Его род восходит по меньшей мере к XIIIому веку. Два его предка по достоверным данным принадлежали к Рыцарям Тевтонского Ордена и пали от рук поляков. После этого представители рода служили поочередно Ордену, Германии и, наконец, Русскому Царю и Русской Империи. Согласно самому барону, его дед принял буддизм в Индии, после чего буддистами стали его отец и он сам. Барон закончил гимназию в Ревеле и посещал кадетскую школу в Петербурге, откуда в 19О9 году его направили в казацкий корпус в Читу. В Чите барон в ходе офицерской ссоры вызвал на дуэль противника и тяжело ранил его. Сам он также получил серьеное ранение, в результате которого на протяжении всей жизни он испытывал сильные головные боли, так что временами почти переставал видеть.
      Из-за дуэли он был изгнан из корпуса в июле 191О года, и с этого времени начались его странствия по Сибири в сопровождении лишь одного спутника — охотничего пса Миши. Каким-то образом он добрался до Монголии, которой суждено было стать его судьбой. Странная, пустынная, дикая, древняя и жестокая страна очаровала Унгерна. В Монголии барону удалось войти в личный контактс живым Буддой, Кутукту, верховной фигурой монгольского ламаизма. В тот период Монголия переживала возрождение имперских настроений и стремилась обрести независимость от Китая. В Урге, столице Монголии, решительный характер барона был скоро отмечен, и сам Кутукту назначил его командующим монгольской кавалерией. Пользуясь беспорядками и революцией в самом Китае, монголам удалось изгнать из страны китайских оккупантов, и в 1911 году "живой Будда" учредил в Монголии независимый монархический строй.
      Военные заслуги барона на службе Кутукту были отмечены, и он стал глубоко почитаемой фигурой в монгольском мире. Перед своим отъездом из Монголии, барон Унгерн в сопровождении своего друга, принца Джам Болона, и по его настоянию, посетил ясновидицу, принадлежащую к древнейшему и уважаемому шаманскому роду. В этот судьбоносный момент ясновидица в трансе открыла барону Унгерну тайну его духовной природы.

      "Вижу Бога Войны…
      Он едет на сером коне по нашим степям и нашим горам. Ты будешь править над огромной территорией, о белый Бог Войны.
      Вижу кровь, много крови…
      Конь…
      Много крови.
      Красной крови…
      Больше не вижу ничего. Белый Бог Войны исчез".

      В 1912 году Унгерн посетил Европу: Австрию, Германию, Францию. По сведениям, сообщенным Краутхофом в его книге об Унгерне "Ich Befehle" — "Я приказываю" — в Париже он встретил и полюбил даму своего сердца, Даниэллу. Это было в преддверии первой мировой войны. Верный своему долгу по призыву царя барон вынужден был вернуться в Россию, чтобы занять свое место в рядах императорской армии. На родину Унгерн отправился вместе со своей возлюбленной, Даниэллой. Но в Германии ему угрожал арест как офицеру вражеской армии. Барон предпринял чрезвычайно рискованное путешествие на баркасе через Балтийское море. В бурю маленькое судно потерпело крушение, и девушка погибла. Самому ему удалось спастись лишь чудом. С тех пор барон никогда уже не был таким как прежде. Отныне он не обращал никакого внимания на женщин. Стал предельно аскетичен во всем и невероятно, нечеловечески жесток. Юлиус Эвола в своей рецензии на книгу Краутхоффа писал: "Великая страсть выжгла в нем все человеческие элементы, и с тех пор в нем осталась только священная сила, стоящая выше жизни и смерти". Водоворот войны втянул его.
      Он сражался с неподражаемым мужеством с австрийцами, получил несколько ранений и был награжден Крестом Святого Георгия и Шпагой Почета за храбрость и самоотверженность. После большевисткой революции Унгерн одним из первых вступил в беспощадную битву с красными под командованием атамана Семенова. И в этой войне он отличался безудержной храбростью и непреклонностью, а также великолепным знанием военной стратегии.
      Постепенно Унгерн организовал свою собственную дивизию, состоящую из оставшихся верными законному Императору русских офицеров, козаков и представителей народов Сибири (в особенности бурят). Ее полным названием было — Азиатская Конная Дивизия. В частях Унгерна царила невероятная, нечеловеческая дисциплина. За малейшие провинности наказывали самым нещадным образом — вплоть до смертной казни.
      Майор Антон Александрович, белый офицер польского происхождения, бывший инструктором монгольской артиллерии, писал:

      "Барон Унгерн был выдающимся человеком, чрезвычайно сложным, как с психологической, так и с политической точки зрения.
      1 — Он видел в большевизме врага цивилизации.
      2 — Он презирал русских за то, что они предали своего законного государя и не смогли сбросить коммунистическое ярмо.
      3 — Но все же среди русских он выделял и любил мужиков и простых солдат, интеллигенцию же ненавидел лютой ненавистью.
      4 — Он был буддистом, и был одержим мечтой создания рыцарского ордена, подобного Ордену Тевтонцев и японскому бушидо.
      5 — Он стремился создать гигантскую азиатскую коалицию, с помощью которой он хотел отправиться на завоевание Европы, чтобы обратить ее в учение Будды.
      6 — Он был в контакте с Далай-Ламой и с мусульманами Азии. Он обладал титулом монгольского хана и титулом «бонза», посвященного в ламаизм.
      7 — Он был безжалостным в такой степени, в какой им может быть только аскет. Абсолютное отсутствие чувствительности, которое было характерно для него, можно встретить лишь у существа, которое не знает и боли, ни радости, ни жалости, ни печали.
      8 — Он обладал незаурядным умом и значительными познаниями. Его медиумичность позволяла ему совершенно точно понять сущность собеседника с первой же минуты разговора."

      Это свидетельство о бароне Унгерне, оставленное человеком, который служил под его началом, напечатал в 1938 никто иной, как сам Рене Генон в главном традиционалистском органе — журнале "Etudes Traditionelles".
      В этот период Монголия снова потеряла независимость, и ее столица, Урга, фактически была оккупирована китайскими войсками, которые активно сотрудничали с большивицкими агентами и провокаторами, действовавшими среди местного населения. Кутукту, живой Будда, был взят под стражу и из полновластного и одухотворенного, теократического правителя Великой и Свободной Монголии был превращен в жалкого узника.
      Постепенно и Белое Дело проигрывало на всех фронтах. И после поражения Колчака только атаман Семенов и барон Унгерн продолжали оказывать серьезное и жестокое сопротивление на Востоке. Теснимая со всех сторон красными Азиатская Конная Дивизия вступила в Монголию. В ее составе были представители многих народов — как европейских, так и азиатских. Потеряв Российскую Империю, герои Азиатской Конной Дивизии, верные Принципу, шли восстанавливать Империю Монгольскую.
      Постепенно у Унгерна рождается отчаянный геополитический план — создать в Азии, а точнее в Монголии уникальную зону, свободную как о большевицкого влияния, так и от присутствия войск профанического Запада. Речь идет об уникальном мире, где будут действовать древнейшие законы Священной Традиции. Унгерн знаком с книгами Сэнт-Ив- д'Альвейдра и знает о существовании тайной подземной страны Аггарта, в которой не действуют законы времени, и где пребывает Король Мира, Шакраварти. Подобно древним тамплиерам, которые охраняли не просто европейских паломников от сарацин, но великие тайны духовного знания от выродившегося католичества и секуляризирующейся французской монархии, Унгерн задумывает создать особую зону, располагающуюся между святынями Тибета, где и находится по преданию вход в Аггарту, и всем остальным миром.

      "Имя Моголии — Халха — означает «Щит». Это древняя родина Чингиз-хана, восстановителя Империи Рам. Миссия Монголии служить преградой на пути взебисившихся орд осатанелого апокалиптического человечества — гогов и магогов большевизма и демократии, профанического мира. Выродков современного мира… Здесь именно здесь следует восстановить Традицию и дать бой против сил Запада — этой цитадели извращения, источника Зла. Вся судьба моего рода — это движение к Востоку, к Восходящему Солнцу. У меня нет наследников и сам я дошел до восточного края Евразии. Дальше некуда. От этой магической точки сакральной географии должна начаться Великая Реставрация… Халха — святые степи — Великий Щит…"

      Унгерн вступает в Монголию не как предводитель последнего отряда громимой красными армии, но как "мифологический герой", инкарнация "Бога Войны", как исполнитель завета шведского мистика Сведенборга, говорившего что "только у мудрецов евразийских степей — Татарии — Монголии — можно найти Тайное Слово, ключ к загадкам сакральных циклов, а также подлинник мистического манускрипта, давно утраченный человечеством под странным названием "Война Иеговы"…
      Отряды Унгерна подходят к Урге, занятой китайцами. 3 февраля 192О года барон приказал начать атаку на защищаемый китайским гарнизоном, намного превосходящим численность воинов барона, монгольский город Урга. Благодаря стремительной и отчаянной операции, в которой участвовал и сам Унгерн, группе его людей удалось освободить Кутукту, живого Будду, которого охранял большой и хорошо вооруженный китайский отряд. После этого Азиатская Конная Дивизия, вместе со всеми монгольскими отрядами, присоединившимися к барону, напала на Ургу. Это была блестящая и чрезвычайно важная Победа. Традиция и Порядок в Монголии были восстановлены. Кутукту назначил барона абсолютным диктатором Монголии. Барон Унгерн был первым европейцем, который получил титул Хан Войны, Хан-Чян-Чун.
      Первая часть безумного плана, аналоги которого можно найти только в великолепном и блисталеьном Средневековье, а уж никак не в «скептическом» и «циничном» ХХ веке, кажется начинает сбываться. Отныне диктатор Монголии, Хан-Чян-Чун или просто Унгерн-хан, жестокий и благородный аскет начинает план по вросстановления сакрального значения Халхи — магического Щита земли.
      Нет, это не сказка, не галлюцинация… Это было на самом деле… И относительно недавно…
      Чистота героя в темные времена вызывает такое сопротивление дегенеративной среды, что для ее обуздания и подчинения приходится использовать экстраординарные средства. Естественно, что большинству офицеров и солдат Азиатской Конной Дивизии, русским казакам, служакам, совершенно непонятны сакральные идеалы "безумного барона". Неудачи Колчака и Врангеля, апатия, усталость деморализуют войско. Многие не могут удержаться от пьянства, воровста, мародерства, дезертирства… Тлетворный дух разложенческой эмиграции, харбинские рестороны и вакантные места среди паржиских такстистов — с русским плачем, слюнями и вздохами — неудержимо манит разбитые осколки Колчаковского войска. Хану Войны приходится прибегать к крайним мерам. Он организует систему суровых наказаний. За пьянство в мороз в бурную монглольскую реку брошены восемнадцать офицеров, кое-кто из них заслуженные ветераны, лично преданные Унгерну. Он не щадит никого и ничего. Из тех, кто выплыл, некоторые выжили. Некоторые нет. Но пить прекратили. И они, и те, кто видел посинелые обмороженные трупы товарищей. Своего рода насильственное обращение казаков в шаманизм — ведь типичной шаманской практикой является купание зимой в реке в одежде и путем внутреннего жара — тапас — высушивание одежды на берегу теплом своего тела. Нечего потворствовать национальной привычке в несоответствующих для этого условиях.
      Еще мрачнее ведет себя полковник Сипайлов, тень Унгерна, прозванный в войске «Душегубом». Сипайлов — типичный "темный двойник", такие гротескные персонажи очнь часто сопровождают личный путь великих людей, воплощая в себе темные аспекты души героя. Если жестокость Унгерна основана на высокой духовной аскезе и сродни определенному виду святости, то полковник Сипайлов настоящий безумный садист. За издевательство над дворовым псом Сипайлов расстреливает лучшего казаческого камандира армии Унгерна и помещает труп на всеобщее обозрение. За провинности всех не смотря на звание нещадно порят, а некоторых забивают до смерти плетьми. Сипайлов — это Дзержинский Унгерна. Вообще, все методы наведения порядка Унгерном в Монголии и в своем войске удивительно напоминают большевистский террор, недаром сами большевики уважали Унгерна больше других вождей белого движения. За всем проглядывало какое-то внутреннее родство — единство общего типа в той магической точке, где крайне правое смыкается с крайне левым, где противоположности совпадают…
      Сипайлов зверствует дико и бессмысленно. Лишь на коротокое время этот "черный двойник" Унгерна смягчается — он встретил девушку, которая растопила его черствое сердце садиста. На время офицеры и солдаты облегенно вздохнули… Сипайлов, казалось, отдает все свое время хорошенькой Машеньке…
      По свидетельству очевидцев однажды в ставке Унгерна происходит такая сцена. Машенька приготовила для командиров пирог. Унгерн в виду исключения разрешил выпить немного шампанского. Сипайлов был чрезвычайно оживлен и неожиданно любезен. Когда офицеры потребовали позвать Машеньку, чтобы поблагодарить за удивительное блюдо Сипайлов побледнел, вышел и вернулся со странным мешком в руках. Оттуда он достал окрававленную голову любовницы и с желтым блеском в глазах вывалил ее на стол перед остолбеневшими офицерами. Потом бросил лаконично: "- Большевицкий агент…"
      Монголия по прежнему в надежных руках, но обстоятельства становятся все более зловещими. Большевики побеждают на всех фронтах. Унгерн собирает офицеров в ставке в Урге и говорит:
      — Господа, плохие новости. Атаман Семенов оставил Читу. Советский генерал Блюхер — красная тевтонская свинья — только что занял город; его штаб-квартира — в Верхнеудинске, рядом с озером Байкал. Вся Сибирь стала большевистской.
      — А Крым?
      — Крыма больше нет. Остатки врангелевской армии сбежали на кораблях наших западныых псевдосоюзников.
      Ситуация была проста и смертоносна, как острие меча. В одной простой фразе Барон подвел итоги:
      — Господа, осталась лишь одна боеспособная белая армия: Первая Азиатская Конная Дивизия.
      — Ну вот, мы последние…
      — Это катастрофа.
      — Нет, Борис Иванович, это не катастрофа — это честь.
      Для Унгерна Честь — это Верность. "Когда все предадут, мы верность сохраним, Но не забудем мы, и не простим," — Сказала по другому, но весьма схожему поводу проникновенная современная поэтесса Савитри Деви Мухерджи.
      Тучи сгущаются. В книге Жана Мабира о бароне Унгерне есть описание последней встречи Унгерна с Кутукту перед тем, как Хан Войны навсегда оставил Ургу, чтобы двинуться на Север, в Сибирь и дать там большевикам свой последний бой.
      "Кутукту, Живой Будда занял свое место… Его лицо в черных очках было по-прежнему непроницаемо, но страшная усталость чувствовалась во всем его облике; старик с трудом сдерживал нервную дрожь.
      Огромный трон с высокой позолоченой спинкой, заваленный желтыми шелковыми подушками. Унгерн поклонился. Огляделся по сторонам.
      Барон не собирался произносить длинных речей и ограничился лишь сообщением о принятом решении:
      — Через несколько дней я ухожу из Монголии. Я иду в Забайкалье, сражаться с нашим общим врагом — с красными. Ваша страна отныне свободна, и ее сыновья, рассеяные по всему свету, должны вернуться на Родину. Скоро Империя Чингиз-хана возродится. Вы должны сохранить завоеванную свободу.
      Но в его душе бушевала буря: без поддержки Унгерна он был ничто — просто слепой старик, немощно желающий выгнать из страны молодых революционеров — Сухэ-Батора и Чойболсана. Кутукту попросил Барона пройти с ним в рабочий кабинет для разговора с глазу-на-глаз.
      Божественный Кутукту подошел к сейфу, странно выделявшемуся на фоне восточного убранства комнаты. Долго возился с замком. Наконец тяжелая дверь медленно открылась… Кутукту достал с металлической полки резной ларец слоновой кости. Внутри-рубиновый перстень с солнечным знаком, Hackenkreuz, символом древних арийских завоевателей.
      — Чингиз-хан никогда не снимал этого кольца с правой руки.
      Роман Федорович фон Унгерн-Штернберг ошеломленно смотрел на драгоценность. Он, как во сне, протянул Кутукту руку. Старца била дрожь, ему с трудом удалось надеть на палец Барона перстень великого завоевателя. Живой Будда благословил Унгерна: возложив руки ему на голову, он произнес:
      — Вы не умрете: вы вновь воплотитесь в наиболее совершенной форме бытия. Запомните это, живой бог войны, хан обязанной вам Монголии.
      Унгерну казалось, что перстень жег ему руку.
      Принц Монголии и верный наместник Кутукту уходил из дворца Ногон Орга. Ламы расступались перед ним, и, решительно звякая шпорами, Унгерн быстро шел по коридорам. ни разу не обернувшись, он вышел за пределы дворца и бессильно рухнул на заднее сиденье машины.
      — В штаб, — бросил он Макееву.
      Барон чувствовал, как круг замыкается."
      Отряд Унгерна снова входит на русскую землю. Теперь это уже не война, но партизанские действия. Тем не менее Унгерн весьма серьезно беспокоит красных. Он появляется то здесь, то там, неожиданно, молниеносно, внезапно, оставляя после себя разрушение, гибель и смерть. Для него — Бога Войны — это естественно. На борьбу с ним брошены лучшие части Красной Армии в Сибири, за всю операцию лично отвечает Блюхер.
      Но это уже агония. В материальном мире все подходит к роковой черте. Но все больше при этом Унгерн погружается в иную реальность, видит картины триумфа и победы. осуществления заветной мечты. Незаметно его существо переходит на иной, субтильный план, который начинает мешаться с обычной действительностью. Его подчиненные все яснее начинают понимать, что их коммандир безумен.
      "Унгерн поднялся, принес карты, развернул их. Положив одну на траву, бамбуковой тростью начертил воображаемый маршрут, И сказал обращаясь к своему верному помощнику генералу Резухину:
      — Побольше фантазии, Борис Иванович. Мы поднимаемся вверх по Селенге. Тем хуже для Урги. Надо выбирать. В западной Монголии скрываются остатки белых армий. Они начнут стекаться к нам. Не все же атаманы и казаки умерли. И мы вместе идем дальше на Запад. Сейчас мы на Алтае. Горы, пещеры, ущелья, пастухи, которые все еще верят в воплотившегося бога войны. Мы без труда сможем перейти границу западного Туркестана.
      — В Син-Цзяне тебя тут же арестуют китайцы.
      — Мы быстро с ними расправимся и пойдем дальше. На юг. Надо пройти через весь Китай. Тебя пугает такая перспектива, Борис Иванович? Но страна разваливается, революция там в самом разгаре. Единственное, с кем мы можем столкнуться — это трусливые мародеры и дезертиры. Всего какая-то тысяча километров, и мы — в неприступной крепости. И можно начать все с начала. Абсолютно все.
      — Тибет?
      — Да. Крыша мира. В Лхассе — Далай Лама, высший жрец буддизма. По сравнению с ним Кутукту занимает третью ступень иерархии. Я с самого начала допустил ошибку: центр Азии не совсем в Монголии. Это только самый внешний круг — Щит. Нам надо идти в Тибет..
      Он иступленно колотил бамбуковой тростью по карте там, где была горная цепь Гималаев.
      — Там, на вершнах, мы найдем людей, которые еще не забыли своих арийских предков. Там, на головокружительной границе Индии и Китая, возродится моя империя. Мы будем говорить на санскрите и жить по принципам Риг-Веды. Мы обретем забытый Европой закон. И вновь засияет свет Севера. Вечный закон, растворившийся в водах Ганга и Средиземноморья, восторжествует.
      Барон поднялся. Глаза его сверкали. Голос срывался на хрип. Ввалившиеся от усталости щеки покрывала светлая щетина. Он откинул волосы со лба, обнажив огромных размеров лоб. Одинокой и хрупкий командир поглощенного тьмой веков народа. Он продолжал:
      — Мой Орден будет на вершинах гор. Между Непалом и Тибетом я открою школу, где буду учить силе, которая нужна еще больше, чем мудрость.
      С лихорадочно-блестящими глазами он прокричал:
      — Все готово! Меня ждут в Лхассе! Я открою секрет рун, пришедших с Севера и спрятанных в тайниках храмов. Мой Орден монахов-воинов превратится в еще невиданную доселе армию. И Азия, Европа и Америка затрепещут…
      — Нет, — сказал Резушин, — нет.
      Впервые маленький генерал посмел восстать против Унгерна. Но на этот раз это было выше его сил. Он больше не мог безоговорочно подчиняться. И забыл о дисциплине и дружбе. Его руки дрожали, а глаза наполнились слезами. Он снова повторил:
      — Нет, Роман Федорович, нет.
      Барон вздрогнул и посмотрел на него. Казалось, что это «нет» внезапно разрушило его мечту: так неожиданно сорвавшаяся лавина сметает приютившийся над обрывом буддистский храм, и он летит в пропасть с мельницами для молитв и бонзами в шафрановых одеяниях.
      — Мне не дано понять твоих планов, — объяснил Резушин. — Я знаю только одну армию — царскую. И одну религию — христианство. Но дело не в этом. А в том, что мы никогда не дойдем до Лхассы. Посмотри на карту. Нам не преодолеть китайского Туркестана. А Маньчжурия от нас в двух шагах. Достаточно только захотеть и пойти на Восток.
      — Никогда! — закричал барон, — только Тибет…
      Унгерн почти один. С ним кучка тех, кто не погибли и остались верны. Чья Честь, как и у него, тоже Верность. Унгерн едет по алтайским нагорьям на любимой кобыле Маше и видения охватывают его…

      "Вот над монастырем-крепостью развевается золотой стяг с подковой и солнечным знаком Чингиз-Хана. Волны Балтийского моря разбиваются о громаду Тибета. Восхождение, вечное восхождение на Крышу Мира, где царят свет и сила. Восхождение…"

      Серая лошадь споткнулась о камень. И мечта тут же исчезла, поглощенная маревом, окутавшим знойную землю.
      Грезы Бога Войны…. Предчувствие того, что обязательно случится — не сейчас, так на ином витке Вечного Врозвращения… Тот, кто подлинно жив, тот никогда не узнает смерти…
      1921 год. Конец. Предательство. Унгерн схвачен красными. Генерал Блюхер приказал в случае ареста Унгерна обращаться с ним, как "с советским офицером". Красногвардейцы отвезли его на ротный командный пост при военном революционном совете Енисея.
      Блюхер лично встречается с ним, предлагая перейти на сторону большевиков. Оба они говорят на немецком. Блюхер рассказывает о евразийцах, национал-большевизме, об особой национальной линии в советском руководстве, которая лишь внешне прикрывается "марксистской фразеологией", но на деле стремится построить гигантское континентальное традиционалистское государство, не только в рамках Монголии, но на всей Евразии… Блюхер обещает барону полную амнистию и высокий пост. Уже тогда в тайном отделе ОГПУ, возглавляемым мартинистом Глебом Бокием разрабатываются планы экспедиции в Тибет, духовного преображения большевизма в некую новую, спиритуальную реальность…
      Барон отказывается от всех предложений. По крайней мере так утверждает официальная история. 12 сентября 1921 года барон Унгерн-Штернберг расстрелян. Умер Бог Войны…
      Но разве Боги умирают? — Спросите Вы, и будете абсолютно правы. Они могут уйти, но умереть не могут.
      До сих пор в религиозных монгольских и бурятских кругах циркулирует такое предание:

      "С Севера пришел белый воин и поднял монголов, и звал их разбить цепи рабства, сковавпие их свободную землю. В этом белом воине воплотился Чингиз-хан, и он предсказал пришествие еще более великого…"

      Речь идет о Десятом Аватаре. Мстителе, Триумфаторе, Грозном Судии. Все Традиции называют его различными именами. Но сути дела это не меняет. Поражение «наших» — лишь эсхатологическая иллюзия. Поддаваться ей — аморально. Наш долг — стоять до конца. Неважно, если мы проиграем все до последнего и потеряем все, что еще можно потерять… Наша Честь — Верность.
      Бросить вызов року темных времен — в самом этом жесте уже содержится высшая награда.
      А чуть позже подтянутся и мстители… Последний Батальон… Дикая Охота Одина… "Наши"-в-силах. С золотым знаменем, на котором красуется черная руна УР — знак Космической Полночи — личный штандарт Бога Войны — барона Романа Федоровича Унгерна-Штернберга. Предвестника Аватара.

FINIS MUNDI № 7
ГЕРМАН ВИРТ — ВЕЛИКИЙ ЮЛ