ГЛАВА II

Одиннадцать человек в рассчитанном максимум на троих отсеке связи — это как-то слишком. Из всей команды отсутствовали только навигатор Поль Дере и врач Коста Димич, несшие вахту. Олегу Ланскому пришлось буквально въехать в пульт: отсюда, из левого угла, Феликсу было хорошо видно, как выступающий черный край врезается связисту в грудь. Удивительно, как тот еще ухитрялся двигать руками. Кондиционеры не справлялись с удесятеренным дыханием и испарениями тел: в узле почти моментально стало жарко и душно. Толпа возбужденно гудела и колыхалась, переступая с ноги на ногу. И не отрывала одиннадцати пар глаз от многочисленных мониторов, мерцающих в режиме оперативной готовности.

В прошлый раз, десять месяцев назад, все было совсем по-другому.

Разумеется, когда Ланский объявил, что на связи Земля, все точно так же ринулись в Центральный узел. Еще бы: если в начале полета сеансы регулярно происходили раз в семь дней, то с момента последнего прошло уже три недели. Люди успели и забеспокоиться, и соскучиться. Однако командир Нортон, всех опередив — тогда Феликс еще гадал, каким это образом? — и только теперь понял, что тот шел напрямую, через «сквозняк»… — так вот, опередив всех, Александр Нортон по «внутренней синхронке» приказал экипажу оставаться на рабочих местах и подходить по одному, по вызову связиста Ланского.

Вот так, просто и чинно, как на прием к врачу. Кстати, Коста больше всех шумел по этому поводу — остальные, насколько помнил Феликс, отнеслись к приказу спокойно и с пониманием. Толчея у входа в узел быстро рассосалась. Сам инженер Ли, втайне гордясь своей неслыханной дерзостью, направился не на рабочее место, а в Зимний сад — все-таки гораздо ближе к Центральному, если что. Конечно, оказалось, что не он один такой умный: тут уже сидели за столиком под сенью совсем небольшой еще монстеры и программист Олсен, и механик Кертис, и планетолог Растелли, и физик Корн, и медик Димич, — тут-то Коста и развозмущался произволом командира. Никто его в общем-то не слушал. Все напряженно впились глазами и слухом в ребристую коробку под потолком отсека — динамик синхронки.

Феликсу казалось, что его имя никогда не прозвучит. Прозвучало — и даже раньше, чем имена половины собравшихся. Он припустил так, что и по «сквозняку» вряд ли получилось бы скорее. Ворвался в узел, увидел на мониторе мамино лицо и чуть было не бухнулся мимо кресла.

Олег даже не улыбнулся. Помог подстроить наушники и микрофон, передвинул какие-то рычажки на своем необозримом пульте, а сам деликатно влез в другую, автономную пару ушей и отвернулся в сторону. Разговоры членов экипажа с родными и близкими были сугубо личным делом каждого. Маленькой тайной, крошечным островком своего, домашнего, земного, на который все они — герои, первопроходцы, экспериментаторы — имели человеческое право. Никому и в голову не могло прийти ставить это право под сомнение…

Сегодня никому не пришло в голову даже вспомнить о нем.

Рядом оказался огромный, тяжело пыхтящий Брэд Кертис, и Феликсу пришлось еще посторониться, хотя куда уж еще. Голова Брэда поместилась аккурат напротив глаз и закрыла собой две трети мониторов. Пришлось как следует пихнуть механика в плечо, а потом, после паузы, снова и посильнее. Со второго раза толстокожий увалень принял сигнал и подвинулся.

— Готовность тридцать секунд, — объявил Олег.

Воцарилась абсолютная тишина.

На мониторах сине-зеленая шахматка сменилась глухим черным фоном, в глубине которого вспыхнули и начали беззвучно сменяться оранжевые цифры. Двадцать семь. Двадцать шесть…

Но почему они так долго молчали, почему?! — лихорадочно думал Феликс, и то же самое крутилось в мозгу у всех остальных, от чего эта мысль почти зримым куполом повисла над пультом. Если была такая возможность… если могли…

Тогда, десять месяцев назад, выходя по одному из Центрального узла, члены экипажа уже не надеялись на регулярные еженедельные сеансы. Расстояние увеличивается с каждой внутренней секундой, помех становится все больше, нити между Землей и «Атлантом» рвутся одна за другой… все на борту прекрасно это понимали. И вооружились завидным терпением: ведь рано или поздно сигнал с Земли должен был преодолеть все помехи! — как в тот раз.

Но вот снова прошли три недели… потом четыре…

Было тяжело. Все уже знали, но пока никто не произнес этого вслух, надежда упорно не умирала. Вошло в привычку, пересекаясь в столовой или в Зимнем саду с Ланским, как бы невзначай интересоваться у него, исправны ли антенны. Вспомнилась масса вещей, о которых непременно надо было рассказать родным, оставшимся на Земле. Феликс своими глазами видел, как Йожеф Корн, до невозможности педантичный физик из научного состава экспедиции, записывал особо важные пункты будущего разговора в электронный блокнот. И чуть было сам не завел такого блокнота — ведь во время сеанса все всегда вылетает из головы. Вот и в прошлый раз он так и не спросил между делом у мамы, слышала ли она что-нибудь о Ланни…

Ровно через месяц после сеанса командир Нортон созвал общее собрание экипажа и официально объявил, что экспериментальный межзвездный корабль «Атлант-1» вышел из зоны, покрываемой земными каналами связи. Отныне корабль является абсолютно автономной системой во всех отношениях, вследствие чего на порядок возрастает ответственность… и так далее, и так далее.

Командир сделал то, что должен был сделать: напряжение нарастало с каждым днем и могло вылиться в черт знает что. Сразу стало гораздо легче. Расходясь из кают-компании, многие вслух посмеивались над своими заветными мысленными блокнотиками.

Восемь. Семь. Шесть…

Брэд громко икнул. Кто-то шикнул на него — Феликс не понял, кто именно.

Три. Два…

И вот чернота мониторов взорвалась ослепительным светом, словно разом зажгли все лампы в темной комнате, полной гостей. Лица смотрели в упор с мониторов, милые, чудесные — хотя бы потому, что их не приходилось видеть изо дня в день в течение четырнадцати месяцев…

На самом деле пока это было всего лишь одно лицо, растиражированное мониторами. Суровый мужчина в черной форме, в массивных наушниках и с микрофоном у жесткого рта.

— На связи Экспериментальная диспетчерская «Земля-Г». Доложите о слышимости и визуализации.

— Слышимость и визуализация в пределах нормы, — скороговоркой ответил Олег. Сквозь бесстрастный тон стандартной фразы проскакивало мальчишеское возбуждение.

— От имени Земли приветствую экипаж экспериментального межзвездного корабля «Атлант-1», — выдал еще один стандартный оборот человек с экранов. В его многочисленных глазах тщательно пряталось удивление.

Я думаю! — Феликс усмехнулся, — если он ожидал увидеть на своем мониторе две аккуратные головы в наушниках: Ланского и Нортона, а вместо этого созерцает потную, возбужденную толпу, едва умещающуюся в тесном отсеке. И никто ведь и не подумает уйти отсюда: не то что добровольно, но и по приказу командира… Который знает об этом — и не отдает такого приказа.

— "Земля-1" вызывает на связь командира корабля Александра Нортона.

Уверенный глуховатый голос где-то там, за фигурой Брэда Кертиса:

— Александр Нортон на связи.

— Доложите о ходе полета.

«О ходе полета» — тот еще пассаж, подумал инженер Ли.

Но не с едким сарказмом — скорее с доброй, чуть ли не умилительной внутренней улыбкой. Так улыбаешься, когда девушка, в которую ты без памяти влюблен, принимается рассуждать о технике коммуникаций и морозит глупость за глупостью…

Ланни.

Лицо человека на мониторах уже не казалось ни жестким, ни суровым. Слегка помятое, усталое лицо настоящего мужика, который, наверное, не один день упрямо посылал и посылал сигналы в космос, вызывая «Атлант». С таким было бы хорошо посидеть где-нибудь за пивом, поговорить про жизнь… На самом большом из экранов были хорошо видны морщинки в углу его глаз.

Командир заговорил — ровно, размеренно, словно он заблаговременно подготовил свой доклад, успел просмотреть его по диагонали перед самым сеансом, а сейчас держит на коленях, периодически подглядывая в текст. Такому самообладанию не то что не завидуешь — даже не восхищаешься: это за пределами и зависти, и восхищения. Диспетчер слушал, периодически кивая и делая пометки в невидимом блокноте.

А члены экипажа, набившиеся в отсек Центрального узла, боялись лишний раз вздохнуть. И напряженно ловили — нет, не слова командира, а каждый взгляд, каждое мимическое движение мужчины на экране.

Человека с Земли.

В прошлый раз — ну что поделаешь, никак не удержаться от сравнений с этим самым «прошлым разом», — для них, собравшихся в саду, ожидание, пока закончится официальная часть сеанса, было совершенно невыносимым. Йожеф Корн обрывал огромный лист монстеры, превращая его в растительный скелет. Олсен негромко насвистывал, пока хмурый Растелли не попросил его прекратить — тихим бесстрастным голосом, от которого Марку явно стало жутковато. И вот тут-то взорвался Коста Димич, надрывным монологом высказав все, что он думает о субординации на корабле, лично командире Нортоне и никому не нужных тупых докладах. Во время которых тысячами теряют нервные клетки не только члены экипажа — их организмы, допустим, пока еще многое могут выдержать, — но и женщины, старики и дети, собравшиеся по ту сторону линии связи. Что ему, Косте, в отличие от некоторых не наплевать на здоровье жены, которой, кстати, вот-вот снова рожать…

Сегодня он бы не говорил такого. Сегодня — Феликс знал, что это чувство разделяют с ним все, кто находится в отсеке, — каждая частичка Земли была слишком дорога, чтобы считать ее лишней. Да, встреча с родными и близкими была впереди, каждый ждал ее со жгучим нетерпением, — но и незнакомый диспетчер с усталым лицом был сейчас братом любому из них. И Коста был, конечно, тоже…

Но его здесь нет. Стоит внеочередную вахту — и, надо признать, не только из-за несправедливости командира, но и по его, Феликса, вине. Если бы он вовремя убрал со стола те монетки… Инженер Ли до боли прикусил губу. Из-за такой мелочи, оскорбительной и нелепой, человека лишили последнего свидания с Землей…

Ведь нет сомнений, что другого сеанса связи уже не будет.

— Доклад принят, командир Нортон, — сказал мужчина в черном. Было видно, как он протянул руку, и одновременно пальцы Олега Ланского забегали по клавишам пульта. Все мониторы, кроме 'самого большого, разом погасли. Диспетчер — уже в единственном числе — продолжал:

— Вниманию экипажа «Атланта-1»! Служба связи Экспериментальной диспетчерской «Земля-1» прощается с вами. Сейчас вы будете иметь возможность частного общения с гражданскими лицами, находящимися здесь. Полная конфиденциальность гарантирована. Подключение автономных линий будет производиться в порядке субординации. На связи миссис Элизабет Нортон.

Необъятная спина Брэда по-прежнему закрывала от Феликса командира. Который сейчас непременно должен был отдать приказ.

Разойтись по рабочим местам…

В конце концов, это его жена! Одно дело — прочитать при всех официальный доклад, и совсем другое… все бы поняли… наверное.

…и подходить по одному, по вызову связиста Ланского.

От складки на затылке механика Кертиса резче, чем до этого, пахнуло потом. Брэд тоже знает, что сейчас скажет командир… и тоже старается понять.

Простить.

Потому что она, женщина, которая вот-вот должна была появиться на экране; которую сам Феликс видел лишь единожды, на прощальном банкете, да и большинство членов экипажа, наверное, тоже; которая эти несколько мгновений отчаянно ждала встречи с мужем, и только с ним одним, — на самом деле принадлежала им всем, собравшимся тут.

И это настолько законно, что лишь огромное великодушие команды способно оправдать командира, если он эгоистически утаит, присвоит эту женщину.

Частицу Земли.

Вспыхнул четвертый слева монитор, и все глаза впились в нее.

Худенькая, немолодая, с распахнутыми прозрачными глазами. Тонкие, в ниточку, вздрагивающие губы, резкие морщины от крыльев носа и пепельные волосы, уложенные в высокую праздничную прическу, нелепо увенчанную огромными наушниками. Миссис Нортон смотрела прямо перед собой и внезапно вздрогнула: там, в диспетчерской "Земля-1, тоже загорелся экран. И сразу же изумленно приподнялись тонкие, словно нарисованные брови. Ее взгляд медленно скользил по всем собравшимся в отсеке.

Она похожа на маму, вдруг явственно увидел Феликс. Боже мой, до чего же она похожа на маму!..

— Здравствуй, Лиза, — негромко сказал командир Нортон. И все вздохнули — звучно и синхронно, словно один человек с нечеловечески могучими легкими. Не будет никакого приказа.

Губы женщины с высокой прической шевелились — слишком быстро, чтобы, не имея сноровки, читать по ним. Феликс чуть не застонал, бессильно твердя себе, что не имеет права на эти слова, предназначенные не ему, — и зная, что должен, должен их слышать!!! Повел плечами Брэд Кертис, ежась, как обиженный ребенок.

Нортона отсюда не было видно, но профиль Олега Ланского, вопросительно обернувшегося к нему, четко обозначился на фоне мертвого монитора. В следующую секунду рука связиста с резким клацаньем переключила тумблер, и тонкий голос жены командира ворвался в отсек.

— …очень хотела прийти, но маленький заболел… Нет-нет, ничего серьезного, но ты же знаешь, Тина у нас совершенно сумасшедшая мать. Просила передать, что у них все хорошо. Вэл нашел работу в солидной компьютерной фирме. Тина рассказывала: совершенно случайно обмолвился на собеседовании, что его тесть — командир Первой Дальней… Конечно, Алекс, я тоже не верю, но что тут поделаешь… Он неплохой парень на самом деле… и очень, Тина говорит, любит сына.

Скотина этот Вэл, подумал Феликс. Случайно обмолвился! Наверняка полное ничтожество, которому за его собственные заслуги ничего не светило. И что самое обидное, именно в таких самовлюбленных и пустых парней почему-то всегда втрескиваются самые замечательные девчонки. Дочка командира Нортона, должно быть, очень красивая… И уж точно абсолютно неуправляемая, раз вышла-таки за этого Вэла замуж и родила ему ребенка. А хрупкая миссис Нортон только тем и занимается, что пытается всех примирить и сгладить все на свете углы…

Взаимоотношения этих людей, которых он в общем-то и в глаза не видел, были важны, как ничто другое в мире.

На Земле.

— Как там подрастающее поколение? — Голос командира потеплел.

Женщина на мониторе улыбнулась, почти полностью спрятав глаза в лучики морщин.

— Уже хорошо ходит. И все время болтает без умолку. Две недели назад праздновал день рождения, Тина устроила настоящий прием! И тортик со свечкой. Маленький свечку проигнорировал, зато ручки у него были по локоть в креме. Знаешь, дочка откопала на чердаке твои старые-престарые детские фотографии… Один к одному, честное слово! Гораздо больше похож на тебя в детстве, чем была она.

Внуку командира Нортона недавно исполнился год — быстро прикинул инженер Ли. Значит, командир никогда его не видел…

Увидит. Обязательно.

Для всех собравшихся в узле это вдруг стало вопросом жизни и смерти. Самой главной мотивацией непременного возвращения.

— Я скучаю по тебе, Лиза… — произнес Нортон совсем тихо. — По всем вам…

И Феликс, и все остальные замерли, боясь не то что шевельнуться — дышать. Командир позволил им разделить с ним ту часть Земли, что принадлежала только ему. Но сам оставался с ней один на один. Глаза в глаза.

— Алекс… — Она сглотнула и изобразила на лице улыбку. — У меня все хорошо. Наш дом… все время кажется, что ты просто ушел в другое крыло. А еще чуть ли не каждый день приходят журналисты, до сих пор, представляешь? Я с ними встречаюсь, со всеми. С кем еще можно так долго и подробно говорить о тебе…

И теперь она говорила долго и подробно, так, словно была наедине с мужем, хотя видела одиннадцать человек на своем экране и, наверное, догадывалась, что и голос ее звучит для всех. Хрупкая, прекрасная, так похожая не только на маму, но и на Ланни… на всех женщин на Земле. И одиннадцать человек ловили каждое слово, движение, морщинку, завиток высокой прически. Впереди были встречи с их собственными родственниками, друзьями, любимыми… Впереди. Как здорово, что впереди… И как здорово сейчас.

— "Земля-1" вызывает начальника экспедиции Селестена Брюни. На связи мистер Арчибальд Брюни.

Вспыхнул еще один монитор. Человек заговорил сразу, не дожидаясь проверки звука и визуализации. Суховатый голос рассыпался мелкой дробью:

— Доброе утро, Стен, — хотя вряд ли у вас там утро. Прежде всего: есть две новости: хорошая и очень хорошая. Во-первых, я купил для тебя ту подборку дисков «Голоса Альгамбры» — помнишь, ты разыскивал по всем каталогам…

Феликс улыбнулся — и знал, что такие же теплые, чуть насмешливые улыбки засветились сейчас и на десяти остальных лицах. Эти худые щеки, высокий лысый лоб и глаза без ресниц — словно розыгрыш, удачный и невероятный… Он, Феликс, и не знал, что у биолога есть брат-близнец.

— Спасибо, Арчи. Как только вернусь…

Никаких «если» — и это начэкспедиции с его всех доставшим вечным скептицизмом! Но не сейчас. Когда перед ним Земля — по ту сторону монитора, похожего на зеркало.

— …А еще я пробил-таки наш проект! И представляешь, именно те чинуши, что держали нас с тобой в приемных, мгновенно все подписали и в лепешку расшиблись, продвигая дальше по инстанциям. На эту тему брошена вся кафедра экспериментальной биологии в университете. Кстати, сейчас муссируется вопрос о том, чтобы присвоить ему твое имя. Мелочь, а приятно, согласись?..

Не сговариваясь — а как бы они сговорились? — одиннадцать членов экипажа устроили братьям Брюни тихую восторженную овацию. И разом затихли, и слушали, слушали, слушали…

— …"Земля-1" вызывает…

— Биолог Брюни, — глуховатый голос Александра Нортона, — мы с вами должны принять вахту у навигатора Дере и медика Димича.

Неуловимая пауза.

— Слушаюсь, командир Нортон.

Феликс даже поежился — настолько громадной и осязаемо неподъемной была жертва, на которую шли эти двое. Добровольно уйти отсюда! Успев увидеться со своими близкими — но отказываясь от той части общения с Землей, что еще впереди и больше никогда… Неужели нельзя вообще отменить на время эту чертову вахту?!

— …медика Косту Димича. На связи госпожа Росава Димич с детьми.

— Быстрее, — бросил Нортон. — Связист Ланский, держите линию.

— Слушаюсь, командир.

Она возникла на мониторе — смуглая, яркая, роскошная. И окруженная целым выводком — сразу и не пересчитаешь — разновозрастных черноглазых мальчишек, чудом поместившихся в экран. Коста говорил, что у него много детей, но чтобы столько!.. Женщина робко кивнула, здороваясь с толпой чужих в общем-то ей людей, — и ее продолговатые глаза заметались в отчаянном поиске.

— Коста сейчас подойдет, госпожа Димич, — поспешил объяснить Олег. — Он сменяется с вахты, подождите.

Вдруг стало неловко — да что там, мучительно стыдно. Он, Феликс Ли, впитывал сейчас красоту этой женщины, щенячьи радовался ее детям, настоящим детям Земли! — в то время, как… Эти несколько минут уже не вернутся — ни к Косте, ни к его жене, которая молча озирается вокруг, не веря в такую страшную неудачу.

И все остальные, разделяя это чувство, тоже смущенно молчали.

И внезапно грянул голос. Совсем близко — Феликс даже вздрогнул.

— Привет, ребята, — весело орал Брэд Кертис. — Отец вам сам не скажет, так я скажу, пока он сюда бежит. Он — настоящий герой! Без него мы бы все на «Атланте» заболели и думать забыли об экспедиции. Миссис Димич, вы не забывайте почаще говорить ребятам, какой он, их отец…

— Росава!

И ворвавшийся в узел тщедушный врач, за спиной которого громко топал массивный навигатор, быстро-быстро, словно догоняя и оставляя позади упущенные минуты, заговорил с женой и детьми — на своем непонятном певучем языке. Но и эта чужеземная речь была составляющей Земли, и случайная тайна разговора никому не показалась несправедливой.

А интересно, подумал Феликс, они поняли — эти смуглые мальчишки, — то, что кричал им Брэд? Жалко, если не поняли… Ну да мать им переведет. Обязательно.

А мониторы продолжали вспыхивать один за другим.

— "Земля-1" вызывает…

— …на связи…

— …уже строим. Будет два этажа, а с чердаком и подвалом, считай, все четыре. Двенадцать комнат, застекленная веранда — все как ты хотел, Поль! Тут были небольшие проблемы с бурением скважины — соседи возмущались, их участок тоже затрагивает, — но когда рабочие узнали, для кого это!.. А твоя спальня на втором этаже, окнами на реку и виноградник…

— …Том еле-еле перешёл в следующий класс — а все из-за этих проклятых компьютерных игр! Он даже поесть не всегда встает, десять раз приходится звать, я так устала… Уроки делает, только если я стою над душой… Я не жалуюсь, Том, отец должен знать правду! Я тебе говорила, что сыновья межзвездных героев никогда не позволяют себе?.. а сейчас папа сам тебе скажет. Скажи ему, Марк!..

— …Йожеф, ты разрешаешь продать свои архивы? Вчера пришли очень приличные молодые люди, в костюмах с иголочки. Говорят, коллекционеры. Дают сто тысяч! — и я подумала… а что мне с этим делать? Ворох никому не нужных газетных вырезок и писем. Я давно предлагала выбросить всю твою писанину, а тут… Ну Йожеф!..

— …экспедицию в Город мертвых, Ляо! Но никак не могут найти тебе замену. Даже поговаривают отложить до твоего возвращения, хотя что для тебя теперь интересного в земных раскопках…

— …у Софии скоро будет ребенок! Врачи даже говорят, что двойня, но я им не верю: ни у одного Растелли до сих пор… Да, и еще тебе передают привет Джина и Клара. Кстати, кто такая Клара, мне, твоему отцу, почему-то неизвестно…

— …Ну, у тебя и пузо выросло, Брэд! И как тебе удается? Мы с парнями каждый день ходим на пиво за твой полет, но до таких габаритов нам еще пить и пить…

— …И не говори мне, что ты не знал! Ты ведь все всегда знаешь наперед, Сингх!.. Ты у меня такой… такой…

— …авторитет неоантропсихофизиологии как науки, Габриэл…

— …Я люблю тебя, Олежка! Слышишь?! Я люблю тебя!!!

Феликс ждал. Субординация, о которой говорил в начале сеанса диспетчер, на деле означала всего лишь первоочередные подключения для командира корабля и начальника экспедиции. Все остальные на «Атланте» никаких рангов не имели, так что никто не знал заранее, когда придет его очередь. И это было здорово: ребяческое предвкушение маячившего впереди сюрприза. Самое главное еще будет! — А пока перемигивались мониторы, словно пересыпались цветные стеклышки калейдоскопа. Того, что восемнадцать лет назад мама подарила надень рождения… Самый яркий, самый красивый узор — и рука замирает, стараясь его сохранить, но малейшее движение — и стеклышки легли уже по-другому, еще ярче и красивее…

Вздернутый носик молоденькой женщины с короткой стрижкой; старомодные очки бородатого старика-патриарха; веснушки на детских щеках; пачка газет в гордо вскинутом кулаке; фотография, прижатая к объективу; страстная жестикуляция тонких рук; младенец, поднятый над головой; отброшенная за плечи рыжая пушистая грива; родинка на необъятном бюсте; крепкие зубы в хохочущих ртах; вертикальная морщинка между бровями; блестящая дорожка слезы на щеке; пухлое сердечко поцелуя… Узоры цветных стеклышек, что вместе складываются в неповторимую мозаику, которая и есть Земля.

— "Земля-1" вызывает навигатора Поля Дере…

— "Земля-1" вызывает программиста Марка Олсена…

— …вызывает физика Йожефа Корна…

— …вызывает контактолога Ляо Шюна…

— …планетолога Джино Растелли…

— …механика Брэда Кертиса…

— …Сингха Чакру…

— …вызывает…

— …вызывает…

И все-таки настал момент, когда эйфория лопнула, расползлась, и в рваной прорехе зазияла тревога. А вдруг?!. Если мама заболела… или что-нибудь случилось… не смогла прийти?.. Отцу наплевать, да он мог и загнуться от джина за последние десять месяцев. Мама совсем одна… если что-то произошло, он, Феликс, не только не сумеет помочь, но даже не узнает об этом. Просто не дождется вызова на связь…

Кроме мамы, на всей Земле некому прийти в диспетчерскую «Земля-1», чтобы поговорить с инженером по коммуникациям Феликсом Ли. Некому! И если ты мужчина, имей мужество признать это.

— …Парень, ты заснул, что ли?! — Брэд Кертис с такой силой пихнул его локтем, что Ли потерял равновесие и больно откинулся на ребристую переборку. И вздрогнул, и подался вперед, отталкивая Брэда, и вспыхнул до корней волос, и почти онемел, потому что…

Самый крайний, а потому раньше прятавшийся за плечом механика небольшой монитор. Олег Ланский передвинул несколько рычажков на пульте, выравнивая изображение и звук.

Две женщины на маленьком экране. Две растерянные улыбки, два вопросительных взгляда.

— Мама… — прошептал он.

И Ланни.

…Она смеялась. Она могла себе позволить посмеяться: один из ее поклонников был чемпионом университета по прыжкам в длину, другой готовил к защите докторскую диссертацию, а третий вообще приходился старшим сыном одному из десяти богатейших магнатов в стране. С чего бы вдруг такая девушка дорожила четвертым, высоким нескладным провинциалом, отличником с факультета инженерии коммуникаций?

Она увернулась, когда до поцелуя оставалось меньше трех дюймов, — и смеялась, запрокинув лицо, и подрагивала белая шея, и летели по ветру только что щекотавшие пальцы пушистые волосы… А на его щеках уже проступали проклятые пятна, с головой выдавая влюбленного идиота, книжного червя, девственника в двадцать два года… Ей было над чем смеяться. Он понимал.

Конечно, он подал резюме на конкурс вакансий не только поэтому. Да что там, совсем, совсем не поэтому! Просто отца — того, кто имел право называться его отцом, — наконец выгнали с работы, и мама уже не могла рассчитывать на алименты. Учиться дальше, молчаливо позволяя матери отказывать себе в самом необходимом… разумеется, об этом не могло быть и речи. А Ланни…

Молодой инженер Ли просто искал место. И не прошел мимо объявления о комплектовании экипажа Первой Дальней экспедиции. Было ясно, что у него, не имевшего не только опыта работы в космосе, но и вообще никакого опыта работы, шансов практически нет. Но, с другой стороны, что он терял?

А потом оказалось, что психологи подбирали состав экспедиции, руководствуясь принципом разнообразия. Разные национальности, возрастные категории, убеждения, даже хобби… Этакое маленькое человечество на борту. Разве что без женщин.

Узнав о последнем, Ланни смеялась. Все уже завидовали, считали героем или же называли сумасшедшим, упрекали, что он бросает мать… А Ланни смеялась. Откидывала со лба медно-каштановые волосы, щурила медовые глаза. Феликс прощался с ней и знал, что она на другой же день забудет о его существовании. У нее были свои, широкие и праздничные интересы. Она любила танцевать и мучить поклонников; она всерьез занималась парусным спортом; она зачитывалась «Хрониками» Исаака Лейсберга и участвовала в ролевых играх… Ей было чем заняться и без скучного вчерашнего студента из провинциального поселка.

Ланни.

Девушка на мониторе.

Она молчала. Говорила мама: о погоде, о последнем собрании женского клуба, о благодарственном письме ей как матери героя, присланном из университета, о проделках кота Сэма, о здоровье отца — она до сих пор любила этого человека!.. А еще о политической ситуации в стране, новом сорте настурции, сеансах тайского массажа, недавнем разговоре с соседкой, повальном увлечении проповедями некоего пастора… И ни слова — о Ланни, о том, как же вышло, что они обе оказались там, в диспетчерской… здесь, на экране.

Как-то Феликс повез Ланни в свой родной поселок, чтобы познакомить с матерью. Девушка долго водила его за нос, отказываясь ехать в самый последний момент, но в конце концов поехала. В длинном, до щиколоток, скромном платье. И старалась вести себя добропорядочно и чинно, но дерзкий хохот так и дрожал в уголках ее ненакрашенных губ. Ночью Феликс практически не сомкнул глаз: мама постелила ей в комнате для гостей, через коридор… и оттуда за всю ночь не донеслось ни звука. Утреннее чаепитие перед отъездом было пыткой, не сравнимой ни с одним экзаменом. А затем, едва зайдя за угол дома, Ланни разразилась-таки смехом и начала очень похоже и довольно язвительно пародировать маму, ее жесты, любимые словечки. Феликс тогда покраснел, развернулся, ушел было куда глаза глядят, потом все-таки проводил Ланни на вокзал и поссорился с ней на целую неделю.

А мама сказала только: «Хорошая девушка…»

И вот она умолкла и посмотрела на Ланни, серьезную — совершенно серьезную! — строгую, прекрасную, с гладко причесанными волосами. И положила ей руку на плечо.

Шевельнулись пухлые губы:

— Феликс…

Голос. Ее низкий, звучный, чуть приглушенный легкой хрипотцой го…

Невыносимый визгливый скрежет внезапно ударил по барабанным перепонкам. По монитору побежали черные полосы. Подалась вперед фигура Ланского, его руки беспомощно зашарили по всему пульту. По Центральному узлу — в нем вдруг оказалось чересчур много людей, которых Феликс давно перестал замечать, — прокатился негодующий ропот.