Глава шестая. ПЕСНЯ ЭД'РУМА

— Нита, — позвала мама, стоя к ней спиной у раковины, — у тебя есть пара минут?

Нита подняла голову, оторвавшись от завтрака:

— А что случилось?

Мама секунду молчала, будто раздумывая, с чего начать разговор.

— Ты и Кит, — сказала она, как бы осторожно подбирая слова, — вы поздновато стали приходить домой. Мы с отцом и вовсе вас не видим.

— А мне помнится, папа радовался, что вот, мол, хоть на каникулах дети не будут приставать к нему и дадут пожить спокойно, — буркнула Нита.

— Не приставали бы, верно, но не исчезали совершенно из нашей жизни. Мы ведь беспокоимся, когда вы пропадаете так надолго.

— Мамочка, но мы же не пропали, мы вот они! Все в порядке.

— Но мне интересно… Я хотела бы знать, что вы с утра до вечера делаете на улице?

— Ой, мама, да ничего!

Мама повернулась к ней и свела брови, изображая доктора Спока.

Нита чуть покраснела. Это была одна из их семейных шуток. Когда Нита была совсем маленькой и говорила «ничего!», она непременно попадала в какую-нибудь историю. С тех пор ей и досаждали насмешливой гримасой, стоило только произнести это слово, чтобы отделаться от вопросов родителей.

— Ма, — нетерпеливо сказала Нита, — иногда слово «ничего» и в самом деле означает — ни-че-го! Мы шатаемся по пляжу, болтаем, занимаемся всякой чепухой. Вот и все.

— Какой чепухой?

— Ну, какая разница, ма? Просто че-пу-хой.

— Разница есть. — Мама пристально посмотрела на Ниту. — Есть детская чепуха, а бывает чепуха взрослая…

Нита насторожилась. Пожалуй, дело, которым они занимались, никак нельзя было назвать детскими играми.

Мама продолжала, не отрываясь, глядеть на нее, ожидая, что дочь первой нарушит молчание.

— Я не стану ходить вокруг да около, — сказала она наконец. — Нита, ты и Кит… вы… не перешла ли ваша дружба в слишком близкие отношения?

— Какие? — не поняла Нита.

— Физические… — Мама спрятала глаза. Нита оторопело глядела на нее.

— Ма! — взревела она. — Ты имеешь в виду секс? Нет!

— Вот и ладно, — облегченно вздохнула мама, — не будем больше об этом.

В кухне повисла тишина. Мама снова отвернулась к раковине, а Нита, казалось, слышала не высказанное, но повисшее в воздухе сомнение: «Если это правда…»

Эта недосказанность беспокоила Ниту больше, чем перспектива разговора о таких вещах вслух.

— Ма, — неуверенно, запинаясь, начала она, — если я соберусь сделать что-нибудь в этом роде, я сначала поговорю об этом с тобой. — Она чувствовала, как краска заливает лицо. Толковать об этом с кем-нибудь, а тем более рассказывать матери? И все же она знала, что сейчас сказала правду. — Послушай, ма, ты знаешь меня. Я же цыпленок и всегда прибегаю спросить совета прежде, чем сделать что-нибудь.

— Даже об этом?

— В особенности об этом!

— Тогда чем же вы занимаетесь? — Теперь в голосе матери слышалось недоумение. Она искренне не могла понять, — Иногда ты отвечаешь: играем. Но я не знаю, что нынешние дети имеют в виду, говоря «играем». Когда я была маленькой, это были «классики», скакалки через веревочку, игры в песочке, в конце концов. Теперь же, когда я спрашиваю Дайрин, что она делает, слышу в ответ «играю» и вхожу к ней, то вижу, что она решает квадратные уравнения… или пробует мои щипцы для завивки, волос на соседском рыжем сеттере. И это называется играть? Я не знаю, чего ожидать от вас.

Нита пожала плечами.

— Кит и я немного плаваем… и ныряем, — сказала она.

— Вы, надеюсь, осторожны?

— Ага. — Нита была благодарна матери, что та не стала упоминать о спасателях, организованных пляжах и тому подобной чепухе. «Просто беда с этими родителями, — подумала она. — Надо бы спросить Тома и Карла, как они отговаривались, когда начинали?..» Но мама все же ждала подробностей и более разумного объяснения. Что ей сказать? — Мы разговариваем, — Нита задумалась. — Мы глядим на проходящих людей… Обсуждаем…

Нита умолкла, понимая, что все ее объяснения жалки и бесполезны. Даже отношения с Китом нельзя объяснить так, чтобы мама СМОГЛА понять.

— Он просто мой друг, — наконец вытолкнула из себя Нита, хотя слово «друг» не вместило бы всего, что было между ними. И снова ее бросило в жар при мысли о том, какой смысл вкладывала мама в это слово. — Ма, с нами все в порядке. Правда-правда.

— Надеюсь, что так, — медленно сказала мама. — Впрочем, — спохватилась она, — я и в мыслях не держу, что ты что-то недоговариваешь. Я верю тебе, Нита. Доверяю… и все же немного беспокоюсь.

Нита понимающе кивнула.

— Можно мне теперь идти, ма?

— Конечно. Только возвращайтесь до того, как стемнеет, — улыбнулась мама, и Нита, глубоко вздохнув, направилась к двери. Но не было у нее ни чувства облегчения, ни ощущения, что все утряслось и начисто забыто, как это обычно бывает, когда семейные размолвки и недоразумения исчерпаны и выяснены, к всеобщему удовлетворению. Нита знала, что мама теперь настороже. Ей непременно захочется выяснить все.

Но ведь никакого повода для беспокойства они не давали, размышляла Нита, шагая по пляжу. Вспомнив, что Кит давно уже ждет ее, она припустила бегом. Да, повода они не давали, но причины-то были! Это Нита знала, и потому чувство вины угнездилось в ней так глубоко, что никакая морская вода в мире не могла бы вымыть ее.

Она нашла Кита на дальнем конце пляжа. Он стоял на краешке мола. В руках у него было растянуто что-то неуловимо мерцающее. Сеть Жизни!

— Ты опаздываешь, — хмуро сказал он, когда Нита вскарабкалась на мол. — Ш'риии ждет… — Он повернулся к ней, и нахмуренные брови его взлетели вверх. — Случилось что-нибудь? — Кит вглядывался в ее лицо. — Все в порядке?

— Ага. Но мама становится слишком подозрительной. Нам надо возвратиться дотемна, иначе будут неприятности.

Кит пробормотал под нос что-то сердитое на своем родном испанском.

— О-ла-ла! — передразнила его Нита, изобразив пляску тореадора перед быком. Кит рассмеялся.

— Все в порядке, — сказала она. — Поплыли.

— Лучше оставить плавки здесь, — сказал Кит. Нита кивнула и, отвернувшись, начала раздеваться. Кит, скинув плавки, сполз по камням вниз. Нита бросила рядом свой купальник и стала спускаться с мола по другую его сторону.

На этот раз Ните было гораздо проще, чем вчера, обрести тело кита. Она сразу же пошла в глубину, увлекая за собой Кита, который уже обернулся в Сеть. Его превращение свершилось тоже быстро и с меньшими усилиями, хотя вода при этом всколыхнулась и забурлила так, будто взорвалась торпеда. И тут же появилась Ш'риии. Они поприветствовали ее и последовали за ней на восток, огибая залив Шиннекок.

— Некоторые отклики на Призыв Ар'ооона уже долетели, — сказала Ш'риии. — К'ииит, похоже, нам не потребуется, чтобы и ты пел. Но все же надеюсь, ты в любом случае присоединишься к Песне.

— Ну да, — весело прогудел кашалот, — кто-то же должен помочь Ните с ее слабеньким голоском!

Нита издала звук, который выражает у китов-горбачей крайнюю степень негодования. Но она вдруг почувствовала, как ей передалась нервная дрожь в голосе Ш'риии.

— Где сейчас дельфин? — спросила она, вспомнив о Ст'Ст.

— Созывает своих сородичей для охраны Ворот. Кроме того, я не уверена, что он подходит для того, что мы будем делать сегодня…

— Ш'риии, — Кит, кажется, тоже уловил беспокойство в ее пении, — что случилось? Мы же просто плывем на встречу с другим Волшебником, я правильно понял?

— О нет, — возразила она. — Бледный не волшебник. Ему предстоит петь одну из партий Двенадцати, но он единственный, кто не владеет волшебством…

— Ну и что? Нас же трое Волшебников. Даже акула не посмеет…

— К'ииит, — сказала Ш'риии, — тебе-то просто. Ты кашалот, и, что верно, то верно, ни одна акула средних размеров не посмеет на тебя напасть. Но мы собираемся навестить не средненькую акулу. Эта акула не играет роль Властелина. И по-настоящему может стать Бледным Убийцей. К тому же существуют такие Силы, с которыми с трудом равняется даже самое глубокое волшебство. Позже ты поймешь это. — Голос ее стал тише. — Мы подплываем. Если собираетесь остаться в живых хотя бы еще некоторое время, следите за тем, что говорите, когда появится Бледный. И, ради Моря, если вас что-то рассердит или расстроит, не показывайте виду!

Они продолжали плыть по направлению к Монтаук Пойнт, длинной отмели, которая тянулась вдоль юго-восточного края Лонг-Айленда. Дно постепенно стало меняться. От желтого, шелковистого песка Южного Берега с его уютным мельканием рыбок, усеянными покинутыми раковинами устричными отмелями и мягким колыханием водорослей к царству темных теней, серовато-коричневых и густых, почти черных. Дно стало каменистым, покрытым острыми обломками разрушенных скал. Море тоже изменилось, обычный тихий плеск и шипение струящейся воды превратилось в грохочущий рев, возраставший с такой скоростью и силой, что Нита уже не могла услышать не только течение мыслей плывущих с нею рядом, но и ток собственных мыслей. Вода помутнела и сгустилась до того, что трудно было хоть что-то увидеть сквозь нее. Над ними, на поверхности гуляли грозные белые барашки, солнечный свет истаивал, растворялся в воде, отчего все вокруг становилось мертвенно-бледным, бело-серым, без теней. Очертания окружающих предметов — камней, скал, водорослей — скрадывались, и все становилось призрачным, нереальным.

— Будьте внимательны, — тихо пропела Ш'риии, — здесь вокруг полно острых камней. Одно неловкое движение, глубокая царапина, и можно незаметно истечь кровью.

Они один раз ненадолго всплыли на поверхность около Монтаук Принт, чтобы глотнуть воздуха. Нита мельком успела взглянуть на высокий восьмиугольный маяк, маленький домик смотрителя по соседству и группы отдыхающих и туристов рядом с резко наклонившимся к морю утесом. Нита взметнула в воздух эффектный фонтан и усмехнулась про себя, увидев, как люди на берегу показывают пальцами, кричат друг другу, фотографируют ее. Она даже немного подержалась у поверхности, чтобы они успели сделать несколько хороших кадров, а затем снова погрузилась в воду и догнала Кита и Ш'риии.

Непроницаемая, тусклая масса воды затрудняла поиск пути. Приходилось издавать короткие звуки и ждать отраженного эха, чтобы понять очертания дна и не напороться на острый край подводной скалы. Но свисты, издаваемые Ш'риии, были уж настолько отрывистыми и короткими, что, казалось, у нее их такой малый запас, что приходится беречь.

Что с ней происходит? Нита недоуменно поглядывала на китиху. Такие короткие звуки ведь не достигнут дна! И в самом деле, стоило только Ните подумать об этом, как Ш'риии чуть не налетела на громадный камень, лишь ловким изворотом хвоста спасшись от столкновения. Словно бы сжавшись, Ш'риии продолжала плыть вперед. Рев воды на Мелководье продолжал нарастать, поглощая их голоса, как бы обесцвечивая все звуки. Ш'риии изменила направление, теперь она повернула на север, постепенно замедляя движение, почти прекращая его. Кит, чтобы не перегнать ее, едва шевелил хвостом и плавниками и словно бы застыл над медленно проплывавшим под ним дном. Нита глянула на его огромную темную фигуру, кажущуюся еще тяжелее и неуклюжее на фоне переливающейся светом пленки поверхности воды. Вдруг ей показалось, что тело его дернулось, от него пронеслась волна мгновенного испуга.

— Нита!

Она поглядела вперед и увидела то, что видел он. Молочная вода перед ними клубилась облаком крови. Это облако кружилось, растягивалось, рвалось пронизывающими его, исчезающими в этих кровавых клубах тенями быстрых продолговатых тел. У Ниты вырвался мгновенный, похожий на визг, вскрик. Но она заставила себя замолчать и подождать отклика, эха. И звук не замедлил вернуться, подсказав, что в кровавом месиве, в этой крутящейся красной тьме, трепещущей и дико рвущейся, пребывает что-то большое, размером не меньше, чем тело Кита. Нита уперлась плавниками в воду, чтобы зависнуть на одном месте, и глянула вверх, на плывущего над ней Кита.

Он опускался и что-то тихо гудел, пел, обращаясь к ней. Она все поняла и вгляделась в кровавое облако. Из него, оставляя за собой красно-бурые ленты перемешанной с кровью воды, выпадали объедки, огрызки тел тунцов — головы, хвосты, искромсанные до неузнаваемости. Кружась, словно осенние листья, останки как бы нехотя тянулись на дно, где крабы, морские сомы и более мелкие побирушки поспешно рвали, глотали, дергали их, жадно насыщаясь, но так и не в состоянии насытиться до конца.

Нита не желала привлекать внимание к себе, но ей так хотелось услышать хоть звук утешения от Кита! Да, место это, куда привела их Ш'риии, без сомнения, было заражено сейчас «охотничьим безумием» акул, когда охотник уже начинает пожирать не только жертву, но все, что попадается ему на пути, безостановочно, бессмысленно, пока не наестся настолько, что уже не в состоянии двигаться.

А в самой середине кровавого облака, отнесенного течением на Мелководье, что-то двигалось стремительно, с неуловимыми резкими разворотами и рывками. Нет, нет, это невозможно! Вот первая реакция Ниты на появление из кровавой пелены этой вращающейся вокруг самой себя тени. Она вдруг перестала кружить и дергаться, а медленно и неудержимо заскользила вверх, к Ните, Киту и Ш'риии. Докатившийся до Ниты отзвук предупредил ее об огромности существа. Но нет, никакая рыба не могла быть таких невообразимых размеров!

И все же вот она, перед ними! Нита замерла. С медленной, спокойной, смертельной грацией морской исполин, ритмично изгибаясь, приближался к ним. Теперь Нита поняла, почему Ш'риии прочила это существо на роль Властелина акул. Может быть, подлинный Властелин, живший десять тысяч лет назад, и был больше. Но тогда и все остальное было больших размеров! Бледный Убийца был в длину почти таким же, как Кит, — не менее девяноста футов от тупого носа до конца хвостового плавника. И глаза! Они были такими же тусклыми, ничего не выражающими черными точками, как у тех, из жуткого фильма «Челюсти». Но одно дело видеть эти глаза на экране телика, а другое — когда они, холодные, спокойные и голодные, жестоко глядят на тебя.

Бледная фигура, скользя почти беззвучно, приближалась. Кит так близко притерся к Ните, что она чувствовала удары его большого сердца. Подплывающая акула была похожа на большую белуху, во всяком случае, именно такую по форме видела Нита в «Челюстях». Но на этом сходство, однако, кончалось. Верхняя часть тела больших белых акул на самом деле была бледно-голубой и лишь живот белый. Повелитель акул был весь целиком белый, цвета слоновой кости, казалось, кожа его с годами обесцветилась, вымылась струями соленой морской воды. Ну а что касается размеров, так он вполне мог проглотить акулу из «Челюстей» на завтрак, а потом закусить и Нитой, сожрав ее за один присест на десерт. Его ужасная ненасытная утроба, лишь раздразненная кровавыми кусками разорванных тунцов, была не менее шестнадцати футов и казалась необъятной. Разверстые челюсти чуть двигались размеренно и равнодушно. Белый ужас приближался.

Ш'риии выдвинулась вперед. Она немного склонилась в воде под углом ко дну и, направив свое тело в сторону подплывающей акулы, запела. Но в голосе ее чувствовались странные какие-то хрипы:

— Эд'Ахррумрашш, ты, Неуправляемый, я приветствую тебя в этих водах.

Бледный устремился прямо к Ш'риии. Его пустые глаза нацелились на китиху, но та не шелохнулась, не отстранилась. А Бледный неслышно скользил в зеленой глыбе воды с полуоткрытой пастью. В последний момент он свернул в сторону и стал описывать большой круг, словно бы накидывая на всех троих невидимую петлю.

Три раза обогнул он неподвижную троицу в полном молчании. Нита чувствовала, как рядом с нею содрогается всем телом Кит. Повелитель акул кружил и пристально глядел на них, по-прежнему не произнося ни звука. И так продолжалось, пока он не замкнул последний, третий круг. Когда он наконец заговорил, в голосе его не было ни той теплоты и глубины, ни богатства переливов, которое было так приятно Ните в пении китов. Голос этот был… да, да, сухим! Скребущим по коже, ровным и бесстрастным. В этом режущем голосе не было живой, клокочущей злобы, а слышался лишь хруст равнодушного ножа, рассекающего мертвую плоть. Вот! Голос был мертвым! Нита и представить себе не могла, что именно так звучит акулий голос. Она могла предположить неистовую злобу, но не это мертвенное спокойствие и холод.

— Молодая волшебница, — любезно и холодно произнес Бледный, — приятно встретиться.

Он вдруг встал в воде почти вертикально и прочертил быструю и четкую арку, проскользнув над Ш'риии и оказавшись совсем рядом с Нитой и Китом. Нита ясно видела грубую, шершавую, словно наждачная бумага, кожу. Большая акула притиснулась к ней вплотную и чуть ли не чиркнула боком о ее голову.

— Мои сородичи, — скрипнул, обращаясь к Ш'риии, — поведали мне, что встретились с тобой позавчера вечером. И неплохо поели.

— Это уже наглость! — прогудел Кит, даже и не пытаясь приглушить свой мощный голос.

Он рванулся вперед, но испуганная Нита сильно двинула его в бок и преградила дорогу. Но он был, кажется, так возбужден, что продолжал теснить ее, устремляясь к белому чудовищу.

— Попридержи язык, — быстро шепнула ему Нита. — Это существо может съесть всех нас. Проглотит и не подавится! Если захочет, оно…

— ОН! И если захочет, — проскрипел Бледный, продолжая глядеть на Ниту пристально, не мигая. — Успокойтесь, юные смельчаки. Через мгновение мы разберемся и с вами.

Вита застыла, чувствуя себя птичкой перед пастью змеи.

— Далее мне рассказали, — продолжал Бледный, делая ленивые круги вокруг Ш'риии, — что, пока мои сородичи насыщались, чье-то волшебство нелюбезно связало их и отбросило…

— Но потом освободило…

— Ага, значит, вся эта история правдива!

— Да, Неуправляемый, все правда — произнесла Ш'риии, так и не шелохнувшись за все это время. — Но я знаю и больше. Аэ'мхнууу — вот цена этого жестокого безрассудства. Я знала, что буду говорить с тобой сегодня, я знала и то, что в любом случае нам придется столкнуться позже… Но может быть, пока забудем об этом? Мне многое нужно обсудить с тобой.

— Я слышал Призыв этой ночью и понял, что ты появишься, Ш'риии, — сказал Бледный, не прекращая с медленной грацией скользить вокруг китихи. Нита видела, как движется его усеянная кривыми зубами короткая нижняя челюсть. — Вы мудро поступили, не повредив тем, кто находится под моей властью. А твои раны, надеюсь, зажили? Твоя боль ушла?

— Отвечу «да» и «да» сразу на оба вопроса, Бледный.

— Тогда у меня нет к тебе больше вопросов, Ш'риии, — проскрипел Повелитель акул.

Нита боком почувствовала, как Кит двинулся на акулу, и поняла по резкости его движения, что он полон гнева. Очевидно, Кит ожидал, что Бледный станет извиняться перед Ш'риии за своих кровожадных сородичей. Однако Неуправляемый был невозмутим, и, что самое странное, Ш'риии, казалось, воспринимала все как должное.

— Хорошо, — пропела Ш'риии, делая мягкое движение, чтобы вырваться из круга, описываемого Бледным. — Давайте займемся нашим делом.

Акула развернулась и приблизилась к ней.

— Поскольку ты слышал Призыв, — продолжала Ш'риии, — тебе понятно, почему и зачем я здесь.

— Да. Чтобы попросить меня быть Двенадцатым в Песне, — откликнулся Бледный. — Разве я когда-нибудь отказывался? Позже, когда мы все обсудим, я произнесу Клятву. Но сначала ты должна мне сказать, кто же будет петь за Молчаливую?

— Она здесь, — сказала Ш'риии, непринужденно перекатываясь на спину. Нита, наверное, никогда бы не осмелилась открыть этому монстру с холодными глазами свой беззащитный живот. А Ш'риии, спокойно перевернувшись еще раз, указала на Ниту одним из длинных передних плавников.

Первым движением Ниты было укрыться за мощное тело кашалота, но что-то, может быть Море, подсказало ей, что этого делать не следует. С трудом пересилив себя, она проскользнула мимо Кита и оказалась между Ш'риии и громадной белой акулой. Она ни в чем не была уверена, но твердо знала одно — нельзя показывать свой страх.

— Это я, — сказала она, не склоняясь телом в поклоне, а глядя прямо в эти застывшие глаза. — Я — Х'Нииит.

— Юная волшебница, — прошелестел Бледный холодным сухим голосом, — ты испугана.

Нита растерялась. Но в тоне акулы не было ни намека на издевку. Бледный по-прежнему был холоден и равнодушен.

— Властелин акул, — Нита постаралась произнести этот титул со спокойным достоинством, — пугливых съедают. Но испуг еще не значит страх и покорность.

Бледный издал булькающий звук, похожий на смех. И в звуке этом смешались сдерживаемая ярость и холодное превосходство.

— Отлично сказано, Х'Нииит, — подавив смех, прохрипел Бледный. — Ты достаточно мудра, чтобы не лгать акуле… и решиться сказать правду. В конце концов, страх — это путь к гибели. А я стою у края этого пути… Это моя жизнь и моя работа. Поэтому будь осторожна. Я рад встрече с тобой, но остерегайся столкнуться со мной, когда вокруг тебя клубится кровь. Кто твой друг? Представь его мне.

Нита повернулась и, сделав два длинных удара хвоста, подплыла к Киту. Она подтолкнула его к белой акуле, едва коснувшись плавниками. В этом прикосновении была и ласка и подбадривание.

— Это К'ииит, — сказала она. — Он будет… или не будет петь с нами.

— Сеть Жизни? — оглядел Кита Бледный.

— Да, — грубовато откликнулся Кит, и в тоне его не слышалось ни малейшего намека на почтение. Нита с опаской глядела на друга, не понимая, что с ним происходит. Но Кит с разверстой огромной пастью, где рядами светились громадные зубы, медленно подплывал к акуле.

Бледный сделал большой круг, лениво огибая Кита, как проделал это только что, дразня Ш'риии.

— Х'Нииит не так испугана, как кажется, и уж во всяком случае меньше, чем ты, К'ииит, — сказал он. — Прежде чем бросать вызов своим телом, освойся с ним, почувствуй себя в нем. Я слышал, что у кашалотов есть свои достоинства, и все же кашалоты мне не соперники. — Он говорил спокойно, будто беседуя о сущих пустяках. — Я, конечно, не перекушу тебя в три приема, как Х'Нииит. Но я схвачу сначала и раздроблю твою зубастую челюсть, потом вцеплюсь в твой толстый язык и не отпущу, пока не вырву его и не проглочу. Акулы и помельче меня легко проделывали это с кашалотами. Язык кашалота, замечу вам, настоящий деликатес.

Властелин отплыл от Кита. Медленно и почти не шевеля телом. Кит скользил за ним.

— Бледный, — прогудел он, и в голосе его звучал не испуг, но смиренная покорность, — я пришел сюда не драться. Я считал, что мы будем вместе. Но запугивание не совсем то, что годится при встрече союзников. Ведь мы собираемся петь одну и ту же Песню.

— Я никого не собирался пугать, — откликнулся Повелитель акул. — Страх рождается внутри испуганного тела. Он в тебе. И в ней. Изгоните страх, и вас никто не сможет испугать. Я знаю, вы пытаетесь сделать это, К'ииит и Х'Нииит. А мое имя Эд'Ахррумрашш.

— В этом имени слышится хруст зубов, — сказала Нита.

Бледный кинул на нее заинтересованный взгляд.

— Это так, — скрипнул он. — Ты умеешь слышать. Может быть, ты не Молчаливая, а Слушатель?

— Слушатель еще не выбран. Бледный, — вмешалась Ш'риии. — А нота Молчаливой должна исторгаться из глотки Волшебника опытного, который уже испытан в борьбе с Одинокой Силой, и все же достаточно молодого, чтобы удержать долгий звук и длинную ноту. Х'Нииит именно такая Волшебница.

— Значит, это и есть те двое, кто поднялись против Одинокой Силы там, на острие Пронзающих Небо? Кажется, люди зовут их Манхэттен, — Властелин устремил свой неподвижный холодный взгляд на Кита. — О, не гуди так удивленно, К'ииит! Я достаточно хорошо знаю человеческие слова и названия. В конце концов, вы те, кого мы едим.

Нита задохнулась.

— Ну, ну! — Теперь уже Ниту смерили своим темным, каменным взглядом. — Умерь свой страх, юная Х'Нииит. Твои сородичи, люди, говорят, что я «Убивающая Машина». Мне нравится это имя. Я именно такой. — Ужасный смех вновь зашипел в пузырящейся воде, — Но я машина, наделенная разумом, и не уничтожаю без цели. Те, кого я ем, человек ли, кит или рыба, дают мне жизнь… Но не будем об этом. Я рад, что ты привела их, Ш'риии. Если Сердце Моря, о котором постоянно толкуют Волшебники, существует, тогда эти двое, пожалуй, могут проникнуть в него. Это нам необходимо.

Впервые с начала разговора Ш'риии вдруг выказала легкое раздражение.

— Оно существует, Бледный. Сколько раз ты исторгал вместе с нами ноту Двенадцатой и до сих пор не уверился…

— Много, много нот, много больше, чем ты, молодая китиха, — фыркнул Властелин, — но потребуется еще и еще, чтобы убедить меня в том, что не видно никому, кроме вас, Волшебников. Покажи мне Сердце Моря, эту Сердцевину Времени, о которой вы толкуете, и я соглашусь, что оно существует.

— И ты отрицаешь, что там, именно там рождается волшебство, оттуда оно исходит и черпается? — Голос Ш'риии звучал крайне раздраженно.

— Возможно, — сказал Властелин — это и так. Не взъяряйся без причины, Ш'риии. Вы, теплокровные, такие горячие. Но лишь мы, акулы, обладаем холодным разумом. Вы верите даже в то, что не видели. Я верю в то, что ем или вижу своими глазами. Да, я не отрицаю вашей силы. Я видел действие ее. Просто я не знаю еще, откуда она к вам приходит. Зато я знаю одно — где-то в глубине наших вод таится беда. Эта беда для всех нас, и потому мне стоит присоединиться к Песне, к вашим волшебным нотам-заклинаниям, откуда бы они ни прилетали. А теперь слушайте меня, услышьте то, что ведомо мне. Если все будет продолжаться и идти к тому, к чему стремится, то Высокий и Сухой вскоре станет Низким и Влажным, а те, кто мне подвластны, будут уничтожены…

Глава седьмая. ПЕСНЯ БИТВ

— Да, — повторил Бледный, — те, кто подвластны мне, уничтожат тех, кто в моей власти…

— Кто это? — спросил Кит. — Неужто кальмары? Эд'Ахррумрашш глянул на Кита и принялся медленно, словно бы рассеянно кружить перед ним.

— Ты угадал, — сказал Властелин акул. — Что ж, для человека ты достаточно осведомлен о нашем мире.