Овладение геополитикой – категорический императив российской власти

Как справиться России с этими новыми шахматными ходами Запада? Каждый ход – очередная революция, наши фигуры съедены, защита проломлена. Здесь-то и приходит на помощь геополитика во всей ее полноте – в ней следует искать арсенал средств для адекватной защиты и эффективной контратаки. Не стоит забывать, что шахматы – это игра для двоих, в ней есть определенные правила, и если гроссмейстеры не идиоты, они могут выпутаться из самой сложной ситуации.

Итак, русская карта такова, что искомой целью является восстановление имперского измерения и создание «Евразийского Союза». Но в одиночку этого достичь невозможно, так как распад СССР и произошел во многом из-за опоры только на внутренние ресурсы и идеологическую жесткость Москвы. Евразийство позволяет действовать более тонко и в первую очередь подталкивает к поиску стратегических партнеров среди близких и далеких соседей. Геополитический критерий партнерства прост: потенциально нашими союзниками являются все страны мира, кроме США и их наиболее убежденных сторонников (среди которых, впрочем, также можно найти наших евразийских сторонников). В лице мирового гегемона США желающие играть в большие шахматы сами с собой, не устраивают по тем или иным причинам очень и очень многих. Причем как бывших вчерашних противников по «холодной войне», так и вчерашних союзников. Судьбы социалистического и независимого Китая или капиталистической Турции (члена НАТО) в «новом мировом порядке» с американской доминацией очень схожи – всем придется согласовывать свою внутреннюю и внешнюю политику с Вашингтоном, под страхом экономических санкций или искусно провоцируемого из-за океана сепаратизма. Еще в большей степени это касается Ирана и арабских стран. Но и Евросоюз, и Япония все больше расходятся по геополитическим интересам с США. Именно здесь Россия, последовательно вставшая на евразийский путь, должна искать дополнительные козыри для изменения в свою пользу ситуации на постсоветском пространстве.

Турция, как потенциальный союзник, может отомкнуть России доступ к Средиземноморью, чего так страстно желали – но иными, силовыми методами, – русские военачальники. Иран, вступивший в евразийский альянс, обеспечивает проход к «теплым морям». Китай с его бурно развивающейся экономикой и критическим недостатком энергоносителей способен существенно вложиться в российскую экономику. Япония за доступ к восточно-сибирским ресурсам обеспечила бы развитие инфраструктуры Дальневосточного региона». «Страны ОПЕК, в рамках общей энергетической стратегии с Россией и Казахстаном, способны фундаментально надавить на США в решающий момент – конечно, взамен на поддержку арабской политики. Даже в Евросоюзе у России есть потенциальные союзники в лице Германии и Франции, которые яснее других осознают потребность в выходе Европы из-под американского диктата. Все эти игроки могут играть в пользу России-Евразии, хотя могут и против нее. Все зависит от того, как искусно Россия будет вести эту партию.

Сильная Россия, восстановившая свой имперский формат и статус «великой мировой державы», будет приемлема для каждой из стран, важных для интеграции постсоветского пространства, с выполнением определенных условий, разных для каждой из соседних стран. Эти условия вполне можно обобщить и заведомо заложить в основу нового современного издания евразийской идеологии. Кое-какие критерии напрашиваются сами собой: Россия должна принять принцип веротерпимости, уважения к различным этносам и национальностям, культурный плюрализм. Иными словами, созидаемая Евразийская империя должна быть империей демократической, строго соблюдающей принципы свободы и независимости входящих в ее состав народов и культур.

Нам сегодня для спасения страны жизненно необходимы особые навыки – страной должны управлять гроссмейстеры от геополитики, а не случайные бюрократы (даже самые патриотичные и искренние) и не циничные политтехнологи (даже самые удачливые). Ситуация была бы иной, если бы на той стороне шахматной доски – которой и является сегодня русская карта, карта русского мира и русских интересов – сидели любители. Но там находятся гроссмейстеры, которые будут дробить постсоветское пространство и дальше, организуя революцию за революцией. Сегодня на повестке дня Кыргызстан, Казахстан и Беларусь, завтра – Азербайджан, Армения и Узбекистан. Пока наконец дело не дойдет вплотную до самой России. Хотим мы этого или не хотим, но отвечать нам придется. И если наша Родина нам поистине дорога, мы обязаны осваивать азы геополитики уже сегодня. Незамедлительно. В противном случае у нас не останется вообще никакой русской карты.

«GEOPOLITICS ON-LINE»

Приложение 1

Вызовы глобализации – евразийские ответы

Интервью А. Дугина турецкому журналу «Диалог Авразия». 2001. Август

Журнал «Диалог Авразия»: Как трактуется термин «Евразия» с точки зрения геополитики? Что такое, на ваш взгляд, евразийское пространство в географическом, политическом, культурно-историческом плане?

А. Дугин: Евразия для меня – понятие геополитическое. Оно связано с распределением сил в той картине, которую геополитики предлагают в качестве базовой схемы. Существует борьба морской и сухопутной цивилизаций. В ХХ веке морская цивилизация все больше отождествляется с англосаксонским миром, атлантическим фактором. Евразийство – это тот блок, который связан с Россией, Советским Союзом или неким его аналогом – современной Россией плюс СНГ. А между этими двумя блоками – морским (атлантическим) и сухопутным (евразийским) – идет непримиримая дуэль, не зависящая от режимов. Между королевской Англией и царской Россией шла борьба двух монархий. Потом эта борьба приобрела характер противостояния капиталистического лагеря с социалистическим.

Сегодня Россия демократическая и Запад демократический. Казалось бы, тема снята. Ничего подобного: НАТО расширяется на восток, МВФ просто уничтожает и душит российскую экономику. И опять мы оказываемся среди стран-париев, что уже совсем кажется непонятным. Между тем геополитика это прекрасно объясняет. Евразия – это не географическое и не континентальное понятие. Это тот уровень развития русского народа, русской государственности, в который она вступила, начиная с возвышения Московского царства. Перед этим Евразия была империей Чингисхана.

Евразийство может быть относительным и абсолютным. Абсолютным евразийством является империя Чингисхана, и наследниками этой империи стали сначала Московское царство, а потом – собственно Россия и СССР. Нынешняя Россия является единственным адекватным ядром этого евразийского направления.

Но Евразия не имеет четко очерченных границ. Евразия – это цивилизационная структура, это геополитический полюс. Следовательно, мы не можем говорить, что Евразия и Россия совпадают по границам. Нет, они совпадают по историческому направлению, по вектору развития. И именно на этом основана вся философия евразийцев. Традиционно они были тюркофилами, безусловно, но в очень конкретном, «чингисовском» смысле, потому что тюрки первыми создали сухопутную империю, а потом передали эстафету Московскому царству, которое, опять же пользуясь наследием Чингисхана, создало свою собственную модель. И корни России, с нашей точки зрения, лежат отнюдь не на Западе. Мы не часть Запада, мы – самостоятельный мир, больше связанный с Востоком, но с Востоком Турана, с Востоком варваров – степных кочевников – и жителей лесов, славян.

Нельзя отождествлять Евразию с государством или с этносом, например, с русским, хотя великороссы, которые появились в результате слияния восточнославянских племен с уграми и тюрками, являются наиболее приоритетным евразийским этносом, наиболее типичным. Следовательно, они наиболее соответствуют исполнению цивилизационной геополитической исторической миссии, но не потому, что «избранные», просто они «наиболее евразийские» среди всех остальных евразийцев.

Оставаясь в рамках исторической преемственности, евразийством следует называть именно это движение русской государственности, обращенное к Востоку – к Владимирской, а потом Московской Руси, к Ивану Грозному, к тюркофилии, к очень доброжелательному отношению к восточным культурам, но тем не менее к утверждению своей собственной уникальной самобытности, особенно перед лицом глобализации. Евразийцы задавались вопросом: что хуже было для России – монгольское завоевание либо польско-литовское? Ответ очевиден. Мы видим, что русские, попавшие под западное влияние, утратили свою самобытность, стали восточной периферией западного мира, а русские, которые освобождались постепенно из-под монгольского контроля, не только становились сплоченными, но и восприняли гигантский имперостроительный импульс независимости, суверенности, цивилизационной самобытности.

«ДА»: Вы уже произнесли слово «глобализация». Интересным кажется рассмотреть это понятие в контексте евразийских идей. Ведь процесс, называемый глобализацией, фактически означает распространение «единственно правильной» цивилизации, которую Вы называете атлантизмом. Следует ли отсюда, что концепция глобализации мира и концепция евразийства являются антиподами?

А. Дугин: Глобализация – это вообще очень двусмысленный термин. Создается впечатление, что говорится о разнообразных контактах между народами мира, о повсеместном диалоге. На самом деле, речь идет совершенно об ином. Меньшая часть человечества – конкретно, американская и западноевропейская часть – диктует остальным свою модель, которая является результатом ее уникального пространственного, исторического и географического развития. Вот в этом и заключается так называемая однополярная, или атлантистская, глобализация. Она представляет собой не что иное, как процесс распространения американской модели, социально-экономического и политического устройства, американского контроля, американского геополитического могущества, американского образа жизни на все регионы земли, чтобы постепенно искоренить самобытность каждого из них – не только русского, но и турецкого, и арабского, и иранского, и японского – абсолютно всех, и создать для всех единую модель, скопированную с американской. Ясно, как может относиться к этой ситуации евразийство, которое традиционно рассматривает в качестве позитива отстаивание восточными регионами независимости от универсализирующих тенденций Запада. Никогда еще Запад не был так нагл, столь дерзок и решителен в навязывании исполнения своей псевдомессианской задачи, как сегодня.

Однополярная глобализация является для евразийства главным врагом. Но евразийство противопоставляет глобализации не проект полной закрытости или изоляционизма перед лицом этой угрозы. Евразийство осмысляет этот вызов, осознает его историческое значение, цели, причины и ориентации и предлагает преодолеть и как бы превозмочь этот импульс через новый ответ. Мы должны мобилизовать сейчас на борьбу с глобализмом потенциал всего евразийского континента. Это требует не только, скажем, опоры на патриотизм и государственность. Надо придать патриотизму новое измерение.

Против глобализационного вызова выступают и русские, и татары, и тюрки, и мусульмане, и буддисты и иудеи, следующие своим традиционным наставлениям, поскольку это для всех одинаковая смерть. Сознательные элементы самых разнообразных направлений должны сплотиться и предложить очень широкую модель сосуществования различных конфессий, различных этносов в едином стратегическом блоке, достаточно объемном для конкуренции с атлантизмом и достаточно открытым внутри себя и по отношению к своим непосредственным союзникам или стратегическим партнерам на Востоке и на Западе. Речь должна идти о проекте континентальной или частичной глобализации, противостоящей тотальной однополярной глобализации, то есть об идее многополярной глобализации. Мы готовы к диалогу культур, мы готовы полностью открыть наше евразийское общество тенденциям, идущим с Востока и Запада, но при сохранении нашей идентичности. Вот в чем состоит суть евразийского проекта. И согласитесь, он не совпадает ни с советской моделью, хотя есть переклички, ни с царской моделью, хотя тоже есть переклички, ни с демократической моделью. Это нечто новое, чего еще не было.

«ДА»: Считаете ли вы, что существуют какие-то политические ответы на вызовы глобализации?

А. Дугин: Конечно. Во-первых, в концепцию национальной безопасности России не без нашего влияния включен тезис о многополярном мире, как главной цели России. Это фактически означает, что наше государство, с точки зрения национальной безопасности, руководствуется евразийской моделью, потому что концепция многополярного мира – это другое название для евразийской модели прогнозирования и реализации будущего. Мы видим, что наш президент утверждает, что Россия является евроазиатской страной. Мы видим, что он противодействует жесткому давлению Соединенных Штатов, отказывается от кредитов МВФ, ведет самостоятельную политику в рамках государства, направленную на сохранение внутренней идентичности, скрепляет почти распавшееся было тело России, противодействует агентам влияния атлантизма. Он исторг из нашего национального чрева двух самых одиозных проводников однополярной глобализации, двух олигархов-медиакратов – источников коррупции, нравственного, духовного, геополитического разложения России – Березовского и Гусинского.

Мы с огромным оптимизмом смотрим на те процессы, которые разворачиваются в России при нынешнем президенте. Он много совершил ошибок, многие вещи нас удручают, но позитивные сдвиги намного превосходят все недостатки, тем более что часть их можно списать на историческую инерцию. Мы считаем, что Россия в ближайшие годы перейдет на евразийские рельсы – ведь это единственное, что ей остается. Поразительно, что еще в начале ХХ века пророки евразийской идеи видели все эти закономерности. Они говорили, что коммунизм падет из-за отсутствия духовной составляющей, что советское пространство может стать жертвой атлантических западных проходимцев, но они говорили также, что в этом случае единственный путь – это евразийский путь. К сожалению, те великие люди не дожили до нашего времени, да и потом, наверное, им было бы очень грустно видеть, что происходит в России на этом этапе. Они никогда не хотели зла для своей Родины, были горячими русскими патриотами и считали, что Советская власть должна эволюционировать в евразийском мировоззренческом ключе. Это был бы бескровный выход. К сожалению, получилось не так, тем не менее этот вектор в конце концов возобладает.

Приложение 2

Однополярность и многополярность. Сколько полюсов нужно миру?

«Круглый стол» на радио «Эхо Москвы». 25.09.2003

Участвуют:

Ф. Лукьянов – главный редактор журнала «Россия в глобальной политике»,

А. Дугин – лидер Международного евразийского движения, руководитель Центра геополитических экспертиз;

А. Коновалов – президент Института стратегических оценок.

Ведущий: Тема сегодняшнего круглого стола – сколько полюсов нужно миру, – и мне бы хотелось, чтобы каждый из вас эту тему тезисно определил. Сколько полюсов нужно миру, ваше личное отношение к многополярности, о которой так много сейчас принято говорить?

Дугин: Я глубоко убежден, что справедливым миром был бы многополярный мир. Смысл многополярности – это не однополярность, это альтернатива тому однополярному миру, который выстраивается на сегодняшний день, а формат этой многополярности, на мой взгляд, вполне может обсуждаться. Как минимум я вижу три дополнительных к ныне доминирующему американскому полюсу – это европейский, евразийский и тихоокеанский. Вот такая четырехполярная, если угодно, многополярность мне представляется оптимальной.

Ведущий: А что вы подразумеваете под определением «справедливый»?

Дугин: На мой взгляд, такое многополярное устройство мира предполагает возможность различных цивилизационных вариантов будущего, в то время как однополярная глобализация предполагает единую универсальную модель будущего для всех остальных народов, государств и наций.

Лукьянов: В силу своей работы – я редактирую политический журнал, в который пишут политологи – у меня за последнее время сложилось стойкое неприятие терминов «многополярность» и «однополярность», потому что, на мой взгляд, от этого немножко уже тошнит. Все бросились рассуждать на эти темы, эта дискуссия интересная временами, но совершенно умозрительная и довольно бесплодная. А что касается того, какие полюса сейчас в мире существуют на самом деле, то это лишь два полюса. Первый – полюс успеха экономического, политического и в каком-то смысле цивилизационного, и второй – полюс провала, то есть это страны, о которых сейчас так много говорят, страны-неудачники, несостоявшиеся государства, которые просто катятся к чертовой матери. И выбор между этими двумя полюсами, если он, не дай Бог, перед нами встанет, по-моему, совершенно очевиден.

Ведущий: А как вы тогда классифицируете тот же самый Китай? Его в таком случае можно будет отнести к разным полюсам: нельзя же называть эту страну экономически несостоятельной и говорить, что это полюс неуспеха, но в то же время вряд ли Китай можно отнести к тому же полюсу, на котором сидят США с их глобальной политикой. У вас пока получается противоречие.

Лукьянов: Безусловно, если брать эти два полюса, то это не значит, что все страны между ними можно будет четко и однозначно распределить. Главное – направление движения. Китай однозначно движется в направлении успеха, потому что, несмотря на все проблемы, там идут разного рода реформы, динамическое развитие и тому подобное.

Коновалов: Я бы согласился с господином Лукьяновым относительно того, что многополярность и однополярность уже немножко приелись как термины. Но тем не менее дискуссия не схоластическая. Я глубочайшим образом убежден, что, во первых, мир не однополярен и не может быть таковым, а во вторых, мир вокруг нас не многополярен и не будет многополярным настолько, насколько нам бы это было нужно – необходимо считаться с реальностью. Это крайне опасная концепция, и прежде всего для России. Потому что многополярная система с динамически меняющимися полюсами нестабилизируема. За всю историю человечества его многополярные периоды обязательно заканчивались мировыми войнами. А в нынешних условиях мировая война – неприемлемый способ разрешения ситуации. На самом деле, к счастью, мы являемся свидетелями формирования новой биполярности, где на одном полюсе начинают группироваться государства, которые признают международное право, признают некоторые цивилизационные нормы и ценности в поведении внутри страны и в отношениях с другими государствами. И на другом полюсе формируются как страны, так и, что еще очень важно, негосударственные действующие лица, которые сейчас играют все более возрастающую роль в мировой политике. Назовем это «полюсом мирового зла». Хотя я понимаю всю условность этого наименования. И перед Россией стоит выбор: с кем мы – с Западной Европой против США или с Китаем против западного мира. Все это достаточно глупые вещи, это борьба между государствами внутри одного полюса, когда мы ослабляем себя перед лицом очень серьезной мировой опасности. И нам надо понять, что истории было угодно улыбнуться и посадить в одну лодку бывших соперников по холодной войне и предложить альтернативу – либо вы будете продолжать друг друга веслами по голове лупить и топить по одиночке, либо научитесь грести вместе в одну сторону.

Дугин: На самом деле позиция моих коллег соответствует позиции богатого Севера, того единственного полюса, который хочет представить себя безальтернативным, хочет отождествить свой экономический, исторический успех с некоей не только экономико-технологической победой, но и с цивилизационной ценностной победой, и диктует это всем в качестве универсального рецепта. Эта позиция, которую мои коллеги излагают, вполне понятна, известна, доминирует на Западе и навязывается всему миру. Но здесь был поднят вопрос о поиске исторического пути. Россия на всем протяжении своей истории позиционировала себя как некую иную версию, нежели Западная Европа, а сегодня и США. Наша национальная идея, наше, в конечном итоге, мессианство шло к иному историческому идеалу, заимствуя технологические вещи или какие-то другие, но в постоянном диалектическом обмене: Запад–Восток. И эта диалектика глубинная. Россия всегда была Евразией, то есть связующей между западным и восточным элементом. Я абсолютно не согласен с тем, что на втором полюсе только какие-то провальные страны. Это другие ценностные системы, это традиционные общества, которые остались на современной карте. И элементы этого традиционного общества сохраняются не только в России, но они сохраняются и в Китае, и в Японии, и в Азии, в арабском мире и даже в самой Европе. Поэтому однополярность – это, наоборот, универсализация и нивелировка всех тех различий, которые существуют в мире и ведут, в итоге, к уничтожению народов. Однополярность несет в себе геноцид культур, и против этого ценностного вызова мы должны именно в многополярном, в двуполярном мире противостоять.

Коновалов: Мне кажется, что здесь происходит подмена понятий, когда уважаемый господин Дугин говорит о том, что происходит убийство культур, цивилизаций при смещении к однополярности… Здесь была упомянута Япония как общество очень традиционное и своеобразное, но ничем же не убитое, хотя оно явно сегодня принадлежит к тому полюсу успеха, о котором говорит господин Лукьянов. Не надо забывать о том, что никто не предлагает нам отказаться ни от своей культурной идентичности, ни от своих двух корней – Европы и Азии, – на которых будет базироваться самостоятельная цивилизация. Никто не подразумевает однополярный мир как мир, где все должно быть по-американски. Это было бы просто глупо и примитивно. Но нам надо не забывать, что это не полюса на самом деле, это центры роста, центры развития. Это совсем другое дело, можно говорить о мирной полицентричности, но ни в коем случае не о многополярности. Потому что полюса противостоят друг другу и борются друг с другом. До сих пор в истории все полярные системы разрешались мировыми войнами. Если посмотреть, где именно сегодня формируется то, что мы считаем полюсами, то окажется, что это происходит либо по границам России, либо в непосредственной близости к ним. А всякий полюс имеет свое поле политической гравитации – поле притяжения. Россия с неустоявшимися государственностью и идентичностью, с поисками самой себя… Если эти полюса развиваются быстрее и динамичнее, чем Россия, или по крайней мере политически эти процессы более пассионарны – как в случае с исламским югом – и если их силовое поле накладывается на Россию, то в строгом соответствии с законами Ньютона и политической логикой Россию обязательно «порвет» между этими полюсами, и она не сможет удержаться как единое государство. Есть угроза глобальной экспансии некоей радикальной идеологии. Это общая угроза.

Ведущий: Не кажется ли вам, что через 10—12 лет будет два полюса, США и Китай. Причем Китай поглотит Россию к Востоку, от Урала до Аляски?

Лукьянов: Это распространенная точка зрения, темпы развития Китая заставляют задуматься именно об этом. Мне кажется, что 10—12 лет срок слишком оптимистичный… Мне кажется, что говорить о том, что Китай поглотит Россию, преждевременно. В многотысячелетней китайской истории примеров могущественной внешней экспансии, по-моему, не было. Существует некоторое преувеличение масштабов этой китайской угрозы, во-первых, и во-вторых, в таком случае Китай начал захват не с России, потому что, как известно, и в США, и в Канаде большие, постоянное растущие китайские диаспоры, и пока это не вызывает там серьезных проблем.

Дугин: В Австралии та же самая проблема всерьез вызывает большие опасения. Я встречался со многими австралийскими дипломатами и политическими деятелями. Хуацяо – китайские переселенцы – фактически уже составляют колоссальный процент населения Австралии. Экспансия на Юг китайского переизбыточного демографического импульса создает серьезные демографические проблемы во всем Тихоокеанском регионе. Вы правы в том, что у Китая нет исторического опыта экспансии на Север, это новое явление, но цивилизации развиваются. Мы знаем, что была такая популярная концепция в конце XIX века – «желтой угрозы», которая основывалась на допущении, что китайцы перейдут некоторое геополитическое табу, табу сакральной географии, поскольку сейчас нет щита евразийских варваров, тюркских и монгольских, которые защищали раньше. А Монголия – это щит наших территорий от китайцев. Так вот, реальная угроза возникнет тогда, когда это табу будет преодолено, в благоприятных для этого условиях разложения нашего самосознания, в отсутствии национальной идеи, с мировоззренческой ориентацией на декадентскую западную культуру постмодерна. Кстати, уже сейчас в Иркутске половина надписей – на китайском. Эти же процессы происходят в Хабаровске, во Владивостоке – китайское население растет с катастрофической пропорцией. И как только будут нарушены эти табу, то наши малозаселенные земли не смогут этому ничего противопоставить. Действительно, Россия в опасности, причем не потому, что Китай плохой: Китай развивается по своей собственной логике, у него идет демографический и экономический рост, и, естественно, он будет стремиться к определенному расширению, к экспансии. И не потому, что они желают нам зла и хотят нас завоевать…

Коновалов: Мне кажется, что вопрос о том, не будет ли в мире два полюса – Китай и США, – все-таки не совсем верен. Китай сейчас, особенно в политическом смысле, развивается не как альтернатива США и не как страна, желающая в будущем бросить американцам серьезный вызов, особенно в области безопасности. Обратите внимание, Китай сегодня играет очень важную роль в попытках политического решения северокорейской ядерной проблемы. Он явно играет проамериканскую, пророссийскую, проюжнокорейскую и прояпонскую роль, а также и прокитайскую, т. к. у всех этих стран совпадают интересы безопасности. Ну, а насчёт демографической политики я соглашусь. Просто такие пространства не могут бесконечно пустовать. Но, к счастью для России, 70% нашей территории находится в зоне вечной мерзлоты со всеми богатствами, которые там таятся, и особой приманкой для экспансии не являются. Китайская экспансия ведь идет очень давно. Экономика Филиппин, Сингапура, Индонезии… Сколько в Индонезии было попыток вырезать китайцев? И все равно практически вся экономика в этих странах в китайских руках. И диаспора остается диаспорой. На Севере у китайцев не то что нет исторической тенденции, просто в Беркли климат лучше и условия более подходящие, зачем же осуществлять экспансию на Север?

Ведущий: Давайте теперь перейдем на другой полюс – США. Ваше мнение по поводу отношений России и США?

Коновалов: Если взглянуть на нашу концепцию национальной безопасности 2000 года, то там есть указания на некоторые угрозы, которые в случае реализации могут страшно повлиять на нашу безопасность. Имелось в виду приближение к нашим границам военно-политических союзов, а также организация иностранных баз вблизи наших границ. Сегодня все это реализовалось, а безопасность России сейчас выше, чем несколько лет назад, и авторитет больше. Я уверен в том, что Россия ведет не прозападную и уже совсем не проамериканскую политику. И то, что США были поддержаны Россией в Афганистане, это было сделано, исходя сугубо из интересов российской безопасности. Причем впервые в нашей новейшей истории это было оплачено не кровью российских солдат, а деньгами американских налогоплательщиков. Если бы лагеря «Аль-Каиды» в Афганистане не были разгромлены, то мы бы столкнулись с проблемой в Ферганской долине. Это не наша территория, но, в определенном смысле, ближе и сложнее для решения. Я отнюдь не считаю, что Америка – это идеал для подражания. В политике она делает очень много ошибок. Ирак – это явная ошибка, не имеющая ничего общего с борьбой с международным терроризмом. И я убежден втом, что мы с США обречены на тесное сотрудничество, т. к. с точки зрения интересов национальной безопасности США, сегодня Россия – самая важная страна для обеспечения их же национальной безопасности. И если по уму, то американцам сейчас нужно рыночную экономику и демократию строить не в Ираке, а в России, бросив сюда все силы.

Дугин: Я категорически с такой позицией не согласен. США проводят концепцию воплощения в жизнь единой мировой империи, об этом написали прекрасно Антонио Негри и Майкл Хардт в очень популярной во всем мире книге «Империя», об этом же писали в начале века Брукс Адамс и другие американские стратеги. Идея американского мира – The Project for the New American Century, проект NAC, – который верхушка американской администрации рассматривает, как американский мир, американский век, означает стратегическую, экономическую, геополитическую, административную доминацию США над всей планетой. Конечно, можно пойти на поводу сильного, можно встать на сторону победителя и предложить ему выполнять функцию полицая среди слабых побежденных. Но я считаю, что это цивилизационно уничтожает Россию. Иван Дыховичный показывал мне впечатляющую нацистко-пропагандистскую хронику: «Русский человек, иди, сдавайся Гитлеру, ты будешь обут, сыт, у тебя будет хорошая фабрика, ты не будешь грязным, ты будешь чистым». И на каких-то отщепенцев это, наверное, действовало…

Мне кажется, что ныне мы имеем дело с оккупацией, с колонизацией России и всего мира одной цивилизационной моделью. Можно встать на сторону сильного, есть какие-то преимущества, наверное, быть и под нацистами, но одновременно мы кастрируем наш национальный дух. Мы отказываемся от нашей национальной идеи и своего собственного национального пути, мы теряем нашу цивилизационную самобытность, точно так же, как теряют другие народы и культуры. Поэтому я полагаю, что американскому веку надо противопоставить не русский век, у нас для этого нет ресурсов, а предложить многополярный справедливый мир – не американский – где Америка будет лишь частью этого мира со своей культурой и своими ценностями. И в этом отношении нашими союзниками, союзниками России и Евразии являются все остальные народы и цивилизации.