– Не могу, – шипела красная, злая Леночка. – Постыдился бы людей… Сегодня я занята.
– Последний вечер…. Я же уезжаю…
– Мне какое дело!
– У тебя свидание?
– Не имеет значения. Да отойди же наконец!
– Я ему ноги переломаю!
– Дуракам закон не писан. Садись в тюрьму.
– Кто он? Приезжий? Конечно, из столицы?
– Допустим.
– Ага! Призналась! Значит, правда, свидание?
Тут подошла Леночкина очередь, она сунула в окошечко деньги, а стоявшая сзади бабка кисло задышала в ухо:
– Проходи, молодой человек. Проходи, не стой столбом! Домашние сцены надо дома устраивать.
Пока Костя зачем-то выбивал сорок три копейки, пока рассовывал по кармана сдачу, Леночка исчезла.
«Значит, судьба мерзавцу быть покалеченным», – решительно подумал Костя и стал в очередь в штучный отдел за водкой.
Четвертинок не было, вина тоже, и пришлось брать пол-литра.
– Я тебе нужен? – потянул Минакова за рукав небритый тип.
– Нет, – сказал Костя.
– Сам, что ль, выдуешь?
– Сам…
– Крепок мужик, – уважительно сказал тип и потянул за рукав другого. – Браток, я тебе нужен?
Соседей по комнате в общежитии, где жил Костя, не оказалось дома, и Минакову пришлось для храбрости напиваться в одиночку. У младшего бухгалтера был добродушный, покладистый характер, но спиртное делало его воинственным, смелым, находчивым, остроумным.
Костя сполоснул в умывальнике залапанный граненый стакан, налил немного теплой водки и выпил залпом. Потом он торопливо закусил колбасой и сыром. Горячая волна покатилась от желудка к голове, рукам, ногам. Запылало все тело. Теперь Костя готов был сразиться хоть с кем.
«Я с ним поговорю, – бормотал он. – Забудет дорогу в наши края».
Костя спрятал бутылку и закуску в тумбочку, набросил плащ – на улице начинался дождь, длинные серебряные стрелы исполосовали пыльное стекло, – потом его взгляд остановился на тяжелом разводном ключе, который лежал на подоконнике и обычно служил для забивания и вытаскивания гвоздей, и сунул его в карман плаща.
– На свидание, Костырик? – окликнула младшего бухгалтера пожилая вахтерша, которая симпатизировала тихому и скромному жильцу. – Тут тебе какое-то письмо… Подметное… Вышла на минутку, а оно лежит на столе.
– Письмо? От кого? – удивился Минаков.
– Может, полюбовница какая. Откуда я знаю?
Костя взял конверт. На конверте без марки было написано:
К. МИНАКОВУ ЛИЧНО
– Странно, – пробормотал младший бухгалтер. – Кто же это может быть? – Костя почти не получал писем. – И обратного адреса нет… И марку не наклеили…
Он вскрыл конверт. Достал листок бумаги, развернул. Вот что было написано в письме большими печатными буквами:
ОНА ПУТАЕТСЯ С КОМАНДИРОВАННЫМ ТОКАРЕВЫМ. ПОЗДРАВЛЯЕМ С РОГАМИ. ДРУЗЬЯ.
Костя ошарашенно смотрел на листок. Никаких мыслей в голове не было.
– Что там? – спросила любопытная вахтерша. – Неприятности?
– Так… Ничего… – Младший бухгалтер сунул листок в карман и почти выбежал из общежития.
Токарев… Токарев… Кто такой Токарев? Уж не ревизор ли из области?.. Костя несколько раз сталкивался с ним в туалете… Шкаф таскал ему какие-то бумаги в кабинет главного инженера, где тот обосновался. А один раз Костя слышал, как секретарша кричала в коридор: «Товарищ Токарев! Вас междугородная!»
«Да… точно он… Вполне может быть… Представительный мужчина… Похоже, говорун… У Ленки и закружилась голова, – Костя впервые назвал свою возлюбленную Ленкой. – Надо заглянуть в этому Токареву, поговорить по-мужски и сразу на вокзал…»
Костя забежал к себе в комнату, побросал в портфель зубную щетку, мыльницу, чистую рубашку и выскочил на улицу.
Ноги сами собой несли Костю к гостинице «Тихие зори». Капал редкий крупный дождь, оставляя на тротуарах и дороге темные расползавшиеся пятна. Нагретый за день асфальт тут же подсушивал края, словно окольцовывал пятна каким-то белым металлом. С бульвара волнующе тянуло запахом цветов. Запах был горьким, тревожным: зацвели первые осенние цветы, кончалось лето…
Аромат цветов напомнил Косте клумбу в городском саду, где он провел столько счастливых часов. Сердце у покинутого юноши сжалось, и он еще крепче стиснул в кармане разводной ключ.
Гостиница стояла несколько в стороне от центральной улицы. Она располагалась в тихом зеленом переулке, среди одноэтажных домиков. Это было трехэтажное современное здание из серого неоштукатуренного кирпича с большими окнами и бетонным козырьком над входом. Прямо возле современных стеклянных дверей бродили куры. Беспризорная, вся в репьях дворняжка сидела под окнами и не сводила глаз с третьего этажа, где пировала компания и откуда, наверное, кто-то время от времени кидал ей объедки.
Костя смело вошел в здание и направился к администратору. За стеклом что-то считала на бумажке пожилая накрашенная женщина.
– Токарев в какой комнате?
– Токарев… Из области?
– Из области.
– В шестнадцатой. Но, по-моему, его сейчас нет.
– Проверим, – сказал Костя.
Он единым духом взбежал на второй этаж и постучал в комнату № 16. Младшему бухгалтеру было даже немного весело. Интересно, как сейчас замечется этот областной донжуан?
– Войдите, – послышался голос.
Костя вошел. За столом сидел плешивый старичок и ужинал. Почему-то, когда ни зайдешь в гостиницу к командированным, обязательно их застаешь за едой. Перед старичком лежали колбаса, яйца, помидоры и стояла бутылка с кефиром.
– Где Токарев? – спросил Костя нахально, не поздоровавшись. Его так и распирала смелость, сознание собственной силы.
– Не знаю… Моя фамилия Сусликов. – Старичок почему-то встал и вытянул руки по швам. К его нижней губе прилепилась яичная скорлупа. – Токарев куда-то ушел. Еще вчера…
– И не ночевал?
– Нет, – испуганно ответил Сусликов.
– Я осмотрю его вещи, – вдруг неожиданно для себя сказал Костя. Ему пришла нелепая мысль, что у этого Токарева могла оказаться Леночкина записка. Или письмо. Может быть, они давно уже тайно переписываются и этот донжуан специально прикатил в их городок на свидание?
– Но… собственно… по какому праву?
– Вот по этому, – ответил Костя и опять совершенно неожиданно для себя вытащил из кармана плаща разводной ключ.
Наступила пауза. Оба смотрели на этот ключ. Ключ был тяжелый, ржавый. Кончик ручки торчал из кармана и намок на дожде, и сейчас был в красных полосах, словно в крови.
– П… п-пожалуйста… – прошептал старичок. – Мне-то какое дело? – И его лицо стало серым, углы губ опустились, и яичная скорлупа, отклеившись, упала на пол.
Сначала Костя обыскал тумбочку. Тумбочка оказалась набитой пузырьками и коробочками с лекарствами, баночками, тюбиками с мазями, консервами «Шпроты», «Лосось», «Печень трески». Здесь же лежали две большие красивые коробки конфет.
«Ей привез, гад», – подумал Костя. Кровь бросилась ему в голову. Теперь ревнивец не сомневался, что командированный провел ночь с его возлюбленной.
Но в тумбочке ни записок, ни писем не нашлось, и Костя решительно выдвинул из-под кровати желтый кожаный чемодан. Чемодан был небольшой, красивый. Он оказался незакрытым.
Костя щелкнул замками. Ему открылся пестрый натюрморт из отлично выглаженных рубашек, белого импортного белья, галстуков. Младший бухгалтер брезгливо разворошил все это и обнаружил на самом дне папку «Для бумаг».
«Ага, – мстительно подумал он, – тут вся их переписка».
Но папка для бумаг оказалась набитой какими-то документами, таблицами, справками. Листая бумаги, Костя наткнулся на детский почерк: «Довожу до Вашего сведения, что финансовые дела вверенного Вам предприятия…» Внизу странная подпись: «Доброжелатель государства».
Костя равнодушно захлопнул папку, завязал черные тесемки и бросил в чемодан. Потом он затолкал чемодан под кровать…
Все это время Сусликов с испугом наблюдал за грабителем (он не сомневался, что Костя грабитель) и покорно ждал своей участи.
– Приятного аппетита, – бросил Костя на прощанье перепуганному старику.
– Сп-п-пасибо… А я? – вырвалось у Сусликова.
– Вы никого не интересуете, – сострил Костя. – Возраст не тот. Да, вот еще… Если появится здесь этот тип, передайте ему, чтобы поскорее убирался из нашего города. И больше не появлялся. Иначе не сносить ему головы. Передадите?
– Да… – прошептал старичок.
– Всего доброго.
– Дай вам бог здоровьица, – вдруг ляпнул некстати обрадованный командированный.
Костя выбежал на улицу и зашагал к дому Леночки, размахивая портфелем. Он не сомневался теперь, что нашел истинную причину размолвки и что эту причину его возлюбленная прячет в своем доме. А что? Дом просторный. Огромный сад… Броди, пей коньяк, закусывай яблоками, наслаждайся, не то что сидеть в душном номере. А там и любовница прибежит с работы…
От этих мыслей руки у Кости сами собой сжимались в кулаки.
В маленьком скверике, через который проходил Костя, вовсю торговали вином и пивом. Возле стойки, сколоченной под деревом из грубых досок, толпились кудлатые парни, лысые пожилые мужчины, рабочие в беретах и промасленных спецовках. Стоял невнятный гул, звон пивных кружек, кисло пахло бочечным вином. Косте вдруг страшно захотелось пить. Он стал в хвост очереди, чтобы взять пару кружек пива, но тут вдруг кто-то хлопнул его по плечу.
– Здорово, Костырыч! Иди к нам!
Рядом с Костей стоял и широко улыбался Иван Бондаренко, парень из инструментального цеха, кудрявый, как девушка со старинной гравюры, по прозвищу Бондарь Иван – Железные руки.
Бондаря знал весь завод. Он делал охотно и почти даром крючки для рыбалки, чинил приемники, унитазы, телевизоры, автомобили, умел плотничать, натирать полы, штукатурить – в общем, был мастером на все руки. Весь завод ходил у Ивана в приятелях. Денег у него всегда было навалом, но он не копил их, хотя был гол как сокол, все спускал в шумных гулянках.
Компания Бондаря расположилась неподалеку за врытым в землю столиком, все уже были изрядно выпивши, спорили, горячились.
– Пей, – пододвинул Иван – Железные руки Косте пивной бокал, до краев налитый черным вином. – Только до дна. Давай догоняй нас, а то мы далеко ушли.
Костя Минаков большими глотками выпил полбокала терпкой, сладкой жидкости. Вино было местного производства. Винзавод принимал на переработку все дары окружающих лесов: яблоки, груши, терн, малину… Вино называлось «Петровское плодово-ягодное» и стоило семьдесят копеек бутылка. Оно было не очень крепким, пахло осенними прелыми листьями и растолченной дубовой корой. Костя любил его больше, чем отдающие бензином приторно-сладкие марочные вина.
Стало зыбко и хорошо. Захотелось излить душу. Заплакать.
– Понимаешь, Вань, – сказал Костя. – Худо у меня на душе.
– Растратился? – спросил Бондарь и тряхнул кудрями. – Ничего. Это не самое главное. Хочешь дам денег? У меня сейчас есть. Вот! – Иван вытащил из внутреннего кармана пиджака пачку десятирублевок. – Сделал одному робота. На телефон отвечает приятным женским голосом, посуду моет, пол подметает, песни поет и даже водку пьет, гад. Бутылку выжрет, и ни в одном глазу. Ну, алкаш! Хочешь и тебе робота сделаю? Недорого возьму. У меня материал остался. Из обрезков сделаю. Тебе как: больше по домашней части интересует или в смысле прогулок? Будет бежать следом за тобой и гавкать.
– Мне невеста изменила, Ваня, – тихо сказал Минаков, и от этих слов ему стало так муторно на душе, так жалко себя, что из правого глаза младшего бухгалтера выкатилась большая, чистая как роса слеза и капнула в кружку с вином.
– Наплюй! – Бондарь обнял Костю за плечи. – Другую найдешь. Хочешь я тебе найду? У меня есть одна знакомая… Не девочка, а конфетка. Ирис «Кис-кис»! Не подумай чего-нибудь плохого. Чиста как младенец. Ты только будь посмелей, чтобы за тобой сила тока была. В смысле последнего слова.
– Не нужны мне никакие младенцы, – пробормотал Костя.
– Ты влюблен по уши! – закричал Бондарь. – Братцы, перед вами влюбленный человек!
– Ура! – закричали «братцы» нестройно.
– Да… влюблен… ну и что? А она с другим… – Костя опустил голову.
Стемнело. Над стойкой зажглась тусклая желтая лампочка. Стал сеять дождь, такой мелкий, что он казался туманом, спустившимся с неба на уже желтеющие деревья, палатку, людей… С деревьев начали падать некрепкие листья; мокрые, тяжелые, они прилипали к асфальту и оставались лежать, ни разу не шевельнувшись.
– Дать совет? – спросил Бондарь сочувственно.
– Какой там совет… – пробормотал Костя. – Теперь ничего не поможет.
Бондарь приник вплотную, забубнил на ухо:
– Сделайся равнодушным. Зажми свои нервы в кулак. Пересиль себя. Начни ухаживать за другой. Посмотришь, ее это заденет, и сама бросится на шею тебе. Не веришь? Сам сколько раз этот прием испытывал. Действует с ходу. А на него зла не держи. Командированный он и есть командированный. А вообще-то иди к нам в цех… Бросай свою канцелярщину… Я тебя всему научу. И столярничать и токарить… А потом и мастером станешь. Ты парень с головой, быстро все поймешь. И справедливый. И совестливый. Я таких ребят люблю. Я бы с ходу тебя своим мастером сделал. Бросай, а? Человеком станешь с ходу… И девки больше мастеровых любят.
– Ладно… Бывай здоров… – Костя вяло пожал Бондарю крепкую руку.
На душе у младшего бухгалтера стало немного легче. Он уважал Ивана – Железные руки и ценил его мнение. В цех к Ивану – это здорово. На Ивана можно положиться… Но как все запуталось…
Костя взял портфель и побрел по аллее к выходу.
«Конечно, командированный тут ни при чем… – думал Минаков. – При чем тут командированный? Командированный он и есть командированный. Одно на уме: убить вечер. Тяжелый, длинный, вдали от семьи, никому не нужный вечер. Вот он и завел знакомство… Но она, как она могла после всего, что было?.. Хотя ничего и не было… Но ведь приходила к Мичурину? Приходила… Значит, могло быть…»
Теперь весь гнев Кости перешел с командированного на Леночку.
«Дам ей по морде, повернусь и уйду, – решил Костя. – Пусть знает… И больше не посмотрю ни разу… И влюблюсь в кого-нибудь еще. Прав Иван… Надо влюбиться в кого-нибудь еще…»
Дома Леночки не оказалось. Мать, знавшая об их отношениях и, по мнению Минакова, одобрявшая их, сказала, что дочка еще не пришла с работы. Мать бегала, звонила из автомата, Леночка сказала, что придет не скоро – какая-то срочная работа.
Костя торопливо, стараясь идти ровно, зашагал к заводу. По тому, как разговаривала с ним Леночкина мать, было непохоже, что командированный Токарев скрывается у них дома. Скорее всего он ждет ее где-нибудь в условленном месте. Может быть, в лесу? Лес начинается совсем рядом. Под вековыми соснами никакой дождь не страшен…
Костя представил, как Леночка, распустив по плечам волосы, будет обнимать командированного под вековыми соснами, и, сжимая в кармане ключ одной рукой, а другой портфель, заспешил к заводу.
9. НОЧЬЮ В БУХГАЛТЕРИИ
Вахтер поворчал, но пропустил, когда Костя сказал, что забыл в столе командировочное удостоверение. Костя никогда не бывал на заводе поздно вечером.
Нет привычной суеты во дворе, половина цехов стоят темные, притихшие, лишь гудит трансформаторная будка да из заготовительного цеха доносятся удары прессов. Заводоуправление, не один раз за последние два столетия перестраивавшееся, со своими башнями и уступами теперь похоже на мрачный, темный замок, приготовившийся к осаде. Только одно окошко высоко вверху горит ярким светом, словно там заседает совет замка. Это, кажется, окно бухгалтерии. Значит, Леночка действительно там…
Костя взбежал по ступенькам на третий этаж, прошел по неосвещенному коридору. Из щели под дверью бухгалтерии пробивалась желтая полоска. Костя нащупал ручку и потянул дверь на себя. Она оказалась незапертой. Минаков шагнул внутрь и зажмурился от яркого света. Когда он открыл глаза, то увидел за столом главного бухгалтера Леночку, которая с испугом смотрела на него. Перед кассиршей лежала груда денежных пачек, стоял арифмометр и лежала сумочка, из которой выкатилась губная помада. Дверца сейфа была распахнута, ключ торчал в замке.
– Привет, – сказал Костя и растянул губы в улыбке.
– Привет, – прошептала Леночка, сначала не узнав его. – А-а… Это ты? – Кассирша успокоилась.
– Трудишься?
– Да… Снимаю кассу…
– Случилось что-нибудь?
– Недодала десятку… А может, и нет…. Решила проверить. А ты что здесь делаешь?
– Пришел убить тебя, – хрипло рассмеялся Костя.
– Ну ладно. Иди, не мешай, – сказала Леночка. – У меня еще много работы.
– Что ты говоришь? – притворно удивился Костя. – А как же свидание?
– Никак… Не мешай. – Леночка придвинула к себе пачку денег.
– Гм… Никак… Он придет к тебе домой, когда все заснут? Так? – Костя подошел к столу.
– Да ты пьян, – удивилась Леночка.
– Ну и что? Какая разница? Тебе, например? От кого погибать – от пьяного или трезвого?
– Что за бред ты несешь? – вздохнула кассирша. – Ко всему прочему ты еще и пьяницей оказался.
– К чему «прочему»?
– Ко всему.
– Все-таки?
– К глупости.
– Значит, я по-твоему дурак?
– Еще какой.
Леночка уже не обращала внимания на Костю и продолжала быстро считать деньги. Купюры мелькали в ее руках, словно у фокусника.
– Я тебя серьезно спрашиваю.
– А я серьезно отвечаю.
– В последний раз задаю вопрос: как ты ко мне относишься?
– Плохо.
– Почему?
– Не знаю… – Леночка пожала плечами, не отрывая пальцев от денег.
– А раньше хорошо относилась?
Шелест купюр.
– И раньше плохо…
– Зачем же тогда…
– От скуки.
– А сейчас тебе весело?
– Весело.
Молчание. Шелест купюр.
– Я догадываюсь, почему тебе весело.
– Догадываешься – и хорошо.
Пол слегка дрожит от ударов пресса. Сейф, словно открытая пасть, ждущая назад вырванную из глотки пищу.
– Значит, ты не выйдешь за меня? – выдавил из себя Костя.
Молчание. Шелест купюр. Легкое дребезжание стекла.
– Отвечай!
Пальцы проворно бегут по пачке, словно паук ткет паутину.
– Ты ответишь или нет?
Леночка еще ниже склонилась над грудой денег. Она не хочет отвечать, ей некогда заниматься ерундой. Надо быстрей пересчитать деньги и бежать домой.
Костя взял пачку со стола и неожиданно положил ее в карман плаща. Леночка вытаращила глаза. Пальцы ее замерли.
– Положи назад.
– Не положу.
– Положи.
– Заплатишь тыщу из своего кармана – в следующий раз не будешь называть дураками умных людей. Сама поумнеешь.
– Сейчас включу сигнализацию.
– Не включишь.
– Включу!
Глаза у кассирши стали злыми. Ей не идут злые глаза.
– Клади назад, идиот!
– Кто, кто?
– Дурак ненормальный! Разве этим шутят?
– Ты покрепче шутишь.
Рука Леночки потянулась к кнопке сигнализации. Лицо у кассирши стало некрасивым, жестоким. Никогда Костя не видел у своей бывшей невесты такого пошлого лица. Ему стало жалко ее и противно. С нее станется, правда включит сигнализацию. Еще секунда, и палец коснется кнопки.
– Стой!
Костя выхватил из кармана разводной ключ, замахнулся. Леночка охнула и отдернула руку. Ее глаза стали белыми от страха.
– Ты что… С ума сошел?
– Сошел… Готовься к смерти!
– Опусти ключ… Я пошутила.
– Что – пошутила?
– Все… Ты… мне нравишься. И у меня никого нет. Мы будем опять встречаться.
– Врешь!
– Честное слово… Опусти ключ…
– Ты врешь из страха!
– Вот еще… Ты мне всегда очень нравился… Ты умный, хороший, добрый…
Кассирша протянула руку, чтобы погладить Костю по голове. Голос у нее был неискренний, в глазах стоял испуг. Косте стало вдруг противно. Противно и очень обидно.
– Дрянь… Брехливая дрянь! – вырвалось у младшего бухгалтера. Он переложил ключ в левую руку, а правой с силой ударил Леночку по щеке.
Кассирша отшатнулась, наткнулась на стул и, не сохранив равновесия, упала. Деньги соскользнули со стола и посыпались на пол лавиной.
Костя схватил свой портфель, выскочил из бухгалтерии и, не оглядываясь, побежал по коридору. Хлопнула наружная дверь.
Леночка встала, оправила платье. Щека ее горела.
– Идиот, – прошептала она. – Ревнивый идиот… Пьяный, ревнивый идиот… Теперь где его искать? Унес, дурак, тыщу…
– Унес тыщу?
Кассирша вскрикнула от неожиданности. В дверях стоял главный инженер.
– Извини… Я, кажется, испугал тебя. – Громов вошел в комнату. – Что здесь произошло? Я ждал междугородный разговор, вдруг слышу крики, грохот, кто-то бежит по коридору.
– Да так… Любовная сцена у сейфа… Приходил Минаков, я с ним раньше дружила… немножко. Приревновал к кому-то… Пьяный… Замахивался разводным ключом, скандалил… Сунул в карман тыщу… Теперь ищи его, пьяного дурака.
– И вы сильно дружили? – усмехнулся Евгений Семенович.
– Да нет… так… ерунда… Гладил мою руку – вот и все…
Главный инженер покачал головой.
– И на этом основании он уже считал тебя своей?
– Как видишь…
– Да… Какая нынче самоуверенная молодежь пошла. Грозил разводным ключом. Убить, что ли, тебя хотел?
– Не знаю… Пьяный… Пугал, наверно.
– А мог и убить. Так сказать, в состоянии аффекта. Тыщу взял?
– Взял.
– Тоже пугал?
– Наверно…
– Ах, как нехорошо получается. Ворвался ночью в бухгалтерию, пьяный, грозился убить кассиршу, взял казенные деньги. И все это так, в шутку.
– Это он из ревности.
– Не важно из-за чего. Щека-то горит отчего?
– Ударил…
– Ах, мерзавец! Да он еще и руки распускали Такое нельзя прощать. Надо вот что сделать… Пойди-ка, Ленок, сюда…
Леночка подошла к Евгению Семеновичу, приникла к его груди.
Главный инженер отстранил от себя Леночку, взял за подбородок, – она думала, что Евгений Семенович хочет полюбоваться ею и сделала соответствующее выражение, – но Громов вдруг коротко, не размахиваясь, ударил ее в лицо.
Леночка рухнула на пол.
Второй раз уже за этот вечер.
10. НОЧЬЮ В ГОСТИНИЦЕ «ТИХИЕ ЗОРИ»
Командированный Сусликов лежал на кровати и за отсутствием других развлечений читал старый, со следами пиршеств других командированных журнал. Дела на заводе были все сделаны, завтра предстояло отбыть на родину, в тихий домик на окраине большого города, затерявшийся среди синего неба и подсолнухов, и у Сусликова было благодушное настроение. Тем более от здешнего кефира его язва не разыгралась, как он опасался, а, наоборот, притихла, затаилась. «Надо будет взять в дорогу этого кефира, – думал Сусликов, читая скучную статью о лесорубах. – Очень хороший кефир… Неделю здесь, а язва молчит, еще не было ни одного приступа…»
«Семашко ловко размахнулся топором…» Только кефир может прокиснуть… «Но в этот момент раздался крик…» Можно купить термос… «Стой, – закричал Кирпилин. – Не видишь какая красота…» Несколько термосов…
Послышался скрип двери… Сусликов оторвался от журнала и глянул поверх очков, кто там идет. Может, это его куда-то запропастившийся сосед?
В щель двери просунулась рука в черной кожаной перчатке. Сусликов вскочил на кровати, ничего не понимая. Рука стала шарить по стене… Командированный с ужасом следил за ней. От испуга он не мог ни крикнуть, ни пошевелиться. Рука показалась ему маленькой, хрупкой, от этого было еще страшнее. Продлись еще несколько мгновений это зрелище – и сердце командированного не выдержало бы, но тут рука нащупала, что искала, – выключатель. Раздался щелчок, и свет в комнате погас.
Затем дверь раскрылась… и в комнату вошел человек. Сусликов различал лишь силуэт – в номере было темно, только слабый свет из окна освещал стол и часть кровати.
– Что вам надо? – спросил Сусликов срывающимся голосом. – Кто вы такой?
Вошедший ничего не ответил. Глаза командированного привыкли к темноте немного, и он вдруг явственно увидел, что вместо лица у пришельца свиное рыло. Сусликову даже показалось, что человек хрюкнул. Командированный слабо вскрикнул и потерял сознание. У него была слабая нервная система.
Когда Сусликов пришел в себя, он не мог ни говорить, ни шевелиться. Его тело было крепко привязано к кровати, во рту торчал кляп. Кляп отдавал туалетным мылом – наверно, было использовано казенное полотенце. В комнате никого не было.
«Обокрали, – подумал Сусликов. – Чтобы я еще раз в этот город…»
Он принялся раскачиваться из стороны в сторону, пытаясь ослабить веревки, но привязан он был на совесть. По всей видимости, бельевыми веревками. У бельевых веревок получаются очень крепкие узлы. Не удалось вытолкнуть и кляп.
После часа усилий Сусликов устал и затих. В окно начал пробиваться рассвет.
«Хоть бы пришел этот, второй… сосед, – подумал Сусликов. – А то можно так пролежать до вечера… Плакала теперь четвертная, – у Сусликова оставалось в кармане пиджака двадцать пять рублей, – и почти новый костюм», – Сусликов проходил в нем десять лет.
И бедный командированный заплакал.
Это единственное, что он мог еще делать.
11. НОЧЬЮ НА ВОКЗАЛЕ
Последний автобус в областной центр отходил в двадцать два часа. Этим рейсом мало кто ездил, зато утром обычно не бывало мест, и Костя Минаков решил, что лучше всего отправиться в двадцать два часа.
Минаков любил вокзал. Когда он чувствовал себя одиноким, то шел на вокзал. Здесь всегда было людно, шумно, в ресторане и возле газетного киоска толпились красивые, модно одетые женщины, и Косте нравилось разглядывать их, ловить на себе пристальные взгляды, которые могут позволить себе лишь проезжие незнакомые женщины.
Особенно уютно здесь было ночью. Костя выпивал пивную кружку петровского вина, покупал два пирожка, газету и усаживался на неудобный и все же уютный диван, отполированный тысячами спин и задов до зеркального блеска. Мимо бежали с узлами и чемоданами люди, не спеша прогуливались роскошные дамы в макси-платьях и брюках с остановившегося в Петровске на несколько минут экспресса Москва – Адлер; суетились девчонки с голыми коленками, разглядывая побрякушки в витрине закрытого киоска «Сувениры»; деловито, с железной последовательностью мели опилки уборщицы в белых фартуках, и, казалось, ничто не может остановить их движения: ни груда чемоданов, ни ноги спящих, ни ноги бегущих; ревели за стеклянными стенами зала ожидания автобусы с мягкими сиденьями, сонными пассажирами и таинственной, загадочной, как у «Скорой помощи», фарой на верху кабины, которая до поры до времени высокомерно дремлет, но стоит лишь гигантам вырваться за пределы городка, как она вспыхнет, засияет, будто электросварка, и пойдет полосовать сильными лучами придорожные посадки, спящие деревушки, встречную белую колокольню с черным колючим крестом… Посапывали отдыхавшие тепловозы, суетились возле них темные фигуры с фонарями…
Как хорошо сидеть среди этой суеты, жевать пирожок, листать газету промасленными пальцами, пахнущими постным маслом, ловить взгляды красивых, уже отдохнувших у моря или едущих отдыхать женщин, чувствовать, как по крови разливается горячее, сделанное из лета вино…
…На вокзале было почти пусто. Только что ушел экспресс на Москву, и уехали почти все автобусы, поезд межобластной должен был быть только через двадцать минут. У входа в пустой ресторан скучал швейцар… Он покосился на Костю.
– Хоть бы умылся, молодой человек, – сказал он осуждающе.
«Почему мне надо умыться? – удивился Минаков, но пошел в туалет. Вышедший из туалета мужчина пристально посмотрел на младшего бухгалтера и, как показалось Косте, с брезгливостью. Минаков, ступая по мокрому полу, усыпанному опилками, подошел к раковине и заглянул в мутное, облупившееся зеркало. На него вытаращилось незнакомое опухшее, вымазанное кровью лицо. От неожиданности Костя отшатнулся. Откуда взялась кровь? Потом он увидел, что и правая рука его в крови.
«Это ее кровь, – догадался Костя. – Наверно, я ей разбил нос, а потом вытирал пот…»
Минаков вымыл руки, протер лицо платком. Рука его, когда он лез в карман за платком, наткнулась на гаечный ключ. Младший бухгалтер швырнул его на подоконник.
«Может быть, я даже убил ее, – думал Костя, направляясь к ресторану, – и она сейчас лежит мертвая… Попал в висок… Или сильно ранил… Что ж, тем лучше, пусть знает».
Он, конечно, не верил своим мыслям, но все же подошел к автомату и набрал номер бухгалтерии.
Телефон долго не отвечал. Потом испуганный голос сказал:
– Алло! Алло! Кто это? Почему вы молчите?
Костя повесил трубку. Итак, Леночка продолжала считать деньги.
«Это не ее кровь. Я просто где-то оцарапал палец. И палец побаливает, вот и ранка».
Минаков купил билет на автобус и прошел в ресторан. В дверях он подмигнул швейцару.
– Теперь все в порядке, отец?
– Хоть в загс, – пошутил швейцар, не улыбаясь.
До отхода автобуса оставалось еще двадцать минут.
В пустом зале было лишь несколько посетителей. Неподалеку сидела тоненькая женщина в платье из материала в цветной горошек, чем-то похожая на цыганку, но не цыганка. Она ужинала. Перед ней стояла тарелка борща, бутылка ситро «Яблочный напиток» и второе – куриная шея с рисом.
Пару раз Костя встретился с ней глазами. У женщины был деланно-равнодушный взгляд. Костя налил в стакан пива и слегка наклонил голову, показывая женщине, что пьет за ее здоровье. Взгляд у женщины стал еще более равнодушным, но Костя заметил, что она слегка улыбнулась.