Глава 1

Основная проблема в космосе в том, что корабль, движущийся в подпространстве, остается невидимым. Другая галактика, в которую врезается искаженное пространство, остается именно другой – соседней, непохожей галактикой со своими законами природы, где свет мчится в тысячи раз быстрее, чем родной для гуманоидов вида 683. Космический корабль, движущийся в искаженном подпространстве, окружен аурой своей галактики, реально не существуя для пространства вне этой ауры. И вместе с ней его скорость может во много раз превышать скорость света этого пространства, или, наоборот, достигать невозможно малых величин. Сенсоры внутри корабля, конечно, настроены на преобразование некоторых особенностей света других галактик, а все, что можно увидеть вне этого корабля, – лишь легкое дрожание света, поскольку космическое пространство содрогается, медленно сжимаясь и разжимаясь. И в самом центре этого мерцания может возникнуть очень слабый бледный отблеск – даже не отблеск, а лишь намек, ощущение, близкое к иллюзии.

Приходится еще очень долго ждать, прежде чем множество огоньков-звезд начнут дрожать в каком-то маленьком уголке бесконечной ночи. А где-то далеко, позади этого дрожания, рождается свет – слишком слабый, чтобы уловить его невооруженным глазом, разве что вы принадлежите к виду с особо чувствительным зрением. Этот свет приводит в движение радикалы – элементарные частицы молекул, свободно перемещающиеся в космосе, которые переходят в состояние высокой энергии и накаляются. Дрожание света приближается, охватывая все больше пространства. На его пути лениво дрейфует холодная комета, совсем не похожая на грязный дремлющий комок снега. Мерцание достигает ее и проходит насквозь. А сенсоры подтверждают, что никакого движения на много парсеков вокруг нет. В нормальных условиях искаженное поле и физический объект могут встретиться и избежать повреждений лишь при тщательно спланированных траекториях. Но это не тот случай. Корабль в искаженном подпространстве проходит сквозь комету не только без ущерба для себя, но даже не замечая ее.

Но тем не менее космическое пространство изменяется и сжимается; комета превращается в облако осколков камней и льда и светящегося пара. И все же некоторое время спустя потревоженная материя космоса успокаивается, рябь исчезает и остается просто комета, ничуть не поврежденная, не изменившая скорости и сохранившая свою траекторию в этой вечной ночи.

А через триста с лишним лет два народа, готовых к войне, будут высматривать в небе комету, с незапамятных времен считавшуюся сигналом богов к началу взаимного уничтожения. Но вместо сверкающей кометы-знамения они увидят лишь ослепительный звездный дождь. С неимоверным облегчением вознесут они молитвы богам за этот знак небес, вернутся домой и перекуют мечи на орала.

Здесь и сейчас нечто невидимое пролетает так легко, что наблюдатель вряд ли когда-либо поймет, что случилось. «Энтерпрайз», звездный корабль Объединенных Систем патрулирует в космосе, а видно лишь мерцание, блеск, проходящий через бесконечные молчаливые размышления Вселенной.

«Неважно, сколько раз перестраивался этот корабль, – думал Джеймс Т. Кирк, – на нем никогда не будет свободного места, чтобы спокойно побродить».

Капитан «Энтерпрайза», мужественный, волевой человек, способный навести порядок в самых невероятных ситуациях, сейчас, нахмурившись, мерил шагами свою каюту. Все вокруг раздражало его – голограммы предыдущих моделей «Энтерпрайза», маленькая коллекция деревянных и металлических произведений искусства с разных планет в коробках из инертрбгена и веригласа, безупречные аккуратные полки и без единого пятнышка письменный стол, который уже сам по себе был дурным знаком. Джим Кирк никогда не убирал наваленных на столе кассет, подушек для печатей, листков из рапортов до тех пор, пока его деятельность как командира не была закончена. А сейчас, что и говорить, все на корабле приведено в порядок: отсеки, в которых раньше себе позволяли некоторую неаккуратность, теперь блестели чистотой, столы в них были не просто убраны, но даже вымыты.

Все это не очень-то радовало Кирка, хотя ему было приятно, что экипаж уважал его настолько, что управился со всем сам, без его напоминания. С какой радостью он променял бы эту чистоту и порядок на одну единственную хорошую новость.

Он мрачно смотрел на экран, который все с тем же упорством отказывался делать то, что от него требовалось. «Стоит лишь начать мечтать о покое, – думал он, – и эта чертова штука тут же сообщит о нашествии клингонов, или о неполадках в одном из отсеков, или о загадочных сигналах бедствия. А сейчас, только поглядите на него – молчит, как груда металлолома».

Раздосадованный, Кирк скривил рот – благо, команда ничего не видит.

Экран по-прежнему молчал. Тогда Кирк решил прибегнуть к старому приему курсантов, называемому «могло быть и хуже». Он стоял и вспоминал случаи, которые когда-то чуть не свели его с ума, чем доводил себя до белого каления.

Эта канитель длится вот уже полгода. Каждый раз, когда уже почти готовы объявить, кто участвует в полете, снова все откладывается из-за каких-то политических интриг вокруг эксперимента, несущего получение кредитов и известность. Безразлично, что за корабль или экипаж и какие у него заслуги… Все выводило Кирка из себя – он знал, что если бы учитывались все нюансы, то именно его кораблю поручили бы эту миссию.

Месяцы перебранки по поводу назначения первой пробной миссии, споры о деталях: кто будет выполнять поручения Совета, кто получит контракт, кто будет заниматься отбором, кто займется бумажной работой – господи, как это все надоело!

Кирк кипятился все больше и больше. Он сжал зубы. И тут злоба испарилась, уступив место недоумению. Кирк вдруг осознал, что он не может ни поторопить, ни что-то предпринять, ни бороться – он просто капитан по контракту.

Усмехнувшись, он подошел к стенному шкафу, чтобы взять капитанскую форму, выбрал золотистую, лениво размышляя о том, как долго она еще прослужит.

«Говорят, что сообщение придет сегодня, – с сарказмом подумал он, – да они говорили это уже семь раз. Или восемь? К черту все, пойду к Рэку, посмотрю на рощу Лейтенанта Танзера».

Экран на стене запищал, и, насторожившись, Кирк замер на долю секунды, пока до него не дошло, что означал этот звук.

– Экран заработал, – буркнул он, пряча сжатые в кулаки руки, чтобы не было видно побелевших от напряжения суставов.

Экран засветился, и на нем появилось изображение узла связи, где сидел лейтенант Махази – куратор Ухуры по связи в смене Бетта, гуманоид с грубыми чертами лица, серой кожей, такими же волосами и глазами, слишком серыми даже для светлокожих.

– Простите за беспокойство, сэр, – произнес он мягким протяжным голосом исериата. – Есть сообщение для вас от руководства Звездного Флота с пометкой «совершенно секретно» и капитанской печатью. Перевести на ваш терминал?

– Не стоит, – ответил Кирк, усаживаясь за пульт и нажимая контрольные клавиши, чтобы открыть доступ к своему личному коду, – Свяжитесь с моим компьютером и читайте.

Махази кивнул, придерживая одной рукой передатчик, а другой – нажимая контрольные клавиши на своем пульте. Джим услышал стук собственного сердца.

– Особо секретная связь, код 064-44-51 852-30, – сказал Махази.

Кирк тяжело вздохнул и нехотя дал отзыв, ведь под кодом 064 командирам первого ранга сообщали не очень приятные новости.

«Черт побери, контракт получил кто-то другой. Как это могло случиться, ведь даже по их меркам мы были самым подходящим вариантом! И Спок сказал, что остальные…»

– Начинаю сообщение. Адресовано Джеймсу Т. Кирку, командиру «Энтерпрайза», звездного корабля НСС 1701 Объединенной Системы, патрульного коридора Кома Б. Корреспондент: Халлоран Р. С. Вице-адмирал, командующий Звездным Флотом, Сол Терра. Предмет: аппарат избирательной массовой инверсии Т-паск-Сивек-Б'т'кр-К'т'лк. Содержание: вам надлежит прервать патрулирование, ответственность за него берет на себя ЗКОС «Генриетта Ливитт». Когда освободитесь, вместе со всеми поспешите на космодром Гамал/Альфа Ариетис Четвертый Восемнадцатая Звездная База для установки на «Энтерпрайзе» аппарата прототипирования. Во время перелета сохраняйте молчание класса четыре.

«О боже! Боже! Вот оно!»

– Уровень подготовки личного состава, подобранного для выполнения этой миссии, уже учтен. Место сбора – Восемнадцатая Звездная База. Состав должен быть укомплектован до 9250,00 по общегалактическому календарю.

Кирк позволил себе расслабиться.

– Список прилагается. Он уже в вашем компьютере, сэр, – Махази сделал паузу. – Капитан, после печати и подписи есть постскриптум.

Джим кивнул лейтенанту.

– В нем говорится: «Джим, для меня это плохая новость. Я хотел, чтобы полетел Раптор. Счастливой охоты, негодник удачливый. Всего хорошего соседней галактике. Привет. Ронда».

– Спасибо, лейтенант Махази, – ответил капитан. – Пожалуйста, передайте это сообщение в главную сеть, на терминалы Спока и Скотта.

Кирк был само спокойствие, лишь тень довольной улыбки мелькнула на лице капитана, как будто сомнения были чужды ему.

– И передай им, что мы встретимся позже, вечером. Я хочу, чтобы корабль был готов через пять дней.

– Хорошо, сэр, – ответил Махази с такой значительностью в голосе, как будто собирался заняться подготовкой сам. – Конец связи.

– Выключаю экран, – сказал Кирк и задержал дыхание, пока не убедился, что экран действительно погас. Затем он взглянул на дверь, дабы убедиться, что она закрыта. Джим глубоко вздохнул; – У-р-р-а-а-а!

Отключившись, Махази улыбнулся и снял передатчик.

– Думаю, теперь с ним все будет в порядке.

Никто не обратил на него внимания. Сотрудники узла связи были заняты другими делами. Они похлопывали друг друга по спинам, пожимали руки, обнимались, а некоторые даже заключали пари. В рубке управления сидел Зулу, неподвижный и молчаливый, как статуя древнего восточного божества, и лишь легкая улыбка оживляла его лицо.

Внизу, в машинном отделении, Скотт оторвался от емкости, где соединение материи и антиматерии рождало безумную пляску света. Компьютер вызывал его на связь. Прочитав сообщение и радостно улыбнувшись, Скотт отдал приказание убирать поле Гилберта, которое они устанавливали в течение двух недель.

В это время на смотровой палубе фигура в синей форме отдела науки неподвижно застыла под причудливыми волнами звездного света, которого тщательно избегало большинство людей. Спок, передвигаясь в кресле, тестировал мезоэлектронные реле и отвлекался только на то, чтобы прочитать сообщения на их поверхности. Секундой позже он оторвал взгляд от этой действующей на нервы пустоты, мерцающей беспокойными огоньками. Спок казался недвижимым, но тот, кто хоть немного его знал, мог бы заметить необычное выражение в его темных глазах – как будто Вселенная вдруг стала больше.

Весь «Энтерпрайз» отмечал волнующее событие. Представители девяноста двух видов гуманоидов, составляющих экипаж корабля, кричали и радовались, хлопали в ладоши, кланялись друг другу, пожимали руки и вскрывали личные запасы еды и питья. Даже для «Энтерпрайза», прошедшего огонь и воду, это было событие, которое стоило отпраздновать. Они уже летали к звездам внутри Галактики. Теперь им предстояло выбраться за ее пределы.

– Идем на Альфу, капитан, – сказал Чехов, наблюдая, как откорректированная компьютером спектрограмма этой звезды появилась на его экране.

– Доложите обстановку, Ухура.

– Машинное отделение готово.

– Все отсеки докладывают о готовности.

– Отсеки защиты – тоже.

– Корабль готов, капитан.

– Увеличивайте скорость, Зулу.

– Есть, капитан, – его руки задвигались по приборной доске с привычной легкостью, еще раз проверяя скорость и направление движения «Энтерпрайза» после его выхода из искаженного подпространства. Даже компьютер может в конце концов ошибаться, и Зулу не хотелось бы, чтобы их корабль врезался в какую-нибудь звезду или планету, по крайней мере, пока он управляет полетом. Он проверил все в последний раз и, удовлетворенный, направил корабль в искаженное пространство.

Со стороны это выглядело так, как будто часть звездного неба взбесилась. Звезды закрутились, дико меняя цвета, то загорались, то гасли, как фейерверк. Неожиданно в пространстве возникла белая дыра с рваными краями, а звезды на оставшейся части неба закончили свою дикую пляску. И вдруг из этого разорванного пространства появились неясные очертания чего-то величественного и грациозного. Корабль приблизился, резко снизил скорость, и уже можно было различить дисковидную верхнюю часть и нижнюю в форме цилиндра с разведенными под углом опорами. Это был уже не призрак, а настоящий корабль, ослепительно яркое серебристое сияние на фоне пылающей золотисто-оранжевым светом Альфы Ариетиса, гигантской звезды класса К0. Не светились лишь жирные черные буквы латинского алфавита в нижней и верхней части фюзеляжа. Ведь это был один из двадцати двух тяжелых крейсеров Земли, флагман ее Звездного Флота, гордость дышащих кислородом обитателей этой части Галактики. «Энтерпрайз» плавно притормаживал, выходя на орбиту, где он будет лениво кружиться в ожидании разрешения Орбитальной Базы на посадку, а затем яркой оранжевой вспышкой опустится на Гамал Альфы Ариетиса.

Но пока, вне досягаемости всех приборов, никем не обнаруженный, один в этой холодной пустоте, распростертой и невыносимо напряженной, он медленно начал снижаться.

Глава 2

С орбиты, на расстоянии двухсот миллионов километров от Гамала, Восемнадцатая Звездная База казалась весьма приятной с виду. С такой высоты она выглядела золотистым овалом, с закругленными, как у сигары, концами, и нежно мерцала, вращаясь в космосе. С более близкого расстояния стали яснее видны ее размеры, а также другие звездные корабли, легкие крейсеры и катера на ремонте или техобслуживании, гнездящиеся среди бесчисленного множества торчащих на поверхности опор. Восемнадцатая Звездная База, величественная и прекрасная, вращалась вокруг Гамала, сверкая тысячами золотистых огоньков. В этом зрелище было нечто завораживающее.

– Мы получили коридор, капитан.

– Замечательно, Зулу. Входите в него.

Кирк с удовлетворением наблюдал, как пальцы Зулу бегали по клавиатуре.

«Слава тебе, Господи, больше не поступало никакой почты, – подумал Джим. – Никаких занудных поручений от Звездного Флота хоть ненадолго».

– Большое дело для моих людей… и для меня, – добавил он, глубоко вздохнув.

Чуть позже ему в голову пришла мысль, что эта Галактика стала слишком привычной и даже банальной. Одна планета, один новый вид, один кризис с ромуланцами – даже начинает казаться, что это уже когда-то было.

«Мне нужен отдых! Куда же мне, черт возьми, поехать, когда все уголки этого мирка стали такими занудными? Ну вот, наконец представился случай…»

Вид на экране монитора сменился, и его мерцание привлекло внимание Кирка. Зулу настроился на передатчик Базы, и теперь наблюдал приближение к ней «Энтерпрайза». Кирк с ласковой улыбкой в тысячный раз признался своему кораблю в любви и был сильно удивлен, когда корабль, находясь в тысяче километров от Базы, внезапно начал двигаться на автопилоте. Все оставалось как обычно – правый борт вверху, но на экране появилось изображение, передаваемое с сенсоров Базы. Они видели, как медленно и величественно, вращаясь вокруг своей продольной оси, корабль описывал один виток за другим, с визгом выбрасывая светящийся хвост ионов.

– Оставь, Зулу, – с усилием вымолвил Кирк, придавая строгость своим словам. – Это серьезное дело.

– Есть, сэр, – с притворной рассудительностью ответил Зулу, едва сдерживая улыбку. Он знал, что капитан видел, как он задавал параметры маневра, но не сказал ничего. В конце концов, что за корабли на Восемнадцатой? Некоторые когда-то были их конкурентами в борьбе за почетное задание, другие – старыми друзьями капитана, но тоже соперниками.

Там были ЗКОС «Милтон Хумасон», ЗКОС «Эйлонуи», ЗКОС «Челленджер», а также корабли поменьше, которые когда-то работали вместе с «Энтерпрайзом» или вставали на его пути. Среди них были «Кондор», «Индомитабл», «Лукфар»… Зулу тронул несколько кнопок там, одну здесь, корабль выровнялся и полетел прямо.

Кирк не позволил себе улыбнуться, наблюдая за приближением корабля, лишь в уголках глаз затаилась хитрая усмешка. Теперь они были настолько близко, что «Энтерпрайз» закрывал почти весь небосвод для сенсоров Базы.

– Вернись-ка на минутку к виду с нашего корабля, Зулу, – сказал Кирк.

Изображение снова сменилось, и они увидели тупую оконечность строения, где были открыты ворота-радужки, сквозь которые могли пройти три «Энтерпрайза». Отполированные пики и шпили вокруг ворот вспыхнули золотистым огнем, отбрасывая друг на друга яркие тени. Кирк резко вздрогнул, когда навигаторы Базы стали сопровождать их в самое сердце этого сияния.

– Уберите яркость, Ухура, – сказал капитан, отводя глаза. Он вновь повернулся к экрану лишь тогда, когда яркость стала нормальной. Во всем этом серебристом и золотистом внутреннем убранстве было что-то завораживающее и в то же время нервирующее зрителя.

Да, типичное сооружение внеземной архитектуры. Это явно строили не земляне.

Если только слово «строить» уместно в этом случае. Внешняя оболочка Базы при ближайшем рассмотрении, казалось, была похожа на соты из тонких хрупких стальных нитей, на самом деле являвшихся цельными штампованными стеклянными кристаллами в два метра толщиной каждый. От основания оболочки свисали конструкции, поддерживаемые кабелями или выступающие на странной формы подпорках; они выглядели, как свертки, свисающие или закрепленные на шестах – это были офисы, сервисные ниши или жилые помещения. Внутри этого строения небольшие корабли, словно трудолюбивые пчелки, скользили вдоль вращающихся поручней или проплывали мимо на химических двигателях, неожиданно вспыхивая при попадании в луч света, который проникал внутрь через одно из множества беспорядочно расположенных отверстий.

Движение, спешка, ощущение сверкающей, быстрой и чуждой ему жизни – вот что ощутил Кирк, оказавшись один на один со своими тяжелыми мыслями.

– Господи, о чем это я думаю? – проворчал Кирк минутой позже, сознавая всю глупость попыток узнать о других цивилизациях исходя только из вещественных продуктов их деятельности. Он вспомнил выводы, которые сделали тегмениры о землянах по единственному найденному ими стулу, и удержался от подобных суждений.

И все-таки, было очень трудно поверить в то, что здешняя цивилизация находится лишь в семидесяти пяти световых годах от Земли.

– А неплохо они тут устроились, – произнес Скотти со своего места у пульта управления.

На экране тени скользили и колыхались, поскольку свет Гамала, проникавший внутрь, поглощался внешними переборками Звездной Базы.

– Хотел бы я встретиться с теми, кто это построил.

С другой стороны пульта управления, заложив руки за спину, стоял Спок, невозмутимый, как обычно, но его глаза следили за экраном так же внимательно, как и глаза Скотти.

– Вам представится такая возможность, Скотт. Два гамалкийских архитектора, принимавших участие в строительстве этой Базы, включены в состав нашей экспедиции.

– Спасибо, что предупредил, Спок, – ответил Скотт, предвкушая эту встречу.

Джим улыбнулся. Федеральное Бюро Планетарных Работ загрузило их писаниной, и от этого восхищение Скотта великолепием дизайна и всего остального только возросло. Встреча с одним из гамалкийских архитекторов, признанных лучшими во Вселенной, была для него чем-то близка приобщению к религии.

– Что там у нас, Зулу? – спросил Кирк.

– Мы уже на подходе. Войдем в док через пять минут.

– Капитан, – сообщила Ухура со своего места. – Только что с нами связались из операционного зала Базы. Похоже, они хотят видеть в своем офисе вас, главного инженера и остальных начальников отделов, которые будут принимать непосредственное участие в монтаже.

– Прекрасно, дайте подтверждение и сообщите, что мы все сразу прибудем, как только войдем в док.

– Лоцман прибыл, – сообщил Зулу. – Они сейчас отбуксируют нас в док.

– Ухура, посоветуйте всем членам экипажа…

– Уже сделано, сэр.

Зулу дотронулся до кнопок на пульте управления, и изображение на экране вновь поменялось. Теперь они видели, как «Энтерпрайз» снизил скорость, остановился и завис в самом сердце огромного серебристого сооружения. Снаружи к одному из бортов, отделившись от какой-то ниши, вылетело что-то небольшое и блестящее, тащившее за собой сверкающую нить.

«Кто-то в энергетическом коконе?» – с сомнением подумал Кирк, поскольку кокон был не больше метра в ширину.

Маленькое сверкающее яйцо вылетело в сторону «Энтерпрайза» с такой силой и скоростью, что на секунду Кирк испугался за его обшивку. Но в нескольких метрах от корабля кокон резко остановился, как бы натянув поводок, и затем осторожно, дюйм за дюймом, начал двигаться в сторону нижней палубы. Через какое-то мгновение он пошел в обратном направлении, оставляя за собой блестящую жемчужную нить, прикрепленную к борту. Кирк когда-то слышал о таком, но еще никогда не видел. Это был один из новейших самоприкрепляющихся буксиров, также сконструированных гамалкийцами. Волоча за собой сверкающую нить, кокон направился в сторону полисферического дока, который находился в дальнем конце Базы, и потащил «Энтерпрайз», сначала потихоньку, затем немного увеличивая скорость, У Кирка пересохло во рту от сознания невероятности происходящего. Рядом с ним ошеломленный Скотт невнятно бормотал:

– Этого не может быть. Меня не волнует, какую движущую силу вы используете…

– И все же это так, Скотт, – ответил ему Спок, – внешность обманчива. Принцип действия называется «принципом избирательной массы». Это одна из теорий, согласно которой становится возможным инверсионное движение, – он наклонил голову, спокойно наблюдая за маленьким сверкающим семечком. – Конечно, это выглядит не правдоподобно, Так же, как и уравнение, которое выражает это явление. Многое выходит за рамки того, что мы некоторое время считали невозможным. И тем не менее все это работает.

– И доставляет головную боль, не так ли? – спросил Джим, бросая взгляд на вулканца.

Спок вздохнул и слегка передернул плечами:

– Мой ответ вряд ли будет уместен в данной ситуации. Точнее сказать, некоторые факты мне приходится усваивать и сейчас.

– Неужели? – с ухмылкой спросил Скотт.

Спок не снизошел до ответа, а лишь уставился на экран, как и все остальные. Серебристый кокон тащил «Энтерпрайз» все дальше в глубь Базы. Неожиданно между дальней сферой ниши и кораблем с буксиром возник свет, полоски света. Они пересекались друг с другом, образуя хорды внутри величественного круга оболочки Базы. Двадцать четыре луча, разделяющих этот круг, встретились в центре и вплелись в ослепительный хаос эллипсов и параллелограммов из света. Маленькое серебристое яйцо направляло «Энтерпрайз» к этой сверкающей сети, и, наконец, незаметным толчком – прямо в нее.

Кирк отпустил руль, который крепко сжимал, а в это время рамка света, распространяясь все дальше и дальше из всех якорных линий, медленно добралась до «Энтерпрайза», опутала обе палубы, крепко цепляя все то, чего она касалась. Серебристый кокон проскользнул сквозь одну из сот и исчез, оставляя позади корабль, крепко удерживаемый нитями жемчужно-белого света, которые тускнели, но все еще мерцали, как живые.

– Это, – сказал Кирк, поднимаясь со стула, – самая необычная швартовка из всех, которые я видел. Идем, навестим командующего. Ухура, вы остаетесь на связи, Кирк, Спок и Скотт направились к лифту. Как только двери за ними закрылись, Ухура скользнула в капитанское кресло. Зулу повернулся к Чехову, который стоял у пульта управления, и злорадно улыбнулся.

– «Заходи ко мне в гости», – сказал паук мухе.

Чехов поднял глаза к потолку и стал лениво прикидывать начальные параметры поисковой спирали перелета в соседнюю галактику.

Комплекс служебных помещений Звездной Базы был не менее экзотичен, чем его мерцающая внешняя часть. После ослепительного света транспортера Джим не сразу смог осмотреть то место, где он находился. Он был в обычной транспортационнной комнате, хотя главный инженер-суламид за пультом управления выглядел несколько необычно. Он стоял – три метра в высоту, этакий клубок постоянно шевелящихся розовых и фиолетовых щупалец, а на макушке восемь беспокойных глаз на стебельках. Нашивки лейтенанта ясно выступали на коже щупалец. Суламиды славились своим умением менять цвета.

– Дамы и господа, рад вас приветствовать, – величественно сказал суламид, извивая щупальца и завязывая некоторые из них в узлы из уважения. – Отсюда налево, три двери вверх, четыре уровня вниз, дважды налево, вход прямо, шестая дверь направо – там вас с нетерпением ожидает командующий Ката'сат. Рекомендации, краткий инструктаж, официально разрешенные алкогольные напитки. Проводить вас, дамы и господа?

– Спасибо, сэр, – сказал Кирк, сомневаясь, уместно ли здесь слово «сэр» даже после того, как он его произнес. Все двенадцать полов суламидов, а, в особенности те, которые имели детей, претендовали на звание самцов. – Я думаю, мы справимся.

И справились, хотя по дороге Кирк не раз поражался огромному количеству негуманоидных видов, находящихся на станции. Гамал располагался недалеко от Солнечной системы, но он также являлся частью Великого Созвездия, свободной внутригалактической зоны, служившей домом для огромного количества видов – начиная от дышащих метаном и заканчивая одним крылатым народом, который считал звездную атмосферу вполне подходящей для дыхания.

Здесь находилось отделение Академии Звездного Флота, обслуживающее эту часть космоса, а также библиотека, обслуживающая только Александрию II. Постоянное население Базы равнялось восьми тысячам и состояло в основном из приписанных к ней экипажей и обслуживающего их персонала, были тут и гражданские, проводящие здесь свой отпуск. Управление и финансирование Базы производилось в частном порядке. Холл был полон разговоров на всевозможных языках Галактики. Множество существ разнообразнейших видов щебетало, визжало, смеялось, хрюкало или завывало на все лады, делясь впечатлениями или рассказывая о своих делах.

Кирк улыбался, пока шел, поскольку атмосфера была явно слишком неспокойной даже для этого места. А его корабль находился в самом центре возбуждения.

Когда они подошли к кабинету командующего, дверь была распахнута. Кирк дважды стукнул по косяку, а затем вошел внутрь. Ему навстречу встал из-за стола Ката'сат. Это было существо с Рукбана V – высокое создание, тонкое как тростинка, с зеленовато-бронзовой кожей, туго натянутой на двуногий скелет.

У гестов всегда были острые колени и локти, и с точки зрения землянина они выглядели слегка необычно, особенно когда гесты сидели или стояли. Их вытянутые изнуренные лица украшали большие добрые зеленые глаза, которые придавали им извечно тоскующий вид.

Кирк до боли хорошо знал этот взгляд. Ката'сат довольно часто испытывал его на Кирке во время игры в покер, и, следует заметить, с большим успехом.

– Рад видеть вас снова.

– При таких обстоятельствах, охотно верю, – тихим голосом ответил Ката'сат, пожимая руку Кирку. – Познакомьте меня со своим экипажем.

– Капитан Спок, – ответил Джим, а Спок кивнул головой со сдержанной вежливостью вулканца.

– Главный инженер Скотт, – Скотта повторил жест Спока.

Заметив это, Ката'сат улыбнулся во весь рот:

– Я вижу, что у меня не будет недостатка в хорошей компании, – сказал он.

– Капитан у меня есть для вас замечательное нехве. Я храню его для особых случаев. Может, присоединитесь ко мне?

В кабинете было полно всякой мебели: каких-то вешалок, стульев и подставок, и пришлось потратить немало времени, чтобы найти хоть что-то подходящее. Тем временем командующий уже раздал стаканы и ходил по комнате с хрустальной бутылью, наполненной темно-голубым нехве.

Кирк обрадовался и налил себе приличную дозу. По вкусу оно напоминало машинное масло, но в нем содержался гормон, который действовал на психику большинства гуманоидов, как алкоголь, поэтому на сленге его называли «еще чуть-чуть».

Джим сделал большой глоток и слегка повеселел. Скотти тоже несколько возбудился.

Спок пил свою порцию настороженно и стал еще более спокойным и скучным.

– Опять все делается в спешке? – спросил Кирк. – Флот не сильно давит на вас?

– Нет. Начальник монтажной команды хочет с вами встретиться и получить разрешение на начало работ, – командующий усмехнулся. – Она говорит, что восемьсот лет ждала возможности вылететь за пределы Галактики и не собирается терять ни дня больше. Сейчас мы решаем эту проблему.

Кирк повторил про себя список экипажа.

– Должно быть, это гамалкийка…

В этот момент кто-то поскребся в дверь.

– Есть кто-нибудь? – произнес голос, похожий на позвякивание колокольчика или сладкое, мягкое щебетание, хотя и отрывистое, но мелодичное.

Существо, обладавшее этим голосом, стремительно прошло на середину комнаты, шурша двенадцатью ногами, присоединенными к округлому телу. Тело было довольно большим – около метра в ширину и полметра в толщину, кроме того, оно было почти прозрачным, как будто сделано из стекла. Большая часть его отполирована до зеркального блеска, исключение составляло только небольшое пространство на брюшке, где тонкие иголки, похожие на мех, блестели, как трава росистым утром. Там же находился похожий на гребешок хребет с двенадцатью глазами. Четыре из них скопились на одном конце, четыре на другом, а четыре рассыпались по всему хребту.

На первый взгляд они, казалось, ничего не выражали – как глаза акулы. От этой мысли Джима передернуло. И тем не менее, в этих глазах горел теплый голубой огонек, делавший их похожими на опалы, и, когда несколько из них остановили свой взгляд на Джиме, тот неожиданно подумал, что за всем этим стоит неординарная личность.

«Вот это сила», – подумал он, поднимаясь, чтобы поприветствовать ее. И затем, неожиданно успокоившись, добавил:

– Мой корабль в хороших руках.

– Капитан Кирк, пожалуйста, садитесь. – сказал звенящий голос, в то время как его обладательница устроилась на полу и подобрала под себя ноги.

– Встреча с вами – огромное удовольствие для меня. Я слышала немало хорошего о вас. Меня зовут Кет'лк.

– Спасибо, – поблагодарил Кирк. – Единственное, чего бы мне хотелось, так это попытаться произнести ваше имя с такой же точностью, как вы произнесли мое.

– Это не так сложно. Используйте только согласные, а гласные позаботятся о себе сами. В нашем языке есть только один гласный, – она произнесла его – очень высокий, но не резкий звук. – А все остальное в нашем языке – это высота звука и уровень тона.

Глаза с голубыми огоньками взглянули на первого офицера, а две ноги двинулись в их сторону и описали в воздухе некую дугу.

– Мехе накхем ур'ксевек, Сп'к, – она указала в сторону вулканца, стоящего как статуя.

– Разрешите, мадам, пожелать вам долгих лет жизни. Позвольте сделать вам комплимент и сказать, что ваш акцент почти незаметен.

Она удивленно улыбнулась, и ее смех зазвенел колокольчиками:

– Надеюсь, что это действительно так. Очевидно, та литература, с которой я имела дело, а я прочитала все вулканские журналы по инженерии, была несколько лучше, чем я предполагала, – она взглянула поверх головы Скотта. – Я также очень рада видеть вас, Скотт. Правда! Я давно уже хотела поговорить с человеком, который столько раз вытаскивал такого ценного капитана из передряг.

Джим приподнял бровь. Скотти покраснел, едва удерживаясь от смеха.

– Хм, я думаю, леди, – заметил он, – не всегда все было так уж драматично. На нашем языке это прозвучало бы как «сальный анекдот».

– М-да, спасибо…

– Куда подевались ваши манеры? – спросил Спок с деланым удивлением. – Как вы можете исправлять леди!

– Ну что вы. Я только приветствую ваши исправления. Скотт, – ответила Кет'лк. – В конце концов, язык – это то, с помощью чего мы творим. Станок, на котором делают инструменты. Неаккуратность здесь смерти подобна, как и неаккуратность в полете в подпространстве, когда борт-компьютер смешал маршруты. Храни вас Архивариус от чего-либо подобного. А теперь все-таки о том, что меня привело сюда, Мои техники выстроены в грузовом транспортере и ожидают вашего разрешения на начало монтажа установки инверсионного пространства. Итак, они могут приступать?

– Ну, конечно. Я отдам все необходимые распоряжения, – сказал Кирк, довольный активностью гамалкийки. – Прежде чем вы уйдете, мне хотелось бы задать вам один вопрос. Ката'сат упомянул, что вы ждали этого момента восемьсот лет.

– Точнее, восемьсот шестьдесят три, – поправила Кет'лк. – Я сама отбуксирую ваш корабль, чтобы никакой дурак не повредил его, капитан, и не задержал все дело.

– А вы член личного состава Флота? – спросил Кирк, которому не очень нравилось, что кто-то, не умеющий обращаться с кораблем, тронет его. – Или нет?

– И да, и нет. – сказала Кет'лк. – Надеюсь, я удовлетворила ваше любопытство? Я прекрасно понимаю всю важность нашего дела. В этой жизни я давно уже вышла в отставку, хотя у меня есть заключение комиссии как о полноценном командире. Так что, если вы не против, я хотела бы работать с вами вместе, и наличие нашивок, как мне кажется, никак не повлияет на качество исполнения.

Кирк кивнул. Скотт выглядел слегка сконфуженным.

– В этой жизни? – спросил он.

Кет'лк взглянула на Скотти с лукавством, как показалось Кирку.

– Да, действительно. Мы перерождаемся четыре раза, но каждый раз память сохраняется, чтобы мы могли продолжить работу, помнили уравнения выравнивания пространства и прочее. Сейчас я живу последний раз. Недавно теория стала неожиданно проясняться. Я обратилась к вулканцам, и они сделали для нас всю черную работу по подготовке миссии. А сейчас, когда все уже готово, я хочу как можно скорей выйти в космос и узнать, каковы же все-таки результаты нашей работы.

Гамалкийка встала, потирая ножку о ножку – жест, выдававший нетерпение.

– Капитан, я желаю вам хорошо провести свободное время.

– Спасибо, – поблагодарил довольный Кирк.

– И еще, мне бы хотелось, чтобы ваши офицеры помогли мне, если можно. Я знаю ваш корабль до последнего винтика. Я участвовала в его планировании. Так что, господа, – она остановила свои огненно-голубые глаза на Споке и Скотте, – мы узнаем, есть ли в нем какие дефекты.

Джим отправил своих коллег с ней. Кет'лк в три коротких прыжка покинула комнату, а Спок и Скотт вынуждены были почти бежать, чтобы успеть за ней.

– Спок, я читала вашу статью в «Акта Мега Астрофизике», опубликованную в прошлом месяце, сообщила гамалкийка. – Откуда вы взяли эти цифры по движению лучей? По идее, близость Тулли Т'Леа должна предотвратить это движение.

Пока двери кабинета командующего плавно закрывались, можно было услышать ровный голос Спока, начавшего отвечать на вопрос.

Кирк прислонился к спинке кресла и скривил губы, что Ката'сат воспринял как улыбку.

– Возможно, какое-то время я недооценивал своего «первого», – сказал он. – Но, похоже, теперь он нашел собеседника, которому понятны все эти разговоры о математике.

Ката'сат понимающе кивнул головой.

– Надеюсь, что так. Гамалкийка сказала, что этот проект осуществился благодаря помощи вулканцев, но те категорически отрицают это и настаивают на том, что они вообще с трудом понимают, о чем говорят гамалкийцы. Очень может быть. Мне трудно представить вулканца, который легко усваивает какую-нибудь науку из раздела созидательной физики. А ты что думаешь по этому поводу, Джим?

– Ну, так или иначе, мы идем за пределы Галактики, – он сделал еще один большой глоток. – А в общем, я доволен, хотя меня бесят все эти политические подоплеки.

– В нашем мире у всех слишком много свободного времени, оттого их и тянет заняться политикой, – сказал Ката'сат, надувая щеки. – Да, кстати, докладывают, что работы идут успешно. Ты не очень нервничаешь?

Кирк пожал плечами и снова отхлебнул, затем поставил стакан и взглянул на командующего.

– Все это пустая трата времени, Ката. Никаких изменений после стольких лет? – спросил он.

– Да. Много времени прошло с того момента, когда мы с тобой учились в Летной Академии, и наши рукава еще не были испорчены нашивками.

– Ты был тогда неплохим пилотом, – со вздохом сказал Джим.

– Мне тоже иногда не хватает этого, Джим. Но сейчас у меня гораздо больше проблем. Вдруг кто-то улетит слишком далеко от Базы и не сможет найти дорогу назад? Не смотри на меня так, Джим. Твой взгляд может одурачить кого угодно, но только не меня. Ты пойми, что во время выполнения этой миссии тебе неоткуда будет ждать помощи. Наши друзья клингоны уже разнюхивают о полетах в подпространстве и прощупывают почву своими супермощными сканерами. Так что будь осторожен, мой друг!

Джим снова взялся за стакан и стал вертеть его в руках:

– Какие клингоны?

– «Каза» был здесь дней десять назад, показываясь около наших границ и снова исчезая. Чуть раньше, где-то месяц назад, здесь были «Китин» и «Киекхорри» с небольшим конвоем из лайнеров и катеров. В этот момент Кет'лк как раз совершала пробный прыжок на катере средних размеров. Она вынырнула из подпространства прямо в центре их группы. Нам повезло, что у нее хорошая реакция, – она изменила направление прыжка раньше, чем среагировали они, и вновь шмыгнула в открытый космос, практически в солнечную корону небольшой белой карликовой звезды недалеко от Розалетти.

– Ну, может, катеру и пришлось бежать, – сказал Кирк. – Но «Энтерпрайз» не побежит. Пусть только попробуют преследовать нас, если наберутся мужества…

– Не говори о том, чего бы ты хотел избежать! – сказал Ката'сат, хотя глаза его смеялись. – Джим, рекорды твоей команды показывают, что ты нисколько не изменился со времени учебы в Академии. Ты всегда можешь попасть в какое-нибудь звездное скопление и вылететь оттуда покрытым бриллиантами. Я хочу, чтобы ты овеял свое имя славой, а не попал в какую-нибудь передрягу. Будь осторожен!

– Я достаточно читал об этом. И, вообще, что это за дела? Ты разговариваешь со мной, как заботливая мать со своим ребенком.

– А кто же я, по-твоему, есть? Когда начнется игра?

– В двести единиц нашего времени.

– Ты обратил внимание на повышение ставок, Джим?

– Хочешь поставить? Мой первый офицер обучил меня новой системе.

Когда позвонила лейтенант Ухура и сообщила, что инструктаж экипажа проводится в кают-компании и вся смена должна присутствовать на нем, лейтенант Харб Танзер показал язык своему компьютеру, за которым он просидел несколько часов подряд. Такая реакция была обычной для него, он с юмором воспринимал все трудности и не упускал возможности пошалить. Без промедления он покинул каюту, направился в кают-компанию и вышел, чтобы записать голоса леса. Он стоял, выглядывая из двери, и зевал – его смена закончилась.

Танзер был мускулистый, коренастый мужчина, потихоньку обрастающий жирком. Он обладал длинным носом и крупными чертами лица, типичными для многих людей, населяющих Диаспру III, так же, как густые серебристые волосы были типичны для первых космонавтов, которые забирались в космические глубины без соответствующей защиты, а в результате заработали мутацию кровяных телец. Его светлые близко посаженные глаза в зависимости от обстоятельств то сияли, то тускнели, выдавая растерянность их обладателя.

Харб был старше, чем остальные члены экипажа. В его работе возраст был не так важен, ему не приходилось быстро нажимать на спусковой крючок или проявлять атлетическую доблесть. Что ему требовалось, так это чувство юмора, остроумие и тонкое знание человеческой психики. Харб Танзер накапливал эти знания с возрастом. Он возглавлял небольшой, но очень важный отдел на корабле – отделение реабилитации.

С любовью и легким сожалением он взглянул на звездное небо. Изящные гладкие стволы деревьев поднимались отовсюду, почти полностью закрывая пышными кронами перешептывающихся листьев ночное небо. То здесь, то там проглядывала какая-нибудь звездочка. Звездный свет был настолько ярким, что деревья отбрасывали четкие тени на покрытую листьями землю. Лес этот рос на планете, находящейся в самом центре Великого скопления звезд, и те покрывали ее небосвод и днем, и ночью. Харб провел почти половину своего увольнения в этом лесу, когда они садились на планету несколько месяцев назад. Он записывал звуки, запахи, структуру этого леса с особой заботой и тщательностью.

Под ногами его росли крошечные изящные белые цветы, которые своей яркостью напоминали звезды. Их резковатый, сладкий аромат смешивался с остальными запахами леса.

– Ну вот, все уже на пленке, – громко сказал он, Неясная фигура в золотистой форме мелькнула среди деревьев.

– Лейтенант?

– Да, сэр, – ответил Харб и отступил, приветствуя капитана. Эту встречу вряд ли можно было назвать неожиданной. Кирк играл с таким же усердием, с каким работал, хотя не так часто и не много.

Лейтенант Танзер считал капитана своим особым клиентом, которого следовало развлекать как можно чаще. Реабилитация была подразделением отдела медицины и отчитывалась непосредственно перед Маккоем.

– Говорят, это было замечательно, – сказал особый клиент, глядя сквозь плавное покачивание ветвей на слабо мерцающие звезды. – От меня вечно все скрывают. А это что? – указал капитан на пару огоньков, светившихся в кроне дерева.

– Ночной сталкер, сэр, – вздохнул Харб. Компьютер записал все звуки и изображение с такой точностью, что создавалось полное ощущение продвижения темной пушистой фигуры. Затем существо вдруг остановилось и стало прислушиваться, высоко подняв большие уши. Оно на секунду замерло, затем, настороженно мяукнув, забралось на самую вершину дерева и скрылось из виду.

– Подумать только, это произошло давным-давно где-то на Скутуле.

– Да, сэр, Я забыл точное название звезды, по-моему, А-7. Мы зовем эту планету Лорен.

– Я помню. Я не высаживался там, у меня было слишком много дел, – вздохнул Кирк, и лейтенант Танзер понимающе кивнул.

– У тебя есть все это на пленке, Харб?

– Да, сэр. Все в точности, можно воспроизвести, когда захотите.

Кирк усмехнулся:

– Хорошо, но я не за этим. Командующий обещал зайти ко мне вечером и сыграть в карты.

– А! Так вам нужны инфракрасные карты? – спросил Харб. – Во что будете играть? «Звезда и комета»? Элиот? Физбин?

– Покер.

– Ну, ну, – Танзер указал в сторону своего кабинета.

Дверь его отворилась, давая возможность потоку солнечного света проникнуть в сумрак леса.

– Одну минутку, – сказал Харб, с озабоченным видом подходя к пульту. Он отметил, что трех комплектов уже не хватает. Один из них находился в боксе, другой бездействовал в гидроотсеке, а третий активно использовался инженерами. Некоторые из людей Скотта проводили свободное время за игрой, пока гамалкийцы устанавливали устройство перехода в подпространство.

На транспортаторе появились упаковка фишек и колода карт. Харб забрал и то, и другое, убедился, что карты заряжены, и вручил их Кирку, Кирк взял их в руки и обрадовался, почувствовав их тепло, такое приятное после прохлады леса.

Карты, согретые теплом человеческой руки, начали светиться, все, кроме темных символов, которые Ката'сат воспринимал как обычные тени.

– Спасибо, – поблагодарил капитан, затем повернулся и спросил:

– Ну а сейчас, черт побери, что здесь происходит?

Харб вгляделся в небольшой экран, на котором передавалось изображение с главного монитора «гейммастера» – компьютера для проигрывания различных экстремальных ситуаций. Экран был полон звезд, которые прыгали, скакали и крутились с таким неистовством, что Харба затошнило.

В дальнем углу экрана появились маленькие огоньки, то подплывающие к переднему краю экрана, то снова удаляющиеся. В одном из углов высветилось увеличенное изображение происходящего. Продолговатые ромуланские «птицы войны» и построенные клингонами «стервятники» – разрушители вели огонь по одинокому маленькому кораблю, который метался из стороны в сторону, чтобы избежать гибели.

– Зулу просил меня сделать ему специальную игру, – сказал Харб. – Имитация боя «Энтерпрайза».

Кирк резко вздрогнул, когда компьютерный «Энтерпрайз», только что вынырнувший из подпространства, ринулся на ромуланцев, атаковал и умчался обратно.

– Мы не можем сделать ничего подобного с кораблем такого размера, – сказал капитан, с благоговением глядя, как «Энтерпрайз» снова нырнул в подпространство и вынырнул позади всех кораблей ромуланцев, обстреливая еще один, появившийся прямо перед ним.

– Если вы видите это, сэр, значит, это реально. Программа построена с учетом действительности и функционирует как обычный, реальный корабль. Правда, у нее есть некоторые недостатки в плане дизайна, но именно такой тренажер он и хотел. Он служит не только для проигрывания атак, но и ситуаций, в которых необходимо избежать центробежных или центростремительных сил.

На экране маленький корабль направился в самый центр своры, нападавшей на него. В панике корабли начали удирать, но сделали это недостаточно быстро – «Энтерпрайз» успел обстрелять один из них.

Изображение на экране замигало и сменилось другим. Теперь на нем «Энтерпрайз» и три ромуланских корабля сталкивались на скорости, близкой к скорости света. Взрыв был впечатляющий, что само собой разумеется, когда четыре носителя двигателей, основанных на антиматерии, врезаются друг в друга.

«Гейммастер» переключился на безобидный «Папе». Из коридора послышался смех, улюлюкание и соболезнования, перекрываемые проклятиями Зулу.

Лицо капитана перекосилось от злости.

– Как они могут смеяться! – взревел Кирк.

– Это не их корабль, – сказал Харб.

– Сколько займет установка этой программы в наш компьютер?

– Пару недель. Но это только прототип. Если хочешь, я введу программу в твой терминал.

Кирк улыбнулся:

– В данный момент я просто по уши в прототипах, Танзер. Так что я думаю, еще один мне не помешает.

– Я тоже так думаю. Хочешь, я запрошу данные о продвижении установки?

Кирк пожал плечами.

– Это не тот полет, про который мне говорил Спок. Хоть у гамалкийцев и есть уравнение, но они и сами не знают, как оно действует. Спок говорит, что он не понимает даже само уравнение. Ты пойдешь на инструктаж?

– Да, сэр, – ответил Харб. Они стояли вдвоем, в полной тишине, в ярком свете звезд.

– Классная работа, Танзер.

– Спасибо, сэр, – сказал Харб капитану, но тот был уже возле лифта.

Когда двери закрылись, Танзер облегченно вздохнул.

– Мойра, – позвал он вслух.

– Что случилось? – спросил компьютер.

– У нас сейчас инструктаж, участие обязательно. Подготовь зал.

– Ты хорошо записал лес? – спросил компьютер спокойным женским голосом.

– Очень хорошо. Я говорю тебе об этом уже третий раз.

– Мне просто не хотелось повторять те съемки, которые я тогда делала.

– Ты делала? А кто, в таком случае, носился с камерой по всей планете?

– А кто тебе говорил, где и что нужно снимать? – сладким голосом спросил компьютер.

Харб в очередной раз пожалел, что позволил этому парню из «Искусственного интеллекта» инсталлировать в свой компьютер программу «Учимся правильно спорить».

После щелчка, исчезло изображение деревьев и остались только листья, разбросанные по земле. Затем и земля выключилась, и стал виден темный ковер. Горизонт мигнул, так что осталось только прекрасное небо со звездами, светившими, словно драгоценные камни.

– Хватит на сегодня записей с Лоурен, – сказала Мойра. Ее голос прозвучал несколько печально.

– Мы еще посмотрим эти съемки, когда отправимся в полет. А пока разбуди этих трутней и пришли ко мне.

Харб направился к нише, в которой хранились пленки и игры.

– Мне нужно несколько помощников из звездного корпуса, чтобы принести еще пару стульев.

Глава 3

Реальная посещаемость оказалась больше запланированной. Многие люди, находящиеся на дежурстве, постарались получить увольнения, чтобы посмотреть на гамалкийку, участвовавшую в презентации. Таким образом, брифинг проводился в переполненном зале. Аудитория сидела, стояла, сворачивалась в клубки, висела под потолком.

Лейтенант Танзер выкопал где-то трибуну для Кет'лк, чтобы она могла видеть весь зал. В приглушенном свете экрана Кет'лк сверкнула как бриллиант, а когда начинала жестикулировать, переливалась так, что ослепляла всех вокруг.

– Суть проблемы, – начала Кет'лк, – в том, что все человеческие виды со дня их появления привязаны к нашей Галактике, ограниченной Млечным Путем. Даже открытия подпространства оказалось недостаточно, чтобы высвободить нас. Подпространство удобно для перевозки грузов на дальние расстояния, более нескольких тысяч световых лет, поскольку протяженность перелета в подпространстве гораздо короче обычного межгалактического перелета. Но до сих пор ни одна из модификаций подпространства не давала возможности производить длительные полеты. Даже на более низких скоростях мы сталкивались с такими проблемами, как разрушение плазмосодержащих сосудов и некоторыми другими.

– Кроме того, существует еще и так называемая проблема энергетического барьера вокруг галактики, – добавила Кет'лк, указывая парой сверкающих ног на экран, на котором появилось изображение пространства, где в предыдущий раз «Энтерпрайз» пытался выйти за пределы Млечного Пути с довольно плачевными результатами. – Сейчас наши астрономы и астрофизики буквально чуть не сошли с ума, обнаружив его, поскольку, исходя из всех ныне известных законов физики, такого быть не может. И то, с чем столкнулся «Энтерпрайз» во время последнего пробного полета, оказалось не чем иным, как эффектом кратковременного столкновения с передним фронтом галактической оболочки.

К изображению на экране добавилась огромная изогнутая линия, разделявшая пространство на две части.

– Эта оболочка представляет собой высокорадиоактивное пространство, состоящее из гамма-и дельта-излучения, а также некоторых других не менее редких радиоактивных частиц, – экран озарился вспышками разрядов. – Она все время расширяется, но нам не следует беспокоиться о том, что это может воздействовать на расположенные вблизи нее населенные миры. По крайней мере, в ближайшие девять тысяч лет. Гораздо важнее то, что мы знаем о ней теперь, – мы можем выйти за пределы нашей Галактики без каких-либо последствий для экипажа. И вся Федерация будет следить за нашими успехами.

Кет'лк снова указала несколькими задними ногами на экран, который показывал гладкую поверхность, покрытую какими-то структурами, похожими на ограненные бриллианты.

– Целью исследования, которое проводила я вместе с ТПаском и Силвеком в Вулканской Академии Наук, – сказала она, – было установить возможные пути и средства выхода за пределы нашей Галактики в соседнюю. Она называется Галактика де Ситтера, в честь одного из земных математиков, который первым обнаружил ее существование несколько веков назад. Хотя назвать ее галактикой довольно сложно, поскольку она гораздо больше, чем обычная. Это бесконечное космическое пространство с огромным количеством измерений. Как много в нем измерений, мы не знаем. Единственное, в чем мы уверены, – то, что их не меньше восьми. Внутри этого пространства могут образовываться новые галактики, причем наши исследования показывают, что, возможно, и наша Галактика была образована подобным образом.

Изображение на экране вновь сменилось, демонстрируя одну из таких галактик. Его сопровождала таблица данных о космическом пространстве, окружающем ее.

– Сама галактика интересует нас гораздо меньше, чем космос, в котором она появилась, – сообщила Кет'лк. – Пространство де Ситтера очень горячее и обладает бесконечной массой. И имеет бесконечные перспективы для развития. Общая структура этого пространства такова, как будто оно все состоит из черных дыр. Так или иначе, но плотность и температура в нем в миллионы раз выше, чем мы можем себе представить, и так далее в том же духе, – Кет'лк остановилась, давая возможность слушателям осознать все, что она сказала. Люди сидели притихшие, задумчивые и в то же время восхищенные.

– Ничто не может существовать в таких условиях, практически ничто. Даже такая мельчайшая частица, как нейтрон, будет уничтожена, как только попадет в это пространство. В этом полностью занятом мире практически ничто не может существовать. Ничто. Это бесконечное безжизненное пространство. Все законы космоса, времени, других измерений там недействительны. Они также не могут там существовать.

На палубе стояла полнейшая тишина, когда Кет'лк взглянула на экран, где в очередной раз сменилось изображение. Теперь он показывал каменистую планету, кружащую вокруг усталого красного солнца.

– Это место посадки нашего первого пробного катера, – продолжала доклад Кет'лк с заметной гордостью. – Основан он на уравнении, разработанном нами совместно с вулканцами. Полезной оказалась гамалкийская математико-философская технология, которую некоторые называют «созидательной физикой». Мы построили аппарат, который проник в пространство де Ситтера в кратчайший отрезок времени и материализовал его небольшую часть в нашу Галактику, И вот результаты.

Экран ожил, цифры на нем шли по убывающей, и когда появился ноль, что-то произошло. Что именно, сказать было невозможно, но в какую-то долю секунды зрителей пронзила дрожь. Это была та дрожь, которая появляется из ниоткуда. Затем многие приглушенно вскрикнули, поскольку на планете, появившейся на экране, не было ничего. Ни осколка, ни обломка, только уставшая красная звезда.

– То, что вы увидели, произвело сильное впечатление на вас, – продолжала Кет'лк. – Аппарат, который передал все это, а также планета, с которой велась передача, были сильно сжаты до мельчайших единиц пространства де Ситтера и находились в нулевом времени. То есть фактически не существовали физически.

По комнате прошел легкий шепот, поскольку люди обдумывали перспективу оказаться на корабле с подобным аппаратом.

– Приспособление, которое мы установили на борту «Энтерпрайза», – сказала Кет'лк, – работает по такому же принципу. Или почти по такому, но результат один и тот же. Любой объект, содержащий хотя бы частицу бесконечной массы, будет мгновенно уничтожен еще более огромной массой «поверхности» пространства. Даже быстрее, чем мгновенно, в нулевое время. Поскольку там, где существует бесконечная масса, нарушаются все привычные нам законы космоса, в нулевое время бесконечная масса, образовавшаяся внутри «Энтерпрайза» вывернет корабль наизнанку, разрушив его до отрицательных частиц.

Некоторых из вас может обеспокоить все вышесказанное. Попробую объяснить вам на более доступном примере. Представьте, что вы надули пузырь, а затем выкачали из него воздух до тех пор, пока он не исчез и не начал наполняться воздухом снова, но уже в другом месте, – Кет'лк издала смешок, больше похожий на кашель. – Извините, если сравнение неудачное. Так или иначе, пространство на другом конце кривой нулевого времени выворачивается, и на его месте оказывается корабль, и наоборот. И независимо от того, в какое время корабль был послан, он вынырнет где-то еще в изначальном времени. Причем это «где-то еще» допустимо где угодно. Мы можем отослать вас на один световой год вперед, или пятьдесят, или пятьдесят тысяч и даже за пределы Галактики. Прямо в соседнюю.

Люди в комнате притихли. Многие дрожали, у многих сверкали глаза, конечно, у кого они были. И тут из дальнего конца зала послышался тягучий голос, который четко произнес:

– Мне все это не нравится!

Спок, стоявший с другой стороны подиума и ожидавший своей очереди выступить, посмотрел в сторону говорившего, но ничего не сказал.

Кет'лк улыбнулась:

– Похоже, это доктор Маккой, – констатировала она, – которому не нравится, что атомы его тела пройдут через подобное.

– Во всем этом есть что-то непристойное, – раздался голос Маккоя. – И я уже серьезно подумываю над тем, чтобы поискать другой, более надежный корабль. Ну, например, ромуланский или, скажем, новый патрульный.

– «Непристойное», пожалуй, самое правильное слово, характеризующее происходящее, доктор, – весело сказала Кет'лк. – Впрочем, как и «противозаконное». Уравнение, с помощью которого мы получили доступ в Галактику де Ситтера, нарушает немало известных нам законов физики. О существовании некоторых из них мы даже и не подозревали, пока не нарушили их. Мы имеем дело с пространством, которое выше естественных законов. Один из них вас может быть сжат до такой малой величины, что его невозможно будет увидеть в самый мощный микроскоп, и в нулевое время восстановлен в целости и невредимости без каких-либо последствий для вашего организма. Ничего не может с вами произойти, потому что ничего вообще не может произойти. Там нет понятия времени.

– Вероятно, и так, – сказал Маккой, неестественно смеясь. – Но ведь мои атомы разлетятся, и на какие-то доли секунды я перестану существовать.

– Ты не будешь существовать в течение всего пребывания в нулевом времени, – объяснила Кет'лк. – Так же, как не будет существовать ваш корабль, а для вас перестанет существовать наша Галактика. Вам не с чем будет сравнить то, что произойдет с вами. Этика и философия – хорошие вещи, но мне хотелось поговорить о них несколько позже, после вашего возвращения.

Маккой пробурчал что-то неразборчивое.

– Кстати, – продолжала Кет'лк. – Земляне или выходцы с других планет получат награду, которая была учреждена очень давно и названа в честь какого-то Ллойда Лондона. Премия будет вручена тем, кто первым пройдет через так называемые «черные дыры» и вернется, чтобы доложить о результатах.

Насколько я поняла, правительство Земли приравняло Галактику де Ситтера к «черной дыре». Говорят, премиальные деньги накапливались веками. И, насколько я знаю, на эту сумму вы сможете купить весь Звездный Флот, если немного пообтреплетесь в дороге.

В аудитории раздался довольный смешок. Молодая землянка с длинными темными вьющимися волосами подняла руку и встала.

– Пожалуйста, исправьте меня, если я не права, мадам, – сказала она сладким голосом с оксенианским акцентом. – Я поняла так, что этот аппарат может использоваться как оружие.

– Да, конечно, вы правы, – сухо ответила Кет'лк. – Придержите аппарат в нулевом времени и при необходимости выпустите его по объекту в нашей Галактике. Вы можете представить последствия этого… Лучше не представлять. Мы стараемся держать наш проект в секрете от клингонов и ромуланцев. Капитан Кирк расскажет об этом чуть позже.

Зал загудел. Высокая альтазианка задала вопрос типичным для представителей этой планеты басом:

– В описании допущены парадоксальные противоречия. Насколько точно установлена реальность перемещения во времени?

– В нашем уравнении немало парадоксов, – сказала Кет'лк весело и беззаботно. – Большинство постулатов уравнения я вывела сама и тщательно их проверила. А вулканцы, работавшие вместе со мной, считают, что точно мы все равно ничего не знаем. Все, что я могу сказать наверняка, так это то, что они работали. Вполне возможно, что появятся иные перспективы использования этого аппарата. Наверное, и перемещение во времени. Но я думаю, что для начала неплохо было бы освоить обычные космические перелеты, прежде чем мы по уши завязнем в темпоральной спирали.

– Мерзость, – недовольно пробормотал Спок.

– Спасибо. Вопросы еще есть? В таком случае, я думаю, мы перейдем к докладу господина Спока.

Кет'лк осталась на подиуме, а Спок подошел к экрану.

– Тот факт, что теперь мы свободны от своей Галактики, – начал он, – создает впечатление, что миссия Звездного Флота – не более, чем недолгая прогулка за ее пределы. Поскольку одна из ближайших к нам галактик – Малое Магелланово Облако…

Изображение на экране поменялось, и на нем появилась группа галактик, в которой Млечный Путь и Андромеда были наиболее крупными. К огромной спирали Млечного Пути примыкала небольшая спираль Малого Магелланова Облака – небольшое продолговатое облачко звезд, один конец которого был несколько толще, чем другой.

– Это не облако, конечно, просто нестандартная галактика класса И0, вместе со своим собратом Большим Магеллановым Облаком – спутником нашей Галактики. Большое Облако несколько ближе, тысяч на десять световых лет. Но Малое Облако лучше изучено, – изображение на экране увеличилось и стали видны яркие пульсирующие звезды. – Эти звезды всегда служили для определения космических расстояний. Сейчас мы будем использовать их как навигационные станции. Вот одна из них, – экран увеличил бело-голубую звезду, которая то разгоралась, то гасла. – Д Дж, малая звезда Магеллана в скоплении НДД 121. Она будет нашим отправным пунктом. Оттуда мы перейдем в подпространство и, используя нулевое время, перенесемся на двести восемьдесят три световых года в девятом измерении.

Спок подождал, пока стих гул в зале, и продолжил:

– Затем мы сделаем еще десять небольших перелетов в Малом Облаке, используя сенсоры дальнего действия для того, чтобы составить карты звезд и планетарных систем. После завершения мы перенесемся обратно в нашу Галактику, сделав серию из тридцати шести перелетов. Во время этих прыжков мы отметим некоторые планеты для дальнейших миссий, – Спок отошел от экрана. – Капитан?

Кирк вышел вперед:

– Звездный Флот не давал никаких других указаний, – сказал он. – Мы должны исследовать все, что увидим или почувствуем. Но вам следует знать, что совсем недавно клингоны патрулировали в этом районе. Они знают, что мы проводили здесь испытания полетов в подпространстве. И я уверен, что как только мы отправимся в полет, они явятся сюда. Я обещаю, что мы сделаем все возможное, чтобы предотвратить это. Но у меня также есть обязательство перед Флотом – не позволить клингонам заполучить аппарат, – он на мгновение остановился, чтобы увидеть реакцию слушателей, и по затишью в зале понял, что все осознали важность задачи и последствия того, что может случиться – все, кто хочет отказаться от участия в миссии, могут это сделать прямо сейчас, не опасаясь последствий. Итак?

Среди общего шума послышался голос, судя по акценту, мизарта:

– Мы уважаем вас, капитан, и предлагаем закончить весь этот треп и начать действовать.

Аудитория буквально взорвалась смехом, визгом и бурными аплодисментами. Кирк сошел с подиума, покинул зал и отправился в свою каюту, чтобы разыграть там партию в карты. Единственное, чего ему в тот момент хотелось, так это, чтобы двери лифта закрылись как можно скорее.

Глава 4

За три часа до отправления «Энтерпрайз» выглядел снаружи как обычно: он висел в самом центре световой паутины, сверкая как начищенное серебро, и казался абсолютно безжизненным. Но внутри него все кипело: внутренний коммутатор трещал от разговоров, таких же обрывочных, как мысли.

– Слушай! Мне плевать, что ты сделал с модулятором. Я прошу тебя просто поднять его! Если только Махази узнает, что ты с ним…

– Нервничаю? Я? Не будь болваном!

– Мы в безопасности.

– Кошмар! Спешка! Кто-то на тебя все время давит. Все такие перевозбужденные!

– Что ты имеешь в виду? Что мне придется просмотреть все это перед отбытием? Я врач, черт побери, а не бюрократ! Где медсестра? Вы обещали мне медсестру! И что я, по-твоему, должен делать с Чэпел, Джим? Она же отказывается выздоравливать! Тоже мне диагност!

– Ты всегда делал слишком маленькие ставки. Ставлю десять кредиток, что мы уничтожим минимум три корабля клингонов и сделаем это меньше, чем за четыре минуты.

– Я знаю только, что капитан идет сюда взглянуть на то, что у нас получилось.

– Ексек хочет знать, когда ты собираешься подать документы по ревизии этой программы… – Ухура, – устало вздыхая, сказал шеф отдела астрокартографии. – Передайте Споку, что нам придется переписать программу практически с десятой строки для того, чтобы ввести новые координаты. Вы знаете, что это означает. Изменение приема и отправки сигналов, а также их силы и прочего.

Послышался усталый смешок:

– Это не проблема, Майра.

– Знаю, – лейтенант Майра Сагади оглянулась через плечо. – Д'Хенниш, как насчет этого?

– Если хотите, мы можем охватить даже больший район, – последовал ответ. – Но следует учесть, что в этом случае программирование займет чуть больше времени.

– Хорошо, – ответила Майра. – Двадцать минут, – передала она Ухуре.

– Что?

– Спокойно, Д'Хенниш. Работай.

– Двадцать минут, м-да, – ответила Ухура. – Отключаю мостик.

– Иногда мне хочется убить нашу начальницу, – сказала Ухура. – Но что толку? Я заняла бы ее пост, но работу так или иначе пришлось бы заканчивать мне.

– Я все слышала и взяла себе на заметку, – вздохнув, сказала Майра и потянулась.

Майре Сагади было около двадцати пяти. У нее были огненно-рыжие волосы, добродушное, открытое лицо с голубыми глазами, которые казались сонными, но никогда ничего не упускали. Она потянулась еще раз и стала наблюдать из-за плеча младшего офицера за его работой.

Мичман Ниуа Ават-ман ри Д'Хенниш эну-ма'К-ве что-то раздраженно пробурчал, напомнив Майре кота, который предупреждает соперника о том, что это его территория. Д'Хенниш был с Садра. Он казался слишком жилистым и худощавым для своего двухметрового роста Его шелковистая пепельно-серая грива плавно переходила в более короткий, бархатистый платиновый мех, покрывавший остальную часть тела. Всю, кроме подушечек на пальцах рук и ног.

Сейчас его длинные пальцы стучали по клавиатуре компьютера. На экране перед ним предстало схематичное изображение их Галактики и галактики Малого Магелланова Облака, а в них небольшие огоньки, обозначающие места прибытия, периодически меняли свое местоположение.

– Двадцать минут, – ворчал Д'Хенниш. – Двадцать минут. Вы, люди, с вашими минутами и часами. Работу следует делать, пока ее не сделаешь.

Он на мгновение прервался и посмотрел на Майру. Это был, можно сказать, просто неприятный взгляд. Янтарные глаза светились на похожем на собачью морду лице, верхняя губа была приподнята, а из под нее виднелось несколько клыков.

– Вы уверены, что это наиболее оптимальные точки для промежуточных станций? – спросила Майра.

– Конечно, – ответил Д'Хенниш, возвращаясь к своей работе. – Так, матричная основа готова. Теперь построим голограмму.

Он продолжал стучать по клавиатуре.

– Двадцать минут!

Майра улыбнулась – опять начинается старый спор:

– Если бы ты сел за работу еще ночью вместо того, чтобы дожидаться утра…

– Я начал, когда начал, – буркнул Д'Хенниш, не поднимая головы и не отрываясь от работы. – Я всегда начинаю вовремя.

Майра покачала головой. Иногда его речь становилась совершенно непонятной, но для общения ему вполне хватало тех знаний, которые у него были. Она как-то пыталась выучить садранский, но ничего, кроме изнурительной головной боли, не добилась. Более того, из-за специфичности произнесения гласных у нее сильно разболелось горло.

– Я знаю, – сказала она. – Но иногда твое «вовремя» бывает гораздо позже, чем ему бы следовало быть.

– Что?

– Ничего. Замяли. Работай.

В течение следующих десяти минут она тихо наблюдала за тем, как он работает. Его хвост постукивал по стулу, выдавая раздражение. На экране появилась надпись «Голограмма полностью завершена», и буквально через секунду после этого раздался звонок.

– Передавай, – сказала Майра, и Д'Хенниш снова принялся стучать по клавиатуре.

– Экран включился, – отметила она, поворачиваясь в сторону монитора. – Слушаю, мистер Спок.

Не прошло и секунды, как Спок уже глядел на экран другого монитора, изучая информацию с привычным для него спокойствием.

– Пришлите мне дополнительные сведения по программным данным планетарных станций, – сказал он. – Конец связи.

Экран погас. Майра присела рядом Д'Хеннишем.

– Мы только что избежали выговора, – сказала она, поглядывая на него. Глаза Д'Хенниша начали приобретать нормальный размер.

– Хоть выговор нам и не вынесли, – сказал он, вздохнув пару раз, – Майра, поверь мне, я не разочарую ни капитана, ни команду. Я поклялся себе в этом. Но только… – он пожал плечами. – Космос я могу видеть, но только вот что в нем? Глупость какая-то. Я не могу воспринимать это серьезно.

– Я знаю, – ответила Майра, похлопывая мичмана по плечу, – Но ты не сможешь ничего узнать, пока не попадешь хотя бы в первую точку.

Д'Хенниш сморщил нос:

– Мог бы, между прочим, хотя бы похвалить за проделанную работу, – проворчал он.

– Он сказал, что ты плохо работаешь? Если нет, то считай, что тебе только что сделали комплимент.

– Да, я понимаю, – сказал он. – Мы все сделали?

– Для этого прыжка все.

– В таком случае я пойду перекушу.

– И я, – Майра поднялась вслед за ним. – Я сейчас слона съем, – О, Майра! А как же твоя диета?

– И это все? – разочарованно протянул он. Кет'лк весело улыбнулась:

– Это вообще все, что есть, – сказала она шутливо и, посерьезнев, добавила, – Нам следует сделать ее побольше.

– Боюсь, это не поможет, – включился Скотти. – Я все равно ничего не пойму.

Все трое находились на самом нижнем уровне, в сердце инженерного отсека, через который насквозь проходил аннигилятор, в котором смешивались материя и антиматерия. В нескольких метрах от аннигилятора стоял металлический ящик размером два на два метра, присоединенный к нему кабелем. Джим наклонился, чтобы рассмотреть ящик поближе, но не заметил ничего такого, чего не было видно на расстоянии. Те же детали, сделанные из материала, похожего на стекло, какие-то кристаллы и мизэлектронные реле.

– Я думал, это будет что-то типа ракетоносителя, – сказал капитан. – Нечто, что понесет корабль на себе.

– В этом нет необходимости. Аппарат нужно защищать от влияния нулевого времени, а все остальное не сможет его повредить. Для вас это очень важно, поскольку без него вы не сможете вернуться домой.

Скотти покачал головой:

– Господи, ведь я же обещал себе, что в моем отсеке никогда не будет ничего, в чем я не разбираюсь. Этот аппарат – исключение, и это сводит меня с ума.

– Если хочешь, я попробую обучить тебя физике во время полета, – в ее голосе явственно слышалось понимание того, насколько это будет мучительно. – Может, тогда ты успокоишься.

– Может быть. Но я не смогу успокоиться, по крайней мере, до тех пор, пока не пойму хотя бы уравнение, – Скотт еще раз покачал головой. – Я не знаю, как вы его получили или что для этого сделали. Непохоже, что они вообще могут что-то сделать.

– А они, в общем-то, ничего и не делали, – сказала Кет'лк, испытывая нежные чувства к своему детищу. – Они просто дали название тому, что должно было произойти, и это произошло. Вот в этом и заключается «созидательная физика».

– Магия – вот как это называется, – сказал Скотт, вконец обескураженный.

– Ну а если и так, то чему ты удивляешься? Каждый новый шаг науки поначалу считают колдовством.

– Кет'лк, прошу тебя, оставь это все на потом, – сказал Джим как можно мягче, хотя давалось ему это с трудом. – Мы готовы к отбытию?

– Да, сэр. Все, что вам осталось сделать – это умчать нас за сто световых лет отсюда и не сбиваться с курса во время перелета.

– Сделаем, – ответил Кирк, поворачиваясь к пульту управления, затем остановился и оглянулся назад, на невинно стоящий на полу ящик. Его не оставляло воспоминание о неясном видении во время инструктажа.

– Есть шанс, что мы увидим что-нибудь подобное во время полетов в подпространстве?

– Почему нет? – спросил Скотт. – Я готов к этому.

– Хотел бы ты увидеть все это прямо сейчас? – поинтересовалась Кет'лк.

Джим удивленно спросил:

– Разве для этого не нужно уходить в подпространство?

Кет'лк улыбнулась:

– Нет. Мы вполне можем обойтись и без этого.

Она обошла ящик, дотронулась до клавиш на пульте управления и заговорила быстрым повелительным тоном.

И в ящике что-то произошло…

Он ощутил, как дрожь пробежала по его телу. Он стоял замороженный в самом сердце корабля. Но в то же время был частью корабля. Все исходило из стального сердечника. Его вены бежали вместе с электронами и искусственной гравитацией; яркие переборки и бледный дождь радиации, идущий из глубокого космоса, обжигали его глаза. Невидимый, но ощутимый звездный свет сжигал кожу…

– Это все здесь, – сказала Кет'лк.

Джим вздрогнул, почувствовав, что освобождается от каких-то пут, хотя ничто его не держало.

– Мне кажется, я чувствовал что-то странное, – протянул он, но слова прозвучали как-то неуверенно. Он видел что-то, но не мог вспомнить, что. По крайней мере, он думал, что что-то видел.

– Вы ведь брали гуманоидов в испытательные полеты? – медленно спросил Джим.

– Конечно. И они тоже всегда что-то чувствовали, капитан.

Кирк кивнул:

– Ну, Скотти, вглядись как следует в эти дыры. Мы скоро стартуем.

– Есть, сэр.

Джим поспешил к дверям с таким чувством, как будто с ним произошло что-то неладное. Он потрогал рукой лоб, но не ощутил жара.

«Прекрати панику, – приказал он самому себе, – Поднимись на мостик, где тебе надлежит быть, и начни шоу! Вся Галактика смотрит на тебя!»

Мысль о том, что на него смотрят, никогда раньше так сильно не выбивала его из колеи.

– Мммвх сс'хв рхаиуериреи нн'ммхиефыот, – пробормотала Ухура, нарушив царившее на мостике томительное ожидание – Капитан? Корабль докладывает о готовности. Командующий Ката'сат просил пожелать вам всех и всяческих благ.

– Спасибо. Скажите ему, что я надеюсь убедиться в их наличии, когда вернусь. Не раньше.

Ухура с улыбкой кивнула и добавила еще несколько фраз на хетском, прежде чем отключиться.

– База передает, что они готовы к нашему отбытию, – доложил Зулу.

– Передайте, чтобы они поторопились, Зулу.

Вокруг «Энтерпрайза» сверкали полоски света. Все они соединяли корабль с гамалкийским доком. На этот раз корабль вела не Кет'лк. Она стояла, переливаясь, возле пульта управления и потирала передние ноги, на которых теперь сверкали яркие нашивки из эмали и металла – погоны командира.

– Это Йе'ткт, капитан, – сказала она. – Она управляет великолепно, как мне кажется. Так что мне здесь больше делать нечего. С вашего разрешения, я спущусь вниз и еще раз вместе с Мнт'гмри проверю инверсионный аппарат.

«Уже по именам? – обрадованно подумал Кирк. – Может, это и неплохо, что она не гуманоид. Мне не хотелось бы лишиться Скотти…

– Вперед, капитан! – добавила она, закрывая переборку лифта.

Кирк спокойно наблюдал, как его корабль выводили из дока и буксировали к главным воротам. Ворота раскрылись, и взору капитана предстало космическое пространство, такое манящее и в то же время холодное и чужое.

Буксир тянул корабль за собой со скоростью не больше нескольких десятков километров в час, а База в это время кувыркалась совсем в другую сторону.

– Последнее сообщение с Базы, – улыбаясь, сказал Зулу. – С буксира нам желают хорошей скорости.

– Ухура, поблагодарите их. Чехов?

– Мы на курсе, капитан. Сто тридцать семь световых лет до Акмара.

– Очень хорошо. Уходим в подпространство. Подать энергию.

– Есть, капитан.

– Сканер.

Зачем он, не нужно было объяснять.

– Ничего необычного, только наши.

– Хорошо, но будьте начеку. Управление вооружением?

– Фазеры подготовлены. Торпеды заряжены.

Кирк пробежал пальцами по клавиатуре на подлокотнике кресла.

– Инженерный…

– Инженерный на связи, – послышался голос Скотти.

Джим улыбнулся. Не один он был под впечатлением увиденного.

– Все готово.

– Хорошо. Отключаюсь. Спок?

– Все системы уже запрограммированы на прыжок.

Вдруг детекторы запищали, а компьютер принялся подавать сигналы без каких-либо команд.

– ВТОРЖЕНИЕ ИЗ ПОДПРОСТРАНСТВА! ВТОРЖЕНИЕ ИЗ ПОДПРОСТРАНСТВА!

Вся команда рванулась с мостика к пульту ведения боя. Кирк только собрался прокричать: «Доложить обстановку!» – но его перебили.

– Корабль на автопилоте! Впереди пять клингонов, нет, их уже шесть… семь…

На мониторе появлялись все новые и новые корабли, выныривающие из подпространства: «Кл 8 Каза», «Кл 96 Менекку», «Кл 14 Ке'Кхрри», «Кл 55 Китин», «Кл 66 Энекти», «Кл 02 Амак», «Кл 782 Окув», «Кл 94 Тукаб»…

– Огонь не открывают, капитан.

– Командир «Казы» на связи. Он призывает нас сдаться.

– Уходим в прыжок, Зулу. Пространство номер три.

– Есть, – ответил тот и включил поле. Когда они уходили в подпространство, оставляя клингонов позади, звезды показались капитану какими-то странными, но затем все стало на свои места.

– Переходи в шестое измерение, – бросил Кирк. – Двигайся согласно намеченному курсу.

«Ситуация серьезная, База не сможет прийти к нам на помощь, у них самих едва хватит сил, чтобы защититься. Проклятые ублюдки не будут стрелять. Наши жизни им не нужны, им нужен аппарат! Но если попытаться бежать, они нас уничтожат… знают ведь, что Федерация строит где-то еще одну установку! Нам не устоять против их гиперфазеров!» – Кирк попытался отбросить мрачные мысли.

Мостик встревоженно гудел.

– Они продолжают преследовать нас, – сказал Чехов. – Переходим во второе измерение.

Погоня следовала за ними как привязанная – в четвертое, из четвертого… «Нам нужна большая огневая мощь. Как бы выиграть побольше времени?»

– Чехов! Готовьте фотонные торпеды.

– Есть, сэр! – ответил тот, и застучал по клавиатуре, хоть и не видел особой мудрости в том, чтобы выпустить сразу весь запас торпед.

Клингоны открыли огонь.

– Тяжеловато нам придется, – сказал Кирк, сжимая подлокотник командирского кресла. – Вы ведь проигрывали подобную ситуацию на компьютере, Зулу?

Тот повернулся и взглянул на капитана:

– Сэр?! Да, сэр!

– Так повторите сейчас все то, что вы сделали тогда, – сказал Джим.

Он заметил, как лоб рулевого прорезали морщинки. Пилот прекрасно понимал весь ужас сложившейся ситуации, и все же ему очень хотелось воспользоваться представившимся случаем. Спок склонился над пультом и приступил к работе.

Звезды снова замигали, завертелись, но затем, когда «Энтерпрайз» вынырнул в открытый космос, успокоились. Корабль резко снизил скорость. Кирк заметил, что буквально за секунду до выхода из подпространства Зулу включил защитный экран на полную мощность. Клингоны вынырнули вслед за ними, продолжая вести огонь. Кирк снова подсел к коммуникатору:

– Инженерный отсек!

– Скотт на связи. Что, черт побери, у вас там происходит?

– Небольшое приключение. Ты можешь переправить всю энергию инверсионного аппарата в наше защитное поле? Естественно, в те моменты, когда мы не в подпространстве.

– Всю энергию? – голос Скотта перешел на писк.

Спок со своего места взглянул на Кирка, На его лице отразилось изумление, что абсолютно несвойственно вулканцам, но он ничего не сказал и повернулся к своему монитору.

– Есть, – ответил Скотт. – Но что вы собираетесь с ней делать?

– Играть в «кошки-мышки», – объяснил Кирк.

– Вам, Зулу, предоставляется полная свобода действий.

– Спасибо, сэр.

На экране было видно, как противник открыл шквальный, но беспорядочный огонь, что вполне типично для клингонов. Расстояние ослабляло силу фазеров, хотя они все равно смогли повредить защитное поле. Зулу не стал убегать. Он продолжал сбрасывать скорость, подпуская Клинтонов поближе. Постепенно защитное поле слабело, поскольку огонь становился все более и более прицельным.

– Можно уходить в подпространство, капитан, – доложил Зулу, – Мы нашли подходящую звезду типа Ф в двадцати световых годах отсюда.

Кровь застыла у Кирка в жилах, он выпрямился в кресле.

– Что ты задумал, Хикару?

– Искать прибежище на Бове, сэр.

– Зулу, – спросил Джим, – Это действительно необходимо?

Пилот ответил, не отрывая глаз от экрана:

– Капитан, мы не продержимся долго. У вас есть предложения получше?

Джим громко вдохнул, затем выдохнул и, сглотнув, ответил:

– Нет. Помогите ему, Чехов. Инженерный отсек?

– Здесь, капитан, – послышался голос Скотта. – Защита еще в порядке, но инверсионный аппарат немного разрядился, питая прыжки в подпространство. Мы не сможем пользоваться и тем, и другим одновременно.

– Верно, – подтвердила Кет'лк. – Если мы совершим прыжок, то можем вынырнуть где угодно.

– Только спокойно, – сказал Кирк. – И будьте готовы к переходу.

Корабль практически не двигался, а стая клингонов кружила совсем рядом.

– Зулу?

– В данный момент мы находимся в третьем измерении.

Переходя из одного измерения в другое, они оставались в нем не более, чем на несколько секунд – но все же сенсоры клингонов выслеживали их с завидной скоростью и постоянством. «Энтерпрайз» снова начал разгон. Преследователи шли по пятам.

– Для чего мы все это делаем, черт побери? – спросил Кирк, стараясь, чтобы его голос прозвучал уверенно.

– Чтобы разозлить их. Ничто не может так разозлить клингона, как подозрение, что он не понимает того, что собирается делать его противник. Они уже и так рассвирепели.

– Спасибо за разъяснение, – произнес Джим с мягкой иронией.

Не стоит отвлекать его, или давать понять, что капитан нервничает по поводу того, что происходит.

– Пятое измерение, – сообщил Зулу. – Шестое.

Двигатель заработал с привычным стоном, и надсадная дрожь побежала по всему кораблю.

– Девятое, – отсчитывал Зулу. – Павел, где моя звезда?

– Полагаю, ты ищешь звезду с ненаселенными планетами, – спокойно сказал Спок. – Сто девятый Пискум, с несколькими полосами в спектре, находится в секторе А3.

– Спасибо, Спок, – сказал Зулу и включил свой коммуникатор. – Всем приготовиться к прыжку из восьмого измерения и переходу к импульсным маневрам. Павел, создавайте перебрасывающую спираль до Пискума 109.

Чехов кивнул и принялся корректировать курс. Кирк с нескрываемым удовольствием заметил, что навигатору нравится это занятие. Курс, составленный Зулу, был не просто орбитой, а орбитой столкновения.

– Пять секунд до перемещения. Три. Одна.

Защитное поле отключилось. Сенсоры ослепли. Но Джим не беспокоился, его воображение четко рисовало ему, что они увидят, когда выйдут из подпространства: «Энтерпрайз» вынырнет из ниоткуда, сверкая ярче кометы, поскольку электроны защитного поля нагреются во время перемещения в подпространстве.

«Каждый, кто захочет направить на нас сенсоры, тут же лишится их, – подумал Джим с внутренним удовлетворением, но когда «Каза», «Китин», «Менекку» и их братья вынырнули прямо перед носом «Энтерпрайза», Кирк не на шутку встревожился. Он почти слышал, как оборудование, установленное на максимальную чувствительность, бешено взвыло и перегорело буквально за секунду.

– Сенсоры дальнего слежения вышли из строя, капитан, – невозмутимо сообщил Спок, – Индикаторы дают информацию, что Клинтоны тормозят и производят прицеливание. Два корабля исчезли. Похоже, «Амак» и «Энекти» собираются напасть на нас и подпространстве. Следует ли нам входить в него снова?

– Звучит довольно убедительно, – откликнулся Кирк, наблюдая за шестью клингонскими кораблями. – Зулу, делай, что собирался сделать.

И тот сделал, хотя шансы были невелики. Клингоны совершили маневр, чтобы не дать «Энтерпрайзу» возможности уйти. Но тот совершенно не оправдал их ожиданий. Почти все корабли в Галактике пользовались приемом ромулан, называемым «приемом прикрытия». Однако в последнее время тактика несколько изменилась. Все предпочитали уходить в подпространство и вести бои там, поскольку в этом случае прием не срабатывал. Или, наоборот, старались вытащить корабль противника из подпространства в обычный космос, где большим кораблям с их огромной массой очень трудно уйти от преследования, и огневая мощь становится решающей силой.

Но «Энтерпрайз» повел себя не по правилам. Он не стрелял, не пытался уйти в подпространство, давая возможность «Казе» и его сообщникам преследовать его. Вместо этого он маневрировал, совершая абсолютно непредсказуемые эволюции. Казалось, им управлял сумасшедший. Компьютеры клингонов не были запрограммированы на подобные ситуации. Сложность ведения боя с клингонами заключалась в том, что никто и никогда не мог подойти к ним достаточно близко, чтобы уничтожить защитное поле. Каждый, кто пытался это сделать, очень скоро пополнял собой список погибших.

Кирк сжал поручни кресла и помолился, чтобы Зулу действительно знал, что делает. На мониторе пилота появились цифры, показывающие уровень центробежных и центростремительных сил Они ничем не отличались от тех, что были во время игры. «Когда он взорвет корабль…» – подумал Кирк и вздрогнул.

Зулу едва ли нуждался в этих цифрах. Неожиданно изображение на экране сменилось бешеной пляской звезд, от которой Кирка замутило. Интерком зазвенел в самый разгар погони.

– Эй, вы, сумасшедшие, что вы творите с моим кораблем?! – прокричал Скотти.

– Пытаемся его спасти.

– Не думаю, что это смешно, кэп! Кроме того, мне очень интересно: мы что, уже не собираемся никуда лететь и оставляем соседнюю галактику в одиночестве?

Цифры на экране, казалось, подтверждали ход его мыслей. На нем появилась надпись: «НАРУШЕНО ДАВЛЕНИЕ В ПОРТОВОМ ОТСЕКЕ», – когда Зулу резко чередовал ускорение и торможение, оставляя корабли противника за собой. Те, только что висевшие у него на хвосте, вдруг оказывались друг перед другом и едва избегали столкновения. Они в спешке разлетались, несколько секунд приходили в себя и намечали план действий. Спок смотрел на яркие линии намеченного маршрута на одном из своих мониторов и затем повернулся к Кирку.

– Они изменили радиус виража. Похоже, перешли с автопилота на ручное управление, сообразив, что стандартные, запрограммированные действия неэффективны.

– Здорово, – сказал Кирк. Еще со времен обучения в Академии он помнил, что тот, кто ведет бой слишком азартно, рано или поздно вынужден будет отдышаться.

«Удивительно», – подумал он, глядя на Зулу. Тот сидел, склонившись над клавиатурой, и поглядывал на экран только для того, чтобы узнать величины центробежных и центростремительных сил.

Клингоны вновь устремились за «Энтерпрайзом», но теперь их полет уже не отличался той величественной симметричностью и точностью, как в то время, когда кораблем управлял компьютер.

Зулу позволил им собраться вместе и сесть «Энтепрайзу» на хвост, но лишь на мгновение, а затем, без предупреждения, резко развернулся, неожиданно изменив ситуацию, и бросился в самую гущу их построения.

Джим еще крепче сжал подлокотники, когда компьютер запищал, предупреждая: «Нарушено давление в портовом и звездном отсеках! Критическая ситуация! Прервите маневр!»

Совсем рядом промчался «Каза», подобный огромной угрюмой серой птице, поливая вокруг себя фазерным огнем.

«Они все с ума посходили! – думал Кирк. – Собираются нас таранить».

Он уже было собрался открыть рот и отдать приказ прекратить бой, когда эта птичка, разворачиваясь, показала «Энтерпрайзу» свое брюхо и понеслась прочь, кашляя абсолютно бесполезными фотонными торпедами, не способными преодолеть защитное поле.

– Приготовиться к входу в подпространство, – резко бросил Зулу, и Кирк сглотнул, чувствуя, чем это пахнет. – Этапы с третьего по пятый без прыжков. Чехов, готовы?

– Да.

– Инженерный отсек?

– Готов, – послышался голос Скотта, и по его тону можно было понять, что по окончании всей этой кутерьмы у него будет долгий разговор с первым пилотом.

– Пошлите данные о состоянии инверсионного аппарата в компьютер Чехова. Даю вам трехсекундный вектор. Вам этого хватит? – голос Зулу был ровным, хотя клингоны снова перестроились для очередной атаки.

– Двухсекундного будет достаточно.

– Запомните, сначала третий, – повторил он.

«Хорошо, – подумал Кирк, наблюдая за направлением и скоростью. – По крайней мере, не так медленно, как они ожидали, и не настолько быстро, чтобы их повреженное оборудование не успело нас засечь».

Один из клингонов нырнул вслед за ними – это был «Каза» и затем еще один – «Менекку», за ними появились «Амак» и «Энекти». Зулу, оскалившись как акула, бросил «Энтерпрайз» прямо на «Энекти» – самый большой корабль. Экран стал красным из-за фазерного огня, но тут «Энекти» изменил направление и заложил крутой вираж. Естественно, кому охота столкнуться со своим коллегой на полной скорости.

Но Зулу не собирался дать ему уйти. Он плотно висел у врага на хвосте. «Энекти» открыл торпедный и фазерный огонь и принялся резко маневрировать, стараясь уйти от погони. Но это не сработало. «Энтерпрайз» был уже в пяти тысячах километров от него, и не отставал. Наблюдая за ходом битвы, Кирк видел, что клингонские корабли ведут себя уже не так уверенно. Ведь они были созданы для мощного огня и высокой скорости, а не для высшего пилотажа. Их тактика основывалась на внезапном нападении, а не на длительном маневрировании. Положение «Энекти» становилось все хуже и хуже. Его пилот и в подметки не годился Зулу. Вдруг он резко бросился вниз, пытаясь выполнить полупетлю, но это не удалось ему – конструкция не выдержала, и монстр принялся разваливаться на куски, истекая остатками замерзающего в вакууме воздуха.

– Приготовьтесь к перемещению, – сказал Зулу. – Павел, передай информацию со своего компьютера в пульт управления. Я собираюсь сделать еще один или два прыжка, а затем вынырнуть в четырех световых секундах от этой звезды.

Бледный как смерть Чехов повернулся и, закрыв рот, начал программировать маршрут. Оставалось только надеяться, что клингоны будут преследовать «Энтерпрайз» невзирая на риск.

– Уходим.

Клингоны устремились вслед за ними, все больше набирая скорость.

– Послание от «Казы», – спокойно доложила Ухура. – Они советуют нам убить нашего пилота и пустить его тело дрейфовать в пространстве – как напоминание остальному Черному Флоту, с чем они могут столкнуться.

– Спасибо. Зулу, вам только что сделали комплимент.

– Спасибо, капитан. Второе пространство. Космос снова вздрогнул. Корабли клингонов подошли к «Энтерпрайзу» на расстояние огня и не преминули этим воспользоваться.

– Защитное поле на пределе, – сказал Спок таким ровным голосом, как будто сообщал о погоде.

– Понял. Как близко они подошли? – спросил Зулу.

– В пяти световых годах от нас и очень быстро приближаются.

– Ну что ж. Последний прыжок, Павел. Инженерный, будьте готовы по моему сигналу выйти из подпространства. Затем у вас будет только три секунды, чтобы включить инверсию.

– За три секунды? Есть, – ответил Скотт.

– Павел?

– Пискум 109 в зоне видимости.

Звезда на экране с каждой секундой становилась все больше и ярче.

– Шесть световых лет. Пять. Клингоны в двух месяцах, двенадцати часах, девятистах минутах, тридцати пяти секундах. До них сто пятьдесят тысяч километров. Сто тридцать. Сто пятнадцать. Защитное поле в критическом состоянии.

– Прыжок, – приказал Зулу.

Перед ними возникла огромная белая звезда. Позади них один за другим выныривали клингоны. Джим буквально услышал их крики ужаса, когда те поняли, какую с ними сыграли шутку. «Амак» и «Менекку» со скрипом пытались повернуть под каким-то совершенно сумасшедшим углом, даже не стараясь уйти в подпространство. Они знали, что переход в подкосмос на таком расстоянии от звезды грозит образованием сверхновой.

«Амак» повернул слишком резко и развалился.

«Китин» и «Ке'кхрри» отвернули более плавно, уводя корабль в обратном от звезды направлении на расстояние безопасного прыжка.

«Окув» так и не смог ни повернуть, ни остановиться и врезался в звезду. «Тукаб» последовал за ним.

Только «Каза» продолжал преследовать «Энтерпрайз», выстреливая по нему весь свой боезапас торпед и фазеров. Клингоны знали, что обречены, но сражались до последнего.

– Две секунды до прыжка, – крикнул Зулу. Через мгновение корабль ушел в девятое подпространство.

Когда звезда становится новой, в результате некоторых процессов скорость взрывной волны на какое-то время опережает скорость света и спокойно проходит в другие измерения. «Энтерпрайз» был в двух третях миллиона километров от Пискума 109, после того как на расстоянии пятисот километров он перешел в подпространство. Теперь он несся на пределе скорости. Его сканеры докладывали о дрожании космоса на границе вселенной, которую они только что покинули. Экипаж увидел, как звезда вспыхнула, и огненная волна покатилась за ними.

Третье пространство. Пятое. Огонь догонял их, чтобы уничтожить, как он уничтожил клингонов. Седьмое пространство.

– Еще три, – сказал Зулу, – Инверсионный аппарат запущен, – сообщил Скотт.

И вдруг все исчезло: новая звезда, реальное и искаженное пространство и даже сам «Энтерпрайз» – все перестало существовать.

Глава 5

Кромешная темнота. Никаких звуков, никаких ощущений. Тело его исчезло, только разум боролся в этой тьме. И хотя он ничего не слышал, он знал, что рядом кто-то кричал. Кошмарный, мучительный вопль, который, казалось, шел отовсюду. То, что сейчас существовало, не было Кирком. Он пытался дышать, но не мог – у него не было легких.

«Так вот, что такое смерть! Мы все умерли!»

Темнота не рассеялась, но что-то произошло, что-то, что он не сразу осознал – среди этого вечного мрака появились звезды. Неожиданно он обрел тело.

Корабль пронзал ночной мрак, чувствовалось малейшее давление на корпус. Очень скоро они совершат прыжок туда, где звездный свет гораздо сильнее, где пьянящие лучи заскользят по нему, освобождая от пут. Он достигнет скорости, которую никогда не смог бы достичь в том, спокойном мире. И тогда начнется настоящая жизнь. Времена покорных перелетов от одной планеты к другой были не чем иным, как ожиданием настоящих приключений. Великое наслаждение было в этом прорыве в иную реальность, купании в странном, непривычном звездном свете, в полете через огромные просторы, когда ощущаешь свою силу и мощь.

Но поскольку неразделенная радость – неполная, он подобрал себе компаньонов, для которых приключениями были времена его ожидания, а теперь они будут отдыхать во время его приключений. Они сделали ему немало комплиментов. Хотя этого и следовало ожидать – ведь он сам подбирал их с огромной тщательностью. Они также жаждали тьмы, как и он, хотя и на более низком уровне.

Но и это изменится со временем. В некоторых из них уже прорастали семена Великой Жажды. Простой любви к приключениям недостаточно для достижения его целей. Некоторые из них уже почти находятся в нужном ему состоянии. В частности, те, что сидят в самом его сердце и знают его лучше, чем все остальные и особенно их шеф, которого он уже давно постепенно готовил и направлял его развитие в нужное русло. И тот поддавался этому влиянию, к огромной радости корабля. Капитан уже почти осознает его «я», а значит, сможет узнать его в нелегком, тернистом пути его детей. Скоро он поймет его до конца. Он научит его всему. Он поднимет этого человека на свой уровень. А потом… Потом…

Потом Кирк обнаружил, что сидит в своем кресле и трясется с макушки до пят. Его люди ошалело оглядывались по сторонам и были похожи на только что ожившие статуи.

– Наше местоположение? – спросил Кирк, радуясь, что голос совершенно не изменился.

– Никаких повреждений, – ответил Спок, спокойный как всегда.

Джим повернулся к Ухуре:

– Жертвы?

– Никаких. Но экипаж выведен из равновесия. Несмотря на то, что они морально подготовились к инверсии, все же это было не так, как они ожидали.

– Я не могу их ни в чем винить, – сказал Джим. Он все еще не мог отделаться от ощущения, которое испытал, когда Кет'лк впервые показала ему последствия инверсионного перелета, с той лишь разницей, что сейчас он помнил кое-что из того, что случилось с ним.

– Передайте всем, что мы сделаем репортаж по радио, как только выясним точно, что произошло.

– А где мы находимся? – спросила Ухура, вглядываясь в экран.

– Зулу! Чехов! – сказал Кирк. – Я думал, что вы установили курс на систему Скалпториса, планету Йота. Я бывал там. Это совсем не то место.

Это действительно было абсолютно не то место. Йота – тихая прирученная планета класса М-2 с несколькими станциями на орбите. А та звезда, которая светилась на экране, – еще не освоена. Это был белый гигант, горевший так ярко, что даже на таком расстоянии компьютер не выдержал и убавил яркость на экране.

«Энтерпрайз» кружил по гиперболической орбите на расстоянии ста световых лет и изучал поверхность планеты.

– Неужели это действительно то, о чем я думаю? – спросил Джим.

– Такой звезды нет в нашей Федерации, – ответил Спок. – Наши датчики говорят, что мы находимся далеко от дома. Но в этом есть свои плюсы. Еще ни один из кораблей Федерации не был здесь. Я надеюсь, мы задержимся, чтобы взять образцы.

– Произведи прицеливание на нее, – сказал Джим Зулу. – Если она находится в пределах видимости Базы, то мы используем ее, чтобы определит наше местоположение.

– Есть, капитан.

Джим повернулся к Споку, но успел заметить, что Зулу поспорил с Чеховым, что сможет определить звезду, даже не глядя в каталог. Чехов проиграл.

– Спок, – сказал Кирк. – Судя по структуре этой планеты, она небезопасна.

– Это Зета 10 Скорпиона, капитан, – сказал Зулу и добавил, спокойно глядя на Чехова:

– Давай плати.

– Отдам во вторник.

– А что более всего примечательно, – сказал Спок, – так это то, что мы пролетели пять тысяч семьсот световых лет – почти двадцатую часть Галактики – в противоположную сторону той, куда мы собирались лететь, причем прямо через Федерацию и Империю Клингонов, и попали в неисследованную часть космоса. Это еще одна весомая причина остаться здесь ненадолго. У нас будет свободный доступ к Галактическому ядру, которое так и не смогли до сих пор толком рассмотреть из-за звездной пыли.

– Все это ведет еще к одному вопросу, – сказал Джим и стукнул по клавишам на пульте. – Инженерный отсек!

– Скотт на связи.

– Скотт, двигатель в порядке?

– Да, сэр. Двигатель работает, хотя одному богу известно, почему.

– С тобой все в порядке, Скотт?

– Да, хотя мозги скрипят, но, слава богу, работают нормально.

– Твои, может, и нормально, а вот у Кет'лк? Где она?

Послышалось щебетание:

– Здесь, капитан.

– Я думал, что мы направляемся на Йоту Скорпиона.

– Мы и направлялись, но взрыв и образование новой звезды изменили наш курс.

– Переход взрывной волны в межзвездную среду, – сказал Спок со своего места. – В нормальных условиях это невозможно. Тяжелый вакуум не пропустил бы ее. Хотя существует теория, что при взрыве новой звезды космос вокруг наполняется освобожденной атмосферой, которая может проникнуть даже в подпространство. Я подозреваю, что сейчас мы получили подтверждение этой теории.

– Удивительно. Новая звезда вытолкнула нас из пространства.

– Прямо в точку, – сказала Кет'лк. Ее голос звучал так, как будто она была виновата в том, что случилось.

– Скотт, а инверсионный двигатель в порядке?

– Компьютер, следящий за его исправностью, молчит. Но, капитан, я не знаю, какие параметры задал вам Звездный Флот. Можете мне дать немного времени, чтобы проверить наше детище. Я боюсь, что из-за всех этих прыжков, которые мы совершили около Пискума 109, он мог повредиться.

– Да, конечно. Я думаю, мы с этим справимся. Сколько времени тебе нужно?

– Дня достаточно.

«Хм, – думал Кирк, – я только приготовился к большому прыжку, а теперь все это!»

– Я не испытываю особого энтузиазма по поводу того, что судьба занесла нас в это место, пусть оно даже и представляет научный интерес.

– Не думаю, что судьба принимала такое уж активное участие в этом, капитан, – сказала Кет'лк.

– Согласен, – отозвался Спок. Он по-прежнему наблюдал за экраном. – Я изучил спектрограмму этой планеты и выяснил, что она совпадает со спектрограммой Пискума 109. В них много довольно интригующих совпадений. Я представлю их позже. Но я все-таки предполагаю, что мы изменили направление движения потому, что и в реальном космосе и в подпространстве оказались новые звезды, каждая из которых отослала энергию к подобной планете. И вот мы здесь.

– Что меня беспокоит, так это именно необычность происшедшего, – сказал Джим.

Он какое-то время с тревогой смотрел на Зету, – Но это не имеет значения. Мы останемся здесь ненадолго и изучим тебя. – Кет'лк, вы можете избежать дальнейших отклонений?

– Конечно, капитан. Требуется небольшая корректировка, такая же, как и в любом другом случае во время тестирования. Хотя в любом другом случае мы не сталкиваемся с такими проблемами, – ее голос снова стал радостным. – Я исправлю все дефекты.

Джим улыбнулся, но не сказал ничего.

– Прекрасно. Скотт, постарайся не тянуть с этим слишком долго. Если эта звезда решит выпустить пары, нам придется очень быстро отсюда сматываться. Кет'лк, сколько времени займет починка?

– Не больше, чем Мнт'гмри потребуется на осмотр аппарата. Часа три, я думаю.

Джим сел на свое место, сейчас ему не оставалось ничего другого, как сидеть, ждать и вспоминать, что он видел во время инверсионного полета. А это было куда хуже, чем просто сидеть. Ему нужен был кто-нибудь, с кем можно было поговорить.

– Зулу, – сказал он. – Направьте нас на орбиту этой штуки. И постарайтесь потреблять как можно меньше энергии. И не делайте ничего такого, что может пробудить планету. Спок, вы не собираетесь сейчас освободиться?

– У меня слишком много дел, – ответил тот. – Эта спектрограмма…

Джим видел, что Спок слишком заинтригован.

– Занимайся своей спектрограммой сколько нужно, но поглядывай за планетой. Я собираюсь пойти пообедать. Если освободишься, присоединяйся ко мне.

Кирк поднялся со своего командирского кресла, а Спок, раскланявшись, сел в него. Старая привычка – полутанец, полушутка. Джиму даже не нужно было оглядываться, чтобы понять, что Споку сейчас не до шуток. Его мысли были слишком далеко.

– Ухура, – позвал он, когда перед Кирком открылись двери лифта. – Будь паинькой, позвони в звездный отдел и скажи, чтобы занялись анализом данных, поступающих с моего компьютера, и заостри их внимание на соотношениях водородных линий. Узнай, работает ли сейчас Бенфорд…

Двери лифта закрылись.

– Шестая палуба, – сказал Джим, и какие-то ассоциации пронеслись в его голове. Он удивился. У него появились неясные предчувствия.

«Я же так ждал этого полета! Почему же я нервничаю?»

Джим обедал в комнате отдыха для офицеров, когда компьютер сообщил ему, что Спок покинул капитанский мостик и отправил лифт на шестую палубу. Он только доел бифштекс и перешел к салату, когда в комнату тихо вошел Спок.

– Можно к тебе присоединиться?

Джим приглашающе помахал вилкой, полной зелени. Спок сел и прикоснулся к сенсору на столе. Тут же перед ним появилось меню. Просмотрев его, он проговорил определенные комбинации букв и цифр. На транспортере появился еще один салат, приготовленный, судя по всему, из листьев латука и странных желтых предметов, которые были рассыпаны по ним. Джим с любопытством взглянул на это блюдо.

– Что-то вулканское?

Спок покачал головой:

– Завезено с Земли. Хантопиперикум флагрантум эллисон.

Джим отклонил все объяснения:

– О ботанике мы поговорим после. Ты, по-моему, немного заработался, Спок. Так что там неладно со спектрограммой?

– Кое-что, нарушающее наши физические законы, – ответил тот. – Это проще показать, чем объяснить.

Он сел за стол, который уже перестал притворяться, что он из красного сарголианского дерева и постепенно поменял цвет на черный.

– Банк научных данных, – попросил Спок и добавил целую серию цифр.

– Ваш допуск, – потребовал стол.

Спок положил руку на экран, Компьютер сверил ее и вывел на экран четыре спектрограммы, похожие на радугу.

– Самое интригующее, – сказал Спок, – то, что две новые звезды не могут взрываться одинаковым способом. Бывает, что все происходит похоже, как, например, вот здесь, – он указал на яркие спектрограммы, показывающие уровень выделения тепла и темные, показывающие степень его поглощения – Если одна звезда совпадает с другой в первом, то не совпадает во втором.

Спок показал еще один набор спектрограмм, в котором и светлые, и темные линии шли гораздо дальше и переходили в голубой.

– Но действительно новое событие будет соответствовать одной из этих двух наборов моделей. А теперь вот это, – сказал Спок, указывая на новый образец, появившийся в верхней части экрана. – Это каталог спектрограмм Пискума 109, один из нашей картотеки. Вот эту сделал наш компьютер, когда нацеливался на нее на расстоянии десяти световых лет. А эту он сделал как раз перед тем, как Зулу бросил корабль в подпространство, практически в ее корону. Его бы следовало похвалить за предусмотрительность, которую он продемонстрировал, подумав о том, чтобы компьютер сделал это, несмотря на то, что был очень занят.

Спок отставил салат в сторону, чтобы он не мешал появлению следующего набора спектрограмм, который высветился позади первого.

– А вот эти сделаны здесь, на Зете 10. Обратите внимание, как спектр строго сдвинут в сторону голубого, как и в последней спектрограмме Пискума 109. Причина – движение тех газовых оболочек, которые так сильно вас беспокоят. Вот еще одна подборка: та, которую Зулу сделал в момент нашего прибытия. Вы видите сдвиг положения и соотношения линий в светлом спектре. В этом-то все коварство.

– Ну это я, конечно, с трудом, но понял, – сказал Джим. – Но что все это значит?

– Кэп, – ответил Спок. – существует один подтвержденный фактор – нечто извне оказало влияние на эти планеты, когда они были в процессе образования, или, в случае с Зетой 10, почти в процессе. Мы были и там, и там.

Джим закивал:

– Но как корабль мог повлиять на звезду?

– Способ, которым мы повлияли на Пискум, – один, – сказал Спок. – Но этот сдвиг – что-то другое, коварное, как я бы сказал, и одновременно тревожащее. И ситуацию не упрощает факт, что на корабле находится аппарат, который еще не был до сих пор опробован. Я отбрасываю как неуместное предположение, что причиной этому послужил именно он. Мы никогда еще не подходили так близко к границе эффекта искажения, как во время соседства с Зетой 10 Скорпиона. Но я много бы дал за спектрограмму звезды около Разалетти, возле которой выпрыгнула Кет'лк. Два таких происшествия, возможно, могут быть совпадениями, хотя я другого мнения. Но три…

«Две случайности», – подумал Кирк.

– Спок, – спросил он. – Можно спросить вас кое о чем, но это только между нами.

Спок удивленно приподнял бровь, отключил функцию показа, и стол снова стал обычным столом из красного дерева.

– Я в вашем распоряжении.

– Вы не испытывали никаких странных ощущений во время инверсионного перемещения?

Спок отложил вилку и принялся рассматривать свои пальцы:

– Капитан, – сказал он. – Именно по этой причине я и спустился с мостика так быстро. Я просто измучился, думая об этом, и уже собирался пойти к доктору Маккою.

Джим кивнул, стараясь, чтобы его лицо оставалось спокойным. Он не хотел ввести Спока в еще большую депрессию:

– Можно один вопрос?

– Один можно, – ответил тот. Он сделал паузу, чтобы перевести дыхание, стараясь не глядеть на Кирка. – У меня было ощущение полной потери времени. Выбивающее из колеи чувство отсутствия собственного тела. Но потеря ощущения времени была самой ужасной, и депрессия, которую все это породило, оказалась значительной.

Спок, казалось, очнулся:

– Ведь жизнь связана с течением времени, или это уже не жизнь.

Джим кивнул.

«Так вот откуда те немыслимые стопы, – подумал он. – Мой мозг требовал времени, как в вакууме требуют кислорода легкие. Вы пытаетесь вдохнуть, но это вам не помогает».

– Я испытывал что-то похожее, – добавил Кирк. – Депрессия – слишком мягко сказано. Все было еще хуже.

Спок смотрел на Джима в ожидании. Тот колебался, что-то смущало его.

– Это… это был корабль. Я слышал его мысли. Точнее, это нельзя назвать мыслями. Я не знаю, на что это было похоже. Это были предложения. И ощущение невероятной силы, мощи и скорости… и самоуверенности, хотя при полном отсутствии субъекта как такового. Крик откуда-то извне. Крик наслаждения. Непоколебимое чувство успеха, воспринимаемого так, как мы воспринимаем дыхание. Почти… – Кирк пытался подобрать слова, – апофеоз конструирования. Я не особо разобрался в этом. Я всегда считал себя частью корабля, как будто я его владелец. Но корабль думал совсем не так. Он был моим владельцем.

– Замечательно, – Спок замер на мгновение и сказал:

– Капитан, вы когда-нибудь были на Бете системы Павониса?

Джим покачал головой. Он слышал когда-то о ней, еще в годы обучения. Но даже самый активный капитан не может увидеть и сотой части того, что уже открыто.

– Основная звезда не представляет из себя ничего особенного. Обычная звезда класса А-5. Но третья – это нечто. В ее субтропиках существует замечательный феномен. Ночью небо абсолютно черное. Но ближе к рассвету от поверхности планеты начинают подниматься кольца голубого и зеленого света. Они растут и становятся похожими на арки в небе. Затем встает солнце, и эти голубые и зеленые полоски превращаются в серебристые на фоне оранжевого неба.

Джима удивил поэтический тон, с которым Спок описывал планету.

– Спок, мне кажется, ты не слышишь меня. Твой последний визит туда, случайно, не расширил твой жизненный опыт?

– Ты прав, капитан, – сказал Спок с некоторой неловкостью. – Хотя на самом деле я никогда не был никогда на Бете IV Павониса.

Джим закрыл рот.

– Но, возможно, я побываю там в ближайшем будущем, – сказал Спок. – Она была открыта тридцать четыре года назад, и ее тут же закрыли минимум на двести лет и определили под номером 5б/р.

– Религиозные войны, – предположил Джим.

– Никаких контактов, пока ситуация не разрешится.

– Да. И все-таки я был там, – сказал Спок, и его взгляд снова стал отсутствующим. – Мы стояли лагерем на огромном пространстве бесплодной земли и ждали знака небес, разрешающего начать битву. Но пришел совсем другой знак, знак к примирению. Мы побежали по полю туда, где был лагерь наших врагов, и обняли их, наших братьев…

Джим видел, как дрожат руки Спока и как тот заставлял их не дрожать.

– То было для меня самым сильным эмоциональным потрясением. При мне на этой планете установился мир. Я испытал ощущение такой радости, – мысли вулканца вернулись в настоящее. – Затем видение исчезло, и я снова оказался на своем месте.

Джим заказал горячего чаю и некоторое время пил его молча:

– Может быть, на какое-то мгновение твой мозг подсоединился к чьему-то другому?

– Да нет, не думаю. Если учитывать расстояние… Так что, кэп, я думаю, мне и самому неплохо было бы обратиться к доктору Маккою, – Минутку, – сказал Джим, удерживая Спока рукой, и попросил компьютер соединить его с лазаретом. – Маккой.

Боунз выглядел недовольным. Джим очень удивился. Кроме того, он услышал чей-то безжизненный голос где-то на заднем плане, этого голоса он не знал. Джим догадался, что это был кто-то из другой смены. Хотя, когда ты долгое время заперт с четырьмя сотнями человек, каждый голос становится таким знакомым. Но он на время забыл про свое любопытство.

– Боунз, у меня были довольно странные ощущения во время инверсионного полета…

– Ха, и у тебя тоже? – Маккой казался задумчивым. – А я считал, что это произошло только со мной.

– Да нет. С другими тоже случилось что-то подобное. Я хочу, чтобы ты узнал, кто еще испытывал нечто странное.

– Так дайте распоряжение, – сказал Маккой. – Я никуда не собираюсь. Чертова бумажная работа! И еще одна вещь, Джим…

– Запомни ее. Я скоро заеду, – Джим взглянул на Спока. – Пойдешь со мной?

– Да.

– Боюсь, Спок, что практически все на этом корабле испытывали нечто странное. Но поскольку все это происходило в нулевом измерении, с нами ничего произойти не могло, поскольку, чтобы что-то произошло, необходимо такое понятие, как время, а в нулевом измерении этого понятия не существует. Звездный Флот вряд ли будет озабочен тем, что не произошло. Да и я тоже. Так чего ты так беспокоишься?

Спок, вставая, с улыбкой взглянул на капитана:

– Меня беспокоит то, что я до сих пор остаюсь один на один с этими воспоминаниями. Так или иначе, но ощущения были такие реальные и логичные, А ты, как я погляжу, становишься мастером парадоксов.

– А разве не вулканцы высказали мысль, что двери правды охраняют два стража: парадокс и противоречие, и что если пытаться их открыть, повернувшись к ним спиной, то правда так и останется тайной.

– А если бы мы этого не сказали, – ответил Спок с той же лукавой искоркой в глазах, – то я сказал бы это сейчас.

– Тогда пошли в лазарет.

Глава 6

Из лифта Джим вызвал мостик и отдал распоряжение, чтобы люди, испытавшие нечто странное во время инверсионного полета, пришли в лазарет и рассказали о своих ощущениях. Когда он связался с пультом управления, Ухура доложила:

– Звонил Скотт с отчетом о проверке. Он хотел бы видеть вас, как только вы освободитесь.

Лифт замедлил движение и остановился на четвертом уровне.

– Иди вперед, – сказал Джим. – А я съезжу к Скотту.

Спок кивнул и вышел из лифта.

– Инженерный отсек, – распорядился Кирк. Когда двери лифта открылись снова, Джим не без удовольствия увидел суетящихся кругом людей. И хотя это было нехорошим признаком, – значит, что-то не в порядке, – Джиму всегда нравилось, с каким рвением работали люди Скотта. Он вошел внутрь и услышал голос начальника отдела и писк Кет'лк, идущие откуда-то снизу.

– Нет, Мнт'гмри, давай попробуем так. Существует три измерения, правильно? Каждое из них как бы вытекает из предыдущего. Конечно, на самом деле их гораздо больше, но у нас принято работать только с этими тремя. Коль что-то существует в пространстве, то оно может по нему передвигаться. Вот от чего мы отталкиваемся, чтобы перейти к следующему понятию…

– Времени.

– Правильно. Существует также три измерения времени. Каждое из них вытекает из предыдущего. В эту парадигму входят: протяженность, отрезок и предел. Ну что, пока все ясно? Хорошо. Затем, известно, что физические объекты могут влиять друг на друга. Таким образом, существуют несколько функций, для которых ваша физика не имеет точных определений. Вы можете называть эти аспекты относительными. Ближайшие эквиваленты в вашем языке – поврежденность, следствие и причина.

– Подожди минутку. Мне кажется, что причина должна идти перед следствием.

– Иногда, да. Но я не стала бы считать это закономерностью.

Наступила пауза.

– По-моему, ты опять меня не понимаешь.

– Я тоже, – сказал Джим, опускаясь к ним на маленькой платформе.

– Капитан, – воскликнул Скотт, и тому показалось, что инженер обрадовался передышке. – Я не ожидал, что вы придете так скоро.

«Какие-то проблемы, это уж как пить дать», – подумал Кирк, уловив, что акцент Скотта стал слишком сильным.

– Проблемы с двигателем?

– Да. Взгляните, – Скотт подошел к пульту, слегка отодвинувшись, чтобы Джиму было хорошо видно, и вывел программу структурного анализа.

– Вот щель в портовом отсеке. Я не знаю почему, но предполагаю, что она образовалась во время того чертова полета, в который нас втянул Зулу. Но что меня беспокоит, так это то, что компьютеры, следящие за повреждениями, не заметили ее.

Джим взглянул на экран. Внешне он казался абсолютно спокойным, но внутри него все клокотало. Огромная дыра зияла на иридиево-платиновом корпусе корабля.

– Попытайся мы сейчас уйти в подпространство, от нас останется одна космическая пыль.

– Да, капитан.

Джим отвернулся от экрана.

– Сколько времени уйдет на то, чтобы ее залатать?

– Не намного больше, чем я уже просил. Нам придется выйти в космос, чтобы оттуда восстановить все коммуникации – у нас есть соответствующее оборудование. А я в это время продолжу проверку, И еще, капитан, я считаю, что нужно проверить все компьютеры. Ведь не могли же они не заметить такую трещину.

– Я поговорю со Споком, – Джим хлопнул Скотта по плечу. – Хорошая работа. Продолжай прислушиваться к своим предчувствиям.

– Хорошо.

– А что у вас? – спросил Кирк, глядя на Кет'лк. – Вы починили аппарат?

– Конечно, – прозвенела она. – Там было всего на полчаса работы. Все произошло из-за взрыва новой звезды.

– Хорошо, – торопливо ответил Джим. – Секунду, Скотта, я забыл спросить. Во время полета ты не испытывал каких-нибудь странных ощущений или видений?

Скотт несколько озадаченно взглянул на Кирка. В его взгляде была смесь тревоги и облегчения.

– Да, – искренне признался он, хотя чувствовалось, что ему нелегко. – Но я не думаю, что это что-то серьезное.

– Да я, впрочем, тоже. Но все же сходи и поговори с доктором Маккоем. Все остальные тоже пойдут, я думаю. Лучше прямо сейчас, пока нет очереди, и попроси своих людей, у кого было нечто подобное, навестить доктора, как только они смогут.

– Некоторые уже пошли, сэр. Мы слышали распоряжение. Я тоже пойду после того, как разберусь здесь со всем. Извините, – Скотт заговорил с каким-то лейтенантом.

– Вас все покинули, – сказал Кирк, обращаясь к Кет'лк.

– Он один из лучших земных инженеров, – прощебетала она. – А я встречалась со многими. Кажется, что он просто чувствует каждую деталь, И его интерес к нашей физике только лишний раз подтверждает сказанное мной. Он обладает очень ценным качеством – тягой к новым знаниям.

– На этом корабле много таких людей, – они медленно шли по отсеку. – А вы испытывали что-нибудь во время полета?

Она покачалась в знак отрицания:

– Нет. Мне кажется, мой народ не чувствителен к таким вещам. Во время испытаний ни один из гамалкийцев не упоминал ни о чем подобном. Земляне иногда казались шокированными или пораженными после пробных полетов, но у них быстро все проходило. Никто из них даже не упоминал, что испытывал что-нибудь странное. А у вулканцев, казалось, вообще не было никаких проблем.

«Как у Спока, когда я встретил его на мостике», – подумал Джим.

– Пойдемте со мной в лазарет, если вы свободны, – пригласил он, открывая двери.

– Конечно. Но, капитан, чтобы я чувствовала себя свободней, зовите меня по имени. Если только это не нарушит дисциплину среди офицеров.

– О, дисциплину нужно поддерживать любой ценой, любыми способами, – ответил Кирк, стараясь, чтобы его лицо оставалось серьезным.

Кет'лк усмехнулась, и ее голос прозвенел:

– Капитан, вы считаете, я что-то испытала вчера?

– Не знаю, что думать о вас, Кет'лк. Я не так уж много разговаривал со стеклянными пауками. Что за ерунду вы пытались втолковать Скотту?

Она принялась объяснять. Джим изучал некоторые науки и философские основы чистой физики, когда учился в Академии, хотя ему это давалось нелегко, и он не понимал, зачем все это нужно. Тем не менее он впитывал все необходимое, сдавал экзамены и напрочь забывал, К сожалению, объяснения Кет'лк начинались как раз с того момента, где заканчивались познания Кирка. Но он продолжал кивать, зная, что вопросы только усугубят ситуацию. Он подумал о гамалкийке и ее мире, как о чем-то совершенно чуждом человеку.

Когда они наконец добрались до лазарета, Джим увидел там толпу народа, а люди все подходили и подходили. Маккой, Чэпел и другие медики беседовали с членами экипажа, делая пометки. Стало ясно, что Маккой еще долго не сможет с ним поговорить. Так что Кирку пришлось прогуливаться туда-сюда, слушая объяснения Кет'лк о рождениях галактик, об антигалактиках и еще бог знает о чем, Впрочем, слушать ее было гораздо приятней, чем просто ждать. Случайно они подошли к каюте капитана.

– Святая святых, – оглядываясь, сказала она, когда он пропускал ее внутрь.

Кирк вопросительно поднял бровь, подходя к графину с саурианским бренди:

– Вы присоединитесь, Кет'лк?

– Только ради вкуса и аромата. Алкоголь не влияет на мой метаболизм. Чтобы «опьянеть», мы употребляем поликарбониты. Мнт'гмри назвал бы это графитом.

– Возьмите. Но как вы собираетесь… – начал Джим и вдруг уставился на хрустальную ногу, которой она взяла стакан. – Но еще секунду назад на ней не было никаких присосок… – озадаченно сказал он.

– А мне они и не нужны, – ответила она, усаживаясь в одно из кресел Кирка и подбирая под себя ноги.

Кет'лк поднесла стакан к правому боку. Выглядело это довольно странно, и еще более странно выглядел орган, появившийся оттуда, которым она начала вдыхать аромат.

– Итак, капитан, – произнесла Кет'лк совершенно четко, несмотря на то, что в этот момент пила. – Насколько справедливы слухи о том, как вы проводите здесь вечера.

– Мадам, – ответил Кирк, не обидевшись на такой вопрос, – не все из того, что до вас дошло – правда, хотя мне хотелось бы, чтобы правдой было все. Что вы скажете, если я спрошу вас о вашей интимной жизни?

– Я расскажу вам.

– Хм! – Джим приложил все усилия, чтобы проглотить бренди. – А мне всегда говорили в Академии, что существуют две темы, на которые никогда не стоит разговаривать с жителями других планет: секс и религия.

– Мы, наверное, учились на разных факультетах, капитан. Нас учили не упоминать о смерти и налогах.

– Но вы только что хотели поговорить о них.

Кет'лк затряслась и зазвенела:

– Ну, одна из этих тем нас не волнует, – сказала она.

И это было правдой. Звездный Флот был освобожден от уплаты налогов.

– А другая?

Беседа пошла по тому пути, когда начинают с незначительных вещей и заканчивают совершенно непостижимыми. Несмотря ни на что, Джим наслаждался тем, что вынудил ее, хоть она и была ему ровней, защищаться. Ему нравилась ее неистощимая энергия, с которой она восторгалась всем, чем только можно. Даже когда разговор переходил на такие темы, как разрушение и смерть, она никогда не становилась серьезной и погруженной в глубокомыслие, как большинство людей. Наблюдая за ней, Джим подумал, что быть стеклянным пауком, наверное, приятно, и в конце концов, сказал ей об этом.

В голосе Кет'лк появилась нотка рассудительности:

– Не уверена в пользе разнообразных и бесконечных удовольствий, Дж'м, – сказала она. – Вы радуетесь спонтанности встреч. Если бы вы были гамалкийским самцом, вы бы обрадовались этому только один раз.

– Т'л, я, наверное, не должен был.

Она засмеялась:

– Дж'м, мы уже обсудили все ужасы смерти и налогов. Почему бы нам не обсудить оставшееся? – она начала объяснять, что имела в виду, когда говорила о гамалкийских самцах.

Природа поставила гамалкийцев перед проблемой. Воспроизводство раньше было случайным и опасным занятием. Самец оплодотворял как можно больше самок, пока одна из них не пожирала его. Со временем гамалкийцы стали замечать странную вещь: дети тех самок, которые съедали своих партнеров, росли гораздо быстрее и были здоровее, чем дети тех, которые этого не делали. Так продолжалось до тех пор, пока их ученые не обнаружили причину происходящего – гормоны, которые вырабатывает самец во время совокупления, приводят к изменениям в ДНК самки, переформировывают ее, обновляют и делают более эффективной.

Но до того времени, когда все это выяснилось, прошло более тысячи лет, в течение которых гамалкийцы возвели это в обычай, существующий с самого начала создания их цивилизации. Ухаживание стало целой церемонией. Пара сначала готовила себя морально и умственно, собирая знания и умения, которые они хотели бы оставить потомку. Затем они вместе строили гнездо. Наивысшей точкой в их отношениях становилось окончание строительства гнезда и совершение Акта Любви. После его окончания, самец должен стать инициатором своей смерти. Он должен укусить самку, чтобы она рассвирепела, бросилась на него и сожрала.

Джим сидел спокойно, стараясь не выдать своей реакции:

– Понятно, – сказал он. – Хотя, неужели нельзя просто синтезировать эти гормоны. Ваша наука, по-моему, достаточно развита.

– Уже было такое предложение, – ответила Кет'лк. – Но оно стало причиной целой серии войн.

– Мы далеко зашли и добрались до религии. Извини, – сказал Джим.

– Не стоит извиняться. У вас тоже существуют различные религии, хотя, может быть, не такие абсурдные, как наши. Одна из них утверждает, что самка, поедая самца, приобщается к богу. Ты думаешь, им можно просто объяснить, что они не правы, и они поймут?

Джим вздрогнул.

– У нас тоже были когда-то подобные проблемы, но они разрешились в течение одного века. Я помню, были какие-то разногласия между новыми научными открытиями и религией, которая их не принимала.

Кет'лк засмеялась и ласково погладила Джима свободной ногой:

– Типичная ситуация, – она снова вдохнула бренди. – Мой народ просто более жестокий. Но я не закончила. Есть еще одна сторона медали. Дело в том, что существует нечто, что не содержит гормонов.

Голос Кет'лк звучал серьезно, но печали в нем не было.

– Привидение, – пояснила она. Джим на какое-то время растерялся. Затем, сообразив, о чем речь, добавил:

– Ты имела в виду дух, или душу.

– Правильно. Она тоже должна как-то переселяться, – мысли ее, казалось, витали где-то далеко, – Мне очень не хватает Тк'рт'т, Это мой последний партнер. Мы знали друг друга около сотни лет, прежде чем решились совершить Акт. Он был архитектором. Его постройки великолепны. Когда мы познакомились, я делала вид, что ничего не понимаю в архитектуре, а он приходил ко мне и читал лекции, – она улыбнулась. – Возможно, он и стал причиной того, почему я отправилась на Восемнадцатую Базу в составе дизайнерской команды. Его старые воспоминания пробудились во мне. Кстати, я взяла два слога из его имени.

Она некоторое время молча вязала свою паутину.

– Конечно, он во мне до сих пор, – сказала она после паузы. – Мы храним мужские гормоны и семя столько, сколько хотим. И в любое время я могу воспроизвести маленького Тк'рт'т. Но это будет не совсем он. А мне так хотелось бы повернуть время вспять и вернуть настоящего. Но он бы сказал, что это глупо, и посмеялся бы надо мной…

Снова повисла тишина.

– Теперь я начинаю понимать, – сказал Кирк, – почему ваши люди – такие великие строители.

– О, да. Строительство – это наша любовь. Цена нашей любви слишком высока. А занимаясь строительством, мы достигаем желаемого не такой дорогой ценой. Мы немного побеждаем смерть.

Коммуникатор напомнил о себе. Джим подошел к нему и включил панель:

– Кирк слушает.

– Это Маккой, – послышался знакомый голос, не менее расстроенный, чем раньше. – Мы тут прибираемся. Ты все еще хочешь зайти?

– По дороге, – сказал он и взглянул на Кет'лк, которая заканчивала свое творение. Она ответила:

– Я лучше пойду посмотрю, чем там занимается Мнт'гмри.

Джим взял изготовленную Кет'лк скульптуру и поставил ее на полку:

– Спасибо тебе. Но все-таки пойдем. Боунз говорил так, как будто вот-вот умрет.

Больничный отсек был гораздо спокойней, когда Джим пришел туда во второй раз. Большинство людей уже разошлось, осталось совсем немного, – те, кто все еще разговаривал с врачами или друг с другом. В стороне сидела Кристина Чэпел и беседовала с диагностическим компьютером, который отвечал на ее вопросы намного спокойней, чем она задавала их.

– Ах, вот ты где, – произнес голос прямо за спиной Джима. Маккой стоял в дверях своего кабинета и разговаривал с черноволосой женщиной, которую Джим не узнал. – Проходи.

– Мы не знакомы? – спросил Джим, подходя к ним. Он решил, что надо воспользоваться случаем и как следует ее рассмотреть.

Женщина стояла, выпрямившись, и была одета в белую униформу медсестры со знаками различия новичка. Она тоже его рассматривала. Острый взгляд ее глаз на спокойном лице оценивающе охватил его с головы до пят. Когда их взгляды встретились, Джим заметил, что ее глаза улыбаются.

– Сэр, – сказала медсестра, пожимая протянутую Джимом руку. – Лейтенант Лиа Бурке. Очень рада с вами познакомиться.

– Я тоже. Рад вас приветствовать на борту нашего корабля. Вы со всеми успели попрощаться на Земле?

– Мне не с кем было прощаться. Хоть я и земного происхождения, но мой дом – Са-на Мдеигеин. А на Земле у меня был просто двухнедельный отпуск.

Джим считал, что любой, кто решил жить вместе с мдеигейнами, существами огромных размеров, созданных из чего-то похожего на каменные породы, возможно, достоин такого отпуска. Боунз отчаянно жестикулировал, пытаясь показать Джиму, что ему нужно срочно с ним поговорить.

– Ну что ж. Будьте как дома. Маккой, что вы мне хотели сообщить?

Доктор провел Джима в свой кабинет и, прежде чем ответить, не только плотно прикрыл дверь, но просмотрел все стены:

– Целый набор сказок, кошмарных историй и странных видений. Ни с чем подобным я еще никогда не встречался. И еще один вопрос. Где ты ее выкопал?

– Я заметил у нее определенный талант, умение уловить суть, – холодно ответил Джим. – Зато посмотри, как она выполняет свою работу, в то время как ты только и делаешь, что заставляешь меня сбросить лишних два кило.

– Я не о том.

– А о чем?

Маккой подошел к столу достал кассеты с записями и вставил их в компьютер. На экране появилась считываемая информация: БУРКЕ, ЛИА Т., ЛТ. СМДР, РН, НД, ИКСМ Т, ФИСН…

– Ты только посмотри на это, – вспыхнул Боунз, размахивая от возмущения руками – Я просил медсестру! А не алфавитного знатока!

Джим пожал плечами:

– Она просто хорошо делает свое дело, – он взглянул на Маккоя. – Она хорошо делает свое дело?

– То-то и оно. Она делает его слишком уж хорошо. Медсестры, подобные ей, очень скоро начинают мечтать о карьере врача. Или начинают вести себя, как врачи. Почему я не могу получить просто нормальную медсестру, которая занималась бы только своими делами. А так все это приходится делать мне.

– Боунз, – сказал Джим, выключая экран. – А что с тобой произошло во время перелета?

Маккой замер и раздраженно посмотрел на Кирка:

– Тебе следует заняться психологией, – буркнул он, усаживаясь на свое место, затем добавил:

– Джим, я терял сознание несколько раз в моей жизни, и когда это происходило, у меня начинались галлюцинации. Я хорошо знаю, что это такое. Но никогда я не испытывал ничего подобного тому, что испытал во время перелета. У меня создалось впечатление, что галлюцинации стали реальностью, – он печально уставился на стол. – Даже когда мы вышли из этого инверсионного пространства, я никак не мог прийти в себя и ходил бродил повсюду, как привидение, потому что я был в месте, которое казалось намного реальнее, чем сама реальность, Его голос надломился.

– Я видел страну. Я не знаю, где она находится. Я буквально ослеп. Переходы были такие резкие, как тени в космосе. Цвета – почти мучительные. Такие яркие, что звезды на их фоне казались нарисованными в пастельных тонах. Ужасное место, – он взглянул на Джима. – Но я бы все отдал, чтобы попасть туда снова.

Джим кивнул. Во время перелета его посетило такое же видение.

– А как остальные? – спросил он.

– То же самое, – Маккой взял еще одну пленку. – За исключением некоторых деталей, все видения и ощущения в чем-то похожи. Некоторые из них, правда, очень личные. Но подавляющее большинство членов экипажа видели места или события, где они никогда не были. Самое интересное – то, что все видения были абсолютно полными. Некоторые из этих мест нам так и не удалось определить. Часть людей видела события, происходившие когда-то давно, в прошлом. Мы определили их с помощью компьютера, но люди, принимавшие в них участие, никак не могли о них знать. Мы проверяли людей на детекторе, они не лгут, они действительно ни о чем подобном даже не слышали. Да, и еще одна вещь, свойственная для всех: главное ощущение, испытываемое людьми, – дискомфорт. Но, несмотря на это, они хотели бы попасть в это место еще раз, – он нажал на кнопку и включил прослушивание записи.

– А эти переживания не скажутся на способностях людей и на их работе?

Маккой покачал головой.

– Не имею понятия. Я до сих пор ни с чем подобным не сталкивался. А ты-то как?

– Да нормально. Кстати, можешь записать и мои ощущения для коллекции.

Джим рассказал Маккою о том, что видел себя кораблем. Боунз сидел и кивал головой во время повествования Джима.

– Итак, каков рецепт, доктор?

– Работа, – сурово ответил врач. – Я нахожу это самым эффективным средством. Когда мы собираемся снова уйти в инверсионный полет?

– Через полдня или чуть позже.

– Надеюсь, что повторный прыжок пройдет гораздо легче, – Боунз вздохнул. – Мы столкнулись с неизведанным, Джим. Я не вижу пока ничего серьезного. Если что, я дам тебе знать, а сам останусь в этой ловушке с сестрами.

– Кристина натаскивает Бурке?

– Вероятно. Хотя я сам иногда не знаю, кто кого в чем натаскивает.

– Ну и синтаксис.

– Я хирург, а не филолог.

Они поднялись и вместе пошли к двери. Неподалеку беседовали Майра Сагади и Лиа Бурке, а рядом стоял Д'Хенниш.

– А с тобой что случилось?

– Ничего, сэр.

– Ничего?

– Ничего, сэр. Я здесь только для того, чтобы поддержать лейтенанта Сагади. У нее было сильное потрясение во время полета.

– А у тебя?

– А у меня не было никаких ощущений.

– Пойдем-ка со мной, парень. Вот сюда. У меня есть компьютер, который очень хочет с тобою встретиться.

– А это не больно? – спросил Д'Хенниш и посмотрел на Джима, как смотрит ребенок, которого уводит сумасшедший стоматолог.

Джим не без сочувствия пожал плечами.

– Дашь мне знать, что происходит, Боунз, – сказал он и вышел из лазарета.

– Хорошо, кэп. Ну, сынок, иди сюда. А теперь расскажи этому замечательному компьютеру все, что ты чувствовал.

Крис объяснила Лиа, как выходить из синхронизированного метафайла.

– Спасибо, Крис. Теперь я знаю, как это делается.

Джим, уходя из отсека, принял решение несколько часов поспать перед прыжком.

Когда Кирк проснулся, корабль находился в состоянии тревоги. В этом не было ничего удивительного, он сам приказал поднять экипаж. Капитан встал, оделся и пошел на мостик.

Спок был уже там и занимался проверкой приборов. Когда двери лифта открылись, он пошел навстречу и встретил Кирка возле научной установки.

– Все в порядке?

– Да, сэр. Мы готовы покинуть орбиту, как только вы отдадите приказ. И мне хотелось бы, чтобы мы это сделали как можно скорее. В спектре этой звезды происходят какие-то непонятные изменения.

– Хорошо, стартуем через несколько минут. Ты проверил все компьютеры?

– Да, капитан. Согласно всем стандартам компьютеры, следящие за состоянием корабля, работают нормально. Я ума не приложу, почему они не заметили трещину, обнаруженную Скоттом.

– Черт, – сказал Джим, пробираясь к капитанскому креслу.

Чехов сидел у пульта управления, но Зулу не было – шла не его смена. Вместо него его ученик лейтенант Хеминг программировал маршрут. Джим кивнул обоим и сел.

– Спок, – заметил он. – Если ты будешь проверять все вручную, мы потеряем уйму времени.

– Я согласен, капитан, но это единственный способ, пока я не выясню причины сбоя в работе диагностического компьютера.

Джим поморщил нос.

– Ну, ладно.

Он включил коммуникатор.

– Инженерный отсек.

– Кет'лк слушает.

– А где Скотт?

– Совершает последнюю проверку. Но, как мне кажется, только, чтобы успокоить себя. По-моему, он сообщил о готовности инверсионного аппарата еще несколько часов назад. А щель в корпусе была заделана и проверена две смены назад.

– Вы запустили инверсионный аппарат?

– Да, капитан. Курс проложен на промежуточный пункт – между Малым Магеллановым Облаком и границей Галактики. Навигаторы, подтвердите правильность курса.

Джим улыбнулся.

– Навигаторы подтверждают, – доложил Хеминг с легким окзонианским акцентом.

– Все хорошо, Кет'лк. Верни Скотта на место. Мы собираемся прыгать.

– Есть, сэр. Инженерный отключается.

– Лазарет.

– Маккой слушает.

– Боунз готов?

– Если вы имеете в виду, готовы ли мы к прыжку, то да. Если вы хотите знать, рады ли мы этому… – он не успел закончить фразу, но его интонации объяснили все. – Кстати, я закончил изучать Д'Хенниша.

– Ну и?

– Машина подтвердила, что он единственный член экипажа, кроме Кет'лк, кто не испытывал никаких ощущений. Сейчас мы исследуем его на невросканере. Я надеюсь найти объяснение тому, почему это происходит. Хотел бы я получить еще одного садрайца.

– У меня тоже есть несколько желаний. Одно из них – не иметь на борту неработающих компьютеров. Следи внимательней за своими машинами. Я отключаюсь, – он повернулся к лейтенанту Махази, занимавшему пост Ухуры. – Начинайте отсчет. Отправная точка – пять минут.

– Начинаю.

– Проверьте наличие и готовность персонала.

Прошло несколько секунд:

– Все на местах, капитан.

– Хорошо. Давайте предупредительный сигнал.

Махази дотронулся до кнопки, на которую кивнул капитан.

– Говорит капитан. Через четыре минуты сорок секунд мы войдем в режим инверсионного полета и выйдем из него далеко от дома. Спасибо.

Кирк сел в свое кресло, глубоко вдохнул и взглянул на людей, работающих на мостике. Когда-то существовала поговорка, что напряжение на мостике всегда так высоко, что не пробивается даже фазером. Сейчас все было совсем по-другому. Ему для того, чтобы поднять руку, приходилось прилагать гораздо больше усилий, чем обычно. Даже воздух казался густым и плотным.

– Три минуты тридцать секунд, – объявил Махази.

Джиму хотелось вскочить, пробежаться, сделать хоть что-нибудь. Его экипаж спокойно сидел рядом и занимался своими делами. Слышалось лишь легкое бормотание:

– Включить подачу топлива.

– Поднять защитное поле.

– Поле поднято.

– Одна минута тридцать секунд.

На экране появилось изображение прекрасной фиолетовой Зеты 10 Скорпиона. Джим посмотрел на нее и отвел глаза, когда они начали слезиться.

– Защитный отсек!

– Фазеры готовы.

– Фотонные торпеды?

– Заряжены.

– Сорок пять секунд.

Поверхность звезды начала бурлить и покрылась пятнами. Джим вспомнил предупреждение Спока о появлении каких-то тревожных симптомов.

– Вахта?

– Готова.

– Пятнадцать секунд. Четырнадцать. Тринадцать.

– Инверсионный аппарат?

– Временно отключен.

– Двигатели? – В положении один-пять Си.

– Девять. Восемь. Семь.

– Включайте инверсионный аппарат.

И снова мир перестал существовать. «Похоже на анестезию», – подумал Кирк. Это была последняя реальная мысль, на которую ему хватило времени. В следующий «момент» его опять охватило ощущение потери времени, на этот раз перенести его было еще труднее, чем в прошлый, Не последнее, что он увидел, когда еще был в состоянии видеть и думать, потрясло его. Ему хотелось вскочить и побежать, но он не смог даже сдвинуться с места. На его глазах поверхность Зеты 10 покоробилась, затем потеряла форму, растянулась в ширину и взорвалась. Издалека она была похожа на пугающий, мертвый цветок огня, который вытолкнул их из пространства, как раньше это сделал Пискум 109.

«О нет, – попытался думать Кирк, прежде чем остановилось время, остановилось все вокруг, в том числе и мысли. – Только не это… И не эта звезда… Я так хотел слетать на нее после того, как вернусь домой».

И «Энтерпрайз», и Вселенная снова исчезли.

Глава 7

Время не существовало, поэтому трудно было сказать, продлилось ли это ощущение дольше, чем в первый раз, или нет. Но, как показалось Джиму, когда он снова обрел способность мыслить, оно было не столько дольше, сколько глубже, еще более реальным. В прошлый раз было просто легкое ощущение, реальный Джим Кирк был где-то еще. На этот раз ощущение исчезло, уступив место твердой уверенности, что он был КЕМ-ТО еще.

Яркий солнечный свет отражался от белого снега, ослепляя его, когда он смотрел на стены Кремля. В этот ранний час башни не отбрасывали тени ни на Красную площадь, ни па парковую зону, окружающую ее. Ему стало интересно, как выглядело это место двести лет назад, когда вокруг него был город, с городским шумом, грязью и суетой. Сейчас здесь остались только сверкающие маковки-купола собора Василия Блаженного и красные башни крепости вокруг Красной площади. Высоко в голубом зимнем небе проплывал ястреб. Джим вздрогнул.

Он не был здесь со времен своего детства. Прежде, чем он научился читать, его домом стала Луна. Затем, когда он начал читать о древних царях, странствующих витязях, о вековых лесах, простирающихся до самого горизонта, об огромных зеленых равнинах, он понял, где его настоящая Родина.

Долгими вечерами он стоял и смотрел на изумруд в небе, такой близкий и такой недосягаемый, по крайней мере, пока не вырос. Землей-матушкой называли ее в давние времена богатыри и витязи. Он смотрел на нее с холодной темной пыльной Луны и клялся своим богам, что найдет путь к этим зеленым полям. Он будет гулять по этой дикой стране, по городам, где жили благородные воины, и сыщет себе славу на этой земле.

И сейчас, оглядываясь назад, он начинал понимать, что все было не так уж по-детски. Это было гораздо глубже и честнее, чем когда-либо в его жизни. Его родители не хотели уезжать куда-либо с Луны, поэтому единственным доступным способом попасть на Землю было вступление в Звездный Флот. Так любовь к Родине сделала его жизнь гораздо богаче, чем ОН мог себе представить.

Он стоял и рассматривал молчаливые стены Кремля и могилы героев возле его стен. Ему не оставалось ничего больше, как только вернуться к работе, на которую его направила Земля, – к звездам.

Он оглянулся и увидел человека, стоящего неподалеку. Еще один сын его Родины. Надо спешить, если шаттл улетит без него, то капитана Кирка не будут интересовать никакие причины задержки. Человек, стоящий рядом, был одет в форму командира флагманского корабля. Он засмеялся над собой, когда поднимался в шаттл. Все утро он думал о Кирке.

Джим молча стоял в снегу, наблюдая за тем, как корабль поднимается в небо. «Кстати, – мелькнула мысль в его голове, – как это я умудряюсь быть одновременно и ИМ, и СОБОЙ? А кто-нибудь еще испытывает ощущения других людей? Интересно, сойдет ли кто-нибудь после этого с ума?»

И тут все изменилось…

ДОМ! О, ГОСПОДИ, ДОМ! Столько времени прошло. Она сидела в своем рабочем кабинете на базе на Аиа'Хнрихстей. Все было точно так же, как когда она уезжала, – золотистый стол, компьютер, а ее принадлежности все в том же порядке лежали на столе.

– Уезжала ненадолго? – спросил ее компьютер. Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Она обошла стол и подошла к клавиатуре Микеля.

– Это точно ты, Оруан, Вулкан, Андор, Венсигеторикс IV, Терра… Есть какие-нибудь послания? О, господи, я столько хочу тебе рассказать. Мне так тебя не хватало… – Мне тоже тебя не хватало. Дитра спрашивал тебя.

Дитра! Есть ли хоть какая-то радость, которая не сбудется сегодня.

– Открой дверь, – попросила она. – Я ухожу. Мне нужно что-нибудь с собой захватить?

– Только себя.

Она практически выбежала из комнаты. Ее радость по поводу возвращения была сильной, почти болезненной. Она закричала, затем огляделась и остановилась – берег не был пустынен как обычно.

Ужасающие темные фигуры стояли вокруг нее – огромные статуи древних богов. Боги смотрели на нее. Затем медленно начали склоняться над ней с пугающим звуком скрипящих каменных глыб. Она смотрела на них и не могла пошевелиться, а они наклонялись все ближе и ближе. Их тени сомкнулись над ней, и стало темно.

Затем они замерли, и только одна фигура продолжала наклоняться, пока не коснулась ее. И величественный голос зазвучал внутри нее.

– Дочь воздуха, как случилось, что ты пришла к нам наяву, а не в мечтах?

Она покачала головой, не зная, что ответить. Они не могли причинить ей вреда. Это был мир, где реальность была обманом. И когда она как-то попыталась к ним прикоснуться, ее рука прошла сквозь них, словно те были призраками… А теперь мечты стали реальностью.

– Дитра, – сказала она. – Я слишком долго летала меж звезд. Я видела жизнь и смерть, и много удивительных вещей, но все равно моей мечтой было вернуться сюда, я грустила без вас, мой народ.

– Мы тоже скучали без Неприкасаемой, покинувшей нас. Теперь ты не уйдешь от нас, и ты уже больше не Неприкасаемая.

Она кивнула и коснулась рукой теплого камня.

Дитра выпрямился и последовал за остальными, которые уже скрылись вдалеке. Солнечный свет упал на песчаный берег. Она взглянула вниз и увидела нечто интересное. Солнечный свет, падавший на нее, отбрасывал тень, как будто огромная фигура все еще нависала над ней.

Джим стоял на берегу и наблюдал за девушкой.

– Великолепно, – сказал кто-то рядом с ним.

Джим оглянулся и увидел Спока, смотревшего туда же, куда и он, – на одинокую фигуру девушки, идущую по берегу к темному пятну в воздухе. Она прошла сквозь него, и дверь исчезла.

Спок взглянул на Джима, затем в другую сторону. Кирк тоже посмотрел туда. Огромная фигура повернулась в их сторону.

– Спок, – сказал Джим. – Если ты действительно реальный, а не плод моего воображения, подстегнутого инверсионным полетом, то у меня есть предложение убраться отсюда, и как можно скорее.

– Сэр, у меня зародились такие же мысли. И если у вас нет возражений…

– Инверсионный прыжок завершен, – послышался голос Кет'лк. – Навигаторы, дайте подтверждение.

Лица людей, находящихся на мостике, были бледны, и Хеминг не был исключением, но его пальцы летали по клавиатуре с обычной скоростью.

– Взят курс на Малое Магелланово Облако, – сказал он чуть менее бодро, чем обычно. – Расстояние – тысяча сто двадцать световых лет. Координаты…

Никто его практически не слушал. Все уставились на экран.

– Мы на месте, – доложил Хеминг. Радостный гвалт прокатился по мостику и инженерному отсеку. Джим дал им возможность выпустить пар, а затем сказал:

– Ну, ладно, будет вам, – и подождал, пока все утихнет. – Кет'лк, докладывайте.

– Похоже, аппарат функционировал без сбоев, капитан.

– Я не так в этом уверен, – ответил Джим, растирая виски. Потрясение, связанное с тем, что он находился в теле женщины, было, в общем, не так сложно перенести – Джим уже побывал однажды в подобной ситуации. Быть Чеховым тоже неплохо. Поэтому, предположил Джим, головная боль была следствием того, что какое-то время он думал по-русски. «Ни в каком другом языке нет такого количества падежей».

– Что с вами, Кет'лк?

– Мне, кажется, тоже придется обратиться к доктору Маккою. Оказывается, мой вид устойчив к влиянию инверсии только до определенного предела. А я этот предел, по-моему, уже преодолела, – в позвякивающем голосе Кет'лк появились нотки задумчивости.

Джим на мгновение вспомнил свои ощущения. Ему еще повезло, что все ограничилось только людскими мыслями. «У нее, наверное, головная боль сильнее моей», – подумал Джим.

– Пусть Скотт освободит тебя, как только вы закончите проверку, Кет'лк. И скажи ему, что я собираю всех начальников отделов на совещание. Сегодня, в семь. Конец связи, – он оглянулся через плечо, – Передайте это остальным, Махази. И соедините меня с лазаретом.

В голосе Маккоя слышалось беспокойство:

– Несколько человек в критическом состоянии, капитан.

– Диагноз?

– Эмоциональное перенапряжение. Похоже на стресс, который вызван положительными эмоциями.

– А как там твои «подопытные свинки»?

– У обоих были галлюцинации. У меня есть результаты обследования, но черт его знает, что с ними делать.

Джим не сказал ничего. Он знал, что с этим нужно делать и решил рассказать все Боунзу чуть позже. Кирк взглянул на Спока, вулканец слегка кивнул головой и продолжил работать.

– Но Д'Хенниш оказался еще интересней, чем она. Во время инверсии у него не было потери времени. Видимо, есть что-то особенное в ощущении времени садрайцев. Так или иначе, анализ его характеристик скоро будет готов. Нужно срочно устроить совещание.

– Оно будет в семь.

– Замечательно! Это даст нам всем возможность слегка отойти. Еще какие-нибудь вопросы?

– Нет, работай. Конец связи.

Какое-то время Джиму нечем было заняться. Он рассматривал людей на мостике, которые занимались своей работой и выглядели совершенно обычно, как будто не ощущали никакого беспокойства или усталости. Кирк заметил, что они старались не смотреть друг на друга, как будто знали чьи-то сокровенные тайны.

Джим вспомнил аварии, которые терпел «Энтерпрайз» в прошлом, когда они пытались выйти за пределы Галактики. Не ясно еще, что на самом деле хуже – попасть в аварию или переместиться же в воспоминания другого человека. «Я не уверен, что не предпочел бы старое доброе сумасшествие, – подумал Джим. – Я не могу даже посоветоваться со Звездным Флотом», – Спок, – сказал он, поднимаясь с кресла. – Проверьте состояние корабля. Особое внимание обратите на двигатели и возможные повреждения, а также на внешние сенсоры. Не хотелось бы оказаться в этом месте с не правильной информацией извне. Люди, которым нужно поговорить с доктором Маккоем, пусть запишутся к нему на прием, и как можно скорее. Это относится и к тем, кто работает на мостике.

– Принято к сведению, – сказал Спок, усаживаясь в капитанское кресло. – Если что, где вы будете, капитан?

– В своей каюте. А затем зайду в смотровую рубку.

Официально это место называлось релаксационной палубой первого уровня. На двери висела табличка с этим названием. Но экипаж никогда ее так не называл, даже несмотря на то, что она находилась непосредственно над релаксационным отсеком. Экипаж привлекало сюда то, что смотровая была единственной частью корабля, не бронированная монокристальным иридио-радием, устойчивым к воздействию фазерных и лазерных лучей. И хотя стекла в два фута толщиной были обработаны специальным составом, это место было самым уязвимым. Экипаж, который очень любил этот отсек, дал ему множество шутливых прозвищ, но наиболее популярным было название «Почти абсолютный ноль». Несмотря на то, что отсек отапливался, в нем было постоянно холодно. И если коснуться окон, то можно почувствовать жуткий холод вечной зимы за стеклом.

За всем» этими прозвищами скрывалась главная причина того, почему люди так стремились сюда, – ЗВЕЗДЫ. Джим заметил, что когда «Энтерпрайз» находился в реальном космосе, этот отсек никогда не пустовал. Обычно люди приходили посмотреть, где они находятся, или куда направляются. Простого изображения на экране им не хватало. Иногда их интерес был гораздо глубже, чем могло показаться.

– Необъятность, – сказала однажды Джиму одна андорианка. – И мы движемся прямо в нее. Это страшит меня.

Приходили сюда, чтобы побыть в одиночестве, или собирались группами. Разговаривали или просто стояли в тишине, как кому нравилось. Здесь можно было рассказывать самые невероятные истории, и никто не удивлялся, что такое возможно. Никто не позволял себе шутить или иронизировать по этому поводу. Именно здесь Джим понял, что слово «человечество» – это не эвфемизм.

Так выглядел этот отсек, когда корабль находился в реальном космосе, и звезды окружали его. Но здесь, в великом мраке межгалактического пространства, все изменилось. В отсеке было намного больше людей, чем обычно, и группы казались многочисленнее. Все стояли в полной тишине и спокойствии. Но даже спокойствие было не таким как обычно. «Они отдают дань уважения своей Галактике», – подумал Джим.

Кирк знал, что все сенсоры и камеры на корабле сейчас записывают эту картину. И все же ему было жаль тех, кто не мог прийти сюда и увидеть это. Прямо над «Энтерпрайзом» повисла огромная галактика, ее можно было видеть не изнутри, а извне. Впервые человечество смогло вырваться за ее пределы.

Галактическая спираль оказалась даже несколько сложнее, чем предполагали ученые. Отдельные ее детали подчеркивались серебристо-золотистым светом, таким нежным и мягким, что только наиболее крупные звезды казались реально существующими. Вся галактика сверкала так, что было больно на нее смотреть. Со всех сторон Джим слышал возгласы восхищения. И все же, несмотря на свою видимую хрупкость, колыбель разума ярко светила в вечной мгле.

Джим смотрел на звездную россыпь так, как будто стоило ему только отвернуться, ее украдут. Он простоял так довольно долго, хотя часть его «я» настаивала на том, что пора возвращаться. На какое-то мгновение он оглянулся и увидел Ухуру, которая тоже пришла сюда, и как все, замерев, смотрела вдаль. Долгое время он молчал, хотя они успели обменяться взглядами, как только он заметил ее. В конце концов Джим спросил:

– Освободилась?

– Привилегии начальника отдела, – ответила она, пристраиваясь на поручне. – Я должна была освободиться только утром, но мне так хотелось побывать здесь «ночью», впрочем, как и большинству моих людей.

Джим кивнул и улыбнулся. Компьютер доложил ему, что такой обмен сменами сейчас происходил по всему кораблю.

– Похоже на рассвет, – сказал он.

– Да, наверное, – ответила она, не отрывая глаз от этого зрелища. – Впервые мы смогли увидеть это, после стольких…

– Я бы так не сказал, лейтенант, – произнес голос за спиной Джима: Кирку не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто это.

– Вы, наверное, хотели сказать, что вы не видели нашу Галактику в таком ракурсе.

– Спок, – сказала уязвленная Ухура. – Вы неисправимы.

– Просто я не настолько эмоционален, – ответил Спок.

Джим склонил голову и тихо, чтобы его мог слышать только Спок, сказал:

– Я собирался тебя поздравить с твоим выбором.

– Сэр?

– Давай выйдем отсюда. Итак, мы оба были там.

– Я-то точно был. И осознавал, что вы где-то рядом.

– Соединение разумов?

– Я так не думаю. Хотя одновременный стресс у двух человек мог объединить их видения. Но я не стал бы называть это соединением разумов. Следует искать другое решение, возможно, гораздо более сложное.

– Ты хочешь чего-нибудь посложней? Так вот оно, – сказал Джим, вглядываясь в звезды.

– Нет, нет, – послышался позвякивающий голос. – Попробуйте дать этому другие названия. Например, такие: «изменение», «трансформация», «начало».

– А разве «изменение» и «трансформация» – это не одно и то же?

– «Изменение» – это чередование в одном измерении, а «трансформация» – в двух, например, превращение неживой горы в живой цветок. «Начало» же – это изменение в трех измерениях, например, создание такого места, где горы сами смогут превращаться в цветы.

– О, продолжай, дорогуша. То, о чем ты говоришь, просто божественно.

– Вполне возможно. Слово греческого происхожднения, которое ассоциируется у меня со всем этим, – «мистерия». Но это результат того, что в концепции «начала» присутствуют парафизические элементы. Вы бы назвали это религией.

– Скотти! Кет'лк! – поприветствовал Джим Скотта и гамалкийку, поднявшихся по лестнице и присоединившихся к ним.

– Капитан, – они одновременно кивнули. Кет'лк «присела» возле поручней и подобрала под себя ноги. А Скотт встал рядом с Ухурой и впервые посмотрел в иллюминатор.

– О боже, – сказал он и перегнулся через поручни, не в силах добавить что-либо.

– Спок, – проговорил Джим. – Я хотел тебя спросить. Ты понял то, что объясняла Кет'лк?

– Некоторые понятия – да, – сказал вулканец. – Я надеюсь командор меня поправит, если я не прав.

Она посмотрела на него и начала объяснять:

– Эта концепция достаточно нова. Возможно, самая новая из всех ныне существующих, как классических, так и современных. Но все эти принятые и непринятые явления в действительности просто созданы разумом, движущимся сквозь них. Другими словами, закон движения является общим законом этой Галактики только потому, что Ньютон был достаточно наблюдательным и сумел правильно вывести его природу. Вот поэтому гамалкийские ученые и утверждают, что для того, чтобы что-то создать, нужно это просто увидеть. Это похоже на ситуацию, когда скульптор, изменив освещение, неожиданно открывает для себя свою собственную работу. Эта теория получила название «созидательная физика».

– Как же вы можете открыть для себя скульптуру, которую вы еще не создали? – раздался голос за спиной Кирка – к ним присоединился Маккой.

– Это вполне возможно потому, что вы уже создали ее, даже если еще не приступили к работе. Эта теория отрицает как последовательность, так и одновременность появления таких понятий, как «причина» и «следствие». Они лишь фрагменты, отрывки более крупного континуума, в котором они сосуществуют. Исходя из данной теории, любая фраза, сказанная вами, уже существует в этом мире с момента его создания. Она существовала, существует и будет существовать «всегда», если это слово здесь уместно.

– Мне кажется, – угрюмо сказал Спок, – что в мире немало вещей, о которых мы, вулканцы, даже не подозревали.

– Но исходя из той же теории, меня очень беспокоит одна вещь, происходящая во время инверсионных полетов, – задумчиво произнесла Кет'лк. – Я волнуюсь по поводу постоянных трудностей с тестированием, Ведь так или иначе, инверсия нарушает целый ряд естественных законов, а такое, сами понимаете, без последствий не проходит.

– Ты хочешь сказать, что Вселенная прощает нам эти грубые нарушения, – сказал Маккой, растягивая слова.

Джим усмехнулся.

– Ты меня удивляешь, Л'нрд, – ответила Кет'лк, – Один ваш философ утверждает как раз обратное. Кажется, его фамилия то ли Маленький, то ли Короткий, не помню точно. Так вот, он утверждает, что Вселенная никогда не дает никаких предупреждений. И я начинаю подозревать, что сейчас мы именно с этим и столкнулись.

– Меня тоже тревожат эти полеты, – добавил Спок. – Но по другим причинам. Когда мы улетали от Зеты 10 Скорпиона, у нее не было никаких резонов становиться новой… кроме одного – нас. Возможно, что именно наше пребывание, нарушающее некоторые естественные законы, и привело к взрыву звезды.

Маккой смотрел то на Кет'лк, то на Спока и качал головой:

– Мне кажется, вы слишком уж суеверны. Я не могу принять утверждение, что кто-то способен нарушить естественные законы. Хотя сама мысль, что это приводит к нехорошим последствиям…

– Многие земные физики, возможно, разделили бы вашу точку зрения. Но, тем не менее, хотя физический закон и может быть нарушен, не стоит делать это так неосторожно и бездумно. Правда, рано или поздно, после окончания нашего вмешательства, Вселенная восстановит равновесие и напомнит нам о том, что существуют-таки определенные законы, которые нужно уважать. Любой физик или математик скажет вам, что в уравнении должно быть равенство. И я не на шутку обеспокоена тем, что происходит в результате использования инверсионного аппарата. Я не говорю, что мы сидим на пороховой бочке и ничего при этом не предпринимаем. Я просто хочу предупредить, что мы должны приготовиться отвечать за последствия своей деятельности.

Джим несколько раз прокрутил в голове все, что она только что сказала, а затем с любопытством посмотрел на лица остальных. Лицо Спока было даже более непроницаемым, чем обычно.

– Ты хочешь сказать, – спросил он, – что действительно существуют какие-то понятия, о которых, мы, люди, или вулканцы, ничего не подозреваем?

– Я бы на твоем месте не стала бы употреблять слово «подозревать», поскольку оно подразумевает, что вы уже имели какое-то понятие о…

– Если вы поговорите об этом с одной из Мыслящих планет, – сухо сказал Маккой, – она с радостью с вами поспорит. Вот, например, ДД Таури V очень любит поболтать на эту тему.

– Существуют выражения, которые подходят ко всему, Л'нрд. И, по-моему, вы просто дожидаетесь момента, когда можете вставить что-нибудь «умное», – ответила обиженная Кет'лк. – И все же я повторю, что слово «подозреваю» несет в себе оттенок неаккуратности, что недопустимо в научной практике. И в продолжение темы об инверсии, мне кажется, что последствия этого эксперимента будут заключаться в том, что одно нарушение законов повлечет за собой еще одно, затем еще одно и так далее.

– Ну, например, нарушение закона сохранения энергии? – сказал Харб. – В этом, кажется, суть инверсии?

– Что-то в этом роде. А, как известно, за все провинности приходиться платить.

– Я знал, что вы были физиком, но, похоже, стали еще и моралисткой, – подметил Джим.

– Для моих людей это не играет никакой роли, – впервые с того момента, как Кирк встретил Кет'лк, в ее голосе появились грустные нотки. – Я никогда не могла понять, почему ваши физики упорно не принимают в своей науке моральный аспект, – в конце концов, физическая природа Вселенной оказывает влияние на тела и души людей.

– Ага, – сказал Скотти. – Старые добрые разглагольствования о человеческой душе, дорогуша моя.

– Ну, они начались довольно давно, с тех самых пор, когда самосознание наших обществ поднялось на более высокую ступень развития, и было признано, что с эстетической точки зрения есть нечто большее, чем человеческое тело. С точки зрения нашей философии материя ограничена со всех сторон физическими законами и не может избавиться от их диктата, то же самое происходит в отношении тела и души. И следует ли после этого удивляться, что ваша жизнь имеет определенную логическую схему: добро рано или поздно вернется добром, грубость – грубостью, смерть сменяется смертью, жизнь – жизнью.

– Делай другим то, – спокойно добавил Спок, – что хотел бы, чтобы они сделали для тебя.

Все дружно посмотрели на него.

– Как сказал бы вулканец, рана в чужом сердце – это рана в твоем, поскольку ты – это он, – продолжила его мысль Кет'лк. – Эта мысль несет в себе нечто гораздо большее, чем простое сочувствие, более глубокое: м'хектат.

Спок опустил глаза. Кирк поглядывал то на него, то на Кет'лк, – В этом, дорогуша, мы сильно от вас отличаемся, – тихо произнес Скотт.

Кет'лк удивленно взглянула на него – еще никогда она не слышала, чтобы его голос звучал так мягко, кроме тех случаев, когда они разговаривали об архитектуре.

«Ну вот опять, – подумал Кирк, – Может, он и правда в нее…»

– В этом есть доля истины, Мнт'гмри, – ласково промолвила Кет'лк. – Но я горжусь тем, что мы вместе. И хотя я нахожу, что в вашей логике очень много странного, но сейчас мы оба в одной шкуре – ты и я, и мы можем поздравить друг друга с тем, что все-таки пришли к взаимопониманию несмотря на такую разницу в мышлении, вере и остальном. На самом деле мы отличаемся не больше, чем два любых других человека. Мы такие, какие есть, какими мы видим себя, и нас роднит уже то, что мы существуем. Поэтому твои горести – это мои горести. Мы с тобой – единое целое…

Коммуникатор прервал последние слова Кет'лк.

– Астрокартографы вызывают Спока.

– Спок слушает, лейтенант Сагади.

Голос Майры Сагади звучал несколько возбужденно.

– Не могли бы вы спуститься к нам? У нас тут возникли некоторые проблемы.

– Объясните мне суть.

Казалось, Майра и плачет, и смеется одновременно.

– Сэр, мы получили данные из Магелланова Облака, которые, кажется, подтверждают, что галактика по соседству тоже собирается взорваться. Можете вы подойти и помочь нам разобраться, которая?

– Спок уже вышел, – сказал Джим, наблюдая, как тот спускается по лестнице. – Прибываем согласно намеченному графику, – добавил он и выключил связь.

Глава 8

Джим дошел до турболифта и обнаружил, что Спок уже давно уехал.

«Я никогда не мог понять, как у него это так быстро получается. Наверное, у него хороший мысленный контакт с управляющим компьютером».

Следующий лифт, как показалось Джиму, приехал только через несколько часов. Выйдя на четвертом уровне, он тут же услышал взволнованные голоса, доносившиеся из отдела астрокартографии. Джим прошел в лабораторию и обнаружил там Спока, Майру и Д'Хенниша, склонившихся над огромным рабочим столом, покрытым отчетами, картами и спектрограммами.

– Спок, ты только посмотри на эту диаграмму. Она же плоская.

– Оборудование не сработало.

– Сэр, вы же знаете, я трижды проверил все оборудование. Оно в порядке. Кроме того, обратите внимание на остальные звезды в этом скоплении. Их диаграммы сильно колеблются от очень слабых до почти нормальных.

– Каков коэффициент?

– 0.335.

– Вы определили порядок следования чисел в диаграмме…

– Может быть, кто-нибудь… – начал Кирк и едва успел отскочить от дверей лифта, когда те открылись, и оттуда выкатилась Кет'лк, звенящая, как ксилофон. – Кто-нибудь скажет мне, что здесь происходит?

Троица, сидевшая за столом, несколько удивленно взглянула на капитана.

– Я скажу вам, сэр, – встал Д'Хенниш, отделившись от группы.

Его место тут же заняла Кет'лк. Она взобралась на стул, чтобы просмотреть все данные, и они продолжили спор.

Д'Хенниш отвел Кирка к другому компьютеру.

– Капитан, это нечто экстраординарное, – сказал он, устраиваясь возле клавиатуры, и выводя несколько диаграмм на настенный экран. – Посмотрите, вот так должна себя вести нормальная звезда. Мы нанесли на карту звезды абсолютной величины со стандартной яркостью. В этой диаграмме они расположены по вертикали. А процесс их развития – по горизонтали. Этот метод раньше использовался только для пульсаров, но теперь мы применяем его для прогноза развития всех типов звезд. А сейчас мы сталкиваемся с колебаниями даже у постоянных звезд.

Д'Хенниш пробежал пальцами по клавиатуре и в качестве примера вывел на экран диаграмму Садра.

– Садр – моя родная звезда. В ее диаграмме тоже заметны легкие, но постоянные колебания. А теперь взгляните на одну из звезд Магелланова Облака, – изображение на экране сменилось, и появилась звезда, график которой был очень похож па электрокардиограмму.

Джим вздрогнул. Несмотря на свои скудные познания в этой области он сильно забеспокоился.

– Никакие из этого следуют выводы?

Д'Хенниш выглядел не менее взволнованным:

– Я не очень уверен, сэр, но самый очевидный вывод кажется невероятным.

– И какой же?

– Что понятия энтропии здесь не существует.

– А-а, – кивнул Джим. – Спасибо, мичман.

Он направился к столу.

– Стесненные, как двойные звезды…

– Затянувшееся превращение в новую…

– Какие-нибудь необоснованные пространственно-временные теории…

– Извините меня, – повысив голос, сказал Джим.

Все повернулись в его сторону.

– Я чувствую, ваша дискуссия затянется надолго, – сказал Джим. – Пожалуйста, не забудьте, что в семь часов состоится совещание. Но, если вы решите эту проблему раньше и поставите меня в известность, я буду вам благодарен.

– Да, сэр, – бросил Спок, не отрываясь от диаграмм.

Уходя, Джим услышал мягко звенящий голос Кет'лк:

– А мне казалось, С'пк, что вы сделали это еще в прошлом году, – на секунду все затихли.

– Капитан занят, – произнес Спок. – Без сомнений, он уже углубился в свои записи… А сейчас лучше перейдем вот к этому экземпляру.

По дороге на мостик Джим прошел мимо отсека реабилитации. Звукоизоляция и здесь оставляла желать лучшего. Оттуда доносились песни и смех.

Из любопытства Джим решил заглянуть внутрь. Там Харб снова просматривал свой лес, наполненный шелестом листьев и звуками приглушенных шагов. Невыносимо яркий бело-розовый свет разорвал мрак этого леса и уже в следующее мгновение растворился в нем. Тут же послышались смех и гиканье. Судя по шуму, там играли в салочки не менее двадцати членов экипажа.

Джим вошел в отсек и пошел вдоль деревьев, пока не дошел до конца голограммы. В дальней части отсека появился обычный свет, и веселье вспыхнуло с новой силой. В одном из отделений сидело около тридцати человек с двумя гитарами, электрическими арфами, волынкой и еще несколькими инструментами, которые Джим не смог сразу узнать. Высокими, уже чуть охрипшими, голосами они пели балладу о женитьбе альтазанки и вулканца:

Родился я странным ребенком, Все качества, я совместил:

Отец зеленее зеленки, Мать – рыжая, как апельсин…

Тихонечко, чтобы не потревожить их, Джим прошел в другую половину комнаты и пристроился в небольшом алькове. Он очень любил отдыхать здесь. На противоположной стене экспозиция картин и набросков, посвященных прошлому «Энтерпрайза». А прямо перед ним на небольшом подиуме стояла одна из самых любимых его вещей – вырезанная из дерева голова дельфина, изъеденная червями, с облупившейся от времени краской. Точная копия шхуны «Энтерпрайз», на которой капитан Стефан Декатур сражался с пиратами у Триполи. Джим ласково прикоснулся к ней, а затем стал наблюдать за певцами. Только десять из них были с Земли, остальные представляли из себя абсолютно дикую сборную солянку: андорианцы, шедируйцы, капеллиане, адорины, денеболидиане, теллариты и беллатригийцы. И даже один дефланин выл вместе с ними как волк на Луну. Все вместе они распевали:

Не ела зелень моя мать, Дражайший папа – мясо, И, чтобы их не обижать, Мне приходилось голодать…

– Им хорошо всем вместе, – сказал подошедший Харб Танзер.

– Мне нравится, что они вообще способны петь.

– Ну, в этом нет ничего странного. Это естественная реакция на стресс… – Вот это всегда и казалось мне странным, – сказал Джим. – Сейчас меня это уже не удивляет, но интересно, почему это происходит.

– Вот уже много лет люди расслабляются именно таким образом, – Джим взглянул на Харба и пожал плечами. – Существует немало теорий, говорящих, что веселье помогает бороться с различными недугами.

Джим, улыбнувшись, посмотрел на певцов и продолжил:

– Одна из них утверждает, что веселье полезно для мозга. Хотя это и не теория, в общем-то. Известно, что в результате буйного веселья выделяется гормон эндорфин, который благоприятно воздействует на нейроны и аналоги нейронов у других видов. Даже клингонам иногда необходимо повеселиться.

– Но ведь существуют различные определения веселья.

– Конечно… Другая теория, которая мне больше по душе, немного старомодна. Она вряд ли удовлетворила бы бритву Оккама, но некоторые ее положения удовлетворяют меня, – Джим поднял глаза. – Эта теория утверждает, что у преуспевающих людей есть некое общее свойство. Люди по-разному его определяют это свойство, но со стороны это выглядит так, как будто они играют в жизнь, радостно и энергично, в них нет агрессии, они не боятся стать жалкими неудачниками. Как в картах, так и в работе.

Харб некоторое время обдумывал сказанное, затем добавил:

– Мне кажется, что таким людям известно нечто, чего не знают остальные. Но, я думаю, сэр, на каждое правило есть исключение. Пока нет никаких данных, на которых мог бы основываться сей гениальный вывод. А, если то, что мы называем жизнью, на самом деле – просто игра?.. Как, например, утверждают некоторые земные религии?

– И на что мы играем?

Жестом Харб показал, что это может быть все что угодно:

– Искупление грехов. Союз с богом. Мелкие желания, скажем, мольба о продлении игры перед лицом вечности. Я хотел сказать, что если эта жизнь-игра начинает казаться слишком мрачной, ты перестаешь относиться к ней, как к игре. Обычно это случается со слишком азартными людьми, когда они играют даже в безобидные настольные игры…

– Да… Я помню те времена, когда мне пришлось продать мою «Парковую зону», – задумчиво произнес Кирк. – А ведь у меня в ней были такие планы… Ой, извини. Продолжай.

– Так вот, если ты все-таки забыл, что просто играешь, что же тогда делать со стрессом?

Джим на секунду задумался и ответил:

– Разрядиться и продолжить играть.

Харб стоял какое-то время не шевелясь, а затем сказал:

– Но больше всего меня удивляет, что весь экипаж выглядит абсолютно спокойным. Обычно, после какой-нибудь опасной миссии, люди приходят сюда, чтобы разрядиться на тренажерах, или для занятия творчеством. Но в этот раз…

У Джима мелькнула мысль, и он не преминул ее высказать:

– А кто у нас священник в эту десятидневку?

Харб усмехнулся:

– Смешно, что ты спрашиваешь. Я.

– Ну и как дела?

– Великолепно. Уйма народу приходит ко мне, чтобы рассказать о своих ощущениях во время инверсионных полетов.

– Проблемы?

– Никаких.

В другом конце комнаты раздался громкий смех – компания закончила свою «зелено-оранжевую» песенку и теперь обсуждала, что бы еще спеть.

– Расскажешь об этом на совещании, – сказал Джим и, задумавшись, добавил. – Хотел бы поработать вместо тебя.

– Ну уж нет, – ответил Харб.

– Да, я понимаю. Я это несерьезно.

Джим встал и пошел в сторону конференц-зала. У него было такое чувство, что ему необходимо дополнительное время, чтобы привести в порядок свои мысли.

«Нет энтропии?!»

– Ну, что ж, приступим к отчетам, – сказал Джим.

За столом сидело девять человек: Спок, Ухура, Скотт, Чехов, Харб, Кет'лк, Мэтлок – начальник отдела безопасности и доктор Маккой.

– Если никто не возражает, то начну я, – сказал Спок. – Капитан, инверсионный аппарат доставил нас прямо в запланированную точку за пределами Галактики. Но, как все поняли, этот процесс прошел не без осложнений. Психологические и эмоциональные аспекты я оставлю доктору Маккою, он лучше разбирается в этих вещах. Главный же интерес для научного отдела представляют некоторые звезды из звездных скоплений на окраине Магелланова Облака. Согласно данным наших сенсоров, а мы их проверяли и перепроверяли несколько раз, течение времени возле них сильно замедлено или полностью остановлено. И звезды в этом районе хотя и светятся, но очень необычно. Они не излучают энергию.

Спок остановился, как будто ему нужно было время, чтобы опомниться после того, что он сказал.

– Одно это открытие уже говорит о целесообразности нашего полета и о том, что Звездный Флот не зря нас сюда направил. Поэтому я как начальник научного отдела предлагаю незамедлительно отправиться в тот район и исследовать его.

– Есть только одна небольшая проблема, – высказался Скотта. – Мы, может, и чувствуем себя нормально во время полетов, но что происходит с кораблем, – неизвестно. И еще: что произойдет с нами в том месте, где нет времени? Не застрянем ли мы там навсегда? Так и будем курсировать, никем не замеченные…

– У меня есть решение этой проблемы, – сказала, вставая, Кет'лк. – У инверсионного аппарата гораздо больше функций, чем это могло показаться. Я не буду утомлять вас различными физическими терминами. Хочу лишь сказать, что он способен создать дополнительное поле вокруг корабля, которое будет перемещаться вместе с нами. Это нечто похожее на оболочку, создаваемую во время полетов в подпространстве, которая сохраняет изначальную световую скорость корабля и защищает его от внешних воздействий той среды, в которую он попал.

– А вы уверены, что оно сработает, дорогуша?

– Конечно, Мнт'гмри. Ведь в этом случае он работает по принципу…

– Кет'лк, – прервал ее Джим. – Какие еще проблемы?

– Прежде всего нужно узнать, является ли этот феномен типичным для данной галактики или нет. Во-вторых, на нашем пути встретится немало звездной пыли. И еще один, я бы даже сказала – пугающий, момент. В некоторых, полученных нами спектрограммах появляются те же признаки, которые появлялись сначала у Пискума 109, а затем у Зеты 10 Скорпиона. Поэтому существует очень большая вероятность того, что это мы повинны во взрывах этих планет. Так что я считаю, нам нужно как следует изучить сложившуюся ситуацию.

В течение нескольких секунд все сидели в полной тишине.

– Спасибо, – нарушил ее Кирк. – Кто следующий?

– Я, – ответил Маккой. – Я хотел бы сказать, что на этот раз практически все члены экипажа оказались в воспоминаниях друг друга. Но удивительно, что никто из них не был этим обеспокоен, несмотря на то, что некоторые из воспоминаний были сугубо личными, Я предполагаю, это произошло потому, что экипаж «Энтерпрайза» всегда выгодно отличался сплоченностью коллектива, мы всегда поддерживали друг друга в трудных ситуациях. Опять большинство ощущений были приятными или, по крайней мере, интересными. Но я даже не могу предполагать, какими они будут в следующий раз. Единственное, о чем можно сказать с уверенностью, так это о все более реальном и более протяженном характере этих ощущений. Как долго продлится следующий полет?

– Две тысячи световых лет, – ответил Спок.

– Это даже дольше, чем в прошлый раз? Прекрасно, – сказал Маккой. – Ну что ж, удачи тебе, Джим, и всему твоему экипажу. Я желаю вам уберечь ваши задницы, поскольку гарантировать, что с вами ничего не произойдет, я не могу.

– Харб, – обратился Джим. – А что вы хотите нам сообщить?

– Я хочу сказать, что, судя по моим наблюдениям, все очень взволнованы происходящим, – начал тот, – но горят желанием продолжить испытания. Я также обратил внимание на то, что люди стали свободнее общаться, компании стали больше, чем раньше. Мне кажется, это результат тех ощущений, которые они испытывают во время перелетов. Так что я в них никакого вреда не нахожу, тем более, что это никак не сказывается на их работоспособности.

– Я согласен с последним высказыванием, – вставил Маккой, – Но я хотела бы вернуться к тем звездам, к которым мы собираемся отправиться, – сказала Ухура, – поскольку они не входят в программу наших исследований.

– В общем да, но я не думаю, что Звездный Флот будет возражать, – произнес Джим.

– Просто я хочу как-нибудь сообщить им об этом, – продолжила Ухура. – Кто знает, что с нами может там произойти. Они должны знать хотя бы, где мы находимся. К сожалению, мы с самого начала предполагали, что связаться с ними будет невозможно.

– Ну, я могу что-нибудь придумать, – сказала Кет'лк, – Или, по крайней мере, мне кажется, что могу. Можно закодировать наше послание и отправить через инверсионное пространство. Я думаю, что и в Звездном Флоте смогут сделать то же самое. Как только они построят еще один инверсионный аппарат, мы сможем поддерживать постоянную связь.

– Займитесь этим незамедлительно, – сказал Джим. – И готовьтесь к очередному прыжку. Я согласен со Споком по поводу того, что нам следует изучить особенности этой галактики. Поскольку во время полета мы должны собрать все возможные сведения. Какие ни будь возражения?

Все молчали.

– Рекомендации?

– Помолиться перед вылетом, – проворчал Маккой.

– Мы учтем ваши пожелания, Боунз. Что-нибудь еще?

Харб Танзер какое-то время смотрел на Джима и только потом произнес:

– Вы могли бы спуститься в комнату отдыха и хоть немного поговорить с экипажем. Они очень о вас беспокоятся.

– И это я тоже учту, – сказал Кирк. – Чехов и Спок могут приступать к разработке курса в этот «загадочный район». Доложите мне, как только он будет готов.

Офицеры начали разбредаться в разных направлениях. Один только Джим остался сидеть в пустой комнате. Его лицо было абсолютно спокойным, а в голове вертелся Гимн первых астронавтов. Затем он встал и тоже куда-то побрел, бормоча под нос слова этой песни.

Глава 9

– Курс установлен?

– Да, сэр.

– Ухура, вы отправили сообщение Звездному Флоту?

– Оно отправится вместе с нами.

– Экипаж готов?

– Да, сэр.

– Зулу, скажите нам… Нет, не надо. Начинайте отсчет. Сообщите экипажу, что мы отбываем. Инженерный, запускайте аппарат.

Они снова ушли в инверсионный полет.

Вечерний ветерок трепал ее волосы, принося с собой знакомые запахи. Она узнала запах сосны и кипариса. Откуда-то издалека, из того места, где виднелся пурпурный закат, доносились странные звуки, похожие на рык, от которого у нее на затылке зашевелились волосы. Ошибки быть не могло. Это лев. Она посмотрела на быстро темнеющее небо и увидела две белые луны. Одна из них была чисто белой, а вторую покрывали темные пятна и рубцы. А на востоке поднялась крошечная розовато-красная, третья, и последовала за первыми двумя.

Это была Серенгети – пятая планета системы Процион А, на которую собрали все вымирающие виды животных Земли. Они разгуливали здесь абсолютно спокойно, не опасаясь охотников. У нее ни как не хватало времени прилететь сюда, хотя это было ее главной мечтой с самого раннего детства. Серенгети открыли, когда ей было лет пять или шесть. И рассказы матери об этой планете смешались в ее сознании с другими историями о животных, разговаривающих друг с другом и даже с людьми. И еще тогда она решила, что когда вырастет, то обязательно побывает на этой планете и поговорит с ее обитателями.

Но, став взрослой, она поняла, что ее привлекали не сами животные, а общение с иными формами жизни вообще. А Звездный Флот оказался именно тем местом, где ее обучали этому. Она закончила Академию и забыла про свою планету. Теперь она хотела попасть куда-нибудь на Вулкан, Тель, Орион или Альдебаран.

А сейчас она стояла посреди высокой травы Серенгети и смотрела на величественные заснеженные вершины горы Меритайа.

Она оглядела себя и нашла, что одета согласно обстановке: костюм для прыжков, спасательный пояс, магнитные ботинки, а на боку висел не привычный маленький фазерный пистолет, а самый настоящий, полностью заряженный бластер, который мог разнести половину этой горы. Она боялась не зверей. Ходили слухи, что на планете появились браконьеры.

«Да поможет им господь, если они столкнутся со мной» – подумала она и не спеша направилась в сторону заката. Искусственно сбалансированная экология Серенгети была очень хрупкой. В течение многих лет компьютеры с особой тщательностью составляли список животных, которые будут ее населять, растения, которые нужно развести. И браконьеры, охотящиеся за мехами и ископаемыми, представляли собой огромную опасность для этой планеты. Правда, существует еще и опасность, что компьютеры не смогли просчитать все до мелочей, ведь всегда возможны какие-то несчастные случаи, эпидемии…

Жуткий, яростный вопль разнесся во все стороны от горы. Вопль ужаса и неповиновения. Затем он повторился, и она помчалась на звук. Еще даже до конца не осознав, что делает, она вытащила из кобуры бластер, сняла его с предохранителя и установила на полную мощность. Она не знала, что ждет ее впереди, за деревьями нрара. Оставить трикодер в сторожке – это не самое лучшее, что она сделала. «Хорошо, хоть бластер с собой!»

Она рассчитывала затормозить невдалеке от нрара, но не успела – прямо из высокой травы па нее выпрыгнуло что-то очень большое, больше льва. Она среагировала мгновенно, – поджарив это существо из бластера еще в прыжке. Ей показалось, что она узнала то, что только что сожгла, но теперь было слишком поздно. Ого-го! Еще две огромные фигуры после хорошей порции фазерного огня последовали за первой.

«Наземные акулы», – отметила она про себя, пока другая часть ее мозга следила за тем, чтобы уничтожить их раньше, чем они пообедают ею. Когда она убила второе существо, ее отбросило на землю волной обжигающего зловонного газа.

Она поднялась на ноги и побежала, пытаясь укрыться в нрара, но это было бесполезно. Ужасный, животный крик приближался, становясь все громче и громче. Еще одна наземная акула неслась прямо на нее из пролеска. На этот раз она успела ее рассмотреть: четырехметровое тело, покрытое белым мехом, восемь ног и пустые, слепые белые «глаза». Она пробежала мимо облака горячего дыма, которое оставил от этого существа бластер и укрылась в пролеске.

Еще несколько акул заметили ее, хотя уже после того, как она заметила их. Она прыгнула в небольшую лужу, оставшуюся от того, что некогда было водопадом, и увидела на другом берегу такого огромного слона, каких еще никогда не видела в своей жизни. Он заметил ее, но не успел ничего предпринять, поскольку одна из акул бросилась на него. Взбешенный, он начал реветь и старался поддеть эту тварь бивнем.

В округе было полно акул, которые двигались очень быстро. Единственным спасением для нее было прислониться к чему-нибудь спиной, чтобы быть уверенной, что сзади на нее никто не нападет. Но поскольку ничего такого она не нашла, ей приходилось стрелять направо и налево. Стая акул изменила тактику. Они собрались вместе, пытаясь напасть то с одной, то с другой стороны. Раздался рык. Этот звук сначала удивил и испугал ее, но затем она обрадовалась. «Они охотятся молча, когда чувствуют свое преимущество.» Невдалеке догорали еще две акулы. «Осталось восемь, нет, семь».

Но и это много. Ее бластер стал издавать звуки на четыре тона ниже – он начинал разряжаться. Индикатор на стволе сообщил, что ей досталась поврежденная батарея. Если не подойдет помощь с корабля, то очень скоро, несмотря на все ее усилия, она станет обедом этих ненасытных тварей.

В сотне ярдов от места битвы появился транспортатор. Несколько существ устремилось в ту сторону.

– Нет, – взвизгнула она, чем удивила их настолько, что они замерли. Это дало ей несколько секунд, чтобы поджарить одну из них и опалить ноги другой. Та тоже завизжала и с дикой скоростью стала уползать в траву Мысли о поведении раненых животных роились в ее голове, когда на нее упала тень транспортатора. «Господи, только бы они были вооружены!»

– Смотрите, – кричала она изо всех сил – Смотрите, они приближаются!

Две твари шли прямо на нее, не давая ей больше возможности кричать.

«Дыши, черт тебя побери! Дыши! Дыши!»

Кошмар перешел в реальность. Он в сотый раз проклинал эту идиотскую браваду, из-за которой его люди попадают в дурацкие переделки с дикими тварями, перекрестным огнем или еще чем-нибудь похлеще. Еще повезло, что это просто царапина. Но ситуация была и без того ужасна. Рука на груди не обнаружила никаких признаков ни дыхания, ни сердцебиения. Он приподнял веко – зрачок, хотя и почти незаметно, среагировал на свет. «Благодарю тебя, Господи!» Пульс не прощупывался даже на сонной артерерии. «Не страшно!» Он начал делать непрямой массаж сердца.

– Хм!!

Пульс отсутствовал. «Чертов упрямец, ты не хочешь помогать мне?» Он продолжил массаж.

– Крис! Лиа! – закричал он. – Кто-нибудь подойдите и делайте ему искусственное дыхание!

«Ну давай, Джим, давай! Не расслабляйся! Не смей! Не смей, слышишь!»

Выстрелы приближались и становились все слышнее и слышнее. Он видел вспышки, направленные куда-то вдаль. Кристина упала перед ним прямо на бездыханное тело. Ему не нужно было ничего говорить – она сгребла его голову, открыла ему рот и, убедившись, что дыхательные пути свободны, начала делать искусственное дыхание. «Это должно ему помочь! Он начнет дышать!»

Еще один бластер начал стрелять прямо над его головой. Он упал на обожженные колени и успел заметить, несмотря на какую-то странную заторможенность, как выстрел Лиа попал прямо между пустых глаз одной из тварей. «Возможно, выжидала, пока та приблизится. Черт, нашла время устраивать представления! Придется сделать комплимент Кристине. Ха, когда еще представится такая возможность сказать ей, что у нее потрясающие легкие».

– Оставь это для меня, – пробормотал он, и Лиа тоже присела на колени возле него, сдвигая и раздвигая его руки в сердечном ритме. «Неплохо. Может, в этом, и правда, что-то есть, когда некоторые медсестры ведут себя, как врачи».

Он нащупал аптечку: «Кордразин. О, нет, только не это. Это его добьет, Сиклогексан – нет! Энверасон – нет и еще раз нет! Какой дурак составлял аптечку?»

Сирава от него послышалось рычание, и очередная акула попрощалась с жизнью. Это Кет'лк вовремя пришла ему на помощь. Он снова повернулся к аптечке. «Рофенсин. Унифактор. Суспенар. Адресам. Ну наконец-то! – Он вставил ампулу в спрей-шприц, даже не заботясь о дезинфекции. – У него было и так слишком много проблем, чтобы уделять внимание микробам!»

– А-В, – передал он Лиа. Тело дернулось, когда введенное лекарство начало стимулировать сердечную мышцу.

– Наблюдайте за ним, – сказал он. Его всего трясло после пережитого. – Господи, что творится с этим-кораблем?

Фазеры клингонов повредили их экран. На этот раз они не успели вывести весь запас энергии в защитное поле, и поэтому сейчас несли потери. Никогда он не мог предположить, что экран его корабля начнет излучать ультрафиолет, как это было сейчас. Он надеялся, что этот яркий свет хотя бы ослепит клингонов.

– Скотти! – кричал он в интерком. Ответа не последовало. «Где все? Господи, это ужасно! Мы ничего не сможем предпринять, пока они будут расстреливать нас таким образом».

После очередного попадания корабль сильно тряхнуло. «Что же мне делать?» – думал он. За неимением никаких других идей, он начал с пульта управлять всеми остальными отсеками, включая инженерный, который он обследовал очень тщательно. Корабль, как обычно, находился на орбите. «Скотти убьет меня, если узнает об этом. А он наверняка узнает».

В прошлый раз они зарядили защитное поле энергией подпространственных двигателей. Правда, их корабль отнесло-таки к плазме, но только потому, что они курсировали слишком близко. Сейчас у него не было столько времени, чтобы набрать такую скорость, даже если клингоны позволят ему это сделать. Но, тем не менее, ему просто необходимо усилить поле. Он знал, как это сделать. Он плохо разбирался в инверсионных аппаратах, но знал наверняка, что во время работы они вырабатывают огромнейшее количество энергии.

«А мы вообще-то сейчас в инверсионном пространстве или нет? Похоже, что да. Хотя, почему-то абсолютно отсутствует ощущение удушья. В конечном счете, в данный момент это не играет никакой роли». Он быстро отдавал распоряжения, где и какие произвести подсоединения компьютерам инженерного отсека. Те же, запрограммированные Скоттом, выдали информацию о том, что, хотя эти подсоединения и возможны, лучше их не делать.

– Ну и что из того, что лучше не делать? – сказал он уверенным голосом, хотя на самом деле ему было очень страшно. – Выполняйте приказ!

Корабль буквально застонал от навалившихся на него перегрузок, Защитный экран постепенно стал фиолетовым, затем голубовато-зеленым, потом он становился все ярче и ярче, пока не стал ярко-белым. Теперь фазеры клингонов не могли причинить ему никакого вреда. «Ну, что ж, по-моему, хватит».

Он сел в кресло, и тут произошло нечто, что просто потрясло его, «Господи, что это я наделал?» На экране появилось защитное поле, которое разрасталось все шире и шире. Несколько кораблей клингонов при виде происходящего в панике разлетелись. Один из них остался на месте и продолжил вести огонь. Когда защитное поле коснулось его, он в мгновение ока исчез, словно его выключили. «О Великий Боже, что же это я открыл?» Он наблюдал за всем происходящим не без скрытого удовлетворения. «Надеюсь, поле не окажет никакого влияния на эту планету.» И, как будто услышав его, поле замедлило темпы роста, а затем вообще перестало разрастаться. «Спасибо, Господи! Но у меня, кажется, опять проблемы…»

Он вернулся к приборной доске. Благодаря открывшимся возможностям он мог вернуть отправленный на планету отряд, не опуская защитного экрана. Надо лишь подсоединить транспортатор к инверсионному аппарату с тем, чтобы сигналы были достаточно сильны и смогли прорваться сквозь экран. Он объяснил компьютеру все, что следует сделать с транспортировочным лучом, и очень скоро услышал сигнал, сообщающий, что отряд прибыл.

ТРЕВОГА! ТРЕВОГА! Сирены выли так громко, что Зулу приходилось кричать, чтобы услышать свой голос.

– Мы вышли из инверсионого пространства, сэр!

– Я вижу! А что с защитным экраном? – спросил Джим. Он попытался встать, но почувствовал себя плохо и снова сел, У него так болела грудь, словно ее обожгли фазером. Запищал коммуникатор, но все, что он смог сделать, – с трудом дотянуться до кнопки, при этом почувствовал страшную боль и слегка смутился из-за этого.

– Мостик… «Джим не двигайся! Как твоя грудная клетка?»

– Ох, – начала возвращаться память. – Я прикрыл Спока от этих жутких тварей…

Он прервал эти мысли. В конце концов, они были похожи на истинные воспоминания. Совершенно сбитый с толку, он поправил воротник куртки.

– Я снова сделал это. Да, Боунз? «Я был прав насчет носилок». Боунз, это из-за отсутствия времени!

– Успокойся. Ты просто полежишь часик или два. Я думаю, мне хватит этого, чтобы залатать поврежденные сердечные ткани. Попробуй возражать, – и останешься здесь на несколько дней!

– Но, Боунз, это же происходит не на самом деле!

После короткой паузы последовал ответ:

– Оглянись вокруг и попробуй повтори то, что ты только что сказал, еще раз.

Джим раздраженно стукнул по клавишам:

– Что, черт побери, происходит с защитным экраном?

– Проблема не в экране, а в наших сенсорах, капитан, – ответил Спок, вставал с кресла Кирка. – Они выдают абсолютно бессмысленные данные. Хотя, может, они бессмысленны только с нашей точки зрения. Мы попали в такое место, где сама ткань космоса находится в жутком беспорядке из-за периодического исчезновения энтропии. И еще, по какой-то причине во время полета увеличился защитный экран…

– Я сделал это, – довольно ответил Зулу, хотя в его голосе слышалась некая обеспокоенность.

Спок удивленно приподнял бровь:

– Так это ты умудрился, Зулу. Он каким-то образом подсоединил к защитному полю инверсионный аппарат, капитан, несмотря на то, что ни его, ни корабля в тот момент не существовало. Это же надо, он сподобился не только двигаться, но и мыслить во время инверсионного полета, – Спок сделал вид, что поверил во все это. – По крайней мере, то, что сделал мистер Зулу, спасло нас всех от гибели – так называемая «энтропия» разрушила наш защитный экран.

– Неплохо сработано, Зулу, – похвалил Джим. – Спок, а что значат все эти сирены?

– Я уже говорил, капитан, что сенсоры ведут себя крайне странно. Кроме того, здесь очень сильная радиактивность. Мы зарегистрировали практически все ее виды, включая радиацию Хокинга. А, как известно, она обычно встречается возле черных дыр. Правда, наши сенсоры подтверждают, что в округе нет ни одной дыры, или, по крайней мере, они не появляются надолго.

– Не появляются надолго?

Спок пожал плечами:

– Данные крайне нелогичны! Звезды исчезают и появляются, становятся новыми, а затем оказывается, что с ними ничего не произошло. Хотя, в общем, это неудивительно – для благополучного существования законов термодинамики необходимо такое понятие, как время.

Джим посмотрел на экран, но кто-то уже выключил его.

– Включите изображение.

– Я бы не советовал вам этого делать, сэр.

– Почему?

– Исключительно с точки зрения медицины.

Джим было открыл рот, чтобы продолжить опрашивать Спока, но почувствовал, что кашель зреет в его груди.

– Кроме того, – сказал Спок, – вы же знаете, сэр, что я единственный, кто бывает смотровой рубке во время полетов в подпространстве. То, что можно увидеть там сейчас, я заставил себя просмотреть только по долгу службы и не собираюсь больше травмировать свою психику. Хоть вулканцы склонны к некоторым вещам, которые не все могут понять, но мазохизм нам не свойственен.

Двери мостика открылись, и вошел Маккой с высоким симпатичным человеком, который толкал перед собой каталку.

– Мне бы хотелось, чтобы через пару часов вы подготовили отчеты и принесли их мне, как только Маккой закончит операцию. Скотт, ты и Кет'лк можете пролить свет на это дело.

– Заткнись, Джим. Дон, наклони-ка эту штуку градусов на восемнадцать. Хорошо, а теперь укладывай его. Ну что, поехали, капитан-герой?

Двери за ними закрылись.

Глава 10

– Данные поступили, – прощебетала Кет'лк. – Единственное, что в них есть хорошего, – тебя они уже не смогут обескуражить так, как меня.

– А ты попробуй, – попросил Кирк, присаживясь на диагностической кровати. Боунз напичкал его различными лекарствами в таком количестве, какое встретишь не в каждой аптеке. Зато сейчас Джим чувствовал себя гораздо лучше. Скотт, Спок, Кет'лк и Маккой собрались у его кровати.

– Позвольте мне начать, – нарушил молчание Боунз. – Пока ты лежал здесь, Джим, я обошел большую часть экипажа и обнаружил немало других, хотя и не настолько серьезных повреждений. Все они чем-то похожи на то, что произошло с тобой, – происходило в видениях. Люди не могли ни двигаться, ни дышать. Правда, ни одно из этих повреждений не было настолько серьезным. Мне нужно обследовать еще несколько человек. Ты же для меня был самым главным пациентом.

– Боунз, я до сих пор не могу понять, как это все могло с нами произойти? Ведь все это было не настоящее?

Боунз отклонился назад и покачал головой:

– Джим, по-моему, ты нарываешься на неприятности. Множество кризисов, а особенно войн, начинаются, когда кто-то утверждает, что этот мир более настоящий, чем тот или иной. Вот уже сотни лет прошло с тех пор, как ксенопсихология установила, – все, что видит или ощущает человек, – реально, и это не так сложно, поскольку одна реальность включает в себя другую. Например, моя включает «Энтерпрайз», Джима Кирка и Спока, – Спок удивленно приподнял бровь. – Твоя же реальность будет содержать все эти понятия плюс сознание Маккоя. Кроме этой, могут быть и другие вставки. Ну, например, представим, что ты спишь, и тебе снится, что за тобой гонится монстр. Пока ты спишь, то думаешь, что он настоящий, но потом просыпаешься и понимаешь, что это был только сон, и что ты сейчас находишься в более вместительной «главной» реальности. Для нас «главной» является реальность пробуждения. Хорошим примером могут послужить на'мдеихеи Лии.

Маккой вздохнул:

– Я могу предположить, что все наши видения становятся все более и более вместительными, более «главными». Они становятся все шире и охватывают теперь не только «основную» реальность других людей, но и их ощущения.

– Может быть, это как-нибудь связано с возрастающей продолжительностью полетов? – спросил Скотт.

Боунз пожал плечами:

– Вполне возможно, что барьер между разумами существует в том случае, если присутствует понятие энтропии, а мы находимся в таком месте, где оно отсутствует. Но есть еще одна интересная вещь, общая для всех видений. Все ощущают опасность для «Энтерпрайза» и стараются ее преодолеть. Конечно, звучит это несколько странно, но я не уверен, что именно Зулу спас корабль. Практически весь экипаж во время полета сделал что-то подобное.

Джим кивнул:

– Понятно. А ты что хотел сказать, Спок?

– Сэр, обстановка вокруг корабля крайне необычная. Мы установили, что существует пространство, из которого исходит весь беспорядок во времени. Оно находится очень далеко отсюда, даже с точки зрения инверсии, на расстоянии около миллиона двухсот тысяч световых лет. Когда мы направляем наши сенсоры в тот район, они просто перестают функционировать. Кроме того, наличие радиации Хокинга дает возможность понять природу этого пространства. Абсолютно ясно – это место, где другая галактика нарушает границы нашей.

Скотт удивленно посмотрел на Спока:

– И что из этого?

– В той, другой галактике, понятие энтропии отсутствует полностью. Оттуда и поступает антиэнтропия в нашу. И брешь, через которую это происходит, все больше и больше расширяется, – ответила Кет'лк.

– И как быстро? – спросил Джим.

– Со сверхсветовой скоростью, – сказал Спок. – Через месяц этот эффект распространится на все Малое Магелланово Облако, а через два или три достигнет нашей родной Галактики. А через год или два она поглотит все галактики этого района Вселенной.

Скотт побледнел. Маккой настороженно замер. Даже Кет'лк перестала позвякивать.

– И что произойдет? – спросил Джим.

– Ты имеешь в виду с населенными планетами? – посмотрел на Джима Спок, и никакое вулканское спокойствие не могло скрыть его страх. – Насколько нам известно, никакие формы жизни не могут существовать без энтропии. Как только волна антиэнтропии достигнет нашей Галактики, все погибнут. Но, кроме того, это произойдет не так уж быстро и безболезненно. Сначала антиэнтропия будет бороться с энтропией, и будет появляться с перерывами, как это происходит в данной галактике.

Спок подошел к экрану и включил его. На нем появилось изображение того, что происходило вне «Энтерпрайза». Сначала, в течение примерно секунды, все выглядело совершенно обычно: черное пространство, усыпанное яркими звездами, но через какое-то мгновение картина изменилась. Свечение звезд стало прерывистым и неярким, как будто на них смотрели через слой загрязненной, пыльной атмосферы. Оно было похоже на свет догорающей свечи, стоящей на сквозняке, – это энтропия сопротивлялась проникновению антиэнтропии. Время в том пространстве бежало то вперед, то назад – смотря что побеждало в этот момент. Это было не просто мгновенное забвение, как во время взрыва, это была долгая, мучительная смерть. И она приближалась.

– Там ведь есть населенные планеты, – задумчиво произнес Спок. – Правда, эти формы жизни довольно странные. Быть запертым в пространстве, где время течет как попало… Я думаю, они будут только рады своей смерти. Хотя для некоторых из них момент смерти покажется растянутым на века. Господи, и такая смерть ожидает все существующие миры: и Федерацию, и Империю Клингонов. Не только в пределах нашей Галактики, но и за ними эта ужасная участь постигнет сотни человеческих видов.

Джим с ужасом смотрел на экран:

– Но неужели, с этим нельзя ничего поделать? – прошептал он.

– Нужно понять природу надвигающейся катастрофы, – сказала Кет'лк. – Мы обязаны сделать это! Ведь именно мы являемся причиной всего происходящего.

В ее голосе появились печальные, болезненные нотки. Джим с удивлением посмотрел на нее, а затем на Спока. Тот кивнул:

– Вероятность того, что это сделали мы, сто процентов. В спектрограммах этих звезд четко видны те же линии, что и в спектрограммах Пискума 109 и Зеты 10. У меня есть предположение, и Кет'лк согласна со мной, что каждый раз, когда мы используем инверсионный аппарат, ситуация во Вселенной все более обостряется. А после последнего прыжка материя не выдержала и разорвалась. Мы не знаем, следует ли нам совершить полет к центру этих всех аномалий, поскольку он будет еще длиннее, чем все предыдущие, и может только усугубить ситуацию. Мы можем также попытаться улететь домой и предупредить всех об опасности.

– Какие будут предложения? – спросил Джим.

– Полететь в сердце этой аномалии, – ответил Спок.

– Ну, допустим, мы попадем туда, и что мы сможем там сделать?

– Есть вероятность, что эту дыру можно закрыть, – сообщила Кет'лк. – Капитан, вы вот смеялись над нашей созидательной физикой, а ведь только благодаря ей мы пока еще существуем.

– Но и в переделку мы попали тоже благодаря ей, – проворчал Маккой.

Посмотрев на него, Кет'лк раздраженно проворчала:

– Пожалуйста, Л'нрд. Я не отрицаю своей ответственности за все происходящее. И осознавая это, считаю, что времени на споры и пререкания у нас нет.

– Брек, – мягко прервал их Скотт.

– Спасибо. У меня действительно нет времени на это. Я просто чувствую необходимость что-то предпринять. Возможно, Звездный Флот подаст на меня в суд, если я останусь в живых… Капитан, я уверена, что смогу доработать уравнение и залатать эту дыру. А когда я это сделаю, мы можем короткими перелетами – чтобы не сильно влиять на материю космоса – вернуться сюда и все здесь исправить.

– А если ты не сможешь?

– То тогда, поскольку мы находимся слишком близко к эпицентру, мы просто погибнем, – объяснил вместо Кет'лк Спок. – Я буду болеть за тебя. В конце концов, вероятность успеха гораздо выше, чем мы предполагали.

– Да? И какая же?

– Сорок восемь процентов.

– И она поднялась до пятидесяти пяти? Это и есть главный показатель успеха?

– Боунз, – сказал Кирк как можно спокойней:

– У тебя есть какие-нибудь предложения?

– О да! Я собираюсь пойти спать, а чтобы вообще ничего не слышать и не знать, вставить в уши бируши. И всем остальным я рекомендую сделать то же самое, – он посмотрел на Спока. – А тебе придется найти для себя очень большие бируши.

– Боунз!

– Все в порядке, Джим. Просто с каждым полетом умственные способности некоторых членов экипажа становятся все хуже и хуже. Они перестают уже различать, где видения, а где реальность.

– Доктор, сейчас не время для лекций по эго-позитивизму.

– Джим, я подтверждаю, что длительные перелеты могут нарушить естественную обособленность мышления каждого человека. Нет никакой гарантии, что мы по-прежнему будем существовать как отдельные личности. Мы можем стать чем-то похожим на единый мозг. И кошмар одного из нас будет кошмаром всех. А это конец. Вам следует проинструктировать экипаж перед стартом, рассказать о возможных последствиях и дать указание всем подразделениям слушаться только своих начальников. Это просто необходимо, чтобы предотвратить несчастные случаи.

– Я пока еще не определил своей линии поведения с экипажем, – ответил Джим. – Но так или иначе, взял это себе на заметку. Что-нибудь еще?

Никто не проронил ни звука.

– Хорошо, Спок. Я собираюсь выйти в космос ненадолго. На время моего отсутствия вы остаетесь на связи. Просто небольшая прогулка. Я не буду далеко отходить от корабля.

– Не переусердствуйте там. И старайтесь находиться на противоположной всему этому кошмару стороне корабля, – попросил Маккой, поглядывая на погасший экран.

– Принято, – ответил Джим и встал. Он спустился в Складской отсек, где испугал лейтенанта-суламида, который протирал антистатиком пульт управления, держа в каждой из шести ног по тряпке.

– Дай-ка мне костюм, Атенди, – попросил Джим. – Не рабочее снаряжение, а обычное, с самым новым шлемом.

– Понятно, – ответил суламид, убирая тряпки и антистатик. Он повернулся к пульту управления, а Джим в это время вступил в поле одного из сенсоров, чтобы тот снял его данные; вес и рост. Атенди пробежал своими щупальцами по клавиатуре и сообщил:

– Двенадцатая кабинка, сэр. Шлем будет через несколько секунд.

Джим подошел к кабинке, где хранился костюм, открыл ее и достал снаряжение. К нему подошел суламид, перебирая всеми своими ногами. Он помог Кирку надеть и застегнуть шлем, проверил, все ли загерметизировано, просматривая данные на его передней панели.

– За бортом растет давление, – сообщил Атенди. – Вы собираетесь покидать корабль через шестой выход? Полетите на скоростном катере?

– О нет. Это займет слишком много времени, – ответил Джим. – Через шлюзовую камеру.

– Значит, нужна страховка, – сказал суламид и снова подошел к пульту. Через несколько секунд открылся люк шлюзовой камеры.

– Спасибо, Атенди, – проговорил Кирк, входя в камеру.

– Приятно было служить вам, – ответил тот. – Хорошей связи.

– Что? – Джим не совсем понял смысл последней фразы. Воздух вокруг него постепенно уходил во все более и более расширяющееся отверстие люка. «О боже!» У него было не так уж много времени на рассуждения. Люк открылся, и он увидел бесконечный космос. Джим ухватился за один из поручней, оттолкнулся и вылетел в этот холодный мрак.

Он не слышал никаких звуков, кроме биения собственного сердца и мягкого потрескивания костюма, которому приходилось выдерживать перепад между нулем градусов снаружи и двадцатью четырьмя внутри. «Мы можем вылететь за пределы Галактики, но не можем создать костюм, который не трещал бы, как кости старого ревматика, и в котором я бы не выглядел, как уродливый бабуин. Интересно, чем там сейчас занимается Звездный Флот?»

Джим засмеялся над собой и над своими глупыми придирками. Он нажал кнопки на панели и включил встроенный портативный двигатель, чтобы улететь от этой огромной и мрачной стены, возле которой завис. До выхода в космос он обещал себе, что не станет оглядываться вокруг, а оставит это испытание до более подходящего момента. На самом деле ему было сложно выполнить свое обещание, тем более чего-то в этом пространстве не хватало. И вдруг его осенило – звезд. Миллионы таких родных и знакомых «глаз», которые всегда смотрели на него из космоса, теперь исчезли, оставив одну только раздражающую черноту.

Но Джим не позволил себе расстроиться. Он повысил температуру внутри костюма, поскольку в нем становилось уже прохладно и, оттолкнувшись, отлетел метров на сто от «Энтерпрайза». Он начал осматривать корабль. Тот перемещался в пространстве с минимальным освещением, и поэтому был похож на огромную тень, скользящую в этой бесконечной черной пустоте, и только тонкая оболочка отражаемого звездного света выделяла его корпус.

И сейчас корабль выглядел очень необычно, можно даже сказать, загадочно. Глядя на него, Джим вспомнил, как однажды ночью он плавал на побережье Северной Калифорнии и был очень удивлен, когда в лунном свете перед ним предстал кит. Тот то ли проговорил, то ли пропел что-то на обобщенном научном языке, который в его исполнении был похож на какую-нибудь бетховенскую симфонию в исполнении какаду, затем, непонятый, сделал в воде круг и, осмотрев Кирка, уплыл вдаль, оставляя Джима с ощущением подопытного кролика.

Примерно такое же чувство он испытал сейчас. Это был уже не тот, так хорошо знакомый Джиму «Энтерпрайз», а какое-то чужое, неизвестное ему существо. Он плыл в этой обмораживающей темноте, словно был ее частью. Он принадлежал этому миру, а вот Джим был здесь чужим. Выбравшись из укрытия, пусть относительного, которое представлял собой корабль, Кирк хотел посмотреть на то, что происходило вне этого укрытия.

Вид, который ему открылся, очень сильно отличался от того, что он видел, находясь в наблюдательном отсеке. Теперь он видел Галактику не через безопасное толстое стекло, а во всем ее космическом величии, и она показалась ему не только более грандиозной, но и более чужой. Вся Федерация оказалась совсем маленьким кусочком пространства, который можно было закрыть одним пальцем, а Империи Клингонов и ромулан вообще терялись.

Благоговейный страх снова охватил душу Кирка, к нему примешивались и скрытая радость, и мощное нарастающее беспокойство, настолько сильное, что Джима на мгновение затрясло. Он смотрел на маленькую спиральную Галактику – родину всего живого, которая пронзала своими огоньками эту безжизненную тьму.

Господи, что он сделал с собой и со всеми людьми, которыми командовал! На этот раз он зашел слишком далеко. Он и четыреста тридцать восемь живых душ находились сейчас в таком месте, где до них не бывал никто. Мысль об этом восхищала Джима и в то же время путала. Его голос в шлеме прозвучал слишком громко, хотя он просто прошептал старую фразу, которую первой прочитал на древнем английском:

– О, Великий Боже, море твое так огромно, а лодка моя так мала…

Он заставил себя вспомнить, зачем вышел в космос, и постепенно дрожь и страх отступили.

Джим знал, что экипаж не испугается опасности этого мероприятия – все его члены отличались жаждой открытий новых миров и страстью ко всему новому, и эти чувства в них были настолько сильны, что они могли совершенно забыть свой страх перед смертью. То, что действительно его волновало, – это проблемы жизни и смерти вообще. Ему просто необходимо было решить, что делать дальше, а это давалось нелегко. Джим снова вспомнил о своей ответственности за жизни четырехсот тридцати восьми существ, к которым уже привык, с кем-то сдружился, а кого-то успел полюбить.

Он думал, есть ли такие причины на свете, ради которых стоило бы рисковать жизнями своих подчиненных. И в то же время их жизни – слишком малая цена за продолжение существования во Вселенной разума. Хотя это был всего лишь порыв самобичевания, который был настолько же аморален, как и решение, что можно принести в жертву жизни всей Вселенной ради спасения его экипажа. Ведь вовсе не обязательно считать, что нужды большинства выше нужд меньшинства. Такие решения можно принимать, если только речь идет о твоей собственной жизни. И что же делать? Пытаться решить, что является более ценным, с точки зрения логики абсолютно невозможно. Решить с помощью орла или решки? Но это лишь способ избежать ответственности за сделанный выбор.

Когда он был совсем юным, то считал, что можно пожертвовать всей Вселенной ради любви одного человека. Но он сильно изменился с тех пор. Еще один вопрос мучил его. Когда кто-то становится членом экипажа, он дает клятву, что будет служить своему кораблю. И теперь ему очень важно было понять, каким образом они могут достичь этой цели. Стоит им поспешить домой и предоставить Звездному Флоту найти выход из сложившейся ситуации или попытаться сделать это своими силами, отослав описание того, что произошло и что они собираются предпринять?

«Ты что, шутишь? Ты что, не способен делать выводы из того, что уже произошло? Да они же будут решать эту проблему так же, как решали вопрос о планировании миссии! Они отошлют бумаги в комитет. Да антиэнтропия охватит всю Вселенную прежде, чем они хоть что-то решат. У нас есть специалист в данной области – Кет'лк. Федерация сначала пошлет за вулканцами, но ведь у тебя есть вулканец, и он, вроде бы, прекрасно разбирается в том, что происходит».

У Джима, казалось, появлялось все больше и больше оснований для принятия решения, но он отбросил их. Неважно, с какой тщательностью и логичностью ты отбираешь все «за» и «против», ответ окажется наверняка самым нерациональным. Самым «логичным» казалось то, что и капитан, и экипаж должны были погибнуть гораздо раньше.

Джим замер на мгновение и просто смотрел на всю проблему с точки зрения своей родной Галактики, которая, сверкая, висела сейчас перед ним. Этакий символ бесчисленного множества жизней, которые зависели от него. Он отложил в сторону все основания, надежды, страхи и сделал выбор.

Джим посмотрел на часы – на принятие решения ушло семь минут.

Он тронул кнопку связи на рукаве:

– Говорит Кирк.

– Мостик, – послышался голос Ухуры.

– А я думал, что сейчас не твоя смена.

– Вы ушли «прогуляться», – ответила она так, как будто сказанное должно объяснить все.

– Передайте Чехову и Зулу, чтобы помогли Споку разработать маршрут в аномальную зону, – распорядился Джим. – И сообщите Маккою, чтобы тот проинструктировал экипаж.

– Мы сейчас будем входить, сэр?

– Через несколько минут. Я отключаюсь.

Он медленно проплывал в этой молчаливой темноте, наблюдая то за спиральной Галактикой, ставшей совсем маленькой, то за «Энтерпрайзом», который, казалось, стал еще больше. Он начал понимать то, что когда-то ему пыталась объяснить андорианка: вес и размер – понятия относительные. И то, что «море» кажется ему огромным, его корабль – маленькой лодкой, а родная Галактика – такой бесконечно прекрасной, происходит только потому, что он именно так видит сейчас это, что он очень все это любит…

Джим усмехнулся (такая сентиментальность в его возрасте!) и решил возвращаться.

Прежде чем закрыть люк шлюзовой камеры, Джим еще раз взглянул на Вселенную.

– Экипаж готов? Хорошо. Итак, Зулу, уходим в инверсионное пространство.

– Есть, сэр. Инженерный, запускайте аппарат.

– Господи, спаси наши души, – прошептал Маккой, сидевший в капитанском кресле,

Глава 11

Джим уже ничему не удивлялся. Ему было даже интересно обнаружить себя не в капитанском кресле, а на склоне поросшего кустарником холма, который с одной стороны упирался в лощину, а с другой плавно переходил в гребень горы, ярко очерченной на фоне голубого неба. Мягкий, не отбрасывающий тени свет падал на все вокруг. «Ну, что ж, посмотрим, что будет дальше», – думал он, поднимаясь на холм. Он прошел мимо кустарниковых зарослей манзонита и стоял в покрытой пылью траве. Юкка только начала распускать свои кремовые цветки, напоминающие колокольчики.

«Должно быть, это весна или начало лета где-то на юго-западе США, воздух еще несколько прохладный. Не вредно ли мне так напрягаться после недавнего сердечного приступа? Странно, а где Маккой? Он ведь шел позади меня. Плохо, что нельзя спросить его об этом. Ну да ладно».

Он посмотрел вниз – склон резко обрывался и уходил примерно на тысячу футов вниз. У его подножия, раскинувшись на многие мили вокруг, лежала огромная долина, покрытая деревьями и пересекаемая вдоль и поперек золотистым светом заката. Вдалеке она была усеяна огнями зажигающихся уличных фонарей Санта-Моники. Это зрелище напоминало звездный дождь. А по чистому воздуху на мили вокруг разносилось скрежетание ионных двигателей порта Ван Нуиса. А еще дальше поднималось зарево от десятков миллионов огней Лос-Анджелеса.

Джим улыбнулся. Последний раз он видел все это, когда учился в школе. Ему было приятно сидеть на этой вершине, как он часто делал в юности, и смотреть на звезды. Но сейчас ему хотелось найти своих людей. Спуск, по идее, должен работать, и он сделал шаг. Костюм затрещал, когда он начал скользить вниз, туда, где виднелись фигуры в таких же костюмах. Одна из них с командирскими нашивками на рукаве появилась прямо перед Кирком. Это был Скотт.

– Одну секунду, Джим, – сказал тот через встроенный в шлем интерком, указывая куда-то наверх. Джим посмотрел в том направлении и понял причину задержки. Огромная рифленая раковина опускалась вниз, закрывая собой все большее и большее пространство неба.

– О боже, Скотт, эта штука, наверное, больше десяти километров в диаметре!

– Одиннадцать, – ответил тот отсутствующим голосом. Он явно в этот момент витал где-то далеко. Джим мог уловить ход мыслей своих друзей с такой же легкостью, как будто это были его собственные. Компьютер сообщил, что на сей раз конструкция не собирается обрушиваться, как это произошло с ней в прошлый раз, еще до того момента, когда Скотт приступил к работе и нашел в ней недостатки.

Скотт и Джим спустились в кратер. Купол-раковина закрыл уже весь небосвод.

– Позаботесь о равновесии, Дженифер, – передал он по связи главному инженеру «Фермопил».

– Перестань беспокоиться, сиди и наблюдай, Скотт.

Тот фыркнул. Купол опустился ниже и теперь висел прямо над двумя огромными опорами, построенными специально для этого. Ему остались метры до опоры… футы… Дюймы… Несмотря на гравитацию, с помощью которой опускали эту огромную раковину, земля задрожала, когда жуткая масса опустилась на опоры.

Люди на «ТЛаи» и «Фермопилах» радостно закричали. Скотт с облегчением вздохнул и повернулся к Джиму. Он хотел снять шлем, но не смог, что-то заело. Джим нагнулся и помог ему, но, сделав это, очень удивился. Конечно, это был Монтгомери. Но где его посеребренная шевелюра? Где морщинки на лице? Откуда взялся этот молодой человек?

– Скотти, ты не говорил мне, что занимался этой работой на Марсе…

– Не успел, – ответил тот. – Этот проект еще не был завершен, когда мне пришло распоряжение отбыть на «Энтерпрайз». Я только хотел посмотреть, чем это все закончилось. Но сейчас нам лучше отыскать остальных.

– Мне тоже так кажется.

Освещаемые огнями купола, они вместе пошли к спуску.

Ухуру они нашли в небольшом подвальчике – ночном клубе на Антаресе II, где она пела. Затем Зулу, перегнувшегося через перила, где-то на террасе на третьей луне Мирфака XI и наслаждавшегося видом на метановый ледник. Дженис Рэнд стояла посреди соснового леса, держа в одной руке прикрытую чем-то корзину для пикника, и с довольным видом разговаривала с волком. С каждым новым шагом они находили еще какого-нибудь члена экипажа, а затем уже все вместе шли дальше.

Виды сменяли один другой. Огромная равнина, покрытая высокой голубой травой, усыпанной росинками, как бриллиантами, вдруг менялась на тихий летний вечер в месте, где над головой светилась только спираль Галактики, а под ногами на многие мили вокруг простиралась огромная пустошь, покрытая черным песком и по которой эхом разносились крики каких-то неизвестных тварей. Дорога из белого стекла, проложенная среди необитаемых, бесплодных земель, превращалась в мягкую зелень, сбегающую с небольшого холма к морю.

Золотистый вечерний свет, бледный дневной, излучаемый серебристым солнцем, спрятавшимся среди крон совершенно немыслимых деревьев, мягкий утренний от семи восходящих солнц, зеленый рассвет – одно видение сменяло другое, не повторяясь и не пересекаясь. Джим не знал, что делать дальше, и послушно брел из одной реальности в другую, ведя за собой своих людей. Спустя какое-то время, – если только это можно было назвать временем, потому что каждый момент ощущался, как настоящее, – за ним уже следовало больше половины экипажа и с каждой минутой присоединялось все большее и большее количество людей.

Джиму нравились и люди, и те места, где он находил их. Многие выглядели гораздо моложе, лучше, здоровее, чем тогда, когда начиналась миссия. И когда Кирк попадал в новое место, то воспринимал его не только своими глазами, но и так, как оно выглядело с точки зрения тех людей, которых он находил. Это было похоже на эффект двойного зрения.

«Так вот с чем приходилось мириться Споку, когда он стал членом экипажа. Ничего удивительного, что он иногда такой скрытный».

Однако существовали и другие вопросы, требовавшие ответа. Джим обратил внимание, что какие бы не были пейзажи, они все либо спускались вниз с горы, либо поднимались вверх. Встречались и ровные поверхности, но очень редко. Кирк рассказал об этом Скотти, когда они поднимались вверх на очередной холм. На его вершине виднелся огороженный забором сад.

– Ага, – ответил Скотт. – Я и сам это заметил. Подозреваю, что это каким-то образом связанно с исчезновением энтропии. Мы попали в место, где в результате противоборства энтропии и антиэнтропии возникают какие-то волны, которые уносят нас то вниз, то вверх.

– То есть чем выше мы поднимаемся в гору…

– Тем ближе мы подходим к самому сердцу этой аномалии. Затем Кет'лк сделает свое дело… Если сделает.

– Кстати, я почему-то не видел ее.

– Ха, – ухмыльнулся Скотти и указал на вершину холма.

В стене, окружавшей сад, теперь отчетливо виднелись ворота, из которых им навстречу вышли Кет'лк и еще несколько членов экипажа, жующие фрукты с деревьев, ветви которых перегибались через стену.

– Итак, дорогуша, – сказал Скотт, когда она подошла к ним. – Куда теперь?

Она посмотрела вверх:

– Еще выше, хотя, возможно, нам придется идти вниз, чтобы попасть наверх. Как вы себя чувствуете, капитан? У вас проблемы из-за отсутствия времени или из-за того, что пришлось так долго карабкаться в гору? Вы выглядите обеспокоенным.

Джим отрицательно покачал головой:

– – Нет, это не из-за времени… у меня была хорошая практика и, мне кажется, я уже привык к этому. Не думаю, что это из-за частых подъемов, – он осмотрелся. – Мне хотелось бы найти Спока, да и Боунза я давно не видел.

Не успел он пройти и нескольких шагов, фруктовый сад снова сдвинулся. На этот раз пейзаж был не очень приятным. Он увидел потрескавшуюся земную поверхность, которая вся была усыпана камнями, обломками, песком. Горячий ветер, наполненный странными насыщенными запахами, ароматными и резкими одновременно, налетел со стороны серо-красного неба. А в это время огромная оранжевая луна выплывала из-за горизонта.

«Вулканец», – подумал Джим и нисколько не удивился при виде высокой фигуры, спускавшейся к ним. Поскольку, как только сменился пейзаж, он почувствовал отчетливый тенор мыслей Спока. Молчаливая любовь – вот, что испытывал полувулканец к этой земле. Джим отметил про себя, насколько быстро появилась Кет'лк, после того как Скотт захотел ее увидеть, и начал подозревать, что появление Спока тоже не было случайностью. Получалось, что в этом пространстве происходили те вещи, которые вызывались чьим-то желанием. Но кого Джим не ожидал увидеть, так это Маккоя, идущего рядом со Споком. Он выглядел таким спокойным и сосредоточенным, что вполне мог сойти за вулканца. Оба присоединились к группе, возглавляемой Джимом.

Кирк начал мысленно ощупывать пространство в поисках разума Маккоя, что показалось ему довольно сложной задачей, поскольку в отличие от Спока, чей мозг был хотя и слабым, но источником, мозг Леонарда был просто зеркалом. «Нет, это не совсем так. Правда, в нем можно увидеть других людей». Это зеркало отражало яркий, но холодный огонь Спока, а также восторг остальных, стоящих рядом. В нем Кирк увидел свои чувства и желание постигнуть суть этого чуда, понять, что же происходит, «По-моему, это называется телепатией. Нет ничего удивительного в том, что Споку было так трудно объяснить нам это. Обычные слова и сравнения не могут в точности передать суть этого явления».

– Да, капитан, – сказал Спок. – Это в высшей степени субъективный опыт. С вами все в порядке?

– Абсолютно. Рад видеть вас, друзья Я думаю, что уже почти все в сборе. Единственный вопрос, который нам предстоит решить, – где же мы находимся?

Все вместе они снова продолжили прогулку. Спок шел по правую руку от Джима, а Маккой по левую.

– Мы на корабле, капитан, – ответил Спок. – Но как нам все-таки удалось покинуть его?

– Спок, – проговорил Джим. – Если это «Энтерпрайз», то Ханзер напихал в реабилитационный отсек слишком много какой-то аппаратуры, не сказав мне об этом.

– Ничего подобного, капитан, мы на борту «Энтерпрайза», – сказал Спок. – Что изменилось, так это наше восприятие корабля, и в этом смещенном восприятии есть место для всего, что вы только можете себе представить, – целой Галактики.

– Мы уже достигли Аномалии?

– Только ее границы. Мой мозг, функционирующий, как трикодер, говорит, что энтропия тяготеет к высокогорью. Вот туда нам и следует двигаться.

– Как обычно, – проворчал Боунз.

– Все это приводит к еще одному вопросу. Боунз, вы обратили внимание на то, что люди выглядят гораздо лучше?

Маккой утвердительно кивнул:

– Да, я заметил. Ответ, по-моему, ясен. Если мы действительно двигаемся в сторону пространства, где снижается влияние энтропии… Старение, травмы, физическая смерть – они лишь части тепловой смерти от потери энергии. И нет ничего удивительного в том, что люди выглядят намного лучше, когда понимают, что только что избежали травмы головного мозга. Мозг определяет состояние тела, а не наоборот. Единственное, чего я не знаю, – насколько данный эффект силен. Но боюсь, что с приближением к эпицентру явления он будет возрастать.

Вот это-то меня и беспокоит.

– Не стоит, доктор, – успокоил его Спок. – Если моя теория верна, скоро это перестанет вас беспокоить. Чем больше мы будем углубляться в этот район, тем меньшим станет влияние энтропии. И такие чувства, как гнев, страх и подобные им, начнут затихать и сведутся практически к нулю.

– Вы хотите сказать, что мы станем неполноценными людьми?

Спок удивленно посмотрел на Маккоя:

– Леонард, перестаньте спорить только для того, чтобы поспорить.

У Маккоя открылся рот.

– Если вы считаете, что отсутствие ярости, гнева, страха, ужаса делает людей менее человечными… Я думал о вас гораздо лучше. Но мне кажется, что нужно как можно скорее помириться и примириться с тем, кто и что мы есть. В месте, где все настолько нестабильно, подобная информация может очень пригодиться.

– Ну что, продолжаем путь наверх?

– В горы, капитан.

И они пошли. Несмотря на все странности, происходившие вокруг них, Джим даже находил это все приятным. Ему показалось, что не он один руководит кораблем, а сразу весь экипаж, а ощущать почти физически рядом с собой четыреста тридцать восемь человек было огромной радостью для него. Единственной проблемой стало то, что видения сменялись теперь крайне нерегулярно.

Он посмотрел направо:

– Неприятности, Спок?

– Похоже, что мы входим в зону беспорядочного смешивания энтропии и антиэнтропии. Данные трикодера весьма хаотичны, но я подозреваю, что далее последует район, где резко возрастет влияние антиэнтропии. Мы подходим к самому сердцу аномалии, капитан.

– Понятно, – ответил Джим, поворачиваясь к остальным. – Мы почти прибыли к месту назначения Мы здесь для того…

Он на мгновение замолк. За то время, пока он отвлекся от своего экипажа, это место успело поработать над его людьми. Все его товарищи помолодели и выглядели такими сильными и выносливыми, что Джим удивился, как это он боялся предупредить своих людей об опасности? М-да, скажи он сейчас: «Мой экипаж самый лучший во всем Звездном Флоте», – это показалось бы довольно странным, но совершенно неожиданно он понял, что это правда. Джим немного смутился, когда почувствовал столь теплые чувства к своим подчиненным, а те спокойно стояли, готовые выполнить любые его распоряжения. Джим занервничал, но продолжил:

– Держитесь все вместе, следите внимательно за тем, что происходит вокруг вас, старайтесь ничего не упустить. Спок сказал, что нам нужно еще немного подняться вверх.

Ему не было необходимости прислушиваться к одобрительному гулу, поскольку он почувствовал их согласие, поддержку и готовность идти, куда бы он ни приказал, и эта мысленная волна ударила его так сильно, что он едва устоял на ногах:

– В таком случае, пойдем, – он присоединился к людям, обслуживающим мостик.

На этот раз продвижение показалось им довольно трудным, поскольку вернулась гравитация, и она становилась все сильнее и сильнее, в несколько раз превысив земную. Джим с огромным усилием продвигался вперед, окружающий мир снова изменился, но возникал он какими-то урывками. Ему казалось, что его тело разрывают и тянут в разные стороны.

– Джим, – окликнул его кто-то. Тот повернулся и увидел Маккоя. – Сзади происходит нечто непонятное.

Кирк взглянул через плечо. Его люди шли, низко склонив головы, захлестнутые волной видений.

– Впереди воздух становится чище, – заметил Джим.

– Это как раз то, о чем я вам говорил. Мы нужны им… А они беспокоятся о нас, что делает их путь еще тяжелее.

– В таком случае, разделимся, – Кирк посмотрел на старших офицеров мостика, шедших рядом. – Каждый из вас возьмет себе группу людей и позаботится о ней. Боунз, пришлите мне несколько человек, они пойдут со мной.

Маккой похлопал Джима по плечу. Тот собрал свою группу, попытался определить, где же находится подъем, и возглавил движение по нестабильному, урывочному пейзажу. Боль возрастала. Способность к телепатии усилилась, и теперь его начали мучить кошмары других людей. Будь эти страдания физическими, он вынес бы их без особых трудностей. Спок обучил его приемам увеличения порога болевой чувствительности. Согласно им, боль сдерживается до тех пор, пока не становится частью человеческих ощущений, и очень скоро про нее забывают.

«Но это невыносимо, – с ужасом думал Джим, и ему снова показалось, что его мысли цепляются за чьи-то еще и становятся чужими. – А что, если я не смогу отыскать себя потом? Не думай об этом, просто иди вперед. Я не могу различить мои собственные мысли… Что все эти люди делают в моей голове? Иисус Мария, помоги мне двигаться вперед, мне не стоит загружать людей еще и своими проблемами…»

– Робби, держись…

– Мне никогда не было так страшно, как сейчас. Мне хочется лечь здесь и умереть, но я не могу. Я нужен Майре. Я нужен капитану. Ну идите же, сэр, вперед. Я с вами, хоть и умираю, но с вами…

– Ужас! Кошмар! Нужно идти! Идти! Идти!

Ситуация становилась все опаснее, хотя казалось, что ухудшаться ей дальше уже некуда. И тем не менее… Мощный поток мыслей ранил Джима, но он не осмелился блокировать его, поскольку его люди могли потерять его, сделай он это.

«Нужно просто идти. Когда-нибудь это закончится». Продвигаться становилось все труднее и труднее. Поверхность, казалось, старалась ускользнуть из-под ног. И страх, чужой страх, наполнял мозг Джима, хотя он не мог понять, где же заканчивается его и начинается чужой.

– Я потерялся. Потерялся. Мы застряли здесь навсегда… Нет! Нет! Скоро этому наступит конец. Иди. Эти люди смотрят на тебя. Иди.

– Ну давай, Джим, осталось немного, а хуже уже не будет. Господи, огради Сьюзанн от этих мук. Джерри, ты взял ее за руку? Нет, Таша, не смотри на это. Просто иди.

– Не могу! Больше не могу! Боль, но ведь нет никакой боли. Бравада! Все это просто бравада. Не думать об этом! Не останавливайся, Джим! Двигайся вперед! Если ты не сделаешь этого, то и мы не сделаем! Мы здесь. Мы рядом. Иди! Вперед! Не останавливайся! Еще шаг! Вперед! Ещешаг! Ещешагещешагещешагещешаг…

Неожиданно, без каких-либо предупреждений, движение закончилось. Джим открыл глаза, огляделся и был просто потрясен, увидев, что они снова начали подъем, правда, теперь это было намного легче. Он на мгновение остановился, щурясь от яркого света, и вытер пот со лба. Люди, окружавшие его, выглядели бледными и взволнованными. Но, с другой стороны, смотрелись они несколько лучше, чем ожидал Джим, было непохоже, что еще недавно они прошли через повторяющееся ощущение приближающейся смерти.

Некоторые из них: Атенди, Дженис Керазус, Ларри Алердорт – подошли к капитану, чтобы дотронуться до него руками или щупальцами. Джим мужественно стерпел все это, радуясь только одному, что его тело все еще существует. Казалось, они убеждались в своем существовании, проверяя его реальность.

– Дамы и господа, – обратился он к стоящим вокруг него людям. – В этом месте с нами уже не сможет произойти что-то хуже и страшнее того, через что мы прошли.

Слушатели одобрительно зашумели.

– Если с вами все в порядке, – продолжил он, – то пойдемте дальше. Передайте тем, кто позади, что мы отправляемся. Если кто-то не в состоянии продолжить поход, отыщите доктора Маккоя и договоритесь с ним о месте встречи. Все готовы?

Все действительно были готовы. Он знал, что никто не остался. Ему даже не нужно было оглядываться, чтобы проверить это.

Он двинулся вперед, но почти сразу же остановился, пользуясь возможностью осмотреть местность. Правда, частично он замедлил движение из-за ослепляющего свечения, пронизывающего окружающий пейзаж, хотя когда он вступил в него, тот показался ему не таким ярким. Но Джим заметил, что свет исходит из земли и не слабеет, тогда как видения, как и раньше, начали таять и изменяться. Он раздражал Джима гораздо сильнее, чем любой другой обычный яркий свет.

– О боже, – сказал он, когда его люди окружили его. – Куда мы попали? Во что мы ввязались?

Глава 12

Ворота, появившиеся перед ними, простояли недолго. Джим не представлял, какой будет его реакция, останься они неизменными. Это были огромные золотые ворота с великолепным витиеватым узором в стене, построенной из чего-то, похожего на кирпич, но переливающегося, как жемчуг. Она уходила вдаль в обоих направлениях. Джим посмотрел налево, где с открытым ртом стоял Мэтлок, а затем направо, и увидел трясущую головой Амекантру, у которой от возбуждения раздувались жабры.

– Вы видите то же, что и я?

– О Святая Королева Жизни, надеюсь, что нет! – ответила Амекантра. – Ну вот…

Ворота исчезли, но троица продолжала смотреть туда, где они только что стояли, не испытывая никакого облегчения после их исчезновения. На месте ворот появилась каменная стена, настолько низкая, что через нее можно было перешагнуть. За ней простиралось застывшее черное небо. Затем ее заменила река, такая теплая, что от нее шел пар, а камни, среди которых она бежала, были покрыты льдом. Реку сменила дверь, то приближающаяся, то удаляющаяся. Затем огромный плоский утес – мифическая стена мира, – на котором было что-то написано не менее огромными буквами. Им пришлось отойти, чтобы разобрать надпись. А когда прочитали, то услышали смех. «Лейтенант Фримен, – отметил Кирк. – Его смех можно узнать из тысячи».

Но на этот раз у Фримена была довольно веская причина, чтобы рассмеяться. Огромными аккуратно вычерченными красными буквами было написано: «ЭТА СТОРОНА – ВЕРХНЯЯ». Но, к несчастью, сторона, на которую указывала стрелка, оказалась внизу, да и надпись была вверх тормашками.

– Я всегда говорила, что в этой Вселенной что-то не то, – послышался женский голос.

– Нет, – ответил другой голос. – Это просто паранойя. Все видят то же самое?

Барьеры сменялись один за другим, в то время как общий пейзаж сохранялся. Голая, каменистая поверхность и яркий свет, исходивший отовсюду. Казалось, даже воздух светится.

«Мы видим какие-то символы. Граница… Наш мозг пытается предупредить нас, что мы подошли к границе мира, к месту, где заканчивается влияние физических законов и начинается парафизика. Когда мы пересечем эту черту, с нами что-то произойдет».

Джим поймал себя на том, что рассматривает один ручей, который выглядел не таким холодным, как остальные, но заросшим осокой и какими-то водорослями. Он узнал это место. Когда он служил мичманом на Земле, то долго пытался отыскать то место, на котором стоял Цезарь со своим Десятым Легионом, вглядываясь в противоположный берег Рубикона, где находился Рим. Цезарю пришлось показать пример своему разгневанному поражением войску. У Джима не было необходимости применять эту тактику со своим экипажем.

– Пошли, – сказал Джим и вошел в воду. Он пару раз поскользнулся на мокрых камнях, прежде чем перебрался на противоположную сторону. Люди последовали за ним.

Теперь пейзаж не менялся. Голая безликая ровная поверхность. Джим не знал, в какую сторону пойти и сказал экипажу:

– Любители поискового дела могут осмотреться и выяснить, исходит ли этот свет отовсюду или у него есть какой-то источник.

Двенадцать человек приступили к делу, используя трикодеры и свои органы чувств.

– Сэр, – вернувшись, доложила одна из них. – В том месте воздух прозрачней.

Посмотрев в указанном направлении, Джим тоже заметил разницу. Несмотря на то, что мичман Нилиет находилась гораздо дальше всех остальных, она была видна намного отчетливее. Ее зеленые глаза словно излучали более яркий свет, чем тот, что окружал Кирка.

– Молодец, мичман, – похвалил ее Джим и почувствовал ее радость, как будто свою. – Все идем туда.

И они снова двинулись вперед, в том направлении, куда указал Джим. С каждым шагом воздух становился все чище и чище, – если только слово «чище» могло передать то, что с ним происходило. Все, что они видели перед собой, становилось более отчетливым, цвета насыщеннее, детали богаче и сложнее. Воздух сделался более резким, его даже было больно вдыхать. Он чем-то походил на горный, только не был таким холодным. И приятно было просто идти, дышать и видеть, как остальные оживают прямо на глазах. Джим внимательно смотрел по сторонам и заметил нечто новое.

Его люди начали меняться, хотя эти изменения не были уж очень явными, и в них не было ничего пугающего. Казалось, что все это уже давно в них существовало и ожидало своего часа, чтобы выйти наружу. Правда, все происходящее от этого не стало менее необычным. Часть экипажа совершенно лишилась своих отличительных черт. Некоторые сохранились в изначальном виде, но в них появилось что-то новое и прекрасное, чего раньше Джим не замечал. Совсем немногие не изменились вообще, но к ним присоединились какие-то странные существа.

Кирк замедлил шаг, с удивлением рассматривая их. Лейтенант Бранд, иженер-дизайнер из фазерного и к тому же симпатичная черноволосая женщина, шла, держа за руку огромного кролика, который скакал рядом с ней, прихрамывая на одну ногу. Только что с Мосли из складского было все в порядке, но через мгновение он уже передвигался на шести тонких копытцах, почесывая единственным рогом свой кремовый бок. Дженис Керазус, лингвист, на ходу смеялась и спорила сразу на нескольких языках с целой толпой гуманоидных и негуманоидных существ. Высокий широкоплечий лейтенант Фримен из биологического приветственно помахал Джиму, чтобы показать тому, что о нем помнят и заботятся, но в самой середине движение резко изменилось. Теперь Фримен стоял в темных мрачных одеждах двадцатого столетия. Он стал выше, солиднее и был невероятно красивым. Трикодер в его руке превратился в розу, сверкающую на солнце.

Что-то подобное происходило везде, заставляя Джима оглядываться по сторонам. Он был уверен, что все эти видения на самом деле являлись физическим выражением самых интимных мыслей и желаний. Некоторые из них озадачили Джима. Кирк, например, не мог чувствовать себя спокойно рядом с существами, покрытыми мехом, еще со времени столкновения с триблами. Может быть, поэтому косматое существо, которое тащилось перед Фрименом, нервировало его.

Чтобы успокоиться, капитан повернулся к Маккою и его людям. Большинство из них выглядело совершенно нормально. Ухура совсем не изменилась, но рядом с ней шла, скакала, прыгала, ползла масса всякого зверья со всех планет. В самых первых рядах он заметил Лиа Бурке, с ней тоже ничего не произошло, если не учитывать нависавшую над ней тень, как будто рядом шло существо невероятных размеров. И Маккой…

Доктор, почувствовавший взгляд Кирка, прервал свой разговор с какими-то сопровождавшими его людьми и подошел к капитану. Когда он приблизился, Джиму пришлось закрыть глаза. Маккой не просто светился, он обжигал, даже на расстоянии, как горячее солнце пустыни. Кирк всегда знал, что Боунз искренне беспокоится о своих пациентах, но он не был готов увидеть всю правду. Это была страстная преданность жизни, милосердие и желание нести здоровье всему живому. Джим ощутил вдруг прикосновение смерти, а может, – энтропии, которая скреблась в нем и рвалась наружу. Она чувствовала враждебность этого света и пыталась убедить в этом Кирка, но тот твердо стоял на своем, пытаясь угадать, сможет ли он дотронуться до Маккоя и вынести обжигающую волну жизни, которая войдет в него, если он сделает это.

– Джим, с тобой все в порядке? – послышался знакомый голос, и рука прикоснулась к его запястью.

– Никак не лучше, – ответил Джим, слишком пораженный, чтобы сказать что-то еще или открыть глаза. Странно, но это было именно так. Прикосновение Маккоя наполнило его ощущением жизни даже большим, чем он мог вынести, но постепенно оно стало вполне переносимым. Он попытался не показывать, что ему просто необходим глоток воздуха, затем бросил эти тщетные попытки и жадно вдохнул, надеясь, что Боунз подумает, что он просто устал от долгого путешествия, «Скрытых натур здесь быть не может, – подумал Кирк. – Все тайное здесь быстро становится явным. Это не самое лучшее место, чтобы тут оставаться надолго».

– Просто отдышись как следует, и все пройдет, – смущенно уговаривал его Маккой. – Извини, я все время об этом забываю, а Оно снова напоминает о себе.

Джим открыл глаза и обратил внимание, что теперь смотреть на Боунза было гораздо легче, хотя яркость нисколько не уменьшилась. Маккой поддержал Джима под локоть.

– Я просто хочу помочь людям, – не без удивления сказал он. – А получается… Опасная штука. Эта броня не тяжелая?

Джим отрицательно покачал головой, не понимая, о какой броне идет речь.

– Нисколько, – ответил Кирк. – Боунз, ты обратил внимание на остальных?

Маккой оглянулся и кивнул.

– И не только на людей, – сказал он. – Мне кажется, если бы даже наш экипаж не был таким дружным раньше, то теперь точно бы стал.

– Капитан, – послышался еще один знакомый голос. – Вы в порядке?

Джим оглянулся, увидел Спока и снова ослеп от яркого света, но на этот раз он не смог отвести глаз. Спок тоже нисколько не изменился, но его душа предстала перед ним, прикрываемая лишь аурой интеллекта, Джим хорошо знал этот деятельный, любознательный, холодный мозг, ищущий ответы на все. Но теперь он видел, откуда исходила вся эта активность, – из уверенности Спока, который считал, что главная цель его жизни – отыскать истину, а когда найдет, – поведать о ней всему свету. Он видел флюиды, исходящие от той части его мозга, которая заведовала его земным наследством. И хотя вулканская природа подавила ее, она то и дело прорывалась в виде шуток и веселых перепалок с Маккоем. «И в течение всех этих лет его великий мозг спокойно подчинялся всем моим приказаниям? Но почему? Он бы мог сделать такую карьеру…» Ответ пришел сам собой: лояльность – одна из самых беспричинных и нелогичных черт. А Спок уже давно решил для себя, что эта частица его жизни не подчиняется никакой логике.

– Спок, – произнес Джим, не зная, что сказать дальше, как выразить свои мысли, но неожиданно его захлестнула волна теплых чувств, и он понял все.

– Со мной все в порядке, – ответил он и снова взглянул на Маккоя. Тот с любопытством смотрел на Спока.

– Леонард, – обратился к нему Спок. – По-моему, ты сейчас не открыл для себя ничего нового. Впрочем, как и я.

Тень улыбки промелькнула на его лице:

– Тебе не следует так расстраиваться из-за того, что все твои темные, отталкивающие стороны стали заметны всем. Я знал о них и раньше. Самое очевидное сейчас то, что каждый из нас является не таким уж безнадежным.

– Это замечание может оказаться полезным. Главное понять, почему это настолько очевидно, – проворчал Маккой.

– Мне кажется, вы уже поняли, что здесь происходит, доктор. Истинные натуры выходят на свет, раскрываются таланты и наклонности. И все из-за антиэнтропической природы этого пространства. Очень высока вероятность того, что мы увидим здесь еще более странные вещи.

– Домыслы, – высказал свое мнение Кирк, сомневаясь, что Спок обратит на него внимание.

– Как раз наоборот. Границы между разумами становятся все тоньше, как и предполагал доктор. Но результатом будет то, что люди станут еще человечнее и гуманнее, чем сейчас. Я не могу точно определить причину происходящего. Возможно, это какая-то особая функция мозга или особенности данного пространства. Но нам нужно сделать все возможное, чтобы выяснить причину. Эти сведения могут пригодиться нам в том месте, куда мы собираемся.

Было что-то в этом высказывании, что заставило Кирка замереть и осмотреться вокруг. С каждым мгновением все большее и большее количество людей начинало светиться.

– Ну и как это все назвать? – спросил Джим. – Страна ангелов?

– Слишком высокопарно, но вполне соответствует истине, – ответил Спок, продолжая идти. – Над этим стоит подумать, Джим. Истинно антиэнтропическое пространство – это место, где нет потери энергии, где не существует времени. Место, где эмоции черпаются из смерти, и нет никаких оснований для страха, никаких причин для существования. Как ты думаешь, что это за место?

Маккой посмотрел на Спока с выражением, в котором можно было прочитать и беспокойство, и благоговение, и восторг одновременно.

– Это место, где не существует смерть, – продолжил он. – А также нет сожаления, печали, боли, поскольку все прошедшее осталось позади…

Спок кивнул.

– Вопрос только в том, кого или что мы найдем там. И что потребуется от нас, поскольку я все больше и больше убеждаюсь, что мы очень нужны там и что нам придется что-то сделать. И утверждение, что смерть – это царство божие, по-моему, не беспочвенно. Существуют вещи, которыми занимается не Бог. Для их выполнения избираются смертные. Так что, я думаю, нам следует приготовиться. Нам необходимо примириться с тем, что мы открыли в себе в этом месте… – он посмотрел на Маккоя, – и приготовиться к той, может быть, несколько странной правде, которая ждет нас впереди, – он украдкой взглянул на Джима. – И чем скорее мы справимся с этим, тем лучше для нас. Если мы останемся здесь на довольно длительный срок, и это место успеет передвинуть, или убрать вообще границы между разумами, то нам не выжить. Ведь, в конце концов, не устоит даже поле, созданное Кет'лк, и мы отправимся в вечность, если только вечность существует в месте, где нет времени.

Они продолжили прогулку. Смех экипажа слышался все реже и реже, но это не означало, что люди перестали смеяться и веселиться. Джим чувствовал, что их радость стала более рассудительной. Мозг работал все лучше и лучше, и Джим ощущал, как они со стеснением и детским восторгом проникали в мысли друг друга. Некоторые из этих проникновении показались Джиму очень знакомыми, правда, они ассоциировались с рассуждениями одного человека, а не со спором двух.

– Я всегда думал, что система не должна останавливаться только на причине…

– А она и не останавливается. Существует еще более высокий уровень ответственности, и на нем задействованы более мощные силы. Если ты не понял причины и не осознал своей ответственности за то, что происходит с Вселенной, то неважно, с каким усердием ты будешь стараться все изменить. Все останется на своих местах, потому что где-то, в укромных уголках твоего мозга все-таки живет убежденность, что во всем этом виноват кто-то другой, или что-то другое. А понимание причины дает возможность это все изменить.

– Все равно это нереально. Переделать всю Вселенную – это как если бы ты захотел…

– Но Мнт'гмри, я знаю по меньшей мере одного человека с твоей планеты, для которого это вполне обычная вещь. Он составляет основной свод законов искусства. Один из которых – «попроси, и тебе это откроется». В любом случае то, что осталось осознать в этой системе, совершенно не сложно. Экстропия, энтропия и антиэнтропия – три составляющие парадигмы. Но они скорее находятся не на равных, а идут по нарастающей. Ну, что такое энтропические галактики, ты уже знаешь. Они зарождаются с определенным запасом энергии и постепенно его теряют. Экстропические системы возникают по специальному указанию. Это «стерильные», запечатанные системы, которые не теряют энергию, и поэтому в них редко появляется жизнь, по крайней мере, пока что-то не повредит их. Антиэнтропические системы – вечны. Они способны возродить себя, вырабатывая новую энергию взамен старой…

– Они берут ее откуда-то еще?

– Они получают ее из ничего.

– Опять какая-то магия.

– Ну ладно, парень. Представь, однажды ты заказал для нее энергетическую структуру, чтобы она могла в ней существовать. Причина может существовать как чистая энергия. Это – как будто что-то плавает в стерильной пустоте. И все начинается сначала: обладает широтой, высотой, глубиной… и вокруг идем мы.

– С виду все это так просто.

– Это вообще очень просто. Беда в том, что ты постоянно сам все запутываешь.

Джим вздохнул, полагая, что коллега, судя по всему, делает то же самое, и продолжил путь. Они шли все вместе, а пейзаж тем временем становился все более безликим. Он смазывался и сливался с белой поверхностью, по которой они брели. А яркость свечения в воздухе все увеличивалась и увеличивалась, пока не стала видна малейшая черточка каждого члена экипажа. Мундиры сверкали, как королевские одежды, а лица сияли так ярко, что слезились глаза.

– Ты тоже начал светиться, – почти обвинительным тоном сообщил Джиму Боунз.

– По-моему, нет, – ответил Кирк, но не потому, что этого не было, а, скорее, потому, что не хотел, чтобы это было правдой.

Примерно в сотне метров впереди, хотя судить о расстоянии было довольно сложно, все слилось в единое сияние, смотреть на которое было совершенно невозможно. Собственно, «сияние» – не самое удачное слово, но не менее трудно было отыскать точное название происходящему. Шевелюра Джима стала дыбом, хотя почему это произошло, он объяснить не мог.

Спок посмотрел на свой трикодер и покачал головой.

– Оборудование не выдерживает, – сказал он, с удивлением заметив, что его аппарат превратился в пепел.

– Вот теперь ты поймешь, почему я не люблю работать с машинами, – послышался голос Маккоя.

– Прошу тебя… – произнес Спок, отряхивая от пепла руки. – Находясь в таком месте, мы должны очень хорошо подумать прежде, чем что-то сказать. Все высказанное и даже не высказанное здесь моментально становится реальностью. Это же самое сердце аномалии. И, очевидно, весьма податливое место.

– Ладно, – прервал его Джим. – Надеюсь, у нар не будет особо серьезных неприятностей во время пребывания здесь. А где Кет'лк и Скотт?

– Здесь, сэр, – донесся с противоположной стороны голос Кет'лк, где еще секунду назад не было ни ее, ни Скотта. – Капитан, у нас небольшая проблема.

– Капитан, – произнес еще чей-то голос прямо позади него. Джим повернулся и увидел Амекенту, которая, моргая влажными глазами, смотрела на него. Ее чешуя побелела от полученного стресса. Это было первое появление боли, и Джим был этим просто шокирован – Что случилось, мичман?

– Я чуть не умерла однажды, когда много лет назад клингоны атаковали «Йорктаун». А все это, – ответила она, жестом указывая на окружавшее их сияние, – я видела, когда умирала на операционном столе, до того, как они вернули меня к жизни. До того, как меня отослали обратно. Но это не…

Она запнулась пытаясь подобрать слова:

– Сэр, то, что я видела, было одушевленным. Оно разговаривало со мной. Спрашивало, все ли я сделала в той жизни. Но сейчас, сейчас оно не отвечает… Джим ощутил, как холодок пробежал по спине. Он повернулся к экипажу, который уже окружил их и спросил:

– У кого-нибудь еще было что-то подобное?

Ответ пришел не в словах, поскольку такой способ общения занимал слишком много времени. Люди, находящиеся на космической службе, часто попадают в опасные переделки, и многие из них уже испытывали нечто похожее на отделение души от тела. Не у всех ощущения, вызванные клинической смертью, были одинаковыми. Особенно они отличались у негуманоидных видов, у которых зрение не является основным источником информации. Они говорила об апофеозе запахов и звуков, об ослепляющих физических ощущениях, которые можно было сравнить с восприятием людьми яркого белого света. Но все, кто посылал ответы в мозг Джима, были согласны в одном – они видели именно это место, с той лишь разницей, что сейчас их просто игнорировали.

– Капитан, – обратилась к нему Кет'лк. – Я хочу вам сказать, что этот свет является не чем иным, как «материальным» доказательством того, что это место – источник жизни. Все это только усложняет дело. Мы не можем вмешаться в жизнь этого пространства до тех пор, пока не предупредим его обитателя, или обитателей, чтобы заручиться их поддержкой.

Джим кивнул:

– Но как это сделать?

Кет'лк засмеялась, Ее смех походил на звуки, издаваемые музыкальной шкатулкой:

– Кэп, то, как мы с вами разговариваем, может сработать. Мне так и не довелось поговорить на бейсике, с тех пор как мы попали сюда. Если мы просто скажем, чего хотим, я уверена, что они услышат нас.

Она повернулась к источнику этого яркого свечения и громко крикнула:

– Мы ваши друзья. Вы не хотите с нами поговорить?

Джим не то чтобы на что-то надеялся, но никто не ответил, и это выбило его из колеи.

– Может, ты недостаточно громко крикнула? – спросил он.

– Не думаю, что проблема в этом. Может, нужен кто-то еще, или больше людей.

Они попробовали и так, и так. Спок попробовал обратиться и на бейсике, и на вулканском. Затем опробовали провинциальную речь Скотта, и мелодичную русскую Чехова. Ухура сказала несколько слов на хетском. Но все оказалось безуспешным. После того, как потерявший терпение Маккой раздраженно закричал на это свечение, многие люди присоединились к нему, крича и размахивая руками. Затем они перешли к групповым обращениям. После этого Скотта предложил оставить в покое устную речь и попробовать всем экипажем хорошенько сконцентрироваться и подумать о том, что они хотели сообщить. Результат чуть не убил Джима, но пространство осталось глухо ко всем их стараниям.

Раздосадованный Кирк повернулся к Ухуре, которая с улыбкой смотрела на источник света.

– У тебя есть какие-нибудь идеи?

Девушка повернулась к нему.

– Вы ведь чувствуете, что там что-то есть? Что-то живое.

– Конечно, – волосы на его затылке снова зашевелились, но на этот раз он уже знал, почему. Джим чувствовал, что эта жизнь неизмеримо больше и выше их. – А что?

– Я не совсем уверена, но, по-моему, мы слишком поторопились с выводом, что это нечто находится на том же уровне развития, что и мы. Вполне вероятно, что мы несколько опережаем его.

– Но я не понимаю, в чем. По крайней мере, энергия, идущая оттуда…

– Энергия, капитан, еще не самое главное. Что самое важное, чтобы суметь установить контакт?

– Хм. Язык – да нет, кажется, мы можем спокойно общаться и без него. Вероятно, желание войти в контакт…

– Правильно. Но необходимо, чтобы оно было у обеих сторон.

– Ты хочешь сказать, что эта штука не хочет с нами разговаривать?

– Это вообще может оказаться не из этой серии. Скажем, вам приходится начинать с изобретения общения. Что вам понадобится прежде всего?

– Ну, это точно не просто возможность и желание… – вдруг до него дошло, – Концепция общения как таковая!

Ухура усмехнулась, довольная догадливостью своего ученика:

– Но помните, существует одна вещь, которая предшествует открытию новой концепции.

– Какая же?

– Прежде чем создать, нужно придумать, как это создать, – улыбка Ухуры стала еще шире, когда она увидела озадаченное лицо Джима. – Если у вас нет возможностей, то не будет и решения. Кэп, а что если это «создание» не только еще не открыло для себя, что такое общение, но вообще ничего никогда не открывало? Что, если оно не желает разговаривать с нами, потому что не только не знает, что это такое, но до сих пор ему просто не с кем было это делать? Вдруг оно даже и не знает, что здесь кто-то есть?

Джим глубоко вздохнул, чтобы немного успокоился. Он взглянул на Спока, который кивал, слушая Ухуру:

– Ты полагаешь, что единственный способ вступить с ним в контакт – научить его «открывать», а затем «создавать», чтобы оно осознало и свое существование, и наше присутствие здесь.

– Точно.

Маккой стоял не менее раздосадованный, чем раньше:

– Вы хотите обучить эту штуку самосознанию? По-моему, это довольно опасная работа. Вспомните, что случилось с первым голографическим компьютером, до того как инженеры научили его подчинять свои чувства общим целям.

– Тяга к разрушениям – это чисто человеческое свойство, – объяснил ему Спок. – По-моему, то, как существо воспользуется своим мозгом, после того как осознает, что он у него есть, – это его личное дело. У нас есть несколько специалистов в этой области, и, вы, если не ошибаюсь, один из них, – обратился он к Ухуре. – Но, боюсь, его придется обучать не обычному общению, а телепатическому. Так что, лейтенант, можете приступать.

Ухура посмотрела на Джима:

– Разрешите приступить.

Джим кивнул.

– Есть еще одна проблема, Спок, – не унимался Маккой. – Здесь нет таких понятий, как время, последовательность, продолжительность, столь необходимых для мышления. Как же вы собираетесь обучать это создание, исходя из концепции, основанной на этом?

– Может, с моей помощью, – послышался гортанный голос позади Маккоя. Мичман Д'Хенниш вышел вперед. – Я привык жить «настоящим». Для меня не существует прошедшего и будущего. И насколько я понял Ухуру, для этой штуки тоже, – он повернулся в сторону свечения. – Кроме того, я осознаю последовательность того, что необходимо, чтобы понимать вас. Так что я могу послужить как бы мостиком между Ухурой и этим созданием.

Джим посмотрел сначала на садрайца, а затем на Маккоя:

– Ну что, Боунз?

Тот кивнул, хотя и неохотно.

– Это довольно опасно, капитан. Эксперимент может стоить им разума. – В его жесте было что-то безнадежное. – Не то чтобы у нас был какой-то выбор, но не можем же мы добить этот несчастный «миллиард ватт» ради спасения Вселенной. Он тоже имеет право на жизнь.

– Иди, – сказал Кирк Д'Хеннишу, и тот присоединился к Ухуре и Споку. Они о чем-то переговорили, затем придвинулись друг к другу. Джим думал, что Спок воспользуется телепатией, но тот заговорил.

– Ниота, – начал он – Рийнива. Будь со мной.

Великое спокойствие исходило от них и, казалось, весь экипаж следил за ними, затаив дыхание. Ухура опустила голову, закрыла глаза и принялась что-то шептать. Губы Спока и Д'Хенниша повторяли за ней. В воздухе витало невыносимое ощущение, что сейчас что-то произойдет. Джиму хотелось побежать или закричать, чтобы нарушить это жуткое напряжение. Но его как будто заморозило. Весь экипаж был пойман в ловушку вечности садрайца, настойчивости Ухуры, взывавшей ко всему, что ее слышит, открыть для себя время, бытие и самое себя, и безжалостного мозга Спока, который прощупывал все вокруг и вбирал это в себя. Напряжение и телепатическая энергия нарастали с каждым мгновением.

В ужасе Ухура открыла глаза. Три вскрика прозвучали во всеобщем безмолвии – ее, Спока и жуткий вой Д'Хенниша. Все трое разом упали на землю, будто какая-то невидимая рука опрокинула их. Недвижимый свет задрожал, заструился и затрепетал, как при штормовом ветре, а затем разорвался.

И все освободились.

Глава 13

Воздух продолжал светиться, но уже не ослеплял. Он опалял тело, но совершенно безболезненно. Сейчас то, что Джим воспринимал как источник света, внезапно обрушилось на экипаж «Энтерпрайза». Казалось, воздух сжался и обрел вес, он хлестал их с безмолвной жуткой яростью и ожесточением. Реальность разорвалась и превратилась в отдельные обрывки, но не сам пейзаж, а то, что являлось экипажем. Джим, наблюдавший за своими людьми сквозь пелену яркого света, заметил, что их образы исказились, напряглись, разорвались и превратились в скелеты, влажные хрящевые образования и груды обнаженных внутренних органов.

«Поле Кет'лк, – подумал Кирк. – выдержит ли оно это все?»

– Капитан, – донесся до него чей-то охрипший голос. Джим с трудом повернулся, казалось, что он не сможет этого сделать, кроме того, что-то странное происходило с его телом, но сейчас это не сильно заботило его. Невдалеке Спок прикладывал все усилия, чтобы подняться с земли. Джим посмотрел на вулканца, точнее на то, что от него осталось, и едва справился с приступом рвоты. Джиму хотелось повернуться, чтобы узнать, что произошло с остальными, но он решил не рисковать.

– Корабль! – прокричал Спок. – Его атакуют, и если мы не восстановим нашу реальность…

– Она разорвется, – продолжил Джим. – И корабль вместе с ней. Понятно.

Единственное, чего он не мог понять – как восстановить эту реальность. У него и своих проблем было немало. Тело стонало от возрастающего дискомфорта, постепенно переходящего в боль, как будто те вещи, которые ему мерещились, стали реальностью. По телепатической связи к нему поступали сообщения других, и он понял, что-то подобное происходит со всеми членами экипажа. «Нам ничто не поможет. Они разорвутся на мелкие кусочки. Мы не справимся с этим источником…»

Джим ободрял себя как мог, но это давалось ему с трудом. Все возрастающая боль так терзала его кости, что хотелось упасть на землю и стонать. Спок уже сумел встать на колени и теперь, с искаженным болью лицом, пытался посадить Ухуру. Д'Хенниш неподвижно лежал на земле. «От них сейчас помощи ожидать не стоит, – рассуждал Джим. – А от кого стоит? Кто в силах защитить пространство корабля до тех пор, пока мы не окажемся в состоянии овладеть собой?»

– Скотти, – позвал он.

– Здесь, капитан, – ответ раздался где-то поблизости.

– Сэр, – послышался еще один голос. Джим с огромным трудом повернулся и увидел Чехова. Тот покачивался, но решительно отказывался от помощи. «Получил то, чего хотел!» Джим подполз к Чехову и слегка встряхнул его, чтобы привести в чувство.

– Помоги, Павел Андреевич, – попросил он. – Спок и остальные выведены из строя этим «чем бы оно ни было», а сейчас оно пытается добить «Энтерпрайз»…

– Нет! – проскрипел Чехов и выпрямился. – Что мы можем сделать?

– Ждать, – присоединился к ним Скотт.

– Что с твоими двигателями? – задыхаясь, произнес Джим. Думать и говорить становилось все труднее из-за увеличивающегося давления воздуха. – Все затянется, если еще и они не работают.

– Не то чтобы я мог сказать что-то конкретное…

– Там, – прохрипел Джим, уставясь на нечто жуткое, сверкающее, повисшее в воздухе, – Это и есть световой источник. Расскажи ему, чего не следует делать. Сделай так, чтобы происходило то, что ты хочешь. Ну, давай!

Джим посмотрел на остальных и заметил, что Скотти прищурил глаза, а Чехов сжал челюсти. Джим боялся того, что его зрение и нервы могут не выдержать, как это недавно произошло со Споком. Свет бил в глаза независимо от того, были они открыты или нет. Но не это главное. Он должен защитить корабль. Не то, чтобы он знал, как это сделать, но все равно. Он принимал пассивное участие во всех телепатических сеансах. И нельзя сказать, что сейчас ему это сильно помогло. Тем не менее, он уставился на этот ослепительный свет и задрожал, осознав, какую опасность он несет.

А затем произошло то, о чем предупреждал его Маккой, – его разум не просто объединился с разумами Скотти и Чехова, он слился с ними. Джим и раньше уже видел кое-что из их жизненного опыта, но сейчас все их беды и радости стали частью его самого. Это было уже слишком. Джим очень любил свой корабль, и это чувство распространялось на всех, кто управлял им. Но сейчас он обнаружил, что его чувство в сравнении с любовью Скотта было несколько обобщенным. Главный инженер знал каждую деталь, каждый винтик, каждый дюйм корпуса корабля. Поэтому любое повреждение «Энтерпрайза» волновало его гораздо сильнее, чем собственные раны. Его желание, чтобы корабль был в безопасности, и праведный гнев по отношению ко всем, кто думает по-другому, наполнили Джима.

От Чехова к нему поступала не менее сильная злость на тех, кто обижает невинных и беспомощных. Она бурей ворвалась в его мозг и смешалась с гневом Скотта.

Джим не знал, что ему делать, что добавить к этому неистовству. «А, может, и не надо ничего к этому добавлять? Мое искусство в том, чтобы правильно направлять». Джим пристально посмотрел на мертвенный свет и подумал настолько «громко», насколько смог.

«Ты собираешься навредить нам? Мы не допустим этого. И сделаем мы это следующим образом…»

Джим почувствовал, как в него вливается энергия Скотта и Чехова. Она бросила его на колени, когда вырвалась из него с силой фазерного луча. Чехов наклонился, чтобы помочь Кирку подняться, но в этот момент тот почувствовал неуверенность, смешанную с ужасом. Затем она снова переросла в ярость.

– Стой, Павел, – предупредил он Чехова и увлек его и Скотта па землю. – Это не все. Сейчас последует еще удар.

И снова их хлестнула воздушная волна. Снова послышались крики и стоны перепуганных и израненных людей. Эти крики наполнили Джима такой дикой яростью, что он, не заботясь, куда направляет свои мысли, насколько «громко» он делает это, буквально вонзил их в эту тварь, чувствуя, как к нему присоединяются Скотт и Чехов. Сила их гнева испугала Джима. Неужели эта мощь давно накапливалась в них? Или она появилась только здесь?

На этот раз он почувствовал, как их объединенная сила ударила во что-то, хотя это «что-то» не было физическим объектом. Джим ощутил его страх. «Еще разок», – услышал он мысль Чехова. Свет замерцал, как будто готовился к ответной атаке. Но Павел и Скотт не дали ему такой возможности. Они направили всю свою энергию в Джима, а тот, придав ей нужное направление, нанес мысленный удар. И опять, после этого столкновения он с трудом возвращался к реальности.

Раздался пронзительный крик, но кричал кто-то не из его экипажа.

– Эй, вы, двое, достаточно! – приказал Джим «компаньонам по разуму». – Раз уж вы…

Но тут его зрение восстановилось, и он увидел Спока, помогающего подняться Д'Хеннишу, и всех остальных, медленно встающих на ноги. На этот раз он позволил Скотту и Чехову поддержать себя.

– Неплохая работа, – проговорил он. – Скотти, по-моему, ты уж слишком далеко послал этого парня. Думаю, он многому у тебя научился, а особенно брани.

– Это точно, кэп, – засмеялся тот, и к его смеху добавилось легкое позвякивание Кет'лк, которая только что подошла к ним. Скотт ласково почесал ее позвоночник между двумя верхними глазами.

– А, вот и вы, Спок. С вами все в порядке?

Спок и Ухура присоединились к группе. За ними следовал Маккой, тащивший на себе Д'Хенниша.

– Скотт, – сказал Спок. – Кажется, теперь я понял, что означает нависать!.. В остальном со мной все в порядке, Капитан, по-моему, попытка общения удалась…

– Если удалась, – сказал Джим, потирая виски. – Вы думаете, это действительно был его крик?

– Его, сэр, – подтвердила Ухура. – Мы связались с ним. Это существо очень многому научилось у нас, да и мы немало почерпнули из этого общения. Оно слишком быстро открыло для себя понятие бытия, даже быстрее, чем я предполагала. К сожалению, когда оно поняло, что рядом с ним находится еще кто-то, что оно не одно в этом мире, оно запаниковало. Это существо испугалось, что мы можем причинить ему вред.

– Оно не могло убежать, – продолжил Д'Хенниш. – Поэтому сделало то, что смогло придумать, а ведь думать для него совершенно новое занятие. Оно боролось, пытаясь вынудить чужих уйти отсюда и оставить его в привычном безопасном одиночестве. Но и это не сработало, поэтому оно отодвинулось.

– Капитан, – объяснял Спок. – Нам следует понять, что общение происходило на довольно низком уровне, не совсем на уровне ощущений, но и не на высокоинтеллектуальном. Это существо, если его можно так назвать, поскольку это только ощущение чего-то, не выраженное ничем материальным, было заперто в одиночестве этой галактики целую вечность. Правда, оно не понимало понятия «одиночество», поскольку, чтобы знать, что ты один, надо знать, что такое несколько. И его неизмеримая сила также равнялась нулю, поскольку ему не с кем было ею мериться. И только полное отсутствие подобного опыта у этого существа спасло нас от гибели. Но, все-таки, мы справились со своей задачей. Ведь у него не было даже элементарных понятий до того, как мы появились здесь.

– Тогда почему же оно сейчас ничего не предпринимает? – спросил Маккой, всматриваясь в источник света.

– Мы испугали его, – печально ответила Ухура. – Мы показали ему, что такое боль, Леонард. Оно скрылось в своем убежище и боится выйти оттуда.

– У нас слишком мало времени, – заметил Кирк.

– Да, сэр. Поэтому мы решаем, что еще можно предпринять, – сказал Д'Хенниш и сжал темную ладонь Ухуры в своей покрытой мехом руке.

Все трое какое-то время простояли молча. Тут Джим снова почувствовал, что энергия начинает накапливаться в воздухе. Безмолвное требование каждому, кто слышит, рассказать, кто он, что он, откуда он. «Говори!» Послышались ответы. Люди сообщали свои имена, рассказывали о своей жизни, о своих секретах. Джим сжал челюсти так, что зубы заскрипели, чтобы не проронить ни слова, ни звука. «Говори с нами! Откройся! Не бойся нас! Кто ты?»

Ответа не было целую вечность. Затем произошло нечто, и казалось, что заговорил сам воздух. Эта речь была похожа на беззвучный гром, а голос – на голос испуганного ребенка. Эта была единая мысль, но высказанная целым хором. Казалось, множество дрожащих голосов слились в единый испуганный и неуверенный шепот.

Джима снова начало трясти. Он оглянулся вокруг, чтобы убедиться, что не он один слышит эти голоса.

«Мы то, что мы есть», – продолжало говорить существо.

– О, нет, – прошептал Маккой.

«По крайней мере, были, пока не пришли вы».

Спок отошел от Ухуры, посмотрел туда, откуда исходило это свечение, и заговорил. Он говорил не на бейсике, а на вулканском – все эти языки они уже хорошо понимали, впрочем, как и звенящий гамалкийский. Джим понял, что Спок не решился бы произнести свою речь ни на каком другом языке, кроме элегантного точного вулканского.

– Вы и есть вы, – начал он. – Мы ничем не угрожаем вам, хотя в испуге вы напали на нас. Не причиняйте нам вреда. И мы не причиним вреда вам. Ведь для того мы и вступили в контакт с вами, чтобы уберечь от опасности.

«МЫ…»

Ничто во Вселенной не смогло бы передать всю боль и страдание, прозвучавшие в этом единственном слове. Джим не мог понять, как это существо, состоящее из целого множества «Я», может их бояться. Его даже немного беспокоило то, что, обладая такой огромной силой, оно способно кого-то бояться. «Как они могут бояться?» – поправил он себя. Джим встал рядом со Споком.

– Вдали, за краем галактики, в которой живете вы, есть еще одна. Оттуда мы прилетели к вам.

«Так, значит, правда то, что сказали нам остальные, – сказало сияющее существо. – И там гораздо больше таких, как вы».

– В бесчисленное количество раз, – очень мягко, словно разговаривая с ребенком, ответил Джим. – Таких же, как мы и совсем других. Семьсот человечеств. И даже мы не знаем, сколько еще их находится в нашей Галактике.

Разговор все больше и больше сближал их. Джим снова ощутил огромную силу, которая таилась в этом создании, высокий интеллект, которым оно обладало и которому для развития нужны только время и опыт. Он почувствовал, что существу интересно и радостно оттого, что существует такая штука, как разговор, и ему хотелось продолжать говорить, удовлетворять свое любопытство и никогда не останавливаться.

«Другие, – проговорило оно. – Но мы тоже другие».

– Правильно, – ответил Спок.

«Мы все единое целое».

У этого существа уже было какое-то представление о времени, правда, только абстрактное, полученное от Ухуры и Спока. Ближе ему было восприятие времени Д'Хеннишем. Это отражалось и в его грамматике. «Единое сейчас и всегда». Интерес его рос и переходил в радость.

– Нет, – сказал Спок.

Его голос звучал совершенно спокойно, вулканец был потрясен и огорчен тем, что ему придется разочаровать этого «ребенка», а частица землянина в нем почувствовала боль, которая была слишком глубока, чтобы плакать. Но даже в этой ситуации Спок оказался на высоте.

«Нет?»

– Дело в том, что огромная дыра, – проход, – открылась между нашими галактиками, – пояснял Спок. – Ее нужно закрыть. Среда, в которой живете вы, смертельна для нас, а наша – для вас.

Существо задумалось. Смерть для Них являлась чем-то абстрактным. О ней Они узнали только из общения со Споком и Ухурой.

– Вы есть то, что вы есть, – неожиданно включился в беседу Маккой. Он говорил очень мягко. – Вы же не хотите стать тем, чего нет.

Волна страха чуть не убила весь экипаж. Теперь, когда это существо узнало, что такое жизнь, мысль о ее потере оказалась невыносимой для него.

«Но, – неожиданно пришла Их мысль. – Если эта дыра закроется…»

– Мы должны оказаться по другую сторону, – продолжил мысль Джим. – Мы не можем остаться здесь.

«Но если вы нас покинете, мы потерям все это, – что означало слово «это» – жизнь, общение и то разнообразие, которое только что Им открылось? – А без вашего «движения», – так они называли энтропию, – если оно уйдет вместе с вами, то нам не останется ничего, как вернуться к прежнему существованию».

Эта мысль была для Них ненавистна. Молчаливое, полнейшее одиночество на целую вечность страшило Их еще больше, чем осознание себя. Тем более, что где-то рядом существует жизнь, которая навсегда останется для Них недоступной.

– Но эту дыру просто необходимо закрыть, – настаивал Джим. – И как можно скорее.

«Нет, – последовал ответ, и в Их голосе появились яростные нотки. – Нет! Вы останетесь здесь! – воздух напрягся, и ураган ярости и страха пронесся над землей. – Мы не хотим возвращаться к тому состоянию, в котором находились раньше, зная, что ничего подобного уже не повторится!»

Существо прекрасно понимало, что стоит за словами Джима, – эта дверь никогда больше не должна открыться. «Мы не хотим, чтобы нас снова заперли в этом небытии, где никогда ничего не происходит, и нет никого, кроме нас. Одни навсегда!»

Молния ударила в белый камень у их ног. Джим оглянулся на Спока и Чехова, пытаясь выяснить, смогут ли они что-то предпринять в сложившейся ситуации. Во время беседы Джим чувствовал, как с каждым мгновением нарастает сила и мощь этого создания. С каждой секундой совершенствовалось его сознание. Существо оказалось слишком способным учеником. Оно поняло, какую тактику следует применять, и в следующий раз сможет победить.

Джим оглянулся на Павла и Скотта, приглашая их присоединиться к очередному ментальному поединку. «Эй, вы, двое, захватите кого-нибудь еще, – мысленно передал он. – На этот раз нам может понадобиться помощь».

– Нет, не понадобится, – ответил Маккой, отодвигая Джима в сторону. Он подошел вплотную к этому яркому сиянию, настолько близко, что от световых волн волосы на его голове зашевелились, как от порыва ветра, и он вынужден был отступить. Его собственное свечение несколько потускнело, и виден был только его силуэт.

– Ты же не хочешь стать тем, чего нет, – его ярость казалась еще сильнее, чем ярость этого существа. – Ты хочешь, чтобы мы стали тем, чего нет? Не только мы, но и все живые существа в том мире, из которого мы пришли. Они не могут жить без того, что вы называете движением. Ты собираешься убить всех и вся?

Джим с ужасом смотрел на Маккоя, Яростный протест стал почти ощутимым. Маккой пошатывался под налетевшим на него порывом ветра, но не отступил.

– Чему тут удивляться! Ведь первое, что вы захотели сделать – убить нас, – его голос хлестал Их, как кнутом. – Ну давай! Продолжай!

Никто из членов экипажа не шелохнулся. Напряжение, висевшее в воздухе, нисколько не ослабло. Какое-то время существо не подавало никаких признаков жизни, лишь мысленный порыв, в котором ощущалась боль и крушение всех надежд, всей жизни.

Затем медленно, очень медленно гнев начал утихать. Он рассеивался в воздухе каждым, и напряжение стало потихоньку спадать.

– Вы ведь созданы для большего, – с уверенностью сказал Маккой. – Гораздо большего, чем боль и смерть. Только покопайтесь в себе поглубже…

Тишина повисла надолго. Затем Они заговорили.

«Мы не смогли бы получить то, что нам дали вы. Это очень дорогой подарок. То, о чем вы говорите, необходимо сделать, и мы это сделаем».

Маккой отступил и встал рядом с Джимом и Споком. Кирк с молчаливой благодарностью и гордостью посмотрел на Боунза, а затем, извиняясь, произнес:

– Этот разрыв должен быть уничтожен, и как можно скорее.

«А затем мы останемся здесь одни, и никого не будет рядом, да и нас не будет, – передали Они с такой болью, какой Джим еще никогда не ощущал. – Возможно, мы даже и не будем осознавать, что с нами что-то произошло. Вам не стоит сожалеть о сделанном».

Все члены экипажа ощутили боль, которая исходила от Них.

– Я не могу не сожалеть, – ответил Джим. Мысль о том, что это существо будет заперто в ужасном безвременье, в котором ничего никогда не происходит, в котором они нашли его, и из которого пробудили… Он тряхнул головой.

– Спок, – позвал капитан. – Должен же быть какой-то выход.

Экипаж с ужасом смотрел друг на друга. Спок повернулся к Джиму.

– Капитан, – спокойно произнес он. – Выход действительно должен быть. Как я понимаю, это не проблема – это приказ. Снова мы сталкиваемся с последствиями своей деятельности. В этом есть какая-то ирония.

Джим с насмешкой посмотрел на первого помощника.

– Вы, когда впервые попали в это место, назвали его страной ангелов. Определение доктора было более специфичным, когда он назвал Их Ими. Отсутствие времени, существование без материальных проявлений, множество в одном, жизнь без рождения – мы действительно нашли Бога. Но никто из нас не узнал в нем своего божества. Я хочу сказать вам: то, с чем мы столкнулись – ничто иное, как Протобог. Они спокойно сами могли осознать весь этот мир, его существование и созидание, и благополучно управлять этим миром. Но теперь, из-за нашего вмешательства, мы никогда не сможем узнать, произошло бы это или нет. Изобретение инверсионного полета привело нас сюда и нарушило размеренное развитие этой галактики. Мы научили Их осознавать такие вещи как бытие, сознание, тяга к общению, но никто из нас не сможет остаться здесь, чтобы дать Им возможность реализовать полученные знания. Мы нарушили первичную ткань космоса, а такого «Энтерпрайз» еще не делал никогда. С точки зрения морали, мы обязаны что-то предпринять, чтобы выправить сложившуюся ситуацию, поскольку ни нам, ни кому-либо еще никогда больше не представится такой возможности.

Джим кивнул. Вопрос, что подумает об этом Звездный Флот, еще ни разу не вставал перед ним. Сейчас его больше беспокоила пульсация воздуха, которая напоминала удары сердца.

– Но ведь ты же научил Их созиданию, Спок, – с надеждой обратился он к тому.

– Да, сэр. Но необходимое условие для того, чтобы творить, – наличие энтропии. А в этом месте она является редким феноменом, который попал сюда благодаря нам, – Спок остановился, заметив, как расширились глаза капитана.

– Спок, неужели то, о чем я думаю?..

Вопрос был просто риторическим. Они оба знали ответ.

– Это не случайность, – почти радостно проговорил Спок. – Как и то, что вместе с нами оказался созидательный физик.

Джим оглянулся:

– Кет'лк! – позвал он.

– А я все ждала, когда же наконец вы меня позовете, – прозвенела она справа от него. – Не стоит радоваться так рано. Ответ не так прост, как вы думаете.

Глава 14

Джим опустился на колени перед Кет'лк, поскольку продолжение беседы вызвало у него ужасную боль в затылке.

– Ты сможешь сделать это?

– Вы хотите знать, смогу ли я заполнить это пространство энтропией? – переспросила Кет'лк. – Да, смогу. Я нарушила уже слишком много законов нашей Галактики. И вполне справлюсь с этим здесь, что намного проще… Весь экипаж собрался вокруг Джима, Спока и Кет'лк. При словах гамалкийки по собравшейся группе пронеслась восторженная, благоговейная мысль, Услышав ее, Маккой наклонился к Джиму и прошептал:

– По-моему, ситуация становится опасной. Сначала мы обучили Их осознанию происходящего. Теперь вы предлагаете ввести сюда энтропию. Не будет ли она так же губительна для них, как антиэнтропия для нас? А если даже и нет, подумайте хорошенько о том, что вы делаете! Появись здесь энтропия, вместе с ней возникнет время. Оно начнет свой бег. А это означает, что мы сделаем девяносто девять процентов работы по созданию новой галактики. Они, – Боунз качнулся в сторону свечения, – возможно, когда-нибудь начнут играть в Бога. Но с чего вы взяли, что мы готовы к этому?

– Ой, Л'нр'д, – раздраженно прозвенела Кет'лк. – У нас нет времени на эти сопливые разглагольствования на этические темы. Как вы думаете, что мы делаем каждый раз, когда спасаем чью-то жизнь? А если правду говорят, что Бог сотворил нас по своему образу и подобию, как можем мы не любить создавать?

– Но ведь не все совершенно из того, что сотворил сам Бог, не говоря уже о людях! Только посмотрите, что творится в нашей собственной Галактике!

– Л'нр'д, поверь, я прекрасно знаю состояние нашей Галактики! Она разрастается и изменяется с каждым днем. Совершенно ясно, что боги не забросили свое старое занятие. Почему мы должны делать это?

– Но заниматься этим на таком уровне… Когда на карту поставлена жизнь…

– Уверяю тебя, – продолжала Кет'лк. – Если мне удастся ввести энтропию в эту галактику, предварительно изменив ее законы, а мне придется их изменить, то она не сможет принести Им никакого вреда. Просто мне следует быть очень осторожной. Выбор прост: отказаться создавать – значит, отказаться выращивать, строить, созидать, вкладывая в свои творения всю любовь и ласку Гамалкийка посмотрела на Джима.

– Капитан, выбор за вами. Я бы предпочла строить. Мне кажется, Спок прав – мы не случайно оказались здесь. У меня нет никаких оснований для подобных заключений, кроме тех, которые отметил Спок; – причины Их развития были каким-то образом приостановлены, и без нашего вмешательства Они никогда не смогли бы преобразиться в Бога. Конечно, это только подозрения. В любом случае то, что я нахожусь здесь, – не случайно. Вопрос только в том, что именно я должна сделать. Какие будут указания?

Джим глубоко вздохнул и оглянулся на свою команду.

– Поскольку другой альтернативы у нас нет, – он специально помедлил в надежде, что его кто-нибудь прервет, но никто этого не сделал, и Джим, взглянув на Кет'лк, продолжил:

– Приступайте.

Гамалкийка вся задрожала и зазвенела:

– Хорошо, сэр. Но остаются еще несколько проблем. Это одна из экзотропических, нейтральных, галактик. Я сказала, что смогу ввести сюда энтропию, но для этого мне нужно создать время еще до того, как оно появится здесь. Мне нужно осознать мое решение таким образом, чтобы это было решение, которое я осознала.

– Дорогуша, ты опять говоришь какие-то непонятные вещи, – мягко сказал Скотт.

– Мнт'гмри, я уже объясняла тебе, что не всегда причина вызывает следствие. Считай это аксиомой, если тебе это поможет. В любом случае, я не уверена, что у меня получится «залатать» эту дыру. Она и так уже высосала почти всю энергию инверсионного аппарата. Только попробовав, я смогу знать наверняка, удастся ли нам это.

На какое-то мгновение Джиму показалось, что Кет'лк относится к Скотту с нежностью. Он хотел было внимательней к ней присмотреться, но она уже тряхнула головой и продолжила обычным голосом:

– Следующая проблема в том, что Они, – гамалкийка повернулась, и пучок ее глаз посмотрел в сторону сияния. – Мне не следует говорить о Вас, как будто Вас здесь нет. Конечно, у Вас нет никакого опыта существования во времени, но вы получили понятие о нем от Д'Хенниша, Ухуры и Спока. Если здесь появится энтропия, то появится и время. Что Вы станете с ним делать?

Ответа не было. Затем пришло ощущение смущения и беспомощности.

«Мы не знаем, – последовал ответ, – мы с радостью примем ваш совет».

– Замечательно, – послышался голос Маккоя.

Кет'лк повернулась к Джиму и тихо, так чтобы ее слышал, только он, проговорила:

– Я не раз слышала, что наш мир якобы создан Комитетом. Сейчас нам представился шанс сделать то же самое. Но мне кажется, что это не та архитекторская работа, которую я могла бы сделать одна.

– Я согласен с тобой, – добавил Джим. – Но это еще и наш шанс создать то, о чем мы давно мечтали. Самое подходящее слово для этого…

– Капитан, – перебил его Спок. – Мне тоже хотелось бы этого, как ничего другого. И я поддерживаю идею освобождения энтропии в этой галактике. Но, тем не менее, хоть и кажется, что мы пребываем здесь целую вечность, за пределами этой зоны течет время, и антиэнтропия охватывает все большее и большее пространство, все больше и больше галактик. Мы должны действовать как можно скорее.

Джим кивнул.

– Согласен, – он встал, – Люди, – обратился он к своей команде.

– Мы должны кое-что найти для них. Нам нужно прожить определенный промежуток времени, который покажется…

– Почти вечностью, – продолжила Кет'лк, и в ее позвякивании слышался смех, словно то, о чем она говорила, было просто шуткой. – Это все, с чем я могу справиться.

– Понятно. Ваши предложения, памятуя о том, что Они ожидают нашего решения?.. Какой подход мы используем?

Джим думал услышать целый хор голосов и мыслей. Но ничего подобного не произошло. До него донеслось только тихое ворчание, а затем Мэтлок рассудительно заявил:

– Капитан, некоторые из нас ощущают себя вне нашей лиги. Какая структура времени будет безопасна для нас? Наше время, возможно, находится не на том уровне.

– У него есть идеи по этому поводу, – сообщила Ухура. – Самые долгоживущие виды, которых мы встречали, очень часто рассказывали о том, что их жизнь тянется ужасно медленно. Что они только не делали, чтобы хоть как-то развлечь себя, но рано или поздно им все надоедало. Они бросались из крайности в крайность, чтобы чем-нибудь развеселить себя. Жестокость, тирания…

– Или более высокие уровни развития, – продолжил Спок.

– Это все правильно, конечно, – вставил Скотт. – Но что вы имеете в виду? – он указал рукой в сторону Них.

Джим покачал головой. Их сила все увеличивалась и увеличивалась. Но факт оставался фактом, Они до сих пор не знали, что делать в этой пустой галактике.

– Капитан, – это был Харб Танзер. – Может, мы уцепились не за то слово, и «выше» – это не совсем то, что служит отправной точкой. Но в любом случае мы не собираемся экспериментировать с людьми до тех пор, пока не уверимся, что это сработает наверняка. Они будут ждать нашего решения слишком долго. А как насчет того, чтобы просто придумать что-то, из чего они будут черпать знания, с чьей помощью будут совершенствоваться, выводя себя на все новые и новые уровни развития?

– Уточни.

– Игру, сэр.

– Харб, – произнес Маккой. – Как ты себе представляешь Бога, проводящего время, играя в игры? Интересно, какая игра достаточно продолжительна, чтобы ее хватило на целую вечность?

– Та самая, в которую играем мы все, Лэн, – ответил Харб, спокойно улыбнувшись. – В которой мы все существуем, где мы сами придумываем для себя такие понятия, как бог и дьявол, счастье и горе, жизнь и смерть.

– Харб, – запротестовал Скотт. – Но для меня – это не игра.

– Тебе это только кажется, – ответил Танзер.

– Поскольку ты забыл, что просто играешь, – Харб снова повернулся к Джиму. – Сэр, какое еще времяпрепровождение мы можем посоветовать ему, как не саму жизнь? Так, чтобы игроки всегда помнили, что это всего лишь игра, где по окончании можно подвести счет и начать ее заново, изменив роли.

– И каковы же будут ставки в этой игре? – спросила Ухура.

– Для каждой отдельно взятой личности? Понять, что же она такое на самом деле. Как много людей поняли еще при жизни, что они есть? К тому же, у игры может быть и продолжение – понять, каковы же в ней ставки.

– Но ведь в промежутках между «раундами», – не унималась Ухура. – Они все узнают.

– Конечно. Но в процессе игры, когда они будут находиться в теле, живущем во времени, они не вспомнят ничего, кроме легкого ощущения, что все происходящее – только игра. Это дает Им возможность играть «целую вечность». И значительность таких вещей, как любовь, успех, счастье увеличится благодаря тому, что они не вечны. Даже боль и потеря не будут страшны, потому что исчезнут, как только окончится очередной раунд игры. Игроки, проходя через них, получат все новые и новые знания о жизни.

– О, нет! – прошептал Маккой. – А что потом?

– Если покер – единственная игра в городе, – объяснял Харб, – вы скоро научитесь играть и выигрывать… Или проигрывать. Но вы будете продолжать играть ради удовольствия или уйдете – это уже на выбор участника. Лэн, у нас принято считать, что игра – несерьезное занятие. Пусть это не обманывает тебя. Политика – тоже игра, так же, как и взаимоотношения людей, и бизнес, и жажда открытий. Все это игры со своими правилами и ограничениями, замкнутые в определенном временном отрезке. Но в них всех есть место для славы, радости и счастья, для поражения и триумфа, власти, сожаления и любви. Это просто четырехмерная игра в рамках жизни. Что сделает Бог, если и ему дать этот шанс?

«…Да!», – ударила их волна восторженных мыслей. Все почувствовали Их жадное желание. – «Нам нравится ваша жизнь, осознание своего существования и существования других, любовь и даже боль. Мы хотим иметь все это. Дайте Нам это, научите Нас, как сделать из Себя нечто большее! Вы не будете Нам больше нужны! То, что Нам предлагает поющая, – Они имели в виду Кет'лк, – не нравится Нам. Дайте Нам игру и идите с богом. Давайте скорее, чтобы Мы могли начать играть…»

Кет'лк взглянула на Джима:

– Сэр, Их одобрение делает это пространство более податливым – оно примет новые законы гораздо охотней, чем я думала. Теперь у меня достаточно сил, чтобы справиться. Поэтому обдумывайте все скорее и отдавайте распоряжение.

Пока Джим думал, воздух наполнился всеобщим нетерпением. Он внимательно осмотрел экипаж. Лицо Ухуры ничего не выражало – она старалась сдерживать эмоции. Маккой, как всегда, сомневался, но испытывал радостное волнение, такое же, как Чехов и Зулу. Скотт продолжал поглаживать Кет'лк и смотрел на капитана, готовый выполнить любое его приказание. Спок даже не шевельнулся, только поднял бровь, но Джим отчетливо слышал его мысли.

«Все логично, Джим. Но, опять-таки, логика – не самая лучшая помощница в этой ситуации. Поступай так, как считаешь правильным».

– Ну что ж, приступайте, – распорядился Кирк. – И если можно… поторопитесь.

«Да, если можно, – в Их мыслях прозвучала такая мягкость и даже нежность, какой они еще не слышали в Их исполнении ни разу. – Мы никогда не забудем вас. Оставите Нам что-нибудь на память? Чтобы Мы могли вспоминать вас? Вы ведь играете в эту игру гораздо дольше, чем Мы. Мы будем вам очень признательны, если вы оставите какие-нибудь ваши победы и удачи. Чтобы Мы могли их как следует изучить в перерывах между раундами. И хотя Мы сами будем матерями и отцами для этой галактики, все равно вы останетесь Нашими родителями и единственными чужими, которых мы когда-либо знали. Оставьте Нам что-нибудь от себя».

– Если вы и экипаж захотите это сделать, капитан, – сказала Кет'лк, – я могу вплести некоторые из ваших воспоминаний в ткань этого пространства. Так, чтобы для Них не было опасности их потерять.

– Сделайте это, Кет'лк, – ответил капитан. – Вот только…

– Да, сэр.

– Вы сказали «чуть меньше вечности».

– Не волнуйтесь, капитан. В конце концов, кто сказал, что энтропия вечна? Мы создадим для Них неплохую галактику, не беспокойтесь. Они будут помнить о нас, даже когда все галактики станут лишь старой забытой историей.

– И, кроме того, мы вложим в Них основные принципы управления галактикой, – продолжил Харб. – Так что Они впоследствии сами смогут вносить изменения в ее внешний вид.

– В таком случае, я начинаю, – сообщила Кет'лк.

– Кет, – послышался голос.

Из толпы вышел Маккой и опустился перед ней на колени. Он выглядел чем-то обеспокоенным.

– У меня только один вопрос. Когда ты начнешь создавать уравнение, ты вложишь в него смерть?

Сияние заметно потускнело. То же произошло и с глазами Кет'лк.

– Л'нрд, – торжественно и печально обратилась она к нему. – Ты сам все сказал. Им нужно время, но время не может существовать без энтропии. А вместе с ней неизбежно придет смерть.

– Но ведь ты же созидательный физик. Разве ты не можешь как-нибудь опустить эту часть в уравнении? – спросил Маккой. Было что-то тоскливое в его взгляде, поскольку он заранее знал, что это невозможно, и не мог этого перенести. – Пусть течет время, но несет с собою только жизнь.

Какое-то время Кет'лк молча смотрела на него.

– Пожалуй, я смогу внести подобные изменения в уравнение, – сказала она наконец. – Но я не знаю точно, каковы будут результаты. По-моему, просто сумасшествие внедрять такие вещи, предварительно не опробовав их. Но у нас нет никакой возможности для проведения экспериментов. После того, как я произнесу последнее Слово, последствия станут необратимыми. Но естественные законы могут оказаться незаконченными. А результатом подобного эксперимента может стать хаос, как тот, что мы видели на границе Малого Магелланова Облака. Имею ли я право на проведение такого опыта с Ними, что может случайно перебросить Их в не правильную временную спираль, или во временной парадокс. Ведь Они, возможно, никогда не смогут выбраться оттуда.

Маккой стоял молчаливый и недвижимый.

– Доктор, – мягко произнес Спок. – Вы не так часто читаете сказки и мифы, но этот, я думаю, вы знаете. Как умер Эскулап?

Лицо Маккоя стало мрачным.

– Он был великим исцелителем, – рассказывал он. – В конце концов, кто-то пообещал ему огромную плату за то, что он оживит мертвого. И он оживил. Но боги не простили ему этого и убили ударом молнии.

Спок молча смотрел на Маккоя.

Затем надежда вспыхнула на его лице, и свечение вокруг него стало еще ярче.

– Но ведь затем, – с триумфом произнес он, – боги пожалели о содеянном и сделали богами и Эскулапа, и того человека, которого он оживил.

– Но все равно, им пришлось умереть для того, чтобы обрести божественность, – сказал Спок. – Леонард, может произойти великая трагедия, если мы позволим Им стать почти вечными, но не дадим никаких гарантий. Уравнение, которое Кет'лк хочет применить здесь, заставит Их забыть о том, кто Они есть, забыть об Их божественности, пока Они будут жить. Как же мы можем перекрыть Им единственный путь, про который знаем, что он приведет Их к этому знанию? – Маккой отвернулся, а Спок с еще большей мягкостью продолжил:

– Леонард, Они сами знают, что делать. В конечном счете, Они – это Бог. Даже в нашей Галактике у смерти бывают исключения.

Маккой опустил голову, затем какое-то время спустя снова поднял ее – слезы текли по его щекам, и он даже не пытался их скрыть.

– Но можем ли мы избавить Их хотя бы от боли? – тихим голосом произнес он.

Только сейчас Джим осознал, каким хорошим врачом был его друг. Маккой хотел, чтобы во всем мире существовало хотя бы одно место, где в его профессии не нуждался бы никто и никогда. Джим успокаивающе погладил его по руке.

– Боунз, – сказал он. – Пока энтропия остается в силе, боюсь, мы не сможем избежать боли. Мы просто молодые феи, присутствующие на крестинах. То, что мы можем Им дать, не изменит проклятия… только немного смягчит его.

– Если смерть, действительно, проклятие, – произнес Маккой мрачно, но в его глазах сверкали искорки смеха, – в таком случае слишком нелогично наказывать существо, у которого еще нет абсолютно никакого опыта, или, по крайней мере, он его не помнит.

Люди молчали. Кет'лк, не слыша больше никаких комментариев, поглядывала то на одного, то на другого из них, затем снова посмотрела на Джима.

– Капитан? – спросила она.

– Приступайте, – ответил он. – Вам понадобится что-нибудь?

– Пока тишина, – объяснила Кет'лк. – Только тишина.

И, к всеобщему удивлению, она начала петь.

Глава 15

Джим довольно часто слышал, как поет Кет'лк, – в обычном разговоре, когда ее пение несколько походило на смешную какофонию, в более личной беседе, когда мелодия казалась глубже, случайные неприятные звуки исчезали и, растворясь, переходили в нежную, богато украшенную ткань музыки. Но он никогда не слышал, как она поет, когда работает, когда занимается своей созидательной физикой. Джим начал жалеть о своем упущении. Поскольку, слушая ее, он понял, что это была единственная область, где она полностью раскрывалась, где слышалось биение ее сердца.

Сначала она пела медленно и осторожно, словно прощупывала путь по неизведанной земле, дюйм за дюймом пробираясь вперед. Джим вспомнил, как гамалкийка рассказывала о своем друге, и понял, что все менее значимые проблемы решаются следующим образом: отрабатывается последовательность равных постоянных, качественные характеристики векторов, количества. Кет'лк пением вводила свои уравнения, сводя их до простейшего уровня, используя их в соответствии с правилами гамалкийских физиков. Она искала свой путь, как она выразилась, в будущее, до того, как здесь появится время. Джим видел, что Скотт наблюдает за ней с пристальным вниманием, словно он начал понимать то, о чем она поет. Джим не находил слов, чтобы описать, как она это делала. С, воздухом происходили какие-то странные вещи. Люди извивались и деформировались. Даже Они как-то странно мерцали.

Неожиданно Джим осознал, что она уже близка к тому, что искала. Ее хроматические прогрессии становились все быстрее и увереннее, мелодия – все сложнее. А затем ее видение прорвалось сквозь пространство в будущее, которое она хотела увидеть, – мелодия выливалась из нее, словно она накапливала ее в течение всей своей жизни. Дикий насыщенный сверкающий водопад музыки, тонкий и изысканный, как соната Баха.

Но несмотря на очень высокий тон ее голоса, в этом переплетении звуков заключалось нечто более сложное и значительное. Она пела уравнение с такой же нежностью и четкостью, с какой обычно разговаривала, но сейчас к ее мелодии добавились страсть, и радость, и странное горькое сожаление.

«Она творит свой шедевр, – подумал Кирк. – Восхищение, жажда довершить начатое. Как часто вам предоставляется возможность создать новую галактику?»

Но больше всего его удивило то сожаление, которое чувствовалось в ее мелодии. Тут он поймал себя на мысли о том, что примерно то же самое – радость, страсть и сожаление – она испытывала, когда готовилась совершить Акт Любви и смерти своего партнера. Он думал о том, как она смотрела то на него, то на Скотта, когда они обсуждали, хватит ли ей сил создать все это. Затем Джим отвлекся от этих мыслей. Он не позволит никому, а особенно Скотти, отвлекать Кет'лк от установления законов, которые будут управлять этой галактикой.

Хотя ощущение, что мелодия проплывает во времени, и было иллюзией, но очень реальной. «Установление законов, – думал Джим, – требует времени. Даже Богу понадобилось семь дней…» Ему стало интересно, пел ли Бог, когда создавал их мир, и звучала ли мелодия так же величественно, как эта.

Кет'лк задрожала, вкладывая последние усилия в свою песню. Она изливала мелодию, или та сама лилась из нее. Поток яркой музыки – низкий тон, затем высокий – настоящее наступление в будущее галактики. Неожиданно мелодия словно освободилась, она вырвалась за пределы «Энтерпрайза» и полетела вперед, чтобы стать основными законами этой галактики.

Никто не мог пошевелиться. Все были замурованы в этом переплетении законов и принципов, исходящем от Кет'лк, словно мухи в янтаре. Им было трудно дышать, а затем, когда она стала подстраивать свое творение под эту галактику, стало еще тяжелее. Казалось, прошло много времени, прежде чем темп мелодии замедлился и последние аккорды вылились в застывшее молчание вокруг. Но наступил конец, и все одновременно облегченно вздохнули.

Кет'лк с удовлетворением оглянулась вокруг, а затем на своих друзей.

– Основа создана, – сказал она немного устало. – Люди, загляните в себя и решите, что вы хотите оставить Им в подарок.

Они так и сделали.

Эпизоды из жизни четырехсот тридцати восьми человек появлялись из ниоткуда и становились реальностью, а затем вплетались в ткань этого пространства. Джим был тронут до слез, поскольку эти подарки были бесценны. Все без исключения оставили что-то на память. Чьи-то щупальца нежно коснулись его, в это время один из суламидов делился своим самым сокровенным. Джим смотрел на розовато-лиловый и золотистый пейзаж, а затем на безмолвное величественное персиковое небо. Не было слышно никаких звуков, кроме мягкого шуршания ветра. Он почувствовал, как этот свежий летний ветерок поднимает его настроение, и впервые осознал тот страх, который сопутствует свободе, и радость по другую сторону этого страха.

Он боролся со своим братом, сильным существом с шестнадцатью конечностями. Эта схватка прерывалась лишь негромким ворчанием и удивленными восклицаниями по поводу силы другого. В конце концов они, обессиленные, упали на землю. Мизару смеялся, издавая свистящие звуки, а он благодарил Силу за то, что у него есть такой друг. Он поднялся, глядя в небесную лазурь, туда, где поднимались древние величественные башни Торокена. Он медленно побрел к ним, прекрасно зная, кого встретит там…

…Метановый снег был таким же прекрасным, как и туман, стелющийся и извивающийся между камней, а ветер промораживал до костей. Он стоял, стуча от холода зубами, и смотрел на черно-красное небо, по которому проплывала гигантская розовая звезда, казавшаяся нереальной. Кабинет и весь мир вообще исчезли, когда он застучал по клавиатуре, и мягкая музыка полилась из динамиков компьютера, пока ночь, наконец, не отступила, и не наступил трехсолнечный день, и он, пошатываясь, пошел к вешалке, чтобы немного повисеть до начала концерта. Отец дотронулся до него щупальцем, и его лицо передернулось в приветственном жесте, которого он никак не ожидал увидеть после стольких лет полного отчуждения. Его внутренности сжались, а сам он совсем побелел от сумашедшей радости…

…Он снова и снова перечитывал историю болезни, обливаясь холодным потом… И, в конце концов, приступил к операции, глубоко проникая в хрупкое и такое уязвимое тело, лежащее перед ним. После трех дней комы и постоянной и утомительной поддержки, трех дней страха, его пациент наконец-таки очнулся и даже слегка улыбнулся ему. Он быстро, но не настолько, чтобы это переходило за рамки приличий, выбежал из палаты, и, забежав в соседнюю, закричал от радости и облегчения…

…Она напрягала горло, стараясь говорить на странном чужом языке. Ее задачей было не победить, а проиграть. Внедриться в чужой мозг и начать думать на чужом языке, и в сотый раз стать большим, чем она была до внедрения. Без предупреждения, после долгих дней упорной борьбы враг поднялся против нее и оттеснил с ошеломляющей силой на самые задворки сознания. Ее мозг закружился от чуждой терминологии… а затем все изменилось. Ее офицер, тот, который раньше был чужим, да и все имена – все изменилось. Ее враг тоже изменился. Она заглянула в себя и вместо врага обнаружила союзника. Она громко закричала, чтобы хоть кто-нибудь мог разделить с ней радость ее поражения и победы одновременно. И когда люди сбежались, чтобы посмотреть, что с ней случилось, она засмеялась, потому что не могла удержаться от смеха…

…Красота Вселенной, то, как она живет и развивается, неистовая пляска энергии во всех ее формах – все это, словно музыка звучало в его голове так громко, что ему пришлось буквально ухватиться за переборку, чтобы устоять на ногах. У него закружилась голова от осознания своего величия и своей ничтожности, силы и бессилия одновременно. И ему было просто необходимо поделиться с тем, кто устроил ему это. Оглянувшись и убедившись, что его никто не видит, он подошел к цилиндру, где происходила реакция материи и антиматерии, и положил на него руку. «Спасибо, – прошептал он, уверенный, что она слышит. – Спасибо…»

…Это его работа – помочь Им интересно поиграть. Он не думал, что в этой жизни для него существует другая, более подходящая профессия, потому что знал, – когда они играют, их души очищаются. Он прислонился к стене, согретый теплом мысли о том, что его работа делает людей более свободными. Затем раздался сигнал, извещающий о том, что игрок на шахматной доске 4d выиграл. Он усмехнулся и направился за магнитной отверткой, щеткой и совком, чтобы собрать выигранные деньги…

…Он был единственным, кто знал дорогу сквозь эту кромешную тьму. Каждая звездочка была знакома для него. Он знал их названия, их спектры. И он с закрытыми глазами смог бы отыскать дорогу домой, даже если бы находился в тысяче парсеков, поскольку все его странствия ограничивались пространством, в котором была видна маленькая голубая планета, кружащая вокруг желтого Солнца. Зеленые холмы Земли всегда были такими гостеприимными, родными и безопасными. Но он никогда бы не предпочел эту безопасность. Мрак Вселенной знал его имя, и когда тот призывал его, он шел к нему и делал это с великой радостью…

…Знания обжигали его мозг, будучи сладкими и горькими одновременно. Во Вселенной существовало еще немало вещей, которые ему предстояло узнать, бесконечно больше тех, о которых он никогда ничего не узнает. Но эта правда не открывала тщетность всех его попыток, а, наоборот, приводила его в экстаз. Скорее Галактика истощит его, а не он ее. В противном случае его жизнь была бы бесполезной. В своей охоте за знаниями он предпочитал странные факты. Их необычность радовала его, поскольку в этом заключалась их схожесть с ним и друг с другом. Существовали и иные радости. Хотя он и был молчалив, остальные знали его имя и не боялись обратиться к тому душевному человеку, которым он был когда-то. Среди них было двое – один, с которым он делился своими секретами, который радовался, что им командуют; другой – командир. На него он и смотрел сейчас, мысленно благодаря и отмечая сумасшедшую, совершенно невулканскую отвагу, которая привела их в это удивительное место…

Произнеся последние слова, Джим передал свой подарок – самые сокровенные мысли и воспоминания. Пропустить через себя четыреста тридцать восемь душ и стать их душой и их мозгом, быть тем, кому они отдают свою последнюю энергию по собственному выбору, из любви к нему, командовать ими и подчиняться им, испытывать их боль и радость, быть их другом и восхищаться тем, что они вместе всегда и во всем – никогда он не думал, что это так приятно. Ничто во Вселенной не могло сравниться с этим чувством. Он оставил Им воспоминания о том, что любил, и слезы потекли по его щекам, когда он понял, как ему повезло, что он – это он.

Джим открыл глаза и оглянулся вокруг. Многие люди делали то же самое. Некоторые смотрели на Них. Джим тоже посмотрел в этом направлении и удивился – действительно ли Их сияние стало ярче? Или это ему кажется потому, что он долго простоял с закрытыми глазами?

Они мрачно взглянули вслед «Энтерпрайзу». Было совершенно ясно, что Они смотрели, хотя Джим не мог сказать, каким образом. Медленно, почти смиренно, Они произнесли: «Мы даже не подозревали, насколько были бедны… А теперь мы так богаты».

– Рады были помочь, – сказал Кирк, оглядываясь на Кет'лк. – Это то, чего ты хотела? Теперь мы можем лететь домой?

Она покачалась и прозвенела:

– Нам нужно сделать еще одну вещь, – в ее голосе опять послышались странные эмоции – сожаление, соединенное с радостным возбуждением, слишком сильным, чтобы описать его словами. – Я хочу соединить Их энергию с энергией инверсионного аппарата – последний штрих. И тогда Они будут не только жить в этой галактике, но и снабжать ее энергией. Подготовка к Их предназначению – быть Богом.

– Подсоединить Их энергию… но как? – спросил Скотт. – Опять через уравнение?

– Через меня, – ответила Кет'лк. – Через мой мозг.

– Ты не сделаешь этого, дорогая, – грозно произнес Скотт, – Эта огромная энергия…

– Выведет из строя мой мозг, или тело, или астральное тело, – холодно продолжила она. – Да. Но разве вопрос в этом? Вы ведь следовали за мной, когда я вводила уравнение…

– Да, но я думал, что ошибаюсь…

На мгновение она отвернулась от него.

– Итак, я сделаю, как сказала, – она посмотрела на Джима. – Я имею дело с последствиями моих действий. Капитан, вам нужно только совершить небольшие прыжки в нашу родную Галактику – не больше десяти тысяч световых лет во внегалактическом пространстве и не больше тысячи, когда будете в пределах десяти тысяч световых лет от галактической границы. Длительные прыжки могут снова нарушить ткань космоса. Когда прибудете домой, вы должны поговорить с Адмиралтейством и объяснить им, что инверсионные полеты больше использовать не следует, хотя бы до тех пор, пока гамалкийцы не добьются того же результата, не нарушая законов нашей Галактики, или не перепишут их.

– Я прослежу за этим, Кет'лк, – обещал Джим. – А что будет с разорванным пространством между этими двумя галактиками? И поврежденной тканью космоса на окраине Малого Магелланова Облака?

– Я могу восстановить их прямо здесь, – ответила Кет'лк. – Я не рассчитывала на Их поддержку, так что теперь это будет намного проще, – она посмотрела на сияние. – Нам нужно торопиться, капитан, пока поврежденное пространство не стало слишком велико. Я сама проложу вам курс первого прыжка. Вы выйдете из инверсионного пространства неподалеку от поврежденного участка Малого Облака, и у вас будет возможность проверить, восстановлен он или нет, прежде чем вы продолжите свой путь…

– Что означает это «вы»? – спросил Скотт, хотя прекрасно знал, в чем дело, но ему очень хотелось, чтобы его разубедили, сказали, что он не прав.

Кет'лк повернулась к нему и несколько мгновений смотрела ему в глаза, затем приблизилась и присела возле его ног.

– Мнт'гмри, – очень мягко произнесла она. – Я покидаю тебя. Но я хочу, чтобы ты знал, ты – самое близкое мне двуногое существо. Потому, что изображал из себя глупца, когда я рассказывала тебе об инверсии, чтобы удержать учителя возле себя, – Скотта хотел было что-то сказать, но она издала звук, напоминающий «тш-ш», и продолжила. – Я несу ответственность за инверсионные полеты, поэтому мне придется заплатить за тот вред, который они нанесли. А поскольку вред был нанесен жизни, именно мне придется заплатить той же монетой. Это все в уравнении, дорогой. И ты увидишь это.

– Ты упомянула, что существует вероятность, – сказал Джим, стараясь, чтобы его голос звучал ровно, – что этот эксперимент не удастся.

– Такая вероятность есть, – твердо ответила Кет'лк.

– Ты имеешь в виду, что не сможешь закрыть прорыв? – спросил Маккой.

– Нет, Л'нрд. Это моя первоочередная задача. Что бы ни случилось, наша Галактика останется в безопасности.

– Но ты могла ошибиться, создавая эту галактику…

– Возможно.

– В таком случае, очевидно, здесь восстановятся прежние порядки, – догадался Джим. – Бытие без времени, без событий, без существования…

– Статичность навсегда, – продолжила его мысль Кет'лк. – Настолько полная, что я даже и не узнаю, что попытка не удалась. Я вообще больше ничего не буду знать, впрочем, как и Они, – она нервно засмеялась. – Но, капитан, не глупите! Неудача? У меня?

Она даже не пыталась скрыть тревогу. Это было настолько искренне… Джим покачал головой и улыбнулся, пересиливая душившую его горечь. И он снова преклонил перед нею колено. Она подошла к нему и положила свою стеклянную лапку на его протянутую ладонь.

– Т'л, – обратился он к ней. – Для меня было огромным удовольствием служить вместе с тобой. Что бы ни случилось, я буду помнить тебя всегда… достаточно мне зайти в свою каюту.

– А я тебя, Дж'м, – ответила она. – Где бы я ни была.

Она снова повернулась к Скотти. Он тоже встал на одно колено, слегка согнувшись, как человек, испытывающий сильную боль. Кет'лк молча приблизилась к нему, и сделала то, чего Джим еще никогда не видел – она подняла шесть ног, а с помощью остальных взобралась на колено Скотта. Он обнял ее, стараясь избежать иголок.

– Ты такой архитектор, – прозвенела она, и пучки ее глаз повернулись к нему. – Тебе следует еще раз разобраться с соотношением энтропия – экзотропия – антиэнтропия. Мне кажется, ты до сих пор не все понял.

– Хорошо, дорогуша, – ответил он.

– Будь умницей, – сказала она и слезла с его коленей. – Увидимся позже…

– Мехе накхет ар-севех, Кет'лк, – донеслись до нее слова Спока откуда-то из-за спины Джима. Она подняла глаза и двумя свободными ногами сделала жест, означающий «части целого».

– Тебе того же, Сп'к, – пожелала она. – В моем теперешнем положении то, как пойдут дела, не имеет никакого значения. Мне удастся избежать только первой части, да и то с трудом.

Она отвернулась от него и обратилась ко всему экипажу:

– Не забывайте друг друга, люди. То, что вы видите, – это вы сами. И, возможно, пройдет немало времени, прежде чем вы снова предстанете друг перед другом в таком же свете.

И она ушла от них прямо в яркий свет, становясь маленькой мерцающей фигуркой, игрушкой, безучастно бренчащей в музыкальной шкатулке, пока свет не поглотил ее, и она не исчезла полностью.

Джим посмотрел на свой экипаж, светящийся Их отраженным светом, а также своим собственным, и постарался впитать в себя этот образ, ощущая, что у него больше не будет для этого времени. Лица многих из тех, кто смотрел на него, выражали то же самое. Некоторые смотрели друг на друга, вбирая в себя образы друзей, а так же людей, которых едва знали, стараясь запомнить это сияние, прежде чем их тела станут обычными телами, а светящиеся существа вокруг – обычными людьми, которые будут ворчать из-за еды или занимать деньги.

– Кажется нереальным, что мы будем помнить, как выглядели здесь, – донесся до Джима голос Спока – Наверное, у нас останутся только некоторые образы, а все остальное будет вспоминаться с трудом. Но само ощущение, его сила… – он покачал головой. – В галактике, где время течет своим чередом, а энергия переходит из одной в другую… сам дух, может, и останется, но тела снова станут слабыми.

Джим оглянулся на Спока, Маккоя и Скотта и заметил на их лицах отражение великих устремлений и собственного достоинства. Они сделали их как-то выше.

– Это было прекрасно, – сказал Джим Споку и всем остальным.

Они кивнули. Снова зазвучала музыка. Все смотрели в самое сердце сияния, из которого она исходила. Джим удивился, как раньше он мог считать пение великим искусством… На фоне этой великолепной гармоничной мелодии, все слышанное ранее показалось ему просто примитивным. Вдруг он забыл о своих сомнениях, поскольку услышал, что к кристально чистому, звонкому голосу присоединялись все новые и новые голоса. Сначала несколько, затем больше и еще больше – десять, двадцать, пятьдесят, сто, триста… Голоса вливались в общую мелодию, которая становилась все сложнее и сложнее. В этом хоре слышались голоса андорианцев, иелиридов, мизартцев, телларитов, землян, вулканцев, дифдан. Они то появлялись, то пропадали, и только один-единственный голос гамалкийки вел всех вперед. Все большее и большее количество голосов вливалось в этот хор, пока не стало слышно ничего, кроме величайшего соединения звуков, выражающего ужас, удивление и нетерпение, и созидание, созидание…

Свет стал ярче. Джим искоса наблюдал, как возрастает его интенсивность. Свет подбирался к ним все ближе и ближе, пока не охватил их. Свечение было просто ослепляющим, оно проходило сквозь него, как до этого проходил звук, и, когда весь мир наполнился этим белым светом, Джим почувствовал, что опускается на колени. Что делали в этот момент остальные, он не имел никакого понятия. Он мог слышать только хор, который все разрастался, подпевая единственному солирующему голосу.

«Очень на нее похоже, – подумал Джим. – Она все-таки спела свою лебединую песню».

Но если она и пела ее, то в ней не слышалось никакого намека на смерть. Тон ее мелодии с каждой секундой становился все выше, и, казалось, больше никто во Вселенной не сможет повторить этот звук. Прекрасные аккорды ворвались в его мозг. Один голос… бесчисленное количество голосов, сближающихся друг с другом. Аккорды распадались и сузились до единственной ноты, которая разбила бы даже самое черствое сердце. Бесчисленное количество голосов пробиралось вперед, и ничто на свете не могло устоять против них.

Космос и время услышали эти слова и повиновались им. Яркий свет поглощал все вокруг, а Жизнь отдавала частичку себя всему живому. И как только работа была сделана, на землю упала тьма. Но она не была беспросветной. Свет остался, но изменился. Молодые звезды, прорывались сквозь темноту, по всей границе галактики, которой было всего несколько секунд от роду.

Джим увидел только это мимолетное видение, когда что-то отбросило его назад… в капитанское кресло на мостике «Энтерпрайза», мирно проплывающего в космосе возле границ Малого Магелланова Облака, с которым, казалось, ничего не происходило.

– Докладывайте, – распорядился Джим, надеясь, что хоть кто-то в состоянии справиться сейчас с этим.

Как он и думал, первым к нему подошел Спок.

– Разорванное пространство между двумя галактиками восстановлено, капитан, – сообщил он. – Как вы видите, оно выглядит, словно с ним ничего не случилось.

– Какие-нибудь последствия для планет? Людей?

– Все происходящее еще не очень хорошо изучено нами, поэтому трудно сказать с уверенностью, – ответил Спок. – Но восемьдесят процентов за то, что Кет'лк создала замкнутую временную петлю, чтобы уничтожить последствия наших инверсионных перелетов. Ни одна из виденных нами звезд, перерождающихся в новые, не имеет никаких аномальных отклонений. На планете также не обнаружено никаких повреждений.

Маккой стоял перед креслом Джима, и на его лице было написано мрачное удивление.

– Боунз, – окликнул его Джим.

– Экипаж почти в полном составе, – тихо произнес он. – Не хватает только одного человека… Она была со Скотти… хотя…

Джим нажал кнопку связи:

– Инженерный, Скотт.

– Инженерный слушает, – послышался чей-то голос, но это не был голос Скотта. – Одну минуточку, сэр, – последовала длительная пауза.

– Скотти…

– Нет, сэр, – послышался печальный голос. – Ее здесь нет.

– Понятно, – сказал Джим. – Мне очень жаль, Скотти.

– И мне, сэр. Конец связи.

Джим, выключая связь, печально покачал головой. Он с трудом верил, что ее больше не будет с ними.

– Внесите в вахтенный журнал отметку о ее смерти.

– Есть, сэр.

Джим взглянул на Маккоя.

– Боунз, – сказал он тихо, так, чтобы его мог слышать только он. – Мне бы очень хотелось тебя кое о чем расспросить… – он на секунду прервался, и продолжил:

– Как это странно сейчас: задавать вопросы и ждать ответа на них. Странно не знать, о чем думают другие, а ведь раньше достаточно было только захотеть. У меня такое ощущение, что я оглох…

– Этому нужно только радоваться, Джим, – ответил Маккой. – То, где мы находимся сейчас, совсем не то место, откуда мы только что прибыли, где все людские недостатки и темные стороны сводятся почти к нулю. Честно говоря, мне иногда кажется, что для меня лучше было бы, если бы я не знал, о чем думают люди. Так в чем вопрос?

– Ну… Когда ты отчитывал Их за разгром, который Они учинили, ты не учел одну вещь – если бы Они уничтожили нас, то очень скоро погибли бы сами.

– Я знаю.

– Тогда почему ты не сказал об этом?

– Потому что если Они действительно были Богом, – спокойно ответил Боунз, – нашу боль Они бы испытывали как свою собственную. Я хотел знать, являются ли Они божеством, или это люди считают Их таковыми.

– А если бы нет?

– Тогда, – ответил Маккой. – Мы бы все умерли, и Они за нами. Да и кроме того, – что может быть хуже бога, которой не обладает божественностью?

Джим призадумался на какое-то время.

– И еще одна вещь, – спросил он. – Ты слышал то, последнее слово?

Маккой удивленно поднял бровь.

– Я слышал несколько слов: «Пусть опустится тьма», – Джим не сказал ничего, а Маккой продолжил – Ночь не так страшна в той галактике. А у Кет'лк всегда было весьма специфичное чувство юмора. Интересно было бы пропасть туда как-нибудь и посмотреть, какие сады она посоветовала Им выращивать.

Джим, глядя на звезды, молча кивал.

– Надеюсь, в них не будет змей, – задумчиво произнес Маккой.

– Вряд ли, – согласился Джим. – Разве что паучки, хотя…

Они не стали сразу совершать прыжок, ведь у них было достаточно причин, чтобы задержаться, – необходимо было проложить курс, проверить аппаратуру, да к тому же не каждый день они присутствовали при рождении новой галактики. «Энтерпрайз» завис в пустоте между галактиками потому, что у его капитана было слишком много дел.

Он хотел отслужить службу по Кет'лк в реабилитационном отсеке. Харб Танзер оформил его так же, как и в тот день, когда Кет'лк впервые выступала здесь перед экипажем. Но на этот раз некому было взбираться на подиум, и он стоял пустой, а единственным освещением был свет Малого Облака, сохранившийся только благодаря ее усилиям. А голубоватый свет Попьюлейшн I мирно освещал застывшие лица. Сейчас реабилитационный отсек был очень похож на церковь – тусклый, молчаливый и весь переполненный эмоциями.

Джим стоял лицом к экипажу, прощаясь с Кет'лк, которой ему очень не хватало. Глядя на своих людей, он понял, что многие испытывали те же чувства, что и он. Весь экипаж был грустным и молчаливым. Скотт никогда не был так близок к тому, чтобы расплакаться. Даже Спок подошел к Джиму и попросил разрешение на проведение службы. Тот молча кивнул, не без удивления заметив, как вулканцы увековечивают смерть.

Спок готовился к проведению церемонии и подобрал музыку. Он стоял на помосте в белом вулканском обмундировании, сложив руки за спиной. Он дважды обвел аудиторию взглядом и по молчаливому залу начала разливаться мягкая печальная мелодия Эйн Хелденлебен. На фоне мягких аккордов Спок начал свою речь не на обычном общезвездном языке, как ожидали все, а на земном. Острая боль пронзила Джима, когда тот понял, что задумал Спок. Живой гораздо больше нуждается в удобствах, чем мертвый в славе. Она достигла ее, но погибла.

– Мы те, кто приходит во времени, но принадлежит вечности. И для каждого из нас наступит момент ухода. Мы встретились здесь, чтобы почтить память нашей сестры Кет'лк, которая покинула нас и ушла в вечность. Своей жизнью и смертью она победила обеих. О, смерть, где твое жало? О, могила, где твоя победа?

Резкий всхлип нарушил тишину в зале. Это был Скотти. Джим даже не взглянул на него – его глаза тоже были полны слез. Тем временем Спок продолжал, и Джим удивился, насколько выразительным может быть его спокойный голос.

– Вселенная забрала нашу сестру Кет'лк, и мы вверяем ее той ночи и тем звездам, с которых она пришла к нам, – Джим сглотнул. – Но мы никогда не забудем ее, пока не закончится наше время.

Никто не дышал.

– Аминь, – спокойно произнес Спок.

Ухура, стоящая на другой стороне помоста, пробежала пальцами по клавиатуре. И на корабле зажглись сразу все огни. А за бортом «Энтерпрайза» сверкнули три лазерных выстрела, которые должны были отгонять зло. Харб сказал что-то компьютеру, а затем послышался мягкий, приятный, земной голос Мойры.

Один за другим люди начали расходиться.

Музыка закончилась, но продолжала звучать в ушах большинства членов экипажа, напомнив им другую мелодию, запертую в одной из галактик, но они никогда не забудут ее…

Глава 16

Они долетели до Солнечной системы, пока Джим отдыхал. Прибытие не требовало его присутствия на мостике, да и в конце концов он просто очень устал. Он сидел в своей каюте с приглушенным светом, держа в одной руке стакан старого портвейна, а в другой маленькую стеклянную скульптуру. Обычно во времена своих триумфов он всегда находился на мостике, но когда его боль была глубже, чем осознание своей победы, он обычно приходил сюда.

«Удивительно, все это просто удивительно.» Все, что он читал в Академии о нетрадиционных науках, казалось ему чем-то похожим на сказку. Но сейчас, после всего пережитого, эти книги показались ему просто скучными.

«Интересно, какой же силой обладает Протобог? – думал он. – Даже еще до того, когда он начал осознавать себя и других существ? То, что на борту оказалась Кет'лк… И экипаж, способный управлять аномалиями… Похоже, это действительно неслучайно».

Он прервал свои размышления и отхлебнул еще портвейна.

«Кроме того, Кет'лк сказала, что она попала в будущее этой галактики еще до того, как в ней вообще появилось время. Если она смогла сделать это… Можем ли мы быть уверенными, что они, пусть даже еще не имея сознания, не проникли в наш мир, наше время, и не подтолкнули Кет'лк на создание инверсионного аппарата? С тем, чтобы мы прилетели в их галактику и освободили их, чтобы сделать Богом.

Конечно, это также может означать, что Кет'лк во время конструирования аппарата подтолкнула их, прежде чем они с ее помощью создали его, – он потянулся и усмехнулся над получившимся парадоксом, более приемлемым для какой-нибудь нетрадиционной науки. – Может, я немного устарел, но мне больше нравится, когда причина предшествует следствию. По-моему, это более логично».

Затем его охватило воспоминание о последних моментах контакта с Ними. И хотя он как бы видел и слышал все, что происходило тогда, видение, как и предупреждал Спок, несколько поблекло, но все равно было прекрасно. «Хотя, возможно, логика – это еще не все…»

Запищал коммуникатор, как давно, целую вечность назад, когда им пришло распоряжение от Звездного Флота отправиться на Гамал. На этот раз Джим уже не подпрыгнул.

– Включить экран.

Это был Зулу. В его глазах Джим заметил какое-то странное, необычное для него выражение.

– Сэр, мы приближаемся к Земле.

– Принято, – сказал он, и чуть было не добавил: «Отключаюсь», но увидел, что Зулу замолчал на мгновенье, словно собирался что-то сообщить.

– Джим, – он нерешительно назвал капитана по имени, – я думаю, тебе стоит это увидеть.

– Выводите на экран.

Изображение сменилось. Они влетали в систему и заходили на орбиту «С» со скоростью не больше пары миллионов километров в час. Вокруг них ярко сверкали звезды. Но общее освещение было гораздо ярче света звезд…

– О господи, – прошептал Джим и, опустив стакан, замер перед экраном.

«Энтерпрайз» был далеко не один в этом пространстве, Множество кораблей приближалось к нему. Некоторые из них уже подстроились под скорость и направление их корабля и летели совсем рядом, на минимальном дозволенном расстоянии в пять километров. Ближе всех подошли тяжелые лайнеры того же класса, что и их «Индомитабл», – «Потемкин», «Сурак», «Исшасшт», «Тао Фенг», «Джон Ф. Кеннеди». Их защитные экраны горели светом цвета планеты их приписки – «Сурак» и «Интрепид» – насыщенным, почти неприятным, синим цветом Вулкана, «Исшасшт» – голубовато-белым Дебта, «Тао Фенг», «Потемкин» и «Кеннеди» – желто-белым Солнца. А вдали виднелись все прибывающие корабли, с защитными экранами, настроенными под цвет своей планеты, Джим сглотнул ком в горле, мешавший ему говорить:

– Включите иллюминацию, Зулу, – распорядился он.

Он в удивлении покачивал головой. «Боже, это все выглядит как голокаталог «Боевые корабли Галактики»…

Космическое пространство было попросту переполнено кораблями всех мастей и конструкций, их первичными и вторичными оболочками, со всеми огнями, зажженными в честь «Энтерпрайза». Впереди них были также несколько невероятных размеров кораблей-защитников. Как они – эти многооболочковые монстры, похожие на проплывающих в темной воде огромных китов, умудрялись держаться на восемнадцатикилометровом расстоянии?

Они разглядели названия: «Роджер Янг», «Дайвин Уинд», «Аризона», «Бисмарк». Были здесь и крейсеры «Королева Кристиана», «Валькирия», «Эриния»; «Марья Моревна» и «Хипсипил». А легкие лайнеры – «Конститьюшн», «Констелейшн», «Резолют», «Банокберн», «Садат» и «Бонхом Ричард» на фоне этих громад казались совсем маленькими. И даже чужеземные корабли – «Сортиас», «Мор'анх», «Мерн'хен», «Най'ин», «Сулам» и «Кати» прилетели, чтобы поприветствовать «Энтерпрайз». А маленькие катера, чьи формы так хорошо знал и любил Джим, поскольку в молодости командовал одним из них, десятками летали возле корабля. Он узнал очертания «Льюис», «Кларк» и «Феррис Фолли».

«Ну и коллекция, – думал Джим, – что здесь происходит?»

С мостка до него донесся голос Ухуры:

– Нас вызывает «Кеннеди», капитан.

– Соединяйте.

Изображение огромного скопища кораблей исчезло, чтобы замениться картинкой, передаваемой с мостика «Кеннеди», где командующий Ката'сат сидел в командирском кресле с забавным выражением лица.

– Добро пожаловать домой, Джим, – сказал он.

– Спасибо, Ката, мы, конечно, ожидали, что нас будут встречать, но чтобы так… – Джим развел руками, показывая на все происходящее вокруг. – Не может быть, чтобы все это только для нас!

– Конечно для вас, Джим. Некоторые из нас как раз оказались по соседству…

– Ката, – засмеялся тот. – Звездный Флот ни за что не позволил бы тебе…

– Джим, – перебил его командующий, слегка наклоняясь вперед. – Звездный Флот – это мы. Некоторые факты могут затеряться в нашем Адмиралтействе, но только не этот и не сегодня. Как только сенсоры зарегистрировали ваше возвращение, все корабли, находившиеся в этом районе, заявили, что хотят прибыть сюда, чтобы приветствовать вас. Этого, конечно, не следовало делать, чтобы клингоны не засекли неожиданные передвижения всего Флота, происходящие так близко от Земли. У них могут возникнуть подозрения…

– Ты, старый шантажист, – с волнением и любовью в голосе произнес Джим.

– Я, конечно, возражал против всего этого, – с улыбкой во весь рот сказал Ката'сат. – Но не такой уж я и старый. Вы довольно рано вернулись, насколько я могу судить по вашему расписанию. Я надеялся, что на этот раз с вами ничего не произошло, поскольку понимал, что Флот не позволит проведение еще одной такой демонстрации, и сомневался, что он не даст вам возможности снова выйти за пределы Галактики.

– Ката, – Джим улыбнулся. – Я тоже так думаю.

Тот покачал головой, изображая согласие.

– Надеюсь, у тебя есть, что рассказать мне, чтобы объяснить все, – серьезно проговорил он. – Ну хорошо, ты поведаешь мне обо всем после пресс-конференции.

Кирк кивнул.

– Оставь побольше времени, – ответил он. – Мне просто необходим кто-то, с кем можно поговорить, и желательно, чтобы это был друг.

– Хорошо. Встретимся за стаканчиком чего-нибудь приятного, и я думаю, смогу подыскать тебе друга.

– Замечательно. Только никаких карт.

Ката'сат скорчил гримасу покорного смирения.

– Твоя проблема сейчас в том, что ты не способен ни на какой риск.

– Я понял. Встретимся в Сан-Франциско. Конец связи.

– Что-нибудь еще, сэр? – послышался голос Зулу, когда вернулось изображение корабля и звезд, его окружающих.

– Нет. Пусть экипаж отдыхает. Они прошли через все это и должны как следует отметить свое прибытие.

– Есть, сэр. И вам того же желаю.

– Я постараюсь. Конец связи.

Джим наблюдал за кораблями, кружащими вокруг «Энтерпрайза». Свет их защитных экранов походил на радугу. Неожиданно он заметил, что одно защитное поле было ярко-белого цвета – цвета родной звезды клингонов. Это был «Манхэттэн», поддерживающий мирное соглашение с Федерацией. Поскольку Джим находился в своей каюте, где его никто не видел, он подошел к экрану и изобразил, что стреляет в этот корабль, следующий за ними невзирая на то, что их Флот нес ему смерть. Затем скривился, сознавая, насколько это все глупо.

Он снова сел в кресло и стал наблюдать за тем, как «Энтерпрайз» и окружающие его корабли медленно проплывали мимо Марса. Затем он взглянул на маленькую фигурку, которую все еще сжимал в руках, – сверкающую и переливающуюся, казалось, что она была сплетена из стеклянной дымки. Джим печально улыбнулся, чувствуя сожаление, постепенно переходящее в радость. «Тебе, наверное, приятно было бы увидеть все это, даже если бы это означало твое поражение. Правда, ты победила на более высоком уровне. Но на более низком… Когда-нибудь… когда-нибудь…»

Экран снова запищал, но на этот раз его вызывал не мостик. Это был особый звонок, которым пользовались начальники отделов.

– Да.

Звездное небо снова погасло, и появилось лицо Скотта. Джим выпрямился, заметив, как оно изменилось, – его главный инженер ожил и улыбался.

– Я понял! Джим, я понял!

– Понял что? С тобой все в порядке?

– Уравнение! Гамалкийскую физику! Джим, я разобрался в ней! И перед нами открываются новые возможности! Кет'лк о них даже не подозревала! Бедняжка! Мы можем совершить еще один межгалактический перелет, но не повреждая ткани космоса! Возможно, я открыл доступ к новым видам энергии…

Пытаться успокоить Скотта было совершенно бесполезным занятием, да Джиму и не очень-то хотелось это делать.

– Как скоро ты во всем разберешься?

– Думаю, через несколько дней. Или недель. Я напишу полный отчет, хотя не думаю, что ты сможешь в нем разобраться, как и я когда-то. Любой земной физик захочет линчевать меня за мое открытие. Нам придется биться за то, чтобы они приняли мою теорию.

– Так перестань болтать, – сказал Джим. – Иди и садись писать отчет.

– Есть, сэр! Конец связи.

И вновь на экран вернулись звезды. Кирк сел в свое кресло, покачивая головой. «Вероятно, я всегда знал, что ты оставишь что-то в наследство после себя», – сказал он в пустоту.

Что-то задергалось в его руке. Джим в шоке посмотрел вниз. Стеклянная фигурка ожила… содрогнулась… еще раз… еще… После первого толчка он едва не отшвырнул ее в сторону, как какое-то гадкое насекомое. Затем попытался удержать, но было слишком поздно – неловкое движение, и он выронил статуэтку, которая упала на стол и разбилась.

Сердце Джима сжалось в предчувствии, как у маленького ребенка, которого должны наказать. «Я сломал ее!» Но не успел он закончить свою мысль, как разлетевшиеся кусочки зашевелились и стали склеиваться друг с другом. Осколки теснились, прыгали и толкались на столе, словно искали свои места. Головоломка сложилась сама и приобрела ту форму, которую имела до того, как разбилась, – круглое тело, диаметром не больше дюйма, маленькие стеклянные ниточки-ножки, переливающиеся как радуга волосы, ничем не отличающиеся от человеческих, даже еще лучше. И вдруг в ее пустых глазах загорелись огненно голубые огоньки. Они смеялись… смеялись!

– Дж'м, – победно пропищал-прозвенел тоненький голосок из маленькой стеклянной музыкальной коробочки. – Вот и еще один ответ! Где Мнт'гм'ри?

Дочь Кет'лк сползла со стола и, задержавшись на минутку, весело обвилась вокруг ноги Кирка, словно это был шест, спецально сделанный для ее удобства. Затем в четыре или пять прыжков она достигла двери и скрылась за ней.

Джим замер от удивления и уставился на нее. Через все еще открытую дверь он услышал удивленные, восторженные и победные крики в холле. На этот раз Кирк даже не стал утруждать себя просьбой закрыть дверь. Он просто сел в кресло и начал смеяться до слез. Несколько минут спустя вошел Спок. Он выглядел озадаченным ровно настолько, насколько может выглядеть вулканец. Джим смотрел на него, словно пьяный от радости.

– Это ты говорил о смерти, Спок? – весело произнес он. – Что она, как и все остальное, имеет исключения из правил?

Все еще в задумчивости, Спок склонил голову – жест человека, который просит, чтобы его простили. Но почти незаметная радостная улыбка проглядывала в уголках его губ.

– Нам представился случай в этом убедиться, – ответил он. – А пока мы займемся тем, что будем назначать свидания и швартоваться в Орбитальном комплексе Сан-Франциско. Но у нас есть по крайней мере один член экипажа, чьи полномочия нуждаются в подтверждении. Однако я думаю, что Флот не будет сильно к этому придираться. Может, нам стоит спуститься в инженерный отсек и установить положение этого члена экипажа?..

– А Скотта? Я выпью за это, – и он сделал то, что хотел, а после небольшой паузы с великой осторожностью поставил пустой стакан на стол. Улыбнулся. И шагнул в коридор, чтобы поприветствовать экипаж. – Дела, как обычно, Спок, – бросил он через плечо, покидая комнату.

– Дела, сэр, не кончатся никогда, – сказал Спок и вышел в их родной мир вслед за Кирком.

БИБЛИОГРАФИЯ

Нетрадиционные науки уже существуют у нас, правда, еще в зачаточном состоянии. Если вас заинтересуют некоторые упомянутые нами теории, и вы захотите получить дополнительную информацию, вы сможете отыскать ее в прессе. Вероятно, наиболее известное издание – «Дао с точки зрения физики», написанное Фриджиофои Капра. За информацией о пространстве де Ситтера или фактами, касающимися антиэнтропии и ее взаимодействии с другими объектами, любопытным читателям следует обратиться к следующим источникам:

Де Витт, Б. С. Космическое время с точки зрения геодезии подпространства. Н. – Й. Реальность 1970.

Гот III Дж. Ричард. Рождение открытых галактик в пространстве де Ситтера. Природа, янв. 1982, т. 295, стр. 304—307.

Айсенсон, Г. К. Первичная материя космоса, как проводник; доказательства нонизотопического энтропического градиента. Парафизическая космология, июнь 1996, т. 15, стр. 1052 – 1058.

Маккой Л. И. МД, ФИКС. Сознательная и подсознательная психологическая незащищенность землян, суламидов, вулканцев, садрайцев и гамалкийцев перед потерей энтропии и синдром воскрешения, Журнал межзвездного колледжа геномедицины 9315, т. 470, стр. 5566—5593.

Спок. Математические значение негомогенных паратопологических конвергенции между антогоническими подпространствами. Обзор современной гиперкосмологии, 9258, т. 388, стр. 82-97.

Тпаск, Силвек, Б'тк'р и Кет'лк. Инверсионный аппарат избирательной массы. Работы Вулканской научной Академии, 8939, т. 7295, стр. 665—672.