Кирк замедлил шаг, с удивлением рассматривая их. Лейтенант Бранд, иженер-дизайнер из фазерного и к тому же симпатичная черноволосая женщина, шла, держа за руку огромного кролика, который скакал рядом с ней, прихрамывая на одну ногу. Только что с Мосли из складского было все в порядке, но через мгновение он уже передвигался на шести тонких копытцах, почесывая единственным рогом свой кремовый бок. Дженис Керазус, лингвист, на ходу смеялась и спорила сразу на нескольких языках с целой толпой гуманоидных и негуманоидных существ. Высокий широкоплечий лейтенант Фримен из биологического приветственно помахал Джиму, чтобы показать тому, что о нем помнят и заботятся, но в самой середине движение резко изменилось. Теперь Фримен стоял в темных мрачных одеждах двадцатого столетия. Он стал выше, солиднее и был невероятно красивым. Трикодер в его руке превратился в розу, сверкающую на солнце.

Что-то подобное происходило везде, заставляя Джима оглядываться по сторонам. Он был уверен, что все эти видения на самом деле являлись физическим выражением самых интимных мыслей и желаний. Некоторые из них озадачили Джима. Кирк, например, не мог чувствовать себя спокойно рядом с существами, покрытыми мехом, еще со времени столкновения с триблами. Может быть, поэтому косматое существо, которое тащилось перед Фрименом, нервировало его.

Чтобы успокоиться, капитан повернулся к Маккою и его людям. Большинство из них выглядело совершенно нормально. Ухура совсем не изменилась, но рядом с ней шла, скакала, прыгала, ползла масса всякого зверья со всех планет. В самых первых рядах он заметил Лиа Бурке, с ней тоже ничего не произошло, если не учитывать нависавшую над ней тень, как будто рядом шло существо невероятных размеров. И Маккой…

Доктор, почувствовавший взгляд Кирка, прервал свой разговор с какими-то сопровождавшими его людьми и подошел к капитану. Когда он приблизился, Джиму пришлось закрыть глаза. Маккой не просто светился, он обжигал, даже на расстоянии, как горячее солнце пустыни. Кирк всегда знал, что Боунз искренне беспокоится о своих пациентах, но он не был готов увидеть всю правду. Это была страстная преданность жизни, милосердие и желание нести здоровье всему живому. Джим ощутил вдруг прикосновение смерти, а может, – энтропии, которая скреблась в нем и рвалась наружу. Она чувствовала враждебность этого света и пыталась убедить в этом Кирка, но тот твердо стоял на своем, пытаясь угадать, сможет ли он дотронуться до Маккоя и вынести обжигающую волну жизни, которая войдет в него, если он сделает это.

– Джим, с тобой все в порядке? – послышался знакомый голос, и рука прикоснулась к его запястью.

– Никак не лучше, – ответил Джим, слишком пораженный, чтобы сказать что-то еще или открыть глаза. Странно, но это было именно так. Прикосновение Маккоя наполнило его ощущением жизни даже большим, чем он мог вынести, но постепенно оно стало вполне переносимым. Он попытался не показывать, что ему просто необходим глоток воздуха, затем бросил эти тщетные попытки и жадно вдохнул, надеясь, что Боунз подумает, что он просто устал от долгого путешествия, «Скрытых натур здесь быть не может, – подумал Кирк. – Все тайное здесь быстро становится явным. Это не самое лучшее место, чтобы тут оставаться надолго».

– Просто отдышись как следует, и все пройдет, – смущенно уговаривал его Маккой. – Извини, я все время об этом забываю, а Оно снова напоминает о себе.

Джим открыл глаза и обратил внимание, что теперь смотреть на Боунза было гораздо легче, хотя яркость нисколько не уменьшилась. Маккой поддержал Джима под локоть.

– Я просто хочу помочь людям, – не без удивления сказал он. – А получается… Опасная штука. Эта броня не тяжелая?

Джим отрицательно покачал головой, не понимая, о какой броне идет речь.

– Нисколько, – ответил Кирк. – Боунз, ты обратил внимание на остальных?

Маккой оглянулся и кивнул.

– И не только на людей, – сказал он. – Мне кажется, если бы даже наш экипаж не был таким дружным раньше, то теперь точно бы стал.

– Капитан, – послышался еще один знакомый голос. – Вы в порядке?

Джим оглянулся, увидел Спока и снова ослеп от яркого света, но на этот раз он не смог отвести глаз. Спок тоже нисколько не изменился, но его душа предстала перед ним, прикрываемая лишь аурой интеллекта, Джим хорошо знал этот деятельный, любознательный, холодный мозг, ищущий ответы на все. Но теперь он видел, откуда исходила вся эта активность, – из уверенности Спока, который считал, что главная цель его жизни – отыскать истину, а когда найдет, – поведать о ней всему свету. Он видел флюиды, исходящие от той части его мозга, которая заведовала его земным наследством. И хотя вулканская природа подавила ее, она то и дело прорывалась в виде шуток и веселых перепалок с Маккоем. «И в течение всех этих лет его великий мозг спокойно подчинялся всем моим приказаниям? Но почему? Он бы мог сделать такую карьеру…» Ответ пришел сам собой: лояльность – одна из самых беспричинных и нелогичных черт. А Спок уже давно решил для себя, что эта частица его жизни не подчиняется никакой логике.

– Спок, – произнес Джим, не зная, что сказать дальше, как выразить свои мысли, но неожиданно его захлестнула волна теплых чувств, и он понял все.

– Со мной все в порядке, – ответил он и снова взглянул на Маккоя. Тот с любопытством смотрел на Спока.

– Леонард, – обратился к нему Спок. – По-моему, ты сейчас не открыл для себя ничего нового. Впрочем, как и я.

Тень улыбки промелькнула на его лице:

– Тебе не следует так расстраиваться из-за того, что все твои темные, отталкивающие стороны стали заметны всем. Я знал о них и раньше. Самое очевидное сейчас то, что каждый из нас является не таким уж безнадежным.

– Это замечание может оказаться полезным. Главное понять, почему это настолько очевидно, – проворчал Маккой.

– Мне кажется, вы уже поняли, что здесь происходит, доктор. Истинные натуры выходят на свет, раскрываются таланты и наклонности. И все из-за антиэнтропической природы этого пространства. Очень высока вероятность того, что мы увидим здесь еще более странные вещи.

– Домыслы, – высказал свое мнение Кирк, сомневаясь, что Спок обратит на него внимание.

– Как раз наоборот. Границы между разумами становятся все тоньше, как и предполагал доктор. Но результатом будет то, что люди станут еще человечнее и гуманнее, чем сейчас. Я не могу точно определить причину происходящего. Возможно, это какая-то особая функция мозга или особенности данного пространства. Но нам нужно сделать все возможное, чтобы выяснить причину. Эти сведения могут пригодиться нам в том месте, куда мы собираемся.

Было что-то в этом высказывании, что заставило Кирка замереть и осмотреться вокруг. С каждым мгновением все большее и большее количество людей начинало светиться.

– Ну и как это все назвать? – спросил Джим. – Страна ангелов?

– Слишком высокопарно, но вполне соответствует истине, – ответил Спок, продолжая идти. – Над этим стоит подумать, Джим. Истинно антиэнтропическое пространство – это место, где нет потери энергии, где не существует времени. Место, где эмоции черпаются из смерти, и нет никаких оснований для страха, никаких причин для существования. Как ты думаешь, что это за место?

Маккой посмотрел на Спока с выражением, в котором можно было прочитать и беспокойство, и благоговение, и восторг одновременно.

– Это место, где не существует смерть, – продолжил он. – А также нет сожаления, печали, боли, поскольку все прошедшее осталось позади…

Спок кивнул.

– Вопрос только в том, кого или что мы найдем там. И что потребуется от нас, поскольку я все больше и больше убеждаюсь, что мы очень нужны там и что нам придется что-то сделать. И утверждение, что смерть – это царство божие, по-моему, не беспочвенно. Существуют вещи, которыми занимается не Бог. Для их выполнения избираются смертные. Так что, я думаю, нам следует приготовиться. Нам необходимо примириться с тем, что мы открыли в себе в этом месте… – он посмотрел на Маккоя, – и приготовиться к той, может быть, несколько странной правде, которая ждет нас впереди, – он украдкой взглянул на Джима. – И чем скорее мы справимся с этим, тем лучше для нас. Если мы останемся здесь на довольно длительный срок, и это место успеет передвинуть, или убрать вообще границы между разумами, то нам не выжить. Ведь, в конце концов, не устоит даже поле, созданное Кет'лк, и мы отправимся в вечность, если только вечность существует в месте, где нет времени.

Они продолжили прогулку. Смех экипажа слышался все реже и реже, но это не означало, что люди перестали смеяться и веселиться. Джим чувствовал, что их радость стала более рассудительной. Мозг работал все лучше и лучше, и Джим ощущал, как они со стеснением и детским восторгом проникали в мысли друг друга. Некоторые из этих проникновении показались Джиму очень знакомыми, правда, они ассоциировались с рассуждениями одного человека, а не со спором двух.

– Я всегда думал, что система не должна останавливаться только на причине…

– А она и не останавливается. Существует еще более высокий уровень ответственности, и на нем задействованы более мощные силы. Если ты не понял причины и не осознал своей ответственности за то, что происходит с Вселенной, то неважно, с каким усердием ты будешь стараться все изменить. Все останется на своих местах, потому что где-то, в укромных уголках твоего мозга все-таки живет убежденность, что во всем этом виноват кто-то другой, или что-то другое. А понимание причины дает возможность это все изменить.

– Все равно это нереально. Переделать всю Вселенную – это как если бы ты захотел…

– Но Мнт'гмри, я знаю по меньшей мере одного человека с твоей планеты, для которого это вполне обычная вещь. Он составляет основной свод законов искусства. Один из которых – «попроси, и тебе это откроется». В любом случае то, что осталось осознать в этой системе, совершенно не сложно. Экстропия, энтропия и антиэнтропия – три составляющие парадигмы. Но они скорее находятся не на равных, а идут по нарастающей. Ну, что такое энтропические галактики, ты уже знаешь. Они зарождаются с определенным запасом энергии и постепенно его теряют. Экстропические системы возникают по специальному указанию. Это «стерильные», запечатанные системы, которые не теряют энергию, и поэтому в них редко появляется жизнь, по крайней мере, пока что-то не повредит их. Антиэнтропические системы – вечны. Они способны возродить себя, вырабатывая новую энергию взамен старой…

– Они берут ее откуда-то еще?

– Они получают ее из ничего.

– Опять какая-то магия.

– Ну ладно, парень. Представь, однажды ты заказал для нее энергетическую структуру, чтобы она могла в ней существовать. Причина может существовать как чистая энергия. Это – как будто что-то плавает в стерильной пустоте. И все начинается сначала: обладает широтой, высотой, глубиной… и вокруг идем мы.

– С виду все это так просто.

– Это вообще очень просто. Беда в том, что ты постоянно сам все запутываешь.

Джим вздохнул, полагая, что коллега, судя по всему, делает то же самое, и продолжил путь. Они шли все вместе, а пейзаж тем временем становился все более безликим. Он смазывался и сливался с белой поверхностью, по которой они брели. А яркость свечения в воздухе все увеличивалась и увеличивалась, пока не стала видна малейшая черточка каждого члена экипажа. Мундиры сверкали, как королевские одежды, а лица сияли так ярко, что слезились глаза.

– Ты тоже начал светиться, – почти обвинительным тоном сообщил Джиму Боунз.

– По-моему, нет, – ответил Кирк, но не потому, что этого не было, а, скорее, потому, что не хотел, чтобы это было правдой.

Примерно в сотне метров впереди, хотя судить о расстоянии было довольно сложно, все слилось в единое сияние, смотреть на которое было совершенно невозможно. Собственно, «сияние» – не самое удачное слово, но не менее трудно было отыскать точное название происходящему. Шевелюра Джима стала дыбом, хотя почему это произошло, он объяснить не мог.

Спок посмотрел на свой трикодер и покачал головой.

– Оборудование не выдерживает, – сказал он, с удивлением заметив, что его аппарат превратился в пепел.

– Вот теперь ты поймешь, почему я не люблю работать с машинами, – послышался голос Маккоя.

– Прошу тебя… – произнес Спок, отряхивая от пепла руки. – Находясь в таком месте, мы должны очень хорошо подумать прежде, чем что-то сказать. Все высказанное и даже не высказанное здесь моментально становится реальностью. Это же самое сердце аномалии. И, очевидно, весьма податливое место.

– Ладно, – прервал его Джим. – Надеюсь, у нар не будет особо серьезных неприятностей во время пребывания здесь. А где Кет'лк и Скотт?

– Здесь, сэр, – донесся с противоположной стороны голос Кет'лк, где еще секунду назад не было ни ее, ни Скотта. – Капитан, у нас небольшая проблема.

– Капитан, – произнес еще чей-то голос прямо позади него. Джим повернулся и увидел Амекенту, которая, моргая влажными глазами, смотрела на него. Ее чешуя побелела от полученного стресса. Это было первое появление боли, и Джим был этим просто шокирован – Что случилось, мичман?

– Я чуть не умерла однажды, когда много лет назад клингоны атаковали «Йорктаун». А все это, – ответила она, жестом указывая на окружавшее их сияние, – я видела, когда умирала на операционном столе, до того, как они вернули меня к жизни. До того, как меня отослали обратно. Но это не…

Она запнулась пытаясь подобрать слова:

– Сэр, то, что я видела, было одушевленным. Оно разговаривало со мной. Спрашивало, все ли я сделала в той жизни. Но сейчас, сейчас оно не отвечает… Джим ощутил, как холодок пробежал по спине. Он повернулся к экипажу, который уже окружил их и спросил:

– У кого-нибудь еще было что-то подобное?

Ответ пришел не в словах, поскольку такой способ общения занимал слишком много времени. Люди, находящиеся на космической службе, часто попадают в опасные переделки, и многие из них уже испытывали нечто похожее на отделение души от тела. Не у всех ощущения, вызванные клинической смертью, были одинаковыми. Особенно они отличались у негуманоидных видов, у которых зрение не является основным источником информации. Они говорила об апофеозе запахов и звуков, об ослепляющих физических ощущениях, которые можно было сравнить с восприятием людьми яркого белого света. Но все, кто посылал ответы в мозг Джима, были согласны в одном – они видели именно это место, с той лишь разницей, что сейчас их просто игнорировали.

– Капитан, – обратилась к нему Кет'лк. – Я хочу вам сказать, что этот свет является не чем иным, как «материальным» доказательством того, что это место – источник жизни. Все это только усложняет дело. Мы не можем вмешаться в жизнь этого пространства до тех пор, пока не предупредим его обитателя, или обитателей, чтобы заручиться их поддержкой.

Джим кивнул:

– Но как это сделать?

Кет'лк засмеялась, Ее смех походил на звуки, издаваемые музыкальной шкатулкой:

– Кэп, то, как мы с вами разговариваем, может сработать. Мне так и не довелось поговорить на бейсике, с тех пор как мы попали сюда. Если мы просто скажем, чего хотим, я уверена, что они услышат нас.

Она повернулась к источнику этого яркого свечения и громко крикнула:

– Мы ваши друзья. Вы не хотите с нами поговорить?

Джим не то чтобы на что-то надеялся, но никто не ответил, и это выбило его из колеи.

– Может, ты недостаточно громко крикнула? – спросил он.

– Не думаю, что проблема в этом. Может, нужен кто-то еще, или больше людей.

Они попробовали и так, и так. Спок попробовал обратиться и на бейсике, и на вулканском. Затем опробовали провинциальную речь Скотта, и мелодичную русскую Чехова. Ухура сказала несколько слов на хетском. Но все оказалось безуспешным. После того, как потерявший терпение Маккой раздраженно закричал на это свечение, многие люди присоединились к нему, крича и размахивая руками. Затем они перешли к групповым обращениям. После этого Скотта предложил оставить в покое устную речь и попробовать всем экипажем хорошенько сконцентрироваться и подумать о том, что они хотели сообщить. Результат чуть не убил Джима, но пространство осталось глухо ко всем их стараниям.

Раздосадованный Кирк повернулся к Ухуре, которая с улыбкой смотрела на источник света.

– У тебя есть какие-нибудь идеи?

Девушка повернулась к нему.

– Вы ведь чувствуете, что там что-то есть? Что-то живое.

– Конечно, – волосы на его затылке снова зашевелились, но на этот раз он уже знал, почему. Джим чувствовал, что эта жизнь неизмеримо больше и выше их. – А что?

– Я не совсем уверена, но, по-моему, мы слишком поторопились с выводом, что это нечто находится на том же уровне развития, что и мы. Вполне вероятно, что мы несколько опережаем его.

– Но я не понимаю, в чем. По крайней мере, энергия, идущая оттуда…

– Энергия, капитан, еще не самое главное. Что самое важное, чтобы суметь установить контакт?

– Хм. Язык – да нет, кажется, мы можем спокойно общаться и без него. Вероятно, желание войти в контакт…

– Правильно. Но необходимо, чтобы оно было у обеих сторон.

– Ты хочешь сказать, что эта штука не хочет с нами разговаривать?

– Это вообще может оказаться не из этой серии. Скажем, вам приходится начинать с изобретения общения. Что вам понадобится прежде всего?

– Ну, это точно не просто возможность и желание… – вдруг до него дошло, – Концепция общения как таковая!

Ухура усмехнулась, довольная догадливостью своего ученика:

– Но помните, существует одна вещь, которая предшествует открытию новой концепции.

– Какая же?

– Прежде чем создать, нужно придумать, как это создать, – улыбка Ухуры стала еще шире, когда она увидела озадаченное лицо Джима. – Если у вас нет возможностей, то не будет и решения. Кэп, а что если это «создание» не только еще не открыло для себя, что такое общение, но вообще ничего никогда не открывало? Что, если оно не желает разговаривать с нами, потому что не только не знает, что это такое, но до сих пор ему просто не с кем было это делать? Вдруг оно даже и не знает, что здесь кто-то есть?

Джим глубоко вздохнул, чтобы немного успокоился. Он взглянул на Спока, который кивал, слушая Ухуру:

– Ты полагаешь, что единственный способ вступить с ним в контакт – научить его «открывать», а затем «создавать», чтобы оно осознало и свое существование, и наше присутствие здесь.

– Точно.

Маккой стоял не менее раздосадованный, чем раньше:

– Вы хотите обучить эту штуку самосознанию? По-моему, это довольно опасная работа. Вспомните, что случилось с первым голографическим компьютером, до того как инженеры научили его подчинять свои чувства общим целям.

– Тяга к разрушениям – это чисто человеческое свойство, – объяснил ему Спок. – По-моему, то, как существо воспользуется своим мозгом, после того как осознает, что он у него есть, – это его личное дело. У нас есть несколько специалистов в этой области, и, вы, если не ошибаюсь, один из них, – обратился он к Ухуре. – Но, боюсь, его придется обучать не обычному общению, а телепатическому. Так что, лейтенант, можете приступать.

Ухура посмотрела на Джима:

– Разрешите приступить.

Джим кивнул.

– Есть еще одна проблема, Спок, – не унимался Маккой. – Здесь нет таких понятий, как время, последовательность, продолжительность, столь необходимых для мышления. Как же вы собираетесь обучать это создание, исходя из концепции, основанной на этом?

– Может, с моей помощью, – послышался гортанный голос позади Маккоя. Мичман Д'Хенниш вышел вперед. – Я привык жить «настоящим». Для меня не существует прошедшего и будущего. И насколько я понял Ухуру, для этой штуки тоже, – он повернулся в сторону свечения. – Кроме того, я осознаю последовательность того, что необходимо, чтобы понимать вас. Так что я могу послужить как бы мостиком между Ухурой и этим созданием.

Джим посмотрел сначала на садрайца, а затем на Маккоя:

– Ну что, Боунз?

Тот кивнул, хотя и неохотно.

– Это довольно опасно, капитан. Эксперимент может стоить им разума. – В его жесте было что-то безнадежное. – Не то чтобы у нас был какой-то выбор, но не можем же мы добить этот несчастный «миллиард ватт» ради спасения Вселенной. Он тоже имеет право на жизнь.

– Иди, – сказал Кирк Д'Хеннишу, и тот присоединился к Ухуре и Споку. Они о чем-то переговорили, затем придвинулись друг к другу. Джим думал, что Спок воспользуется телепатией, но тот заговорил.

– Ниота, – начал он – Рийнива. Будь со мной.

Великое спокойствие исходило от них и, казалось, весь экипаж следил за ними, затаив дыхание. Ухура опустила голову, закрыла глаза и принялась что-то шептать. Губы Спока и Д'Хенниша повторяли за ней. В воздухе витало невыносимое ощущение, что сейчас что-то произойдет. Джиму хотелось побежать или закричать, чтобы нарушить это жуткое напряжение. Но его как будто заморозило. Весь экипаж был пойман в ловушку вечности садрайца, настойчивости Ухуры, взывавшей ко всему, что ее слышит, открыть для себя время, бытие и самое себя, и безжалостного мозга Спока, который прощупывал все вокруг и вбирал это в себя. Напряжение и телепатическая энергия нарастали с каждым мгновением.

В ужасе Ухура открыла глаза. Три вскрика прозвучали во всеобщем безмолвии – ее, Спока и жуткий вой Д'Хенниша. Все трое разом упали на землю, будто какая-то невидимая рука опрокинула их. Недвижимый свет задрожал, заструился и затрепетал, как при штормовом ветре, а затем разорвался.

И все освободились.