Внезапно в комнате воцарилась тишина, и я понял, что в ванной увернули воду.
Я не отозвался.
Я утвердительно буркнул и, задержав дыхание, стал ждать, что же теперь будет. Через несколько секунд снова донесся звук льющейся воды. Она даже напевала под душем.
Я ждал, поглядывая то на стоянку, то на дверь ванной комнаты. Лишь два человека вышли пока что из отеля: седовласый индиец и брюнет, похожий на субъекта, которого я видел в коридоре. Он сел в "вольво" – последней модели и с дипломатическим номером. Выходит, это не тот, кого я ищу. Значит, беглец пока еще внутри здания.
– Что вы здесь делаете? – раздалось у меня за спиной.
Я совсем забыл о женщине! Повернувшись, я замер. Она выглядывала из-за двери ванной, сердито вздернув подбородок. Зеленые кошачьи глаза буравили меня с откровенной враждебностью, но такой она была еще прекраснее.
– Извините, – промямлил я, пятясь к двери.
– Не двигайтесь! – приказала она. – Иначе я закричу.
Я остановился, лихорадочно соображая, как выпутаться из этой истории. Если она закричит, администрация вызовет полицию, и пиши пропало! Представляю себе лицо Омари, когда меня к нему доставят...
– В окно гляжу, – ответил я.
– Только без паники, – сказал я спокойно.
– Кто вы? – потребовала она.
– Из охраны отеля, – вырвалось у меня.
Она продолжала пристально изучать меня и, конечно же, вспомнила первую нашу встречу.
– Обычная проверка. – Я постарался придать лицу выражение безграничной честности и порядочности. – Окна, двери и все остальное... Мы советуем запирать двери – особенно, когда вы принимаете ванну.
Она не верила мне и все стояла, как мраморное изваяние Венеры, давая мне возможность любоваться своими стройными ногами.
Пятясь к двери, я подхватил со стула ее купальный халат и швырнул ей. Она запахнулась в него, не спуская с меня глаз, и тут с целым ворохом покупок влетела ее мать. Пожилая дама осеклась на полуслове, точно ее отключили от сети. Ужас исказил ее лицо.
– Ивонн! – наконец вскрикнула она.
Я прошмыгнул в коридор и поспешил к себе в номер.
Фон Шелленберг только что вышел из ванной. Я решил не беспокоить его рассказом о странном визитере: незачем омрачать его настроение в последний вечер в Найроби.
6
На следующий день спозаранок я вновь спустился к портье. Обычно улыбчивый молодой человек был на этот раз угрюм, однако заметно подобрел, когда я угостил его сигаретой.
Я попросил разрешения воспользоваться телефоном.
– Алло? – простонал Сэм.
– Извини, что потревожил твой сон, – сказал я.
Он помолчал, потом спросил с тоской:
– Сам-то ты когда-нибудь спишь?
– Приходится вкалывать, чтобы с голоду не помереть, – ответил я. – Не советую тебе подаваться в частные сыщики. У тебя привычки государственного служащего, и через месяц ты протянешь ноги.
– Кстати, о голоде, – перебил Сэм. – Спасибо за вчерашний завтрак. Он обошелся мне в двадцать пять шиллингов.
Торопясь наверх, чтобы опередить фон Шелленберга, я совершенно забыл заплатить за Сэма.
– Извини, старина, такая спешка была...
– Они хотели вызвать полицию, – продолжал Сэм. – Я тоже очень торопился и оставил бумажник в другом пиджаке. – Он дал волю своему гневу.
– Ради бога, Сэм, прости меня. Я верну тебе все до цента.
– А кто заплатит за моральный ущерб?
– Все претензии – ко мне. Это просто недоразумение. Успокойся, дружище.
Сэм чертыхнулся.
– Успокойся, говоришь? Посмотрел бы я на тебя! У меня в кармане украденный стакан, а метрдотель угрожает позвонить в полицию. Я твердил им, что ты заплатишь, но среди постояльцев отеля ты не числишься. В довершение всего у меня не оказалось при себе служебного удостоверения. Пришлось оставить в залог часы.
– А что же со стаканом? – спросил я. – Пригодился он тебе?
Сэм вздохнул.
– Один-единственный размазанный отпечаток.
– И?..
– Он не из тех, что были в вашем люксе.
Надежды мои рухнули. До сих пор мне и в голову не приходило, что фон Шелленберг может, помимо меня, интересовать кого-то еще, а теперь впервые задумался над этим.
– Ты меня слушаешь? – спросил Сэм.
– Да-да.
– Что, огорчен?
– Угу.
– А не подумал ты о том, что в номер мог забраться обыкновенный воришка?
– Ничего не украдено, – сказал я неуверенно.
– Наверное, ничего стоящего просто не оказалось, – заметил Сэм.
– Мне не до шуток.
– Я тоже не имею обыкновения шутить в такое время. Может быть, его интересовали драгоценности. Правда, гостиничные воры заранее намечают жертву, а не лезут в номер наобум. Кроме того, они работают в перчатках, а ваш гость был без них. Это исключает большинство гипотез, и у меня возникает вопрос: во что это ты впутался?
– Обязательно скажу, как только выясню.
– Всякий раз слышу от тебя одно и то же, – проворчал Сэм.
– Можно попросить тебя еще об одной услуге?
Сэм помолчал, потом сказал негромко:
– Знаю, что тебе нужно. Хочешь, чтобы я сличил отпечатки из люкса с дактилоскопическим архивом? Угадал?
– Абсолютно верно.
Сэм хихикнул.
– Еще вчера я велел своим парням заняться этим. Мог и не просить – мы всегда так делаем. Однако нет никакой уверенности, что тот, кого ты ищешь, окажется в нашей картотеке.
– А вдруг повезет, ведь они могли нанять кого-то из местных.
– Кто мог нанять?
– Неважно, я размышляю вслух. Ты дашь мне знать, если что-нибудь отыщешь?
– Как приду на работу, сразу справлюсь и позвоню.
– Не надо, Сэм. Лучше я позвоню.
Я повесил трубку, чем пресек расспросы, и поднялся наверх.
В девять часов явился наш гид. Он велел называть его по имени – просто Джо – и объявил, что возглавит четвертый маршрут туристического сафари по заповеднику Цаво и не пожалеет сил, чтобы сделать наш отпуск незабываемым. Вскоре вся группа собралась в вестибюле, куда уже снесли багаж. Джо объявил программу первого дня и роздал брошюры с подробными деталями маршрута, рассчитанного на неделю.
Подойдя ко мне, он остановился в нерешительности. Вероятно, я выделялся на общем фоне, как обгоревший пень на зеленой лужайке.
– Как поживаешь, брат? – спросил он.
– Отлично, – ответил я, и мы обменялись крепким рукопожатием.
Джо никак не мог понять, откуда я взялся, – мое черное лицо заинтриговало его.
– Ты американец? – спросил он с робкой улыбкой.
– Нет.
Джо был высокий, тощий, в линялой джинсовой куртке. Взгляд его больших покрасневших глаз внушал доверие.
– Ты приятно выделяешься в туристской толпе, – сказал он. – В каком автобусе едешь?
– В третьем.
– Увидимся! – И он еще раз пожал мне руку.
Фон Шелленберг, слушавший с неприкрытой скукой короткую речь Джо, сел на диван и развернул утреннюю газету. Я старался затеряться в туристской массе и не привлекать к себе внимания, хотя это было и нелегко. Немец никогда не открывал рта без особой на то необходимости, и со времени завтрака мы не сказали друг другу ни слова.
Закурив, я погрузился в изучение списка участников четвертого маршрута. Фон Шелленберга посадили в третий автобус. Он купил два места, очевидно имея в виду меня. В нашем автобусе ехали также Жак, Анн-Мари и Ивонн Поссары – французское семейство, которое было уже мне знакомо. Преподобный Лео Папино также был мне известен. Предстояло только познакомиться с неким Вэнсом Фридменом.
Вестибюль наполнялся багажом и туристами, у конторки портье отъезжавшие платили по счетам. Носильщики сбились с ног.
Автобусы были поданы ровно в десять. Раскрашенные в черно-белую полосу, они напоминали стадо зебр. На дверцах были обозначены название маршрута и порядковый номер. Водители эффектно выстроили их у входа в отель и открыли багажные отделения.
Гид Джо подал сигнал, и его четыре помощника принялись усаживать туристов в автобусы. Одновременно шла погрузка багажа. Фон Шелленберг невозмутимо продолжал читать газету. Я ждал, когда он поднимется с дивана.
В вестибюле оставались лишь немногие, и я подозвал носильщика, чтобы он взял наши чемоданы.
– Пора, – сказал я немцу.
Тот огляделся и направился со своим портфелем к выходу. Я следовал за ним, как и положено телохранителю, справа, за спиной. Случись что, я мог левой рукой столкнуть его с линии огня, а правой выхватить пистолет.
Утро было теплым и солнечным, огромный голубой купол неба был чист, если не считать редких облачков, чьи завитки только оттеняли небесную синеву. В такой день ничего нет лучше, как отправиться за город.
Автобусы быстро заполнялись. Носильщик поставил наши вещи в багажное отделение третьего автобуса, и я дал ему на чай.
Ни на кого не глядя, фон Шелленберг забрался на заднее сиденье и развернул газету. А я ждал, пока водитель захлопнет крышку багажника.
– Доброе утро честной компании, – раздался вдруг громкий голос, и в автобус поднялся толстый американец в шортах цвета хаки, пестрой рубашке с короткими рукавами и с улыбкой от уха до уха. Французское семейство демонстративно проигнорировало его появление.
Но американца это ничуть не обескуражило.
– Общий привет! Когда же этот балаган отчалит? У меня уже зад затек от неподвижности.
Один лишь водитель улыбнулся шутке. Тогда янки обратился ко мне:
– Фридмен, Вэнс Фридмен. Из Питтсбурга, штат Пенсильвания.
Я кивнул, и он протянул мне мясистую пятерню. Американец выглядел этаким пузанчиком-балагуром, впервые за долгие годы выбравшимся в отпуск. Волосы, поредевшие на лбу, подернулись сединой. Круглое красное лицо свидетельствовало о чрезмерных возлияниях – сетка лопнувших сосудов покрывала нос, окружья глаз и оттопыренные уши.
– А вас как? – спросил он громко.
Я ответил, и он несколько раз повторил мое имя – для пробы.
– Как оно пишется?
Я заглянул в его карие глаза – он спрашивал вполне серьезно, и я назвал свое имя по буквам. Он повторял их вслух за мной, точно занося в картотеку.
– Рад познакомиться. – Он снова протянул мне пухлую ладонь. – Прекрасная погода, верно?
– Вроде так, – согласился я.
Но что-то меня все-таки настораживало. Ах да, список туристов! Я извинился и поспешил назад, в вестибюль отеля.
– Я еду в четвертый маршрут по Цаво, – сказал я клерку из турбюро. – Покажите, пожалуйста, список моих попутчиков.
Клерк достал папку. Я ткнул пальцем в имя Вэнс Фридмен.
– Почему оно не напечатано, как другие, а вписано от руки? – спросил я.
– Бронирование производилось в последний момент, – ответил клерк и захлопнул папку.
Я вернулся в автобус. Вэнс Фридмен между тем пытался втянуть в беседу Ивонн Поссар. На ней был коричневый дорожный костюм, плотно облегавший округлые бедра и высокий бюст. Но, увидев меня, он тут же ее оставил.
– Великолепная дамочка, верно?
Я кивнул.
– Откуда вы?
– Из Найроби.
– Ваша страна – одна из самых прекрасных на свете, ничего подобного я еще не видел.
– А вы много путешествовали?
– Изрядно.
Еще бы, подумал я. Джо в это время велел туристам рассаживаться по местам. Он оказался человеком расторопным, и в считанные минуты автобусы были готовы к отправке.
В десять тридцать мы тронулись. Джо ехал в нашем автобусе, его место было рядом с водительским. Говорил он без умолку, шутил, рассказывал анекдоты, стараясь со всеми быть предельно дружелюбным, но пассажиры отмалчивались, даже американец не спешил ухватиться за столь благодатного собеседника.
К полудню наш "караван" спустился по каменистому серпантину в знаменитую долину Рифт-Вэлли. Дорога извивалась по склону, подобно тоненькой черной змейке, но на дне долины она распрямлялась, убегая к синеющим горам. Справа, в десяти километрах, вздымался серый конический кратер вулкана Лонгонот. За ним, на северо-западе, лежало, словно мираж, озеро Найваша.
Джо объявил притомившимся пассажирам, что на час дня назначен обед в гостинице на берегу озера. Однако лишь седовласая госпожа Поссар встрепенулась при этом сообщении и защебетала что-то по-французски, а дочь принялась переводить ее вопросы гиду. Тот пространно на них отвечал, остальным же туристам, казалось, все было безразлично.
– Водное пространство справа – это озеро Найваша, – несколько раз повторил Джо. – Фламинго гнездятся на другом озере – Накуру, что лежит вон за теми невысокими горами.
Туристы, за исключением француженок, бездумно уставились вдаль либо разглядывали карты и карманные путеводители. Нашего шофера, старика с выцветшими глазами, можно было принять за глухонемого. Джо предложил ему сигарету и сам закурил, оставив тщетные потуги расшевелить нас.
Я сидел сзади, рядом с фон Шелленбергом. Немец зарылся в газеты. Впереди нас сидели Фридмен и итальянский священник, который почти не говорил по-английски. Американец, отчаявшись найти собеседника, наконец умолк.
Лео Папино приехал из Венеции. Эту информацию я почерпнул из списка, который удалось раздобыть в отеле. Он явно думал о чем-то постороннем и лишь изредка щелкал затвором фотоаппарата.
Проехав еще немного, мы свернули с асфальта на проселок и покатили по засохшей глине к гостинице на берегу озера Найваша. Передние автобусы подняли такое облако пыли, что в ее кипящем водовороте наш "караван" стал невидим. По обе стороны проселка тянулась поросшая акациями долина. Там и сям пасся скот маасаев, дикие импалы щипали жесткую траву.
Мари Поссар без остановки что-то говорила мужу, а тот лишь кивал в ответ и изредка невесело хмыкал. Их дочь смотрела в окно. Лео Папино задремал. Вэнс Фридмен по карманному разговорнику зазубривал фразы на суахили, фон Шелленберг по-прежнему с удивительной прилежностью читал газеты.
Ровно в час мы были в гостинице у озера. Нас там ждали, столы уже были накрыты. Проголодавшиеся туристы набросились на "шведский стол", уплетая ростбиф, салат, фрукты, сладкое. Нас рассадили за столики по четверо. Еда была отменной, а вот компания могла быть повеселее.
Обед еще не кончился, когда я поднялся, чтобы позвонить Сэму.
– В люксе оказалось шесть различных отпечатков, – сообщил он без долгих проволочек. – В том числе твои и двух горничных. Видишь, я не поленился установить даже это.
– А остальные? – нетерпеливо спросил я.
– У нас в архиве они не значатся.
Он помолчал, давая мне время обдумать услышанное, потом продолжал:
– Можно предположить, что из трех оставшихся одни принадлежат твоему немецкому другу.
– Итак, уравнение с двумя неизвестными, – подытожил я.
– Вот именно.
Дело оказывалось не таким простым, как мне думалось вначале.
– Вероятно, прежний постоялец номера тоже наследил, – высказал дельную мысль Сэм. – Стало быть, мы имеем лишь одного неизвестного.
– Кто же он? – крикнул я в трубку.
– В этом весь вопрос.
Я поблагодарил его и сказал, что позвоню снова, когда все хорошенько обдумаю.
– Послушай, у меня есть идейка, – сказал он. – Дай мне двадцать четыре часа.
– Надеюсь, идейка стоящая, – сказал я.
– Лучше такая, чем никакой, – огрызнулся он и повесил трубку.
Когда я вернулся к столу, мои попутчики уже перешли к десерту. Ивонн Поссар оживленно болтала с Джо. Ее родители по-прежнему говорили друг с другом. Вэнс Фридмен больше не предпринимал попыток втянуть в разговор итальянца. Фон Шелленберга за столом не оказалось.
Выпив глоток кофе, я отправился на розыски тихого немца. Он сидел на скамейке, откуда открывался вид на озеро, и при моем приближении вскинул глаза.
– Кому вы звонили?
– Приятелю, – ответил я.
Он озабоченно пожевал сигару. Я рассказал ему про Сэма, но от этого его беспокойство не уменьшилось. Предоставив немца его невеселым мыслям, я уселся на соседнюю скамейку.
С озера дул прохладный ветерок. У самой кромки воды аисты охотились за лягушками. В некотором отдалении от берега ныряли в поисках съестного водоплавающие птицы.
Через полчаса Джо прислал за нами водителя. Мы заняли места в автобусе, и "караван" покатил вокруг озера на юг, в сторону Нарока. Впереди лежали бесплодные равнины Лоита.
Нынешний год выдался самым засушливым за последнее десятилетие. Тощий скот околевал вдоль дорог на глазах у беспомощных владельцев, смирившихся с ударами судьбы. Стервятники слетались на запах падали. Горы отбеленных дождями костей – вот и все, что оставалось от несчастных животных. Газели Томпсона, обессилевшие от голода, понурив головы, прятались в редкой тени колючих кустарников, ожидая неизбежного конца. Одинокие антилопы-гну походили на изваяния.
Продвигаясь дальше на юг, мы все сильнее страдали от духоты. Разговоры стихли, кое-кто уже клевал носом.
Вскоре, кроме водителя, бодрствовали только Джо и я. Автобус катил по равнине Маасаи-Мара в охотничье угодье Кикорок.
В тот вечер мы ужинали на веранде, и прохладный ветерок обдувал наши лица. Джо сидел за столиком с семьей Поссар, забавляя их бесконечными рассказами о животном мире Африки. Я-то знал, что большинство его историй – чистейшая выдумка, но французы слушали затаив дыхание. Нашими с фон Шелленбергом соседями по столу были молчаливый итальянец и словоохотливый янки. Американец рассказывал, что выиграл поездку в Кению в телевизионной викторине, назвав двенадцать видов зверей, встречающихся в Восточной Африке.
– Иначе такая роскошь была бы мне не по карману, – вздохнул он. А сам мне хвастался, что объехал чуть ли не полмира!
– Что у вас за профессия? – Фон Шелленберг впервые за весь вечер открыл рот.
Фридмена этот вопрос как будто бы застал врасплох.
– Я торговец.
Фон Шелленберг едва заметно ухмыльнулся.
– Держу пари – вы торгуете подержанными автомобилями.
– Черт возьми, как это вы угадали?! – загоготал Вэнс Фридмен.
Он полез за бумажником и роздал всем свои визитные карточки.
– На случай, если окажетесь в Пенсильвании. У меня самое крупное дело в Питтсбурге. Вы бывали в Штатах?
Я покачал головой, итальянец тоже, один лишь фон Шелленберг кивнул и сунул карточку в карман, даже не взглянув на нее.
– Где именно? – спросил его Фридмен.
Немец пожал плечами.
– Да всюду.
Лео Папино рассматривал визитную карточку с сомнением.
– Святой отец, если будете в Америке, милости прошу! – сказал ему Фридмен.
Итальянец снова покачал головой, как бы давая понять, что ему нечего делать в безбожной стране.
Подошел официант, чтобы убрать со стола, и Фридмен заказал выпивку на всех.
– У нас есть повод, не правда ли? Необходимо спрыснуть наше знакомство.
– Извините. – Фон Шелленберг поднялся. – Мне необходимо позвонить по важному делу. Бизнес, знаете ли.
– Но ведь все мы как будто в отпуске! – воскликнул Фридмен.
– Извините, господа. – Немец учтиво склонил голову. – Спокойной ночи!
И зашагал прочь своей величественной походкой. Американец проводил его тяжелым, недобрым взглядом.
– Ну и тип! Чем он занимается?
– Бизнесмен, – ответил я.
– А что у него за бизнес?
Я пожал плечами.
– Вы его компаньон?
Я кивнул.
– Ношу за ним чемоданы.
Фридмен захохотал:
– Тоже бизнес!..
Он велел принести коньяк для нас, вино – для итальянца. После первой же рюмки священник отправился на боковую, а мы заказали еще коньяку и весело скоротали вечер. Я уверен, что янки старался напоить меня допьяна. Я пил с ним на равных, не отставая, а сам все думал, что ему от меня надо. Узнал я это значительно позже.
Мы изрядно набрались, и я пошел спать, решив, что позвоню Сэму на следующий день с места очередной ночевки – из палаточного лагеря Кура.
7
В лагере Кура телефона не было, я узнал об этом, когда мы туда добрались, покрыв более двухсот километров по ухабистому африканскому бездорожью.
Управляющий лагерем, недавний выпускник Утали-колледжа в Найроби, объявил, что его рация бездействует уже несколько месяцев – никак не пришлют запасных частей. Молодой человек держался уверенно, был радушен и общителен, и казалось, что отсутствие связи с внешним миром его ни чуточки не огорчает.
– Вы проводник? – спросил он меня.
– А что, похож?
Он улыбнулся и покачал головой:
– Да нет, те циники. Вы из туристской группы?
Я кивнул и спросил:
– А все-таки, что вы делаете в экстренных случаях, когда необходимо дозвониться?
Он пожал плечами.
– Я здесь пять месяцев, а телефон уже год как молчит, и за все это время не было ни одного экстренного случая.
– А если, скажем, гиена стащит кого-нибудь из туристов?
Он добродушно рассмеялся.
– Во-первых, у местных гиен хороший вкус. Во-вторых, недалеко отсюда, в Магади, есть полицейский пост.
Я присвистнул. По карте, которую я приобрел на бензоколонке фирмы "Шелл", до Магади отсюда целых шесть сантиметров солончаков. Я не преминул высказать свои сомнения.
– В этой глуши и дикости, – ответил управляющий, – шестьдесят километров не расстояние.
Я вернулся к себе. Палатки были поставлены позади просторного бревенчатого коттеджа, в котором находились контора, ресторан и бар, а также ванные комнаты и душевые кабины с холодной и горячей водой. Палаток было не менее пятидесяти, разных размеров и формы. Территория лагеря была обнесена проволочным заграждением, чтобы отвадить не в меру любопытных зверей. В углу, всего в нескольких метрах от озерка, на четырех стальных опорах высилась водокачка.
В соседней палатке разместился фон Шелленберг. Я привязал полотняные створки таким образом, чтобы открыть доступ свежему воздуху, и прилег на койку. Прошедший день показался чересчур долгим и жарким, кроме того, давало себя знать выпитое накануне. Я заснул и спал, пока не позвали к ужину.
Когда все сели за стол, я извинился и вернулся в палатку, якобы за сигаретами. Настало время действовать, решил я. Одолжив у ночного сторожа фонарь, я отыскал палатку Вэнса Фридмена и учинил в ней тщательный обыск, однако не нашел ничего, что бы подтвердило либо развеяло мои опасения. Отдав фонарь хозяину, я вернулся в ресторан. Какая обида, что нельзя позвонить Сэму!
После ужина большинство уставших с дороги туристов разбрелись по палаткам, за нашим столом остались только Вэнс Фридмен, Ивонн и я. Вскоре, выпив лишь пару рюмок, американец нас оставил. Мы болтали с француженкой о разных пустяках. Она расспрашивала про Африку, я отвечал что знаю. Оказалось, что во многих вещах я куда менее сведущ, чем она: Ивонн добросовестно штудировала путеводители.
– Значит, вы из гостиничной охраны? – Она разразилась звонким смехом.
– Должен же я был что-то вам сказать, – улыбнулся я. – Конечно, вы мне не поверили, но все-таки не стали кричать.
– Что вам понадобилось в моей комнате? – спросила она.
– Говорю же – смотрел в окно!
– Очевидно, в вашем номере окон не было!
– Они выходили на другую сторону.
– А я решила, что вы насильник.
– Конечно, что еще вы могли подумать?
На ней было длинное вечернее платье и на плечах белая шаль – ночной воздух был довольно прохладен. Длинные черные волосы развевались по ветру, обрамляя лицо. Большие глаза неотрывно следили за мной.
– Вы так до сих пор и не сказали, чем на самом деле занимаетесь.
Я кивнул. Тут к нам подсел Джо и целиком завладел вниманием девушки. На нем был темный костюм, галстук, он из кожи вон лез, чтобы произвести впечатление. Я почувствовал себя лишним.
Ночь делалась все холоднее. Взошла луна, ярко заблестела поросшая акацией долина, тянувшаяся, казалось, до самого края земли, и оттуда долетали странные ночные звуки. С потолка веранды свешивалась карбидная лампа, ее шипение дополняло симфонию африканской ночи.
На веранде осталось не больше дюжины туристов. Джо развлекал француженку эпизодами своей героической биографии. Я откинулся на спинку плетеного стула, гоняя комаров и довольствуясь скромной ролью зрителя. Мне было не до чар Ивонн, обстоятельства требовали быть начеку.
Внезапно из ночного мрака донесся жутковатый хор. Все прислушались. Непонятные вопли то усиливались, то затихали, напоминая смех безумца.
– Дикие собаки, – хладнокровно пояснил Джо. – Наверное, празднуют удачную охоту, добычу делят.
Ивонн спросила, откуда ему это известно.
– Да уж известно! – ответил Джо. Он был весьма самоуверен и потому каждое свое слово выдавал за непреложную истину. – Я в этом деле не новичок, – заявил он и, приложив ладонь к правому уху, снова прислушался. – Теперь к веселью присоединились гиены и шакалы.
Перебранка плотоядных хищников продолжалась еще несколько минут, затем прекратилась. Очевидно, все до последней косточки было разобрано и стая мародеров отправилась на поиски новой поживы. Жизнь на равнинах бьет ключом, у нее бешеный темп. Тянущая килограммов на триста зебра за четверть часа может быть изглодана без остатка.
Джо говорил теперь о ночи. Для него это была открытая книга, он все тайны ее постиг, это очень просто, надо лишь быть повнимательней. Видать, он всякий раз проделывает с туристами такие трюки. Вскоре все, кто был на веранде, внимательно вслушивались в ночь, пытаясь отличить отдельные ее голоса и шорохи.
– Что это? – спросила Ивонн, касаясь руки Джо.
Казалось, совсем близко от лагеря в густой траве, залитой лунным светом, кто-то протяжно стонал. От этого звука мороз подирал по коже – так мать оплакивает сына.
На лице Ивонн запечатлелся притворный ужас, она явно заигрывала с Джо.
– Сова-орел, – сказал он, похлопывая ее по руке. – Совершенно безвредное существо.
Пары, сидевшие за соседними столиками, засыпали Джо вопросами, он охотно отвечал. Ивонн не отняла у Джо своей руки. Он заказал еще выпивку и раскурил для нее сигарету. Я лишь наблюдал за ними, радуясь тому, что не участвую в спектакле.
Постепенно под благотворным действием джина с тоником француженка оттаяла и, поддавшись уговорам Джо, принялась рассказывать о себе: единственная дочь у родителей; отец крупный винодел; сама она учительствует в окрестностях Парижа, работа ей нравится. Путешествовать в обществе родителей не такое уж удовольствие. Отец все время боится, что их обсчитают, надуют. Мать вечно его бранит, а ей приходится быть меж двух огней.
– Насколько богат ваш отец? – спросил Джо.
– Более чем достаточно. – Ивонн широко улыбнулась.
Джо непревзойденный мастер такой вот пустячной болтовни – профессиональная выучка.
– У вас много дружков? – последовал очередной вопрос Джо.
– Придержите воображение, – поставила его на место Ивонн. – Оно у вас чрезмерно разыгралось.
Последние две пары, пожелав нам спокойной ночи, направились к палаткам, в темноте спотыкаясь о корни и производя несусветный шум. Официант привернул керосиновую лампу над освободившимся столиком.
Ивонн извинилась – ей понадобилось отлучиться. Джо алчно глядел ей вслед, на его лице заиграла гаденькая ухмылка, он протяжно вздохнул и покачал головой.
– Как твое мнение? – спросил он.
– Она твоя! – заверил его я.
Он отхлебнул пива, хотя жажда у него была иного свойства, пивом ее не зальешь. Бравый охотник, искатель приключений, подумал я.
– Еще не факт. – Он снова покачал головой.
– Но ты на верном пути. Продолжай в том же духе.
Джо неопределенно пожал плечами.
Вернулась Ивонн, высокая, стройная; она словно скользила по полированным доскам веранды. При ее появлении в глазах Джо снова зажегся голодный блеск. Она не стала садиться, зевнула, грациозно прикрыв рот ладонью, и объявила:
– Пора баиньки.
Джо мгновенно вскочил.
– Я вас провожу, – вызвался он.
– Сама дойду...
– Мы не можем позволить, – перебил Джо, – чтобы такая красавица блуждала в потемках. – Он подал ей сумочку. – Сами слышали, как воют гиены. Сюда и львы забредают, не говоря уже о злых духах. Нет, женщина здесь ни на миг не должна оставаться одна.
– Что еще за духи?
– В путеводителях о них не пишут. – Джо уверенно повел ее с веранды.
– Спокойной ночи! – обернувшись ко мне, сказала Ивонн.
– Спокойной ночи! – ответил я.
– Сейчас вернусь, – пообещал Джо. – Выпей еще пива, я угощаю. Официант, пива моему другу!
Официант неохотно пошел выполнять заказ. Я смотрел им вслед, они спустились по деревянным ступенькам и пошли к палаткам. Джо положил Ивонн руку на талию, вскоре шаги стихли, поглощенные неумолчной ночью.
Официант принес пива и отпустил недвусмысленное замечание относительно позднего часа. Все его коллеги давно отправились на покой, оставив его прислуживать засидевшимся после ужина гостям. В баре палаточного лагеря нет определенного часа закрытия, хозяева рассчитывают на здравый смысл и добрую волю посетителей, пояснил он мне.
– Хотите пива? – предложил я.
Ему эта идея пришлась по душе. Мы сидели рядом, потягивая из кружек, вслушиваясь в говор ночи. Лампа негромко шипела под потолком. В ее стекло дробно стучали мотыльки, совершая коллективный обряд самоубийства. Жужжали комары в поисках дармовой кровавой выпивки. На равнинах шумно ссорились шакалы и гиены.