12. НОЧЬЮ В КВАРТИРЕ ГРОМОВА

– У тебя глаза светятся, не смотри на меня…

– Это от приемника.

– Все равно… зеленые, как у кошки…

– Это от приемника… Хочешь выключу?

– Не надо… Пусть играет… А глаза я закрою. – Леночка прикрыла ладонью глаза Громова.

Они лежали на узкой холостяцкой кровати Евгения Семеновича. В комнате было светло от встававшей луны, от еще не успевшего потемнеть неба и от реки, протекавшей неподалеку за окном. Где-то рядом настойчиво и монотонно ныл комар.

– Я хочу есть, – сказал Громов.

– Холодильник, конечно, пустой?

– Там еще остались шпроты и колбаса.

Леночка набросила на себя рубашку и прошла в кухню. Евгений Семенович слышал, как она в темноте при свете лампочки холодильника готовит бутерброды.

– И принеси коньячку! – крикнул Громов.

В буфете звякнули рюмки. Мягко, коварно захлопнулся холодильник.

– Не могу найти лимона. – Голос у Леночки был деловитый, как у всех женщин, когда они попадают на кухню, пусть даже чужую.

– Мы его съели. Больше нет. Обойдемся.

Послышалось журчание воды: Леночка вымыла руки.

Она постоянно мыла руки, словно врач.

Из открытого окна потянуло свежестью. Запахло тиной, мокрыми камышами, лягушками, сырым песком. Евгений Семенович жадно втянул воздух, волнующий детскими воспоминаниями, и натянул простыню до подбородка.

Пришла Леночка, села на край кровати, поставила тарелку с бутербродами Евгению Семеновичу на грудь. В ее правой руке, зажатые между пальцами, позвякивали рюмки.

– У тебя дрожат руки? Ты замерзла?

– Нет… Я просто нервничаю.

– Боишься, кто-нибудь придет?

– Нет… Я знаю, к тебе никто не придет. Ты нелюдим. Хотя у тебя огромная квартира. Зачем тебе такая квартира?

– Ты боишься, что…

– Не говори про это.

– Поэтому, да?

– Вся моя жизнь изменилась…

– Моя тоже. Давай выпьем за это.

– Давай.

Он приподнялся на локте и взял из ее руки рюмку. Звон стекла на мгновение заглушил писк комара и далекий шум деревьев – это шумел под ветром дубовый лес за речкой. Иногда доносилось урчание машин, осторожно пробиравшихся через хлипкий деревянный мост.

– Кончилась пластинка… Хочешь еще включу?

– Включи…

– Что?

– Поставь наугад.

Леночка, морщась, выпила рюмку, подошла к приемнику и поставила пластинку. Зазвучал вальс Штрауса.

– Вечная мелодии.

– Да…

Леночка опять села на кровать.

– Хочу, чтобы всегда было так: ночь, ты и музыка.

Он обнял ее за талию.

– Глупая. Так не бывает…

Она вздохнула.

– К сожалению.

– Возьми бутерброд, а то я все съем.

– Не хочу… Мне приятно так…

– Ты, как пьяница, не закусываешь. Иди ко мне, а то замерзнешь.

– Подожди… Я хочу сказать… В ту ночь, когда ты вдруг подошел ко мне в темноте… в пещере… Я сразу поняла, что произойдет такое… Вся моя жизнь словно раскололась на две части: прошлую и будущую… Я, наверно, предчувствовала… Я тогда подумала: вон кто-то идет. Чьи-то шаги. Это шаги судьбы… Я ни капли не испугалась, даже обрадовалась… Кто бы ни вышел из-за поворота, все равно прежней Лене конец, будет новая… Хорошо, что это оказался ты. Ты мне всегда очень нравился.

– Ты вся тряслась.

– Это от неизвестности… Но я, честно, не боялась… За те часы, что я пробыла одна, я уже похоронила себя… и шаги означали для меня новую жизнь… Даже если бы пришел Старик…

– Не надо про это.

– Хорошо, что пришел именно ты.

– Я тебя искал повсюду… Кричал, бежал…

– Меня одну?

– Всех, но тебя особенно.

– Я все думаю об этом командированном…

– Его найдут… Он не мог далеко уйти.

– Не найдут… Его поманил Старик… Я сама видела…

– Выбрось этот бред из головы. Мы же договорились.

– Ладно… Теперь все это позади… Как интересно устроено в мире. Я жила размеренно, скучно, каждый день одно и то же. Хоть от мужа ушла, а то бы уже народила кучу детей… И вдруг все изменилось. Понеслось в бешеном темпе. Неизвестность впереди. Риск. Каждый час – как год… Я даже не знала, что так можно жить… Представляешь, даже не подозревала… Оказывается, можно, да еще как интересно. Не встреть я тебя, так бы и ссохлась в этом Петровске. Оглянуться не успела бы, а уже старуха. И ничего не видела. Ничего не испытала. Самое главное, считала бы, что это нормально… Потом бы меня закопали, и все. А ведь посмотри, какое у меня молодое, сильное, красивое тело!

Леночка сбросила рубашку.

– Я знаю… Оденься, а то холодно,

– И я здорова.

– Ну и прекрасно. Успокойся.

– Мне только двадцать семь. Еще десять лет я буду красивой, сильной! Представляешь? Целых десять лет! Ты меня не разлюбишь за десять, лет?

– Нет, конечно.

– Может, и разлюбишь. – Леночка сразу сникла. – Встретишь какую-нибудь получше, помоложе, но года два ты все равно мой. Никуда от меня не денешься, мы с тобой связаны теперь одной веревочкой. Когда мы уедем?

– Ты же знаешь. Сейчас нельзя.

– Ну приблизительно?

– Может быть, через полгода… Если все будет хорошо…

– Все будет хорошо. Я верю тебе. Ты такой умный, такой решительный… Ничего не боишься.

– Хочешь бутерброд?

– Нет.

– Тогда я доем.

Евгений Семенович доел бутерброд. Леночка смахнула с его груди крошки и отнесла на кухню тарелку и рюмки.

– Значит, еще полгода.?

– Да.

– Я никогда не ездила на теплоходе… Сколько прожила, а не ездила…

– Ну вот теперь поедешь.

– И мы построим себе дом в горах…

– Да.

– Как это здорово – дом в горах… Свежий ветер… Я повешу на окна занавески с птицами… Ветер будет трепать занавески, и будет казаться, что птицы прыгают…. И я посажу маленький огород для себя… помидоры, огурцы, капусту, морковку… Веранду построим на восток, чтобы утром солнце…

– Хватит болтать, иди ко мне.

Леночка скользнула под простыню: тело у нее было гладкое и холодное, словно мраморное.

– Милый, – шепнула она, прижимаясь. – Мне жалко его… Мы ведь на его несчастье строим свое счастье…

Он нашел ее губы.

13. НОЧЬЮ В АВТОБУСЕ

Костя видел в окне ее отраженный профиль. Женщина достала из сумочки зеркальце, потом помаду, чуть подвела губы. Через минуту она смахнула с плеча пушинку. Ее лицо летело по оврагам и посадкам.

– Странно, – сказал Костя, не обращаясь прямо к соседке, – автобус совсем пустой.

Женщина чуть повернула голову в его сторону.

– Наверно, у завода сядут, – сказала она.

Но автобус прошел мимо заводских ворот – на остановке под фонарем не было никого. Костя, пригнувшись, посмотрел на заводоуправление. Все окна были темны, значит, Леночка дома…

– Вы живете в Петровске? – спросил Костя. – Что-то я вас ни разу не видел.

– Нет. Я приезжала в гости. – Женщина ответила сухо.

Костя откинулся на спинку сиденья. У соседки был красивый профиль и красивая грудь.

«Если она живет в Суходольске, – подумал Костя, – надо с ней провести завтрашний день. Что я – хуже других? Или не командированный?»

Костя усмехнулся, посмотрел за окно. Автобус уже выбрался за город и мчался по автостраде, разрезая ночь лучами фар. Мелькали белые, как горящие свечки, столбы с расходящимися сияющими нитями – проводами.

– Вы сами из Суходольска? – спросил Костя, повернувшись к соседке.

– Да.

– Работаете или учитесь?

– Работаю.

– Если не секрет – где?

– Секрет.

– Вот как… Значит, военная тайна?

– Значит, военная.

Женщина закрыла глаза, давая понять, что не хочет больше поддерживать разговор.

«Какая-нибудь паскудная работенка, – подумал Костя. – А может быть, от меня разит винищем… Ну и пусть…»

Костя обиделся и отвернулся к окну. Мотор ровно гудел. Шофер, попыхивая сигаретой, с любопытством поглядывал через зеркальце в салон: наверно, его тоже интересовала эта женщина. От стенки исходило тепло, и Костя задремал.

Проснулся он от толчка. Автобус стоял. В открытые передние и задние двери с гомоном протискивались люди. Они громоздили в проходе и на сиденья плетеные кошелки, мешки, ведра. Люди были в мокрых брезентовых и синтетических плащах. Видно, только что прошел дождь. От дверей тянуло холодом, от плащей пахло свежевспаханным полем и мокрой коровьей шерстью. Шофер, стриженный наголо, в кожаной куртке, похожий на уголовника, в проходе продавал билеты.

«На базар едут», – подумал Костя и опять задремал, привалившись к теплой стенке. Разбудила его мягкая и теплая тяжесть на правом плече. Он скосил глаза. Соседка спала, положив голову на его плечо. Ее рука полуобнимала Костю за грудь. В автобусе было темно, люди расселись, притихли, запах бензина перебил запах дождя, и казалось, что автобус ехал опять пустой.

«Все-таки надо назначить ей свидание, – думал Костя, боясь пошевелиться. – Она в тысячу раз красивее Ленки (он сознательно назвал Леночку Ленкой). Ну ее, зануду…»

Соседка что-то прошептала во сне и еще крепче обняла Костю. Чтобы было удобнее, он положил свою правую руку ей на шею. Теперь они были похожи на мужа и жену или на влюбленных. В освещенном зеленым светом шоферском зеркальце Костя уловил взгляд «уголовника». Наверно, завидовал…

Остановки стали чаще. Народ все прибывал. Уже стояли в проходе. Какой-то дядька в брезентовом плаще, пахнущем овцой, навис над соседкой, притиснул ее совсем к Минакову. Все тело Кости затекло, но он сидел не шелохнувшись.

Наконец замелькали белые одноэтажные дома в садах – пригород. Шофер включил освещение в салоне. Белый, ослепительно яркий свет залил автобус. Соседка вздрогнула, открыла глаза и с удивлением посмотрела на Костю.

– Извините, – пробормотала она, отстраняясь.

Но с другой стороны напирал дядька в плаще, пахнущем овцой, и женщина заняла среднее, неудобное, положение между дядькой и Костей.

– Вы хорошо поспали? – спросил Костя.

Вопрос был глупым.

– Да. Мне, право, неловко… Вам было неудобно.

«Что вы. Наоборот», – чуть было не сказал Костя, но вовремя сдержался.

Женщина потерла глаза. Она была совсем близко, заспанная, домашняя… Костя наклонился к ней и нахально спросил:

– Где мы завтра встретимся?

Она отодвинулась. Удивленно посмотрела на него.

– Встретимся? Зачем?

Костя глянул вверх. Дядька не слушал их, равнодушно смотрел в окно.

– Ну… погуляем… Сходим в кино… У меня завтра свободный день.

– А у меня – занятый.

– Тогда послезавтра?

– И послезавтра занятый.

– Тогда когда же?

– Откуда вы взяли, что я хочу с вами встретиться? – резко спросила женщина.

Костя замолчал и отодвинулся насколько позволяло пространство.

«Ну и черт с ней, – подумал он. – Найду себе другую девушку. Куплю эти идиотские скрепки и махну на танцы».

Между тем автобус пришел на конечную станцию. Крестьяне стали выходить в обе двери, сразу сделалось свободнее, возникли городские запахи: сгоревшим бензином, тополем, мокрым асфальтом, жаренными в подсолнечном масле дорожками. Шофер вылез из кабинки, стал разговаривать с подошедшим человеком в форменной фуражке и с жезлом в руке.

Соседка достала из сумки зеркальце, сухую пудру, помаду.

– Разрешите? – сказал Костя, поднимаясь

Она отодвинула в сторону ноги, освобождая ему проход. Ноги были длинные, голые, красивые. Костя протиснулся в щель, коснувшись своими коленками ее коленок.

– До свидания, – сказал Минаков подчеркнуто сухо.

Женщина не ответила. Она смотрела на то место, с которого только что поднялся Костя, Младший бухгалтер тоже машинально глянул туда.

На сиденье лежала пачка десятирублевок.

– Извините, – пробормотал Костя. Он совсем забыл про эти деньги. Они выпали из кармана плаща…

Минаков нагнулся и взял пачку. Он стоял вплотную к женщине. От нее пахло пудрой и духами.

– До свидания, – сказал опять Костя и сунул деньги в карман. Она подняла голову. В упор посмотрела на него. Глаза у нее были бледно-голубые, почти серые. Точки зрачков то суживались, то расширялись, как у кошки.

– Послезавтра в шесть часов у кинотеатра «Спартак», – сказала женщина. Ее бледные, чуть накрашенные губы едва дрогнули. – Знаете?

– Да, – сказал Костя..

Он вышел из автобуса и зашагал к месту своего ночлега. Шофер хитро посмотрел ему вслед. Минаков кивнул ему, но шофер не ответил.

Перейдя улицу, Костя оглянулся. Женщина стояла в очереди на такси и смотрела в его сторону.

14. УТРОМ В ГОСТИНИЦЕ «ТИХИЕ ЗОРИ»

В половине десятого утра у уборщицы бабушки Клаши остался неубранным только шестнадцатый номер. Весь ее этаж уже давно проснулся, умылся и, топоча ногами и дымя вонючими сигаретами, ушел по своим делам, лишь шестнадцатый номер не подавал никаких признаков жизни.

«Нарезались небось вчера и дрыхнуть, – нехорошо подумала о жильцах бабушка Клаша. – Надоть будить. А на вид приличные люди».

Уборщица постучала в дверь. Ни звука. Тогда она потянула на себя ручку. Дверь открылась. То, что увидела бабушка Клаша, чуть не лишило бедную старушку чувств. За свою долгую жизнь она не встречала ничего подобного. На кровати, связанный бельевыми веревками, лежал человек с кляпом во рту и смотрел на бабушку заплаканными страдальческими глазами. Посреди комнаты валялся желтый кожаный чемодан другого жильца. Он был раскрыт, вещи разбросаны по полу.

– Чур меня! Чур! – вскрикнула уборщица и перекрестилась. Но видение не исчезло. Оно моргало глазами и вроде бы просило бабушку Клашу подойти ближе. Уборщица нерешительно подошла и ухватилась за кляп. После некоторого усилия кляп с клекотом выскочил изо рта командированного.

– Пить… Воды… – прохрипел Сусликов.

Уборщица подала бедняге стакан с водой. Командированный жадно выпил воду.

– Ходишь где-то, старая перечница, – зарычал Сусликов, отдышавшись. – Ты уборку должна в восемь часов делать! А тебя до полудня где-то черти носят! Бери нож, режь веревки!

Старушка послушно схватила лежащий на столе тупой гостиничный нож и стала им пилить крепкую веревку. Командированный помогал ей, напрягая тело.

Наконец веревка лопнула.

Сусликов, кряхтя и посапывая, приподнялся на кровати.

– Проклятый город! – зло сказал он. – Гангстеры, как в Америке! Ни минуты больше здесь!

Командированный соскочил с кровати, но тут же скривился и ухватился за живот.

– Ох! – простонал он. – Звери! Теперь за год не вылечишься! Надо же… Прямо в кровати убивают!

– В милицию надо, батюшка. В милицию надо сообщить…

– К черту милицию! – Сусликов стал лихорадочно собираться. – Поможет тут милиция, если бандитский город. Завтра же бежать из этого логова. Завершить дела и бежать. Немедля завершить дела!

Сусликов кинулся в дверь.

«Странный город, странные воры, – думал бедный командированный, торопливо считая старческими ногами ступеньки. – Соседа ограбили, а к моим вещам даже не притронулись. И пьяный молодой человек копался в соседских вещах. Выходит, и сосед странный. Ну их к черту! Быстрее отсюда!»

Администратор из своего окошечка видела, как вполне приличный седой человек скатился по лестнице и устремился к выходу.

– Мужчина! Вы куда? – закричала администратор. – Ваш квиток?

– Гангстеры проклятые! – услышала она в ответ. – Бандитский город! Будь я проклят, если приеду сюда! Хоть раз!

15. УТРОМ В БУХГАЛТЕРИИ

Первым во всем заводоуправлении на работу являлся Шкаф. Он проходил через проходную, кивнув вахтеру, брал со стены ключ от бухгалтерии и, зажав его в кулаке, пересекал заводской двор. Затем раздавался пушечный удар парадной двери управления, прикрепленной к косяку мощной пружиной – плод деятельности местных умельцев из кузнечного цеха, – и Шкаф скрывался из виду.

С этого момента главный бухгалтер становился единственным властелином большого здания управления. Для верности Шкаф громко спрашивал: «Есть тут кто-нибудь?», хотя твердо знал, что никто еще не пришел, а уборка здания делается вечером, сразу же после работы.

Главбух удовлетворенно хмыкал. Никто не мог подглядеть его тайну.

Да, у Семена Петровича была сокровенная тайна. Тайна стыдная, позорная, недостойная руководителя одного из главных отделов завода. Если бы она вдруг открылась, Семен Петрович сгорел бы со стыда…

Главный бухгалтер остановился в темном коридоре и спросил еще раз уже в полный голос:

– Эй! Есть ли здесь кто-нибудь?

«Будь!» – ответило старое здание гулким эхом.

Семен Петрович немного послушал эхо, настороженно подняв ухо, потом стал раздеваться. Он снял рубашку, брюки, положил их на подоконник и остался в трусах, носках и туфлях. Шкаф сделал несколько приседаний, с шумом выдохнул воздух и вдруг побежал в дальний конец коридора, топоча тяжелыми туфлями по рассохшимся доскам. Добежав до конца, он повернул назад. Случайный зритель вполне мог посчитать Шкафа сумасшедшим.

Главный бухгалтер в пустом здании управления по утрам занимался бегом трусцой.

Повальное увлечение «бегом от инфаркта» не обошло стороной и Петровск, но в отличие от других, более просвещенных, городов жители Петровска мало читали научно-популярную литературу, а потому первых трусящих по городу людей, в основном толстяков в линялых спортивных костюмах, восприняли с изумлением.

Сначала бегущих по тихим улицам, распугивающих гусей и кур «инфарктников» встречали с раскрытыми ртами, долго и пристально смотрели им вслед, особенно старухи, потом стали плеваться: «Срам один, задами перед народом вертят!»

Мальчишки нашли дальше: они улюлюкали и свистели, засунув два пальца в рот, а то а бежали следом, кидая камни.

Петровские же собаки, животные вовсе непросвещенные, с первого дня люто возненавидели бегущих трусцой. Они выходили из себя, рвались с цепи, а беспривязные так прямо преследовали бедняг «инфарктников» сколько хватало сил, рвали брюки на ногах, захлебывались пеной от бешенства.

В общем, чтобы заниматься бегом трусцой в Петровске, надо было обладать большим мужеством; когда бежал «инфарктник», было слышно за несколько километров.

Бегуны попробовали заниматься в городском парке, но, во-первых, парк был слишком мал, а желающих уже много, а, во-вторых, в Петровске люди вставали рано, особенно мальчишки, и когда бы ты ни пришел в парк, там уже было полно зрителей, как во время интересного матча.

– Жми! – кричали несознательные болельщики. – Эй, дядя, догоняй вон ту, т-тую! Гы-ы! Во дает! Обошел на повороте!

И так далее. Даже еще хлеще. Однако понять петровцев все-таки можно: развлечений в городе было мало, а тут такое бесплатное представление, прямо цирк.

Постепенно все занимающиеся бегом трусцой или бросили это дело, предпочитая инфаркт позору, или ушли в глухое подполье, как Семен Петрович.

Главный бухгалтер сразу и бесповоротно стал горячим поклонником нового способа продлять жизнь и поэтому особенно мучительно переживал травлю бегущих трусцой. Сад его просматривался тремя соседями сразу с трех сторон, дом стоял на оживленной улице, бегать было негде; тогда Семену Петровичу пришла оригинальная мысль заниматься трусцой в заводоуправлении. Тихо, свободно, никто не мешает…

Идея полностью себя оправдала. Вот уже несколько месяцев Шкаф бегал по темному коридору и ни разу никто не потревожил его. Никому в голову не приходило, что солидный, неразговорчивый бухгалтер, как мальчишка, носится по коридору, прыгает через колченогий стул, делает упражнения со шваброй, взятой напрокат из женского туалета.

После процедуры Семен Петрович обливался по пояс водой, теперь уже в мужском туалете, крепко вытирался принесенным с собой махровым полотенцем. Одевался и усаживался на свое рабочее место. Когда приходили сотрудники, они видели за столом, как всегда, угрюмого своего начальника, считавшего что-то на арифмометре, плечи уныло опущены, шея вытянута, как у черепахи, спина ссутулена, и никто даже не подозревал, как молодо и гулко билось его сердце, как горячо бежала кровь.

Главный бухгалтер делал по коридору уже двадцатый круг и вдруг споткнулся, закашлялся, чуть не упал, так поразила его вещь, которая попалась ему на глаза.

Под радиатором лежала десятка.

Семен Петрович вытаращился на десятку. За всю жизнь главному бухгалтеру не приходилось находить и рубля, потеря в бумагах двух копеек приводила его в ужас, а тут лежала целая бесхозная, никому не принадлежащая десятка!

Финансовый бог завода привычным профессиональным жестом схватил купюру. Десятка была новенькая, хрустящая, без единого перегиба. Это слегка удивило Семена Петровича. Такие купюры приходили только из банка. Странно…

Семен Петрович потрусил к своей одежде на подоконнике, чтобы положить находку в карман, и вдруг остолбенел. На купюре стояли цифры 69. Эти цифры поставил сам Семен Петрович карандашом, когда пересчитывал в порядке контроля распечатанные деньги, оставшиеся на ночь в сейфе и предназначенные для выдачи на следующий день цехам. Эту десятку никто не мог получить. Не могла же Перова раздавать деньги ночью?

Уже холодея от недоброго предчувствия, главный бухгалтер поспешно оделся и направился к бухгалтерии. Возле дверей вверенного ему отдела Шкаф увидел еще одну зловещую примету: на полу была рассыпана пригоршня меди.

Трясущимися руками Семен Петрович открыл дверь ключом и рывком распахнул ее. Прежде чем войти, главный бухгалтер уже знал, что сейф очищен. Откуда взялось это чувство, было непонятно. За все время работы Семена Петровича, а проработал он на заводе почти тридцать лет, не случилось ни одной кражи. Так что предчувствию вроде бы неоткуда было взяться, тем не менее оно оказалось правильным. Дверца сейфа оказалась широко открытой, на полу валялся выпотрошенный мешочек с мелочью и порванный рубль. Касса была ограблена. Это было первое в истории города ограбление. Ограбление века. Петровского века…

С минуту Шкаф отупело смотрел на следы преступления, затем машинально поднял рубль, расправил и аккуратно положил в сейф – сработала многолетняя бухгалтерская привычка.

Семен Петрович вспомнил детективные фильмы – там до приезда представителей власти опытные свидетели старались ни к чему не прикасаться, не затаптывать следы, а сразу бросались к телефону.

Осторожно ступая, главбух подошел к телефону, обернул руку носовым платком и снял трубку. Потом он набрал цифры 02.

– Дежурный по городу младший лейтенант Кобчиков слушает, – тотчас раздался подтянутый голос. – Алло! Алло!

– Говорит главный бухгалтер Петровского завода… Рудаков.,. У нас ограблена касса…

– Откуда вы звоните?

– Из бухгалтерии.

– Какого черта! – вдруг закричал на том конце провода младший лейтенант Кобчиков. – Я же опечатал вашу бухгалтерию! Я вахтера предупредил, чтобы не лезли!

– Мне никто не сказал… Вахтер сменился… Видно, забыл… А печать я не заметил…

– Как можно забыть про ограбление кассы? Что за дураки эти ваши вахтеры! У вас что, каждый день ограбления?

– Нет…

– Печать сломали и не заметили. У вас что, куриная слепота?

– Нет…

– Черт возьми! – расстроился младший лейтенант. – Теперь все затоптано, залапано…

– Я трубку носовым платком брал.

– Черт! Значит, стерли все следы! – Кобчиков чуть не плакал. – Ну какого дьявола вас принесло в такую рань?

– Я так всегда…

– У вас бессонница, дьявол вас забери?

– Нет…

– «Нет», «нет»! Я собаку из области вызвал! Понимаете, собаку с проводником! Что она теперь делать будет после вас? За вами гоняться?

– Но я ничего не знал, – оправдывался главный бухгалтер. – Я ушел, все было в порядке… Вы бы хоть сказали… Все-таки я главный бухгалтер. – Рудаков стал постепенно обижаться. В самом деле – он ответствен за материальные ценности, а его даже не ставят в известность. Опечатывают нахально его комнату, ничего не сообщив, да еще ругают, когда он приходит на работу. – Так не делают. Я буду жаловаться.

– Ладно, – смягчился младший лейтенант, – запарка произошла. Всю ночь на проводе висим, собаку просим. А телефона у вас дома нет.

– Как это хоть было? – спросил Рудаков почти строго. Теперь хозяином положения был он.

– Кассирша Перова осталась снимать кассу…

– Да. Это я знаю.

– Ночью ворвался ваш пьяный работник. Минаков. Угрожал убить. Избил. Забрал деньги и скрылся. Сейчас мы приедем… Прошу из бухгалтерии выйти и никого не пускать. Ясно?

– Ясно. Давно бы так, – проворчал Шкаф и положил трубку.

Первой прибежала Леночка. Сначала главный бухгалтер не узнал свою кассиршу: лицо распухло до неузнаваемости, вместо носа – груша, под левым глазом огромный синяк, бровь рассечена.

– Ну и ну, – только и сказал Семен Петрович. – Он что, с ума, сошел?

Леночка заплакала.

– Пьяный был… Накинулся как зверь… Как еще жива осталась…

Перова стала вытирать слезы, размазала косметику по лицу, волосы растрепались, и прекрасная кассирша стала похожа на ужасное привидение из средневекового замка.

– Ладно, не плачь. – Семен Петрович дотронулся до плеча Леночки. – Сейчас приедет милиция, потом я тебя отпущу. Пойдешь отдыхать.

– Ключом, разводным ключом замахивался… Хотел убить… – всхлипнула кассирша. – А потом кулаками по лицу, по лицу… Я деньги спасала…. А он в портфель – и бежать… Бандит… А я еще к нему на свидания бегала… Так мне и надо, дуре…

К восьми у дверей собралась вся бухгалтерия. Женщины ахали, охали, суетились вокруг Леночки, делали ей примочки, подкрашивали, подмазывали, причесывали.

– Считаю деньги, – десятый раз рассказывала кассирша. – Вдруг врывается пьяный с разводным ключом. «Убью! – кричит. – Давай деньги, а то убью!» Я стала защищать кассу, так. он набросился, начал бить кулаками в лицо… Я упала… Он запихал деньги в портфель и убежал. Бандит. А я еще к нему на свидания бегала… Так мне и надо, дуре…

Мужчины курили возле окна, качали головами.

– Странная история…

– Очень странная…

– Почти подозрительная.

– Такой скромный парень..,

– Пьяный был.

– Ну и что – пьяный? Мало ли что пьяный…

– Тут что-то не так.

– Приедет милиция с собакой – разберется.

– А что собака? Собака – она и есть собака.

– Ботинок дадут понюхать. По ботинку найдет.

– Ну и что – ботинок? Мало ли что ботинок… Если бы по ботинку всех находили…

– Собака-то из области.

– Ну и что – из области? Подумаешь, из области… Умнее, что ли, наших?

– Выходит, умнее, раз из области вызывают.

– Не мог он взять. Морду набить – это мог. Из ревности. Может, застал с кем. А деньги не мог.

– По пьянке-то!

– Ну и что – по пьянке? Мало ли что по пьянке…

– По пьянке чего не сделаешь.

– Предел есть. Через предел не сделаешь.

– А вот сделал.

– Может, и не сделал.

– Как это?

– А вот так.

– Собака приедет – разберется.

В десять часов милиция еще не прибыла, и возле дверей бухгалтерии собралась большая толпа, «Ограбление века» рассматривали со всех сторон. Мнения резко разделились; одни были на стороне Минакова, другие – на стороне Леночки. Сама кассирша закрылась в женском туалете и ревела там навзрыд.

Вскоре стали известны дополнительные обстоятельства, которые нанесли сокрушительный удар сторонникам Кости Минакова. Оказывается, накануне вечером младший бухгалтер получил какое-то письмо без марки и штампа. С этим письмом и гаечным ключом в кармане Минаков побежал в гостиницу «Тихие зори». Что он там делал – неизвестно, наверно, кого-то искал, во выбежал из гостиницы в крайне возбужденном состоянии.

Потом Минакова видели в парке, тоже с гаечным ключом, возле дома кассирши, на заводе – везде с гаечным ключом. Особенно удручающ был рассказ вахтера, который не оставлял сомнений, что Леночка говорила правду: младший бухгалтер действительно был пьян, возбужден, а когда возвращался назад, его лицо было в крови. Окровавленного Минакова видели на вокзале, где он «добавил» в ресторане и затем сел в автобус с какой-то красивой женщиной, вроде бы цыганкой, но не цыганкой. Гаечный ключ нашли в вокзальном туалете на подоконнике.

Поистине в Петровске ничего нельзя было скрыть.

В общем, картина стала ясна и до приезда милиции с областной сверхученой собакой.

В половине одиннадцатого прибыл младший лейтенант Кобчиков с овчаркой и проводником. Кобчиков быстро навел в коридоре порядок, отправив всех по рабочим местам, оставил лишь работников бухгалтерии.