Пилка дров затихает, ее вытесняет спокойный голос московского диктора.
      - Пошли, - говорит Нюра.
      Косте нравится здесь, и уходить ему не хочется, не узнав назначения всех рычажков, лампочек и ручек, но он стесняется молчаливого Федора Павловича, который копается в ощетинившейся проводами штучке. Они прощаются с ним и уходят. Миша провожает их на улицу,
      - Ты приходи к нам, - говорит он. - Я тебя всему научу! Хочешь? У тебя как по физике?.. Ну, тогда проще простого... В два счета научу!
      - Михайло, не задаваться! - голосом Федора Павловича говорит Нюра и прыскает.
      - Ничуть я не задаюсь, а просто... Попробуй-ка сама!.. А Федора Павловича ты не бойся, Костя, он хороший...
      - Ага, задавак не любит! - вставляет Нюра, но Миша даже не смотрит в ее сторону.
      - У него, видал, вместо левой ноги протез. Он сам сделал. Лучше всякого фабричного. У него орденов знаешь сколько!.. А вы куда? К Тимке? Арбузы-репы смотреть?..
      Тимофея они находят в большом тенистом саду за каменным двухэтажным зданием школы.
      Он неторопливо ходит от дерева к дереву, осторожно нагибает ветки и осматривает зеленые, словно поросшие пухом шарики плодов.
      - Здравствуй, Тимка! - кричит Нюра. - Мы пришли! Здравствуй!..
      - Здорово! - улыбается Тимофей, и сейчас же лицо его становится строгим. - Только по деревьям не лазить и ничего не рвать.
      - Очень нам нужно! - оскорбляется Нюра.
      - Нужно не нужно - я предупреждаю. А то больше не пущу.
      - Где же твои арбузы? - спрашивает Костя.
      - Я не только арбузами занимаюсь, я и грушами занимаюсь. У меня трехлетка по грушам.
      - Как - трехлетка?
      - Ну, трехлетний план. Понимаешь? Во время войны за садами уход какой был? Никакой. Немцы садов повырубили сколько? Потом зимы были знаешь какие! Люди замерзали, не то что деревья. Ну, а груша - дерево нежное, теплолюбивое. Вот всякие бэры, дюшесы и вымерзли. Восстановить надо? Надо. А что? Опять бэры и дюшесы? Стукнет мороз - они опять померзнут. А по селам, в колхозах, у колхозников сохранились местные сорта, они выжили. Вот, значит, надо их разыскать, культивировать, распространить...
      - Что же ты, по всей Украине будешь ездить?
      - Ну зачем? Разве я один? Нас знаешь сколько, юных мичуринцев? Ого! Вот я тебе покажу письма - у меня знакомые чуть не по всем областям есть. То есть так, по письмам, знакомые. Ну, мы обмениваемся семенами, опытом... Пойдем вот, я тебе покажу. Мне один из Кировограда прислал семена, так дерево уже вот такое...
      Тимофей показывает Косте множество саженцев, называет их сорта, откуда присланы семена и рассказывает, как он, Тимофей, их выхаживает и воспитывает. Костю это не очень занимает: все деревья, по его мнению, одинаковы, разница только в том, что одни побольше, другие поменьше. Однако он слушает и удивляется Тимофею. Тимофей здесь совсем не такой, как на реке. Он остался таким же неторопливым, но ни сонным, ни ленивым его не назовешь. Основательно, по-хозяйски, он шагает между саженцами, говорит уверенно и спокойно о вещах, Косте не известных, и даже почти не нукает.
      - Постой! - вдруг спохватывается Тимофей. - А где Нюрка? Ну, я ей сейчас дам!..
      Но Нюра уже идет им навстречу, старательно любуясь не то верхушками деревьев, не то плывущим над ними перламутровым облаком.
      - Ты где была? - подозрительно спрашивает Тимофей.
      - Ходила, смотрела, - пожимает плечами Нюра. - Уже и это нельзя, да? Пойдем отсюда, Костя!
      - Нет, стой! Покажи язык.
      - Вот еще! Зачем это я буду язык показывать?
      - Показывай! Ну?
      - Ну на! - высовывает Нюра язык, предательски почерневший от вишневого сока. - Жалко стало, что я две вишенки съела? У тебя воробьи больше поклевали...
      - То воробьи. А ты не воробей, а пионерка.
      - А ты - жадина!
      - О чем вы, ребята? - раздается звонкий грудной голос.
      Рядом на дорожке стоит молодая женщина в цветастом платье и смеющимися серыми глазами смотрит на них.
      - Пусть она сама скажет, - буркает Тимофей.
      - И скажу, - упавшим голосом говорит Нюра. - Мне, Елена Ивановна, очень захотелось попробовать... Я всего две штуки и сорвала, а Тимка уже кричит. Там воробьи вон сколько поклевали, а ему двух штучек жалко!..
      - Ему не жалко, конечно. Просто раньше времени рвать нельзя. И ты больше не будешь, правда?.. Вот и хорошо. А ты кто? - поворачивается Елена Ивановна к Косте.
      - Костя.
      - Тоже юный мичуринец?
      - Н-нет.
      - А кто же? Юннат, юный техник?
      - Нет. Я просто так...
      - А-а... - улыбается Елена Ивановна и поворачивается к Тимофею.
      Они наклоняются над чахлым саженцем бумажного ранета и обсуждают, что с ним делать. Елена Ивановна предлагает его заменить, а Тимофей, упрямо набычившись, настаивает на том, что заменять не надо, он берется его воспитать, и тот еще покажет, будьте покойны!
      - Хорошо, - говорит Елена Ивановна, - на твою ответственность.
      - Ладно, - спокойно и уверенно соглашается Тимофей.
      - До свиданья, ребята! До свиданья, Костя-Просто-Так! - снова улыбается Елена Ивановна и уходит.
      - Пойдем, - говорит Тимофей, - теперь я тебе свои арбузы покажу.
      - Не хочу! Я домой пойду! - внезапно рассердившись, отвечает Костя.
      - Ну ладно, в другой раз.
      - И в другой не хочу. Нужны мне ваши ранеты и арбузы!..
      Он поворачивается и напрямик, а не по дорожкам, идет из сада. Нюра бежит за ним. Тимофей озадаченно смотрит им вслед, потом опять склоняется над хилым саженцем.
      Костя буравит ногами горячую бархатистую пыль дороги и ищет, на чем бы сорвать досаду, однако нет даже камня, чтобы запустить в собаку. Нюра идет сзади и тоже молчит. Только когда село остается позади, у обрыва Гремячего яра Костя видит груду комьев глины и начинает сердито швырять их в яр. Раздражение мало-помалу спадает, но неприятный осадок остается.
      - Ну и пусть! - бормочет он, швыряя последние комья.- Подумаешь!..
      - Ты что, Костя? А? - озабоченно спрашивает Нюра. - Ты на кого рассердился? На Тимку, да?
      - Ни на кого!.. Пошли домой.
      Они сбегают в яр, выходят на луговину. Опять брызжут из-под ног кузнечики и висят столбики мошкары над головами, но веселое, радостное настроение не возвращается. Костю раздражают и кузнечики и мошкара, а лягушек он бы всех передавил, чтобы они и не пискнули больше.
      - А почему я должен быть кем-то? - вдруг поворачивается он к Нюре. Захочу - и буду, а не захочу - не буду!
      - Так разве я что говорю? - недоумевает Нюра.
      Но Костя не слушает.
      Почему, в самом деле, он должен быть обязательно мичуринцем? А он вот хочет быть не мичуринцем, а моряком!
      - Да ведь тебя никто не заставляет.
      - А чего она смеется?
      - Кто?
      - Ну, эта ваша... учительница.
      - Она и учительница и старшая пионервожатая.
      - Ну и пусть! А Мишка и Тимка... Чего они задаются?
      - Так они же ничего не говорили!
      - Ну, не говорили, а все равно задаются, что они умеют, а я - нет... Подумаешь! Я знаю и умею побольше их...
      Костя действительно знал и умел делать множество вещей и про себя этим гордился. Он знал всех знаменитых киноактеров, знал поименно почти всех мастеров спорта, а многих - и в лицо; футболистов киевского "Динамо" он узнавал по походке, со спины; никто лучше его не мог разобраться, почему левый край "промазал" и как капитан команды обводит противника; он наизусть знал все марки автомашин - советские и иностранные; сделал сам аквариум, а если рыбки в нем подохли, то виновата хлорированная водопроводная вода, а не он; а когда он собирал марки, так у него были такие, что даже из девятого класса приходили с ним меняться. Лучше его в пятом "Б" никто не умеет плавать кролем, а "ласточка" получается лучше только у его друга Федора.
      Конечно, Костя знает и умеет столько, сколько не знают все эти Мишки и Тимки, вместе взятые, но почему-то это нисколько Костю не утешает. И он наконец догадывается почему: оказывается, Миша и Тима делают то же, что и взрослые, а он, Костя, - нет. Ну, конечно, не совсем, как взрослые, однако дело-то у них одно и то же...
      - Их просто заставляют, вот и все! - говорит он вслух.
      - Кого, Тимку и Цыганенка? - догадывается Нюра. - Попробуй их заставь! Никто их не заставляет, им самим интересно - вот они и помогают... И чего ты сердишься? Тебя ведь не заставляют.
      Нет, конечно, не заставляют... Ему много раз предлагали вступить то в один, то в другой кружок, но Косте в кружок идти не хотелось - ему казалось, что это похоже на уроки: тоже есть расписание, задания... Так и получилось, что почти все ребята были заняты каким-то делом, увлекались им, а Костя был сам по себе. В зоопарке он видел, как паренек, вроде него, Кости, возился с медвежонком, должно быть юннат. А Сергей Казанцев ходит в Дом юных техников и строит паровую машину. В двадцать пятой школе есть общество юных историков, и они каждое лето ездят куда-нибудь в экспедицию. Костя подумывал было вступить в это общество, чтобы ехать в экспедицию, но для этого нужно было написать историческую работу, а писать Костя не захотел.
      Увлекался он не раз. Узнав о чьем-либо новом увлечении, Костя загорался тоже, но быстро остывал и бросал ради нового занятия, чтобы без сожаления оставить вскоре и его ради третьего. Все его захватывало, но ненадолго, и проходило бесследно. "Это не мое призвание", - решал про себя Костя и успокаивался.
      А какое же у него призвание? И что значит - "призвание"? Кто и что его призовет? Куда? И когда это будет?
      Костя до вечера мрачно лежит на берегу, отмахивается от Нюры и ищет свое призвание. Оно так и не отыскивается, приходится идти ужинать и ложиться спать.
      А утром прохладная, прозрачная вода, слепящее солнце смывают мрачные мысли, и Костя опять становится самим собой: загорает, купается, пробует добраться к гнезду стрижа, но только зря обдирает колени на крутом откосе. Приходят Миша и Тимофей, и в мелкой песчаной затоке они начинают сооружать плот из плавника. Набухшие коряги, обломки дерева сами-то плавают, но удержать на себе никого не могут и тонут вместе с отважными мореплавателями.
      Бегут дни. Костя катается на лодке с ребятами, а иногда - недалеко - и один. Гребет он уже хорошо и однажды с удивлением обнаруживает, что на руках у него вместо вялого пучка мускулов появились маленькие, но твердые бицепсы. Изредка он заглядывает в Нюрино зеркальце - там показывается облупившийся нос, выгоревшие, как прошлогодняя трава, брови, и Костя заранее прикидывает, кто сильнее загорит: он или Федор.
      Они так сдружились вчетвером, что Костя с грустью думает о том, что все-таки придется расставаться с новыми дружками. А как хорошо было бы, если бы они все четверо жили в Киеве! Если к ним добавить еще верного боевого друга Федора, это была бы такая компания, что лучше не сыщешь.
      Все было хорошо, но время от времени в самый разгар игры Миша убегает дежурить на радиоузел, Тимофей - к своим саженцам, а Нюра спохватывается, что еще надо варить, прибирать и вообще заниматься всякими хозяйственными делами. Костя остается один, и у него портится настроение. У всех есть какое-то дело, все чем-то заняты, один он болтается без всяких занятий, только купается и загорает. Его снова одолевает неловкость оттого, что он Костя-Просто-Так и до сих пор не нашел своего призвания, потому что до того, пока он станет моряком, еще очень далеко, а сейчас он никак не может определиться.
      СПЕЦИАЛЬНОЕ ЗАДАНИЕ
      Ребята зовут Костю к себе, он долго не соглашается: ему еще слишком памятны его растерянность и неловкость оттого, что все при деле, а он - так себе. Постепенно воспоминание об этом становится менее острым, и однажды перед вечером он соглашается сходить с Нюрой к бабушке. Однако к бабушке они попадают не сразу.
      Лишь только Нюра и Костя входят в село, мимо них пулей пролетает рыжий мальчишка. Он отбегает довольно далеко, потом, спохватившись, оборачивается, азартно машет им рукой, кричит:
      - Что плететесь! Айда скорее! - и бежит дальше.
      - Чего это он? - спрашивает Костя.
      - Не знаю. Это Сенька Журило. Случилось что-нибудь или что? Побежим, а?
      - Побежим!
      Взрывая пыль, распугивая ошалело кудахчущих кур, они бегут по улице, пока их не останавливает Миша:
      - Стойте! Еще рано...
      - Чего рано?
      - В школу рано. Вы ведь туда?
      - Мы не знаем. Сенька кричал "скорее", мы и побежали.
      - Эх, вы! Ничего не знаете, а бежите! - насмешливо улыбается Миша. Нет, видно, мне надо взяться за вас и радиофицировать.
      - Михайло, не задаваться!.. - голосом Федора Павловича говорит Нюра.
      - Я не задаюсь, а надо радио слушать! Я сам по радио объявлял.
      - Что?
      Миша останавливается, делает строгое лицо и, глядя мимо Нюры и Кости, торжественно, немного нараспев объявляет:
      - "Внимание, внимание! Говорит сельский радиоузел. Пионеры отряда имени Саши Чекалина должны собраться сегодня в школе к восемнадцати ноль-ноль для выполнения специального задания". Вот что! Понятно?
      - Нет, непонятно, - говорит Костя. - А какое задание?
      - Ишь, ловкий! Кто же специальное задание разглашает? Это же как военная тайна!
      Костя конфузится и умолкает. Нюра приходит ему на выручку:
      - Ох, Мишка, опять ты нос дерешь! Сам небось ничего не знаешь, а тоже туда же... Ведь не знаешь, да?
      - Это дело наше - знаем или нет, - многозначительно возражает Миша, однако больше не спорит.
      Хотя в школу они приходят задолго до шести, там уже много ребят. Миша сразу же куда-то исчезает, Нюра "на минуточку" уходит к подружкам и не возвращается. Костя остается один. Незнакомые мальчики и девочки исподтишка с любопытством разглядывают Костю, но, как только он оглядывается, отворачиваются и делают вид, что Костя их совершенно не интересует. Под этими взглядами он чувствует себя очень неловко, ему кажется - спина у него стала деревянная, а руки и ноги чужие, и, когда появляется Тимофей, он бежит ему навстречу с такой радостью, словно виделись они не вчера, а несколько лет назад.
      Следом за Тимофеем, оглядываясь по сторонам, неторопливо ковыляет второй, маленький Тимофей - толстый мальчуган лет пяти. Штаны у него держатся на помочах - перекинутой через плечо поверх рубашки узкой матерчатой ленте, застегнутой на огромную перламутровую пуговицу. То ли не доверяя помочам, то ли боясь потерять свою необыкновенную пуговицу, мальчуган идет, держась за нее обеими руками.
      - Братишка? - спрашивает Костя.
      - Ага. Вот увязался на мою голову! Слышь ты, прилипало! Иди, не отставай, а то сейчас домой отправлю!
      Мальчик неторопливо приближается к ним и во все глаза начинает рассматривать Костю.
      - Как тебя зовут? - спрашивает Костя.
      Тот долго молчит, продолжая разглядывать, потом надувается, выпучивает глаза и выдавливает из себя:
      - Горка...
      - Здравствуй, Горка-Егорка! Ты зачем пришел? В пионеры хочешь? Да? подбегает и принимается тормошить его Нюра.
      Егорке щекотно, он хохочет и брыкается:
      - Ага! Пусти! Не щекотай...
      - Отряд, стройся! - командует невысокий большелобый мальчик с нашивками на рукаве.
      Нюра и Тимофей отбегают, Костя и Егорка остаются одни. Отряд выстраивается на песчаной дорожке,
      - Смир-рно!..
      От школы идут Елена Ивановна и высокий, худощавый мужчина с близко поставленными, запрятанными в подбровье глазами. Пышные усы старят его, на самом же деле он молод. Услышав команду на линейку, он подтягивается и шагает четко, по-военному. Большелобый мальчик делает несколько шагов им навстречу, вскидывает руку в салюте:
      - Отряд имени Саши Чекалина построен в полном составе! По неизвестным причинам не явились трое! Рапорт сдан!
      - Рапорт принят! - салютует в ответ Елена Ивановна. - Будьте готовы!
      - Всегда готовы! - гремит линейка.
      - Вольно, ребята! - негромко командует Елена Ивановна. - Очень хорошо, что вы так аккуратно собрались. Колхоз обратился к нам с просьбой о помощи. Для нас это - почетное задание, наш долг! И мы ему, конечно, не откажем, правда?
      - Всегда готовы! Конечно! Ясно! - кричит линейка.
      - А сейчас бригадир Иван Кузьмич расскажет вам, в чем эта просьба.
      Иван Кузьмич одергивает свою выгоревшую гимнастерку, оглядывает строй:
      - Такое дело, ребята... Сейчас, вы знаете, время горячее, каждая пара рук на счету, и оторвать с поля мы никого не можем. Ну, а свиньи и прочая живность, - усмехается он в усы, - лезет во всякую щелку, ищет, где смачнее. Товарищи колхозники обижаются: надо, мол, плетни заделать, где прохудились. И правильно обижаются, конечно: заделать надо. Кроме того, клуню надо подремонтировать. Что для этого требуется? Требуется для этого дела исключительно лоза. На Старице, на острове ее - завались, а послать нам некого - это же двух-трех человек надо на целый день оторвать. Нарубить лозы - дело нетрудное и вам вполне посильное. А доставку в колхоз - это мы уж сами обеспечим. Вот такое дело. Понятно?
      Строй отвечает восторженными воплями:
      - Понятно! Ура! На остров! Хоч зараз!
      Костя мучительно завидует стоящим на линейке.
      Большелобый мальчик сердито хмурится и командует:
      - Тихо!
      - Значит, так, ребята, - говорит Елена Ивановна, когда строй затихает, - сбор завтра здесь к двенадцати. Совет отряда останется, мы распределим обязанности, кому что делать, и так далее. Вопросы есть?
      - Елена Ивановна! - звенит голосок Нюры. - А можно нашему Косте с нами? Он же тоже пионер, хотя и не нашего отряда.
      Елена Ивановна оборачивается, узнает Костю, улыбается и кивает ему:
      - Конечно, можно! Всем желающим можно.
      Костя вспыхивает от удовольствия. Молодец Нюрка! И эта Елена Ивановна тоже, оказывается, ничего все-таки... Егорка, стоящий рядом, надувается и пыхтит.
      - Ты чего? - нагибается к нему Костя, но тот выпучивает глаза и не отвечает.
      Строй рассыпается, Миша и Тимофей подходят к Косте, через минуту подбегает и Нюра, которая успела о чем-то переговорить с Еленой Ивановной. Костя и Нюра идут к бабушке, потом домой.
      Нюра попросила у Елены Ивановны разрешения в село не являться - все равно отряд должен прийти к домику бакенщика, который будет отправным пунктом.
      Утром Нюра варит обед, а Костя свободен. Он бродит по луговине, ловит кузнечиков и стрекоз: самых лучших он отдаст в школу для коллекции, остальных подарит Лельке - она любит всяких букашек.
      Издали Костя замечает, как на противоположном откосе Гремячего яра показывается маленькая фигурка, быстро сползает, скатывается вниз. Он долго ждет, пока фигурка покажется на этой стороне - кто может идти к ним в такую рань? - но никто не показывается. Тогда Костя бежит к яру и заглядывает с обрыва вниз.
      Там, на дне, барахтается Егорка. Прорезанные водой подмывы ступеньками сбегают вниз. Они почти в Егоркин рост, и, для того чтобы взобраться на каждую такую ступеньку, Егорка сносит комья глины в кучку, становится на нее, ложится на ступеньку животом, забрасывает ногу и, взобравшись, снова собирает комья глины, чтобы преодолеть следующий барьер. Он уже взмок, весь перепачкался глиной, но упрямо лезет вверх.
      - Егорка, ты куда? Давай я тебе помогу! - кричит Костя.
      Егорка поднимает голову, пыхтя и отдуваясь смотрит на Костю, но долго не отвечает.
      - Я сам! - произносит он наконец и опять принимается за работу.
      Костя ложится на землю и, свесившись, наблюдает за ним.
      Егорка устал, комья глины под ногами у него разъезжаются, крошатся, ему приходится отыскивать новые. В довершение всех бед сверкающая перламутровая пуговица его отрывается, катится на дно яра, и лишенные единственной опоры Егоркины штанишки ползут вниз.
      - Эй, герой! Штаны потеряешь! - хохочет Костя.
      Егорка не отвечает. Зажав в кулаке пояс штанов, он сползает вниз за пуговицей. Карманов у него нет, девать ее некуда, в руке она мешает. После некоторого раздумья он впихивает ее за щеку и снова карабкается наверх.
      - Так ты до вечера не вылезешь. Погоди, - говорит Костя.
      Он сбегает вниз и подсаживает Егорку со ступеньки на ступеньку.
      Взобравшись наверх, Егорка вынимает из-за щеки пуговицу и независимо говорит:
      - Кабы не пугвица, я бы сам... Подумаешь!
      - Да куда ты идешь?
      - Треба, - коротко отвечает он и направляется к домику бакенщика.
      - Горка-Егорка! - всплескивает руками Нюра, увидев его. - Ты зачем? А извозился-то! Где ж твоя пуговица?
      - Вот, - разжимает кулак Егорка, придерживая другой рукой сползающие штаны.
      - А ну, снимай! - командует Нюра. - Иди мойся, а я пришью.
      Егорка послушно раздевается - Нюре он доверяет больше, чем Косте, идет мыться, а Нюра вытряхивает из его одежонки глиняную пыль, пришивает пуговицу.
      - Это он с нами прилаживается. Ох и задаст ему Тимка, как увидит!.. Ты что, с нами хочешь? - спрашивает Нюра.
      - Ага, - не оборачиваясь, отвечает Егорка.
      - Тебя не возьмут, ты маленький.
      - А я все одно поеду! - упрямо говорит Егорка и надувается.
      - Ладно, не надувайся. Идем поедим, а то нам скоро ехать надо.
      Егорка беспрекословно идет следом и ест все, что подставляет ему Нюра. Он внимательно и неторопливо оглядывает все вокруг и слушает, но в то же время в нем непрерывно идет напряженная мыслительная работа. Силясь додумать или понять что-либо занимающее его, он перестает есть, даже затаивает дыхание, словно боится спугнуть ускользающую мысль.
      Если в такую минуту его спрашивают о чем-нибудь, он выпучивает глаза и, не понимая, переспрашивает;
      - Кого?
      Костя и Нюра смеются, им обоим Егорка нравится. Нравится он и Ефиму Кондратьевичу.
      - Самостоятельный мужчина, - усмехаясь, говорит он.
      Возле Гремячего яра трубит горн, рокочет барабан. Нюра и Костя бегут навстречу отряду.
      Впереди отряда шагает большелобый мальчик. В вытянутых руках он держит флажок.
      - Это наш председатель совета отряда, Митя Дымко. Умный - просто ужас! Он как начнет говорить, всех забивает! - сообщает Нюра Косте. Здравствуйте, Елена Ивановна! Нам можно в строй, Елена Ивановна?
      Они пристраиваются в хвост колонны.
      Возле дома колонну встречает Ефим Кондратьевич. Костя и Нюра рассказали ему о специальном задании, но он, оказывается, знал о нем еще раньше: накануне он был в селе, и председатель колхоза договорился с ним, чтобы он присмотрел за рубкой и обеспечил перевозку ребят и лозы.
      - Здравствуйте, Ефим Кондратьевич! Вы поможете нам переправиться? спрашивает Елена Ивановна.
      - Мое почтение! Помогу, а как же. Вам одной на реке с этой командой трудно будет.
      Строй рассыпается. Нюра подбегает к Тимофею:
      - А к нам знаешь кто прибежал? Егорка ваш.
      - Ну! - встревожено вскидывается Тимофей.
      - Ага. Я, говорит, с вами поеду...
      - Вот я ему "поеду"!
      - Тато, а где Егорка?
      - Да тут все время вертелся.
      Тимофей, Нюра, а потом чуть не весь отряд начинают искать, но не находят - Егорка исчез.
      - Что ж мы зря ищем, время теряем? - рассудительно говорит Митя Дымко. - Он, наверно, испугался, что ему попадет, и убежал.
      - Ну да, испугаешь его, настырного!.. - недоверчиво тянет Тимофей.
      Однако Егорки нет, и Елена Ивановна предлагает садиться в лодки. Их две. В меньшую на весла садятся старшие мальчики - с ними поедет Елена Ивановна. Большую должен вести Ефим Кондратьевич, и туда, ойкая и тараторя, забираются девочки. Одна из них проходит на нос, но только усаживается на широкую и длинную скамейку и опускает ноги вниз, на ворох стеблей привянувшего аира, как тут же с визгом вздергивает их и кричит:
      - Ноги! Ноги!..
      Никто ничего не понимает, но Тимофей догадывается сразу. Расталкивая девочек, он бежит на нос и из-под скамейки вытаскивает за ноги Егорку. Тот упирается, цепляется руками за весла, скамейку, но Тимофей молча и сердито отдирает его пальцы и тащит на берег.
      Сначала все смеются, но лицо Егорки выражает такое отчаяние, он с такой мольбой переводит глаза с одного на другого и - видно по всему - так оглушительно сейчас заревет, что всем становится его жалко.
      - А может, возьмем его, Елена Ивановна? - нерешительно спрашивает Нюра. - Мы за ним приглядим. Да, девочки?
      - Да-да! Мы посмотрим за ним! - подхватывают девочки. - Возьмите его, Елена Ивановна!
      Елена Ивановна вопросительно смотрит на Тимофея и Ефима Кондратьевича.
      - Возьмите, что ж! - усмехается Ефим Кондратьевич. - Малец любопытный, интересно ему.
      - Я вот всыплю ему сейчас "интереса" и домой отправлю! - сердито говорит Тимофей.
      Губы Егорки растягиваются в назревающем плаче, он поворачивается к Елене Ивановне и из последних сил выдавливает:
      - Сами говорили - "желающие"... А я - желающий...
      - Вот что, желающий, - решается Елена Ивановна. - Иди садись со мной и на острове - от меня ни на шаг! Хорошо?
      - Л-адно... - со всхлипом произносит Егорка и поспешно лезет в лодку.
      Он сразу успокаивается и, вертя головой во все стороны, следит за тем, как пионеры усаживаются, как отчаливает лодка Ефима Кондратьевича, как гребет Костя. На брата, сидящего за вторым веслом рядом с Костей, он не смотрит.
      Лодка удаляется от берега, кругом - только сверкающая под солнцем вода, и Егорке становится жутко. Он потихоньку сползает с банки и садится на дно лодки - там от воды подальше и не так страшно.
      - Испугался? - спрашивает Елена Ивановна.
      Егорка сопит, разглядывает, ощупывает решетку на дне и не отвечает. Потом, видя, что ничего не случается, все сидят спокойно, он вползает обратно на банку, но на всякий случай старается держаться как можно ближе к Елене Ивановне. Через Днепр он переправляется первый раз, и любопытство оказывается сильнее страха. А интересно вокруг все.
      По реке плывут веточки, травинки. Откуда они плывут и куда? Вода вовсе не течет спокойно, а ходит кругами, будто закипает, и снизу поднимается что-то мутно-желтое.
      - Это чего? - спрашивает Егорка.
      - Песок, - отвечают ему.
      Егорка надолго задумывается. Песок лежит на дне, а как же и зачем он поднимается наверх? Может, над ним смеются и обманывают? Но никто не смеется, рядом сидит Елена Ивановна, она большая, при ней врать побоятся. И все-таки: песок ведь не живой, и, если его бросить в воду, он всегда тонет, это Егорка знает твердо - сколько раз он сам швырял пригоршни песка в реку, и каждый раз тот сразу же шел ко дну.
      Егорка так задумывается над этой неразрешимой загадкой, что затаивает дыхание и краснеет от натуги.
      - Ты что? - спрашивает Костя.
      Егорка не сразу понимает и выпучивает глаза:
      - Кого?
      Все смеются, но Егорка не обращает внимания. Он показывает на желтеющую песком суводь:
      - А почему?
      - Песок-то? Его течением со дна подхватывает и выносит наверх.
      Егорка недоверчиво косится, потом поглядывает на Елену Ивановну - она молчит. Значит, правда. Теперь понятно, почему он, Егорка, тонет. Купается он в сельском ставке, где плавают гуси, а там никакого течения нет, и Егорку неудержимо тянет на дно. Оказывается, надо забраться туда, где глубоко и быстрое течение. Сначала он пойдет на дно, а потом его течение само вытащит наверх. А вдруг не вытащит? Все говорят, что он толстый и тяжелый. И потом, другие ребята - они же плавают и в ставке... Нет, тут что-то не так, наверно, его все-таки обманывают, И Егорка опять надолго задумывается.
      - Гадюка! Гадюка плывет! - кричат девочки на большой лодке.
      Все сразу поворачиваются в ту сторону, лодка накреняется.
      - Сидите спокойно! - строго говорит Елена Ивановна.
      Ребята садятся по-прежнему, но изо всех сил вытягивают шеи, вглядываются в воду. От большой лодки к ним, разрезая россыпь солнечных зайчиков, движется маленькая головка, от нее разбегаются, как усы, такие же маленькие волны.
      - Эх, вы! - кричит зоркий Тимофей. - Это уж, а не гадюка!
      Он вынимает из уключины весло и, когда уж подплывает близко, подцепляет его веслом и выхватывает на воздух. Сверкающая на солнце змейка судорожно изгибается, срывается с весла и ныряет под лодку. Ребята готовы продолжать охоту, но Елена Ивановна не разрешает, и, с сожалением поглядывая на уплывающего ужа, Костя и Тимофей опять берутся за весла.
      Вот и остров. Все выскакивают, начинают дурачиться, бегать по раскаленному песку. Только один Митя Дымко остается серьезным.
      Он торжественно выносит отрядный флажок, вонзает его древко в песок и кричит:
      - Тихо, ребята!
      - Не будем терять времени, - говорит Елена Ивановна, - работы много. Сделаем так, как договорились вчера: мальчики рубят, девочки подносят лозу сюда, к лодкам. Кто хорошо гребет, будет помогать Ефиму Кондратьевичу перевозить.
      - Лесорубы, взять топоры - и ко мне! - командует Митя.
      - Подносчики - ко мне! - звонко кричит белокурая девочка с большими, будто удивленными, глазами.
      Костя уже знает, что это и есть Галя Здравствуй.
      Девочки собираются вокруг Гали. Костя и другие ребята вытаскивают из лодки топоры и идут к Мите. Тимофей, Миша и молчаливый долговязый Борис остаются возле лодок - они будут перевозчиками.
      - Только вот что, лесорубы, - предупреждает Ефим Кондратьевич. Подряд не рубите: изводить под корень кусты не к чему. И выбирайте лозу тонкую и подлиннее. И с топорами поаккуратнее, ноги себе не покалечьте.
      - Есть не рубить подряд, выбирать тоньше и длинней! - отчеканивает Митя. - За мной!
      Закинув топоры на плечи, как заправские лесорубы, ребята бегут к зарослям тальника, и над островом рассыпаются легкие, приглушенные удары топоров о сырую лозу. Следом за мальчиками идут девочки, подбирают срубленные прутья. Елена Ивановна показывает, как тонкой, гибкой лозой связывать прутья в пучки. Егорка не отстает от Елены Ивановны и тоже старательно собирает прутья, с завистью поглядывая на орудующих топорами мальчиков.
      Костя ожесточенно врубается в заросли и следит за работающим неподалеку Митей - не обгоняет ли он. Митя рубит спокойно и неторопливо, но быстро движется вперед - гнаться за ним не так просто. Слева от Кости рыжий Сеня Журило. Он отрядный горнист, и за спиной у него болтается начищенный до ослепительного блеска горн.