Географическое понятие Европы не совсем уточнено. Есть тенденция считать Европой всю территорию Евразии от Атлантики до Урала. Иногда это понятие берется в более узком значении и обозначает земли, лежащие на Запад от России и на северном побережье Средиземноморья. В геополитическом смысле точнее понимать под Европой “романо-германский мир”.
      Вплоть до последнего столетия Европа была мощным геополитическим центром, состоящим из нескольких самостоятельных кратополитических субъектов. Со второй половины ХХ века, когда США стали безусловным стратегическим лидером мирового масштаба в рамках всей атлантистской цивилизации, страны Европы утратили в значительной мере эту самостоятельность, превратившись в подсобные геополитические образования. Но значительную степень кратополитической субъектности некоторые европейские державы сохранили и по сей день.
      По этническому признаку Европа делится на три зоны: романскую, германскую и славянскую. Конфессиональное деление: католичество, протестантизм, православие. Эти три ареала повторяются и на кратополитическом срезе, хотя несколько в ином соотношении. Европу можно разделить на Западную Европу, Среднюю Европу и Восточную Европу. Наконец, в чисто геополитическом аспекте вся Европа вместе взятая представляет собой важнейшую “береговую зону” Евразии, растянутую между двумя альтернативными полюсами притяжения — атлантистским и евразийским.
      Наиболее западной, чисто атлантистской, страной европейского полуострова является Англия, которая, осознав себя в XVII веке Островом, Кораблем, временно пришвартовавшимся к европейским берегам, а не частью материка, отделенной от основной континентальной массы проливом (как это было ранее), долгое время была синонимом “крайнего Запада”, пока не уступила эту функцию своей заатлантической проекции, США.
      Англия, населенная преимущественно англосаксами, исповедующими различные формы протестантизма, представляет собой цивилизационный и кратополитический полюс, который может быть рассмотрен как ближайший аналог США в пространстве Европы. Фактически, это не столько европейская, сколько атлантистская, морская страна, породившая современную талассократию в ее наиболее рафинированной концептуальной цивилизационной форме. Англия, в определенном смысле, является не береговой зоной, но плавучей базой США, внешним пределом альтернативного Евразии континента. Сухопутные тенденции здесь минимальны, и в этом отношении в кратополитическом смысле можно отождествить английский полюс с Америкой, родственной Англии по культуре, идеологии, геополитической миссии и т. д. Такая геополитическая функция Англии предопределяет и ее кратополитический статус. Ее влияние и ее стратегические инициативы всегда направлены в сторону моря, а следовательно, разнообразные формы англофилии у других народов представляют собой тенденцию, ориентированную однозначно атлантистски и в чем-то антиевропейски (если понимать под Европой основное пространство этого западного полуострова Евразийского материка).
      Внутренней оппозицией в кратополитическом пространстве Англии является Ирландия, а также области Уэльса и Шотландия, населенные преимущественно представителями кельтского этноса. Особенно показателен пример ирландцев, которые отличаются от англосаксов не только этнически, но и религиозно (ирландцы — католики), выступая в английском кратополитическом пространстве как нонконформистский, оппозиционный, отрицательный элемент. Можно считать, что ирландцы (в меньшей степени остальные кельты) представляют в Англии силы континентальной Европы. Франция представляет собой второй кратополитический полюс Европы, бывший долгое время самодостаточным и самостоятельным и игравший в европейском (и мировом) масштабе важнейшую роль. Франция входит вместе с Англией и Португалией в число самых западных стран Европы, но в то же время французская история гораздо в меньшей степени затронута морскими геополитическими тенденциями, чем Англия. Франция была не источником, но реципиентом атлантистских импульсов, идущих из Англии, а в некоторые периоды ее европейская политика становилась синонимом “континентализма”. Именно как выражение интеграционной воли суши понимал, к примеру, Гете, завоевания Наполеона и особенно его конфликт с Англией.
      С другой стороны, Франция все же намного ближе к атлантистской цивилизационной модели, нежели ее могучий восточный сосед — Германия, и по отношению к Германии (и даже Австрии) роль Франции чаще всего соответствовала “талассократической” линии. Также и в рамках романского мира (Испания, Италия, Португалия) и католических стран (три вышеназванные плюс Австрия, Венгрия, Польша, Хорватия, Словения) Франция выступала скорее как нетрадиционный, западнический, наименее “сухопутный” геополитический элемент. Особенно однозначной такая ориентация была в периоды франко-английских союзов. О подобных блоках можно было вполне говорить как об атлантистских.
      Португалия некогда была мощным государством, тяготевшим к талассократическому типу, и поэтому всегда лояльно относилась к Англии. В последние столетия ее кратополитический суверенитет значительно поблек. Испания в рамках иберийского полуострова, напротив, представляет собой скорее сухопутное пространство, тяготеющее по цивилизационному стилю более к средней Европе, чем к собственно западноевропейским ареалам. Даже в эпоху великих географических открытий, когда Испания была полноценным конкурентом английским колонизаторам, испанцы несли в колонии среднеевропейский, относительно “сухопутный” дух, и поэтому испанская империя так никогда и не стала полноценной талассократией. Покоряя моря, испанцы остались непокоренными морем.
      Средняя Европа имеет своим однозначным полюсом Германию, важнейшую кратополитическую реальность Европы. Германия представляет собой самый сухопутный, самый континентальный сектор полуострова. Если мы ограничимся только Европой (за исключением тех ее секторов, которые попадают в зону влияния России), то Германия может быть названа «евразийской державой» (в указанном ограниченном смысле). Будучи мощнейшей кратополитической суверенной державой, Германия выступает как антитеза Англии и (в несколько меньшей степени) Франции. Вынося за скобки Россию, можно представить себе кратополитическую картину Европы как статическую антитезу английского (или англо-французского) и германского (среднеевропейского) полюсов. Вся кратополитическая ткань Европы растянута между Германией и Англией, хотя между ними стратегически наличествует такая масштабная реальность как Франция. Эта тройка (не простая, а структурированная, с оппозицией между Англией и Германией) является остовом европейской кратополитики. Остальные державы заключены между этими центрами и имеют ограниченный зазор для кратополитического маневрирования, обусловленный структурой названной тройки стран.
      Англия, Франция и Германия суть три субъекта европейской кратополитики, и поэтому всякая структурализация кратополитической картины в иных европейских державах, даже таких значительных, как Испания или Италия, в огромной степени зависит от модели соотношения со странами тройки, каждая из которых несет в себе специальную и довольно самостоятельную миссию.
      Четвертым весомым полюсом, хотя иного масштаба и иначе структурированного, является Ватикан, католическая церковь, которая исторически играла огромную роль в европейской геополитике (вспомним, к примеру, декрет папы Льва о разделении земного шара между Испанским и Португальским монархами, который предопределил изначально на каком языке говорят миллионы жителей Америк, африканских и тихоокеанских стран). Ватикан имеет самостоятельное значение, хотя чаще всего кратополитически он солидарен со Средней Европой, и особенно с ее южной частью.
      И, наконец, восточно-европейские народы не имеют кратополитического полюса, аналогичного тройке. Эту функцию выполняет гигантская геополитическая масса России. Между Россией как Евразией и Средней Европой никакой самостоятельной кратополитической реальности нет. Это означает, что народы Восточной Европы (в большинстве своем славяне) находятся в промежуточном положении между Германией (или Ватиканом), с одной стороны, и Россией, с другой. Особое положение имеют балканские страны, которые долгое время жили под гнетом турок, т. е. еще одной, но уже внеевропейской, кратополитической реальности. Этот юго-восточный сектор Европы населен преимущественно православными — сербами, македонцами, болгарами, греками, румынами. Они естественно и органически тяготеют к России, хотя между этими народами традиционно существуют и взаимные претензии, иногда выражающиеся в военных конфликтах. Так как вся эта зона традиционно далека от кратополитической стабильности, легко понять, что вся европейская тройка и Россия-Евразия стремятся усилить свое влияние на этот регион.

      “Востоком” принято считать территории, простирающиеся от Магриба (Северо-западная Африка) до Индокитая, Японии и Тихоокеанского ареала. Это понятие скорее цивилизационное и культурное, чем географическое, поскольку многие региона “Запада” географически лежат намного восточнее стран “Востока”. На африканском континенте к цивилизационному “Востоку” относятся области, населенные преимущественно арабами. До арабских завоеваний те же южные побережья Средиземноморья заселяли европейцы, и они входили в состав Римской Империи. Уже древние распознали Средиземное море не как разделяющее, а как объединяющее пространство, приравняв его стратегически к “озеру” или “внутреннему морю”. В такой геополитической перспективе можно рассматривать арабскую Северную Африку как южное продолжение западного сектора “береговой зоны” Евразии. Северная Африка может быть, таким образом, рассмотрена двояко: как крайне западный сектор “Востока” (“Магриб” — арабское слово, обозначающее “запад”) и как южное продолжение Европы (это наследие римской традиции).
      Эта двойственность возможной идентификации вынуждает оперировать одновременно с двумя кратополитическими моделями. С одной стороны, необходимо учитывать взаимоотношения между различными частями этого региона с точки зрения их функций в контексте исламских государств арабского мира (т. е. как самостоятельную часть “Востока”). С другой стороны, вся область представляет собой поле влияние европейских кратополитических полюсов, и поэтому должна рассматриваться в зависимости от кратополитического анализа Европы.
      Самые западные регионы этого североафриканского сектора наиболее слабы кратополитически и более всего зависят от Европы. Это — Танжер, Марокко, Алжир и Тунис. Более всего стремится к выходу из-под опеки Европы и к самостоятельной позиции в арабском мире Алжир, бывшая колония Франции. Несмотря на ограниченность своего стратегического объема, Алжир потенциально мог стать одним из кратополитических полюсов в регионе.
      Ливия, бывшая итальянская колония, в значительной степени обладает региональной самостоятельностью и претендует на одну из центральных ролей на всем арабском Востоке. Здесь крайне развиты антиатлантистские тенденции, неприязнь к морской цивилизации, популярны идеи объединения арабского мира в единый, противопоставленный Западу (но и независимый от северо-евразийсого блока) конгломерат.
      Далее следует Египет, второй важнейший кратополитический полюс в данной области, где сосуществуют проевропейские, атлантистские элементы и тенденции панарабизма, чей смысл в целом одинаков, как в случае Египта, так и в случае Ливии, Ирака и Сирии. Разнятся лишь амбиции лидеров и конкретика предлагаемых проектов.
      Израиль геополитически представляет собой совершенно чужеродный элемент в ткани арабского Востока. Это особняком стоящий кратополитический полюс, чье региональное значение заключается в исполнении роли прямого проводника атлантистских, западных, стратегических тенденций. Стратегическая мощь Израиля не является его самостоятельным достоянием как отдельного государства. По целому ряду исторических причин стратегический потенциал Израиля является прямым продолжением стратегического потенциала всего западного мира, и поэтому роль этого государства в контексте арабского Востока исключительно важна. Израиль является геополитическим рычагом прямого давления Запада на все страны арабского региона, причем Израиль выступает не как исполнитель воли какого-то одного из кратополитических полюсов Европы, но представляет весь Запад, а еще более точно, непосредственно США. Подобно тому, как Куба является стратегической базой Евразии у берегов США, так Израиль является прямой стратегической базой США в арабском мире. Отсюда колоссальное значение, которое играет эта маленькая страна не только в вопросах региональной ближневосточной политики, но и в вопросах мирового значения.
      Более того, специфика еврейского народа, исторический факт расселения евреев во всех уголках земли, уникальность еврейской религии, сумевший сохраниться в течение многих тысячелетий, и наконец, экстраординарные социальные способности евреев, заставляет рассматривать Израиль и его значение в еще более широкой перспективе. Исключительная солидарность евреев между собой независимо от страны проживания, знаменитая “двойная лояльность” делает Израиль неким аналогом Ватикана, т. е. самостоятельной и суверенной кратополитической единицей. Конечно, при всем этом Израиль никак не может претендовать на особую геополитическую линию, но определенным и крайне специфическим кратополитическим суверенитетом эта страна, действительно, обладает, и зона влияния этого суверенитета выходит далеко за пределы Ближнего Востока, и даже Востока как такового. Почти равнозначными и равновеликими кратополитическими полюсами являются Сирия и Ирак, ориентированные панарабистски, но конкурирующие между собой за право первенства в этой сфере. Той же линии придерживается и маленькая Иордания.
      Саудовская Аравия представляет собой совершенно иную кратополитическую реальность. Это полюс арабского мира, связавшего свою судьбу с атлантистской стратегией. Но если Израиль, исполняющий ту же функцию и по этническим и по религиозным признакам, разнится от окружающего арабского мира, и проводя атлантистскую, западническую стратегическую линию, напоминает более колонию, противопоставленную автохтонам, то Саудовская Аравия идет путем сознательно избранного альянса с Западом, сохраняя культурно и религиозно автохтонную идентичность. Отсюда совершенно особая роль, которую эта страна играет в общеарабском и, шире, общеисламском контексте Востока. Смысл этой роли в том, чтобы стратегически трансформировать арабский (исламский) мир в некое подобие “арабского Израиля”, в последовательный и покорный инструмент западной, точнее, американской планетарной политики.
      Это очень важный момент — Израиль и Саудовская Аравия (плюс Бахрейн, Кувейт и некоторые другие богатые нефтедобывающие западно ориентированные страны) представляют на “арабском Востоке” не просто проевропейский полюс (как это имеет место в арабских странах северо-западной Африки), но прямые стратегические форпосты США. Это не только обычные береговые зоны, стоящие перед традиционной проблемой геополитического выбора, это прочные форпосты Мирового Острова, его проекции.
      Перемещаясь далее на Восток мы попадаем в мир неарабского ислама, иначе называемого иногда “континентальным исламом”. Это три мощных и довольно самостоятельных кратополитических полюса — Турция, Иран, Пакистан.
      Турция среди стран континентального ислама более всего тяготеет к Западу и исполняет в региональном масштабе роль, аналогичную Израилю или Саудовской Аравии. Это радикально атлантистская страна, член НАТО. В Турецкой кратополитике, однако, существует две конкурирующие тенденции — одна европейская, другая американская. Первая тенденция стремится ввести Турцию в общий контекст европейских береговых держав в качестве одного из полноценных элементов. Здесь акцент делается на Германию, страну, где в настоящий момент количество турецких эмигрантов достигло невероятно высокого уровня. В случае доминации такой линии Турция становится нормальным государством “береговой зоны”. Вторая тенденция заключается в приоритетной ориентации на США и атлантизм в чистом виде, т. е. в превращении всей турецкой территории в военно-воздушную базу США. Сильно в этой стране и фундаменталистское лобби, которое ориентировано на иную геополитическую модель — на автаркию или интеграцию с державами антизападной ориентации, такими как Иран.
      Иран является полюсом антизападной политики не только в границах стран “континентального ислама”, но, шире, во всем исламском мире и даже в пределах всего “Востока”. Это наиболее евразийская и континентальная страна, последовательно проводящая курс на автаркию в отношении Запада (включая Европу) и особенно на отвержение атлантизма. При этом надо подчеркнуть, что Иран по своему стратегическому масштабу является весомым самостоятельным кратополитическим образованием, отдельным силовым полюсом.
      Пакистан гораздо теснее связан с Западом, который поддерживал изначально создание этого исламского государства и его отделение от Индии. Пакистан далек от арабского мира и соперничает с континентально ориентированным Ираном. Поэтому он тяготеет к проведению американской стратегии в регионе.
      Кратополитический дуализм Пакистана — Ирана проявился в афганской войне, где все исламистские силы моджахедов делились на проиранские и пропакистанские группировки. Пропакистанские силы ориентировались, в конечном итоге, на Запад, а проиранские — на исламский мир.
      Сам Афганистан, растерзанный гражданской войной, по вполне понятным причинам самостоятельного кратополитического веса не представляет.
      Особым статусом обладают недавно образовавшиеся исламские государства, входящие в СНГ. С геополитической точки зрения — это пространства, которые до последнего времени входили в состав прочного Евразийского блока, но в силу определенных обстоятельств превратились недавно в “береговые зоны”. Такое резкое изменение геополитического статуса делает позицию этих держав неопределенной. С одной стороны, устойчивыми остаются инерциальные континентальные, центростремительные силы и лобби. С другой стороны, нарастают тенденции вхождения в “береговой” пласт с возникновением новых проблем выбора и с усилением действия соответствующих кратополитических влияний соседних государств.
      Наиболее масштабными державами являются Казахстан, Узбекистан и Туркменистан, которые могут при определенных обстоятельствах стать весомыми кратополитическими полюсами. Особое место в этой конфигурации занимают кавказские регионы, в которых процессы реструктурализации (того же перехода от статуса евразийской континентальной массы к “береговой зоне”) осложнены наличием там христианских стран и народов (Грузия, Армения, Осетия) и глубокой и давней интегрированностью в геополитику России.
      Совершенно самостоятельным кратополитическим образованием “Востока” является Индия, государство, обладающее значительным стратегическим потенциалом и проводящее относительно независимую региональную политику. Индия является образцовым государством “береговой зоны”, в ней наличествуют весь набор соответствующих тенденций, причем в довольно равновесном состоянии. С одной стороны, несмотря на национально- освободительную борьбу против англичан сохраняются связи Индии с Западом, и особенно с англосаксонским миром. Это — атлантистская, талассократическая линия. С другой, Индия тяготеет к континентальной массе, отсюда устойчивая русофилия индийской политики. С третьей стороны, Индия очень ясно осознает свой “береговой статус” и стремится к усилению связей с иными “береговыми” державами (особенно это выразилось в активности Индии в движении “неприсоединившихся” стран).
      В более узком кратополитическом аспекте Индия соседствует с довольно мощными государствами, имеющими собственные региональные интересы, чаще всего идущие вразрез с интересами Индии. На Востоке это исламский Пакистан, возникший как самостоятельное государство в результате сепаратистского восстания мусульман, населявших территорию Северной Индии. Исламский сепаратизм, опирающийся на Пакистан, является постоянным дестабилизирующим фактором и внутри самой Индии — в штате Пенджаб.
      С востока у Индии иной не очень дружелюбный сосед — Китай, представляющий собой не просто державу, но альтернативную цивилизацию, гигантское стратегическое, демографическое и экономическое пространство, имеющее свои планы на весь регион. Сам Китай — настолько грандиозное государство, что существует тенденция рассматривать его как самостоятельный геополитический полюс, идущий на смену глобального противостояния России-Евразии и атлантистского мира во главе с США. Это ошибочное мнение основано на смешении между собой двух планов стратегического анализа — геополитического и кратополитического. С точки зрения геополитики, Китай, несмотря на весь свой масштаб остается лишь широкой “береговой зоной” и относится к категории промежуточных пространств, обусловленных противостоянием посторонних в отношении его самого полюсов — евразийско-континентального (Россия) и атлантистско-морского (США). Для того чтобы выступать в качестве самостоятельной геополитической реальности, Китаю остается занять внутренние пространства Heartland’а, включающие как Сибирь, так и восточную территорию России. Пока же этого не произошло, геополитическая роль Китая остается геополитической вторичной, зависимой и “береговой”. С другой стороны, Китай является самостоятельным и вполне суверенным кратополитическим субъектом, и может быть, именно в случае Китая различие между кратополитикой и геополитикой особенно выразительно и наглядно. Не являясь геополитическим субъектом, Китай является масштабным и могущественным кратополитическим субъектом, обладающим значительной степенью суверенности и свободы действий на региональном уровне. Особое положение в кратополитической карте Дальнего Востока занимают Вьетнам, Северная Корея и Монголия, которые со стратегической точки зрения представляют собой прямое продолжение континентальной державы и могут быть рассмотрены как форпосты Евразии, хотя Северная Корея обладает значительной долей кратополитической автаркии в региональном масштабе. И напротив, Южная Корея представляет собой плацдарм атлантизма, равно как и иные тихоокеанские государства, стратегически напрямую входящие в состав сил моря.
      И, наконец, совершенно отдельно следует рассматривать Японию, государство, настолько уникальное в общем контексте соседних держав, что его, как и Китай, иногда ошибочно зачисляют в самостоятельный геополитический центр, повторяя ошибку смешения кратополитики с геополитикой.
      Япония — могущественный кратополитический субъект тихоокеанского региона, имеющий значительное влияние на восточную часть всего евроазиатского ансамбля. По своему значению Япония сопоставима с Англией, но геополитически с обратным знаком. Если Англия стала полюсом талассократических тенденций, то Япония, напротив, несмотря на свое островное положение, оставалась полюсом континентальной культуры и цивилизации. Отсюда традиционный консерватизм Японии, устойчивость ее традиций, которая сохраняется несмотря на эффективное освоение современных технологий в материальной сфере. Если сравнение с Англией подчеркивает ее особость относительно окружающих стран, то сравнение с Германией указывает на интеграционистский характер ее кратополитики, ориентированной на вовлечение в сферу своего влияния многочисленных островных и материковых пространств.
      Япония традиционно отличается крайней антипатией к талассократии, к Западу, к духовному модернизму (хотя успешно заимствует модернизацию техносферы). Главным же региональным соперником Японии является Китай. В геополитическом смысле, Китай долгое время был английской колониальной территорией и служил базой атлантизма на Дальнем Востоке. Япония же традиционно противилась вовлечению в западную морскую реальность. Отсюда древний конфликт, и соответственно, прокитайские симпатии атлантистского лобби в самой Японии, и антикитайские тенденции лобби евразийского, среди европейских держав более всего ориентированного на Германию.

      Остальные страны — африканские, тихоокеанские и азиатские — не являются важными кратополитическими областями, представляя собой периферию геополитических позиционных напряжений и завися от внешних более могущественных держав.
      Конечно, кратополитический и даже геополитический анализ Африки возможен, недаром многие страны этого континента были ареной жесточайших битв между атлантистами и евразийцами во второй половине ХХ века, а сам процесс колонизации, а потом деколонизации отражал динамику кратополитических полюсов Европы и Америки. Но в целом, кроме Южно-Африканской Республики, являющейся в своем элитном слое белой страной, в Африке нет ни одного самостоятельного кратополитического полюса, сопоставимого с мощными региональными державами Европы, Азии и даже Латинской Америки (не говоря уже о геополитических субъектах). Да и сама ЮАР стремительно теряет государственное кратополитическое единство под воздействием внутренних расовых и этнических кризисных процессов. Остается еще Австралия, развитая страна, населенная (в основном, в береговых областях) европейцами, в подавляющем большинстве англосаксами. Но будучи отдаленной от берегов Евразии и других стратегически ключевых пространств, Австралия практически лишена какого-то кратополитического и тем более геополитического самостоятельного значения, оставаясь лишь вспомогательной зоной атлантистского влияния. То же самое справедливо и относительно Новой Зеландии.
      Конечно, переходя к более близкому масштабу вполне возможно разбирать кратополитическую ситуацию и в микромасштабе, анализируя более локальные соотношения сил между народами и странами, не являющимися не только геополитически центральными, но и не обладающими статусом кратополитической субъектности. В определенных случаях это как раз и необходимо. Но в такой ситуации внешним предопределяющим фактором будет построение кратополитического контекста, в рамках которого ведется более пристальный анализ.