Игра слов: "кока" по-грузински - "кувшин".
      - Значит, вы и Кока считаете, что рас и генов не существует. Так?
      - Так! - кивнул головой Коплик.
      - Вы правы!.. Расовая теория антинаучна, реакционна. Это фашистская теория. Что же касается генетики, изучающей наследственность и изменяемость организмов, то здесь дела обстоят несколько иначе.
      - Позвольте, профессор, - прервал его Бердзена, - а как же с породистыми животными? Выводят ведь лучшие породы лошадей? Вон у нас в Александровском саду специальные выставки породистых собак устраиваются, золотыми медалями их награждают!
      - Как вас зовут?
      - Мераб!
      - Видите ли, дорогой мой Бердзена, на протяжении веков путем естественного отбора в мире животных...
      - А разве человек не общественное животное? - не дал ему договорить Цицка. - И разве в сельском хозяйстве мы не осуществляем селекцию, скрещивание, выведение новых пород?
      - Друзья, что же это вы, словно радио, умеете только говорить, но не слушать?! - Профессор развел руками и выронил портфель.
      Молчавший до сих пор Бачана быстро поднял его, сунул профессору под мышку и скромно произнес:
      - Слушаем вас, уважаемый профессор...
      - А-а... вас как звать?
      - Бачана.
      - Так вот, дорогие мои Бачаны, Коки, Коплики, Бердзены, Цицки и Копаки, такие вопросы на улице не решаются... Пожалуйте ко мне на кафедру, с пяти до шести, или на квартиру, с десяти вечера до утра, и будем дискутировать сколько вашей душе угодно. Устраивает? - спросил профессор растерявшихся парней.
      - Если можно, мы придем к вам домой, - ответил Бачана.
      - Вот и отлично!
      - Впустят нас? - спросил Коплик, взглянув на свои ботинки.
      - Безусловно! Вы только назовитесь - пришли, мол, верийские парни.
      - До свидания, уважаемый профессор! - попрощался Цицка.