Редер покачал головой, а затем развел руками.

— Это все равно лучше, чем всю дорогу пешком топать, — резонно заметил он.

На путешествие до этой отдаленной точки у них ушло шесть часов. Но они ехали очень медленно. Тем не менее, даже если бы последний отрезок маршрута отряду пришлось одолеть пешком, использование вагона сэкономило бы им по меньшей мере часов девять-десять.

— Итак, решено, — сказал Редер своему отряду. — Давайте за дело. Сара, поговори с проводниками, выясни, как отсоединить тот вагон. Затем собери бригаду и сделай это. А вы, — он указал на несколько мужчин и женщин, — вы и вы, заберите из упавших вагонов аварийные батареи.

Еще пару человек он послал к спасательной команде, чтобы позаимствовать у спасателей любые инструменты, при помощи которых можно было бы снять сиденья. Затем Редер в последний раз, как ему хотелось надеяться, взобрался по спасательной трубе к магнитно-левитационной трассе, чтобы помочь там с работой.

Когда она очнулась, тьма вокруг была хоть глаз выколи. Первым, что в тот момент осознала лейтенант Синтия Роббинс, стало шипение, которое ее и пробудило. А вторым — кромешный мрак. Такой мрак мог царить только в задраенном отсеке без всякого освещения, когда словно бы плотный бархат ложился тебе на глаза, озаряемый стробами и вспышками твоей сетчатки.

Третьим, что осознала Синтия, был мускусный, немного терпкий запах. Она сразу его узнала. И хотя запахом своего любимого мужчины Синтия обычно наслаждалась, хорошего было понемножку. Он так на нее навалился, что она едва дышала.

Синтия хотела сказать «Падди», но вышло только «Пдд».

Тут-то она и вспомнила. Они шли на совещание с местным квартирмейстером, готовясь пререкаться по поводу заказа на утраченные детали. «Непобедимый» пришлось поставить в ремонтный док, предназначенный для роскошного гражданского лайнера. На военной базе ничего подходящего не нашлось.

Страшно неудобно было находиться в нескольких милях от штаба и каждый день таскаться на совещания по тому или иному поводу. Они с Падди без конца об этом ворчали, труся по длинному тоннелю, который вел к стоянке подземного челнока, подвозившего их до военной базы.

— Пакостно уже то, — возмущался Падди, — что нам по десять раза на дню сюда кататься приходиться. — «Десять», понятное дело, было диким новоирландским преувеличением. — Но этот чертов тоннель две мили в длину, если я хоть что-нибудь в этом смыслю.

«Скорее полмили, — подумала Синтия, — но это простительно».

— Они тут что, движущуюся дорожку не могли оборудовать? — с жаром вопросил Падди.

— Надо полагать, они хотели, чтобы мы ни дня без хорошего моциона не оставались, — ответила ему тогда Синтия.

А потом… потом она очнулась — и Падди лежал на ней, грозя вот-вот ее раздавить.

— Падди, — сумела она все-таки выговорить, слабо его отталкивая. — Слезь.

Вскоре Синтия почувствовала, как он вздрагивает, а затем слегка смещается в сторону.

— Слезь, — попросила она. — Ты же меня раздавишь.

Падди наконец-то с нее соскользнул, и Синтия повернулась набок. Так у них, судя по всему, больше места получалось.

— Где мы? — жалобно спросил здоровенный новоирландец. Затем Синтия почувствовала, что он шевелится. Похоже, Падди пытался поднять голову и оглядеться. — Что это еще за чертовщина?

— Может, газ? — предположила она, все еще слыша действующее на нервы шипение. — Взрыв газа?

Синтия помахала рукой у себя над головой и никаких препятствий не встретила. Тогда, сдерживая стоны, она села. То, что их долбануло, похоже, превратило ее тело в сплошной синяк. Постоянно помахивая у себя над головой, Синтия аккуратно подобрала под себя ноги и начала вставать. Когда она встала прямо, то приподнялась на цыпочки и достала до потолка. Он показался ей немного неровным, вроде как в палатке; впрочем, в кромешной тьме сложно было что-либо разобрать.

— По-моему, ты сможешь встать, если будешь осторожен, — сказала она Падди.

— Знаешь, милая, мне что-то не очень охота.

— Ты ранен? — с тревогой спросила Синтия, присаживаясь на корточки и протягивая к нему руки.

— Могу поклясться, временами мне лучше бывало. Но если я и ранен, то не смертельно.

Найдя лицо новоирландца, Синтия приложила к его широкой щеке маленькую чашечку своей ладони.

— Тогда зови меня лейтенант. — Хотя она старалась говорить резко, в голосе все равно слышались радость и облегчение. — Мы на службе.

Падди ухмыльнулся во тьме.

— Есть, лейтенант мой любимый. Хотя мне кажется, мы тут одни, а значит, субординации особо не нарушаем.

В этот самый момент послышалось какое-то шуршание, словно пересыпались мелкие камушки, и вспыхнул свет, почти ослепляя их обоих после полной темноты. Когда зрение наконец к ним вернулось, Падди и Синтия приметили лицо, различимое только по белкам глаз, что таращились из грязи.

— Помогите, — произнес сухой голос капитана Каверса.

— Штатские в форме, черт побери, — пробормотала Ван Чунь-мэй, старший помощник «Непобедимого».

Она уверенно вела тягач-вездеход по краю воронки, пока в голове у нее крутились обрывки того памятного разговора. Полные губы старпома растянулись в улыбке, когда она вспомнила, как капитан Каверс сказал: «Сэр, римляне не покоряли мир, проводя по этому поводу бесконечные совещания; они это делали, убивая тех, кто им противодействовал. Прошу прощения, но теперь я должен идти, ибо моим долгом является подготовить мой корабль к бою с врагами Содружества, а время уже поджимает».

Рот контр-адмирала Ковила все еще был открыт, когда капитан Каверс выходил из зала для совещаний, и только потом в ярости и смущении стал закрываться. То, что Ван осталась на месте, Ковила ничуть не утешило.

Но что еще мог поделать Каверс? Уже прошло столько бесполезных совещаний, что команда «Непобедимого» просто вынуждена была заключить, что так называемые офицеры на этой захолустной маленькой базе находят какую-то отраду в том, чтобы потереться локтями с настоящими, боевыми командирами.

А потом, в самом разгаре гневной диатрибы Ковила, крыша рухнула.

«Повиане, — подумала Ван Чунь-мэй. — Судя по очертанию корабля — точно повиане». Энергетические следы тоже были вполне характерны — не столь отличны от следов кораблей Содружества или мокаков, ибо законы физики всюду оставались одни и те же, — но тем не менее достаточно характерны. Ван вдруг поняла, что этот экзотический враг волнует ее и интригует. А также настораживает. Судя по донесениям контрразведки, повиане были умелыми, квалифицированными убийцами.

Однако вопрос о том, каким образом они сумели осуществить налет на военную базу, следовало оставить для другого дня. Первый же их заход нанес очень капитальный урон, обрушивая множество соединительных тоннелей, которые пронизывали главным образом подземную базу.

— Сэр! — крикнул молодой рядовой дежурному офицеру, когда Ван Чунь-мэй с контр-адмиралом вошли на командный центр. — Седьмой сектор запрашивает боеприпасы.

— Передайте им, что тоннели в той зоне обрушены, — ответил рядовому его командир. — Придется их поверху посылать.

— Вы не можете этого сделать! — брызгал слюной контрадмирал. — Это самоубийство! Я вам категорически это запрещаю!

Ван Чунь-мэй расслышала, как молодой командир в седьмом секторе говорит:

— Сэр, мы здесь готовы делать нецензурные замечания и непристойные жесты, но на повиан они не действуют!

Она сомневалась, что контр-адмирал это услышал, поскольку дежурный офицер на командном центре позаботился о том, чтобы перекрыть эту ремарку собственным замечанием:

— Сэр, седьмой сектор отвечает за прикрытие этой части базы. Если они не получат хоть каких-то боеприпасов, и мы, и они станем легкой добычей для си… для противника.

«Вовремя ты спохватился, — подумала Ван. — Могу поспорить, что что контрадмирал битых двадцать минут возил бы тебя мордой по столу за то, что ты противника сикарахами называешь». Не то чтобы Ковил был таким уж плохим человеком — просто он был гражданским администратором, спешно повышенным в звании, а не военачальником, и свои ресурсы уже исчерпал.

Ван старалась как можно дольше вести подпрыгивающий на ухабах состав с ракетами в тени обода воронки. Повиане могли видеть в ультрафиолете, не нуждаясь при этом в какой-то механической помощи. Так что они одинаково хорошо различали состав как в тени, так вне ее — быть может, в тени даже лучше. Но среди них были и мокакские пилоты, и от их атак обод обеспечивал хоть какую-то защиту. А кроме того, чисто инстинктивно это был наилучший выбор.

Внутри у Ван все сжималось от того ужаса, который ее разум старался держать на расстоянии. Впереди уже виднелся невысокий купол — место ее назначения. Оттуда то и дело следовали выплески лазерного огня — заметные благодаря направляющим лучам; временами также мелькали блики, когда пыль вплывала в тонкие, как прутик, столбики энергетических фотонов, но никаких ракет из-под купола не летело. Потому что ракеты туда везла она, Ван Чунь-мэй. Славный бы вышел взрыв, если бы какая-нибудь сикараха в ненужный момент глянула вниз и выбрала ее своей мишенью.

— Я просто не вправе просить кого-то брать на себя такой риск! — настаивал контр-адмирал.

— Мы здесь именно за этим, сэр, — сказала Ван в тишине, которой была встречена адмиральская ремарка. — Так что штатским не придется брать на себя такой риск. Я повезу боеприпасы. — У вахтенного офицера она спросила: — Где мне грузиться?

— Вы не можете этого сделать!

— Я не просто могу это сделать, сэр! Я должна. — И Ван Чунь-мэй вышла с командного центра.

Она самую малость гордилась этим своим ответом с «могу и должна». Из него можно было бы классную надгробную надпись сварганить. «Ну-ну, — осадила себя Ван. — Никаких негативных мыслей».

Так или иначе, она лучше бы погибла, пытаясь себя защитить, чем просто позволила бы сикарахам размазать ее в кровавое месиво по причине того, что Ковил не мог заставить себя приказать своим подчиненным рисковать своей жизнью. Если такой образ мыслей следовало считать негативным, то и черт с ним тогда.

Впереди что-то рвануло — не то бомба, не то ракета. Серебристый фонтан лунной пыли и камней расплескивался со зловещей медлительностью. Ван хладнокровно обогнула очередную воронку, надеясь, что это была простая случайность, а не прямая атака на ее маленький, медленно движущийся тягач. Впереди, уже в каких-то пятистах метрах, маячило иссиня-черное отверстие, ведущее в седьмой сектор. Тут лазерный луч резанул по земле совсем рядом с кабиной тягача.

«Значит, это была не простая случайность», — подумала Ван.

Сбросив землю с груди и плеч капитана, Падди и Синтия обнаружили, что его пояс придавлен здоровенной плитой кладки. Сама плита, сделанная из пеносинкрета, была почти невесома, но она поддерживала тонны грунта, и только чудо удерживало ее от того, чтобы разрезать Каверса пополам. Падди и Синтия подперли плиту с обеих сторон кусками того же самого материала, а затем принялись рыть вокруг капитана, с мучительной медлительностью освобождая его тело от грунта. Но когда они потянули его за плечи, Каверс вскрикнул.

— Я застрял! — сказал он затем. — Мне там что-то ногу прижало.

Переглянувшись, Падди и Синтия обменялись безмолвным «вот черт!»

— Которую ногу, сэр? — спросила Синтия.

— Правую, — ответил Каверс и закрыл глаза.

Синтия не была уверена, потерял ли капитан ненадолго сознание или просто проявлял невероятную стойкость; так или иначе, она удвоила свои усилия по откапыванию его ног. Они с Падди сняли рубашки, чтобы использовать их как мешки для грунта, который она откапывала и передавала новоирландцу.

— Как думаешь, когда за нами придут? — спросил Падди у Синтии, как будто капитан не мог его слышать.

Каверс тактично промолчал, но подумал: «Надеюсь, раньше, чем воздух кончится».

— Все в свое время, старшина, — сказала Синтия. — Давайте для начала освободим капитана и окажем ему первую помощь. А потом станем заботиться о том, как нам отсюда дорогу прорыть.

Падди невольно ухмыльнулся. И тому, как Синтия обратилась к нему по званию перед находящимся почти без сознания капитаном, и ее предположению, что они сами себя спасут.

— Вы правы, лейтенант. — Падди сопроводил свой официальный ответ всей той любовью, которую он к ней испытывал, и ему показалось, что в темноте тоннеля, который копала Синтия, замерцала ее улыбка.

Они не торопились высвобождать Каверса, то и дело медля, чтобы проверить ненадежную крышу над головой. Кроме того, Падди и Синтия побаивались, что еще больше поранят Каверса, если станут раньше времени его двигать. Наконец, Синтия добралась до того места, где капитану прижало ногу.

И внутренне похолодела. Длинный кусок стали, точно старинный меч, пронзил икру Каверса за самой костью и вонзился глубоко в землю. Рана кровоточила, но равномерно, без пульсации, что Синтия приняла за добрый знак. И все же она чувствовала себя совершенно беспомощной. Они не могли удалить кусок стали, не могли перевязать рану, а лубок потребовал бы постоянной поддержки.

Синтия выползла из дыры, которую сама же и проделала.

— Мы не можем его вытащить, — сказала она Падди и слегка сжала ему плечо. — Надо отсюда выбираться.

Падди почесал в затылке и оглядел их крошечное убежище.

— В какую сторону? — спросил он, разводя руками и шлепая ладонью по стене. — Откуда нам знать?

Синтия внимательно огляделась. Куда они направлялись, как далеко были от станции, как далеко от челнока? Волевым усилием она заставила себя вспомнить, где она находилась, когда капитан включил свой фонарик. Дальше Синтия смогла вспомнить, как именно она лежала, прежде чем встала. Но как они упали — вперед или назад? Она взглянула на капитана.

«Итак, капитан шел к нам навстречу, — подумала Синтия. — А это значит, что если мы будем рыть от его ног, то должны добраться до станции. — Тут она подавила в себе подозрение, что при взрыве их могло разбросать. — По крайней мере, это наверняка был взрыв. Случайный? Или какая-то вражеская атака?»

— Вот в эту сторону, — решила Синтия. — Я буду продолжать рыть от ног капитана. Это должно привести нас к станции.

— Грунт я буду вот здесь упаковывать, — сказал Падди, указывая на более глубокую часть их каморки.

Он не стал спорить о том, кому следует вычерпывать землю. Миниатюрная фигурка Синтии означала, что ей требовалось перемещать меньше грунта, а учитывая то ограниченное пространство, которое у них оставалось, это был важный фактор. Как только Синди доберется до спасателей, они смогут вычерпывать грунт с другой стороны. Падди старался не думать о том, что будет с ними со всеми, если по ту сторону капитанских ног Синтия пророет себе дорогу не в тоннель, а на поверхность спутника.

— Седьмой сектор, это Ван Чунь-мэй, старпом «Непобедимого». Я сейчас примерно в пятистах метрах от вас, буксирую состав с самонаводящимися ракетами и противоракетами. Вы бы мне какой-то заградительный огонь не обеспечили?

Улыбка облегчения расползлась по смуглому лицу лейтенанта Денизы Коралес.

— Есть, мэм, — сказала она в интерком. — Я вижу вас, мисс Ван, сейчас мы вас прикро…

Тут наверху что-то пронеслось так стремительно, что показалось просто смутным пятном на фоне звезд. Пучок частиц, судя по всему, пущенный вниз из плазменной пушки, был виден в вакууме. Во все стороны полетели каменные осколки, а часть заднего левого угла самой последней тележки медленно движущегося состава получила попадание.

— Что случилось? — настойчиво спросила Коралес.

Получено попадание, но удар каким-то чудом вышел скользящим, — ответила Ван. — Впрочем, показания моего шлема дают очень большой скачок радиации. Вероятно, треснула оболочка боеголовки. Так что если вы там еще не в скафандрах, то в темпе в них забирайтесь.

Дениза нахмурилась.

— Мэм, я не могу допустить в это помещение поврежденную ракету, — сказала она.

— Прекрасно понимаю ваше положение, — спокойно отозвалась Ван Чунь-мэй. — И тем не менее, от радиационного отравления вас вылечат. Если же вас порвут на куски, никакое лечение вам уже не поможет. А это совершенно определенно случится, если вы не получите эти боеприпасы. — Старпом явственно чувствовала, как сзади идет тепло, а кожу покалывает, словно при солнечном ожоге. И прекрасно понимала, что все это чистое воображение — учитывая ее защиту, пройдут многие часы, прежде чем симптомы действительно проявятся.

Ощущая колебания лейтенанта, Ван сказала:

— Мы сможем отсоединить поврежденную ракету и вытолкнуть ее наружу, что несколько уменьшит радиоактивное заражение. Но прямо сейчас я приказываю вам открыть аварийные ворота.

«Что ж, — подумала Коралес, набирая на своем пульте команду открыть ворота, — это прямой приказ, и не повиноваться ему я не могу». Отчего ей стало немного легче. Настолько легче, что она и ее команда успешно отбили бешеную атаку повиан.

Наконец снизу, от ракетных установок, пришло сообщение.

— Мы полностью заряжены, лейтенант.

Предельно хищная улыбка расползлась по лицу Денизы.

— Вот и хорошо, — сказала она. — Теперь мы повианам точно задницы надерем.

Командир эскадрильи Берни Шелдон по прозвищу «Бешеный» с трудом заставил себя не стрелять. Попади он в низко летящего повианина, падение вражеской машины причинило бы базе куда больший ущерб, чем бомбы этих паскудных сикарах. Шелдон ждал с беспредельным спокойствием — или, по крайней мере, с таким спокойствием, какое вообще возможно, когда твоя машина летит на межпланетной скорости совсем рядом с холодным и, главное, очень твердым камнем. Совсем скоро сикараха выйдет из пике, и тогда Шелдон получит ее в свое распоряжение. Его «спид» парил как орел; тень его лежала на хвосте повианской машины точно знамение неумолимого рока. Враг несся дальше, по-прежнему по-над самой поверхностью.

«Так даже лучше, — думал Шелдон. — Так у тебя даже места для уклонного маневра не будет». Наконец кончики его пальцев шевельнулись в управляющих перчатках перегрузочного кресла, и в ушах у командира эскадрильи раздался писк, пока идиотично-эрудированный мозг самонаводящейся ракеты прицеливался и производил запуск. «Спид» дал резкий крен; на такой близкой дистанции пролетело лишь едва различимое мгновение, прежде чем перед Шелдоном возникла роскошная сфера пурпурного огня. Расширяющийся газовый шар тряханул боевую машину Содружества как при проходе через верхние слои атмосферы. Шелдон резко развернул «спид» и добавил горючего, чтобы погасить скорость, а затем стрелой устремился вверх. Гигантская лавина, точно в замедленной съемке, прокатилась по мертвым каньонам Маргариты, пока избыток кинетической энергии повианского корабля преобразовывался в пар, тепло и движение.

«Они воюют так, будто жизнь для них ничего не значит, — с толикой отвращения подумал Шелдон. — Странно. Представителю любого вида, способного строить звездолеты, следует заботиться о том, живет он или умирает. С мокаками все понятно — они фанатики. Но они по крайней мере люди. А эти повиане воюют так, будто они детали одной машины. Заменимые детали, раз уж на то пошло. Вроде боеприпасов». Он не верил, что повиане так ненавидят людей, что их убийство стало для них чем-то вроде мании. И сомневался, что они вообще способны на какие-то сильные чувства.

«Тогда почему они так умирают?» — спросил себя Шелдон.

Командир эскадрильи выстрелил из бортового орудия, и отдача помогла ему навести нос «спида» на цель; затем он стал наблюдать, как мокакский «спид» распадается на части, как его горящие куски разлетаются по сторонам, словно в какой-то сверхзвуковой демонстрации фейерверков. Этот по крайней мере увернуться пытался…

По интеркому между пилотами происходил обмен постоянно обновляющимися планами и мрачными шутками. И казалось, что каждую секунду в пламени гибнет повианин или мокак. Но их было больше, чем содругов, и крупные участки базы оказались уничтожены. Огненные шары то и дело вспыхивали в той зоне, где перебитые трубопроводы испускали взрывоопасные газы — и быстро гасились пожарными бригадами. Открытый купол главной станции к великому облегчению всех содругов оставался нетронутым.

Бортовой компьютер выдал предупреждение. Что-то огромное ползло вниз, но туман частиц большой энергии скрывал детали. Затем бесстрастное сопрано бортового компьютера сообщило:

— Судно является авианосцем.

Победные крики раздались в его наушниках. Враг выходил из боя… Итак, это был всего лишь налет, а не вторжение.

— Давить сикарах! — заорал командир эскадрильи. — Устроим им прощальную вечеринку!

Едва не загоняя свой «спид» за красную черту, Шелдон помчался за повианином. Но тот упорно оставался вне радиуса обстрела. Похоже, сикараха уже успела до миллиметра этот радиус просчитать. Скрипя зубами, командир эскадрильи добавил еще.

— Внимание, — спокойно предупредил его бортовой компьютер «спида». — Расстояние до базы вскоре превысит объем горючего, необходимого для возвращения на базу.

— Мать твою! — проревел Шелдон. Дисциплинированный боец, он прекратил погоню, но на сердце у него была такая горечь, как будто сикараха его обставила.

Где-то впереди наверняка таился корабль-носитель, ожидая, чтобы их подобрать. Хотя с этими тварями, что с мокаками, что с повианами, ни в чем нельзя было быть уверенным.

— Твою мать, — еще раз выругался Шелдон, но уже тише. А затем произнес: — Обратный курс к «Непобедимому», дамы и господа. Благодарю за отличную работу.

Он не стал особо воспевать их победу, ибо она таковой не ощущалась. Да, большинство повреждений, а они выглядели очень серьезными, было нанесено в первые несколько мгновений неожиданной атаки. С этим ничего было не поделать, и все же в разрушениях чувствовался горький привкус неудачи.

Как же они все это проделали? Тут командир эскадрильи тяжко вздохнул. «Очередной предатель, — подумал он. — Что ж, пусть это будет проблемой базы Наобума. По крайней мере, „Непобедимый“ новых повреждений не получил. Иначе был бы просто позор. С бедной девушки только-только гипс сняли».

Падди огляделся, высматривая, куда бы ему высыпать очередной мешок земли, который передала ему Синтия. Свои огромные ножищи новоирландец расставил по обе стороны от головы Каверса, а плечи его упирались в грунт, который он складывал в груды и как можно плотнее спрессовывал. Места не оставалось, и этот новый мешок уже просто некуда было девать.

Падди начинал чувствовать себя заживо погребенным. Собственно говоря, таковым он и был, только раньше ему удавалось не допускать это до своего сознания.

— Любимая, — сказал он. — Придется тебе остановиться.

— Лейтенант, — донесся глухой отклик.

— Вылезай оттуда, — сказал Падди, — и посмотри, что тут творится.

— Лейтенант, — упорно настаивала Синтия, кряхтя и виляя задницей, пока она выбиралась из тоннеля. — Вылезай… те… лей…те… нант.

Ее ноги первыми показались из дыры. Они потыкались по округе, выискивая хоть какое-то место, где не было бы Падди или спрессованного грунта, но ничего не нашли.

— Вот черт, — сказала Синтия. «Что же мне теперь делать?» — задумалась она. Ей хотелось задать этот вопрос вслух, но раненный Каверс, возможно, опять лишился сознания, а Падди был ниже рангом. «Хотя, с другой стороны, — подумала Синтия, — коммандер Редер, похоже, никогда не считал для себя зазорным спросить совета у старшины ар-Рашида или у того же Падди». Разумеется, здесь была другая ситуация. Синтия облизнула губы, затем сплюнула прилипшую к ним землю.

— Есть у вас какие-то мысли? — поинтересовалась она.

— А там нигде никакого света не проглядывало? — напряженно спросил Падди.

— Нет, — после долгого молчания отозвалась Синтия.

Затем она услышала, как Падди что-то бормочет.

— Что там такое? — крикнула девушка.

— Слышишь тот стук? — спросил новоирландец. — Он меня уже с ума сводит.

Синтия прислушалась. Вскоре, приглушенный окружающим ее со всех сторон грунтом, этот стук она все-таки расслышала. «Естественным он быть не может, — подумала девушка. — Слишком ритмичный».

— Это звучит… как азбука Морзе, — медленно проговорила она.

— А ты понимаешь, что там говорится? — спросил Падди, и в его голосе прозвучала надежда.

Синтия покачала головой, затем ответила вслух:

— Нет. Мне очень жаль, но я не понимаю. Быть может, капитан понимает.

— Капитан без сознания, — отозвался Падди, снова мрачнея.

Затем он достал из кармана небольшой инструментик и, просунув руку сквозь дырку в плотно спрессованном грунте, постучал им по трубе, которая, не сомневался новоирландец, питала их кислородом. Последовала пауза, а затем стук опять начался, и Падди с радостью в нему присоединился.

— Они нас нашли! — воскликнул он. — Слава Богу, черт меня побери, они нас нашли!

Синтия рассмеялась вместе с ним.

— Если бы я могла, я бы вас сейчас обняла, — сказала она.

— Тогда позволь я тебе помогу, лейтенант мой любимый.

Падди нагнулся, ухватил ее за тонкие лодыжки и вытащил из дыры вместе с целым ворохом грунта. Синтия удивленно вскрикнула, а затем вдруг поняла, что стоит перед ним на руках.

— И что теперь? — поинтересовалась она. Казалось невозможным, чтобы она перевернулась в нормальное положение или чтобы ее перевернул Падди. Там просто не было места.

— Я помогу тебе, любимая. — Он ухватил ее поперек живота.

— Отставить! — рявкнула Синтия. — Я на капитана упаду!

— Но милая моя, ты же не можешь так оставаться! — возразил Падди. — Могут уйти часы, пока нас отсюда отроют. — Он начал смещать ее вес.

Синтия треснула его по лодыжке.

— Нет!

Падди машинально поднял ногу и понял, что теряет равновесие. Вместе они повалились на лежащего без сознания капитана. Падди вскрикнул, дернулся назад — и к своему удивлению продолжил падать. Поднялся ветер, когда спертый воздух стал вырываться через дыру в потолке тоннеля. Тут же Падди на голову натянули кислородную маску, и чьи-то руки потащили его наверх.

— Капитан, — успела вымолвить Синтия, указывая пальцем, прежде чем ее тоже обеспечили кислородной маской.

— Его шипом пригвоздило, — добавил Падди, приподнимая маску.

Спасатели уже были в дыре.

— Порядок, мы его нашли, — сказал кто-то.

Падди и Синтию провели по тоннелю к челноку, который мигом доставил их на роскошную стоянку «Непобедимого». Бой закончился, еще когда они были под землей, и лейтенант со старшиной поняли, что им больше нечего делать, кроме как дожидаться, когда их «спиды» вернутся домой.