Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Примаков

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Дубинский Илья Владимирович / Примаков - Чтение (стр. 6)
Автор: Дубинский Илья Владимирович
Жанр: Биографии и мемуары

 

 


Такой подход был на руку петлюровским писакам, неистово шумевшим о том, что Советская власть на Украине утвердилась с помощью чужой силы.

За последние годы историки немало сделали, чтобы показать, кто в действительности на протяжении всех тяжких лет гражданской войны беззаветно боролся за победу ленинского Дела на Украине. Поведали народу, что 14-я советская армия, сформированная на базе 2-й Украинской и Крымской армий, во главе с командармом Василенко и членом Реввоенсовета Рухимовичем разбила и вышвырнула за кордон полчища самостийников и их союзников – ярых монархистов, которых объединила в священном союзе лютая ненависть к трудящимся.

В эту героическую армию, обескровленную многолетними боями и походами, входила 41-я стрелковая дивизия, выросшая из боевых партизанских отрядов шахтерского края. С ней отважный начдив Осадчий брал Одессу. Созданная приднестровцами и молдаванами 45-я дивизия Якира являлась лучшим соединением той армии, как и знаменитая кавалерийская бригада Котовского. 60-я дивизия, сформированная на Черниговщине героем гражданской войны Крапивянским, в удали и отваге соревновалась с ударной силой 14-й армии – конницей Виталия Примакова, с червонным казачеством, развернувшимся к тому времени в Конный корпус.

Этой внушительной силе, состоявшей из полусотни украинских полков, помогали волжане 24-й дивизии, два башкирских полка, включенных в корпус Примакова, и бронепоезда «Ленин», «Лейтенант Шмидт», «Углекоп», «Бела Кун», укомплектованные моряками-украинцами.

Петлюровский главком генерал-хорунжий Омельянович-Павленко, ревниво опекаемый представителем французского генштаба, наметил день атаки на 11 ноября 1920 года. Но… рано утром 10 ноября 1-я дивизия червонных казаков, 45-я дивизия Якира и бригада Котовского, перейдя в решительное наступление, сразу же перепутали карты петлюровским генштабистам и их покровителю из Парижа – полковнику Льоле. Опрокинув решительными атаками довольно стойкую оборону врага, советские войска вышли в район Шендеровка – Вендичаны на глубокие тылы петлюровцев.

Злобная писанина газетчиков – это одно, а бесстрастное свидетельство армейского летописца – это совсем другое. Вот как выглядят в книге петлюровских генштабистов «Оперативна документи штабу УНР» (Калиш, 1933 г.) результаты первых трех дней кампании: «Вчера, 10/XI противник прорвал фронт Правой группы. 3-я дивизия под натиском вражеской конницы отошла. Отошли части и Херсонской дивизии. Введены в бой 4-я Киевская и Отдельная конная. Средняя группа под натиском конницы противника оставила Копай-город. 3-я, 4-я, 5-я, 6-я, Отдельная конная и пулеметная дивизии понесли тяжелые потери. Решающее значение на исход боев в пользу врага имела конная дивизия червонных казаков».

Спрашивается: где же тут чужая сила?

Тринадцатого ноября в доме ялтушковского попа Примаков при свете керосиновой лампы наставлял своих командиров и политработников:

– Кого-кого, а червонное казачество петлюровцы знают и помнят давненько. Наше первое знакомство состоялось в январе восемнадцатого года под Полтавой. Надо, чтобы предстоящая встреча с заклятым врагом Украины была для него последней. Так оно и будет! Не зря Омельянович-Павленко в своем приказе вспомнил о нас. Наши казаки и вы, товарищи, работали отлично. С самого начала. И это лучший залог дальнейших успехов. Важен почин! А почин был на славу. И у нас, и у Якира, и у Котовского. Петлюра намечал еще вчера выйти на линию Вапнярка – Винница. А где его армия? В Новой Ушице, Баре!

Примаков повел коротким чубуком трубки по карте.

– Конечно, в данной ситуации, – продолжал он, – очень заманчиво двинуться на Проскуров – разгромить глубокие тылы противника. Но на Жмеринку нацелен крупный сгусток петлюровских сил. Я решил ударить по их флангу. Прямо на Бар и Деражню. А потом уж махнем к Збручу. Петлюра, – продолжал командир корпуса, – надеется еще на своего союзника – третью русскую армию генерала Перемыкина. Но, как говорится, «не удержался за гриву – за хвост не удержишься»! Наша задача – сорвать замыслы врага и уничтожить его… Выступаем завтра на рассвете.

В своем очередном приказе петлюровский главком писал, что 14 ноября будет дан бой, который решит участь всей операции, что генерал Врангель признал независимость УНР и нынешнее ее правительство.

Эта «радостная» весть была и лживой и запоздалой. В тот самый день, когда писался приказ, рассчитанный на поднятие духа жовто-блакитного воинства, советские войска, разгромив армию Врангеля, подходили к Севастополю.

В те памятные дни червонные казаки – славные сыны трудовой Украины, предводимые молодым боевым комкором, дали о себе знать своим лютым врагам. Главком самостийников писал 17 ноября: «Перед фронтом армии УНР незначительные силы пехоты. Главную роль играет конная группа Примакова».

Доблестные советские стрелковые дивизии неотступно гонят на запад гайдамацко-белогвардейские полки. Бригада Котовского, воспользовавшись тем, что основные силы самостийников вели бои с пехотой 14-й армии и с корпусом Примакова в районе Деражня – Бар, 18 ноября заняла Проскуров.

Петлюра, собрав остатки армии в районе Войтовцы – Писаревка, приказал генерал-хорунжему Удовиченко лечь костьми, но не допустить большевистской кавалерии к Збручу. 21 ноября разыгрался жестокий бой западнее Писаревки, От правды не уйдешь. Лихо рубились под Писаревкой гайдамаки, но они не устояли против дружного напора старых знакомых – червонных казаков. Много петлюровцев было изрублено в тот день, в последний день советско-петлюровской войны, много их попало в плен, кое-кому удалось ускакать за Збруч. Генерал-хорунжий Удовиченко нарушил приказ головного атамана – он не лег костьми и не разбил советскую кавалерию. Оказался прав Примаков: «Кто не удержался за гриву – за хвост не удержится».

Так закончилась двенадцатидневная война, которая навсегда покончила с вооруженными авантюрами петлюровщины. Труженики Украины, их славные боевые дивизии поставили крест на армии головного атамана пана Петлюры.

Спустя неделю «Известия» сообщили своим читателям, что доблестная Конная дивизия Примакова, находясь впереди всех, к вечеру 10 ноября была у Лучинца… Круто повернув на юг, вышла к Днестру и отрезала войска Правой группы… Затем дивизия принудила противника оставить Деражню. Неустанно преследуя петлюровцев, все та же дивизия 18 ноября ворвалась в Проскуров, 19-го заняла Черный Остров, 20-го разбила вновь пытавшегося задержаться противника, а 21-го с налета овладела Волочиском.

Трудовой народ Украины, высоко ценивший свое боевое детище – Конный корпус червонного казачества, так потешался над головным атаманом Петлюрой:

Не вкипіло – провалився,

Ти в Варшавi опинився,

Бо червоні козаки

Знищили твої полки…[14]

Многое в жизни познается в сравнении. Это сравнение поможет нам получше рассмотреть, кто с кем сошелся в том бою, решая судьбы Украины на века. Участник сражения петлюровский сотник Масловець спустя год вместе с бандой атамана Палия вновь перебрался через Збруч. Пойманный в открытом бою под Матрунками, гайдамацкий командир застрелился. А награжденный боевым орденом за бой под Писаревкой Мыкола Скрипниченко, лучший сотник 6-го полка, с окончанием войны отправился к себе в село Хлоповка на Полтавщину, где и создал один из первых колхозов на Украине. Спустя год прислал письмо своим боевым друзьям в Проскуров:

«Взяв имя червонного казачества, мы присягаем, что не запятнаем его чести».

Помню, после битвы нашего червонного казачества с объединенными силами петлюровской кавалерии на Писаревских полях 21 ноября 1920 года Виталий сказал:

– Война – это не только победы. Даже у величайшего полководца Наполеона были Москва и Ватерлоо. Но когда тебя лупят, вот как лупил нас летом 1918 года Колчак, а летом 1919 года – деникинцы, при всей твоей слабости, при всем твоем отчаянии, не вздумай падать на оба колена. Кто упал на одно колено, как случалось с нами, тот еще воспрянет, но кто рухнул на оба – тому уже не встать никогда…

Помню, после битвы нашего червонного казачества против объединенных сил петлюровской кавалерии на Писаревских полях 21 ноября 1920 года Виталий сказал и это:

– Петлюра за три года борьбы против своего народа падал не раз на одно колено. Ему помогали встать на ноги и кайзер Вильгельм, и президент Пуанкаре, и премьер Ллойд-Джордж, и пан Пилсудский. А теперь, нет сомнения, он повержен на оба колена… И ему уж не поможет сам пан бог!

Пропуская вдоль изрядно поредевшего строя всех двенадцати полков червонного казачества остатки некогда грозных куреней «вольных казаков», Примаков, глядя на их все еще роскошные шаровары, сказал:

– Все они охотно рядились в широкие штаны Тараса Бульбы, но им был чужд его широкий, народный дух…

После шестидесяти славных боевых дней и ночей по ту сторону Збруча (24 июля – 21 сентября) и шестидесяти не менее памятных дней и ночей по эту сторону (21 сентября – 21 ноября) червонные казаки снова очутились на берегах реки, которая отныне на много лет разобщит единый украинский народ и его исконные земли. На много лет, но не навсегда. В это свято верили все наши воины. И вера эта никого не обманула. Многим бойцам червонного казачества довелось освобождать, теперь уже навечно, прекрасную Галичину от панских захватчиков в 1939 году.

И позже на галицийской земле, изгоняя из ее сел и городов Дикие фашистские орды, отличались многие питомцы Примакова – маршалы, генералы, офицеры, рядовые.

Велика заслуга Советской Армии и ее славных полководцев в Отечественной войне. И столь же славен подвиг тех, кто еще в дни великого Ленина, не щадя сил и жизни, первый протянул пусть еще слабую, но мужественную руку своим западно-украинским братьям.

Еще долго после окончания гражданской войны пропагандисты червонного казачества несли слово ленинской правды в массы селянства, и еще долго звенели клинки над головами петлюровских и махновских бандитов на просторах Киевщины, Волыни, Подолии, Полтавщины, Харьковщины. В 1921 году червонные казаки нанесли решительный удар анархо-кулацкой своре Махно. На протяжении 1922–1923 годов они ликвидировали десятки местных банд, уничтожили пришедшие из панской Польши диверсионные отряды атаманов Гальчевского и Палия.


Карта боевого пути червонного казачества. 1918–1920 годы.


Петлюровским доморощенным стратегам нелегко было бороться с войском, во главе которого стоял талантливый советский полководец Виталий Примаков. Он здраво оценивал обстановку, быстро принимал правильное решение и твердо доводил его до победного конца. Это он осенью 1921 года, получив первые сведения о появлении на советской территории крупной банды атамана Палия, сразу же раскусил замыслы противника и направил ему наперерез свои новые полки – всю 2-ю Черниговскую червонноказачью дивизию. Вместе с комиссаром корпуса И. И. Минцем Примаков поспешил в район боевых действий.

После первых столкновений, закончившихся поражением самостийников, Виталий Маркович обратился к бойцам:

– Жаль, добрых казаков мы потеряли… Сложили свои головы Мазуровский, Почекайбрат, Храмков, Саранчук. Вот так оно и получается – земля давит мертвых, горе давит живых…

Ознакомившись с захваченными у Палия документами, он продолжал:

– Широко паны-добродии размахнулись… Вот тут они пишут: «Избегать столкновений с большевистской кавалерией… прорваться к Киеву… стать твердой ногой на Днепре… поднять Левобережье… создать большую армию»… Но, – усмехнулся командир корпуса, – план воеводы не план архитектора, который с абсолютной точностью можно воплотить в жизнь. Здесь все приблизительно. Вот на данной карте… Стрела Палия нацелена на Киев, а сломалась у Стетковцев… Что ж? Наши казаки, сдается, отбили у них охоту рейдовать… Тоже мне рейдисты!

Не прошло и недели с момента разгрома банды Палия, а винницкая газета писала, что первый жестокий удар у села Старая Гута вырвал у атамана всю его конницу, что разгромом банды Палия червонное казачество еще выше подняло славу своих знамен…

Школа большевистской партии, школа гуманиста Коцюбинского дали Примакову очень много. Для него неприятельская армия – не однородная масса, с которой следует объясняться лишь на языке пушек. Он знает, что в рядах петлюровцев сражаются и труженики. Для них он находит слова убеждения, как тому учил Ленин.

В 1921 году бандиты убили председателя ревкома села Вагриновцы (возле Литина). Летучий отряд, при котором находились комиссар полка путиловский рабочий Новосельцев и комиссар дивизии Лука Гребешок, задержал на лугах нескольких косарей. Все знали манеру бандитов рядиться под крестьян. В пылу гнева Гребенюк дал приказ расстрелять задержанных. Новосельцев воспротивился. Третий член уездной чрезвычайной тройки – командир отряда – воздержался. И вот оба комиссара полетели в Винницу, в губком партии. Губком прервал заседание, выслушал прибывших.

– Сейчас бьет по бандитизму не только наше оружие, – сказал тогда Примаков, – а главным образом новый политический курс Ленина – нэп. И то, что предлагает Гребенюк, даст новое пополнение петлюровским бандам…

Гребенюка перевели в Туркестан, где тогда велась борьба с басмачами…


ЦИК СССР наградил боевую, конницу Советской Украины орденом Ленина, орденом Красного Знамени, а ВУЦИК – орденом Трудового Красного Знамени Украины.

После гражданской войны партия направила на учебу в Москву многих командиров-практиков. Попал в Военную академию и Примаков. Там он не только тянется к вершинам науки, но и старается, чтобы богатый опыт красной конницы стал достоянием многих.

В 1922 году в московском «Сборнике трудов военно-научного общества» он публикует свой капитальный труд «Рейды червонных казаков».

«Рейд – могучее средство, – пишет Примаков, – дающее победу слабому числом над более численным противником, даже в момент наступления последнего… Прорыв фронта пехотой, в первый день большой пробег, который выводит конницу из зоны, насыщенной фронтовыми частями, затем идет удар по коммуникациям, по снабжению, по тылам и, наконец, бой с отходящими частями противника… Рейдовать – значит непрерывно драться».

Научно и глубоко обобщая свой собственный опыт, Примаков старается, заглянуть и в будущее. Он пишет: «Мир стоит перед грандиозными социальными потрясениями и революционными войнами. В них авангарду восставшего пролетариата – его Красной Армии – будет свойствен дух величайшей активности… Жажда борьбы, воля к победе живут в сердце каждого воина… В эпоху механизации, связанной с громоздкими тылами, значение рейда вырастает пропорционально сложности тылов. Рейд – мощное средство в руках командования, если он связан с общим планом операции».

Нужно учесть, что писал все это Примаков, когда ему было неполных двадцать пять лет…

После учебы, до конца 1924 года Виталий Маркович командует корпусом червонных казаков. Затем возглавляет высшую кавалерийскую школу в Ленинграде. Учит молодежь, переучивает закаленных в бою практиков. Им накоплен богатый опыт – его надо передать другим. Он полон впечатлений – ими нельзя не поделиться. Все часы рабочего дня отдаются людям, все часы отдыха – книгам и перу.


Приказ Реввоенсовета СССР в связи с награждением 1-й дивизии червонного казачества орденом боевого Красного Знамени.


До того как в Китае решились пойти на создание из разрозненных бригад мощного соединения конного корпуса, Примаков своим пространным письменным докладом, сохранившимся в Архиве Министерства обороны СССР, убедил Фэна в необходимости и полезности такой перестройки. В частности, в том обстоятельном трактате о службе китайской конницы мы находим и такое место:

«Тыл армии гражданской войны очень слаб. В стране нет прочной власти. В народе нет единодушия – он делится на группы, сочувствующие разным борющимся сторонам. Поэтому коннице легко действовать в тылу противника, организовав там партизанскую войну и совершая рейды крупными массами для разрушения тыла… Конница – глаза и уши армии… При неудачах своей армии конница прикрывает ее отступление… давая возможность привести в порядок свои войска за стеной ее сабель».

Примаков заканчивает доклад тактично и тонко:

«Высокая древняя культура Китая дала ему возможность раньше европейцев изобрести порох, но ход истории был таков, что европейцы научились лучше китайцев пользоваться порохом: это до сих пор стоит Китаю очень дорого.

…Китайские революционные солдаты исправили историческую ошибку своей страны и научились владеть порохом по-европейски; очередная задача китайского народа – создать мощную, европейского типа стратегическую конницу».

14. Под крылом ветряка

Летом 1921 года вызвали меня в Винницу. Стоял я тогда со своим 7-м, головным полком 2-й Черниговской дивизии червонного казачества в Литине. Три часа ходу на резвом коне – и тридцать километров остались позади. В штабе корпуса, утопавшем в зелени цветущих садов, я застал и своего начальника дивизии, кавалера двух боевых орденов (один из них за № 35) Дмитрия Шмидта, того самого, которому два года назад я привозил пакет в наши Вутенки.

Дружба Шмидта с Примаковым началась еще в нейтральной зоне – ничейной полосе, разделявшей Советскую Россию и оккупированную немцами Украину. Царский прапорщик военного времени, коммунист с трехлетним стажем, Шмидт появился в лесах Унечи в августе 1918 года после неудачного восстания. Он возглавлял часть повстанческих сил Полтавщины, а коммунист, бывший царский подполковник Крапивянский – повстанцев всей Черниговщины.

Потом комбриг Шмидт вместе с червонными казаками освобождал Харьков, Полтаву, Кременчуг, Подолию. Весной 1921 года, не закончив курса в академии, явился к нам. И привез с собой еще одного «дезертира учебы» – кавалера двух боевых орденов Ивана Константиновича Бубенца, в прошлом командира чапаевской конницы, любимца Фурманова, Фрунзе.

Офицер военного времени, гвардеец, он создал боевой отряд, развернувшийся позже в один из чапаевских полков.

…В кабинете у Примакова оба моих начальника объяснили мне цель вызова. Надо было в срочном порядке составить «Памятку для бойца». В районе, кишевшем петлюровскими бандами, иные наши товарищи становились жертвой своей беспечности. И не только рядовые. Нелепо, но геройски погиб командир 10-го полка Федор Святогор. Его боевой орден нацепил себе потом атаман Гальчевский…

Виталий Маркович положил предо мной стопку толстых книг в добротных переплетах. Труд Филлиса о выездке лошадей. «Обряд службы» полководца времен Екатерины II Румянцева – учителя великого Суворова. Книги по тактике конницы, по истории военного искусства.

– В академии посылать пока не можем – надо кончать с бандами, готовить части к переходу в казармы. А учиться мы должны все, – сказал тогда мой командир корпуса, – Вот и надо читать, набираться ума, да еще помнить о товарищах… – Примаков велел мне после прочтения первой книги направить ее с ординарцем командиру 8-го полка, а тот дальше, вплоть до командира 12-го полка 2-й дивизии Александра Горбатова. – Это вторая причина вызова, – сказал Виталий Маркович. – А есть еще и третья, – с какой-то загадочностью добавил он. – Поедем…

Выйдя из-за огромного дубового стола, Примаков направился к дверям. Вслед за ним пошли и мы – начальник штаба корпуса Семен Туровский, его заместитель Владимир Микулин, Шмидт, адъютанты комкора – Кузьмичев и Пилипенко. Сели на лошадей. Проехали не торопясь по тенистым улицам Садов, свернули на Вороновицкую дорогу.

Справа и слева от нее виднелись пестрые поля – куцые наделы хлеборобов.

Вдали показались незасеянные горбы Малых Хуторов, а на них темные силуэты ветряков, флегматично размахивавших своими огромными ажурными крыльями. Вожак кавалькады, раскурив на ходу трубку, перевел коня в резвую рысь, а вскоре – в манежный, а потом и в полевой галоп. Мы все вслед за Примаковым взлетели на крутые горбы.

Но что это? Наваждение или мираж? Примаков, не сворачивая, полетел на ветряки. Уже слышно ленивое поскрипывание высушенной солнцем и ветрами вращающейся их оснастки. Мальчик, боевой конь комкора, видать, приученный уже к этому номеру, шевельнув ушами, с ловкостью циркового акробата устремился в просвет между двумя вращающимися крыльями.

Повинуясь своему, как мне тогда казалось, сумасбродному всаднику, конь, радостно фыркая, обскакал вокруг ветряка и остановился как вкопанный у бревна-правила. Примаков, шумно вздохнув, застыл в седле…

Пришел черед остальным. Конь Феди Пилипенко, почувствовав легкий удар по крупу, громко заржал и умчал своего всадника вниз, к ближайшим хатам Малых Хуторов.

Каково было мне, новичку? Увидев разбитую мою голову, меня бы не осудили. А вот если бы я спасовал…

Потом уж я вычитал в книгах, что подобным же образом учил своих офицеров мужеству и отваге знаменитый Зейдлиц – начальник кавалерии Фридриха Великого.

Неизвестно, в каком возрасте знаменитый Зейдлиц резвился со своими гауптманами[15] под крыльями ветряков. Самому старшему в кавалькаде Примакова, Владимиру Микулину, который был почти в полтора раза старше каждого из нас, стукнуло тогда тридцать один. На обратном пути в Винницу он, когда-то водивший и боевые самолеты, дружелюбно подтрунивал над своим бывшим комиссаром:

– Добро, что в той мукомольне четырехлопастный пропеллер… А есть и о шести лопастях…

В то время, когда мы все жадно стремились к науке, большой знаток конницы Микулин научил нас многому. Он же нам передавал опыт прошлого. Но не все из большого опыта великого Зейдлица было достойно подражания…

Прошло два года. Мы с Горбатовым только что на подступах к Изяславу провели учение на встречный бой. Но даже после изнурительной для людей и коней работы еще оставался порох… Вправо от проселка, в низине, бурля и петляя, неслась на запад многоводная Горынь. Из всего прочитанного в книгах, полученных мною в Виннице, в памяти возник опять тот же Зейдлиц. Подражая ему, поднял высоко руку. И если там, под Малыми Хуторами, вслед за Примаковым скакала сборная кавалькада, то здесь, под Изяславом, вслед за своим командиром шла на коротком галопе строевая единица. Кто бы осмелился свернуть?

А вот и крутой спуск к реке. Несколько пугливых всхрапов, и резвый Занзибар, сразу же потеряв под копытами дно, вытянул вперед голову, поплыл. Широким фронтом развернутых взводов, линия за линией, с визгом всадников и храпом лошадей полк врезался в быстрые потоки Горыни.

Мы и раньше занимались форсированием вплавь водных преград, но… к этому долго и тщательно готовились. Каждый знал, что ему делать. Каждый знал, что ничем не стесняемое животное само выплывет и вынесет на другой берег даже неумелого пловца. Лишь бы он вовремя соскочил с коня в сторону течения и не забыл ухватиться за гриву. Не надо было опасаться того, что неумелый всадник, испугавшись опасности, дернет повод и облегченная в воде лошадь легко опрокинется через голову, потянет на дно и седока. Но… если у командира смена сухого белья хранилась дома, то у бойцов она была с собой, в переметных кобурах седла. И если командир был тогда некурящим, то у бойцов махорка хранилась в карманах брюк…

Так что даже благополучно закончившийся эксперимент меньше радовал бойцов, нежели их командира. А Горынь все же была коварной рекой… Подмокшее белье и отсыревшая махорка – пустяки. Но можно было обойтись и без тех малых огорчений, без издержек роста, если бы мы подражали Зейдлицу не слепо, с закрытыми глазами, а с оглядкой…

Из принимавших ту несоленую купель хочется назвать начальника штаба полка, ныне генерала Андрея Ковтуна, сотника Петра Ратова, ныне генерала, – москвича, взводного командира, тогда свеженького выпускника кавалерийской школы, а татом отважного командира кавалерийской дивизии в Великую Отечественную войну, обосновавшегося на отдых в родном Орджоникидзе генерал-лейтенанта Леонида Сланова, его однокашника, тоже командира взвода нашего 7-го полка, Сергея Худякова, закончившего войну маршалом авиации, казака сабельной сотни Павла Вахния, ныне отставного майора, – киевлянина.

…Как-то заглянул в тот же Изяслав наш командир корпуса. Тесно общаясь с комсомолом, шефом червонного казачества, мы по просьбе уездного комитета в тот день приняли участие в общем воскреснике. Разгружали шпалы на перегоне Изяслав – Шепетовка. Во главе бригад стояли комсомольцы-путевики. Нашим бригадиром был шустрый паренек по фамилии Сорока. Примаков работал вместе с нами. Накрапывал дождик, и на командире корпуса был довольно убогенький плащик.

Сорока вдруг собрал всех нас, чтобы вести к станции – полоть траву на путях. А Примаков сказал, что сначала надо кончить одну работу, а затем браться за другую. Бригадир, взглянув свысока на потертый дождевичок комкора, вскипел:

– Ты еще будешь меня учить…

А Примаков возразил ему спокойно, с мягкой улыбкой, которая у него появлялась всегда перед едким словом:

– Молодой человек, были у нас добрые рубаки Сороки – и рядовые, и взводные, и даже сотники. Их я учил ленинским словом. Но был еще в прошлом году на Подолии известный кат – атаман петлюровской банды Сорока. Я его учил острым казачьим клинком… Хочется думать, что вы из первых Сорок. Так что не будет большого промаха, если я кое-чему поучу и вас…


Обращение ЦК комсомола Украины к червонным казакам в связи с принятием шефства над корпусом червонного казачества. 1922 г.


И тут наш бригадир сразу узнал в том участнике воскресника командира корпуса червонных казаков. Стал извиняться, просить прощения. А Примаков ему в ответ:

– Есть много зловредных бактерий. Но самый страшный вирус – это вирус высокомерия…

…Тогда у Малых Хуторов, под Винницей, главенствовал Примаков, но все мы знали, кто был инициатором подобных сногсшибательных экзерсисов. Из всех первоклассных знатоков конного дела, должно быть, самый утонченный попал в наши ряды. Владимир Иосифович Микулин, пройдя в царской армии путь от корнета до подполковника, командовал бригадой под Перекопом и во время боев за Галицию летом 1920 года.

Вот тогда я очень хорошо изучил этого замечательного воина и человека. С командармом он мог свободно потолковать о тонкостях оперативного искусства; с командиром боевой сотни – о службе завесы и дальней разведки; с борейтором – об особенностях школы Филлиса; молодого сигналиста мог научить подавать все боевые сигналы, а молодого кузнеца – как подковать лошадь с хрупким копытом.

Когда на двадцатитрехлетнего Примакова легла тяжесть командования двенадцатью конными полками, в штаб корпуса взяли начальника 2-й дивизии червонного казачества Микулина. Дивизию от него принял Котовский, а от Котовского – Шмидт.

Гимназист Примаков, агроном Котовский, землекоп Шмидт, студент Туровский – прославленные вожаки украинской конницы – многому научились у царского подполковника Микулина. Учились у него и прочие комбриги, командиры полков – все эти бывшие учителя, студенты, слесари, шахтеры, с первых же дней существования червонного казачества зарядившие его селянскую толщу рабочим духом и пролетарским напором.

Когда сабли червонных казаков громили на полях Орловщины корниловские и марковские полки Деникина, Микулин был еще далек от украинской конницы. Но позже, влившись со своей Отдельной 13-й кавбригадой в червонное казачество, он очень много сделал для его боевого совершенствования и роста.

Но вот весной 1921 года появилась на винницком горизонте необычной красоты женщина. Вмиг вскружила головы всему гарнизону. И женатым и холостякам. Но голов было много, искусительница – одна. Тогда Микулин, одновременно в роли победителя и побежденного, вместе с искусительницей покинул ряды корпуса.

И вот уже в тридцатом году, в знойной Ялте, я встретил моих старых знакомых. Его, светлоглазого русского богатыря, и ее, красавицу с оливковым лицом и жгучими глазами креолки. После встречи с этими «земными богами» мне показалось, что все засияло вокруг – небо, море, улицы, дома, даже асфальт. Все словно было озарено тем огнем, который пылал в сердцах двух счастливцев.

Но нет ничего вечного… Даже для земных богов. Спустя всего лишь семь лет недобрая судьба разлучила их как раз в то время, когда молодой член партии Микулин достиг того, о чем мечтал много лет, – возглавил в Новочеркасске Высшую кавалерийскую школу Красной Армии.

В 1956 году в Тарусе, где он несколько лет подряд проводил лето на берегу тихой Оки, мой учитель и товарищ по походам признался мне:

– Я очень уважал Виталия – человека и самородка-полководца. Как интеллектуала и полководца ставлю его выше всех наших кавалеристов. Включая и… сами понимаете! Но… помните мое отношение к женщинам?..

– Помню ваш афоризм, – ответил я. – «От двадцати до тридцати нравится каждая вторая, от тридцати до сорока – каждая десятая, от сорока до пятидесяти – каждая сотая. А там – лишь одна из тысячи. И то не со всякой… Но я их презирал, презираю и буду презирать вечно. Чего и вам желаю…»

– Все течет… – взгрустнул кавалерист. – Влип и я…

Обошлось без длинных объяснений. Тогда у меня вырвались лишь слова знаменитой песни: «Візьми мою люльку, віддай твою жінку…»

Но не только пули дают рикошет… Когда многое изменилось к лучшему, женщина с оливковым лицом и жгучими глазами креолки ушла к другому…


Вернемся к «Памятке». Она появилась на свет летом 1921 года. А тогда, во время нашей беседы, Примаков, мягко улыбаясь, сказал:

– Пока свежа память, надо рассказать о наших рейдах. Это я, пожалуй, сделаю лучше любого нашего командира полка. А вот «Памятку», скажу честно, любой командир-практик сделает лучше меня…

Не думаю, что «Памятка» представляла собой шедевр, но появившийся спустя год труд «Рейды червонных казаков» и сейчас поражает ясностью мысли, убедительностью доводов и дальновидностью юного автора.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13