– Ну хорошо, – сказал наконец Чара. – Я полагаю, все развивается по плану.

– Иначе и быть не могло, – отозвался мужчина в майке. – Его готовили наши лучшие специалисты.

– Мои тоже, – несмотря на бесстрастный голос Чары, я заметил мрачную молнию в его глазах.

– Впрочем, теперь их стало меньше, – продолжал мужчина в майке.

– Уехали в село? – иронично улыбаясь, спросил Чара.

Судя по всему, он вполне справился со своим драконом.

– Хуже, Они арестованы.

Улыбка медленно сползла с лица Чары.

– Кем?

– Полицией…

– Когда?

– Утром.

– Где?

– По месту жительства.

– Имена?

– Вот список. – Мужчина в майке протянул листок, который Чара внимательно просмотрел и сунул во внутренний карман.

– Я разберусь, – сказал он.

– Дерьмо в ноздре! – восхищенно пробормотала Ракш. – Когда же они успели договориться?

Я удивленно скосил на нее глаза, и тут до меня дошло. До этой минуты Чара не знал о случившемся. И тем не менее он не спросил, за что арестовали перечисленных в списке.

– Хорошо. – Мужчина в майке сделал кистью рубящий жест, означающий исчерпанность темы. – Но это еще не все. Мы продолжаем ждать, когда наши ряды пополнятся лучшими людьми государства.

Сказав это, он откинулся на спинку стула, пристально уставившись на Чару. И тут я наконец увидел его лицо. Увидел и поражение замер.

Это был тот самый оратор из парка, который полтора часа назад вдохновлял сидящих там на помостах чистильщиков. Ракш знала, куда меня вела. Здесь, в этой комнате, ставшей на время местом пересечения основных политических сил, творилась сейчас судьба страны.

Я вдруг почувствовал себя безумно усталым. То, что происходило внизу подо мной, несло в себе потенциал огромной разрушительной силы. Чтобы хоть немного взбодриться, я улыбнулся, но улыбка вышла невеселой. Чара, наверное, искренне считал, что, если возвращать всех заблудших овец в стадо, оно никогда не свалится с обрыва. Это была распространенная ошибка. Насколько я знал, ни одна цивилизация не избежала ее периодического воспроизводства

– Я полагаю, это пока преждевременно, – рассудительно произнес Чара. – Два потока могут оросить больше земель. Тем более что там, где руль держит уверенная рука, не следует лезть с советами к рулевому.

– Это справедливое замечание, – сказал чистильщик. – Мы думали об этом. Но, кроме рулевого, на судне должен быть впередсмотрящий.

Некоторое время Чара безмолвно глядел на чистильщика. Потом зашевелился и медленно встал

– Встреча была очень интересной, – заявил он. – Считаю, есть смысл встретиться снова. Возможно, к тому времени многое прояснится.

– Хочется надеяться, что судьба сбережет всех верных хранителей Восстановления, – высказал пожелание чистильщик.

Я уловил в его интонации наглую нотку, но Чара, похоже, не заметил ее. Во всяком случае, он не обиделся.

– Ну конечно, – улыбнувшись, согласился он. – Кто-то же должен поддерживать массовый энтузиазм.

– Хорошо. – Чистильщик ритуально взмахнул рукой. – Следующий раз – как обычно?

– Да. И максимум осторожности.

– Что-нибудь случилось? – Лицо чистильщика сделалось встревоженным, на щеках проступили синие пятна.

– Пока нет.

– Но есть информация?

В глазах Чары появилось странное выражение.

– Информация есть всегда, – бесстрастно сообщил он. – Но волноваться не стоит. Пока мы стоим на холме, мы следим за процессом.

Я почувствовал пальцы Ракш на предплечье и обернулся.

– Нам пора. – Ракш уже отворила дверь.

Я с сожалением глянул последний раз в глазок и, встав, двинулся за ней.

Увиденное мной было настолько значительным, что требовалось время, чтобы это осмыслить. Я почти не сомневался, что Чара, заинтересовавшись мной, поручил своим людям укатать и допросить Оклахому. Вполне возможно также, что двадцать погибших солдат – часть придуманной им же "страшилки", призванной сплотить народ перед лицом несчастий. Хуже – если эта утка была запущена с целью дискредитировать Принцепса. И совсем плохо, если в ее распространении участвовали "чистильщики".

Именно здесь начиналась для меня область загадочного. Хитросплетение интриг и поступков, как всегда, выражало отчаянную борьбу интересов разных влиятельных групп. Для тех, кто ее понимал, все было, наверное, очевидно. Беда в том, что я сроду не интересовался, прикладной политологией и экономикой. Поэтому распутать весь клубок мне было явно не под силу. Как никогда я чувствовал сейчас острую нужду в Амалазунте. Однако Амалазунта вот уже две недели охотилась где-то в районе Веги, и дотянуться до нее было невозможно.

– Мне показалось, тебе не нравится происходящее у скавра, – осторожно заметил я. – А что думают другие ветви?

– Мы редко расходимся в главном, – буркнула Ракш и, как мне показалось, ускорила шаг. Однако я не отставал.

– Я понимаю твой интерес, – говорил я, держа Ракш под руку и стараясь не наступить в темноте на край ее накидки. – Но ведь «чистильщики» быстро накапливают силу. Ты не боишься, что они возьмут власть? Смотри, Ракш, мало никому не покажется.

То, что я услышал в ответ, буквально сразило меня.

– Это полезно для Восстановления, – убежденно сказала Ракш. И, подумав, добавила: – Мне нравятся люди, которые знают, чего хотят.

Я прощался с ней в атрии. Мы долго стояли в обнимку, слушая, как свистит между колонн ветер, покалывающий наши щиколотки влажным песком.

– Я бы хотела увидеть тебя еще много раз, – сказала Ракш отстранившись.

Когда-то это была очень веская формула, означающая предложение стать постоянным партнером и даже отцом детей. В последнее время она утратила свой обязательный смысл, но все равно при ее употреблении подразумевалось нечто большее, чем переплетение двух тел.

Я не ожидал этого и немного замешкался, подбирая слова. Вспыхнув, Ракш резко высвободилась из моих объятий. Я понял, что еще секунда – и она уйдет, причем уйдет навсегда. И тем не менее я молчал. Молчал вопреки здравому смыслу, своим желаниям и сгущающемуся раздражению Ракш. Молчал, ужасаясь собственному молчанию, и отвратительное чувство вины заполняло мне грудь. Что я мог предложить ей сегодня? Неврастению, меланхолию и суицидный синдром? Еще год назад ей было бы безумно интересно со мной. В то время я верил в свою удачу, и мне очень нравился вкус опасности. Если бы мне пришлось тогда осесть на Керсте, мы составили бы отличный тандем. По крайней мере на пару лет.

– Зачем я тебе? – сказал я устало. – Посмотри, я кончился. Старого Теры нет, осталась одна оболочка. Этот осколок меня доконал.

– Прекрати. – Ракш сделала шаг вперед и, совсем по-земному взяв за плечи, пристально посмотрела мне в глаза. – Ты – настоящий. Я знаю мужчин. Ты – камень. Что бы ты там про себя ни говорил, я хочу, чтоб эта встреча была не последней Не отвечай мне сейчас, – добавила она торопливо, – уходи, куда тебе надо. Но когда бы ты ни вернулся, я вспомню свои слова.

Расстроенный, я возвращался в гостиницу, не понимая, зачем я, собственно, туда иду. Только что передо мной открылась дверь, за которой светило солнце, звенел смех и архангелы с золотыми трубами возвещали вечную юность для всех, кто переступил порог. Мир этот был близок, но, чтобы попасть туда, я должен был убежать от самого себя. А от самого себя никто еще никогда не убегал.

Стараясь собраться с мыслями, я присел на берегу маленького пруда посреди парка, с тихой грустью глядя на скользящих по воде бегунов. Время близилось к вечеру, но туман еще не лег, и в теплом, наполненном влажными полутонами воздухе все окружавшее меня выглядело особенно трогательным, полным невысказанных желаний и несбывшихся надежд.

Мне вдруг отчаянно захотелось хереса. Здесь, на берегу пруда, следовало пить именно херес, с его сильным и вяжущим вкусом, заставляющим вспомнить о пройденных дорогах и обжигавших когда-то страстях. Мне подумалось, что я должен быть благодарен воспоминаниям, пусть даже горьким, но так или иначе связывающим меня с миром живых. В настоящем у меня не было ничего: ни веры, ни долга, ни желания уцелеть. Я снова тонул, не понимая, за что еще можно уцепиться. Сначала я думал, меня спасет дело, но я ошибся. Теперь выяснилось, что я не нуждаюсь и в любви. Черная волна отчаяния снова накатила на меня, и я согнулся, зажмурив от сумасшедшей тоски глаза, судорожно поднеся ладони к лицу.

Потом меня немного отпустило, и я устыдился своей слабости.

– Подбери губы, – сказал я себе. – Что это ты раскис? Через пару часов ты должен быть у Таш. Вспомни, ты еще утром безумно хотел ее. Держись! Поддай в шлем кислорода! Возьми себя в руки, патруль, – бывало и хуже.

Продолжая склеивать себя из кусочков, я медленно добрел до гостиницы. Еще в холле я услышал громкие голоса и шум возни, доносившиеся из спальни Оклахомы. Дверь в спальню была, как всегда, открыта, и, проходя мимо, я увидел на кровати нечто, напоминающее скульптурную композицию. Оклахома и невысокая стройная брюнетка с разноцветными лентами на ногах, радостно хохоча, поддерживали с боков еще одну девушку, стоящую между ними на голове. Четвертый участник группы, поднявшись на цыпочки, безуспешно пытался задвинуть член в неудобно расположенное влагалище. Заметив меня, брюнетка кокетливо изогнула спину, выпятив зад с вытатуированной на нем мордой лоя – эмблемой школы, где она училась.

Я чувствовал, что, если наш вечер с Таш начнется с этого зрелища, все будет безнадежно испорчено. Однако как хозяин гостиницы я не имел права им мешать. Единственное, что мне оставалось, так это надеяться, что через пару часов они либо устанут и заснут, либо выметутся куда-нибудь на поиски новых приключений.

"Интересно было бы узнать, – думал я, идя по коридору к своему кабинету, – что вообще рассказал Оклахома людям Чары? Главного он, конечно, из-за блока сказать не мог. Но мелочи, как та, например, что я ни с кем не сплю, он уж, наверное, обсосал вволю".

Проходя мимо Зеленого будуара, я не выдержал и открыл дверь. Клоуна на кровати уже не было, как не было и грязных простыней. Наверное, очнувшись, он почувствовал себя лучше и смог уйти, а грязные простыни утащили уборщики. Я мысленно пожелал ему удачи и, не торопясь, отправился к себе.

Мое донесение Давантари все еще ждало своего часа в компьютере. До того как уйти к Таш, я должен был дополнить его новой информацией. Когда я садился за пульт, меня переполняло горделивое желание побыстрее сообщить в констабуларий о раскрытой интриге. Однако, закончив описание встречи Чары с чистильщиком, я вдруг осознал, что сегодняшние мои дела точно соответствуют статье о вмешательстве в дела неприсоединенной планеты.

Сговор между государственным деятелем и одним из лидеров странной организации, напоминающей то ли политическую партию, то ли монашеский орден, не относился к проблемам ойкумены. Конечно, им было что скрывать, но меня это не должно было касаться. Пока я не доказал связь хотя бы одного из них с роем, я не имел права противодействовать их планам.

Я сидел в кресле, пытаясь осмыслить ситуацию, но мысли мои не двигались, зависнув, словно маломощные баржи в плотной атмосфере гиганта. Единственное, что я ощущал, – это разочарование по поводу того, что дело, которое я считал минутным, вдруг выросло в крупное препятствие на пути к встрече с Таш. Чтобы встряхнуться и призвать себя к порядку, я просто нагнулся набок и вывалился из кресла, а потом, поднявшись с четверенек, стал бесцельно бродить по комнате.

"Что с того, что они начали первыми? – сказал я себе. – Ты сам спровоцировал их. Твои возможности неизвестны, уже поэтому ты опасен. Пусть Чара пытался растрясти Оклахому. Он в своем праве, на своей планете и в нынешней должности просто обязан проявлять к тебе интерес. А ты, между прочим, здесь гость, и гость незваный. Единственное, что ты сейчас можешь, это собирать информацию. А вот действовать ты не имеешь права. Иначе попадешь под суд".

Рассуждая так, я уже точно знал, что отсидеться мне все равно не удастся. Еще утром я сделал свой выбор и стал тем самым на индивидуальную тропу войны. Поступить иначе я просто не мог. Я всегда ненавидел фанатиков, даже таких, которые фанатично служили науке. За свою жизнь я повидал их немало и успел убедиться, что фанатики способны ради Достижения своих целей на любые, самые решительные действия. А совершая решительные действия, трудно избегать жестокости и рисковать только своей головой. Земная мораль многое прощала фанатикам в случае их победы. Но для меня фанатики однозначно олицетворяли зло.

Я вдруг вспомнил прерывающийся голос клоуна, испачканные в крови простыни, неприветливые лица чистильщиков на поляне и содрогнулся, ощутив, как растекается по телу липкая смесь брезгливости и страха. Холод, выстудивший мне спину, очень напоминал чувство, охватывающее сидящего на земле человека при виде тарантула. Подчиняясь безотчетному импульсу, я протянул руку и безвозвратно уничтожил только что написанный текст. Я сознавал всю меру своей ответственности, но даже не думал о возможном наказании. В конце концов последние три года, с тех самых пор, как получил право, занимать капитанскую подвеску, я только и знал, что подставлял плечи. Гораздо больше меня беспокоило другое. Недостаточно глубоко проникнув в ситуацию, я мог по недомыслию искорежить судьбу целой страны.

Поставив передачу на автомат, я решил уже было идти к Таш, но вдруг вспомнил, что больше недели не занимался волосами. У жителей Керста они росли только на голове, и землянам приходилось регулярно втирать по всему телу депилятор. Именно поэтому я убрал из душа большое зеркало. Без волос я напоминал себе лягушку, а больше всего меня раздражал безволосый пах.

Я стоял под стационарным феном, когда раздался сигнал алярма. Это означало, что в гостиницу вошел кто-то незнакомый. Распахнув дверь в комнату с контроллером, я увидел высветившийся на мониторе холл, посреди которого топтались маленький мальчик и невыразительная на вид женщина средних лет.

Женщина была настолько некрасива, что просто не могла иметь никакого отношения к Оклахоме. Не досохнув, я занулил фен и бросился, затягивая на ходу пояс, к выходу.

– Серьезный рик, – похоже было, что она получила неплохое образование, – конечно же, вносит свой труд в Восстановление?

– И немалый, – вежливо согласился я.

– Мы, пять семей тех, кто погиб на войне, решили восстановить разрушенную деревню Саши.

– Это благородный замысел.

Я все еще не понимал, чего она хочет. Ясно было только, что не денег. На Керсте пока что никто не просил подаяния.

– Поля вокруг деревни раньше обрабатывали семнадцать взрослых людей.

Я молчал, ожидая продолжения.

– Нас же всего шестеро, и у нас нет ни одного мужчины.

– А… – До меня наконец начало доходить. – Вам нужен мужчина.

– Да, серьезный рик. И мы предлагаем нашему мужчине две трети денег из того, что останется после покупки еды и одежды. А кроме того, все то, что мы сможем сделать для него бесплатно.

"Удивительно лестное предложение, – саркастично подумал я. – Особенно если все остальные так же хороши, как ты".

– Не могу, – сказал я вслух, сразу обозначая свою позицию, чтобы не быть неверно истолкованным. – Дело в том, что я – член Административного совета и не могу надолго уезжать из города.

– Тогда, – она вдруг отвлеклась от основной темы, – может быть, я смогу оставить здесь на время моего ребенка?

Я ошеломленно уставился на нее.

Оставить своего ребенка!

Я так растерялся, что даже не сразу нашел ответ.

– Это большое доверие, – сказал я вежливо. – Но только как же я возьму мальчика, если меня порой сутками не бывает дома?

Я вдруг подумал, что она выполняет задание Чары или роя, но тут же отбросил эту мысль. При отсутствии радиосвязи трехлетний мальчик вряд ли мог собрать и передать серьезную информацию о гостинице.

– А между тем, – продолжала женщина, – наступает сухой сезон. Нам надо торопиться.

Я почувствовал, как мое лицо привычно складывается в выражение сочувствия и желания участвовать в решении ее проблем.

– Не исключено, что я встречу подходящего человека, – предположил я. – И если бы у меня был адрес, куда его направить…

Женщина с сомнением покачала головой, но тем не менее выудила из шорт маленький грязноватый листок и стала писать,

– Может ли так быть, – спросила она, не отрываясь от бумажки, – что член Административного совета живет не в правительственном квартале?

– Может, – убежденно сказал я. – У каждого свой дракон.

Видимо, этот ответ показался женщине удовлетворительным.

– Хорошо, – сказала она, протягивая мне бумажку. – Вот адрес. И еще просьба: пусть Принцепс узнает, что мы с ним заодно. Думаю, сейчас ему нужна поддержка.

– Все, как один, – в село! – неожиданно для самого себя высказался я.

Но женщина не услыхала иронии.

– Именно так! – с воодушевлением подхватила она. – Мы восстановим разрушенное. На это у нас хватит сил!

Ее энтузиазм был совершенно неподдельным, и я почувствовал себя пристыженным. Чтобы избавиться от этого чувства, я распустил кошелек и, вытащив оттуда горсть крупных жетонов, сунул ей в руку.

Мы вместе вышли на улицу. Здесь, неподалеку от Разделителя, реже слышалось карканье бородатых лошадей, сиренки перевозок, свист и шипение разных паровых механизмов и бессмысленная ругань тех, кто эти механизмы обслуживал. Днем я считал людское столпотворение несомненным преимуществом центральных районов. Но к вечеру задерживающихся здесь охватывало странное ощущение абсолютной заброшенности этих кварталов.

Распрощавшись с женщиной, я пересек Разделитель и вскоре очутился возле Желтого дворца. В вечерних сумерках он выглядел очень внушительно, хотя на самом деле это было одно из самых невесомых зданий, которые я встречал на Керсте. Высота, явно превышающая ширину, дивные стрельчатые арки над ажурными воротами, вытянутые вверх шатры над тонкими капиллярами наружных лифтов заставляли дворец буквально парить над землей.

Выйдя на дворцовую площадь, я почувствовал, как снова заныло с утра не напоминавшее о себе сердце, и замедлил шаг. На какое-то мгновение мне почудилось, что я смотрю на себя со стороны, оценивая холодным отстраненным видением уходящей в информационный континуум биоплазмы жалкие ухищрения привыкшего обманываться тела. Я знал, зачем я понадобился Таш, и хорошо понимал, что после нашей встречи меня не ждет ничего, кроме нового разочарования. Женщиной, которая сама бросает кости, невозможно обладать – ей можно только служить. Словно наяву я увидел наглые прозрачные глаза Таш, похожие на глаза дорогой твари из какого-нибудь элитного ареала, и ясно осознал, что проснусь еще более опустошенным, чем сейчас, а может быть, и свалившимся на самое дно своей депрессии.

"На этой глубине тебя раздавит, – сказал я себе. – И к сожалению, не до смерти, а только до сумасшествия. Лучше побереги себя, остановись, пока не поздно! Кому ты, спрашивается, кроме себя самого, нужен?"

Однако ноги, не слушаясь, несли меня вперед, навстречу бездонным глазам Таш. Я хотел эту женщину, она была нужна мне как воздух. Меня тянули к ней не высшие соображения, а внутренний голос – тот самый инстинкт, который заставляет собаку безошибочно выбирать необходимую ей в качестве лекарства траву.

"Плевать! – думал я, поднимаясь по ступеням дворца. – Зачем мне такая жизнь? Все равно сдохну. А так – хоть ночь с Клеопатрой…"

На этот раз охранник у входа не отодвинулся в сторону, когда я назвал себя, а, отжав меня повелительно-брезгливым жестом к стене, двинул вперед рычажок звонка. Я приготовился к тому, что сейчас из караульной появится Кора, но вместо него оттуда вывалился всклокоченный малый в развязанном мундире. Выслушав охранника, малый всмотрелся в меня долгим, пристальным взглядом, а потом, очевидно узнав позавчерашнего спасителя, радостно осклабился и призывно махнул рукой.

Я подумал, что, если «волчата» побежденных кланов решат, просочившись в город, взять дворец штурмом, им на это понадобится от силы треть периода. Во всяком случае, гвардейцы из наших мобильных сил справились бы с этим за пятнадцать минут. Мои опасения подтвердила подрагивающая караулка. Проходя мимо, я услышал доносящиеся оттуда женский писк, шум возни и пыхтение. Вероятно, такие же точно звуки время от времени доносились из каждого кабинета этого дворца. Не исключая, к сожалению, и кабинет Принцепса.

Подходя к дверям приемной Принцепса, я вдруг почувствовал, что не могу собраться, и остановился у мраморного барьера, ограждающего колодец внутреннего двора.

"Постыдись! – сказал я себе, пытаясь освободиться от охватившего меня напряжения. – Ты слишком боишься, что все может сорваться, и это плохо. Излишняя заинтересованность вредит делу. Хватит рефлексировать! Иди и действуй. И плевать, если она почему-то передумала. Все равно она не сможет заменить тебе Марту. Ты же знаешь, что все это на раз".

Когда я вошел, Таш как раз задвигала дверь кабинета Принцепса. Сначала я увидел ее со спины – короткая гривка пепельно-серебристых волос над крылышками лопаток, топорщащихся в глубоком вырезе тонкого платья из шелковистого кнори. Это было очень красиво, и я почувствовал, как горячая рука начинает медленно сжимать мне трахею.

– Привет! – весело сказал я с порога и двинулся вперед, собираясь подойти к ней вплотную. Но в это время Таш обернулась, и я замер, словно налетел на невидимое защитное поле.

Сегодня Таш выглядела не просто восхитительной женщиной, которой хочется говорить любезности. Она ослепляла, как лик бога, выжигавший глаза. Плотно облегающее ее черное платье было перетянуто в талии чешуйчатым гонтиловым ремешком, подчеркивающим змеиную стройность фигуры. Повиснув на узких бретельках, не дающих ему соскользнуть с груди, оно спускалось чуть ниже колен. Отделанный понизу длинной бахромой подол платья открывал взгляду безупречные лодыжки, перетянутые серебристыми, в тон волосам, лентами. И над всем этим светилось тонкое, филигранно вырезанное лицо с огромными янтарными глазами. Я почувствовал, как мучительная судорога неконтролируемой эрекции стягивает мне бедра, и стиснул зубы. Я понимал, что должен беречь сердце от потрясений, но колдовской взгляд Таш опьянял меня, расслабляя волю, парализуя мышцы, подавляя разум. Я никого не хотел так, даже Авичадо, балерину из Акапулько, с которой после операции на Силвер-Ю провел в постели пять дней без перерыва. Чтобы овладеть собой, я холодно подумал, что Таш наряжалась сегодня скорее всего не из-за меня, и постарался представить ее на коленях у Принцепса.

– Здравствуй! – стараясь казаться спокойным, я сделал приветственный жест. – Как твой дракон? Мы договаривались, что я загляну вечером.

– Я готова, – просто сказала Таш. – Но сначала зайди к Принцепсу. Он просил, когда ты придешь.

– А откуда он знает, что я приду? – удивился я.

– Я сказала.

– Ты?! – я не смог скрыть изумления.

– Да, а что? – Таш недоуменно пожала плечами. – Он еще просил меня после всего рассказать о тебе. Ты ему, видно, очень нужен.

Я взял себя в руки.

– Ну раз я ему нужен, – сказал я, отодвигая дверь кабинета, – то вот он я…

Принцепс что-то писал, сидя за столом. Когда я вошел, он приветственно мотнул головой, не отрывая глаз от карточки.

– Счастья и удачи! – вежливо произнес я.

– Всем нам, – отозвался Принцепс, продолжая писать.

Я отошел к окну, откуда открывался вид на город. Уже темнело, и сползшие с гор облака висели совсем низко, но я хорошо видел широкую полосу Разделителя и красиво освещенную часть Административного центра. Стоя между двумя вазами с пряным вертуми, я смотрел на последних служащих, торопящихся поскорее окунуться в уютное тепло маленьких семейных проблем, и думал о том, что здесь, в этом маленьком городе у черта на рогах, мне, видимо, и придется в недалеком будущем сложить свои изломанные косточки. Это была моя последняя гавань. И даже не гавань, а так – старый, заброшенный док, болтающийся в тени безатмосферного спутника. Док, в котором десятилетиями висят списанные и забытые корабли. Я стал здесь на вечную стоянку. Теперь мне предстояло его полюбить.

К действительности меня вернул голос Принцепса. Он сидел, зажав между пальцами обернутую салфеткой палочку чернильного дерева, и смотрел на меня сквозь уставляющие стол статуэтки в ожидании ответа.

– Прошу прощения, – сказал я. – Здесь так красиво…

– Между Навью и Явью призрачная граница, – иронично заметил Принцепс.

– Но грезить наяву умеет не каждый, – ответил я строкой из обращения к оракулу.

– Стоит ли расстраиваться, – сказал Принцепс. – Натертые уши любому помогут в его путешествии.

Я едва сумел удержать готовое исказиться лицо. Даже если за мной следили, я не совершил ничего противозаконного, посетив втиральню.

– Драконы живут в разных пещерах, – философски заметил я, выдавливая вежливую улыбку. – Сейчас не время грезить, у нас хватает работы.

– Да, – сказал Принцепс. – Именно так! Именно так… – повторил он задумчиво, барабаня пальцами по столешнице. Потом он повернулся ко мне. – Но не все получается, – сказал он со вздохом и, резко отодвинув кресло, так, что оно стукнулось о шар с драконом, вылез из-за стола. – …естественно, возросла рождаемость, – говорил он, прохаживаясь по кабинету между скульптурами и тотемами и резко жестикулируя правой рукой. – Тогда мы увеличили производство стимуляторов для зерновых. Но тут же попер сорняк, чего не было при опытной проработке. Теперь люди едут в село. Хорошо хоть большинство понимает проблемы государства. После войны многие изменились. Теперь никого не приходится подгонять или просить. Народ полон энтузиазма, все хотят строить. То, что делалось раньше за год, теперь делается за три месяца. Но в городе из-за оттока в деревню останавливаются производства. Пока, правда, вспомогательные.

Другой случай. В Лайлесской зоне контроля наладили выпуск кормовых водорослей. Их хорошо усваивают оминоты. Естественно, немного попало в реки. Период дождей был очень жарким. Началось затинивание всего бассейна Нарсеко. В результате там резко сократилось количество рыбы. Стоячая вода теплее, поэтому возросло испарение, реки стали мелеть. Реки мелеют – сокращается производство электроэнергии. Мы призвали людей на очистку рек. Население охотно откликнулось на призыв. Работали так, что туман кипел. Но переработка не справилась с объемами вытащенных водорослей. Гниющие водоросли стали источниками болезней. У оминотов началась эпидемия серекса. Поголовье сократилось на треть.

И это только в Лайлесе. Но то же самое происходит по всей стране. Все сыплется на глазах. Бюджет давно схлопнулся, а в перспективе полный крах. И главное, заранее ничего нельзя предугадать. Специалисты прорабатывают, Совет обсуждает – все в порядке. Начинаем делать – в результате только хуже. Что это? Как? Почему?

– А что, если обратиться к оракулу? – спросил я на ощупь ища нужные слова, обозначающие сочувствие.

Споткнувшись на полуфразе, Принцепс остановился и задумчиво посмотрел на меня долгим застывшим взглядом.

Это было достаточно неожиданно, поэтому я стушевался и успел даже пожалеть, что задал этот вопрос. Однако ничего не случилось. Глаза Принцепса снова вернулись на место, и, тяжело вздохнув, он сел обратно за стол.

– Я обращался, – сказал он. – Позавчера в Хармонге. Перед самым отъездом. Оракул не ответил.

На какое-то мгновение мне стало жаль этого болезненно полного и слегка лысоватого человека, явно страдающего гипертонией и астмой. Он, несомненно, хотел добра своей стране и искренне недоумевал, почему рушатся самые лучшие замыслы и идут прахом тщательно выверенные дела. Наверное, раньше он был неплохим интендантом и своевременно снабжал войска обувью и одеждой. Но чтобы предвидеть возможные последствия решений, искусно навязываемых ему и Совету яйцеголовыми подонками с другой планеты, ему надо было не только знать не разработанную пока еще здесь макроэкономику, но и иметь возможность действовать не спеша.

Ребята из роя хорошо рассчитали последовательность действий. Наверняка самым трудным оказалось спровоцировать одно-два первых неверных решения. Зато дальше им оставалось лишь подправлять то, что происходило как бы само собой. Я не знал, что послужило толчком к развитию событий, поскольку прилетел позже, да и, прилетев, не очень интересовался происходящим. Возможно, это было увеличение производства зерновых стимуляторов, а может быть, все началось гораздо раньше. Не суть важно. Главное заключалась в том, что для исправления положения нужно было каждый раз принимать срочные меры, а, будучи принятыми, эти меры, в свою очередь, вызывали еще большее ухудшение положения.

Прикрыв на секунду веки, я словно наяву увидел полукруглый тинг-зал базы пиратов, увешанные боевыми трофеями промежутки стен между экранами и нагло разбросанные по всему свободному пространству кресла с мини-барами, в которых сидели, бесстрастно взирая на спикера у демонстрационной панели, люди в черно-белой униформе – такой же, какая была на экипаже "Горностая".

Я не знал еще, какая здешняя руда или минерал понадобились рою. Стыдно признаться, но меня до сих пор абсолютно не интересовало, чем богат Керст. В гостиничном компьютере хранилась вся или почти вся информация о планете, но помнил я только то, что здесь нет ни нефти, ни газа, ни каменного угля, а страна развивается в основном благодаря мощным ГЭС. Конечно, рой могли привлечь залежи, пока еще неизвестные местным геологам. Их ничего не стоило определить с достаточно удаленной орбиты. Однако скорее всего целью пиратов были давно разрабатываемые месторождения. Единственное, что я знал точно, – запасы были достаточно велики. В противном случае игра просто не стоила свеч. Однако она велась, и велась чрезвычайно активно.

Я почувствовал, как меня охватывает ярость.