Рхиоу продолжала смотреть вверх. Она находилась совсем близко от подножия Горы и потому не могла видеть ее вершины. Невозможно было определить высоту этой великанши. Ее склоны, покрытые лесом, уходили ввысь, как стены, подпирающие небо на севере. Росшие здесь деревья со светлой корой, гиганты в несколько сотен футов обхватом, стали прародителями тех лесов, что покрывали равнину. Стройными рядами уходили они вверх по склонам, пока не сливались вдали в зеленое облако. Из этого облака там, где каменный пик начинал сужаться, вырывалась как бы стрела, ясно различимая даже на таком расстоянии: Дерево, самое древнее из всех и, как гласила легенда, самое первое.

Рхиоу с благоговением взирала на Дерево. Кто знает, возможно, когда-нибудь у нее появится время взобраться на Гору и взглянуть на эти ветви, посидеть в их тени, прислушаться к голосам, которые, если верить сказаниям, доносятся из великого зеленого безмолвия. Но не сейчас, а скорее всего и не в этой жизни; разве что, если повезет дойти до таких пределов в девятой жизни… И так находиться здесь было для Рхиоу опасно: никто не мог безнаказанно надолго покидать собственное время и пространство.

Впрочем, сейчас Рхиоу могла позволить себе насладиться видом Дерева и древнего Манхэттена – живой реальности, которой закованный в сталь и бетон остров ее мира служил всего лишь призрачным механическим отражением. То ли высокомерие, то ли какое-то смутное желание заставляло эххифов строить небоскребы, строить, не понимая, почему никакой результат не утоляет честолюбия, не осознавая, какое воспоминание они стремятся вновь вызвать к жизни. Эххифы пришли сюда недавно, они были еще совсем юным видом, когда мир изменился и холод и камень вытеснили тепло и изобилие тропического леса. В этом, конечно, была вина Одинокой Силы. Лишь самые древние легенды эххифов туманно говорили о трагически ошибочном выборе, сделанном в древности, о печали по безвозвратно утраченному, о Дереве…

Рхиоу вздохнула и отвернулась от зачарованной картины, которую разворачивал перед ней древний мир. Нужно было заняться тем, ради чего она сюда пришла, прежде чем пребывание в чужом времени и пространстве причинит ей вред.

Рхиоу бесшумно вернулась в полумрак под деревьями и двинулась к огромным скалам у подножия Горы. Мысль об Одинокой Силе заставила ее снова вспомнить об Арху.

Не приходится сомневаться в том, чей голос он слышал, по крайней мере сначала, – подумала она. Рхиоу всегда узнала бы его – голос, который разбудил ее сегодня утром, голос, который всегда обращался к магам от имени Вечных Сил, нашептывая им о великом искусстве и суровом испытании, а потом, если неофиту удавалось выжить, обучая магии и сообщая о поручениях. Согласно традиции, считалось, что говорившей была Храуа Молчаливая, дочь Иау, которой та поручила сотворение мира и надзор за тем, чтобы законы его не нарушались. Рхиоу никогда не подвергала это сомнению: голос, который она «слышала», имел «женские» интонации, а звучавший в нем юмор вполне соответствовал тем преданиям об удовольствии, которое получала Храуа от создания порядка из хаоса.

Однако вопрос все-таки оставался: кто разговаривал с Арху вторым? Прародительница имела и других дочерей; одна из них тоже занималась магией, и ее методы были странными, а намерения часто двусмысленными – и редко направленными к пользе конкретного мага…

Рхиоу подошла к осыпи, которая тянулась до самого подножия скалы. На деревьях, которые здесь росли, остались следы старых камнепадов, и среди опавшей хвои лежали валуны. Мягкий бурый ковер становился все тоньше, пока не переходил в голый камень. На верху склона, безмолвные и темные, зияли входы в пещеры.

Рхиоу поднялась по откосу, помедлила на засыпанной щебнем огромной каменной плите, служившей порогом, и заглянула внутрь. В пещере, по крайней мере поблизости от входа и там, где в неподвижном холодном воздухе висели базовые структуры нью-йоркских ворот – мерцающее переплетение струн и силовых линий, – было достаточно светло.

Рхиоу села на пол и стала просто смотреть на перебегающие по сети огоньки – так она делала всегда, попадая в пещеру. Одним из первых заданий, которые она получила, еще только осваивая магию, было запомнить, как выглядят эти паттерны. Во время испытания выяснилось, что Рхиоу обладает способностями именно к такому виду работы, и, чтобы развить ее талант, Вечные Силы приставили к ней старого Ффайрха. Она хорошо помнила, как в первый раз сидела здесь с ним, нетерпеливо – и от наслаждения своим могучим новым телом, и от желания запустить когти в пульсирующие энергией переплетения и попробовать что-то изменить в них, – перебирая лапами.

Ффайрх взглянул на нее насмешливо блеснувшими глазами, и Рхиоу замерла в неподвижности. Ффайрх в их родном мире ничем не выделялся – тощий черно-белый кот даже без почетных шрамов на морде, с искривленной задней лапой: когда-то его сбила машина. Здесь же тело отражало свойства души, и Ффайрх был огромным мохнатым зверем с клыками, каждый из которых был длиннее всего тела Рхиоу до ее преображения. Его величие подавляло, и досадливая усмешка в янтарных глазах, которая в окрестностях пути 116 нью-йоркского вокзала показалась бы всего лишь странной, здесь обретала опасное качество.

– Не торопись трогать их, – сказал Ффайрх. – Еще никто, путешествуя из мира в мир, не сумел найти такое время, когда здесь не было бы магической структуры, а подобные причинно-следственные заклинания означают присутствие Сил. Никто наверняка не знает, кто сплел эти сети. Может быть, сама Ааурх: они такие мощные… И к тому же такие древние и полные силы, что немного живые. Им приходится быть такими, чтобы заботиться о себе и защищаться от неправильного использования: маги ведь не могут все время следить за воротами. Впрочем, большую часть времени они все-таки следят: ты сама убедишься в этом за несколько ближайших жизней, если только Силы не отправят тебя на покой или если ты не сделаешь непоправимой ошибки…

Ффайрх был прав в этом, как бывал прав почти всегда. Уже два года, как он ушел, – куда, Рхиоу могла только гадать. Он, достигнув весьма почтенного возраста, позволил своей шестой жизни закончиться тихо и незаметно, и если он и вернулся в мир, Рхиоу с ним пока больше не встречалась.

Однако Ффайрх отказывался уйти до тех пор, пока не подготовит себе замену. Теперь, сидя здесь и разглядывая переплетения струн, Рхиоу улыбнулась при воспоминании о частых оплеухах, которые отвешивал ей старый грубиян, и его постоянно повторявшемся окрике: «Научишься ты наконец делу, чтобы я мог умереть?»

Что ж, она научилась. Она приходила в этот мир чаще, чем требовала необходимость, хотя и с достаточной осмотрительностью, чтобы не причинить себе вреда: за этим Рхиоу следила очень внимательно. Однако так же внимательно она относилась к изучению ворот, особенно их части, находившейся в пещере: здесь были корни, основание всей структуры. Проявления магии, выражавшиеся в переплетении струн, которые и являлись четырьмя воротами Гранд-Сентрал, были всего лишь продолжениями, «ветвями» дерева; «стволы» же заклинаний, главные управляющие ими элементы, находились здесь, в древнем мире. Это был верхний уровень настоящей Нижней Стороны, по сравнению с которой «нижние стороны» Гранд-Сентрал и Пенсильванского вокзала оказывались всего лишь схематическими набросками. «Корни» всей огромной системы заклинаний, конечно, уходили гораздо, гораздо глубже, в бесконечный лабиринт пещер, пронизывающих Гору до самого ее основания, до сердца древнего мира. Туда Рхиоу никогда бы не отправилась, не будь на то ясно выраженного приказа Вечных Сил. Пока такого не случалось, и Рхиоу надеялась, что и не случится. Ффайрху однажды пришлось спуститься в глубины; его спокойный и сухой рассказ об этом заставил Рхиоу многие недели страдать от кошмаров.

Однако сейчас не было никакой необходимости задумываться о столь решительных действиях. Рхиоу не спеша тщательно проверила взаимодействие ворот Гранд-Сентрал и Пенсильванского комплекса: не возникли ли случайные наложения или пересечения в управляющих схемах, которые должны были оставаться раздельными. Такое иногда случалось вследствие каких-то естественных помех – удара метеорита, вспышки на Солнце, – которые могли так повлиять на «нормальное» пространство, что нарушалась структура заклинаний. Высвобожденная при этом энергия могла хлынуть сюда, в древний мир, приведя к обрыву струны или нарушению какого-либо паттерна. Никаких признаков подобной неполадки Рхиоу не обнаружила. Все четверо ворот Гранд-Сентрал и более компактные сети Пенсильванского вокзала оставались совершенно изолированными друг от друга.

Рхиоу встала и направилась к мерцающей путанице струн, соответствующей северным воротам на пути 26 Гранд-Сентрал. Она долго рассматривала перебегающие, вспыхивающие и гаснущие, меняющие цвет огоньки, говорящие о потоках сил. Все выглядело вполне нормально.

Впрочем, внешний вид не всегда отражал внутреннее состояние. Рхиоу, помедлив несколько мгновений и сосредоточившись, протянула лапу, как делала это на вокзале в собственном мире, и зацепила когтем ту струну, которая должна была сообщить ей о состоянии структур.

Оставался, как всегда, вопрос: кто кого проверяет. Рхиоу никогда толком не представляла себе, как приводится в действие магия, нечто бесплотное, состоящее из слов и стремлений; впрочем, если эти ворота и в самом деле создала Ааурх, то никаких объяснений и не требовалось. Не Ааурх сотворила жизнь, но она была той Силой, которая жизни помогала, и если верить легендам, живым в той или иной форме оказывалось все, чего она касалась. Ворота, например, определенно считали себя живыми. Пока Рхиоу обследовала их структуру, оценивая ее изнутри, как если бы определяла болевые точки и повреждения собственного тела, ворота сочли, что вправе проделать то же самое и с ней. Было что-то пугающее в проникновении совершенно чуждого разума, много более древнего, чем мир Рхиоу, в нервную систему и мозг; этот разум принялся рыться в воспоминаниях и проверять рефлексы Рхиоу. Разум был холоден и деловит, но чем-то встревожен.

Встревожен. Ту же тревогу ощутила и Рхиоу, когда все закончилось и она отпустила сияющую, мягко вибрирующую струну, которую держала когтем. Тяжело дыша и моргая, Рхиоу несколько мгновений оставалась неподвижной; перед ее глазами все еще бежали смутные образы: всепроницающая путаница струн и силовых полей, в виде которой представляли себе мир ворота. Обычные зримые силуэты материальных предметов были им совершенно чужды. Поэтому не существовало и изображения того, кто явился и что-то сделал…

Нормальное зрение постепенно возвращалось к Рхиоу. Все еще встревоженная и самим контактом с воротами, и странным ощущением, которое они ей передали, она уселась и принялась умываться, стараясь разобраться в полученных от ворот образах и понять, что же произошло.

Что-то вмешалось в работу ворот. Нет, не что-то, а кто-то. Ворота не знали, что такое название, и не показывали изображений. Рхиоу получила просто впечатление о чьем-то присутствии, о личности, проникшей между группами управляющих структурами слов, нарушившей паттерн. Вместе с этим впечатлением возникло чувство, что это вмешательство – не случайность; в нем была целенаправленность. Однако ни какова цель, ни кто тот, кто к ней стремится, сказать было невозможно.

А когда произошло нарушение паттерна, что-то или кто-то проник в ворота. Никаких записей о том, что собой представляло это существо или эта сила, не сохранилось: силовые линии и струны, содержащие соответствующие данные, были расплетены и соединены заново. Сейчас они были прямыми и ровно светящимися, вся информация с них оказалась стерта. Усилиями Рхиоу и ее команды разрыва в ткани сети больше не было, но случившееся было для ворот таким же удивительным и невообразимым, как для живого существа проснуться и обнаружить, что один день жизни оказался пропущен.

Рхиоу тоже встревожилась.

Что проникло сквозь ворота? – думала она, глядя на мерцающие переплетения. Она вспомнила о сухом безжизненном холоде, которым тянуло из той дыры, что они обнаружили утром. – Пустота, бездна… – Таких мест было достаточно на внешних границах вселенной – миров, где жизнь так и не зародилась. Чуждые силы, странствующие в пустоте, любили подобные закоулки; они прятались в них, готовя нападения на ненавистные им миры, полные света и жизни, расположенные ближе к Сердцу Времен.

Рхиоу ощутила озноб. Ей был нужен совет; когда она немного отдохнет и разберется в своих впечатлениях, необходимо поговорить с Харлом и с Эхефом, ее непосредственным начальником. Однако сначала ей необходим отдых…

Рхиоу встала и еще раз запустила лапу в ткань ворот. Световые волны разбежались в стороны от того места, где она нащупала управляющие струны.

С тобой теперь все в порядке, – мысленно сказала Рхиоу воротам. – Не тревожься: мы разберемся в том, что случилось.

Ворота излучали неуверенность, но и желание поверить в слова Рхиоу. Она улыбнулась и с сожалением посмотрела на свою огромную когтистую, покрытую блестящим мехом лапу.

Было бы так приятно пробыть здесь подольше, погулять по первозданному лесу, поохотиться на настоящую дичь – более благородную, более радующую душу, чем мыши, на свободе пробежаться по бескрайним равнинам, не знающим слова «асфальт», принюхаться к запахам, которые казались только что сотворенными – и были такими.

Лапа Рхиоу нащупала струну, управляющую действием ворот. Знакомое обжигающее прикосновение – проверка ее права перемещаться из мира в мир… Рхиоу помедлила.

Еще немного… вреда ведь не будет…

Со вздохом она потянула струну к себе, тихо назвала, пользуясь Речью, нужные пространственные и временные координаты и отпустила струну.

Вся структура струн и силовых линий засверкала и запела. Перед Рхиоу возникла сфера, в которой древний мир пересекся с ее собственным. Круглое окно смотрело на серый камень, серый бетон, на длинную череду уходящих в затянутое дымом небо угловатых башен, на солнце, с трудом пробивающееся сквозь смог… Запахло машинным маслом, чем-то химическим, собачьими кучками, выхлопными газами…

Рхиоу оглянулась через плечо. Из отверстия пещеры был виден зеленый с золотистым отливом простор… Она прыгнула сквозь круглое окно и оказалась на бетонной крыше здания, соседнего с домом, где жили ее хозяева. Ворота закрылись за ней с хлопком, который любой эххиф принял бы за выхлоп автомобиля. Рхиоу легко побежала по крыше – так легко, что почти усомнилась: а есть ли она на самом деле? Она снова посмотрела на свою лапу. Казалось невероятным, что она может быть такой маленькой. Однако реальность есть реальность, какова бы она ни была…

Когда Рхиоу добралась до балкона, стеклянная дверь оказалась открыта, а за маленьким столом завтракали Хуха и Йайх. Все вокруг заполнял восхитительный запах бекона.

– Смотри, кто пришел! – воскликнул Йайх. – Как раз к позднему завтраку.

– Она гуляла, наслаждалась прекрасным деньком, – сказала Хуха и погладила Рхиоу, когда кошка проходила мимо нее. – На улице так солнечно и тепло! Майк, ты только потрогай ее: какая теплая шкурка!

Рхиоу криво улыбнулась. Йайх рассмеялся.

– Никаких случайностей: у этой кошки отличное чувство времени. И я знаю, чего она хочет.

– Больше всего – спать, – сказала Рхиоу, устало опускаясь на пол и глядя, как хозяин выискивает у себя на тарелке кусочек, чтобы дать ей. – И если бы у вас было такое же утро, как у меня, вы тоже ничего другого не хотели бы. До чего же утомительны эти четырехчасовые смены!

– Ну хорошо, хорошо, потерпи, – сказал Йайх и протянул Рхиоу кусочек бекона. – Вот, на.

Рхиоу с радостью принялась за еду, хотя и чувствовала, что глаза ее просто закрываются.

– Ты избалуешь эту кошку, – сказала Хуха, направляясь к холодильнику. – Я лучше знаю, чего она хочет. Она мечтает о тунце. Видел бы ты, как она буквально нырнула в банку сегодня утром! Нужно будет купить еще такого же корма.

– О Прародительница Иау! – пробормотала Рхиоу с набитым ртом и бросила выразительный взгляд на Йайха. – Лучше дай мне еще кусочек бекона, и я пойду вздремну.