Воспаленные веки тяжелели, опускаясь на глаза, как барханы, только через узкую щель, сквозь частокол ресниц, забитых песком, проступал горячий желтый свет раскаленного небосвода.
      Последним усилием он чуть приоткрыл глаза и увидел на вершине клубящегося гребешка бархана фигуру Рониса. Ян хотел позвать его, но сухие потрескавшиеся губы едва шевельнулись, и из них вырвался только вздох...
      Фигура Рониса, похожая на клубящийся столб песка, не то рассыпалась, не то исчезла за барханом. Ветер так же неожиданно утих, как и начался. Дышать сразу стало легче, но Ян не мог сделать глубокого вдоха под тяжестью навалившегося песка. Руки были как связанные.
      Он попробовал пошевелиться. С трудом выпростал одну руку, потом другую. Ян боялся, что нависший гребень рухнет на него, если он сделает хоть одно неверное движение. Но бархан застыл, и Яну постепенно удалось выбраться.
      Кругом стояла тишина, а в ушах Яна еще клубился звон песка, и кровь в висках стучала так, будто это была не голова, а огромный колокол, в который били тяжелыми молотами сразу с обеих сторон.
      Оглядевшись, Ян понял, что находится у подножия самой середины бархана, края которого спускались полого, как опущенные крылья гигантской желтой птицы.
      Если бы не песчаная буря, подавившая сознание, Ян обошел бы его слева или справа. Теперь он понимал, что ожидало его, если бы ветер не утих. Стихия поглотила бы его и погребла под миллионами песчинок.
      Ян попытался встать. Ноги его дрожали. Хотелось пить. Тело разламывалось от усталости. Он медленно побрел вдоль песчаной стены.
      Когда он доковылял до края бархана, то увидел открытую песчаную равнину. Почти у самого горизонта на фоне посветлевшего неба виднелись очертания каких-то развалин.
      "Ронис, если его не засыпало, должен был увидеть эти развалины и, вероятнее всего, пошел туда", - подумал Ян.
      Жадно дыша успевшим остыть воздухом, Ян шел напрямик. Шлейф песка, тянувшийся за барханами, кончился. Под ногами было вылизанное ветрами отполированное каменистое плато. Идти стало легче.
      Он тешил себя мыслью, что там, в развалинах, он обязательно найдет родник или хоть какую-нибудь лужу. Постепенно эта мысль овладела им настолько, что он не заметил, как убыстряются его шаги.
      Когда он был почти у самых каменных развалин, заметил тень, скользнувшую по каменной кладке. Тень исчезла за каменным поворотом. Когда он дошел до угла, то услышал шуршание осыпающегося песка.
      За поворотом был тупик, углубление, похожее на нишу. Но там никого не оказалось. Почти у самой стены желтел свежий песчаный холмик, над которым в воздухе еще витали легкие золотистые песчинки.
      Ян остановился. "Откуда тут мог взяться песок?" - подумал он. Но только подумал об этом, как налетевший порыв ветра уже превратил песчаный холмик в пушистый клубок и, вытянув его песчаной поземкой, увлек за собой в сторону барханов.
      Ян глядел вслед ускользающему песку, который струился по земле, огибая выступы, обтекая валуны, сползая в ложбинки, пока тот не слился вдали с желтыми шлейфами оцепеневших песчаных холмов.
      Ян повернулся в сторону развалин, и хотя их очертания были стерты ветрами и временем, на него повеяло вдруг чем-то давно знакомым, словно он уже был здесь когда-то давным-давно. Он проходил по полуразрушенным, осыпающимся улицам, и его сердце ныло в предчувствии, что должно произойти что-то, о чем он давно забыл.
      Улица поднималась вверх по склону, по обеим ее сторонам тянулись каменные канавы пустых водостоков. Странное предчувствие все быстрее влекло его по улице, потом заставило свернуть в переулок, где он увидел дом с небольшим двориком, какие бывают в южных приморских городках, не тронутых цивилизацией.
      Ян долго стоял в нерешительности. Дом был так похож на дом его детства, что у него захватило дух. Он отворил калитку и пошел по дорожке, выложенной каменными плитами и окаймленной потрескавшимся кирпичом. Посередине двора стояло старое высохшее дерево с черным дуплом и покосившимся скворечником. Тощее сухое дерево было похоже на худого старика, глядящего в небо, словно он только что отпустил птицу и его чуть разведенные в стороны руки были протянуты ввысь, будто тоже могли стать крыльями и устремиться следом.
      Дверь на террасу была приоткрыта. Ян поднялся по каменным ступеням. Остановившись у входа, он помедлил, не решаясь переступить через порог. Его рука, скользнувшая по косяку, наткнулась на зарубку. Чей-то возраст был отмечен маленькой горизонтальной черточкой.
      Ян задумчиво провел по ней пальцем с какой-то давно утраченной нежностью, словно прикоснулся к чему-то очень далекому и в то же время бесконечно близкому.
      Долго он стоял не шевелясь, забыв обо всем на свете, перед полуоткрытой дверью, не отнимая руки от шершавой ложбинки, от маленького руслица жизни.
      Наконец он распахнул дверь в смутной надежде... Но внутри ничего не было, кроме унылой пустоты. В солнечном луче, наискосок пересекавшем комнату, медленно плыли пылинки, то вспыхивая, то исчезая, словно звездные миры перемещались в пространстве. Яну, как в детстве, показалось, что он стоит у самого Млечного Пути... Он вспомнил, как маленьким мальчиком в пыльном солнечном луче среди мерцающих пылинок он пытался отыскать корабль отца, который так и не вернулся из космоса. Иногда ему казалось, что он видит его в одной из пылинок... Маленькое сердце часто билось в детской надежде, но пылинка гасла и исчезала, долетев до края луча, а с ней гасла детская надежда. И он в слезах бежал к матери и горько рыдал, уткнувшись в колени.
      Оглядывая выцветшие потрескавшиеся стены, Ян мысленно пытался восстановить то, что было здесь когда-то.
      Он представил себе маленький столик в углу, со стопкой книг и настольной лампой с ситцевым абажуром в голубую горошину, легкие полупрозрачные шторы на окнах с изображением летящих птиц. Откуда-то в памяти выплыло кресло с клетчатым шерстяным пледом матери. И Яну показалось, что она только что вышла за водой к каменному колодцу во дворе за домом и сейчас вернется, и снова, как тогда, потреплет его за волосы и скажет: "До чего же ты похож на отца..."
      Ян прикоснулся лбом к холодной пыльной стене и провел по ней дрожащей рукой. Все, что давно стерлось в памяти, сейчас проступало ярко и явственно, будто он никогда не уходил отсюда; будто так и не дождавшаяся возвращения мать никогда не провожала своего сына на те далекие от Земли орбиты, которые уводили его все дальше и дальше от себя самого.
      Прошлое то медленно проплывало, то стремительно проносилось перед ним, когда он ощутил за спиной чье-то присутствие. Он медленно повернулся и увидел белоголового мальчика, стоявшего в дверях. Мальчик глядел на него вопросительно широко открытыми грустными глазами.
      - Ты что здесь делаешь? - тихо спросил Ян, отнимая от стены руку.
      - Я здесь живу, - ответил мальчик, продолжая глядеть Яну в глаза.
      - А где все остальные?
      - Здесь давно никого нет. Все ушли и не вернулись...
      Мальчик переступил с ноги на ногу и опустил голову. Пальцы его теребили пуговку на рубашке. Он исподлобья взглянул на Яна.
      Ян подошел поближе и положил руку ему на плечо. Он приподнял его лицо за подбородок - в глазах у мальчика стояли слезы, те самые детские слезы, о которых Ян давно забыл.
      - Знаешь, - сказал Ян, - мне показалось, что я жил здесь когда-то, давно, в детстве... Я долго был далеко от Земли и там мечтал повторить свое детство. Там я видел себя на Земле маленьким, таким, как ты. Почему-то именно маленьким... Видимо, это самое дорогое, самое счастливое время...
      - Я знаю, - сказал мальчик и вздохнул, отведя глаза в сторону.
      - Ты плачешь? - спросил Ян, наклоняясь к нему.
      Две крупных слезы скатились по щекам мальчика, он вздохнул и прошептал одними губами:
      - Это было так давно...
      - Ты здесь совсем один?!
      - Один... - Мальчик вытер слезы ладонью и прислонился к стене.
      - Как тебя зовут?..
      - Ян... - дрожащими губами пролепетал мальчик и, зарыдав, прижался к его руке.
      Ян вздрогнул, у него словно все оборвалось внутри. Он стоял потрясенный, не в силах вымолвить ни слова. В горле застрял горячий ком, который никак не проглатывался.
      Он привлек мальчика к себе и утешал как мог, гладя худенькие вздрагивающие плечи.
      - Ну успокойся... Успокойся, малыш... Видишь - теперь ты не один...
      И чем больше он утешал его, тем больше ему казалось, что утешает он самого себя, самого себя уговаривает, что одиночество кончилось и что пустая комната только кажется пустой...
      - Я потерял своего друга, - сказал Ян, - а нашел тебя...
      - Ты все равно уйдешь, - сказал мальчик, - уйдешь, как все...
      Сердце Яна сжалось. Он, привыкший к суровой жизни, почувствовал странную озабоченность и нежность к тому маленькому существу, волосы которого он гладил грубой рукой, когда-то сжимавшей хлещущий огнем бластер, рукой, которая уверенно ложилась на вибрирующий штурвал капсул-ракеты, обходящей спутники Юпитера.
      Мальчик успокоился, плечи его перестали вздрагивать, глаза посветлели.
      - Ты хочешь пить? - тихо спросил мальчик. - После дальней дороги всегда хочется пить... Там за домом во дворе есть колодец...
      - Каменный?.. С тяжелой цепью и воротом?..
      - Да... Только там почти нет воды... Чуть-чуть, на донышке...
      Они пошли вдвоем по песчаной дорожке к колодцу. Ян заглянул внутрь. Колодец был очень глубок. На самом его дне блестело голубоватое пятнышко.
      Раньше у колодца было прохладное влажное дыхание. Ян вспомнил, как ведро на гремящей цепи, раскручивая барабан ворота, плюхалось в воду. Надо было слегка раскачать цепь, чтобы ведро, накренившись, хлебнуло влаги, потом чуть приподнять его и опустить сразу, чтобы затонуло...
      Сначала было легко поднимать его, пока днище не оторвется от водной поверхности. Потом требовалось усилие, чтобы ведро, качаясь и расплескивая воду, стало подниматься вверх...
      Вниз летели сверкающие брызги, похожие на звезды, исчезающие в глубине... Достав ведро, Ян любил окунуть в него лицо и пить воду прямо из ведра, такую холодную, что от нее ломило зубы...
      Теперь Ян стоял у колодца, нерешительно положив руку на барабан, обмотанный цепью. Звенья ее потерлись, истончились, изъеденные ржавчиной. Ян подумал о том, что старая цепь может и не выдержать...
      - Ну что же ты?.. - Мальчик удивленно поглядел на него. - Ты чего-то боишься?..
      - Нет, - ответил Ян задумчиво, - я просто думаю, что звенья стали слишком тонки...
      - Там едва наберется четверть ведра... Но все же этого хватит, чтобы утолить жажду...
      - Ты думаешь?.. - Ян вопросительно посмотрел на мальчика. - Есть жажда, которую не утолил бы и полный колодец...
      - Да... - ответил мальчик. - Но это все, что там осталось...
      Ян медленно раскручивал барабан, осторожно придерживая его ладонью, так чтобы ведро, опускаясь на цепи, не стукнулось о стены колодца.
      Наконец ведро коснулось воды, и Ян, осторожно шевельнув цепью, повалил его набок. Ведро не затонуло, и Ян понял, что оно лежит на каменистом дне.
      Ян стал медленно поднимать его. Сверкающие капли, как в детстве, летели вниз... Звенья цепи, поскрипывая, наматывались на барабан, ложась вдоль бруска натянутой спиралью.
      Наконец показалась дужка ведра. Ян протянул к ней руку и уже почти коснулся пальцами, как звено цепи почти у самой дужки лопнуло и ведро с грохотом, стукаясь о стенки и расплескивая воду, полетело вниз.
      - Цепь не выдержала... - огорчился мальчик. - Столько лет...
      - Да, - сказал Ян, - это печально... Теперь его уже не поднять...
      Он подумал о том, что утраченное в бездонных колодцах времени, к сожалению, недостижимо, что там, где перетирается цепь, навсегда разрываются связи, часто самые дорогие, самые необходимые человеку. Одни разрываются по небрежности, другие стираются временем... Остается жажда, которую утолить уже нечем...
      - Погоди... - сказал мальчик, расстегивая рубаху. - Вот, возьми... Это все, что у меня осталось...
      Он вынул из-под рубахи прямоугольный кусок бумаги и катушку ниток.
      - Это змей... - сказал он. - Я запускал его в небо, когда было грустно и одиноко... Он никогда не доставал до орбиты космических кораблей... Но когда я прикладывал к уху катушку с натянутой нитью, я слышал их сигналы, идущие издалека...
      Ян отрицательно покачал головой.
      - Нет, - сказал он, - я не могу взять у тебя это...
      - Ты боишься, что он размокнет и нитка оборвется от тяжести?..
      - Нет, я не могу взять у тебя змея, - сказал Ян. - Разве он может сравниться с той каплей воды, которую мы извлечем?
      - Но я дарю его тебе, - сказал мальчик.
      - Я не могу принять такой подарок, - отвечал Ян, отстраняясь, - даже если придется умереть от жажды.
      - Ты не умрешь, - сказал мальчик. - Это будет потом... А змея можно высушить на солнце, и снова будут слышны позывные кораблей...
      Он свернул из змея конус, сцепил его расщепленной веточкой и стал опускать в колодец.
      "Странно, - подумал Ян, - то, что должно принадлежать высоте, опускается в глубину..."
      Но сейчас это было почти одно и то же. Там, в глубине, виднелся голубоватый кусочек неба, и свернутый конус змея на тугой нити тянулся к этой синеве. Яну показалось, что натянутая нить гудит от тугого ветра.
      Конус погрузился в воду и, почти полный, стал медленно подниматься. Ян боялся, что катушка вот-вот выскользнет из рук мальчика или под тяжестью воды разорвется намокшая бумага. Но мальчик осторожно тянул конус вверх.
      Наконец он подхватил его рукой и протянул Яну. В змее, свернутом кульком, светилась вода. Ян прикоснулся к ней губами.
      Все его существо пронзило ощущение какой-то далекой радости. Он пил из колодца детства, и не было воды слаще, и нельзя ее было сравнить ни с какой другой.
      Отпив половину, он протянул остаток мальчику, устыдившись, что не сделал этого сразу. Но мальчик отрицательно качнул головой.
      - В колодце есть еще немного, - сказал он, - и я могу снова запустить туда змея...
      Ян заглянул в колодец, но в это время щепочка лопнула и остатки воды полетели вниз, возвращаясь к своему небу.
      Ян стоял перед мальчиком, разведя руки, виноватый и растерянный.
      - Ничего, - сказал мальчик, - змей высохнет... Вот только нитка сильно запуталась...
      - Да... - проговорил Ян рассеянно. - Нитка запуталась... Слишком запуталась, малыш... И распутывать ее нам обоим...
      - Нет, - сказал мальчик, - ты должен вернуться туда, откуда пришел.
      - Как же я оставлю тебя одного?
      - Я уже привык... Но ты вспоминай обо мне...
      Ян хотел прикоснуться к нему, приласкать его, но рука ощутила лишь пустоту. Мальчик исчез, оставив на камне мокрого змея и спутанный моток ниток.
      Ян медленно опустился на корточки и стал наматывать мокрую нить на катушку. Он распутывал петлю за петлей, думая о том, что смутная память дарила ему в эти минуты.
      Змей высох на солнце. Овеваемый ветерком, он покачивался на камне, словно сам пытался взлететь. Ян подбросил его в воздух. Подхваченный ветром, змей натянул нить. Она гудела как телеграфный провод, Яну казалось, что на нити он держит не змея, а огромный синий купол неба вместе с облаками и солнцем. Он бежал с каким-то детским восторгом, и ноги его почти не касались земли. Небо тянуло его к себе так, словно тело его стало невесомым.
      Змей заметался над самым колодцем и вдруг, увлеченный нисходящим потоком, резко нырнул вниз и исчез в колодце. Гудящая нитка потянула Яна за собой. Он разматывал катушку, упираясь ногами в каменную кладку, пытаясь ослабить тягу. Змей рвался к голубоватому отражению неба. Разматывая катушку, Ян не заметил, как запутался сам. Он пытался разорвать нить, но она не поддавалась. Ян ухватился руками за цепь и полетел в колодец. Барабан бешено вращался. Цепь разматывалась со стремительной быстротой и наконец, натянувшись, лопнула.
      Навстречу Яну неслось голубое отражение неба. На миг почудилось, что он летит не вниз, а вверх.
      Вытянув вперед руки, Ян закрыл глаза, ожидая удара о дно колодца. Но синий кружок воды оказался небом на самом деле. И когда вытянутые руки Яна коснулись его, оно разлетелось в осколки. Послышался звон стекла. Ян стоял у выдавленного окна в своем коттедже.
      К счастью, на руках не оказалось ни одной царапины. Ян стряхнул с рукавов осколки и, обернувшись, увидел в кресле Рониса. Опущенная голова Рониса была седой. Он как-то осунулся, постарел. Его моложавое лицо было покрыто резкими, глубокими морщинами.
      Ронис взглянул на Яна усталыми, потускневшими глазами. Только желваки были напряжены и губы плотно сжаты.
      - Какой чудовищный бред! - сказал Ян. - А я тебя искал там...
      Он повернулся к стене и не договорил. На губах его застыло так и не произнесенное слово... В стене зиял пролом, напоминающий по форме очертания человеческого тела. Сквозь пролом была видна синяя кромка залива. На полу желтел слой песка.
      - Так ты тоже был там?!. - Ян заглянул в глаза Ронису.
      - Я все расскажу тебе... Потом...
      Ян пожал плечами. За окном послышался приближающийся лязг гусениц. В дверь настойчиво постучали.
      - В чем дело? - крикнул Ян.
      "Эвакуация!" - раздался хриплый голос.
      В комнату вошел человек в пестром комбинезоне. Он взглянул на пролом в стене, на желтый песок на полу.
      - Поторапливайтесь, мы спешим... Кто из вас командир "Горгоны"?
      Ян сделал шаг навстречу.
      - Чем обязан?
      - Вам предписано срочно покинуть залив и вернуться на корабль.
      Ронис повернулся в кресле.
      - Алексис!..
      - Да... Это вы, капитан?.. Мы искали вас по всему побережью. Ночью огромная масса поднялась над Океаном и ушла на околоземную орбиту... Мы этого не видели... Это далеко отсюда... Но из космоса передали, что появился черный спутник Земли.
      - Ты понял, Ян!.. - проговорил Ронис, вставая и кладя руку ему на плечо. - Это уже по твоей части...
      - Да... да... - сказал Ян, все еще не в силах успокоиться и сосредоточиться после пережитого. - Это уж по моей части...
      Пока Алексис нашел в вездеходе пару запасных комбинезонов, Ронис помог Яну собраться.
      Еще через минуту они стояли друг против друга, готовые исполнить свой долг.
      - Мы довезем вас до эвакопункта, - сказал Яну Алексис, - а оттуда вас доставят на космодром.
      - Ну что ж, пора, - кивнул головой Ян.
      Они вышли из коттеджа.
      Повсюду были видны следы минувшей ночи. На голых облезлых деревьях висели, покачиваясь, черно-зеленые лохмотья.
      Эвакуация шла полным ходом. Вездеходы сновали по прибрежному поселку. Через два часа должна была начаться профилактика залива.
      До эвакопункта было километров сорок. Машины поднимались в гору и уходили за перевал. Море было таким же спокойным, как и вчера днем, но этому покою теперь никто не верил.
      Вездеход выбрался на бетонную дорогу. Ветер дул в лицо. Ронис что-то объяснял Алексису. Ян думал о своем - он еще не знал, что его ждет на орбите.
      Вездеход, не сбавляя скорости, свернул с дороги к эвакопункту и, круто развернувшись почти у самой взлетной полосы, остановился как вкопанный, утонув в клубах взметнувшейся пыли.
      На эвакопункте толпились люди. Санитары принимали обожженных и раненых.
      У одной из палаток Ян заметил лежащего на носилках старичка астронома в белой панаме. Спрыгнув на землю, Ян пошел к носилкам. Толпа расступилась перед ним. Ян приблизился и наклонился над профессором. Профессор узнал его и грустно улыбнулся. Ян погладил его сухую морщинистую руку. Потом выпрямился, поглядел в небо и молча пошел прочь.
      По толпе прокатился шепот. Его узнали. Он шел не оглядываясь. И если бы он обернулся, то увидел бы, как люди с надеждой смотрят ему вслед.
      На посадочную площадку опускался вертолет. Ян и Ронис стояли на бетонных плитах.
      - Прощай, Ян, - сказал Ронис. - Будь осторожней с этой штукой там наверху.
      - Прощай, дружище...
      Ян медленно пошел к вертолету. Ронис глядел ему вслед. Алексис терпеливо ждал капитана.
      На космодроме только и было разговоров о появившемся злополучном спутнике. Ракетный паром был готов к взлету. Ян быстро прошел все процедуры, связанные с выходом в космос. В оранжевом скафандре он поднялся по трапу и нырнул в люк.
      Через минуту были отведены причальные кронштейны и паром, плеснув раскаленной плазмой в бетонную площадку, повис над ней и потом ринулся ввысь, стремительно набирая космическую скорость.
      Ян чувствовал себя утомленным, но перегрузку выдержал и теперь, до стыковки с "Горгоной", интересовался размерами и радиоспектром черного спутника, его массой и плотностью.
      Информация поступала на борт через каждые пять минут. Закодированные сигналы шли с разных материков, из космических обсерваторий, с патрульных кораблей.
      Паром и "Горгона" шли друг другу навстречу. Потом легли на параллельный курс. Через некоторое время от парома отделилась летающая лодка. Она быстро поравнялась с "Горгоной", и Ян был принят на борт космического крейсера.
      Во всех отсеках вспыхнуло табло: "Внимание! Командир на борту!" Ян прошел в командный отсек. На центральный пост поступило распоряжение с материка: действовать решительно по обстоятельствам. Ян взял управление кораблем.
      Через пятнадцать минут в космосе прозвучал его приказ: "Всем преследующим кораблям уйти с орбиты!"
      "Горгона" под защитой энергоэкранов медленно приближалась к черному пятну. Лазерные и плазменные орудия, наведенные на цель, ждали своего часа, готовые сжечь ее своим огнем.
      Но Ян передумал. Риск был слишком велик. Экипаж услышал новый приказ. Ян потребовал освободить крейсер.
      Экипаж, подвластный его приказу, как это уже было однажды, перешел из отсеков и служб в боковые контейнеры, которые отделились от крейсера, следуя в фарватере параллельным курсом.
      Расстояние сокращалось. В бронированное кварцевое стекло с выдвинутыми вперед инфракрасными излучателями уже можно было простым глазом различить бугристую черную поверхность спутника.
      Ян сбавил скорость, убрав ее до минимума так, чтобы не потерять орбиты. Он подошел почти вплотную. Энергоэкраны не сработали, и крейсер уперся в черный спутник передней платформой, которая словно прилипла к нему и, раскалившись добела, стала плавиться и таять, как воск.
      Рука Яна метнулась к кнопке лазерной батареи. Но контрольная лампочка мигнула и погасла. Яркая вспышка, метнувшаяся от черного спутника к кораблю, ослепила бы Яна, если бы не сработала защитная диафрагма.
      Черный спутник продолжал наползать на носовую часть, обтекая заостренное тело корабля.
      Носовые плазменные орудия были направлены в упор. Дистанция для удара была совсем не подходящей, но Ян, не видящий иного выхода, все решил покончить разом.
      Однако ни один предварительный импульс не сработал; Система отказывалась выполнять программу, словно была парализована.
      Ян вспомнил слова старика астронома: "Океан - это огромная чаша, которая в одном из районов Атлантики приобрела новые свойства. Возможно, что одна из гигантских впадин могла стать мощной антенной, способной принимать из космоса не просто сигналы, а образы... И кто знает, может быть, в ее темных глубинах изменившаяся среда способна дать им плоть... Где-то там, в уплотненных слоях, может образоваться ее формирующий центр..."
      Ян подумал о системе подводных течений, которая сформировалась за миллионы лет и стала устойчивой. Вероятно, в залив течение занесло только малую часть агрессивной среды, а сама впадина выбросила на орбиту нечто такое, с чем ее древняя природа вступила в противоречие.
      Проверив несколько электронных узлов, Ян обнаружил, что в двух из них программа не поддается контролю, а в третьем появилось нечто непонятное, привнесенное извне.
      Грозная "Горгона" со всей своей сложной техникой была бессильна против черного спутника, который, с одной стороны, был пасынком материка, а с другой - беспощадной тенью, эхом неизвестных космических миров. Вся электроника космического крейсера могла оказаться в его власти. Только человек мог противостоять ему - один на один. Оставалось только надеяться на ручное управление, пока робот-ориентир еще не свихнулся и послушно выдавал информацию.
      Решение пришло мгновенно, само собой. Ян не раздумывая включил форсаж.
      Крейсер дрогнул. Дюзы выбросили в космос тонны плазмы, и Ян почувствовал, что начинается ускорение.
      Наполовину сплавившаяся передняя платформа медленно погружалась в черный шар, наползающий на носовую часть корабля.
      "Если удастся достигнуть нужной скорости, то можно направить эту мерзопакость к Солнцу..." Ян понимал, что уже не сможет оторваться от черного спутника, который намертво прилип к кораблю.
      Они давно уже сошли с околоземной орбиты, и надо было рассчитать точно, чтобы не промахнуться. Надо было действовать наверняка.
      Робот выдал курс и потребовал увеличения скорости. Ян включил весь резерв. Его рука жала кнопку, как будто он мог из нее выдавить еще хоть каплю ускорения. Вдавленный в кресло, теряя сознание, он вспомнил мальчика со змеем, который обещал ему ждать сигналов из космоса...
      Он увидел его лицо, полное слез. Мальчик держал в руке пустую катушку, оброненную Яном, и клочок бумаги, оставшийся от разорванного змея.
      - В колодце больше нет воды, - сказал мальчик. - Ты выпил последний глоток...
      "Горгона", влипшая в бугристый черный шар, стремительно неслась к Солнцу. Ян знал, что сгорит, не долетев до поверхности. В мозгу промелькнула мысль, что робот-контролер может неожиданно изменить курс в экстремальных условиях, чтобы избежать столкновения с Солнцем. Ян нажал кнопку и сжег его, замкнув энергоблоки. Для верности он заблокировал всю электронную систему, перекодировав ее узлы на шифр своих биотоков, достал из нагрудного карманчика капсулу и раздавил ее зубами.
      В последний миг в его мозгу вспыхнула ослепительная небесная синева с парящим белым змеем. Ему показалось, что на натянутой нити он держит голубой купол неба с облаками и солнцем. Потом нить оборвалась, и он стал падать в черный колодец, которому нет конца.