История политической власти маньчжуров в северо-западном Китае является в какой-то мере подтверждением и иллюстрацией попыток воплотить в жизнь вышеназванные принципы: установление границы Поднебесной по Памиру и равновесие нацменьшинств в Си-юе. Вот, что пишет о финансовом аспекте обладания Синьцзяном Вэй Юань (1803-1861 гг.) - один из наиболее известных "независимых" историков цинской поры, живший как раз между эпохами Цяньлуна и Цзо Цзунтана. Вэй Юань был глубоко обеспокоен проблемами обороны северо-западных границ, особенно в мусульманских регионах, и выступал за увеличение количества гарнизонов вдоль всей центрально-азиатской границы (это мнение разделяли многие его коллеги того времени, например, Гун Цзычэнь). "Люди часто жалуются, что оборона Синьцзяна лишком дорога. Так ли это? В Синьцзяне располагаются немногим более 19 000 солдат и 1 400 офицеров, - писал Вэй Юань. - Это только войска, перемещенные для гарнизонной службы в Синьцзяне из Маньчжурии, Внутренней Монголии, Шэньси и Ганьсу. Ежегодное жалование им исчисляется немногим более чем 678 900 лянов в серебре, которые все равно были бы выплачены им, находись они на своих первоначальных местах. В императорском декрете, - продолжает Вэй Юань, - (имеется в виду декрет 1722 г. - Д.Д.) император Цяньлун заявлял: "С тех пор, как мы овладели Синьцзяном, стало возможным демобилизовать часть пограничных сил, равно как и внутренние гарнизоны. Помимо того, что мы контролируем расходы в Синьцзяне, империя экономит (на содержании погранвойск - Д.Д.) более чем 900 тыс. лянов серебра ежегодно. В течение этих прошедших десяти или более лет, правительство довело эти сбережения до более чем 10 млн. лянов. Таким образом, на протяжении ранних лет моего правления, казна имела около 33-х - 34-х млн. лянов. Таким образом, обладание территорией Синьцзяна не только далеко от пустой траты денег, но и, практически, пополняет национальные ресурсы". (11, цз.4, лл. 13-15). Действительно, когда Синьцзян находился под контролем маньчжуров, им требовалось меньшее количество солдат для поддержания "естественной" границы по Памиру, немногочисленные горные проходы которого в случае необходимости, несомненно, было гораздо более просто оборонять, чем защищать непосредственно внутренний Китай. Когда же Синьцзян напротив, находился в руках коренных жителей или же "потенциального противника", Цяньлун, вероятно, предполагал, что все внутренние земли Китая становились как бы открытыми и требовали того, чтобы защищающая их армия всегда была в боевой готовности, способная отразить как гипотетические, так и действительные нападения. Дальнейшая логика приверженцев идеи обладания Синьцзяном проста: если из-за невыгодной географической позиции обороны надо было увеличивать общее количество солдат, то пропорционально увеличивалась сама цена национальной обороны. Это объясняет тот факт, что Цяньлун смог демобилизовать часть своей армии после того, как были завоеваны Джунгария и Восточный Туркестан, и появилась возможность экономить деньги на содержании войск. Это было особенно выгодно, т.к. богатый южный Синьцзян мог взять на себя значительную часть расходов по обеспечению армии и гарнизонов. В том же труде Вэй Юань пишет: "... в северном Синьцзяне находится более чем 238600 му "гарнизонных полей" (туньтянь, земельные участки, обрабатывающиеся солдатами военных поселений - Д.Д.), а в южном Синьцзяне - еще 49 000 му. Эти поля обеспечивали правительству ежегодный доход в 14 300 даней различных зерновых. Под началом главнокомандующего, /располагавшегося/ в Урумчи, находится более чем 100 тыс. гарнизонных землевладельцев. Помимо земельных участков, - продолжает Вэй Юань, - которыми владеет правительство, остальная земля доступна для обоснования простым людям. Земля же здесь настолько успешно обрабатывалась, что она столь же плодородна, как и земля во внутреннем Китае. Люди здесь платят те же налоги и отбывают те же повинности, что и их соотечественники, живущие во внутреннем Китае. За всю свою жизнь они еще не видели военных действий. По сравнению с первыми годами правления императора Канси и Юнчжэна, когда огонь войны угрожал Пекину, когда люди, /живущие/ у границы были подвержены постоянной опасности, когда правительство было вынуждено перебрасывать все обеспечение через бескрайнюю пустыню в Кобдо и Баркюль, чтобы вести отчаянную борьбу, которая стоила нам более чем 70 млн. лянов государственных средств, - в какой период было больше пустой траты денег? Кроме того, когда внутренний Китай становится более и более перенаселенным, в Синьцзяне мы нашли богатые необработанные земли... Просто глупо думать об отказе от Синьцзяна ради экономии средств, которые никогда и не тратились". (11, цз.4, л.15). Вэй Юань в данном случае обосновал точку зрения маньчжурского правительства, которое полагало, что во всех смыслах будет выгоднее охранять границу к западу от Синьцзяна, вместо того, чтобы, отказавшись от этих земель, приблизить ее к Пекину. Вдобавок, с финансовой точки зрения, он полагал более разумным использовать богатые ресурсы нового владения для содержания пограничной армии, тем самым, ослабив бремя внутреннего Китая. Вэй Юань ощущал нестабильность положения Китая в Синьцзяне, он отдавал себе отчет в русско-английском противостоянии в Центральной Азии и предполагал, что Британские политики опасались Российского проникновения в Афганистан и северо-западную Индию. Позиция русских представлялась ему идеальной, чтобы потеснить "Владычицу морей" в этой части света. Ему даже хотелось бы, чтобы Россию подвигли ввести войска в северо-западную Индию через Афганский Гиндукуш. Предполагалось, что подобное развитие событий привело бы к тому, что англичане оказались бы втянуты в операцию в северо-западной Индии и отвели бы из Бенгалии свои войска. (590, 146). Второе направление политики Цинов в Синьцзяне - поддержание хотя бы нестойкого этнического равновесия между народами таким образом, чтобы маньчжуры могли управлять ими всеми - явствует из правительственных установлений, введенных в Синьцзяне после того, как Джунгария и Кашгария были покорены при Цяньлуне. Вместо немедленного превращения новых земель в провинцию, маньчжурское правительство обратило их в императорское наместничество, учредив должность военного губернатора Или, генерал-губернатора Урумчи, многочисленных помощников военного губернатора, командующих дивизиями (дуй) и прочих чиновников (11, цз.12, лл. 24-25). Все эти чиновники были исключительно "знаменными" (т.е. принадлежали к "восьми знаменам" - организационным единицам, из которых состояла маньчжурская армия). Пять дивизий (дуй) военных колонистов были установлены в стратегически важном Илийском районе после передислокации маньчжуров из столицы, солонов-маньчжуров из Амурского района, а также монголов, чахаров и ойратов. Даже население провинции Шэньси и Ганьсу постоянно находилось под руководством "знаменных" маньчжуров, хотя и не столь безоговорочно, как в Синьцзяне. Отказ от назначения китайцев на руководящие чиновничьи посты в Синьцзяне был подтверждением того, что цинское правительство намеревалось сохранить эту территорию под прямым и строгим контролем маньчжурских феодалов. Планомерная миграция населения из различных районов империи в Синьцзян после завоевания была еще одной иллюстрацией этой политики, которая упрощала для маньчжурских чиновников задачу управления всеми народами, населявшими район. Маньчжуры претендовали на то, что, будучи властителями судеб всех народов Синьцзяна, они, якобы, не имели предубеждений ни против коренного населения, но против китайцев. Поэтому, как предполагалось, они могли (по крайней мере, теоретически) оценивать любую ситуацию и каждый факт по существу, без предвзятости. В этом отношении показателен отрывок из указа императора Тунчжи, при котором Синьцзян был возвращен век спустя (Цзайчунь, 1862-1875 гг. правления): "За более чем 100 лет после покорения нами Джунгарии и Восточного Туркестана мы всегда одинаково относились ко всем подданным. Однако дунгане, проживавшие во внутреннем Китае, подняли бунтовщиков, четко отделяя добрых людей от дурных... /.../ Приказываю всем чиновникам в Синьцзяне карать бандитов, как было сказано в предыдущем указе. Уничтожая руководителей разбойников, нет необходимости убивать всех мусульман..." (12, цз. 76, л.14). Все это вылилось в официальное обоснование цинской политики, которое позже было сформулировано в следующем лозунге: "Мы не имеем предубеждений ни против мусульман, ни против китайцев, но мы имеем их против злых людей". (12, цз. 76, л.15). Несомненно, что под так называемым "злом" подразумевались все действия, шедшие вразрез с интересами маньчжурского правительства. До тех пор, пока эта политика проводилась в жизнь, власть маньчжуров над северо-западным Китаем была, по их мнению, неколебима.
      3. СИТУАЦИЯ В СИНЬЦЗЯНЕ ДО ПОХОДА ЦЗО ЦЗУНТАНА Представляется необходимым дать краткую характеристику событиям, предшествовавшим развертыванию внутриполитической дискуссии, являющейся основным предметом настоящего исследования. В ходе восстания уйгуров и дунган большинство правительственных маньчжурских чиновников Синьцзяна были убиты или обращены в бегство; ситуация в районе крайне обострилась. В результате разразившегося в Шэньси в 1862 г. мусульманского восстания маньчжурские чиновники в Синьцзяне оказались практически отрезанными от Китая. В общих чертах ход антицинского движения в Джунгарии и Кашгарии в 1864-1865 гг. был следующим. В июне 1864 г. произошло первое открытое выступление жителей Кучара (Куча). Поводом для начала антицинских выступлений послужили распространившиеся слухи о том, что маньчжурские власти подготавливали акции по поголовному уничтожению всего местного дунганского населения, подозревавшегося в сочувствующих настроениях по отношению к своим восставшим одноплеменникам в Шэньси и Ганьсу. Уже на этом начальном этапе к восставшим дунганам немедленно присоединились уйгуры. В течение одних суток повстанцы овладели городом, одержав победу над цинским гарнизоном, и восстание распространилось в окрестных местностях. Следующую брешь в устоях цинского военного владычества в Синьцзяне пробило восстание в Урумчи, где, как и в Кучаре, ядром восставших также стали дунгане. В частности, в Урумчи повстанцами был захвачен один из крупнейших оружейных складов в Джунгарии и Восточном Туркестане. К середине июля, когда по тому же кучарскому сценарию к дунганам примкнули уйгурские повстанцы, Урумчи был, практически, весь захвачен восставшими, а к началу октября того же года пала и цитадель маньчжуро-китайского гарнизона. После успеха в указанных двух центрах, в руки восставших народов Синьцзяна переходили один за другим города и уезды: в середине сентября 1864 г. - Пукан, в конце октября - Шихо, в декабре - Цзимуса, а после падения в начале марта 1864 г. Гучэна, практически, весь Урумчинский округ (за исключением Баркюля) отошел от владений Цинской империи. Следующим городом, где с новой силой вспыхнула антицинская борьба, стал Яркенд, где дунганские повстанцы, в результате внезапного нападения на маньчжуро-китайский гарнизон, уничтожили около двух тысяч солдат (261, с. 1310. После Яркенда восстание вспыхнуло в Хотане, затем в Турфане (авг. 1864 г.) Серия антицинских выступлений завершилась восстанием в Чугучаке, начавшемся в конце января 1865 г. и продолжавшемся более двух месяцев. Восстание привело к победе местного населения (9, 330-337). По своему характеру движение 1864-1865 гг. было вполне общенародным и имело в основном антицинскую, антикитайскую направленность. Естественно, что восстания проходили главным образом под религиозными лозунгами "газавата" ("войны против неверных") (393, с. 36), но, тем не менее, не потеряли от этого своего освободительного характера. В результате победы восстаний на территории Синьцзяна там возникло пять самостоятельных государств: Кучарское, Хотанское и Кашгарское - в Восточном Туркестане, Урумчинское и Кульджинское - в Джунгарии. Объективная историческая необходимость развития экономики региона и противостояния давлению со стороны Цинской империи привели в скором времени к объединению в 1867 г. Восточного Туркестана в рамках государства Йэттишаар, правитель которого Якуб-бек, к 1872 г. овладел, практически, всей территорией нынешнего Синьцзяна за исключением Комула (Хами) и Баркюля, оставшихся во владении Цинов и части Илийского края, занятого русскими войсками в 1871 г.
      4. НЕСАНКЦИОНИРОВАННОЕ НАЧАЛО ДИСКУССИИ О СУДЬБЕ ЦИНСКОГО ВЛАДЫЧЕСТВА В СИНЬЦЗЯНЕ. Как можно видеть, восстания охватили за два года большую часть территории Синьцзяна, на которой происходили столкновения между маньчжуро-китайскими войсками и местным населением. Уже в это время, как выяснилось, маньчжурские чиновники в Синьцзяне не были едины в своем мнении о дальнейшей судьбе этого владения Цинов. 1864-1866 гг. характеризовались успешным развитием национальноосвободительного движения в Джунгарии и Восточном Туркестане: были отбиты единичные города и уже в середине 1866 г. Джунгария (за исключением Баркюля) и Восточный Туркестан практически полностью отделились от Цинской империи. Таким образом, этот этап противоборства восставших с маньчжурами завершился практически полной победой освободительного движения. Именно в свете описанных событий, как говорилось во введении, перед цинской администрацией как в Пекине, так и в Синьцзяне, со всей остротой встал вопрос о характере дальнейшей политики в отношении отпавших от Китая централизованных районов. Решение этой проблемы вызвало оживленные споры. Некоторые высшие сановники и военачальники предлагали остановиться на решении вопроса о возвращении утерянных территорий мирным, дипломатическим путем, через признание независимости Джунгарии и Восточного Туркестана (образовавшихся там государств). Сторонники такой позиции ссылались на переживаемые цинским Китаем трудности политического и экономического характера. Другая часть официальных лиц в цинском правительстве выступала за самые решительные военные действия и подавления восстаний. Основными доводами сторонников мирного разрешения синьцзянского вопроса были ссылки на организационную и финансовую сложность подготовки карательного похода в Синьцзян. Среди влиятельных лиц, поддерживавших эту точку зрения, по свидетельству Ли Хунчжана, был даже влиятельнейший китайский политический деятель при тогдашнем правительстве Цзэн Гофань (1811-1872), командующий Хунаньской китайской армией, выдвинувший предложение "отказаться от территорий к западу от Цзяюйгуаня"9. Что же касается чиновников, осуществлявших командование цинскими войсками в Синьцзяне, то они оказались в наиболее сложном положении и, естественно, опасаясь непосредственно грозившей им опасности и ответственности, выступали за свертывание военных действий в Джунгарии и Восточном Туркестане. В частности, после того, как Урумчи попал в руки восставших (1865), а Или оказался в изоляции, наиболее важные события происходили в Баркюле. Линдуй дачэнь (комендант) Баркюля Нарцзи (Наэрцзи), как и чжэньдидао (интендант) Баркюля и Урумчи Вэнь Линь, отвечал за оборону района. Эти два чиновника одними из первых выразили озабоченность будущим маньчжурской власти в Синьцзяне, имея в своем активе бои с повстанцами с декабря 1864 г. В 1865 г. они докладывали двору следующее: "Подавление мусульман и возвращение Синьцзяна потребует сотен тысяч хороших солдат и десятки миллионов лянов, войны в течение нескольких лет и /повлечет за собой/ нестабильность до тех пор, пока мир и порядок не смогут быть со временем восстановлены. И все же это будет временно и ненадежно. Мы предлагаем Вашему Величеству попросить гунов, чжухоу, членов Военного совета (Цзюньцзичу), глав департаментов, так же, как и цензоров, обсудить то, что следует сделать и объявить решение в специальном указе, которому мы и подчинимся". (12, цз. 108. лл. 8, 9). Так впервые уже в ходе восстания правительству был высказан недвусмысленный совет отказаться от Синьцзяна. Однако, как и следовало ожидать, двору такая идея не могла понравиться, и в ответ последовали решительные указания: "Восстание мусульман в Синьцзяне определенно должно быть немедленно подавлено. Что еще можно предпринять? О чем вы думаете, когда предлагаете подобное? Ваши решения просто опрометчивы и глупы. Отныне, если вы оставите хотя бы один камень нетронутым в /деле/ решения проблемы, Его Величество накажет вас за уклонение от исполнения своих обязанностей и привлечет вас к ответственности за неблагоприятный /для нас/ ход событий". (12, цз. 108, л.15). Однако эти два чиновника не были одиноки в своих колебаниях относительно целесообразности удержания Синьцзяна под властью Цин. Их точку рения поддерживал, в частности, тарбагатайский цаньцзань дачэнь Ли Юньлин, который после падения Или в 1866 г. в докладе трону сформулировал альтернативу, стоявшую перед правительством: "касательно проблемы Синьцзяна сегодня, мы должны знать, что отдать, а что оставить... Сейчас страна (Китай - Д.Д.) опустошена как в военном, так и в финансовом отношении. Вместо того чтобы дать людям отдых, хотят вести войну в районе пустынной границы. Это не метод управления государством. Надо решить, как быть дальше - признать самостоятельность Синьцзяна - или покорить его. Лучше отказаться от Синьцзяна. Иначе будут только разговоры и бездействие" (12, цз.127, лл. 19-20). Двор вновь отклонил это предложение на том основании, что отказ от Синьцзяна представил бы "угрозу государственной безопасности". Что касается приверженцев идеи о необходимости кардинального решения синьцзянской проблемы путем военного похода, то основным их аргументом было соображение, что "потеря" Джунгарии и Восточного Туркестана создаст постоянную угрозу безопасности западных границ Цинской империи. Так, Цзо Цзунтан писал в своем докладе, что до того, как вести войска в Шэньси, где происходили значительные волнения мусульманского населения, необходимо "усмирить бунтовщиков во внутреннем Китае", потом усмирить Шэньси, и только потом - Синьцзян, лишь таким образом, утверждал он, можно будет обеспечить перевозки продовольствия, беспрепятственное продвижение войск и, вообще, "уничтожить всяческие нежелательные последствия" (12, цз.146, л.2). Лидером группировки, разделявшей мнение Цзо Цзунтана, был сводный брат императора Сяньфэна (1851 -1861 гг. правления), великий князь (гун) Чунь (И Хуань), который даже предложил лично возглавить карательную экспедицию на Запад. В меморандуме трону князь Чунь писал, что в последние годы "военные дела в собственно Китае подходят к концу", имея в виду подавление восстаний в Срединном государстве. Он высказывал мнение, что в настоящее время наиболее важной заботой для всех, кто печется о безопасности окраин Цинской империи являлись так называемые "оба пути на Северо-Западе" (т.е. Джунгария и Восточный Туркестан). "Если положение дел на периферии нашей империи не будет урегулировано, - писал князь Чунь, - то, как указывал в своем декрете Вэньцзун Сяньхуанди (император Сяньфэн - Д.Д.), скоро Внутренний Китай останется незащищенным, как зубы, не закрытые губами. Это всегда считалось трудной задачей еще основателями нашей династии из-за /сложных/ географических условий, но история многократно подтверждала правильность /владения территорией Синьцзяна/. Нижайше прошу приказания Вашего величества разрешить мне отбыть на Запад с войсками и начать поход, чтобы я мог победой ответить на Ваше благорасположение" (12, цз. 134, лл. 21-24). К началу 1966 г., в результате подавления Тайпинского восстания (1864), внутреннее положение Цинской империи несколько стабилизировалось. В это время цинское правительство уже могло начать широкую кампанию по ликвидации остальных очагов возмущения цинским режимом - восстаний нянцзюней, дунган Шэньси и Ганьсу, а также по ликвидации независимых государств в Джунгарии и Восточном Туркестане.
      5. КАДРОВЫЕ ПЕРЕСТАНОВКИ И ИНТРИГИ ВОКРУГ МУСУЛЬМАНСКОЙ КАМПАНИИ. ЦЗО ЦЗУНТАН. В 1866 г. Цзо Цзунтан был назначен генерал-губернатором Шэньси и Ганьсу. Этот политический деятель вошел в прочное доверие цинского правительства еще в период подавления Тайпинского восстания. Цзо Цзунтан (второе имя - Цзи Гао, посмертное имя Цзо Вэньсян), личность которого вызывает в настоящее время столь широкий интерес в историографии, в частности, китайской, был характерным представителем той части китайских шэньши, которая смогла сделать карьеру при господстве иноземной династии. Не сумев достичь каких-либо высот на традиционной научной стезе (он сдал экзамен лишь на степень цзюйжэня и трижды провалился на экзамене на степень цзиньши), ведшей к чиновничьей карьере, он выдвинулся, став одним из организаторов хунаньских помещичьих отрядов для борьбы с тайпинами (1850-1864 гг.). (6, цз. 2, лл. 8-9). Таким образом, свою карьеру Цзо Цзунтан начал с должности суляо (частного лица - помощника) у Хунаньских сюньфу (военных губернаторов) Чжан Лянцзи и Ло Бинчжана. Цзо продолжал мечтать о государственной карьере; "Цин шигао" подчеркивает его интерес и знания в области экономики и географии - уже смолоду - Синьцзяна. (59, цз. 75, л.2). В 1861 г. Цзо начал служить всерьез: из родной Хунани он переезжает по службе в Цзянси, а после, по рекомендации Цзэн Гофаня, в 1862 г. возглавляет войска провинции Чжэцзян уже сам в должности сюньфу. С этого времени имя Цзо Цзунтана зазвучало в одном ряду с такими видными представителями милитаристских кругов Китая, как Цзэн Гофань и Ли Хунчжан. Подобно своему более младшему современнику, антагонисту и сопернику Ли Хунчжану, Цзо был с самого начала своей карьеры замечен, пригрет и выдвинут признанным лидером китайских политических кругов времен поздней Цин - Цзэн Гофанем, у которого оба состояли в подчинении со времен войны с тайпинами. 1866 г. застает удачливого полководца Цзо Цзунтана, одержавшего серию остроумных побед над тайпинами (особенно, в Шанхае) в должности цзунду (наместника) провинции Шэньси и Ганьсу, откуда и начался завершающий этап его карьеры - борьба с восставшими нянь (1868 г.) и мусульманами Шэнь-Гань и Синьцзяна, когда императрица Цыси впервые позволила ему самостоятельно брать займы у иностранцев. Говоря о карьере Цзо в Шэнь-Гань, нельзя не заметить, что именно с 1866 г. он стал особенно быстро делать карьеру, занявшись подавлением дунганских восстаний под руководством Байяньху и Ма Хуанлуна в этих провинциях. И здесь, как уже говорилось, он проявил крайнюю жестокость и склонность к нечистым методам. А после Сичжэна - Западного похода Цзо и вовсе получил в народе прозвище "Цзо-туфу" ("палач Цзо"). Итак, лишь после усмирения восстания дунган в Шэнь-Гань и няньцюней, с лета 1868 г. Цзо Цзунтан мог вплотную заняться дальнейшей борьбой с мусульманскими "инсургентами". До появления на сцене Цзо Цзунтана, особых "успехов" в борьбе маньчжуров с дунганскими повстанцами не наблюдалось: не существовало еще определенной тактики по отношению к восставшим, и прежние руководители кампании - маньчжуры Шэн Бао, До Лун'а, Энь Линь и Си Линь - колебались между крайностями военного истребления восставших и попытками улестить их вождей (524, р. 165). Поворотным моментом в войне стало прибытие Цзо Цзунтана в Сиань (Шэньси) 26 ноября 1868 г. Несмотря на первоначальные неудачи, к осени 1869 г. Цзо Цзунтан потопил в крови восстание в Шэньси. После этого он двинул свои войска в Ганьсу и Нинся, и в начале 1870 г. его генерал Лю Суншань (второй человек в окружении Цзо Цзунтана, весьма ценившийся вдовствующей императрицей - регентшей Цы Си) атаковал центр восставших - Цзиньчжибао в Нинся. Восставшие упорно оборонялись. Лю Суншань был убит в бою и командование армией было поручено его племяннику, тогда 26-летнему Лю Цзиньтану. Взятие Цзиньчжибао в 1871 г. стоило маньчжурам потери 71 батальона (приблизительно 35 тыс. 500 человек) из 141, задействованного в целом в Шэньси, Ганьсу и Цинхае. На следующем этапе борьбы с восставшими один из руководителей повстанцев - Ма Вэньлу 6 марта 1872 г. сдал город Ханчжоу, а полгода спустя Цзо Цзунтан победителем вошел в Шаньчжоу. Заключительной вехой пятилетнего подавления восстания была капитуляция Ма Вэньшу, возглавлявшего дунган в их последнем опорном пункте - Сучжоу (ноябрь 1879 г.). Лишь знаменитому шэньсийскому предводителю дунган Бай Яньху удалось уйти в Синьцзян, где он присоединился к правителю государства Йэттишаар Якуб-беку (40, цз. 5, л.15; 357). Биограф Цзо Цзунтана Бэйлз не сомневается в том, что "в глубине души" Цзо Цзунтан уже в период "шэньсийской" кампании решил для себя вплотную заняться восстановлением власти империи вплоть до подножия Памира. Хотя в источниках нет указаний на то, что он говорил об этом в то время, к такому мнению можно присоединиться, учтя интерес, который Цзо Цзунтан проявлял к сбору информации о состоянии дел в Синьцзяне. Представляется, что в то время Синьцзян был основной целью военных амбиций Цзо Цзунтана. Судя по всему, Цзо пришел у мысли о военном походе на северо-запад еще до своего отъезда из Ханькоу весной 1868 г. К 1874 г., после того, как нянь были разгромлены, после подавления мусульман к востоку от Сучжоу, проблема Синьцзяна встала во главе угла. Даже в столь напряженной обстановке, как тогда, некоторым цинским политикам представлялось, что трудности, которые приходилось преодолевать в ходе кампании по подавлению мусульманских восстаний, не кончатся с усмирением Шэньси и Ганьсу (ноябрь 1873 г.). Правительство потратило на эту пятилетнюю кампанию 40 млн. лянов, и, по мнению цинской администрации, все шло к тому, что Синьцзян будет следующим этапом кампании по восстановлению и укреплению власти империи на северо-западе от собственно Китая (40, цз. 45, лл. 38-39).
      5. ТАЙВАНЬСКИЙ КРИЗИС. Именно в это время в японо-китайских отношениях возник кризис, вызванный попытками Японии (при пристальном внимании США в лице их консула в Амое генерала Чарльза У. Ле Джендра) захватить остров Тайвань (см. подробнее 641). В первые пять лет после так называемой "революции" (реставрации) Мэйдзи (1867) Япония проводила "ревизию" своих владений по всем четырем сторонам света. Острова Рюкю (кит. Люйцюй) находились в двойном подчинении и Китая, и Японии в течение 250 лет, платив "дань" первому с 1723 г., и одновременно, будучи завоеванными второй - Японией - дважды: последовательно в 1185 и 1609 гг., что не устраивало Японию. Поводом для принятия островов под начало Японии стало убийство рыбаков с Рюкю аборигенами Тайваня (1871-72 гг.). Вновь созданное японское Министерство иностранных дел (Гаймус?) командировало своего посла Датэ Мунэки в Тяньцзинь для заключения японо-китайского договора с Ли Хунчжаном (1871 г.). То был первый договор, заключенный между двумя дальневосточными государствами, однако он не уберег Китай от соперничества с Японией на восточном направлении: в мае 1874 н. Стало известно, что японский флот достиг Тайваня с целью выяснить обстоятельства резни рюкюских рыбаков. Получив в Тяньцзине информацию о вторжении японских кораблей на островную часть территории Цинской империи, Ли Хунчжан отправил в Цзунли ямынь доклад с предложением направить бывшего губернатора Фуцзяни Шэнь Баочжэня на Тайвань во главе нескольких тысяч войска и флота для оказания отпора японцам. 14 мая 1874 г. император издал соответствующий указ. Долгие военно-дипломатические маневры закончились подписанием в Пекине 31 октября 1874 г., договора, по которому противоречия в отношениях двух сторон были урегулированы мирными средствами: агрессору - Японии выплатили полмиллиона лянов (100 тыс. - семьям жертв, 400 тыс. - самим японским властям за строительство на Тайване зданий и дорог в течение конфликта) (641, р. 243). На деле это означало принятие Китаем притязаний Японии на суверенитет над островами Рюкю10 и сохранение китайской юрисдикции над Тайванем. (641, сс. 46-48). Для Китая японская экспансия на Тайване стала неожиданным уроком: пекинский двор был в ужасе от внезапно обнаружившейся беззащитности Китая перед лицом Японии, и необходимость усиления военного потенциала для защиты восточного побережья стала очевидной. Сановники Цзунли ямыня, похоже, впервые осознали, что для разговора с другим государством за столом переговоров было необходимо иметь за спиной соответствующую военную мощь для подкрепления своей позиции. Переговоры в Пекине явились беспрецедентным случаем, когда две дальневосточные державы договорились о своих разногласиях на равноправной основе, не будучи ни победителями, ни проигравшими в войне. Несмотря на то, что японцы, фактически, бойкотировали Ли Хунчжана, и он мог лишь косвенно подавать советы Цзунли ямыню, его опосредованное влияние помогло Вэнь Сяну урегулировать спорные вопросы вполне приемлемым образом, а Ли Хунчжан сделал для себя вывод о необходимости обезопасить восточное побережье Китая. Именно тогда и возник вопрос о том, может ли Китай осуществить свою военно-морскую программу, одновременно начиная дорогостоящую кампанию в Синьцзяне. По вопросу о неотложности и, главное, первостепенной важности приложения усилий либо в области обороны побережья ("хайфан"), либо "укрепления границ" ("сайфан"), как тогда называли возвращение Синьцзяна в политических кругах, разгорелись бурные дебаты. Естественно, что высшие чиновники прибрежных провинций в большинстве своем поддерживали военно-морскую программу. Вероятно, они яснее видели, что угроза, исходящая от Японии, была более реальна, чем угроза различного рода эфемерных "эскалаций напряженности" в Центральной Азии. Таким образом, к 1874 г. в правящих кругах Китая сложилось два взгляда на политику в отношении Синьцзяна: первый, предусматривающий отказ от Синьцзяна, высказывался представителями группировки Ли Хунчжана, а сторонников возвращения Синьцзяна ценой любых, пусть даже самых решительных расправ и больших материальных затрат возглавлял Цзо Цзунтан, уже успевший соответствующим образом "зарекомендовать" себя прежде. В конце лета 1874 г. маньчжурское правительство возложило на урумчинского дутуна, маньчжура Цзин Ляня (1823-1885) осуществление военного похода против повстанцев на территории Джунгарии и Восточного Туркестана. Ему было присвоено звание императорского полномочного комиссара по военным делам в Синьцзяне (циньцай дубань Синьцзян цзюньюй). Цзо Цзунтану пока отводилась лишь роль заведующего финансовыми делами и продовольственным обеспечением войск Цзин Ляня. Помимо этого инициатива Цзо Цзунтана была значительно скована присылкой ему в помощь нэйгэ сюэши (члена императорского секретариата) Юань Баохэна (12, цз. 289, лл. 8-10). Такая расстановка руководящих сил в армии, несомненно, вызвала недовольство Цзо Цзунтана, который был против подчинения большей части своей армии маньчжуру Цзин Ляню и обеспокоен установлением контроля Юань Баохэна над финансовой стороной его деятельности. Поэтому Цзо Цзунтан всячески подчеркивал в своих докладах в столицу ненужность миссии Юань Баохэна, а Цзин Ляня стремился оттеснить на задний план с целью занять его место.