Нодар Думбадзе

Солнце

В шесть часов утра оно взошло и золотой диадемой увенчало гору Эрцаху.

— Здравствуй, Эрцаху!

— О Творец! Где ты? Истомилась душа в ожидании!

— Я здесь! — сказало Солнце.

— Мороз сдавил меня своими обручами, трещит голова, дышать уже нечем! Всю ночь я не смыкала глаз! Помоги!

— Терпенье!

Солнце поднялось выше, диск его засиял, засверкал, и вдруг с неба хлынул поток света и тепла. Ледяные обручи на челе Эрцаху заскрипели, потом напряглись и… лопнули. Эрцаху вздрогнула.

— Слава тебе, Творец! — воскликнула Гора, вытирая со лба холодный пот. Светило улыбнулось. Вокруг его царственного ока легли мелкие морщинки.

— Слава тебе! — повторила Эрцаху и умолкла. Солнце поднималось все выше. В ущельях, балках, расселинах склонов Кавкасиони нарастал великий шум. Гремели, грохотали низвергающиеся с головокружительных высей лавины. Клубы пара и снежной пыли окутали Эрцаху.

Потом туман рассеялся. Прояснилось. Гора протерла глаза и украдкой взглянула на Солнце. Оно было уже высоко.

— Началось! — проговорила Гора.

— Что? — спросило Солнце.

— Рождение!

— Чье?

— Детей и внуков моих — Кодори, Псоу, Келасури, Гализги…

— И все они твои?

— Мои и моих сестер.

— Да умножится род ваш!-благословило Солнце Гору.

Эрцаху улыбнулась:

— О нет, Творец! В нашем роду наоборот: детей у нас великое множество, внуков меньше, правнуков и того меньше и, наконец, один-единственный потомок — Море!

Море-огромное, необозримое, необъятное— мирно спало у подножия Кавкасиони.

— Море! — вспомнило Солнце.

…Мальчуган гнал со двора козу на выпас. Обернувшись, чтобы закрыть калитку, он вдруг увидел Солнце и Эрцаху.

— Мама! — крикнул мальчуган. — Взгляни на гору и солнце!

Мать у очага кипятила молоко. Она взглянула на озаренную солнцем гору, и тут же молоко убежало.

— У, чтоб тебе повылазило! — крикнула в сердцах женщина вдогонку сыну.

— Да ты что, баба, ошалела? Ребенок только проснулся, а ты уже проклинать его! — отозвался муж.

— Погляди-ка на Эрцаху,-тихо сказала женщина.

Муж мотыжил во дворе кукурузу. Сощурив глаза, он взглянул на чудо, давно ставшее привычным.

— К погоде, — проговорил он и продолжал работу.

Море все еще сладко дремало, шурша белыми ресницами по прибрежному песку.

— Шшррр. Шшррр… Шшррр…

— Утро доброе! — приветствовало его Солнце.

— О, Светило? Доброе утро!

— Что ты делаешь?

— Три дня тому назад у меня утонул человек… Исчез… Все во мне так и кипело, бурлило от волнения! Его не было видно нигде! Но наконец он все же нашелся. И тогда только улеглось мое волнение…

— Кто же он?

— Не знаю.. Никто его не искал… Мои волны вынесли его на берег… Потом пришли два человека и унесли его куда-то.

— Куда?

— Не знаю… Ведь я не могу следовать, как ты, за людьми! — улыбнулось Море.

— Началось! — сказало вдруг Солнце.

— Что? — спросило Море, широко раскрыв веки.

— Люди пришли.

Люди шли к морю в одиночку и группами. Раздевались. Бегали. Кувыркались. Гонялись друг за другом. Обнимались. Ели. Пили. Собирали пестрые камушки, ракушки. Жгли щепки и хворост. Или же просто стояли у берега и швыряли в море камни. Потом, когда Солнце начинало припекать, люди укрывались под раскрытыми зонтами, в сооруженных наспех из простынь палатках. И тогда Солнце не видело их.

— Пока меня нет, они неделями смотрят в небо, ждут не дождутся моего появления… А стоит мне показаться, как они начинают прятаться от меня под своими зонтами, шалашами, палатками… Почему они, поступают так странно? — сказало Солнце.

— А в чем ином поступают они не странно? — спросило Море.

Солнце поднялось высоко-высоко. И люди с этой высоты казались Солнцу мелкими, еле различимыми существами…

Со двора обнесенной каменной оградой дачи выбежал старик, неуклюже затрусил по дороге. Добравшись до другой дачи, он, словно подкошенный, опустился на лежащий у ворот валун и крикнул:

— Приди ко мне, человек, сын мой при смерти!

Вышел со двора человек и утешил пришедшего:

— Не бойся!

— Как же мне не бояться, если он умирает?

Тогда тот, подавший надежду человек побежал куда-то и привел с собой много других людей. Трое из них направились к больному.

— Профессора пришли! — сказал кто-то.

— Неужели?!

Молчание и надежда воцарились в доме.

— На что жалуетесь? — спросил больного первый врач и сам же устыдился своего вопроса: больной уже был не в силах говорить…

— И давно он так? — спросил у молодой испуганной женщины второй врач и сам же устыдился своего вопроса: больной страдал уже немало лет…

— Воздуха! — простонал больной.

Распахнули окна.

— Закройте заднюю дверь! На сквозняке он простудится!-сказал третий врач. Сказал, опасаясь, как бы потом люди не упрекнули его в молчании. И поняв это, он тоже устыдился своих слов.

— Откройте окна, двери, разломайте стены… Дайте мне воздуха!.. Дышать дайте!..-Опершись на плечи молодой жены и верного друга, больной метался, рвался, бился, просил лишь одного — воздуха.

Отец отозвал в сторону первого врача.

— Скажите, ради бога, что с ним?

— Положение, конечно, тяжелое, но если вовремя принять меры…— солгал врач.

— А как вы думаете, доктор? — обратился отец к другому.

— Мм… Если срочно доставить его в Москву…— солгал и другой.

— Да что за болезнь такая? Как она называется? — спросил отец третьего.

— Это — смерть! — вырвалось у него.

— Как? Как вы сказали? — переспросил изумленный отец.

— Смерть! — повторил врач.

— А… А лекарства? Ведь…

— Единственное лекарство от этой болезни — смерть. . Врач надел шапку и вышел. Остальные последовали за ним.

— Ну, что? Что они сказали? — бросилась к отцу молодая женщина.

— Сказали, что все будет хорошо! — солгал отец.

— Что там происходит?-спросило Море у Солнца.

— Умирает человек.

— Как умирает? А что делают врачи?

— Врачи ушли!-пожало плечами Солнце.

— Побудь с ним ты!

— Но мне нельзя останавливаться!

— Побудь с ним! — повторило Море.

— Чем я ему помогу? Ведь его покинули даже люди!

— Люди!.. Люди очень часто и легко покидают друг друга… Но ты можешь спасти его! Побудь с ним!

— Не могу… Единственное, что в моих силах, — вернуться к нему завтра в это же время…

Солнце покинуло комнату, перешагнуло через перила балкона и удалилось.

— Уходишь? — спросило Море.

— Ухожу,-ответило, не оборачиваясь, Солнце.

— Любовь — это лишь чувство близости, ставшее привычкой, и только! — изрек юноша и прикрыл пуп лежавшей навзничь девушки теплым белым камушком.

— Вы так думаете? — спросила девушка, не открывая глаз, и грациозным движением красивой руки сбросила камушек.

— Достаточно! Есть пять калорий! Теперь ложитесь вверх спиной! — хриплым голосом объявил репродуктор. Девушка перевернулась.

— Это не я думаю, а так оно и есть! — Юноша дрожащей рукой погладил девушку по спине-от шеи до обворожительных округлостей.

Девушка быстро присела, из-под обведенных черной тушью ресниц метнула в юношу взгляд голубых глаз.

— Ого, какой вы быстрый!

Юноша вздрогнул, увидев ее упругую загоревшую грудь и коричневые соски.

— Я-а? — проговорил он глупо.

— Да, вы! — повторила девушка и взглянула на Солнце.

Не устояв перед соблазном, Солнце сжало горячими своими руками плечи и бедра девушки. Та вскочила — возбужденная, взбудораженная. Тогда Солнце обхватило ее грудь. Девушка задрожала.

— Пусти ее! — крикнуло Море.

Солнце улыбнулось.

— Отпусти ее ко мне! — попросило Море.

— Бери! — Солнце слегка подтолкнуло девушку. Она бросилась в море. Сотни алчных, горящих глаз провожали ее.

— Ах, вот это жизнь! — простонала, млея от удовольствия, девушка.

— Вот это жизнь! — подтвердило Солнце.

— Вот здесь, батюшка, раздевайтесь здесь! Тут народу меньше…

Милиционер опустился на песок и указательным пальцем смахнул выступивший на лбу пот. Молодой священник огляделся, снял с головы фиолетовую скуфью, бросил ее на песок, потом снял с шеи тяжелый серебряный крест, положил его рядом со скуфьей и прикрыл их белой рясой.

— Остались бы на Синопском пляже, людей там было не больше! — проговорил священник то ли обиженно, то ли с иронией.

— Море без людей в такое время не бывает! — ответил милиционер. Он начал раздеваться, в душе проклиная начальство. «Вот не было заботы, так подай! Ухаживай тут за попом!..»

Милиционер вошел в воду.

— Теплая? — спросил священник.

— Кипяток! Спускайся, батюшка!-Милиционер приготовился нырнуть.

— Слышь, поди-ка сюда, ради бога! — позвал его священник. — Убери их отсюда, неловко как-то… И он искоса взглянул на лежавшие рядом рясу, милицейскую фуражку и револьвер.

Милиционер нехотя вылез из воды. Подумав немного, он прикрыл фуражку брюками, а револьвер -. гимнастеркой. — Так сойдет?

— Зачем ты его тащил с собой? — спросил священник, вступая в воду.

— А что же мне делать, батюшка? У тебя крест, у меня револьвер. Мой крест — оружие!

— Крест сатаны! — перекрестился священник и быстро с головой окунулся в воду. Спустя минуту он вынырнул, щурясь от удовольствия.

— Вот это жизнь!

С золотым крестиком на груди, чернобородый, со опадающими на плечи мокрыми, длинными волосами, он напоминал сбежавшего из дому хиппи. Милиционер же — стройный, аккуратно подстриженный, свежевыбритый — выглядел вполне респектабельно.

— Смотри-ка, батюшка, какие девушки строят тебе глазки!

Священник обернулся. В нескольких шагах от них группа обнаженных девчат весело переговаривалась, вызывающе поглядывая .на молодого священника.

— За монаха, что ли, принимают меня!

Милиционер рассмеялся.

— Девки, как куропатки! Нам бы их сейчас, а, батюшка?

— Мм-м… Не отказался бы! — улыбнулся священник. «Отличный парень, сукин сын! Приспичило же дураку идти в милиционеры!» — подумал он и бросился в воду.

«Отличный парень, сукин сын! Приспичило же дураку идти в священники!» — подумал милиционер и последовал за ним.

— А семья-то у тебя есть, батюшка? Жена, дети? — спросил он, подплывая к священнику.

— Пока нет.

— Ты что, святой дух?

— Святой дух один на свете! — ответил священник и лег на спину.

— А говорили — три?! — усмехнулся милиционер.

— Как это три?! — Священник быстро перевернулся в воде.

— А так! Отец, сын и дух святой! — гордо отпарировал милиционер.

— Это так — триединое божество, трое в одном лице, парень!

— Так не бывает, батюшка!

— Бывает! Видишь солнце? Оно ведь тоже триедино: диск, нимб и свет. Понял? Три неразделимые части одного целого! Понял?

— Конечно! — улыбнулся милиционер.

Священник вылез из воды и лег на раскаленный песок.

— Как тебя звать, батюшка? — спросил вдруг милиционер.

— Нодар. — Священник взял камушек, поиграл им на ладони, потом размахнулся и бросил его в море.

Милиционер прыснул.

— Ты чего? — спросил священник.

— Я думал, ты Онуфрий, или Лука, или еще кто в таком же роде… Калистрат, что ли! А ты, оказывается, Нодар! — И он закатился смехом.

Глядя на хохочущего милиционера, священник заулыбался. Потом встал и хлопнул его по плечу:

— Ладно, одевайся!

— Побудем еще, батюшка!

— С удовольствием бы, да скоро начало конференции…-Священник стал одеваться. Из-за поворота выехала черная «Волга». — Вот видишь, уже и машина подошла!

— Еще немного, батюшка!

— Да говорю тебе, с удовольствием остался бы здесь хоть до утра, но мне выступать на конференции!.. Пошли!

Облаченный в рясу, с огромным крестом на груди, священник рядом с милиционером, уже надевшим форму, почему-то напоминал арестанта.

— Вот печет, черт бы его взял! — проворчал милиционер.

— Это ты про солнце?

— Не про луну же!

— Перекрестись сейчас же! Перекрестись и попроси у бога прощения! — приказал священник.

Милиционер удивленно взглянул на него. «За кого он меня принимает?»— подумал он, поправляя фуражку. Священник понял свою оплошность и примирительно произнес:

— Негоже роптать на светило… Ведь оно — вечный образ солнечной ночи!

— Это еще что за чертовщина — солнечная ночь?

Священник обмер.

— О господи! Прости его, грешного, ибо по глупости своей не ведает слов своих!

— Нет, серьезно, батюшка, что такое солнечная ночь?

— Бог!

— Как же это — и солнце и ночь?

— Да. Есть солнце. И свет его настолько ярок, что в глазах человеческих темнеет от него. Потому — ночь.

Милиционер недоверчиво улыбнулся.

— Взгляни на солнце! — приказал священник.

Милиционер поднял голову и с минуту смотрел на сияющий диск солнца. Не выдержав, он зажмурился.

— Ну? Смотри, смотри!

— Не могу, батюшка!

— А ты заставь себя!

Милиционер повиновался. Лучи солнца раскаленными лезвиями вонзились в зрачки его глаз, но милиционер терпел.

— Ну, какого оно цвета?-спросил священник.

— Медного.

— Погляди еще!

После минуты нестерпимой боли милиционер закрыл глаза рукой. Закрыл и вскрикнул:

— Потемнело! Батюшка, солнце потемнело!

Священник молча направился к машине…

— Слышишь? — спросило Море.

— Слышу! — ответило Солнце.

— Это правда?

— Глупости! Разве Человек может постигнуть меня?

— Ты же его сотворило! — улыбнулось Море.

— Неправда! В сотворении его я не принимало никакого участия! Он существовал до моего пришествия, и не я-он сам нарек себя Человеком! Я и не ведаю, кто он, когда и откуда он появился!

— Дельфин, Дельфин! Я Чайка! Справа от вас большой косяк! — передали радиограмму с вертолета на сейнер.

— Я Дельфин! Вас понял! — ответили с сейнера. И тотчас же в воду стала опускаться огромная сеть. На лазурной морской глади запрыгали белые поплавки.

— Уходите подальше, за вами гонятся люди! — предупредило Море рыбий караван. Косяк круто изменил направление.

— Дельфин! Косяк уходит влево! Берите курс против солнца! Курс против солнца! — предупредили с вертолета рыболовов.

Сейнер развернулся, стал против солнца и полным ходом пошел наперерез отступавшему косяку.

— Опускайтесь ниже! Глубже! — звало Море, но было уже поздно. Косяк оказался в сетке.

— Поздравляем! — передали с вертолета.

— Спасибо! — ответили с сейнера.

— Конец! — испустило стон Море.

Подняли сеть, и море окрасилось кровью раздавленной собственной тяжестью рыбы. Над палубой, крича, закружились голодные чайки. К берегу заспешили любители рыбы.

Солнце золотой рукой извлекло из сети пригоршню рыбы и сверкающими серебряными монетами рассыпало ее по палубе.

— И так каждый божий день! — пожаловалось Солнце Морю, окуная в воду окровавленную руку.

— И так каждый божий день! — вздохнуло Море.

В промежутке времени с часу до четырех люди на берегу моря исчезли, словно земля их проглотила. Потом они вновь вылезли из своих нор и стали заниматься тем же, чем занимались с шести утра до часу.

Солнце возлежало на легких белых облаках и искоса поглядывало на мир.

К вечеру, когда Солнце совсем уже собралось было на покой, Море тихо сказало:

— Человек, которого ты покинуло утром, умер…

— Как, кончился? Исчез? -помрачнело Солнце.

— Нет. Люди не исчезают и не кончаются.

— Что же осталось от него? — Несчастный отец и несчастная жена.

— И больше ничего?

— Остался эскиз незаконченной фигуры. Маленький, .незаконченный эскиз…

— Чья фигура?

— Не знаю. Она без головы…

— Как она выглядит?

— У фигуры стройный стан, длинные, вскинутые вверх, красивые руки. Поет она, танцует, плывет, готовится к полету или хочет кого-то обнять, не знаю… Может быть, спешит к кому-то или от кого-то бежит, не знаю…

— Что это за фигура?

— Об этом никто не знает. Свой замысел Человек унес с собой.

— Люди сами.не ведают, чего хотят, — сказало Солнце.

— Не говори этого!-возразило Море.

— О чем он просил перед смертью? — спросило Солнце.

— О воздухе! — ответило Море.

— И что же?

— Дали.

— И что же?

— Не хватило!

— Не хватило воздуха? — удивилось Солнце.

— Не хватило!-вздохнуло Море.

Солнце молча скрылось за облаком.

Море слегка взволновалось.

Перед тем как отойти ко сну, Солнце еще раз взглянуло на Землю. Но оно стояло слишком низко, чтобы в толпе ожидавших заката людей различить мужчин и женщин. Люди, похожие друг на друга, лежали на песке, и от их горячих тел поднималось легкое дрожащее марево.

Тогда Солнце протянуло длинную золотую руку, коснулось лежавшего на берегу бревна и спросило у Моря:

— Ты сейчас его вынесло, или я до сих пор не замечало его?

За последние пять лет бревно это так примелькалось Морю, что вообще уже не привлекало его внимания. Сейчас Море взглянуло на него и рассмеялось:

— Это не бревно, Солнце, это Человек!

— Спроси его, что он здесь делает?

— Не стоит… На каждый мой вопрос он отвечает просьбой… Нет предела его желаниям…

— А что он просит?

— Когда-то просил у меня хорошей погоды. Потом дров. Затем он выпрашивал рыбу, песок, соль… Просил землю… И вот уже тридцать три года он просит возвратить ему сына. Где я его возьму?!

— Раз ты отняло у Человека сына, ты же и должно вернуть его!

— Не я! Сына у него отнял другой, а взвалил вину на меня!

— Скажи ему — я желаю с ним говорить.

— Человек! — Море влажной рукой тронуло его голую ногу. — С тобой хочет говорить Солнце!

Человек промолчал.

— Ты слышишь меня, Человек? Я Солнце, и я желаю говорить с тобой!

— Говори, я слушаю тебя! — ответил Человек, искоса взглянув на Светило.

— Тебе понятен мой язык?

— Понятен язык и твой и Моря.

— Почему же ты не отвечаешь ему?

— Все, что хотелось сказать, я сказал ему в дни своей молодости… Теперь я прошу его лишь об одном-вернуть мне сына!

— Ты просишь о невозможном!

— Я не прошу милостыни, я требую своего!

— Ты горд. Человек! — сказало Солнце.

— Да! Горд и могуч! — ответил Человек.

— На что же ты способен?

— А ты?

— На все! Я могу осушить море, выжечь степь, превратить в пустыню лес, погасишь жизнь…

— А еще? — улыбнулся Человек.

— Еще! На, гляди!

И Солнце вдруг обернулось красным обожженным горшком, потом опрокинутым кувшином, затем грибом, потом оно превратилось в зайца, потом в волка, пожиравшего того зайца; потом в слона, тигра, льва, одно мгновение Солнце красовалось в облике царской короны и наконец снова стало Солнцем.

— Я вскоре уйду, и мир поглотит тьма. Знай, Человек, тьма — это тоже я! Я это все! — сказало Солнце и устало прилегло на краю небосвода.

Человек улыбнулся.

— Чему ты улыбаешься? — спросило Солнце.

— Все — это я! — ответил он.

— Да? А чем ты это докажешь?

— Стоит мне захотеть, и ты исчезнешь, Солнце! Ты существуешь во мне. Одно мое движение, и тебя не станет. Вот! — Человек закрыл рукой глаза. — Все! Тебя уже нет1

— Ты нагл, Человек! — воскликнуло Солнце.

— Да! — согласился Человек. — Но я сказал не все. Я могу размельчить, разделить, раздробить тебя! Вот! — Человек указательными пальцами оттянул веки. И Солнце вдруг почувствовало, как в глазах Человека оно раскололось на мельчайшие сверкающие осколки. И у Солнца сперло дыхание.

— Отпусти меня, Человек! — взмолилось Солнце.

Человек отвел руки от глаз.

Солнце вздохнуло полной грудью.

— А что я тебе говорил? Вселенная — это Человек, и ты служишь ему. Ты сейчас уходишь от меня, уходишь к моему брату-Человеку, а завтра вернешься сюда, чтобы служить мне.

— А если я не вернусь? — спросило Солнце, и в голосе его не было уверенности.

— Вернешься! Ровно в шесть утра ты придешь сюда и весь день будешь служить мне!

— Ты слышишь? — обратилось оскорбленное Солнце к Морю.

— Слышит! — ответил вместо Моря Человек.

Дремавшее Море слышало все. Но ему было лень отвечать. И Море прикинулось спящим.

Солнце взбесилось. Назло Человеку оно готово было сейчас же Вернуться обратно, но Время. — великий, неумолимый властелин всего и вся — брало свое. Солнце уже наполовину скрылось в воде…

И тогда, спеша высказать свое, Светило воскликнуло:

— Человек! Всему на свете определено свое место! Корова знает, что она должна жить и пастись на земле; дельфину известно, что для жизни ему дано море, а для пищи — рыба; птице ведено летать в воздухе и спать на деревьях, пресмыкающимся — ползать на животе и жить в норах… И лишь ты один рыщешь, бродишь, скитаешься, не находя себе места, не зная покоя! Угомонись, Человек! Живи или на суше, или в воде, или в воздухе! Что ты за существо, Человек? Откуда ты взялся?! Чего желаешь?! К чему стремишься?!

Человек не слышал этих слов Солнца, ибо оно почти уже скрылось за горизонтом.

В последний раз краешком глаза окинуло Светило опустевший берег. Рядом с Человеком стояло его маленькое подобие -Человечек.

— С кем ты разговаривал, дед? — спросил Человечек.

— Сам с собой, внучек! — ответил Человек.

— Гляди, дед! Солнце светится зеленым светом!

— «Да будут счастливы узревшие зеленый луч солнца!..»-так гласит народная молва! — сказал Человек и ласково погладил Человечка по голове.

Там, где только что скрылось Солнце, еще несколько мгновений мерцало зеленое сияние. Но, кроме ребенка, никто из людей его не заметил…

На другой день ровно в шесть часов утра Солнце взошло и золотой диадемой увенчало гору Эрцаху.