«Магический мир героев». Книга с таким названием Чезаре делла Ривьера вышла в 1605 году. Позже, уже в XX веке, Юлиус Эвола переиздал ее со своими комментариями, утверждая, что именно в этом герметическом трактате содержится наиболее открытое и понятное изложение принципов духовной алхимии, герметического искусства. Рене Генон в своей рецензии заметил, однако, что труд делла Ривьера все же далеко не так прозрачен, как утверждал Эвола.
      Действительно, «Магический мир героев» предельно энигматичен — во-первых, по своей литературной форме, а во-вторых, потому что вещи и слова, с которыми оперирует автор, являются сами по себе чем-то предельно загадочным, непонятным, не имеющем эквивалентов в конкретной реальности.
      Но, может быть, трудности в понимании данной темы возникают оттого, что сам «принцип героизма», фигура Героя довольно далеки от сферы того, что нас окружает? Может быть, для истинных героев трудный текст кристально понятен и не нуждается в дальнейшей расшифровке?
      Кристально понятен и прозрачен, как лед…

      В книгах Эволы, посвященных самым разным традиционалистским и политическим проблемам, всегда есть апелляция к принципу Холода. Тема Холода всплывает то там, то здесь, независимо от того, идет ли речь о тантре или экзистенциальной позиции "обособленного человека", о дзэн-буддизме или средневековых рыцарских мистериях Европы, о современном искусстве или автобиографических заметках. «Холод» и «дистанция» — вот два слова, которые, пожалуй, чаще всего встречаются в лексиконе "черного барона".
      Герой, по определению, должен быть холодным. Если он не отделит себя от окружающих, если он не заморозит в себе теплые энергии повседневной человечности, он не будет на уровне свершения Невозможного, т. е. на уровне того, что делает героя героем. Герой должен уйти от людей. Но за пределом социального уюта бушуют пронизывающие ветры объективной реальности, жестокой и внегуманной. Земли и камни восстают на анимальный и вегетальный миры. Агрессивная растительность разъедает минералы, а дикие звери безжалостно топчут упрямые травы. Стихии вне общества не знают снисхождения. Мир сам по себе — триумфальное пиршество вещества, нижняя плоскость которого слита с глыбами донного космического льда. Герой холоден, потому что он объективен, потому что он принимает от мира эстафету спонтанной силы, бешенной и недоброй.
      Все характеры исторических героев — от Геракла до Гитлера — были одинаковыми: они были глубоко природны, стихийны, бездонно холодны и дистанциированы от социального компромисса. Они — носители бездны Объективности.
      В своей странной герметической манере Чезаре делла Ривьера таким образом трактует слово" Angelo"("ангел") -
      Angelo = ANtico GELO, т. е."Ангел = Древний Лед".
      Это уже относится к другой фазе подвига — не уход к объективности, но выход за ее пределы, за границу "ледяного фирманента", "ледяной тверди небес".
      Алхимия и каббала много знают о тайне "ледяной тверди". Это — граница, отделяющая "нижние воды" жизни от "верхних вод" Духа. Фраза делла Ривьера имеет строгий теологический смысл: покидая сферу душевной жизни, герой становится кристалликом льда в стеклянном море Духа, светящимся ангелом, на котором зиждится небесный трон Царя. Снежная королева у Андерсена заставила мальчика Кая выкладывать из льдинок таинственное ангелическое слово «Ewigkeit», но теплые силы земли ("Герда" на старонемецком — "земля") вернули неудавшегося героя к скудному и безысходному быту. Вместо ангела, он стал впоследствии краснощеким скандинавским бюргером — с пивом и сардельками. Холод — признак трупа и посвященного. Тела йогов оледеневают по мере пробуждения священной змеиной энергии — чем выше поднимается Кундалини, тем безжизненнее становятся соответствующие части тела, пока посвященный не превратится в ледяную статую, ось духовного постоянства.
      Каждый герой обязательно совершает путешествие на полюс, в сердце полночи. Там он учится любить ту темную и непонятную субстанцию, которую алхимики называют "нашей землей" или "магнезией философов". Урна с прахом барона Эволы похоронена в толще альпийского ледника, на пике Монте Роза. Может быть, гора была названа так в честь сакральной возлюбленной неумершего Фридриха Гогенштауфена. La Rosa di Soria. Полярная роза.

      Силиани, таинственный алхимик XIX века, чей псевдоним был установлен только при помощи Пьера Дюжоля, «Магафона», друга Фулканелли и … тайного Валуа, писал о том, что его героическое путешествие в «магический мир героев» началось со странного визита «нимфы полярной звезды»…
      Где ее следы?
      Они ведут внутрь. Внутрь земли, где таится фантастическая материя, называемая «серной кислотой философов». Visitabis interiora terrae rectificando invenies occultum lapidem. Камень совершенно черен, как душа, окутанная «противообразным духом», «antimimon pneuma» гностиков. Оттуда, из черноты персональной неопределенности, из недифференциированности «я», ускользающего от всякого имени, начинается магический подвиг. Если герой не поставит под вопрос то, что является его кажущейся сутью, он обречен. Даже божественные родители не дают ответа на проблему происхождения «я».

      Поиск нимфы связан с проблемой определения подлинной полярной звезды. Небесный полюс, как «убегающая Аталанта», движется по кругу. Когда-то субтильное создание скрывалось в меху Большой Медведицы, недалеко от Арктура. Сейчас она называет себя «Шемол». Через 12 тысяч лет она скажет о себе — «Я — Вега». Но какова Ось, вокруг которой совершается танец тысячелетий?
      Черная точка на северном небе. Дракон обвивается вокруг нее, соблазняя пристального наблюдателя, предлагая сомнительные плоды познания. Полярная нимфа дала Силиани ключ к победе над Драконом. Герметики считают, что речь идет о первоматерии. Дракон небес, истинный север эклиптики. Он сторожит бореальное сердце черных далей. Как спираль, очерченная вокруг отсутствующего центра.

      Орион — самое загадочное из созвездий. На его правом плече скрывается время. Он — главный герой подземного (и не только подземного!) мира. По-арабски, «бетельгейзе» — «плечо героя». Именно на этом его плече хранится тайна той книги, которую Фулканелли вначале дал Канселье, а потом взял назад и запретил публиковать. Речь идет о «Finis Gloria Mundi», о третьей книге адепта. Когда молоко Девы дотрагивается до мускулистого плеча «черного бога», а сам он при этом теряет свои руки под безжалостными ножами палачей, грядет всемирный огонь, сфера переворачивается. Небо падает. Оно, как известно, из камня. Герои таинственно готовят страшные потрясения обществу. Оно успокаивает себя тем, что выгнало их вон из истории, но где проходит четкая грань между библиотекой и ядерным полигоном, между темным углом для медитаций и ковровыми бомбардировками?
      Есть сведения, что агенты Бетельгейзе, замаскированные под чиновников обитатели «магического мира героев», пробрались к теплоцентралу власти. У них в мозгах — лишь жестокость небесных соответствий и прецессионные циклы. Ядерный костер северного полушария — для них путь на Олимп, костер Геракла.
      У Эволы помимо внешней миссии была миссия тайная…

      «Лес Рамбуйе — это лес крови» — гипнотически повторяет в своем романе Жан Парвулеско. То в нем находят белого оленя с перерезанным горлом, то труп обнаженной женщины с идентичными ранами. Магический лес, в котором заблудился еще Данте. «Лес философов». На одной гравюре, иллюстрирующей «Изумрудную скрижаль» Гермеса Триждымудрого, человек с оленьей головой передает Еве луну. Позже, если верить Парвулеско, они повстречаются в саду Рамбуйе.
      Невеселое рандеву.
      « Однажды Аполло вернется, и на этот раз навсегда», — гласило последнее пророчество Дельфийской пифии в IV веке после Рождества Христова.
 
       Cтатья написана в 1993 г., впервые опубликована под псевдонимом Леонид Охотин в ж-ле «Элементы» № 5 (Досье «Демократия») в 1994

      Жан Парвулеско — это живая тайна европейской литературы. Мистик, поэт, романист, литературный критик, знаток политических интриг, революционер, друг и конфидент многих европейских знаменитостей второй половины XX века (от Эзры Паунда и Юлиуса Эволы до Раймона Абеллио и Арно Брекера). Его истинная личность остается загадкой. Румын, бежавший на Запад в 40-е, он стал одним из самых ярких франкоязычных стилистов в современной прозе и поэзии. Но какими бы различными ни были его труды, от тантрических станцев и сложных оккультных романов до биографий своих великих друзей (в частности, «Красное солнце Раймона Абеллио»), его настоящее призвание — «визионер», прямой и вдохновенный созерцатель духовных сфер, открывающихся избранным за угрюмой и плоской видимостью современного профанического мира.
      Парвулеско при этом не имеет ничего общего с вульгарными представителями современного неомистицизма, столь распространенного сегодня как некая инструментальная компенсация за технотронно-информационную рутину быта. Визионерство Парвулеско мрачно и трагично; никаких иллюзий относительно адской, инфернальной природы современного мира у него нет и в помине (в этом смысле он, скорее, традиционалист). Ему предельно чужды инфантильный оптимизм теософов и оккультистов и псевдомистические «консервы» Нью Эйдж. Но в отличие от многих традиционалистов «академического» темперамента, он не ограничивается скептическими причитаниями о «кризисе современного мира» и голословным, маргинальным осуждением материальной цивилизации конца Кали-юги. Тексты Жана Парвулеско полны Сакрального, которое говорит в них напрямую, через сновиденческий, почти пророческий уровень странного откровения, «посещения», пробивающегося из высших сфер сквозь магическую блокаду темных энергий, наполняющих сегодня мир коллективной и космической психики. Парвулеско — аутентичный визионер, достаточно глубокий и доктринально подготовленный, чтобы не принимать первые попавшиеся фантомы субтильной реальности, за «посланцев света», но в то же время предельно напрягающий свою интуицию в опасном и рискованном «путешествии вовнутрь», к «центру Черного Озера» современной души, без страха выйти за грань фиксированных рациональной догматикой норм (отсюда многоэтажные парадоксы, которыми полны книги Парвулеско). Послание Парвулеско можно определить таким образом: «Сакральное скрылось из дневной реальности современного мира, и совершенно очевидно, что мы живем в Конце Времен, но это Сакральное не исчезло (так как не могло исчезнуть в принципе, будучи вечным), а перешло на ночной, невидимый план, и теперь готово обрушиться на человеческий физический космос в страшный апокалиптический миг апогея истории, в точке, где мир, забывший о своей духовной природе и открестившийся от нее, будет вынужден столкнуться с ней в жестоком мгновении Откровения». Пока этого не произошло, и человечество мирно спит в своих темных материальных иллюзиях, только избранные, визионеры, члены засекреченного братства, Апокалиптического Ордена бодрствуют, тайно предуготовляя пути пришествию Последнего Часа, «Царства Небесного», Великой Империи Конца.
      Жан Парвулеско считает себя не литератором, но глашатаем этой Невидимой Империи (так названа его последняя книга — «Звезда Невидимой Империи»), «спикером» оккультного Парламента, состоящего из планетарной элиты «пробужденных». Его личность двоится, утраивается, учетверяется в персонажах его романов, где действует и сам автор, и его двойники, и его оккультные дубли, и реальные исторические личности, и потусторонние тени, и скорлупы «внешних сумерек», и «именные демоны», и тайные агенты оккультных спецслужб. Парвулеско открывает целый параллельный мир, а не только сценографию индивидуальных фантазий или воспоминаний. Население его текстов пугающе реально; его странноватый (часто довольно черный) юмор распространяется иногда на священные реликвии религии, на догматы и каноны, от чего их внутренняя тайная сущность пробуждается, лишенная убийственного для духа тупого фетишистского почитания. Следуя предписанию Тантр, Парвулеско оживляет язык, делает его оперативным. И поэтому его тексты нечто большее, чем литература. Это магические заклинания и скандальные разоблачения; это провокация событий и предсказание их смысла; это погружение в Океан Интериорности, подземные туннели Сокрытого, в пугающую империю того, что пребывает внутрикаждого из нас. Именно поэтому Парвулеско бывает подчас так же страшен, как любой истинный гений: он пристально и по-научному изучает нас изнутри, иногда в своих экспериментах переходя известную грань. Визионер-анатом.

      Парвулеско отвечает ясно и парадоксально одновременно: оно двойственно. Тайные агенты Бытия и Небытия присутствуют во всех ключевых сферах управления современным миром, направляя все процессы цивилизации. Из наложения друг на друга энергетических векторов двух оккультных сетей и происходит ткань актуальной конкретной истории. Генералы и террористы, шпионы и поэты, президенты и оккультисты, отцы церкви и ересеархи, мафиози и аскеты, масоны и натуралисты, проститутки и блаженные святые, салонные художники и деятели рабочего движения, археологи и фальшивомонетчики — все они лишь послушные актеры насыщенной конспирологической драмы, и кто знает, какая именно социальная идентификация скрывает более высокого посвященного?