Бачана знал об этом, потому и пришел сюда в столь неурочное время. Подождав немного, Бачана несмело кашлянул. Тамара быстро обернулась. У Бачаны екнуло сердце. Он опустил голову и закашлялся теперь уже от охватившего его волнения. Тамара взяла со стойки тарелку, нож, вилку и подошла к Бачане. Бачана видел лишь ее пальцы - длинные, красивые, чуть покрасневшие и вспухшие от горячей воды. Девушка поставила на стол тарелку, удивленно разглядывая посетителя. Она видела его впервые.
      - Что прикажете? - спросила она.
      Бачана поднял голову.
      - Хлеба! - тихо произнес он, с трудом проглотив слюну.
      - Только?
      - И сыру.
      - А мяса?
      - Нет.
      - Вино?
      - Нельзя. Завтра у меня экзамен.
      - Какой?
      - Физика.
      - В каком ты классе?
      - Заканчиваю.
      - А-а-а... Харчо не хочешь?
      - На харчо не хватит денег! - Бачана покраснел.
      Тамара ушла. Вскоре она вернулась с подносом в руках. Она поставила перед Бачаной хлеб, сыр, тарелку с харчо и стакан вина.
      - Один стакан можно! - улыбнулась она и присела перед Бачаной. - Как тебя звать?
      - Бачана.
      - Фамилия?
      - Рамишвили.
      - А меня зовут Тамарой.
      - Знаю! - Бачана поднял стакан.
      - Почему я не видела тебя до сих пор?
      Бачана смутился. Он отпил глоток вина, словно хотел вернуть на место подступившее к горлу сердце.
      - В моем возрасте в столовую не ходят.
      - Почему же пришел сегодня?
      - Проголодался очень, потому и пришел. - Бачана отпил еще глоток.
      - Кислое? - Тамара смешно сморщила нос.
      - Будь здорова! - Бачана осушил стакан. - Посчитай, пожалуйста!
      - Сдашь физику, тогда и посчитаю!
      - Тамара! - раздалось из кухни.
      - Иду, Ласа! - крикнула Тамара. - Я мигом! - сказала она Бачане и убежала.
      Вернувшись, Тамара опешила: Бачаны в столовой не было. На столе все лежало нетронутым.
      - Здравствуй! - поздоровалась Тамара, присаживаясь к столу.
      - Здравствуй! - ответил Бачана.
      - Сдал?
      - Сдал.
      - Ну как?
      - Тройка, - Бачана нехотя улыбнулся, - и то из-за уважения к моему деду Ломкаце. - Он достал из кармана пятирублевую бумажку и положил ее на стол. - Это за вчерашний обед.
      Тамара даже не взглянула на деньги.
      - Сколько еще осталось экзаменов?
      - Тамара! Что ты там возишься с молокососом! Иди сюда! - крикнул Дуту Центерадзе. Он в компании четырех собутыльников сидел за столом в дальнем углу и был уже навеселе.
      Тамара не обратила на него внимания.
      - Сколько еще экзаменов?
      - Один.
      - Когда?
      - Послезавтра.
      - Приходи послезавтра.
      - Я и завтра приду.
      - Приходи. Что сейчас подать?
      - Тамара-а! Дитя расстается с грудью матери, а ты не можешь расстаться с этим сопляком? - крикнул снова Дуту.
      Тамара подошла к нему.
      - Что желаете?
      - Что же мне пожелать лучше твоей красоты! Побудь здесь, с нами!
      - Некогда мне! Если что нужно, скажите.
      - Принеси еще десять бутылок и садись рядом со мной! Хочу выпить за твое здоровье! - Дуту схватил Тамару за руку. Она вырвалась и пошла к стойке.
      - Ласа, дай десять бутылок вина.
      Ласа стал доставать бутылки. К стойке направился Дуту. Глаза у него блестели, чувствовалось, что он изрядно выпил.
      Дуту Центерадзе был милиционером. Приземистый, широкоплечий, длиннорукий, с наганом в расстегнутой кобуре, он держался самоуверенно и вызывающе. Подойдя к стойке, он обнял Тамару.
      - Отстань, Дутуйя, от девушки и ступай к своему столу! - нахмурился Ласа.
      - Девушка не возражает, а ты чего в бутылку лезешь? - огрызнулся Дуту и, схватив, словно игрушки, шесть бутылок вина, вернулся на место. - А подавать вино, между прочим, твоя обязанность! - крикнул он Ласе. - Увижу, что кто-нибудь лезет к этой девушке, пусть потом пеняет на себя! Гроб его я сам поставлю во дворе церкви архангела Гавриила! Так и знайте! - объявил во всеуслышание Дуту.
      Тамара принесла остальные четыре бутылки. Дугу аасилу усадил ее рядом с собой.
      - Садись, девушка, хочу выпить за твое здоровье! - Дуту встал со стаканом в руке и обратился к Ласе: - Ласайя Басилия! И не стыдно тебе заставлять эту красавицу мыть тарелки? Отдай Тамару мне, и я посажу ее на золотой трон, будет жить как царица Тамар!
      - Это на какой же золотой трон? На одном ведь уже восседает твоя жена Талико?.. Подумал бы о деле, ветрогон! Ни кола, ни дерева во дворе! Курам твоим негде усесться на ночь!.. Нашелся рыцарь!
      В столовой поднялся хохот.
      - Ласайя, укороти язык, как бы я ненароком не наступил на него! предупредил Дуту, положив руку на револьвер.
      Бачана встал и направился к двери.
      - Постой ты, эй, парень! - позвал его Дуту. - Ты чего тут околачиваешься? Оглянись, есть тут твои сверстники?
      - Я зашел поесть, - спокойно ответил Бачана.
      - Знаю я, зачем ты пожаловал! На вот, возьми, выпей и марш домой! Дуту протянул Бачане стакан вина и ножку вареной курицы. Бачана подошел к столу, взял из рук Дуту стакан и мясо и положил их на стол.
      - Я не пью.
      - Ну так уходи!
      - Не твое это дело - уходить мне или нет! - Щеки у Бачаны зарделись. Дуту протянул было руку, чтобы схватить его за ухо, но Бачана быстро отстранился, и рука Дуту повисла в воздухе. - Ты пьян, Центерадзе! бросил Бачана в лицо милиционеру и пошел к выходу.
      - Чей это щенок? - спросил опешивший Дуту.
      - Это внук Ломкацы Рамишвили! - ответил сидевший рядом с ним Ушанги Каландадзе. Дуту закусил губу. - Манучара Киквадзе, за ликвидацию которого твой начальник получил орден, кажись, убил он... Так что оставь его в покое... - шепнул ему на ухо Каландадзе.
      - Неправда, - процедил Дуту сквозь зубы. - Я сам участвовал в той операции! - Лицо Центерадзе побагровело. - Змееныш он и сын троцкиста!
      - Да в чем мальчик провинился перед тобой? Ну пришел в столовую, даже не ел ничего, идет своей дорогой... Нельзя же так, Дуту... Сходить с ума из-за бабы... - сказал недовольно Афанасий Лория.
      - Кто баба, сукин ты сын?! Не баба, а богиня! Стань перед ней на колени и молись! - Дуту хлопнул Афанасия своей медвежьей лапой по плечу.
      Афанасий покачнулся. В столовой наступила напряженная тишина.
      - Дутуйя, по облигации ты выиграл Тамару, что ли? Отпусти девушку, дай и нам полюбоваться ею! - постарался разрядить обстановку Мамука Яшвили.
      - Сегодня прощаю тебе болтовню, а с завтрашнего дня чтоб ноги твоей не было в этой столовой! - пригрозил ему Центерадзе.
      - Шел бы в армию, коли ты такой герой! - ответил со смехом Мамука. Может, отвадишь от нас Гитлера!
      - А кто наведет здесь порядок? Кто присмотрит за дезертирами вроде тебя?
      - Это я дезертир?! Килограммовый осколок до сих пор у меня в груди торчит! - Мамука распахнул сорочку. - И ты меня называешь дезертиром?! Это ты собрался наводить здесь порядок?! Первый бездельник и дезертир?! Мамука схватил со стола бутылку и пошел на Центерадзе. Тот вытащил наган.
      Бачана покинул столовую.
      Прошло всего три месяца со дня появления Тамары в столовой, и по селу поползли сплетни. Словно весенние ласточки, они облетели каждый двор и дом. Всюду - на чайных плантациях, в полях, виноградниках, садах, огородах, на базаре, в конторе, бане, парикмахерской, библиотеке - только и было шушуканья и пересудов, что о молодой официантке.
      - Слышь, а третьего дня Мамука Яшвили и Дутуйя Центерадзе из-за этой чертовой девчонки чуть было не зарезали, оказывается, в столовой друг друга...
      - Говорят, Дутуйя-бездельник избил жену и отправил ее в Мелекедури, к папаше...
      - Нашел же ведьму Ласайя, будь он неладен! Говорят, брюхата она от него... Вишь, раздобрела как...
      - Не от него, а от того же Дутуйи-милиционера...
      - Она, оказывается, и Мамуке Яшвили строила глазки, да жена его Дареджан задала ей трепку!..
      - Что Гитлер - что эта девка! Переполошила все село!..
      - Неужто свет клином сошелся на этой потаскушке?..
      - Видать, сошелся! Говорят, Торнике Кинцурашвили с ножом полез на Ардалиона Гваладзе...
      - А куда смотрит Дутуйя-милиционер?
      - Дутуйя сам ходит в первых ее любовниках!
      - Что Дутуйя, она и тому парню вскружила голову!
      - Какому еще парню?
      - Внуку Ломкацы Рамишвили, Бачане... Только за это следовало посадить ее - за попытку растления малолетнего... Третьего дня видел я его у столовой - глаза у парня, как у сумасшедшего...
      Тамара квартировала у Зосима Хинтибидзе. Она занимала крохотную крайнюю комнатку с окном на проселочную дорогу.
      Село спало. Бачана тихо постучал пальцем в окно. Спустя минуту в окне показалось испуганное лицо Тамары. При виде Бачаны в глазах девушки мелькнул укор. Закусив губу, она всплеснула руками, потом осторожно приоткрыла окно и шепотом спросила смутившегося Бачану:
      - И ты, парень?
      - Впусти на минутку? - взмолился Бачана.
      - Тебя еще не хватало на мою голову, да? - У Тамары задрожал голос.
      - Впусти! - повторил Бачана.
      - Не вмешивайся в эти грязные дела, Бачана! Иди домой! Что вам от меня нужно? Зачем вы позорите меня? В чем я виновата перед вами? Хватит... Оставьте меня в покое... - Тамара заплакала.
      Бачана перелез в комнату через окно, обошел Тамару и подсел к столу. Девушка зажгла коптилку и тоже уселась напротив Бачаны.
      - Что тебе нужно? - спросила она жалобно.
      Бачана молчал.
      - Зачем ты пришел?
      - Это правда, о чем говорят на селе? - спросил Бачана, дрожащей рукой снимая нагар с коптилки.
      - А о чем говорят? - вздохнула Тамара.
      - О разном... О нехороших вещах...
      - И ты веришь?
      Бачана пожал плечами.
      - Я пришел за тем, чтобы...
      - Чтобы?..
      - Я пришел за тем, чтобы...
      - Не договаривай!.. Одного тебя я считаю чистым во всем селе! Не говори ничего!
      Бачана проглотил слезу и вдруг выпалил:
      - Одевайся!
      - Что?!
      - Оденься и пойдем со мной!
      - Куда?..
      - Не знаю...
      - Куда же я пойду?
      - Ты должна уйти из села!
      - Уйти опозоренной?
      - Должна уйти! Все они видят в тебе только женщину, а я...
      - А ты?..
      - Говорю тебе, одевайся! Собери одежду, что еще там у тебя, и пошли! - голос Бачаны прозвучал так звонко и убедительно, что он сам не узнал его.
      Тамара вскочила, быстро вытащила из-под кровати чемодан и стала без разбора запихивать туда свои пожитки. А Бачана вышел на балкон и забарабанил в дверь Зосима.
      - Кто там? - раздался сонный голос Зосима.
      - Это я, Бачана, внук Ломкацы Рамишвили.
      - Ошибся дверью, парень!
      - Нет, дядя Зосим, не ошибся. Выйдите, пожалуйста, ты и тетя Маро!
      - Если ты пьян, ступай домой! - рассердился Зосим.
      - Да нет, не пьян я! Выйдите на минутку! - попросил Бачана.
      Дверь открылась. Появился Зосим в одном нижнем белье. За его спиной стояла перепуганная Маро.
      - Я увожу Тамару, дядя Зосим, и хочу, чтобы ты и тетя Маро знали об этом...
      - Бери на здоровье... Из-за этого ты меня разбудил? Она ничего мне не должна, за комнату уплачено вперед, так что...
      - Дядя Зосим, видел ли ты выходящими из ее комнаты Мамуку Яшвили, или Дутуйю Центерадзе, или Ласайю Басилия, или Торнике Кинцурашвили?
      - Да что ты пристал ко мне, парень? Караульщик я при ней, что ли?
      - Нет, дядя Зосим, ты человек правильный! Скажи мне правду!
      Зосим замялся, почесал у себя в затылке.
      - Не стану врать, сынок... Выходящим не видел никого!.. Трижды приперся Дутуйя Центерадзе, вдрызг пьяный, ломился к ней в дверь, да она не впустила его... Два раза пожаловал Торнике Кинцурашвили, тоже под мухой, и ушел ни с чем... Ты первый, кого я вижу ночью у нее в комнате... - Зосим заглянул в глаза стоявшей с чемоданом в руке Тамаре.
      - За что же ее осрамили? - спросил Бачана.
      - От нас, детка, никто про нее не слышал ни одного худого слова! выступила вперед Маро. - Наоборот, мы всегда говорили обратное, да кто поверил?
      - Идем! - Бачана взял из руки Тамары чемодан.
      - Да куда ты ее ночью тащишь, детка? Подождали бы до утра, собрала бы вас в дорогу, как полагается... - засуетилась Маро.
      - Больше того, что вы сказали, ничего ей не нужно!.. - ответил Бачана. - До свиданья, спасибо вам! - добавил он.
      - Знает ли твой дед о том, что ты делаешь сейчас? - спросил Зосим Бачану, когда тот был уже во дворе.
      - Знает! - ответил коротко Бачана и взял Тамару за руку. - Идем!
      Шли молча. Выйдя на шоссе, Бачана поставил чемодан, присел на обочине дороги и свернул цигарку. Тамара уселась рядом. Передохнув, они двинулись дальше. Следующий привал устроили перед началом Насакиральского подъема.
      - Скажи что-нибудь! - попросила Тамара.
      Бачана извлек из-за пазухи сверток и молча положил его на колени Тамары.
      - Что это? - спросила девушка.
      - Мой аванс за трудодни... Шестьсот рублей... На первых порах хватит тебе... Купи муки... - Голос у Бачаны прерывался.
      Тамара развернула сверток, взглянула на деньги, затем снова аккуратно завернула их, засунула сверток Бачане за пазуху, уткнулась головой в колени и горько разрыдалась. Бачана не стал утешать и успокаивать ее. Он ждал, когда девушка выплачется. Не дождавшись, Бачана заговорил:
      - Плакать полезно... Когда у меня болит что-нибудь или я расстроен и сердце каменеет в груди, я ухожу в лес, ложусь под деревом и плачу... Плачу, как маленький, громко... Плачу целый день, пока не иссякнут слезы и не оттает сердце... Потом мне становится лучше... Поплачь!.. Облегчи сердце. Иначе человек умрет... Ты не обижайся... Люди тут ни при чем... Виновата твоя красота, изумительная твоя красота. А наши мужики... Что ж, они перегрызлись от зависти друг к другу... Три месяца я не смыкал глаз, все думал о тебе... И кто тебя создал, такую красавицу с такими ласковыми глазами?.. Каждому кажется, что ты улыбаешься только ему, ласкаешь взглядом только его... И мне так казалось. Я знаю, глупость это!.. Знаю, но... я очень тебя люблю, очень... И я не смогу без тебя... Я умру... Тамара перестала плакать. Она изумленно внимала словам Бачаны. А он продолжал: - Мне скоро семнадцать... Это не много, но и не мало... Я знаю, ты смотришь на меня, как на ребенка... Ты не удивляйся... Я так сильно тебя люблю, так сильно... Что мне делать?.. А деньги ты возьми... Я их не украл... Их дал мне дед... Для тебя... Дед мой - мудрый человек... это он меня прислал к тебе, он велел увести тебя отсюда. Если б ты могла меня полюбить... Но ты слишком красива, и я не знаю, что станет с тобой... Мал я еще, чтобы уберечь тебя, заботиться о тебе... А я так тебя люблю, так сильно... Я три месяца не сплю, все ночи напролет думаю о тебе...
      Подступившие слезы душили Бачану. Он зарылся головой в колени Тамары и завыл, как заблудившийся в лесу волчонок, точно так, как тогда, в лесу Чхакоура.
      Тамара прижала к груди голову Бачаны, и он почувствовал, как стало оттаивать его обледеневшее сердце, как оно согрелось, раскалилось, запылало огнем. Он обнял Тамару, стал покрывать горячими поцелуями ее грудь, шею, щеки. Он ощущал соленую влажность ее глаз, слышал ее взволнованный шепот:
      - Ты мое солнце, радость моя... Брат мой и отец... Боль моя и печаль... Сын мой и сиротство мое... Жизнь ты моя и погибель моя... Мой мальчик, моя любовь... Откуда ты взялся, откуда ты появился в моей жизни?..
      Потом их губы, найдя друг друга, смолкли, и заговорили их сердца.
      В груди их гудели серебряные колокола, гудели так слаженно, так величественно, что им захотелось молиться - молиться и ничего больше...
      - Боже великий! Соедини наши души и тела, преврати нас в одну-единую, огромную, неиссякаемую жизнь!.. Боже справедливый, дай мне ее кровь и отдай ей кровь мою! Спаси нас от греха и прими от нас наши жизни!..
      - Бачана, солнце мое, зачем, откуда ты пришел в мою жизнь... Счастье мое, горе мое... Не надо, радость моя, не надо... Девушка я...
      - Боже всесильный! Дай мне силу и волю!.. Сохрани мне ясность разума!.. Спаси меня, боже!..
      Взявшись за руки, шли они по шоссе. Лес пробуждался. Птицы готовились спеть гимн солнцу и утру. В окрестных селах залаяли собаки. Где-то за рекой вставший с первыми петухами мужик крыл матом пробравшуюся в огород скотину. Небо стало светлеть. Над верхушками гор зарозовели облака. На Насакирали наступило утро.
      Бачана остановился, опустил чемодан у ног Тамары.
      - Иди теперь! - тихо произнес он.
      Тамара долго смотрела на него. Потом спокойно спросила:
      - Как нам жить дальше?
      Бачана промолчал.
      - Что ты скажешь соседям?
      Бачана пожал плечами.
      - Иди... - с трудом вымолвил он.
      - Не забывай меня...
      Бачана покачал головой...
      - Нет на свете человека, которого бы я любила сильнее тебя!
      - Не выходи замуж... Я скоро подрасту... - Бачана всхлипнул.
      Тамара опустилась перед ним на колени и прильнула губами к его рукам.
      - Куда же тебе расти больше? - Она обняла колени Бачаны.
      Бачана осторожно высвободился из объятий девушки, отступил на несколько шагов, повернулся и... ушел.
      Пройдя с полверсты, он оглянулся. Тамара все так же сидела на дороге и смотрела на него.
      И вдруг Бачана вздрогнул от изумления. Он с поразительной ясностью увидел полные слез голубые глаза Тамары. Одни глаза.
      В полдень Бачана вошел в столовую. В переполненной комнате было накурено, шумно. Ласа стоял за прилавком, ловкими, привычными движениями нарезал огурцы и помидоры. Увидев вошедшего Бачану, он застыл с ножом в руке. В столовой наступило молчание. Радостные, удивленные, испуганные лица взирали на Бачану, и все они выражали один общий вопрос. С минуту никто не решался нарушить молчание. Первым очнулся Ласа.
      - Да вот же он! - крикнул он и вздохнул с таким облегчением, словно с него сняли сто пудов тяжести. Столовая ожила. Все заговорили разом. И в этом шуме вдруг раздался насмешливый голос Дуту Центерадзе:
      - Привет, зятек-бесштанник!
      Не обратив внимания на милиционера, Бачана подошел к столу, за которым сидел Торнике Кинцурашвили, и остановился перед ним.
      - Куда ты девал девчонку? Может, отвел к деду? - Торнике был навеселе.
      - Торнике Кинцурашвили! Скажи народу, была ли эта женщина нечестной? - громко спросил Бачана.
      - Об этом ты спроси у Ласайи. Ему она служила и тюфяком и подушкой! расхохотался Торнике.
      - Дядя Ласа, этот человек говорит правду? - обратился Бачана к Ласе.
      - Не видать мне завтрашнего рассвета и пусть этот нож пронзит мое сердце, если я когда-нибудь словом, делом или даже мысленно оскорбил девушку! - Ласа наполовину воткнул нож в стойку.
      Бачана вновь повернулся к Торнике:
      - Если ты мужчина, встань, Торнике Кинцурашвили, и скажи, сколько раз ты бывал у нее? Говори, не стесняйся, все равно она не услышит тебя!
      - А ты кто такой, сопляк?! Стану я тебе давать отчет! - взорвался Торнике.
      - Ну так признавайся, сколько раз она тебя выгнала из дому?
      - Никто меня не выгонял! Протрезвился - сам ушел... Вот сидит Зосим, спроси у него! - сбавил тон Кинцурашвили.
      - Мамука Яшвили, тебе я верю как никому! Скажи, почему твоя жена Дареджан поскандалила с Тамарой? - обратился Бачана к Мамуке, который все это время сидел за столом, молча кусая губы.
      - Так, по глупости... Жена Дутуйи Центерадзе довела ее своими сплетнями до бешенства... - проговорил, не поднимая головы, Мамука.
      - Ты мою жену не трожь, мерзавец! - крикнул Центерадзе.
      Мамука встал, но Бачана опередил его:
      - А теперь признавайтесь, кто же из вас хоть раз переспал с ней? Начни ты, Дуту!
      Центерадзе встал. Он встал с намерением выгнать взашей этого наглеца, вздумавшего наводить здесь правопорядок, но Бачана воспринял движение милиционера как ответ на свой вопрос и, схватив торчавший в стойке нож, надвинулся на Центерадзе:
      - Врешь ты, подлец, врешь! Трижды ты врывался к ней и трижды был изгнан с позором!.. Наглец и зазнайка ты, Дутуйя Центерадзе, и возвел на честную девушку напраслину лишь потому, что хотел похвастаться перед людьми!.. Прав я, дядя Зосим, или не прав?
      - Прав, сынок, вот те крест! - ответил побледневший Зосим.
      - А ты почем знаешь, болван?! - налетел на него Центерадзе. - Ты, что ли, сапоги с меня стаскивал?!
      - Прав мальчик, люди, клянусь вам богом! - повторил Зосим.
      - Подлый ты человек, Дутуйя Центерадзе! - бросил Бачана в лицо милиционеру, вложив в свои слова никогда прежде не испытанную силу.
      - Убью, сопляк! Смотри, какие он здесь митинги устраивает! Обливает людей грязью! Кто я - представитель законной власти или мальчик на побегушках? - Схватившись за револьвер, Центерадзе угрожающе пошел на Бачану.
      - Обезьяна ты, Дутуйя Центерадзе, вот кто! И плевал я на твой наган! - Бачана сам двинулся навстречу Центерадзе. Выбежавший из-за стойки Ласа встал между ними.
      - Тогда я вам скажу, люди! - крикнул Бачана. - Я был вчера ночью у Тамары! Девушкой она пришла к нам и ушла от нас девушкой! Это истина, клянусь вам матерью!..
      И вдруг в столовой раздался резкий звук удара, и неожиданно для всех Дуту Центерадзе навзничь опрокинулся на пол. Мамука Яшвили, потирая вспухшую от удара ладонь, подошел к Бачане и той же рукой погладил его по щеке.
      - Хороший ты парень, сынок! Ступай себе домой, дальше им займусь я...
      Бачана не спеша направился к двери...
      9
      На двадцать второй день профессор разрешил Бачане переворачиваться в постели. Теперь он мог лежать на боку, подперев голову рукой, и созерцать обоих соседей во всем их блеске. Затем ему назначили лечебную физкультуру, которая заключалась в том, что в течение двух недель он должен был сжимать и разжимать кулаки. Когда Бачаие позволили садиться - случилось это на двадцатый день после первой "амнистии", - в палату вошла девушка столь изумительной красоты, что Булика вдруг выронил из рук банку с мацони. Когда же этот ангел с иссиня-черными волосами и зелеными глазами присел на кровать Бачаны, отец Иорам перекрестился и воскликнул:
      - И теперь вы не поверите в бога, уважаемый Бачана?!
      - Поверю, батюшка, если только это не сон! - ответил Бачана, пораженный красотой и смелостью девушки.
      - Пусть будет сон, лишь бы она подсела ко мне! - проговорил Булика и тут только заметил, что ложка все еще у него во рту.
      - Подойду и к вам! - откликнулась девушка.
      - Жду вас, жду, уважаемая! - пригласил Булика.
      - Здравствуйте, товарищи! Меня зовут Кетеван, фамилия Андроникашвили. Я являюсь главным инструктором лечебной физкультуры в вашей больнице! - представилась девушка.
      - Да? О чем же думают наши врачи? Зачем они мучают нас разными там пантопонами, персантинами и интенсаинами?! Одно только появление в палате такой, как вы, женщины равнозначно если не десяти, то, по крайней мере, пяти уколам! - крикнул Булика.
      Девушка довольно улыбнулась.
      - Уважаемый Бачана! Видите, она улыбается! Дотроньтесь-ка до нее! Если она не исчезнет, значит, все это наяву! - попросил Булика.
      - С вашего позволения! - Бачана коснулся рукой красивых пальцев девушки. - Радуйся, Булика, она - живое существо! - ответил он Булике, однако руки не убрал. Тогда девушка осторожно высвободила пальцы из-под ладони Бачаны и нащупала его пульс. - О, мой пульс сейчас вам не скажет ничего путного!.. Дайте ему успокоиться... - Бачана приложил к сердцу руку девушки. - Слышите, как оно бьется?!
      Главный инструктор убрала руку с груди Бачаны и прильнула к нему розовым, маленьким и красивым, как раковина, ушком.
      У Бачаны сперло дыхание.
      - Доктор, вы что, решили убить меня? - прошептал он, бросив умоляющий взгляд на Иорама. Тот беспомощно развел руками и закрыл глаза, - ничем, дескать, не могу помочь...
      Спустя минуту девушка выпрямилась и спросила серьезно:
      - Боли в области сердца чувствуете?
      - Боли уже прошли, и пульс до вашего прихода был нормальным, а теперь все началось сначала, - вздохнул Бачана.
      - О господи! Неужели всем больным здесь раздали один и тот же текст? - поморщилась девушка.
      - А что, и другие так говорят? - спросил разочарованный Бачана.
      - Вот именно! А вам, как писателю, положено быть более оригинальным! - ответила девушка со злорадством.
      - Куда уж больше оригинальности! - жалобно простонал Бачана. Видите, я покойник, а еще разговариваю с вами...
      Девушка громко рассмеялась:
      - Да, это действительно оригинально!.. Ну а теперь приступим к делу! - И она осторожно приподняла Бачану. - Про хатха-йогу слышали?
      Бачана опешил.
      - Читал что-то в молодости... Это... индийское философско-религиозное учение, кажется?.. Достижение совершенства души и тела путем особых физических упражнений... Так, что ли?
      - Правильно! - согласилась главный инструктор. - Пока мы займемся простейшими приемами хатха-йоги, а о совершенстве души позаботитесь вы сами, когда выйдете отсюда...
      - Слушаюсь! - покорно склонил голову Бачана.
      - Знаете, что такое "лотос"? Слышали, по крайней мере, о нем? Ну, сидящего Будду, надеюсь, видели? Вот эта поза называется "лотос"...
      - Понятно...
      - Ну-ка попробуем!.. - Девушка засучила рукава халата и сдернула с Бачаны одеяло. Смущенный Бачана стал неловко прикрывать руками полуголое тело. Не обращая на него внимания, девушка продолжала: - Значит, так: берем ступню и подводим ее к левому бедру... - Бачана послушно выполнил указание врача и вдруг понял, как он похудел за время болезни: такого движения он раньше не мог бы проделать даже под угрозой смерти. Он обрадовался, почувствовал незнакомую до сих пор легкость и свободу.
      - Отлично! - похвалила девушка. - Теперь берем левую ступню и, продев ее под правую ногу, подводим к правому... чему?
      - Бедру-у-у... - закончил Бачана тоном прилежного приготовишки и постарался проделать продиктованное движение. Но не тут-то было! Левая ступня застряла где-то на полпути, он почувствовал резкую боль в печени и весь покрылся испариной.
      - Не напрягайтесь, - предупредила девушка. - Если не получается, примите исходное положение!
      Бачана быстро вытянул обе ноги и с облегчением вздохнул.
      - Что, больно?
      - Больно!
      - Ничего, привыкнете, - успокоила его девушка, - теперь ложитесь и расслабьте тело!
      Бачана откинулся на подушку. Инструктор пощупала его мышцы и недовольно покачала головой.
      - Расслабьтесь, расслабьтесь! Снимите напряжение! Примите положение покойника!
      - Что вы, дорогая! Человека с таким трудом воскресили, а вы хотите вернуть его в положение покойника?! - воскликнул Булика.
      - Индия и хагха-йога, конечно, хороши, дочь моя, но нет ли других, христианских упражнений? - вмешался отец Иорам.
      - Христианские упражнения - молитвы, а лечить людей одними молитвами невозможно! - обиделась инструктор.
      - А чем это не физкультура? Глядите! - И Булика несколько раз размашисто перекрестился обеими руками. - Утренняя зарядка!
      - Проклял бы я тебя, антихрист, да ты сам, без моих проклятий следуешь по пути в ад! - проговорил в сердцах отец Иорам и отвернулся к стене.
      Девушка подошла к койке Булики.
      - Прошу!.. - Булика подвинулся, освобождая место на постели.
      - Ничего, постою... - девушка пощупала пульс Булики. - У вас пульс лучше... Попробуем упражнение?
      - Знаете, доктор, я уже попробовал, пока вы возвращали уважаемого Бачану в положение покойника... И не получилось... Так что сидеть в позе лотоса я не смогу. А если вы не приложите ваше прекрасное ушко к моему сердцу, я убью вашего мужа и сяду в тюрьму. Это будет полегче лотоса!
      - Впервые встречаюсь с такой палатой! Не больные, а балагуры какие-то!.. Завтра пришлю фельдшерицу, пусть она с вами занимается!
      - Только вы не покидайте нас, а я, не то что в позу лотоса, сяду хоть на раскаленную сковороду! - пообещал Булика, но главный инструктор, хлопнув дверью, покинула палату.
      - А говорили, живое существо... - вздохнул Булика.
      - Все было сном... - добавил Бачана.
      - В глазах этой женщины я увидел сатану! - Молчавший до сих пор отец Иорам вдруг повернулся лицом к Бачане и Булике. - Истинно вам говорю: сатана смеялся в ее глазах! - И вновь отвернулся к стене.
      Спустя пять минут после визита главного инструктора лечебной физкультуры, в палату вошла фельдшерица Женя с подносом в руке. На подносе обернутые белоснежной ватой лежали три блестящих шприца.
      - Кардиологический привет! - Женя поставила поднос на стол.
      - Привет кардиограмме сердца Грузии! - ответил Булика.
      - С добрыми вестями, Женечка? Глаза у тебя так и искрятся! - сказал Бачана.
      - Сенсация! - Женя хлопнула рукой по торчавшей из кармана халата газете.
      - Ну-ка, ну-ка, утоли жажду несчастных путников в пустыне! - Отец Иорам простер к ней руки.
      - Сперва укол, потом сенсации! - заявила Женя категорическим гоном. А ну приготовиться!
      Все трое разом перевернулись спиной вверх и откинули одеяла. Женя начала с Бачаны...
      - "Ты не вейся надо мною, черный ворон, я не твой", - продекламировал Бачана, потирая место укола.
      - Дорогая Женя, это обязательно - вгонять шприц до упора? - спросил отец Иорам, смахивая слезу углом подушки.
      - Извините, не рассчитала, - смутилась Женя.
      - Христианская душа, почему же именно со мной у тебя происходят просчеты? Мало разве в палате безбожников и нехристей?!
      - Терпением своим... - успокоила фельдшерица батюшку и подошла к Булике.
      - Покажи сперва иглу! - захныкал Булика.
      - На, смотри!
      - Люди добрые! - завопил Булика. - Если это игла, что же тогда называется шилом?!
      - Да ладно, устала я каждый день торговаться с тобой! Ложись! прикрикнула Женя.
      - Конечно, тебе в чужом пиру - похмелье!.. Ложись-ка сама! Погляжу, как ты запоешь! Иди, иди ложись!
      - Смотри не поперхнись!
      - Назло тебе даже не пикну! - объявил Булика и закусил подушку. Женя воткнула шприц, словно копье.