Жанно подхватил за талию Эмми, потерявшую равновесие. Она повернула к нему голову - из круглой рамки шлема и спутанных волос с искаженного, будто от страшной боли, бледного лица смотрели отчаянные, плачущие, почти черные глаза. Ее губы раскрылись беззвучно, но он понял: "Карфаген". "Карфаген", который не должен, ни за что не должен быть разрушен... Серебристое море стремительно приближалось, оно вдруг стало вогнутым, как огромная чаша. И на самом дне этой чаши - нет, Жанно резко провел ладонью по глазам, это могло быть иллюзией, скоплением бликов, чем угодно, - но в самой середине дна громадной чаши... Кристобалю почти удалось вывести машину из пике - но огромное напряжение ослабило его, замедлило реакцию. И когда сзади на него навалилась тяжесть человеческого тела, а в штурвал вцепились смуглые мальчишеские руки, он зачем-то обернулся. Он крикнул прямо в расширенные черные зрачки у себя над головой все, что мог думать летчик в такой момент - но сделать ничего не успел. Неуправляемый самолет камнем падал вниз, туда, где глубокой чашей изгибалась гладкая свинцовая вода, испещренная ненастоящими сверкающими бликами, и больше не было ничего, совсем ничего... Только высокие трубы и белая палуба "Карфагена".
      * * *
      Посадка была удачной. Эмми первая выбралась из чуть завалившегося набок самолета и бросилась прямо в объятия отца. Расцеловавшись со всеми, она сдернула с головы шлем и обернулась. - Папа, познакомься, это Жан, - сказала она. - Он тоже плывет в Америку.
      1999