Яна Дубинянская
Три дня в Сиренополе
Лина никогда раньше не была в Сиренополе. Но сейчас ей казалось, что она уже бывала здесь, и не раз, и что всю жизнь безотчетно любила этот город.
Сиренополь – самый прекрасный город на земле. Его воздух напоен сложным ароматом моря и экзотических цветов – ароматом юности. Его бело-розовые дома кажутся воздушными и невесомыми. Набережная вымощена мрамором самых нежных оттенков, и изящные лестницы с ажурными решетками спускают последнюю ступеньку в светлую прозрачную воду. И даже море Сиренополя – самое красивое в мире, оно всегда чуть заметно колышется, оно самого чистого, дивного изумрудно-бирюзового цвета. Над ним медленно парят снежно-белые чайки, касаясь кончиком крыла пологой волны.
И Лина, высокая, тонкая, со своими развевающимися длинными волосами и шелковым богемным шарфом, сразу влилась в Сиренополь, стала его частью, и всем существом ощутила это. Она приехала сюда, потому что каждый человек, а тем более каждый художник, непременно должен хоть раз в жизни побывать в Сиренополе, городе волшебной мечты.
А еще Сиренополь – город бесчисленных туристов, а туристы – это люди, помешанные на сувенирах, и особенно произведениях искусства. В дорожном саквояже Лины лежала пачка нежных, лирических акварелей, изображающих виды Сиренополя. И сейчас, стоя на набережной, вдыхая удивительный, пьянящий воздух, она забыла, что писала их с цветных картинок иллюстрированного путеводителя, нет, она уже была здесь, спускалась в бухты, усыпанные белым коралловым песком, встречала рассвет над этим морем…
Путеводитель настойчиво просил гостей Сиренополя соблюдать его законы, а в случае их незнания рекомендовал обращаться к жителям города. Коренные сиренопольцы – добрые, отзывчивые, кристально-чистые люди. А как может быть иначе – ведь они с детства живут в этих домах, дышат этим воздухом и каждый день смотрят на море… Поэтому, прежде, чем разложить свои акварели на нагретом солнцем мраморном парапете, Лина спросила у проходившей мимо пожилой женщины, законно ли это.
Местных жителей в Сиренополе очень легко узнать. Чем-то неуловимым они разительно отличаются ото всех остальных людей.
Женщина приветливо улыбнулась.
– Конечно, госпожа художница. Мы в нашем городе очень ценим и любим людей искусства. Желаю вам удачи.
Лина симметрично разложила акварели и присела рядом на самый краешек парапета. Она не будет сидеть здесь долго. Какой-нибудь час, а потом – свидание с Сиренополем, ведь они успели только бегло познакомиться.
Туристы – даже туристы в Сиренополе притихают, просветленные его красотой
– заинтересовавшись, начали по одному и небольшими группами подходить к
Лине, как вдруг легкий, но неожиданный порыв свежего бриза подхватил несколько акварелей, смахнув их с парапета. Лина встала, но не успела даже нагнуться, как загорелая детская рука протянула ей упавшие картины.
– Возьмите, госпожа художница.
– Спасибо, – Лина с улыбкой посмотрела на ребенка. Смуглый кудрявый мальчик лет десяти, черные яркие глаза и белые зубы в открытой улыбке.
– Ты живешь в Сиренополе? Как тебя зовут?
– Дэви. Я хотел сказать вам, госпожа художница…У вас такие красивые картины, а вы положили их прямо на парапет, ведь тут пыль и может что-нибудь упасть с куста… Мой брат Мик сделает вам специальную подставку из дерева, и тогда картины не будут падать…
– Мне? – удивленно спросила Лина. Хотя да, конечно… Но как объяснить этому мальчику, что у нее совсем нет денег, все сбережения она, не задумываясь, отдала за билет в Сиренополь…
– Не подумайте, что нам нужна какая-то плата, – сказала стройная миниатюрная девушка. – Мик с удовольствием сделает это для вас. Мы, сиренопольцы, всегда рады помочь нашим гостям.
У нее были светло-русые волнистые волосы, но такие же загорелые щеки и черные миндалины глаз, как и у Дэви.
– Это моя сестра Белль, – сказал он. – А где Мик?
– Мик! – хором позвали они. Лина обернулась. Она ожидала увидеть взрослого парня или хотя бы подростка, но к брату и сестре подбежал десятилетний мальчуган – точная копия Дэви. Он поздоровался с Линой и, понимающе кивнув, растопыренными детскими пальцами прикинул размеры акварелей.
– Я сделаю вам подставку на завтра, госпожа художница, – сказал он. А сегодня не успею, потому что хочу половить рыбу.
– Мик! – укоряюще произнесла Белль. – Не сердитесь на него, – попросила сна, обращаясь к Лине. – Приходите завтра с утра к нам, мы живем совсем недалеко отсюда, два квартала по Морской улице, вы легко найдете, да и мальчики будут вас встречать. Приходите, прошу вас!
– Хорошо, – сказала Лина. Ей вдруг стало удивительно легко и весело, она откинула за спину непослушную волну темных волос и добавила:
– Обязательно приду!
Весь этот день она длинными глотками пила несравненную красоту Сиренополя, и временами ей казалось странным и непостижимым. что такой удивительный город существует на земле. Закат окрасил море фантастическими переливами багряного и лилового цветов, и Лина уснула, вдыхая пряный аромат растений южной ночи.
* * *
– Здесь мы живем, – сказал Дэви.
Маленький домик тонул в зелени, экзотические лианы обвивали ажурную калитку, а чуть поодаль выступал из зарослей круглый белый балкончик.
Следуя за мальчиком, Лина тихо ступила под прохладную зеленоватую тень этого дома. Здесь пахло цветами, влагой, свежими стружками, морем и еще чем-то очень вкусным. Миниатюрная винтовая лесенка поднималась вверх, в мансарду.
– Там живем мы с Миком, – становясь на ступеньку, сказал Дэви. – Пойдемте к нам, госпожа Лина, а Белль пока приготовит завтрак.
Эта комната была совсем непохожа на обиталище двух юных сорванцов. Повсюду царил идеальный порядок. В полукруглое окно, заплетенное снаружи плющом, пробивались нежные лучи солнца и освещали аккуратно сложенные дощечки и столярные инструменты в одном углу комнаты, мольберт, краски и кисти – в другом.
А на стенах висели картины, и, бросив на них беглый взгляд, Лина уже не смогла оторваться. Потому что это было чудо. Сам Сиренополь светился со стен своей дивной красотой, и акварели Лины – а ведь одну из них она принесла с собой, хотела сделать подарок – ее акварели рядом с этими картинами выглядели бы жалкой, беспомощной безвкусицей.
– Чьи это картины? – полушепотом спросила она.
– Мои, – с доброжелательной беспечностью откликнулся Дэви. – Я тоже немножко рисую. Хотите посмотреть, что я сейчас делаю?
Лина. машинально кивнула и сделала несколько растерянных шагов к мольберту. Дэви веселым движением сдернул покрывало со стоявшей на нем работы.
Ничего подобного – ни по замыслу, ни по технике исполнения – Лина никогда раньше не видела. Резной деревянный планшет был слегка углублен внутрь, и в нем цвел уголок морского дна – такого прекрасного, какое бывает только в море Сиренополя. И все это было сделано из кусочков ткани – воздушной, блестящей и более плотной – подобранных так искусно, что совершенно не было заметно, где и как один из них переходит в другой, а иллюзия реальности была полной, и красота этого незаконченного творения завораживала. Лина зажмурила глаза и встряхнула головой, словно отгоняя навязчивое наваждение. Десятилетний ребенок?
– У Дэви не хватает фантазии, – зазвучал за ее спиной приветливый голос Белль. – Он изображает только то, что видел. Здравствуйте, Лина.
Она обернулась.
– Здравствуйте. Ваш брат… у меня нет слов. Вы помогали ему?
Улыбаясь, Белль помотала русой головкой.
– Нет, что вы! Мальчики сами занимаются своими делами. Кстати, вы уже видели, какую подставку сделал для вас Мик? Нет? Какой же ты все-таки эгоист, Дэви, разве ж можно забывать о брате? Вот она стоит.
Конечно, Лина уже давно заметила это темно-шоколадное деревянное кружево, но что это подставка для ее работ…
– Какая красота! Спасибо… А где Мик, я хочу его поблагодарить…
И тут на какой-то момент все лицо Белль замерло в улыбке, но это было совсем неуловимо, и через мгновение ее белые зубы блеснули еще ярче, и девушка ответила:
– Ну что вы, Мик делал это с радостью. Он сейчас придет, и, если вы хотите, мы покажем вам древний Сиренополь.
– А Лион пойдет с нами? – спросил Дэви.
– Да, он обещал. Лион – это мой друг, – пояснила Белль. – Не жених, а просто друг. Он помолвлен с дочерью мэра Сиренополя, но она не любит древних развалин. Слышите? Мне кажется, это они с Миком разговаривают там, внизу. Идемте, Лина.
* * *
Размытые силуэты кораллов колыхались разноцветными причудливыми цветами, и неуловимыми яркими молниями мелькали между ними маленькие мелководные рыбки. Толща воды перед глазами была полупрозрачной и нежно-бирюзовой, а если приподнять голову, можно было увидеть краешком глаза, как яркое дно отражается всеми своими красками на внутренней поверхности пленки воды. И хотелось любоваться этим зрелищем часами, но воздух в легких неумолимо кончался, и, последний раз взглянув вверх, Лина вынырнула.
Лион уже вышел из воды, и его черные, как смоль, мокрые волосы сверкали на солнце. Он взбирался вверх по камням, и казалось, что его мускулистые загорелые ноги не касаются беспорядочного каменного хаоса – таким легким, быстрым и воздушным было каждое его движение. Почувствовав взгляд Лины, Лион остановился, ослепительно улыбнулся и протянул ей сильную руку, помогая взойти на камень. Белль и близнецы уже выкупались и ждали их наверху.
– Ты сам участвовал или только смотрел? – донес ветер обрывок их разговора.
– Только смотрел, – ответил брату Мик, – но говорят, что это тоже полезно.
Белль шутливо дернула обоих братьев за черные кудряшки и широко улыбнулась навстречу Лине и Лиону.
Трава на плато была выжжена солнцем, но ее тепло-охристый цвет чудесно гармонировал с белыми, чуть кремоватого оттенка стройными колоннами древнего города. Сухие злаки пробивались между каменными плитами, ровные ряды колонн вели к полуразрушенному, но величественному портику, а внизу ярким синим цветом сверкало море. Каким-то неуловимым очарованием, впитавшим в себя ушедшие века, древний Сиренополь даже превосходил нынешний.
– По легенде, здесь, в этом городе, жили сирены, когда они еще были просто земными женщинами, – сказала Белль. – И так возникло название – Сиренополь…
Лион, гибкий и легкий, как леопард, взлетел на обломок колонны и так же невесомо, играючи, спрыгнул вниз.
– Наша Белль поет, как сирена, – сказал он Лине. – Белль?
Девушка улыбнулась и, беззаботно вскинув голову, взяла несколько высоких мелодичных нот.
Неимоверно высоких. Немыслимо мелодичных. Нет, никогда и нигде Лина не слышала такого дивного, неземного голоса. А Белль уже, смеясь, играла с близнецами, словно это не она только что явила подлинное чудо.
– Но, Белль, – все-таки сказала Лина. – С таким голосом вы могли бы стать звездой мировой оперы, вы могли бы…
– Ну что вы, Лина, – улыбнулась она. – Для вас, чужестранцев, искусство – серьезное занятие, вы учитесь этому и, естественно, добиваетесь каких-то высот. А для нас в Сиренополе в этом нет ничего особенного. Мы все понемножку… Ну, например, Дэви, вы видели, рисует, Мик работает по дереву, Лион танцует, я пою… Ведь это так просто.
– Идемте, я покажу вам портик, – предложил Лион. Лина взяла протянутую руку и пошла по нагретым солнцем мраморным плитам, стараясь попадать в такт его плавных, парящих шагов. Как же должен танцевать этот человек, если он даже ходит, почти не касаясь земли…
В портике было тихо и прохладно, и свежий запах моря, смешиваясь со стоячим воздухом, пропитанным древностью, создавал совершенно неповторимый запах. Звонкие удары каблучков Лины многократно отразились от стен, а неслышные шаги Лиона сгладили их мягким шуршанием. Лина взглянула на море сквозь частый двойной ряд колонн.
– Как здесь красиво, – чуть слышно произнесла она. – Какое это вообще чудо – Сиренополь… Почему люди, приезжающие сюда, не остаются здесь навсегда?
Лион ответил не сразу.
– Наши законы запрещают это. Как только у гостей возникает подобный вопрос, кто-нибудь из сиренопольцев объясняет им это.
– Законы Сиренополя… А почему с ними нельзя ознакомиться сразу, заранее?
– Законы Сиренополя, – медленно повторил он. И внезапно – Лина даже не успела вздрогнуть – Лион схватил ее за запястья и с силой неистового морского ветра навернул к себе.
– Я люблю свой город. Я знаю, что это самый лучший из когда-либо существовавших городов. Но вы – вы прекраснее любого города на земле, Лина. Законы Сиренополя… когда-нибудь я расскажу вам. Но будет лучше, если вы уедете отсюда раньше… чем я вам расскажу.
Захваты его пальцев были сильными, но не причиняли боли и даже не сдавливали ее кожи – пальцы человека, умеющего точно распределять напряжение каждой мышцы своего тренированного смуглого тела. Лина с улыбкой высвободила руки. И зачем она заговорила о каких-то законах – ведь это совсем неинтересно…
– Вы хотите, чтобы я уехала, Лион?
– Я… разве я это сказал?
…Краешек огромного сиренопольского солнца скрылся за горизонтом, когда Лина, Белль, близнецы и Лион шли по беломраморной городской набережной. Высокая фигура девушки в белом платье с открытыми плечами, на которые ложились прямые пряди белых волос, ирреальным силуэтом возникла в густо-ультрамариновых сумерках.
– Стефания, – радостно сказала Белль. – Это Стефания, невеста Лиона. Лина, гостья нашего города, художница.
Едва приостановившись, Стефания сверкнула белыми, как платье и волосы, зубами. Ее обнаженные загорелые руки и ноги тонули в полумраке, но четко обрисованная платьем фигура была безупречной, как и уверенная, твердая походка, залюбовавшись которой, Лина даже обернулась.
– А каким видом искусства занимается Стефания? – спросила она у Белль, когда белый силуэт растворился в сумерках.
– Высокая гимнастика над водой, – последовал не совсем понятный ответ. —
Она может делать со своим телом все, что захочет – правда, Лион? Он ее очень любит, – закончила Б?лль, лукаво блеснув длинными черными глазами.
Лион молчал. Лина так и не взглянула в его сторону.
* * *
Утреннее солнце бросало мягкие блики на чуть подернутую мелкой рябью поверхность моря. Блестящие перекладины над водой продолжались широко раскинутыми руками Стефании, и она медленно, плавно совершала поворот за поворотом вокруг оси своих сильных, мускулистых рук. При каждом повороте ее голова и маленькие крепкие ступни поочередно уходили под воду, и белые волосы на мгновение распускались причудливым цветком – и снова повисали мокрыми прядями.
– Мне кажется, вы заблуждаетесь, госпожа Стефания, – сказал, наклонившись на краю помоста, секретарь.
Она закончила сотый поворот и напрягла руки, вытянув в струну свое безупречное тело в белом купальнике.
– Что вы сказали? – холодно спросила она. – Я не понимаю вас.
– Мне кажется, госпожа Стефания, что вы неправы, – судорожно сглотнув, повторил он. – Ведь вы жительница Сиренополя, больше того – вы дочь мэра… А госпожа Лина – чужестранка… она не настолько опасна для вас, чтобы вы забыли о древних традициях нашего города, самого прекрасного и справедливого города на…
– Вы отказываетесь исполнять мои указания?
– Нет, но… – он набросил легкое махровое полотенце на округлые совершенные смуглые плечи, – вы неправы, госпожа Стефания.
* * *
В воздухе дивными звуками таинственных музыкальных инструментов звенели сверчки, неуловимо и стремительно сгущались сумерки. Лина медленно шла по тенистой сумеречной аллее, вдыхая терпкий аромат распускающихся ночных цветов. Весь этот длинный, замечательный день она провела одна, и это было очень тонко и деликатно со стороны Белль, ее братьев и… да, и Лиона. Они сумели понять, что для ее сумбурной и незащищенной души действительно важно остаться на время наедине с собой, насладиться безграничной свободой, соскучиться по узам дружбы и привести в какую-то систему беспорядочно теснящиеся в голове разноцветные эмоции.
Все было удивительно здорово. С утра она распродала почти половину своих акварелей, засветившихся особенной красотой в темно-шоколадном обрамлении резной подставки Мика. Потом была прогулка по залитой ярким, но мягко-ласковым солнцем набережной Сиренополя – боже мой, ну что может быть прекраснее Сиренополя? И море, удивительное море, и пляж из белого кораллового песка… А потом, уже ближе к вечеру, она купила эту шляпу, из-под которой можно так таинственно-лукаво взглянуть в глаза Лиона…
Лина и Лион – как будто кто-то специально подбирал имена. Он очень красив… А эта девушка, его невеста, ее зовут Стефания, в темноте было не разобрать, красива она или нет. И любит ли он ее – это тоже было непонятно…
– Простите, госпожа, мне очень неловко прерывать вашу прогулку. Но, увы, я вынужден просить вас об одной очень маленькой, но жизненно важной для меня услуге…
Лина остановилась и подняла глаза. Невысокий, неброско одетый немолодой человек с чуть растерянным выражением лица смотрел куда-то мимо нее большими карими глазами.
– Я слушаю вас, – мягко сказала она. И, вспомнив любимое выражение сиренопольцев, добавила:
– Я всегда рада помочь.
– Понимаете, – словно с трудом проговорил человек, – я слепой.
Слепой! Последние лучи уже скрывшегося за горизонтом солнца еще окрашивали море лилово-сиреневыми бликами. От огромной серебристо-кремовой луны протянулась по морю яркая дорожка, а по белому мрамору набережной – полупрозрачные Фиолетовые тени. Этот удивительный вечер… разве можно, чтобы человек не видел такой красоты?
– Я потерял свою трость, и мне теперь будет затруднительно добраться до дома, – виновато продолжал он. – Если бы вы только согласились проводить меня…
– Я приезжая, – тихо сказала Лина.
Человек улыбнулся – и его глаза тоже улыбнулись, совсем живые карие глаза, которые никогда не оценят дивной красоты Сиренополя…
– Это не страшно. Я прекрасно знаю дорогу, мне просто хотелось бы избежать столкновений… с посторонними предметами… вы понимаете…
…Широкие беломраморные ступеньки поднимались к величественной инкрустированной двери. В их городе подобный дом мог бы позволить себе только миллионер или член правительства, подумала Лина… но здесь, в Сиренополе, красота архитектуры еще не говорит о высоком положении и достатке. Ее спутник распахнул дверь уверенным движением. Лина остановилась на пороге.
– Войдите, – попросил он. – Пока я не найду запасную трость, я совершенно беспомощен.
В комнате было абсолютно темно – конечно, зачем слепому свет? Стараясь не отставать от него, Лина прошла в смежную комнату, задела какой-то предмет, с грохотом упавший… Я сама совершенно беспомощна здесь, подумалось ей.
И внезапно зажегся свет. Белый, яркий, ослепляющий привыкшие к сумеркам глаза. И в океане этого всепоглощающего света стояла Стефания.
В первый момент Лина не узнала ее, было только смутное впечатление чего-то знакомого, и, часто смаргивая обожженными светом глазами, она сказала:
– Здравствуйте.
Стефания усмехнулась – белые зубы, белые волосы, белое платье, – вспомнила Лина. В ее глазах возник вопрос, перехваченный еще до того, как был высказан.
– Это был мой секретарь.
– Но, если вы хотели поговорить со мной, – начала Лина, – почему…
– Я не хочу с вами говорить. Я хочу от вас избавиться.
В ее голосе звучал холодный бестрепетный металл, и в изумление Лины начал медленно вкрадываться неосознанный страх. Широко раскрытыми глазами она смотрела, как загорелая с белыми ногтями рука Стефании нащупала на столе круглую серебристую кнопку и несколько раз ритмично нажала на нее.
– Что вы делаете?
– Я сообщаю, – подчеркнуто спокойно заговорила Стефания, – что в моем доме
– кстати, в доме мэра Сиренополя – совершена попытка ограбления. Между прочим, это сенсация – ведь в нашем городе практически нет преступности. И знаете, почему? Потому что любое преступление, даже не столь тяжкое, в Сиренополе карается смертью. Через несколько минут вас казнят.
Какая-то фантасмагория, лихорадочно думала Лина. О чем она говорит? Что ей нужно? Скрыться, исчезнуть из этого дома как можно скорее…
– Только не пытайтесь бежать, – сказала Стефания. – Ваша физическая подготовка заслуживает разве что жалости. И доказывать свою невиновность тоже не имеет смысла. В Сиренополе нет ни следственных, ни карательных органов. Вас казнят обыкновенные сиренопольцы – такие, как ваши друзья Белль, Мик, Дэви… Лион…
– Я уеду, – вдруг поняла Лина. – Он сам этого хотел… Я завтра же уеду, клянусь вам!
– Никуда вы не уедете, – устало поморщилась Стефания. – И не надо бояться. Сиренополь – гуманный город. Все произойдет, как во сне… вам не будет больно.
Лина обернулась. Толпа, возникшая неизвестно откуда, неотвратимо наступала на нее сотнями искаженных дикой злобой звериных лиц. Она вдохнула сладковато-терпкий душный запах. Нет, такого не может быть… тем более здесь, сейчас… тем более с ней… Кошмарный, потусторонний сон… да, сон…
И ей совсем не было больно.
* * *
За стенкой работал телевизор – его сиренопольские родственники смотрели вечернюю программу. Чужестранец повернулся на постели – ему всегда было трудно заснуть на новом месте. Нет, сейчас ему никак не уснуть. Чужестранец встал и, накинув халат, направился в соседнюю комнату. И остановился на пороге.
Сначала он подумал, что это боевик – но фильмы подобного рода не показывают в Сиренополе. А потом в углу экрана он заметил значок – прямая трансляция.
Толпа – огромная, немыслимая, хаотичная толпа бесновалась с неистовыми криками. И с нечеловеческой злобой и ненавистью они били, топтали ногами, рвали в клочья неподвижную фигуру, распростертую на полу. В какой-то момент ему даже показалось, что это была женская фигура…
– Что это? – выдохнул он.
Все головы разом повернулись.
– Лучше объяснить ему, – сказала тетушка после недолгого молчания.
– Видишь ли, – медленно заговорил дядя, – это казнь. Казнь преступника. У нас нет никаких тайн от наших гостей, но вообще чужестранцам не рекомендуется смотреть это. Другое дело – мы. жители Сиренополя… Наш город известен не только своей красотой, но и исключительной доброжелательностью, спокойствием и миролюбием местного населения. Но, пойми, мы обычные люди со своими страстями и недостатками, со своим запасом агрессии. Однако мы имеем возможность реализовать этот запас без вреда для своих ближних. В Сиренополе почти нет преступности, но непосредственное участие хотя бы в одной казни в год уже полностью сублимирует отрицательную энергию. Конечно, стороннее наблюдение, тем более по телевизору. не дает такого эффекта – но и это очень полезно для обретения душевного равновесия…
– Я понял, – сказал чужестранец, стараясь не смотреть на экран, но не в силах оторвать словно загипнотизированного взгляда. – Я, пожалуй, пойду…
– Ну что ты, останься, – светски предложила тетушка. – Сейчас будет очень интересный и вполне нейтральный сюжет. О помолвке дочери мэра…
Он покачал головой.
– Нет, я все-таки пойду… Спокойной ночи.
Окна были распахнуты, и пьянящий запах ночных цветов проникал в комнату. Волшебная южная ночь опускалась на Сиренополь – самый прекрасный из всех городов на земле.