Русские евреи на фронтах Первой мировой войны В мою задачу не входит анализировать в целом положение евреев во время Первой мировой войны. Эти вопросы достаточно освещены как в справочной, так и в научной литературе. Я буду лишь вскользь касаться таких фактов, как погромы и переселения сотен тысяч человек из прифронтовой полосы, подробнее – о моральном климате в стране в то время. Оговорюсь сразу: у меня слишком мало данных, чтобы делать какие-нибудь статистические выводы.
      Никаких точных данных об участии евреев в Первой мировой войне нет. Конечно, среди генералов были выкресты, но они составляли в лучшем случае несколько десятков человек. В предыдущей книге я рассказал лишь о некоторых*. Пожалуй, одним из самых выдающихся был генерал-адъютант Николай Иудович Иванов (1851-1919), главнокомандующий Юго-Западным фронтом, родом из семьи кантониста1. Интересную версию приводит состоявший при нем во время войны полковник B.C. Стеллецкий: генерал был сыном ссыльно-каторжного и носил другую фамилию2. Одно время, а именно после взятия Львова, генерал-адъютант Иванов слыл народным героем. За командование Юго-Западным фронтом он был награжден орденом св. Владимира I степени с мечами и Александра Невского с бриллиантами.
      В своей относительно недавней статье (1994) майор И.В. Образцов привел краткий и неполный список евреев-генералов (выкрестов), служивших в армии до и во время Первой мировой войны: М.В. Грулев**; генерал-майор Сергей Владимирович Цейль (1868-1915), окончил Академию Генерального штаба, командовал пехотной дивизией; Александр Александрович Адрианов (1861-?), окончил Александровскую военно-юридическую академию, московский градоначальник (1908-1912). Несколько наивно, по-антисемитски трактует Образцов религиозный вопрос: "Если бы евреи не придерживались Талмуда в дополнение к своей вере, то они могли поступить в офицеры. Талмуд же исключал эту возможность. В Своде военных постановлений (кодекс законов о войске) предписания о порядке принесения присяги новобранцами были дополнены приложением, гласившим, что за еврейским раввином, читающим солдатам-евреям текст присяги, надо внимательно наблюдать, чтобы он не кашлянул или не сплюнул, потому что, согласно Талмуду, такое действие аннулирует присягу. Раз мораль еврея-талмудиста руководствовалась такими и им подобными трюками, то невозможно было ему доверить выполнение обязанностей офицера, требующих весьма высоких моральных качеств"3. Талмудистам противопоставлен иудаист-караим Александр Павлович Хануков, окончивший Академию Генерального штаба и в 1916 г. бывший начальником 41-го армейского корпуса, одним словом, сделавший успешную карьеру.
 

***

 
      * См.: Дудаков С.Ю Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России. М., 2000. Очерк 4. С. 255-266. ** Подробнее о нем см. на с. 411.
 

***

 
      Интересно было бы узнать, велось ли наблюдение за раввинами в армиях других стран, дабы они не сумели аннулировать присяги? Например, во время присяги военного министра Италии, некрещеного еврея, генерала Джузеппе Оттоленги (1838-1904)?
      Что же касается "высоких моральных качеств" русского офицерства, то интересующихся отсылаю к повестям А.И. Куприна "Поединок" и Е.И. Замятина "На куличках". Крещеных евреев-генералов в русской армии во всех родах войск было намного больше, чем принято считать. Лидер белого движения Антон Иванович Деникин писал: "Совершенно закрыт был доступ к офицерскому званию лицам иудейского вероисповедания. Но в офицерском корпусе состояли офицеры и генералы, принявшие христианство до службы и прошедшие затем военные школы. Из моего и двух смежных выпусков Академии Генерального штаба я знал лично семь офицеров еврейского происхождения, из которых шесть ко времени войны достигли генеральского чина. Проходили они службу нормально, не подвергаясь никаким стеснениям служебным или неприятностям общественного характера"4. Последнее утверждение не совсем верно: судя по воспоминаниям генерала Грулева, он был вынужден уйти в отставку из-за антисемитских интриг великого князя Николая Николаевича. Деникин писал воспоминания после Гражданской войны, вероятно, забыв к этому времени и о погромах в белой армии, которые он, по собственному признанию, не мог остановить, и о положении офицеров-евреев (их в его армии было несколько десятков), которым – случалось и такое – сослуживцы стреляли в спину.
      Этих фактов он отрицать не мог5.
      К списку Образцова можно добавить имя генерала от инфантерии Платона Александровича Гейсмана (1853-1919), командующего 16-м армейским корпусом, с которым в начале войны он отправился на фронт. Известен как крупный военный историк и писатель. Окончил с золотой медалью Кишиневскую гимназию, затем 2-е военное Константиновское училище. В качестве добровольца воевал на стороне Сербии против Турции, участник русско-турецкой войны. Награжден орденами св.
      Анны IV степени "За храбрость" и св. Станислава III степени с мечами и бантом.
      После войны окончил Николаевскую академию по первому разряду и был переведен в Генеральный штаб. В 1882 г. защитил диссертацию. С 1892 г. экстраординарный, а с 1894 г. ординарный профессор. Автор многочисленных военно-исторических трудов.
      Слушателями Академии именовался "Гершко". Принял советскую власть; в звании приват-доцента служил в Петербургском университете и был сотрудником Государственного архива.
      В книге воспоминаний генерала Александра Александровича Самойло (1869-1963) "Две жизни" есть любопытное, хотя и косвенное, упоминание имени Гейсмана. Во время Брест-Литовских переговоров весной 1918 г. между А.А. Самойло и начальником штаба Восточного фронта немецким генералом Максом Гофманом, кстати сказать, хорошо говорившим по-русски, произошел обмен мнениями по поводу возможности "рационального" ведения войн. Самойло сослался на "принцип Гейсмана", согласно которому оправданны лишь целесообразные с точки зрения политики и стратегии и планообразные с точки зрения тактики бои. «"А что, Гейсман был немец?" – не без внутреннего удовольствия спросил меня Гофман, несомненно предполагая, что дельные мысли могут родиться только в немецкой голове»6. Вероятно, Самойло тоже не без удовольствия поведал Гофману горькую для немца правду: увы, еврей.
      Тот же А.А. Самойло довольно подробно рассказал о подполковнике Абрамовиче (его инициалы он, к сожалению, не указал). Выпускник Киевского университета, Абрамович с отличием окончил Михайловское артиллерийское училище и академию, став выдающимся специалистом в своей области. С ним считались генерал М.И.
      Драгомиров и военный министр В.А. Сухомлинов. В отличие от Драгомирова Абрамович был сторонником так называемой щитовой артиллерии, сполна оправдавшей себя на полях сражений Первой мировой7.
      В Военной энциклопедии Сытина есть данные о генерал-майоре Сергее Семеновиче Абрамовиче-Барановском (1866-после 1931). Окончил в Москве Кадетский корпус и Павловское военное училище, затем был произведен в офицеры и отправлен в Кронштадскую крепостную артиллерию; в 1893 г. окончил по первому разряду курс Александровской военно-юридической академии. В 1897 г. защитил диссертацию и был назначен в эту академию профессором. В 1909 г. получил звание генерал-майора. Автор многочисленных трудов по военному судопроизводству. Принял советскую власть, работал в библиотеке Академии наук СССР. В 1928 г. был арестован по так называемому делу академиков и осужден 10 февраля 1931 г. тройкой на 10 лет лишения свободы. Реабилитирован посмертно. Год смерти не установлен8.
      В одном из журналов времен Первой мировой войны я обнаружил следующую заметку".
      "Недавно отправился на театр военных действий в качестве добровольца 62-летний полковник С. Бернштейн, сын еврейских родителей". Ребенком он был взят в кантонисты и участвовал в Турецкой кампании 1877-1878 гг., отличился в бою и был произведен в офицеры. Бернштейн участвовал также в качестве добровольца в русско-японской войне; вышел в отставку в чине полковника и поселился в Вильне, где организовал "белорусский музыкально-драматический кружок и вообще является одним из пионеров современного белорусского возрождения. По роду оружия Бернштейн – кавалерист"9. (Прочитав эту заметку, я возгордился, так как одним из основателей белорусского литературного языка считается Змитрок Бядуля (Самуил Ефимович Плавник, 1886-1941).
      Другой еврей, Михаил Иосифович Гузиков (1806/9-1837), уроженец Шклова, смастерил новый музыкальный инструмент – ксилофон на основе белорусской цимбалы с деревянными и соломенными пластинками. Он восхищал своей игрой. "Паганини на инструменте из дерева и соломы" – так прозвали его современники.) Начальником Генерального штаба в первый период войны был перешедший в православие поляк Н.Н. Янушкевич. Дабы восполнить огромные потери офицерского состава, он предложил правительству следующий проект: православных студентов высших учебных заведений посылать в военные училища, а евреев – рядовыми в окопы.
      По этому поводу известный адвокат О. Грузенберг обратился к очередному военному министру генералу А.А. Поливанову, который признал недопустимость столь унизительного неравенства и категорически заявил: "Военное министерство… не одобрит подобного законопроекта: или новые категории студентов-евреев пройдут, наравне с товарищами своими, христианами, через офицерские курсы, или вовсе не будут призваны. Разве что закон этот издаст Ставка помимо меня"10.
      Главнокомандующий армией генерал А.А. Брусилов занимал в чем-то сходную позицию.
      Вероятно, не случайно и он, и Поливанов – оба признали новую власть и стали ей служить. Брусилов считал, что большинство евреев были посредственными солдатами (весьма распространенное мнение, что называется "общее место". «Я нежно люблю анекдот про еврея, который, попав на позиции, первым делом спросил: "А где здесь плен?"» – писал Анатолий Мариенгоф11). Однако тот же Брусилов в своих воспоминаниях описал два типичных случая вопиющей несправедливости по отношению к солдатам-евреям. Первый – это когда лучшему разведчику дивизии некрещеному еврею не присвоили звания младшего офицера, так как занимать офицерские должности евреям было запрещено. Брусилов расцеловал его перед строем, вручил Георгиевский крест I степени (разведчик был полный Георгиевский кавалер) и в нарушение закона присвоил звание подпрапорщика. Второй случай еще более неприглядный. Прапорщик православного вероисповедания должен был получить за храбрость орден св. Владимира IV степени с мечами и бантом. Когда выяснилось, что он "коренной" еврей, оказалось, что вместо награды его ждет разжалование.
      Брусилов встал на его защиту и заявил командиру корпуса, что в случае огласки дела вину возьмет на себя. "Из этих двух примеров видно, – писал Брусилов, – что евреям в сущности не из-за чего было распинаться за родину, которая для них была мачехой. А потому на них как на солдат я не был в претензии… в боевом отношении требуется строгая справедливость, а тут они играли роль париев"12. Эта филиппика, как и ряд ей подобных, в советском издании, разумеется, отсутствует.
      А вот весьма драматичное свидетельство А.И. Деникина: «По должности командира полка в течение четырех лет мне приходилось много раз бывать членом Волынского губернского присутствия по переосвидетельствованию призываемых на военную службу.
      Перед моими глазами проходили сотни изуродованных человеческих тел, главным образом евреев. Это были люди темные, наивные, слишком примитивно симулирующие свою немочь, спасавшую от воинской повинности. Было их жалко и досадно. Так калечили себя люди по всей черте еврейской оседлости. Ряд судебных дел в разных городах нарисовал мрачную картину самоувечья и обнаружил существование широко распространенного института подпольных "докторов", которые практиковали на своих пациентах отрезывание пальцев на ногах, прокалывание барабанной перепонки, острое воспаление века, грыжи, вырывание всех зубов, даже вывихи бедренных костей…»13 Бессмысленно оспаривать эти факты. Лучше проанализировать причины, их породившие. Служба представлялась новобранцам хуже любого увечья. Деникин же считал, что не может служба так страшить людей. Вероятно, сословная ограниченность мешала ему видеть то, что творилось в казармах. Народ по поводу службы, точнее, по поводу нежелания служить, слагал частушки. Вот пример такого фольклора:
 
Деревенски мужики
Право слово дураки:
Пальцы режут, зубы рвут
В службу царскую
Нейдут!14
 
      Далее А. И. Деникин упоминает командира 5-й дивизии генерала Перекрестова, "человека не узкого и не формалиста", предок которого был еврей-выкрест15.
      Евреи и армия – вопрос болезненный. О еврейской трусости, неспособности к службе сложено немало легенд. Сошлюсь на рассказ Н. Лескова "Жидовская кувырколлегия", начало которого сразу захватывает: "Дело было на святках после больших еврейских погромов". Далее – разговор: что делать с евреями? Кто-то предложил использовать их на войне: "…чем нам лить на полях битвы русскую кровь, гораздо бы лучше поливать землю кровью жидовскою". С этим согласились многие участники разговора, но возникла проблема: как заставить трусливое племя воевать? Рассказ страшен и смешон. Страшен в той части, где повествуется о насильственной мобилизации евреев во времена Николая I. Ни подкупы высших чинов, ни попытки сказаться негодным по здоровью – ничто не помогало. Один из персонажей Лескова поведал о необыкновенной хитрости простого солдатика Семена Мамашкина, который нашел действенный способ заставить евреев стрелять, а не падать от ужаса на землю. Его предшественники – поляк и немец – беспощадно пороли и мордовали несчастных, но цели этим не достигали: после выстрела у "жидов" начинался "падеж", причем Мамашкин был уверен, что падают евреи не от страха, а из нежелания служить царю и отечеству. Посему предложил он стрельбище устроить на лодках: "иудино племя" плавать не умело – результат был достигнут без "всякого бойла", одним словом, "герой" Мамашкин, заставив евреев стрелять, избежал наказания – не получив 200 палок в "спинной календарь"16.
      Рассказ очень обидный, напоминает антисемитский анекдот. Особенно обидный для евреев-современников Лескова, которые долго не могли простить ему грехов молодости. Теперь я воспринимаю этот рассказ проще, спокойнее. Отец-командир, от лица которого он ведется, даже по меркам того времени – мерзавец, поляк и немец, изуверствующие с позволения начальства, тоже. Вообще в рассказе есть некий резон… Другие рассказы Лескова, скажем, о православной притче "Епархиальный суд" и прочие, вполне могли пригодиться Емельяну Ярославскому для "Воинствующего безбожника" в качестве антиклерикальной пропаганды. Тот же А.И. Деникин, оценивая контингент евреев-новобранцев, констатировал, что они как жители сугубо городские физически слабо развиты.
      Плохое знание ими русского языка также создавало разного рода трудности. Деникин считал, что "угнетение евреев" привнесено в казарму извне, из народного быта, и не является порождением военной системы17.
      А вот пример из другой войны, описанный А. Гайдаром в рассказе "Мост". В 1941 г. туркмен Бекетов был призван в армию. Его, не мудрствуя лукаво, определили в разведку; во время боевого задания он отстал. То же повторилось и в другой раз.
      Решили, что он трус, и ему грозил трибунал. К счастью, опытный комиссар понял, в чем дело. Бекетов вырос в бескрайних песках Средней Азии и никогда ранее не видел леса и совсем в нем не ориентировался. Он получил другое назначение, более соответствующее его навыкам. Безусловно, туркмен еле говорил по-русски (о чем Гайдар не упомянул), что усугубляло его беспомощность в разведке. Если бы к евреям в царской армии относились так, как комиссар к туркмену в рассказе, результаты были бы иные…
      Понятно, что евреев, оказавшихся на территории России после нескольких разделов Польши, никто не спрашивал, хотят ли они быть подданными империи, как, впрочем, не спрашивали и другие национальные меньшинства. Очевидно, что уничтожение государственности Речи Посполитой и насильственный брак с империей был для поляков трагедией. Этой трагедии Евдокия Ростопчина посвятила в 1845 г. балладу-аллегорию "Насильный брак":
 
Старый барон
Всё не покорна мне она,
Моя мятежная жена!
Ее я призрел сиротою,
И разоренной взял ее
И дал с державною рукою
Ей покровительство мое…
Несметной стражей окружил,
И враг ее чтоб не сманил,
Я сам над ней стою с булатом…
Но недовольна и грустна
Неблагодарная жена
Я знаю, жалобой, наветом
Она везде меня клеймит;
Я знаю, перед целым светом
Она клянет мой кров и щит,
И косо смотрит исподлобья,
И, повторяя клятвы ложь,
Готовит козни, точит нож…
 
      Понятно негодование Николая Павловича, усмотревшего в этих стихах намек на свои отношения с Польшей. "Неверная" жена прибегает к западному общественному мнению, использует в целях самозащиты коварство, интриги, клятвопреступления и прочее, но не только: защищаясь, она выдвигает и "демократические" аргументы:
 
Раба ли я или подруга –
То знает Бог! Я ль избрала
Себе жестокого супруга?
Сама ли клятву я дала?.. …
Он говорить мне запрещает
На языке моем родном,
Знаменоваться мне мешает
Моим наследственным гербом;
Не смею перед ним гордиться
Старинным именем моим
И предков храмом вековым,
Как предки славные молиться:
Иной устав принуждена
Принять несчастная жена.
Послал он в ссылку, в заточенье
Всех верных, лучших слуг моих;
Меня же предал притесненью
Рабов лазутчиков своих…18
 
      Большинство подобных упреков могли адресовать своим обидчикам евреи. Все притеснения, которым они подвергались, многократно превзошли польские. И, как многие считали, самой тяжкой "гзейрос" (напастью) для еврейства, кроме черты оседлости, была армейская служба. Правые неоднократно обвиняли евреев в том, что они "отлынивают" от службы. Однако правые явно преувеличивали. Общие недоборы призывников в 70-х годах XIX в. были значительными: в 1874 г. – 1542 новобранца, в 1876 г. – 1952, в 1879 г. – всего 950. Как правило, это были немцы-переселенцы или евреи.
      Последние, не желая служить, эмигрировали. Набор 1874 г. составлял 724 648, а 1879 г. – 759 188 человек. Процент недобора был невелик, а значит, ущерб государству – минимален. Но Россия удивительная страна. Тот же бесстрастный источник сообщает, что призыву в армию подлежали… скопцы!19 Книгу М.Л. Усова "Евреи в армии" (СПб., 1911) правые того времени называли не иначе как апологией, другую – анонимное издание "Война и евреи" (СПб., 1912) – тенденциозной. И ту и другую книгу не любят цитировать, но если иногда цитируют, то "опускают неудобные факты". Я же предпочел труд полковника Генерального штаба А.Ф. Риттиха, на который буду далее ссылаться. Написанный по следам военной реформы Д.А. Милютина (т. е. после 1 января 1874 г., когда последовал Высочайший указ о всеобщей воинской повинности), труд этот по тем временам считался сугубо научным. Автор был не только военным специалистом, но и членом Императорского Географического общества. Статистические данные относительно мужского населения империи приведены им "по расам": арийская, в которую он включил всех славян и прочих европейцев, кавказская, урало-алтайская, туранская и семитическая – 1 262 170 евреев и 1 616 караимов (из них 20-летних, т. е. призывного возраста евреев, – 24 233).
      Риттих так характеризует "весьма способную, но отчужденную от русского народа собственными религиозными учреждениями и особенным влечением к торговле и денежным оборотам семитическую ветвь" с точки зрения ее пригодности в армии (по Риттиху, армия не что иное, как большое хозяйство, в котором можно максимально использовать природные наклонности всех народностей): "Евреи, – хорошо знакомы русской армии, пополняя ее ряды с давних пор, и потому на этот важный контингент, одинаково полезный и вредный, нельзя не обратить должного внимания при введении всеобщей воинской повинности. Они живут в России со времен крестовых походов, переселившись с берегов Рейна сначала в Польшу. Вместе с движением последней к востоку евреи появились в Литве, потом в Белорусском крае, в Украине, Малороссии и Курляндии. Затем они двинулись к Риге; в XVIII столетии они водворились в Новороссийском крае. В последнее время их поселилось довольно как в Петербурге, так и в Москве и почти во всех губернских городах, а также по направлению железных дорог, от Динабурга и Брест-Литовска на север и юг, так что теперь евреи, дойдя до Волги, очутились уже в Перми, Екатеринбурге, Уфе и Оренбурге". И далее: "…евреи, живущие во всей южной России и Малороссии, весьма здорового и хорошего телосложения. В Киевской и Подольской губерниях они, кроме того, искусны и проворны; в Привислинском крае красивы и ловки; в Северо-западном крае евреи довольно слабого сложения, не искусны, но от природы одарены способностями. Их воздержанность в пище весьма замечательна и доходит в некоторых случаях до баснословных лишений.
      Главнейшее занятие евреев составляет торговля, в самых разнообразных видах, но, кроме того, многие из них занимаются весьма удачно разными ремеслами, каковы, например: часовщики, граверы, золотых дел мастера, портные, сапожники, шапошники, маляры, столяры, медники, кузнецы, позументщики, каретники и горшечники.
      К отличительным чертам еврейского населения относится еще то, что все они, без исключения, говорят на нескольких языках: еврейском, еврейско-немецком, немецком, польском, русском, румынском и малороссийском". Далее приводится статистика по губерниям. В некоторых местах (г. Чаусы, например) евреев абсолютное большинство, что следует учитывать при наборе. Наиболее пригодный (здоровый) "контингент для войска" проживает в Курляндской губернии, Привислинском и Юго-западном краях.
      Здесь много ремесленников, что, вероятно, по мысли автора, можно использовать в армии. Вывод: "В общей же сложности народ этот как неполитический мало привязан к военной службе и потому, как вовсе не сродный такому занятию, на еврейский контингент для кавалерии, стрелков и специальных войск рассчитывать не следует.
      В пехоте же, а также по разным ремеслам евреи могут принести среди чисто русских солдат посильную пользу. Из них нередко образуются хорошие писаря, незаменимые литографы, отличные портные и весьма талантливые музыканты. Также нельзя у некоторых из них отнять известную долю честности и трезвости, качества, которыми дорожат войска, а следовательно, и неудивительно, если евреи умом и службою доходят до старших писарей, фельдфебелей и каптенармусов"20.
      Немец Риттих (его отец, гофмедик Федор Риттих, был родом из Риги) трактовал еврейский вопрос как государственник, полагая, что добротный человеческий материал неплохо бы ассимилировать: "Относительно портных достойно внимания, что в настоящее время многие из весьма замечательных и единственных в разных губернских городах России основаны отставными солдатами из евреев, причем некоторые приняли православие и русские фамилии. Водворившись на новых местах по окончании своей службы, эти евреи послужили как бы основанием портняжного искусства в наших захолустьях, обучая городских ремесленников этому необходимому мастерству. Почти то же самое можно сказать и о музыкантах евреях, хотя эта отрасль занятий у нас не есть еще хороший кусок хлеба. Некоторые из наших военных еще и поныне того мнения, что музыкантский хор преимущественно должен быть пополняем евреями… Музыка как искусство доступна каждому народу… и далеко не есть специальный предмет занятий еврейского народа, которым в войсках лучше пополнять ряды линейной пехоты и всякие другие нестроевые должности. Что касается до ухода за лошадьми, до службы евреев в кавалерии, в обозе, то к этому они вполне неспособны по неумению обращаться с животными, по причине их постоянной жизни в городах среди торговых и ремесленных занятий, и потому они представляются в этом случае как невозможный для кавалерии контингент, и только весьма небольшое число из них пригодно как кузнецы. Скорее некоторые из евреев, по западной границе, от Таурогена до Аккермана, пригодятся на службу в стрелки, занимаясь с достаточною отвагою контрабандою торговлею. Точно так же их можно лишь в весьма ограниченном числе употреблять на пополнение флота, на разные должности в мастерских".
      Браво, Риттих! Оказывается, что даже еврея-контрабандиста можно смело использовать в армии. До постановки пьесы Литвина-Эфрона и Крылова "Контрабандисты, или Сыны Израиля" оставалось четверть века. Общий вывод Риттиха таков:…на еврейский контингент не следует слишком надеяться и смотреть на него как на неизбежную примесь войсковой массы. Гораздо важнее то, что выходит впоследствии от прохождения евреев через ряды армий. Они прежде всего утрачивают свою природную нечистоту с запахом, легко присваивая себе наружность русского солдата, которую сохраняют впоследствии. Многие из них, сознавая преимущество цивилизации, переходят в христианство, увеличивая тем семью того народа, среди которого они живут. Такой пример увеличения населения за счет евреев мало заметен в чисто русских губерниях, но зато тем более в Привислинском крае и Курляндии, где евреи обращаются незаметно в поляков и немцев, плотно примкнув к тому или другому населению.
      И потому задача русской армии в отношении еврейского населения будет состоять в том, чтобы преобразовать его посредством военной школы в русское население, которого последующее поколение уже будет хорошим контингентом для пополнения рядов русской армии"21.
      Оставим утверждение автора о природной нечистоте и специфическом запахе евреев без комментария.
      Риттих безусловно прав, считая, что евреи-горожане малопригодны для службы в кавалерии. Но и здесь были исключения. В годы Гражданской войны 1-м конным корпусом червонного казачества командовал еврей Виталий Маркович Примаков (1897-1937), и как будто неплохо. (Мой отец, латышский стрелок, тоже был неплохим конником.) Риттих не отметил пристрастие евреев к медицине, множество евреев служили в царской армии фельдшерами, а впоследствии и врачами; иногда фельдшерские школы в армии заполнялись исключительно евреями. Что до евреев – пекарей, печников, писарей, типографов, портных и сапожников, – то их там действительно было много.
      Служили евреи и на флоте, о чем свидетельствуют рассказы К. Станюкевича "Исайка" и Л. Гордона "Оторванные (рассказ нотариуса)".
      Об ассимиляции евреев-выкрестов я писал в предыдущей книге. Замена фамилий, имен и отчеств "на более благозвучные русские" происходила во все времена. Так, мой приятель Израиль Рафаилович Масленковский в 1941 г. был мобилизован и попал в конный корпус генерала Плиева. При формировании части его принял командир, оказавшийся земляком-ленинградцем, который сразу объяснил юнцу, что с такой анкетой в казачьей среде находиться негоже, и превратил его по паспорту в русского Вячеслава Максимовича Масленкова. Другой случай: небезызвестный писатель, предки которого с казачьего Дона, в том же 1941 г. сменил отчество Исаакович на Исаевич, вероятно, потому, что оно казалось "более русским" (чем, собственно, пророк Исайя "русистее" праотца Исаака?). Известный график Дмитрий Исидорович Митрохин, уроженец Краснодарского края, был внуком кантониста – военного фельдшера. Ясно, что "Исидорович" – мимикрия какого-то другого имени, например Исаак, наподобие того, как имя Григорий при фамилии Збарский скрывает еврейское имя "Цви". (Среди западноевропейских евреев тоже встречаются Исидоры, например Исидор Гунберг, известный шахматист.) Несколько страниц своего труда Риттих посвятил семитам, живущим в Дагестане, Бакинской и Елисаветпольской губерниях, всего, по его данным, в 34 населенных пунктах. Большая часть – в Кубе, Дербенте, Грозном, это терские евреи, или таты. Они, подобно крымским караимам, отличаются от польских евреев.