– Вот так все и было, – рассказывал Ахмет вечером Мусе и Ларри, сидя за столом в инфокаровском офисе. – Я на него только посмотрел, он сразу обкакался. Я как крикну – пошел вон отсюда, он – раз! – и нету. И через пять минут все вернули. Машины вернули, Леонида вернули.
      Муса и Ларри слушали молча.
      – А вы сразу – машины отдавать, деньги платить... – продолжал Ахмет. – Я же сто раз говорил – если что, я всегда "Инфокар" прикрою. Любому башку отверну, пусть только сунутся. Солнцевские, ореховские, подольские – мне все равно. Вот так я сижу, вон там он стоит. Только он хотел сесть, я как крикну. Он вскочил, стоит и трясется. А потом, когда Леонида привезли, я так сыграл, так сыграл, – Ахмет закрутил головой, – будто это все мое, будто я хозяин, Леонида оштрафовал, всех разогнал. Они теперь понимают, что хотели у меня деньги отнять. Знаете, как перепугались!
      Ахмет долго еще ходил по кругу, вспоминая, как он сидел за столом и ел икру, а незадачливый налетчик переминался с ноги на ногу, как он влил в него стакан водки, как завербовал трех неплохих пацанов и обеспечил складу спокойное существование за полторы тысячи в месяц... Потом Ахмет выдохся и перешел к главной теме.
      – Ларри Георгиевич, уважаемый, – начал он, поблескивая глазами. – У меня есть большая просьба. Пообещай, что не откажешь.
      – Дорогой! – Ларри растопырил усы. – Как тебе можно отказать!
      – Нет, ты пообещай, – не отставал Ахмет. – Скажи – все сделаю.
      – Для тебя, дорогой, все сделаю. Как для лучшего друга. Ахмет придвинулся поближе к столу.
      – Очень трудно стало работать. Станция здесь, станция там, стоянки в разных местах. Если что, пацаны могут просто не успеть доехать. Надо обеспечить транспортом.
      – А что, – спросил Ларри, продолжая радушно улыбаться, – разве не хватает машин? В прошлом месяце я тебе пять машин выписал, в позапрошлом три. У тебя сейчас восемнадцать машин. Я не ошибаюсь?
      – Ай! – Ахмет с восторгом ударил себя по коленям. – Какой человек! Все помнит! Дай я тебя обниму. – Обняв Ларри, он продолжил: – Видишь, как получается – к Леониду сегодня целый час ехал. Из центра. А если пацаны поедут откуда-нибудь с окраины? Сколько времени уйдет? Надо обязательно еще четыре машины.
      Через полчаса, приняв во внимание, что две машины Ахмет сегодня вернул, было решено передать их ахметовской братве.
      Ахмет выставил вперед руку и загнул палец.
      – Еще хочу попросить. Можно одну машину лично для меня?
      – Погоди, погоди,– заинтересовался Ларри.– У тебя же есть "мерседес". Зачем тебе "Жигули"? Ахмет потупил глаза.
      – Я жениться хочу. Познакомился с девушкой. Знаешь, какая? О! Идет по улице – все оглядываются. Я ей говорю, такая девушка не может пешком ходить. Раз ее прокатил, два прокатил. Каждый день не могу, работы много. Вот сегодня. Я поехал Леонида спасать, она целый день дома сидит, плачет, ей в парикмахерскую надо, а я ей не разрешил на улицу выходить. Пожалей девушку.
      Когда о машине для невесты Ахмета договорились, Ахмет загнул второй палец.
 
      – Ларри Георгиевич! Еще хочу попросить. Ты не обижаешься? Убедившись, что на лице Ларри сохраняется невозмутимо доброжелательное выражение, продолжил:
      – Понимаешь, она водить не умеет. Хочу тебя попросить, чтобы ты взял на работу водителя. Который ее будет возить. Пожалуйста.
      – Конечно, – с неожиданной готовностью согласился Ларри. – Забирай любого из разгона.
      – Нет, – замотал головой Ахмет. – Можно моего человека взять на работу? Я уже договорился. Такой хороший парень. Двоюродный племянник одного моего лучшего друга. Можно?
      Ларри и Муса переглянулись и кивнули.
      Ахмет загнул третий палец.
      – У меня еще одна просьба есть, Ларри Георгиевич.
      – А их много в запасе? – спросил Ларри.
      – Клянусь, последняя.
      – Давай, – сказал Ларри и посмотрел на часы. – А то я уже опаздываю. Ахмет поерзал на стуле.
      – Ларри Георгиевич, клянусь, мне стыдно на улицу выходить. Девушка хочет в ресторан, еще куда-нибудь. Поговорить с нужным человеком... Посмотри сюда. Вот мой кошелек. Что там? Тысяча рублей. Клянусь тебе, больше ни копейки нет. Просто неудобно.
      Ларри покосился на возвращенный Марком пакет с долларами,
      – Сколько?
      Ахмет развел руками.
      – Сколько дашь. Сколько не жалко.
      – Пять хватит?
      – Пусть будет десять. – Ахмет обворожительно улыбнулся.
      – Держи. – Ларри протянул перехваченную аптечной резинкой пачку.
      – Я пойду? – спросил Ахмет, убирая деньги в карман френча. – Дорогой Ларри, дай я тебя обниму. Знаешь, как я тебя уважаю. Муса, и тебя дай обниму.
      – Не дороговато? – не утерпел Муса, когда Ахмет скрылся за дверью.
      Ларри пожал плечами.
      – Три машины. Водитель. Десять штук. Это недорого. Но много.
      – А ты не думаешь... – начал Муса.
      – Что он это сам устроил? Нет. Мог, конечно. Но здесь все так и было. Я проверил. История, однако, неприятная. Кстати, я считаю, Леню надо оттуда убирать. Он не тянет.
      – Да ты что! – изумился Муса. – Если правда все, что рассказывают, ему орден давать надо...
      – А я с этим и не спорю, – пожал плечами Ларри. – Орден давай вручим. Но со склада его нужно убирать – однозначно. Если там такой порядок, что и самого Леню, и машины всякая шпана может забрать, нам подобный директор не нужен. Нам нужен такой директор, который сам на кого хочешь наедет. Ты помнишь, я возражал, чтобы его назначили? Это вы с Платоном мне руки выкрутили.
      – Погоди. – Муса покраснел. – Он в доску наш человек. Это раз. Умный. Это два. Честный. Это три. Держался молодцом. Это четыре. Дальше считать?
      – Не надо. Умный, честный... Я же не спорю. Я говорю, что он не тянет. Другое дело, пас в сторону надо правильно провести, чтобы обиды не было. Подумай, куда его пристроить.
      – А с Платоном ты не хочешь согласовать?
      – Почему не хочу? Хочу. А ты пока подумай.
      Закончилась эта история тем, что Леня был повышен в звании, брошен на фронт недвижимости под крыло к Мусе и получил солидную прибавку к зарплате. А складом стал заведовать один из людей Ларри.
      Так началась давно замышлявшаяся Ларри операция по выдавливанию из автомобильного бизнеса старой академической когорты. Через полгода все директора стоянок и складов смотрели Ларри Георгиевичу в рот. И, что было для него принципиально важно, не имели прямого выхода ни на Платона, ни на Мусу, принадлежа Ларри душой и телом.

      – Нет, ты объясни, – настаивал Марк, размахивая перед носом Ларри листом бумаги с пришпиленным к нему конвертом. – Объясни! Мы здесь что-то теряем?
      – Ничего не теряем, – рассеянно отвечал Ларри, копаясь в бумагах на столе. – Совсем ничего.
      – Ну так делаем?
      – Нет. Не делаем.
      – Почему? Объясни.
      – Не знаю. Не хочется.
      – Ладно. – Марк потерял терпение. – Черт с тобой. Сделаю сам. – Ткнув в пепельницу оставшуюся дымить сигарету, он вылетел из кабинета.
      Ларри с неудовольствием помахал рукой, развеивая курящийся над пепельницей дым, и нажал на кнопку внутренней связи.
      – Скажи, чтобы у меня убрали в кабинете, – приказал он. – И пусть воды принесут. С газом.
      Марк был вне себя. Про иномарки Сысоев напел что-то такое, что теперь Марку туда ходу не было. В СНК приближался очередной, очень ответственный этап, и все операции получили гриф сверхсекретности. Переговоры проводились исключительно в клубе, в специально подготовленной комнате, которую каждое утро проверяли люди, приходившие от Федора Федоровича, и куда допускали только по спискам, составленным Платоном лично. Несколько раз в этих списках появлялась фамилия Марка, но если ее там не было, проникнуть в переговорную, даже для того чтобы просто поздороваться, не представлялось возможным.
      Марк бушевал. Директора, только услышав в телефонной трубке его голос, начинали бледнеть и дергаться. Но в общей расстановке сил это ничего не меняло. И вдруг, прямо в руки, с неба свалилась изящная комбинация, которая могла принести не меньше двадцати миллионов.
      Письмо появилось неизвестно откуда. Марк нашел его утром в общей почте. Оно было адресовано в "Инфокар" и украшено экзотическими марками, на конверте фигурировал никому не ведомый герб с позолотой.
      "Уважаемые господа, – гласило письмо. – Уже несколько лет я с интересом наблюдаю за процессами в Вашей стране, и Ваша фирма внушает мне доверие. Именно в связи с этим мне хотелось бы сделать Вам предложение исключительно конфиденциального характера, которое не потребует от Вас никаких особых усилий, но принесет и Вам, и мне значительную выгоду.
      Как Вам должно быть известно, некоторое время назад в Республике Нигерия случился государственный переворот, в результате которого власть перешла к военной хунте. Одним из первых шагов нового правительства было назначение специального военного аудитора, которому вменили в обязанность тщательно проверить все внешнеторговые контракты, связанные с поставками нефти. Не секрет, что при свергнутом режиме в стране процветала коррупция, в результате чего цены на экспортные контракты в несколько раз занижались, и наоборот – цены на импортные контракты были значительно выше мировых. Все это приводило к оттоку из страны ресурсов и валюты и бесконтрольному обогащению кучки бесчестных чиновников. Первые же выявленные аудитом факты хищений привели к тому, что руководители Национальной нефтяной корпорации и Центрального банка Нигерии были в полном составе повешены на центральной площади Лагоса при большом скоплении торжествующего народа. После этой показательной казни, продемонстрировавшей нашему народу желание нового руководства страны навести порядок и покарать преступников, расследование внешнеторговой деятельности, с целью розыска похищенных денег и возвращения их в казну, было продолжено.
      Я, доктор Жером Шенье, председатель чрезвычайной подкомиссии военного аудитора, лично обнаружил фиктивный контракт с одной английской компанией на поставку в Нигерию технологического оборудования для нефтедобычи. Расследование, проведенное мною в одиночку, позволило установить, что упомянутой в контракте компании не существует, оборудование в Нигерию поставлено не было, а вся махинация была затеяна с единственной целью – перевести из Центрального банка Нигерии за границу 60 (шестьдесят) миллионов долларов. В настоящее время эти деньги находятся на корреспондентском счете Центрального банка Нигерии в одном из европейских банков, и, после казни вышеупомянутых преступников, о существовании означенных денег известно только мне одному.
      Поскольку мне уже много лет и я страдаю от неизлечимой хронической болезни, я испытываю понятное чувство беспокойства за будущее моей многочисленной семьи и хочу обеспечить ее на случай моего безвременного ухода из жизни. В связи с этим я делаю Вам, господа, следующее выгодное предложение. Я обеспечиваю перевод вышеупомянутых 60 (шестидесяти) миллионов долларов на счет Вашей уважаемой фирмы. Треть суммы, а именно 20 (двадцать) миллионов долларов, остается в Вашем распоряжении в качестве вознаграждения за участие в операции. Вторая треть должна быть передана моему дорогому сыну, который, после моей кончины, посетит Вашу фирму. Остаток же может быть предоставлен Вашей фирме в беспроцентный кредит на десять лет для выгодных инвестиций в Вашей стране и ежегодного распределения прибыли в соотношении 50:50 (пятьдесят на пятьдесят). Если Вы согласны с этим предложением, срочно вышлите по прилагаемому конфиденциальному адресу следующие документы:
      – банковские реквизиты счета, на который должен быть осуществлен перевод 60 (шестидесяти) миллионов долларов;
      – полное название фирмы, владеющей этим счетом;
      – заверенные нотариусом копии учредительных документов этой фирмы;
      – 5 (пять) официальных бланков этой фирмы, используемых для деловой переписки и платежных инструкций.
      Обращаю Ваше внимание на необходимость соблюдения строжайшей тайны. Буду благодарен, если Вы сообщите мне номер телефона и факса, по которым можно передавать конфиденциальные сведения. Подпись".
      Очаровательную непосредственность, с которой автор письма поносил воров и коррупционеров и тут же предлагал облегчить бюджет своей родины на приличную сумму, Марк отнес на счет особенностей национального нигерийского характера. А совершенно реальный шанс принести в "Инфокар" в это трудное время шестьдесят миллионов долларов было невозможно переоценить.
      Марк уже представлял себе, как будет потрясен Платон, увидев деньги, как он, Марк Цейтлин, скромно пожимая плечами, объяснит, что двадцать миллионов – это насовсем, а еще двадцать нужно куда-нибудь проинвестировать, и как он будет дурить голову наследникам нигерийского проходимца. Значит, решено. Платону – ни слова, пусть будет сюрприз, И Мусе говорить не нужно. Пошел он к такой-то матери после скандала из-за сысоевских иномарок. Правда, непонятна позиция Ларри, единственного сохранившегося союзника. Почему-то он воротит нос от этой истории. Но, в конце концов, сложного здесь ничего нет, а то, что делить славу ни с кем не придется, – это даже хорошо.
      В глазах Марка загорелись таинственные огоньки. Он немедленно сообщил доктору Жерому Шенье номер своего личного факса и уведомил хронически больного чрезвычайного аудитора, что в течение недели вышлет ему все требуемые документы. В качестве фирмы, которая радостно примет деньги, Марк выбрал багамский оффшор, открытый Ронни Штойером по его настоянию. Марк был единственным человеком, который контролировал счета оффшора, и там лежали кое-какие инфокаровские деньги, а также личные сбережения Цейтлина. Не так чтобы много. Марк представил себе, как удивится Штойер, когда узнает, что на счет упало шестьдесят миллионов, и, позвонив в Берн, намекнул Штойеру – мол, в течение ближайших дней на Багамах произойдут кое-какие события, готовьтесь к крупной финансовой операции.
      Назавтра же от доктора Жерома Шенье пришел факс, в котором тот выражал глубокое удовлетворение от намечающегося партнерства с господином Цейтлиным и сообщал, что оформить сделку можно следующим образом. Господину Цейтлину следует на два дня прилететь в Лагос, чтобы на месте подписать необходимые документы.
      Он, Жером Шенье, настаивает на этом, поскольку такова регулярная процедура. Кроме того, он будет счастлив лично познакомиться с господином Цейтлиным, представить ему старшего сына, а также познакомить с четырьмя своими дочерьми, младшей из которых уже пятнадцать, а старшей девятнадцать. Виза господину Цейтлину не понадобится, поскольку высокое служебное положение Жерома Шенье позволит ему встретить господина Цейтлина прямо в аэропорту и провести мимо паспортного контроля. Этого, кстати, требуют и соображения конспирации. Жером Шенье искренне надеется, что тяготы военного положения не отпугнут господина Цейтлина, равно как и начавшийся недавно в Нигерии сезон дождей, совпавший, к сожалению, с эпидемией бубонной чумы. Но Жером Шенье убежден, что приятные и радостные впечатления, которые за эти два дня испытает господин Цейтлин, положат хорошее начало будущему сотрудничеству и совершенно компенсируют возможные неудобства от поездки.
      Марк совершенно не представлял себе, каким образом даже очень близкое знакомство с дочками Жерома Шенье может компенсировать возможное неудобство от бубонной чумы, но писать об этом своему новому нигерийскому другу не стал. Он просто коротко сообщил, что исключительно плотный график деловой активности, к величайшему сожалению, не позволит ему предпринять какие-либо путешествия в обозримом будущем. Поэтому, если доктор Шенье изыщет возможность оформить сделку в отсутствие господина Цейтлина, господин Цейтлин будет ему чрезвычайно признателен.
      – Что у тебя за дела в Африке? – спросил как-то Платон, которому Мария сообщила о необычайно участившемся обмене факсами между офисом Марка и Нигерией.
      – Узнаешь, – загадочно ответил Марк. – Своевременно. Платон подозрительно посмотрел на него, но промолчал. Доктор Жером Шенье был невероятно огорчен тем, что личное знакомство с господином Цейтлиным в ближайшее время невозможно. Его опыт состоит в том, что подобные сделки, если они не основаны на близкой личной дружбе, часто срываются. Или заканчиваются весьма неудовлетворительно. Но господин Цейтлин вызывает у него весьма сильную симпатию и внушает столь непоколебимое доверие, что Жером Шенье готов пойти на личный риск и обратиться к Главному Государственному Нотариусу Нигерии с убедительной просьбой засвидетельствовать подпись господина Цейтлина в его отсутствие. Это непросто, и у Главного Нотариуса могут возникнуть нежелательные вопросы. Однако репутация доктора Шенье настолько безупречна, что он надеется на благополучный исход. Однако в связи с этим доктор Шенье вынужден просить господина Цейтлина дополнить список перечисленных в первом письме документов доверенностью, текст которой прилагается, Марк облегченно вздохнул. На самом деле, он и не сомневался, что черномазый мошенник найдет выход из положения, но приятно было убедиться, что интуиция его не подвела. Цейтлин исполнил требуемое и стал ждать результатов.
      В связи с военным положением почта в Нигерии работала из рук вон плохо. Отправленный Марком пакет путешествовал не менее двух недель, и в течение этого времени доктор Жером Шенье ежедневно высылал по нескольку факсов, выражая крайнее беспокойство. А один раз даже позвонил по телефону и умирающим голосом произнес несколько фраз на плохом английском. Оказывается, волнения последних дней настолько сильно подорвали его здоровье, что он боится не дожить до благополучного завершения операции, а посему тревожится за судьбу своего многочисленного потомства.
      Однако страхи доктора Шенье оказались напрасными. И документы наконец поступили по назначению. Потому что в одно прекрасное утро Марку позвонил встревоженный Штойер. Ему сообщили, что сто с лишним тысяч долларов, лежавших на счете багамского оффшора, больше там не лежат. Они списаны на совершенно законном основании – по подписанному Марком и заверенному нотариусом заявлению.
 
      – Не беспокойся, – уверенно сказал Марк, чувствуя, что волосы у него встают дыбом. – Все это часть плана. Я контролирую ситуацию.
      Положив трубку, он тут же поднял ее и стал трясущимися пальцами набирать номер в далеком Лагосе.
      К великому облегчению Марка, доктор Жером Шенье оказался на месте и объяснил, что возникли непредвиденные и весьма нежелательные осложнения. Главный Государственный Нотариус Нигерии, будь он проклят в потомстве своем и чтоб черви изъели его внутренности, оказался негодяем, мздоимцем и вымогателем. Разорвав многолетнюю дружбу, связывавшую его с семьей доктора Шенье, и растоптав все предварительные договоренности, этот сын шакала притащил на последнюю решающую встречу, когда оставалось только скрепить документы печатью, ни много ни мало как Заместителя Начальника Тайной Полиции. Эти изверги заявили доктору, что он кончит свои дни на виселице, а перед тем будет посажен в темную и зловонную яму, если только не расскажет со всей откровенностью, что замышляет. И доктору пришлось во всем признаться. Тогда эти злонамеренные псы объявили, что дают ему двадцать четыре часа для выплаты им определенной доли от сделки в виде платы за молчание. Несчастный председатель чрезвычайной подкомиссии продал дом, собрал все, что мог, но денег все равно не хватило. Поэтому ему пришлось воспользоваться средствами уважаемого партнера, за что он приносит свои извинения, но с известной оговоркой – по его мнению, в сделках подобного рода риск должен делиться партнерами поровну. Он, доктор Шенье, не только лишился всех своих сбережений, но и подвергался реальной опасности неминуемой и позорной смерти. Однако теперь все завершилось благополучно, документы подписаны, на них стоят все необходимые печати, и в самое ближайшее время шестьдесят миллионов долларов будут находиться на счете господина Цейтлина, после чего об этом досадном недоразумении можно будет забыть. Хотя здоровье доктора Шенье теперь подорвано окончательно.
      Марк, которому потеря денег отрезала все пути к отступлению, в категоричной форме потребовал от уважаемого партнера немедленно выслать по факсу документы, которые обошлись "Инфокару" и ему лично в сто тридцать тысяч долларов. Угасающий на том конце провода доктор Шенье с тоской в голосе сообщил, что пока что это невозможно, поскольку данные бумаги, в соответствии с нигерийским законодательством, составляются в единственном экземпляре, и в настоящее время они находятся в Центральном банке Нигерии. Впрочем, у доктора Шенье там есть надежные друзья, которые помогут ему получить эти важные документы. Вместе с тем господину Цейтлину совершенно не о чем беспокоиться – теперь уже можно определенно сказать, что шестьдесят миллионов долларов находятся в Лондоне, в отделении банка "Чейз Манхэттен", и чисто техническую операцию по их переводу будет осуществлять специально уполномоченный доктором Шенье человек, который свяжется с Марком в течение нескольких часов.
      Специально уполномоченный человек не заставил себя ждать. Еще до конца дня Марк получил факс из Лондона. В нем сообщалось, что адвокатское бюро "Томпсон, Томпсон и Бейкер" готово исполнить поручение общего друга из Лагоса. Фамилию друга из соображений конфиденциальности не называем. Суть поручения тоже не упоминаем. Учитывая, что размер и характер сделки могут привлечь нежелательное внимание, настоятельно рекомендуем игнорировать любые сообщения, в которых не содержится присвоенное отныне Марку кодовое имя "Лорд Монтроз". Искренне ваши. Томпсон, Томпсон и Бейкер.
      Лорд Монтроз вступил с лондонскими адвокатами в оживленную переписку. Через какое-то время Томпсон, Томпсон и Бейкер сообщили, что операция перешла в решающую фазу, хотя они до сих пор не получили от общего друга некий документ. Из соображений конфиденциальности документ не называется. Впрочем, это ничему не препятствует. Если лорд Монтроз соблаговолит оплатить прилагаемый счет на шесть тысяч двести одиннадцать фунтов стерлингов, сделка еще до исхода дня будет завершена. Томпсон, Томпсон и Бейкер.
      Платить десять тысяч долларов сверх того, что он уже потерял, Марк не собирался, даже если бы эти деньги у него и были. Но вызволение доктора Шенье из зловонной ямы полностью исчерпало все возможности Марка. А рассказывать кому-либо эту историю до получения денег ему категорически не хотелось. Тем более что оснований сомневаться в добропорядочности нигерийского партнера было предостаточно. Раз все дело в какой-то бумажке, пусть председатель чрезвычайной подкомиссии соблаговолит оторвать от стула свою черную задницу и выслать в Лондон требуемый документ.
      Разговор с доктором Шенье проходил под смутно знакомый музыкальный фон. Доктор был весьма рад снова поговорить со своим уважаемым знакомым. Он совершенно уверен в успехе. Совершенно. Да, он знает про документ. Это одна из бумаг, которые переданы в Центральный банк Нигерии. К сожалению, цена этой бумаги известна. И банковские чиновники требуют взятку. Небольшую. Нужны четыре черных костюма. Четыре пары черных ботинок. Носки. Четыре белые рубашки. Четыре скромных галстука для деловых людей. Четыре пары наручных часов "Омега". Четыре карманных калькулятора. Размеры банковских чиновников доктор готов сообщить. Он глубоко скорбит, что не может самостоятельно решить эту простенькую задачу, но в настоящее время не располагает необходимыми средствами вследствие известных господину Цейтлину печальных обстоятельств.
      Вся эта информация унылым голосом сообщалась Марку под веселую мелодию, которая звучала на том конце провода и что-то сильно Марку напоминала. Она просто въелась ему в память. Когда Марк вдоволь наорался, проинформировав доктора Шенье на русско-английском языке, что именно он думает о порядках в Нигерии вообще и в их Центральном банке, в частности, то поймал себя на том, что время от времени напевает ее, хотя обстановка вовсе не располагала к веселью. Было совершенно понятно – надо идти к Ларри на поклон. Проще заплатить английским юристам, чем связываться с покупкой носков и рубашек для коррумпированных нигерийских чиновников.
      Марк поплелся к Ларри, мурлыча под нос навязчивую мелодию.
      Секретарша Ларри попросила немного подождать, пока Ларри закончит телефонный разговор, предложила чаю и, прислушавшись к издаваемым Марком звукам, сказала:
      – А я не знала, Марк Наумович, что вы любите Пугачеву.
      – Какую еще Пугачеву? – рассеянно спросил Марк.
      – Аллу Пугачеву. Певицу. – И секретарша негромко воспроизвела несколько строк из гремевшей в восьмидесятые годы песни "Арлекино".
      Марк остолбенело уставился на секретаршу, пытаясь уловить связь между Аллой Пугачевой и военным аудитором Жеромом Шенье, потом хлопнул себя по лбу и пулей вылетел из приемной. Только теперь он осознал масштаб обрушившейся на него катастрофы. Что-то ему попадалось в газетах... примерно полгода назад... про группу жуликов, проходивших когда-то обучение в Москве, чуть ли не в Университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы.
      Марк вбежал к себе в кабинет и стал лихорадочно копаться в старых подшивках. Есть! В "Известиях", несколько месяцев назад. Красноярский бизнесмен... фамилия изменена... письмо из Нигерии... шестьдесят миллионов долларов... треть ему, за услуги... приглашение прилететь в Лагос... загадочное исчезновение сразу же после прибытия... списание всех наличных денег со счета красноярской фирмы... появление оборванного бизнесмена в российском консульстве... его вылет на родину экономическим классом под заразительный хохот дипломатов... предупреждение Центрального банка Нигерии о деятельности международной группы аферистов, за которую упомянутый Центральный банк никакой ответственности не несет...
      Купили!
      Его размышления прервал звонок Ларри.
      – Заходил, уважаемый? – поинтересовался Ларри ласковым голосом. -– Извини, дорогой, что заставил ждать. Приходи, поболтаем.
      Хорошее настроение Ларри всегда служило тревожным симптомом. Марк поплелся на встречу.
      – Тут какая-то непонятная история... – В глазах у Ларри появлялись и исчезали желтые искорки. – Мне сейчас Платон позвонил. Сказал, что он говорил со Штойером. Что там произошло с багамским счетом? Ты в курсе?
      – В курсе, – признался Марк. – Нас кинули.
      – Как это – кинули? Нас?
      – Помнишь, я тебе письмо показывал? – дребезжащим от стыда голосом произнес Марк. – Из Нигерии. Мы еще тогда решили, что ничем не рискуем...
      – Извини, пожалуйста. – Ларри поднял вверх обе ладони. – Я что-то не очень... Говоришь, мы решили?
      – Ну я решил. Короче, нас кинули.
      – Ай-яй-яй! Намного?
      – Примерно на сто тридцать штук. Ларри искренне расстроился.
      – А твои личные деньги там были?
      – Были, – сказал Марк. – Примерно половина. Ларри расстроился еще больше.
      – Я так и думал, – удрученно проговорил он. – И Платон тоже. Так что же у тебя теперь? Совсем ноль?
      – Да нет. У Штойера почти столько же лежит. В Лозанне.
      – Что думаешь делать?
      – Покрывать убытки, – пожал плечами Марк. – Что же еще? Я виноват. Так что Ронни может переводить лозаннские деньги в общий котел.
      – Это очень неправильно, – окончательно огорчился Ларри. – Как ты можешь так говорить?! Мы же друзья. О таком варианте и речи быть не может. Знаешь, как мы сделаем? Мы эти деньги отработаем, Ты пока не трогай лозаннский счет. Пусть Ронни с ним поработает. Тут намечается офигительный бизнес – просто офигительный. Через месяц-два он все бабки отобьет. А тебе... – Ларри нагнулся и выудил откуда-то бумажный конверт, – вот я тебе дам двадцать штук. Тебе же деньги нужны. Жена, семья... Возьми, пожалуйста